Текст книги "Алеф (CИ)"

Автор книги: Виктор Глебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

– Добрый вечер, – подхожу, чтобы её поцеловать.

– Ты сегодня рано.

– Да, – я сажусь за стол напротив неё. – Сейчас мало дел. Вернее, мало возможностей их вести.

– Почему?

– Кое-кто решил поприжать наш бизнес.

– Это серьёзно?

– Ещё как.

– Но ты справишься?

Пожимаю плечами.

– Стараюсь выжить.

– Надеюсь, всё обойдётся. А я сегодня была в диспансере, – Марна расправляет на коленях салфетку. – Навестила твоего внука. Купила ему мягкую игрушку.

Я недоумеваю: зачем ей понадобилось заниматься Тристаном? Этак она, пожалуй, ещё и с Виктором меня помирит. Предприимчивая какая.

– Что за игрушку?

– Козлика, – произнеся это слово, Марна по-детски улыбается. – А может, барашка. Я плохо разбираюсь в животных.

– Ну, мне кажется, их трудно спутать.

– Вовсе нет. Очень даже легко. Кстати, зачем тебе крысы?

Вопрос задан совсем даже некстати, но это не значит, что на него можно не отвечать. Сказать правду или выдумать банальную отговорку? На принятие решения – считанные секунды.

– Наверное, ты слышала, что бегство крыс с корабля означает, что он скоро пойдёт ко дну?

Марна кивает.

– Поэтому, – продолжаю я, – можно выделить зависимость: крысы бегут – корабль тонет. Если расценивать поведение грызунов как признак, остаётся только спускать на воду шлюпки. Но что, если перед нами взаимосвязь причинно-следственная? Тогда, исключив побег, можно предотвратить гибель корабля. Понимаешь?

Марна сосредоточенно хмурится. Кажется, эта мимика присуща только личине, у Зои я её не помню. Хотя мы не так уж много общались, прямо скажем.

– Поэтому ты держишь их в клетке? – спрашивает Марна.

Я киваю.

– Знаешь, что я об этом думаю?

– Нет. Скажи.

– По-моему, у тебя едет крыша.

– Это суждение профессионального психолога?

– Угу. Оно самое. Хотя психиатру на тебя тоже не мешало бы взглянуть.

– Ладно, как только разберусь с делами, обязательно навещу кого-нибудь из них.

Марна недоверчиво усмехается. Интересно, как у киборгов с чувством юмора. Никогда не задавался этим вопросом.

В столовую заходит Фёдор и, извинившись, докладывает, что пришёл старший лейтенант Лемарский.

– Он ждёт в коридоре, – добавляет дворецкий.

– Полицейский? – встревожено спрашивает Марна. – Что ему нужно?

– Это по делам фирмы, не беспокойся, – отвечаю я непринуждённо.

Визит Лемарского в присутствии Марны не очень-то удачен, я ведь не знаю, насколько близки были их отношения со Шпигелем в качестве дочери и отца. В любом случае, мне не хочется, чтобы девушка заподозрила меня в его убийстве.

– Фёдор, проводи его в гостиную, я сейчас приду.

Дворецкий кивает и выходит.

– У тебя точно всё в порядке?

Марна знает, что полиция виртуальности не приходит по пустякам.

– Это насчёт безопасности. Оставайся здесь, а когда закончишь ужин, поднимись к себе и надень лучшее платье.

– Зачем?

– Увидишь.

Бросив на стол салфетку с монограммой, я отправляюсь в гостиную.

Полицейский ждёт меня в кресле, зажав пальцами дымящуюся сигарету.

– Добрый вечер, – усаживаюсь напротив. – Не ждал вас. Что-нибудь выяснили?

– Не так много, как хотелось бы.

– Чудесный эвфемизм.

Старший лейтенант слегка кивает. У него с юмором точно порядок.

– Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, – Лемарский извлекает из кармана плаща блокнот и ручку, вечные атрибуты сыщика.

Боже, как он похож на киношного детектива! Интересно, нарочно кому-то подражает?

– Дело в том, что получается неувязка со временем, – поясняет полицейский. – Давайте разберёмся по порядку. Правильно ли я понял, что Август Шпигель сперва звонил вам домой? У нас есть распечатка с телефонной станции, поэтому мы знаем, что он звонил в этот особняк, и разговор длился около двух с половиной минут.

– Подходил мой дворецкий, – говорю я. – Тот, который открыл вам дверь. Он записал номер Шпигеля и отдал его мне. Когда я вернулся домой, то позвонил по нему и договорился о встрече.

– Вы пригласили Шпигеля к себе в офис?

– Конечно.

– Сегодня я разговаривал с вашей секретаршей – застал её в последний момент, она уже уходила – и она сказала, что в тот день вы отпустили её домой раньше.

Я киваю. Надо быть очень внимательным: в виртуальной полиции служат парни не промах. Этот тип вполне может загнать меня в угол. Что тогда я предприму? Сдамся? Убью его? Вместо Лемарского явится кто-нибудь другой.

– Можно узнать, почему? – спрашивает старший лейтенант.

– Предпочитаю не решать деловые вопросы дома – тем более, с посторонними, в общем-то, людьми.

Брови у Лемарского удивлённо приподнимаются.

– Я спрашиваю не об этом, господин Кармин. Мне хочется понять, зачем вы отпустили секретаршу.

Чёрт! Кажется, я ещё обдумывал предыдущий вопрос. Или я на него уже ответил?

– Не хотел, чтобы нам мешали.

– А секретарша могла вам помешать?

– Кто знает.

Похоже, мои ответы Лемарского не впечатляют. Впрочем, меня тоже. Надо взять себя в руки и выдать что-то более убедительное.

– Если бы вам понадобилось оформить какие-нибудь документы, разве не было бы её присутствие, скажем так, полезно? – спрашивает полицейский.

– Ну, это я мог бы сделать и сам.

– Зачем тогда держать секретаршу?

Лемарский явно вцепился в меня, как клещ, и не собирается отпускать. А я ещё и даю ему дополнительный повод для подозрений своими дурацкими ответами.

– Вы сказали, у вас неувязка со временем.

– Ответьте на мой вопрос, пожалуйста.

– Насчёт секретарши? Хорошо, только прошу вас не афишировать то, что я вам скажу, – принимаю сконфуженный вид. – Многие обрадовались бы, завладей они этой информацией.

– Можете на меня положиться. Если то, что вы скажете, не имеет к делу прямого отношения, всё останется в этой комнате.

– Дела у нашей фирмы постепенно приходят во всё более плачевное состояние. Я не знал, о чём хочет поговорить со мной Шпигель, и был готов услышать самое худшее: например, что нам не удастся продолжить работу в Германии. С учётом того, сколько средств было потрачено на постройку завода… – развожу руками, предлагая полицейскому додумать фразу. – Поймите меня правильно: я доверяю своей секретарше, иначе не стал бы держать её у себя, но к чему вводить людей в искушение? Я в бизнесе давно и отлично знаю, что в наш век промышленный шпионаж – одно из самых доходных занятий. Именно поэтому мы тратим такие средства на охранные системы. В общем, лучше держать рот на замке, чем потом выяснять, кто тебя предал.

– У вас есть причины сомневаться в преданности секретарши?

– Нет, но некоторые люди не стесняются в средствах. А у каждого своя цена, верно? Кому-то нужны деньги, а на кого-то действуют угрозы или шантаж.

– То есть, вы отослали секретаршу, чтобы она не могла вас подслушать?

– Да, именно так.

– Ваш кабинет не изолирован от приёмной?

Тяжело вздыхаю. Вот ведь пройдоха!

– Увы, ей могли вручить какое-нибудь устройство… В общем, у меня не было ни малейшего желания рисковать.

– Понятно, – говорит Лемарский холодно. – Теперь насчёт неувязки со временем. Мы выяснили, что, после того, как Август Шпигель покинул ваш офис, в гостинице он не появлялся. Тем не менее, билет в аэропорту был выкуплен, хоть и на следующий день. Значит, Шпигель провёл ночь в неизвестном месте, затем купил билет, но не воспользовался им. Вопрос: пропал он уже ночью, а потом кто-то выкупил его билет, или же он пропал днём после того, как купил билет сам?

– Если первый вариант правильный, – говорю я, – то тот, кто выкупил билет, скорее всего, им воспользовался. Но это глупо: похищать человека и на отобранные у него деньги покупать билет, который тот заказал для себя, да ещё и улетать по нему.

– Согласен, – кивает Лемарский. – Мне тоже второй вариант кажется более убедительным. Вы не общались со Шпигелем после того, как он покинул ваш офис?

Я отрицательно качаю головой. К счастью, даже в виртуальности человека нельзя арестовать или обвинить, основываясь лишь на подозрениях. Правда, в коде Киберграда почти всегда остаются хоть какие-то следы о совершённых действиях, но, чтобы получить к ним доступ, требуются веские улики. Да и следов не всегда оказывается достаточно: система стремится удалять всё лишнее, чтобы экономить место на серверах.

– Что ж, – Лемарский тушит окурок о дно пепельницы и прячет блокнот в карман, – тогда не стану больше вас задерживать.

– Если вам понадобится задать мне ещё какие-нибудь вопросы, с удовольствием на них отвечу, – говорю я.

Лемарский поднимается. Я тоже встаю, чтобы проводить его до двери. Уже на пороге он вдруг спрашивает:

– Скажите, а кто управляет вашим немецким заводом с тех пор, как Шпигель исчез?

– Вначале им никто не управлял, поскольку я полагал, что герр Шпигель находится в Австрии и скоро вернётся. Но после вашего прошлого визита мой компаньон решил отправиться в Германию и присмотреть за тем, как там идут дела.

– Могу я узнать его имя?

– Глеб Луцин.

Лемарский снова извлекает из кармана блокнот, чтобы сделать в нём запись. Почему бы ему не заносить данные в терминал при помощи голосового ввода? Должно быть, и впрямь копирует какого-нибудь сыщика из старого фильма. Такие любители винтажа в виртуальности встречаются сплошь и рядом.

– До свидания, – говорит Лемарский, выходя на крыльцо.

– Всего доброго, – отвечаю я, закрывая дверь.

Чтоб вирус сожрал твоё сердце!

Глава 17

Небо похоже на лист серого картона, покрытого водяными разводами. Солнце опустилось достаточно низко, чтобы превратить деревья в чёрные силуэты, похожие на вырезанные из фанеры театральные декорации.

Белый самолёт с логотипом нашей фирмы катится по взлётной полосе, похожий на жирного взъерошенного баклана, которому к лапам прикрутили ролики.

– Ты когда-нибудь думал о том, что такое загробная жизнь? – спрашивает Глеб, выпуская в красное небо тонкую струйку табачного дыма.

– Ну, не то, чтобы думал, – отвечаю я. – В принципе, здесь особо размышлять не о чем.

– Почему? – удивляется Глеб.

– А всё просто: умирая, человек исчезает из мира. Навсегда.

– В ад и рай не веришь, значит?

– Если б верил, разве торговал бы мертвецами? Думаешь, я хочу вечно гореть в огне?

– Собственно, меня загробная жизнь тоже мало волнует.

– А в чём тогда дело?

– В догробной.

– Как?

– Ты не ослышался.

– Что, тебе тоже кажется, что ты живёшь не так, как следовало бы? Упустил что-то?

Глеб чуть приподнимает брови.

– Да нет, меня, вроде, всё устраивает. А что, кому-то так кажется?

– Забудь.

– Ты сказал «тоже».

– Неважно. Смотри, это за тобой.

Некоторое время мы молча наблюдаем за тем, как трап подъезжает и пристраивается к самолёту.

– Ну, мне пора, – Глеб протягивает руку.

– Счастливо. Когда долетишь, сообщи.

– Думаешь, со мной может что-нибудь случится?

– Чем чёрт не шутит?

Усмехнувшись, Глеб направляется к трапу. Он чувствует себя в полной безопасности. Уверен, мысли о догробной и вообще какой бы то ни было жизни посещают его разве что в качестве упражнения для ума.

В боку самолёта открывается люк, свет вырывается из салона, и через минуту мой друг скрывается в нём.

Разворачиваюсь и быстрым шагом направляюсь к машине. Внутри меня ждёт Марна. Сквозь стекло мы наблюдаем за взлётом самолёта. Удаляясь, он превращается в мигающий взлётными огнями крестообразный силуэт.

– Домой? – спрашивает Марна.

– Нет, покатаемся.

Генрих газует, и мы едем по ночному городу. Он, как всегда, упоительно красив, но сейчас меня не радуют его урбанистические пейзажи. Марна молчит, глядя в окно. На её лице не отражается ничего. Думаю, киборги равнодушны к виртуальности. Интересно, она захватила личину дочери Шпигеля или заранее готовилась к внедрению? Скорее всего, первое. А может, просто выкупила.

Всё это уже неважно. Иногда вещи, казавшиеся тебе очень существенными, вдруг теряют значение. Нет, дело не в любви. Дело в том, что я стою на пороге, и мне осталось сделать только шаг.

Мимо тонированных стёкол проносятся освещённые улицы, нас обгоняют машины, вылупившиеся в темноту фарами, мелькают круглые лица фонарей. Я сижу, прислонившись к мягкой спинке сиденья, и снова думаю о том, что всё больше людей покидает меня. Лишь стоя на асфальтированной и плоской, как надгробие, взлётной полосе, я осознал, что Глеб всё это время был не только моим деловым партнёром, но и по-настоящему близким и верным товарищем. Он не думал о том, о чём размышлял я бессонными ночами, не выстраивал рекламных кампаний и никогда никого не ненавидел. Точно так же, как он продавал младенцев, он мог бы заниматься чем-то другим: работа не оказывала влияния ни на его судьбу, ни на образ мыслей, она была необходимостью, но не предметом рефлексии. Жизнь казалась ему простой, хоть и не лишённой неприятных моментов – дорогой, по которой просто надо идти. Архитектор с ясным мышлением.

Марна отворачивается от окна и включает телевизор.

– Не против? – спрашивает она.

– Да пожалуйста.

На экране гримасничает ведущий ток-шоу. Его лицо выглядит знакомо.

– И все эти так называемые бизнесмены, на самом деле, – всего лишь гнойные паразиты на теле нашего стремящегося к лучшему будущему общества, – надрывается он. – Торговцы смертью! Неужели мы потерпим их присутствие в наших рядах? Всю эту мразь следует вырезать, как раковую опухоль! Выродки заперлись от нас в стеклянных башнях-небоскрёбах и думают, что им ничего не грозит. Но возмездие неизбежно! – ведущий вперивается в объектив камеры грозным взглядом. – Слышите?!

– Это про нас, – говорю я.

– Переключить?

– Как хочешь. Меня эти кликуши давно не трогают.

Марна меняет канал. Попадает на передачу о строительстве новых оградительных линий на пути распространения Природы. Бессмысленное занятие. Планета всё равно возьмёт своё. Лишь бы не на нашем веку. А там, как говорил один король, хоть потоп.

Снова гляжу через стекло. Города, что я вижу, не существует. Но какое это имеет значение? Много ли мы обращаем внимания на то, что реально?

Я остался с Олегом и Марной, моей недавно обретённой любовью. Пребудут ли они со мной или тоже уйдут? Можно ли быть уверенным в чём-то – хоть в действительности, хоть в виртуальности?

Мы строим планы, но жизнь – а кто-то скажет, что Бог – расставляет всё по местам.

Повернувшись, смотрю на точёный профиль Марны. Эта женщина создана для меня – не важно, судьбой или инженером. Она – загадка, и я хочу познать её тайны.

Почувствовав мой взгляд, Марна оборачивается и отвечает мне тёплой улыбкой.

– Что такое? – спрашивает она ласково.

Наверное, ей кажется, что я нуждаюсь в утешении, но я давно привык не обращаться за ним к другим.

– Ты ведь останешься со мной?

Это всё, что мне надо знать.

– Конечно.

– Навсегда?

– До гроба.

Я не могу сдержать смех. Глеб был прав: поразмыслить о жизни и смерти никогда не лишне.

– Почему ты смеёшься? – спрашивает Марна.

– Просто так. Поедем домой?

– Если хочешь.

– Генрих, в особняк, – говорю я шофёру, и «Бэнтли», резко свернув, устремляется к окраине города.

Киборги не бессмертны. Никто не бессмертен: энтропия всесильна. Но вероятность того, что Марна – вернее, Зоя – переживёт меня, велика.

– Сколько в среднем живут киборги? – спрашиваю я.

– Слишком долго, – отвечает Марна. – И людям это не нравится. Тебе тоже?

– Я не завидую. Наверное, просто ревную.

– К чему? – Марна выглядит удивлённой.

– К твоей жизни после меня.

– Не будет никакой жизни «после», – Марна произносит это так серьёзно, что мне становится смешно.

– Прости, – говорю я, не подавая виду.

– Ты должен был догадаться.

– Разумеется.

Дальше едем молча. Марне удаётся найти канал, по которому показывают концерт классической музыки. Салон заполняется волшебными звуками.

Может, рассказать Марне о твари, заведшейся в моей квартире? Нет, пожалуй, не стоит: она и так считает, что я чокнутый. Да зачем? Если это галлюцинация, мне нужен психиатр, а не психолог-бихейвиарист. А если нет… Стоп! Что значит «если нет?» Ничем иным это чудище, вылезающее из трещины в потолке, быть не может. Только не в реальном мире.

Когда «Бэнтли» останавливается перед крыльцом нашего дома, мы выходим и поднимаемся по ступенькам. Фёдор открывает дверь.

– Добрый вечер, – говорит он с лёгким поклоном. – Прикажете подавать ужин?

– Нет, – отвечает за меня Марна, отдавая Фёдору пальто. – Мы обойдёмся.

Я киваю дворецкому, и он уходит.

Мы поднимаемся в мою спальню и начинаем раздевать друг друга. Я вдыхаю аромат волос Марны: он пронзает меня тысячей стрел. Я – святой Себастьян, привязанный к дереву. Мне суждено лежать без памяти, истекая кровью, пока вдова Ирина не отыщет меня, чтобы вернуть к жизни.

Я помогаю Марне избавиться от одежды, а она снимает с меня рубашку и брюки. Спустя полминуты мы, обнажённые, приникаем друг к другу.

Руки Марны движутся вдоль моей спины, пальцы касаются позвонков. Я растворяюсь в ней, забывая о себе, теряя ощущение границ собственного тела. Это не физическое – скорее, духовное. Сознание расширяется и захватывает Марну, поглощает её, ассимилируя и ассимилируясь. Мы падаем на постель и целуемся. Кажется, клетки кожи проникают друг в друга, мышцы тают, кости растворяются, жидкости смешиваются. Я и Марна – андрогин, некогда разделённый богами, но вновь обретший свои половинки. Любовь – это клей, восстанавливающий былое совершенство.

Тела, оболочки, плоть – перестают ощущаться. Чистые сознания исследуют друг друга и находят отклик повсюду. Мы словно смотримся в одно зеркало, но с разных сторон, и граница магическим образом исчезает.

Марна на секунду отодвигается, чтобы взглянуть мне в лицо. Я вижу зеленоватый блеск её зрачков.

Я – звезда, падающая по спирали в чёрную дыру, частица солнечного ветра, обречённая претвориться в антиматерию.

Напряжённые соски Марны касаются моей груди. Её бёдра сжимают меня всё сильнее, а дыхание обжигает. Я чувствую капли пота, выступившие на коже. Мы не двигаемся, а скользим в бешеном ритме, и вот Марна вскрикивает. Крик сменяется протяжным стоном, и она прижимается ко мне всем телом сразу. Спустя пару секунду я изливаюсь в неё, и мы замираем, не расцепляя рук и ног.

– Любимый! – шепчет Марна.

Её голос летит, словно песок над пустыней.

Мне хочется стать Фаустом, чтобы остановить мгновение – заморозить, заспиртовать, залить формальдегидом подобно тому, как техники на моей фабрике консервируют в банках мёртвых младенцев!

Нехотя расцепившись, мы укладываемся рядом. Марна поворачивает ко мне голову, в её глазах светится нежность. Не нужно ничего говорить, потому что мы знаем: всё отошло на второй план в тот миг, когда мы обрели друг друга. Я ошибался, думая, что близкие постепенно покидают меня. Они просто освобождали место.

Я сижу в офисе и наблюдаю, как программы-помощники вносят последние корректировки в «Алеф». Это как отполировать уже начищенный до блеска лист меди. На стенах пульсирует слизь, защищая нас с вирусом от любых внешних посягательств. Если сейчас в закрытое стальной шторой окно или стену небоскрёба влепится ракета, она не причинит мне вреда. Впрочем, я не боюсь.

Мои крысы утром проявляли беспокойство: пронзительно визжали, и, кажется, Гектор пытался откусить Минерве хвост. Перед тем, как уехать в офис, я велел Фёдору отнести их ветеринару – пусть на всякий случай осмотрит.

Валентина жаловалась, что в доме завелись тараканы. По её словам, они лезут изо всех щелей, и даже сильнодействующий яд, любезно предоставленный Олегом, на них не действует. Похоже на очередные проделки Голема. Безвредные, но важные для него символы апокалипсиса. Кажется, я разгадал его игру и смогу победить. Впрочем, похоже, преимущество было за мной и раньше, только я этого не понимал.

Интерком оживает.

– Вам звонит Андрей Юрьев, – сообщает Мила. – Соединить?

– Да, конечно. Алло?

– Добрый день. У тебя есть свободное время или ты очень занят, дописывая вирус?

– Не особенно, – отвечаю я. – Он почти готов. А что?

– Можешь со мной встретиться?

– Зачем?

– Не всё ли равно?

Мысли лихорадочно вертятся в голове: неужели Голем передумал или испугался? Если да, то убедить меня отказаться от создания «Алефа» ему не удастся, и он должен это понимать.

– Ну, так как?

– Не вижу смысла. Ты сомневаешься во мне?

– Нет.

– В себе?

Ответа приходится ждать секунд пять.

– Я готов.

– Значит, не о чем говорить.

– Ты боишься?

– Просто не понимаю тебя.

– Я хотел пригласить тебя к себе.

А вот это что-то новенькое!

– Серьёзно?

– Да. Не любопытно?

Должен признать, Голем знает, как искусить человека.

– Ладно, – говорю я. – Согласен. Но моя смерть тебе не поможет. До вируса ты не доберёшься, а он будет готов и без моего участия.

– Надеюсь, ты проживёшь ещё долго. Записывай адрес.

Голем диктует название улицы, номера дома и квартиры, а я тщательно записываю.

– Готово?

– Да. Ты действительно там живёшь?

– Андрей Юрьев живёт.

– Понятно.

Разумеется, это адрес личины. Сам ренегат расклонировал себя по всей Сети.

– Приходи к шести часам, – говорит напоследок Голем.

В динамике раздаются протяжные гудки.

Я заинтригован. Не представляю, зачем он назвал мне свой адрес. Может, на всякий случай воспользоваться новой личиной?

Интерком вновь оживает.

– Господин Кармин, пришло сообщение от месье Этеля. Он спрашивает, будет ли вам удобно приняться его в половине четвёртого?

– Пусть приезжает.

Меня охватывает предчувствие больших перемен. Француз, должно быть, переговорил с друзьями и хочет сообщить мне о возможности транспортировать наш товар нелегально. Если он все продумал, придётся выработать с ним и его партнёрами новые деловые отношения. Это приведёт к большим затратам, но на что не пойдёшь ради сохранения бизнеса в целом?

Минут за сорок до прихода Этеля я начинаю проверять работу программ. Вирус почти готов и напоминает аморфное по виду существо, удивительное в своей абстрактности и цельности одновременно. Моё творение – самое структурированное и при этом призрачное из всего, что я делал. Меня охватывает гордость, когда я представляю, как «Алеф» понесётся по Сети, проникая в каждый провод, сигнал, в каждую деталь мирового электронного океана. Для его распространения практически не существует границ. Он найдёт и уничтожит ренегатов повсюду. Но только тех, кто замыслил непосредственное зло против человечества. Мысль или намерение, не подкреплённое попыткой осуществления, не станет поводом для казни.

Я думаю о Зое. Она понимает, чем я занимаюсь, и знает, что является одной из тех, кому предстоит стать жертвами «Алефа». Но лишь в том случае, если она до сих пор предана Голему, а у меня на этот счёт большие сомнения. Надеюсь, её разум или душа – что там есть у киборгов – принадлежат мне целиком и полностью. Для её же блага. Потому что я не смогу защитить её. У «Алефа» не будет «любимчиков»: никаких исключений. Жизнь или смерть Зои – единственный способ узнать правду о том, кто она мне, а я – ей.

Когда Мила докладывает по интеркому, что пришёл Этель, я быстро сворачиваю работу и закрываю терминал, запечатав его паролями.

Принимаю деловой и спокойный вид.

Француз заглядывает в кабинет, словно опасаясь, что меня там нет. Я с дежурной улыбкой поднимаюсь ему навстречу.

– Рад вас видеть.

Сегодня эта фраза произнесена искренне.

Француз опускается в кресло, я занимаю своё место за столом.

– Не будем ходить вокруг да около, – Этель смотрит мне в глаза. – Мои друзья готовы обеспечить доставку вашей продукции в любое место виртуальности.

– Приятно слушать. Каким образом?

– Не вдаваясь в подробности, схема выглядит так: собираются заказы, товар грузится на самолёт и отправляется на перевалочный пункт, местоположение которого держится, как вы понимаете, в секрете.

– От меня или от вас?

– Ото всех, господин Кармин. Вопрос нашей общей безопасности.

– Понимаю.

– Так вот. Оттуда товар будет распределяться по местам назначения. Всё можно окончательно решить в течение недели, даже быстрее. Так что дело за вами. Согласны?

– Интересно и заманчиво. Но нужно обговорить вопросы партнёрства.

– Само собой, – кивает Этель. – Распределение финансов, в первую очередь.

– И кто будет держать деньги в руках, если позволите так выразиться.

– Все схемы прозрачны.

– Само собой. И, тем не менее, я должен осуществлять контроль.

– Плату за товар будете получать от клиентов вы, а мы будем работать как транспортная фирма.

– Так сказать, у меня на зарплате?

– Вот именно. На очень хорошей зарплате, – Этель неожиданно широко улыбается, демонстрируя два ряда идеально ровных зубов.

– Это означает, что мне практически придётся отказаться от собственного транспортного отдела, оставив только местные перевозки.

– Да, курьерскую доставку. Но вам ж лучше: сэкономите.

– И при этом я стану полностью зависим от вас.

– Ну, чем-то всегда приходится жертвовать.

– Кто будет оплачивать услуги… скажем так, не вполне легальные и непредвиденные.

– Мы готовы взять это на себя.

Что ж, условия не так уж и плохи. На первый взгляд. Но, разумеется, Этель со товарищи постараются извлечь из партнёрства максимальную выгоду, поэтому за ними нужен глаз да глаз.

– Думаю, этими вопросами лучше всего заняться нашим юристам и экономистам, – говорю я. – Пусть всё утрясут.

– Согласен, – кивает Этель. – Всегда следует полагаться на профессионалов. – Но вовлекайте только надёжных, проверенных людей.

– Само собой. Это и в моих интересах. Как насчёт среды? Ваши и мои люди могли бы встретиться здесь, в конференц-зале.

– Отлично. Во сколько?

– Часов в одиннадцать?

– Хорошо, договорились, – Этель поднимается с кресла. – Не хотите отметить наш союз? У меня заказан столик в отличном ресторане. Называется «Люксор», может, знаете?

– Да, отличное место, – я тоже встаю. – Но, к сожалению, у меня сегодня назначена ещё одна встреча, которую я никак не могу отменить. Приходится вертеться.

– Понимаю. Значит, буду трапезничать в одиночестве.

– Мне очень жаль, что не могу составить вам компанию.

– Ничего, я часто обедаю один.

Провожаю француза до двери, мы жмём на прощанье друг другу руки, и он уходит. Вернувшись за стол, несколько минут сижу, обдумывая ситуацию, в которой оказался. В принципе, всё произошло так, как я и ожидал. Теперь главное – не дать акулам сожрать мой бизнес. Они могут кормиться с него, но основной кусок должен доставаться мне и моим партнёрам, Глебу и Олегу. Нужно проинструктировать на этот счёт юристов.

Но прежде всего я должен выйти в действительность и перекусить.

В начале шестого вызываю Генриха.

– Подавай машину.

– Да, господин Кармин.

Выхожу в приёмную.

– Сегодня меня не будет.

Мила кивает и желает мне всего хорошего.

– Можешь тоже уйти пораньше, – говорю я. – Важных дел у нас пока не предвидится. Клиентов тем более.

Спускаясь на лифте, чувствую растущее возбуждение.

Возможно, Голем попытается меня убить. Что, если я пребываю в иллюзии относительно его замысла? В конце концов, что такое мой разум против его интеллекта? Букашка по сравнению с богом.

И всё же я хочу сразиться и победить. Мне не нужен пистолет и не нужна личина Германа. Наша битва разворачивается не на улицах Киберграда.

Он – многоголовая гидра, дракон, я – Беллерофонт, жаждущий сокрушить чудовище. Мы творим миф, двигая историю. Парадокс – и тем не менее.

Выхожу на крыльцо, у которого меня ждёт автомобиль. Стоит ли себя успокаивать? Что, если всё это бесполезно? Может быть, Голем не достал коды запуска, и я сам ввёл себя в заблуждение своими нелепыми догадками? И дело совсем не в моей человечности и не в суде, который я вершу одновременно над киборгами и людьми. Вдруг, ренегат – всего лишь сбрендившая машина, одержимая жаждой убийства, как и пытался убедить меня Стробов? И тогда нет никакой игры и никакого диалога между нами, а я – просто идиот.

Сажусь в «Бэнтли» и называю Генриху адрес. Мы едем через город, на который уже спускаются сумерки. Огни ещё не зажигали, но рекламные таблоиды сверкают и переливаются. По низким облакам ползут яркие картинки и многообещающие надписи, девушки томно подмигивают, закусив нижние губки, а суровые мужчины с брутальными улыбками играют мускулами.

Мегаполис живёт и пульсирует, пронизанный сетью вен и артерий. Он поглощает кислород и питательные вещества, одновременно выводя из себя нечистоты. Организм, существование которого висит на волоске и зависит лишь от моего скудного ума. А то и хуже – от моего сердца.

Я не Авраам и не могу торговаться с Богом. Спасутся все или никто. Да и остались ли праведники в городах человеческих?

Автомобиль сворачивает к так называемым «старым кварталам». Здесь ещё можно увидеть следы неистовой фантазии первых строителей киберпространства, но они давно перестали меня интересовать. Вся эта мишура оказалась никому не нужной – виртуальный «рай» развлекал пользователей недолго. Теперь сюда приходят, чтобы предаться ностальгии, или как в музей – поглазеть на обветшалые экспонаты градостроительства.

Мы мчимся по пустынным улочкам, затянутым паром и подсвеченным пульсирующим неоном, проносимся мимо живых домов и прозрачных мостов, причудливых порталов, гибких монорельсовых дорог, протянутых над и между домами, а также множества совершенно невообразимых вещей, создание которых некогда ассоциировалось у людей со свободой и будущим.

Генрих останавливает автомобиль в Интермедия-тауне. Сюда приходят юзеры, жаждущие развлечений. Они не живут в виртуальности более-менее постоянно, а заглядывают в свободное время, чтобы отдохнуть.

Реклама громоздится одна на другой. Стены домов и небеса расцвечены лазерными проекциями. Отовсюду звучит музыка. Здесь можно увидеть любые личины – порой попадаются такие персонажи, что кажется, будто ты угодил на другую планету. Интермедия-таун считается кварталом фриков, но это суждение поверхностно: просто здесь обитают люди с иным отношением к виртуальности. Для них она – что-то вроде ночного клуба.

Выхожу из машины и осматриваюсь. Голем живёт в большом многоэтажном доме, напоминающем вставшую вертикально гусеницу. Из стен торчат короткие толстые ножки, оканчивающиеся раздвоенными остриями. Стены блестят от выделяемой смазки – должно быть, это «здание» иногда перемещается по кварталу. Значит, оно снабжено гравитационным гироскопом.

На первом этаже находится небольшой ресторан в азиатском стиле: над входом висят большие бумажные фонари, окна завешаны соломенными шторами, из приоткрытой двери доносятся звуки циня и чжена.

Подъезд располагается справа от ресторана. Он приветливо освещён, а на верхней ступени замер похожий на раскрашенную статую швейцар в чёрной ливрее с золотыми галунами и алой плоской шапочке. Курчавая борода, разделённая надвое, спускается по животу до самого пояса.

Поднимаюсь на чуть пружинящее под ногами крыльцо и нахожу на панели домофона кнопку под номером «17». Она напоминает пупок. Нажимаю. В ответ раздаётся негромкий мелодичный сигнал, а затем – голос Голема: