Текст книги "Алеф (CИ)"

Автор книги: Виктор Глебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Глава 11

Наверняка Фёдор знает, где Виктор. Возможно, даже прячет его в доме. Надо на днях обыскать подвал и чердак. Хорошо бы раздобыть собак, чтоб взяли его след (сторожевые доберманы не подходят: они не нюхачи), но боюсь, не смогу совладать с собой и позволю псинам задрать ублюдка. А жаль: могло бы получиться довольно весело.

Перед тем как войти в Киберград, я отсыпался, и мне приснилось, будто потолок в гостиной треснул. Прямо от стены до стены, и через образовавшуюся дыру мне в лицо сыпался то ли песок, то ли бетонное крошево, а я не мог встать и только жмурился, чтобы не запорошило глаза.

Утром я долго боролся с желанием позвонить Зое. Наверное, в конце концов и позвонил бы, но не придумал, что сказать. К счастью, я всегда могу уйти в Киберград – что я и сделал.

Около полудня в особняк заявились полицейские, но я велел Фёдору сказать, что меня нет дома. Он объяснил детективам, что произошло с Евой, его жена всё подтвердила. До меня доносились обрывки разговора. Фёдор уверял, что имел место несчастный случай, но его слова на полицейских впечатления не произвели. Они оставили номера для связи на случай, если объявится Виктор. Ему выносилось предупреждение, и его ставили на учёт. При следующем инциденте, заявил детектив, власти уже не будут снисходительны. После ухода полицейских Фёдор пересказал мне подробности разговора, но они не добавили к подслушанному ничего существенного.

Звоню в больницу. Мне говорят, что Еве стало хуже, и в палату её не перевели. Какой-то рецидив. С внуком сидит няня, которую нашла Мила, так что ребёнок под присмотром, но почему Ева не идёт на поправку?

Часа полтора хожу по дому расстроенный, безо всякого желания заниматься делами. Может, подкупить врачей, чтобы попасть к Еве в реанимацию? Наверняка это возможно.

Наконец, беру себя в руки и еду в офис. Прошу Генриха не включать в машине музыку: совершенно нет настроения.

По дороге обдумываю текучку.

Проблему Шпигеля я решил. Осталась Марна. Ехать к ней или вызвать сюда? Пока её папаша официально жив, время терпит. Главное – никакой суеты.

Когда мы подъезжаем к небоскрёбу, и я выхожу из «Бэнтли», уходящее в небо здание неожиданно производит на меня гнетущее впечатление: наверное, пора взглянуть правде в глаза и признать, что мне никогда не подняться на последний этаж – туда, где сидят мега-магнаты, вершители судеб. Сколько бы я ни пыжился и ни карабкался, я всё равно останусь бизнесменом средней руки: никакие забальзамированные уродцы не вознесут меня на вершину. Чтобы торговля смертью приносила астрономический доход, надо или скупить все кладбища, или продавать оружие.

Поднимаюсь в свой офис, погружённый в мрачные мысли. Должно быть, этот приступ пессимизма спровоцирован потерей Гермеса, тем фактом, что на меня охотятся фидави, и рецидивом болезни Евы.

– Мила, – говорю я с порога, – у меня в кабинете сгорела ванна. От кислоты. Я экспериментировал с образцами. Будь добра, вызови рабочих установить новую. И зайди потом ко мне, я выпишу тебе премию.

– Спасибо, господин Кармин, вы очень добры! – секретарша расплывается в счастливой улыбке.

Иногда я думаю, чем она занимается в реальной жизни, если в виртуальности служит секретаршей? Раз деньги на то, чтобы платить за Киберград, у неё имеются, значит, не бедствует. Возможно, какая-нибудь богатая вдовушка проживает таким образом вторую молодость? Днём – работа в офисе, вечером – вечеринки в барах и секс без обязательств. Кормление и расчёсывание кота, разговоры с подружками по терминалу, просмотр мелодрам, когда одиноко и идёт дождь… Ну, или наоборот: Мила трудится в моём офисе, чтобы платить за жизнь в реальности. И вообще, может быть, на самом деле она старый, толстый, уродливый мужик.

Впрочем, это меня не касается, а сейчас и вовсе не до предположений относительно реальной жизни Милы.

Войдя в кабинет, скидываю пиджак и сажусь за стол. Почти сразу звонит интерком. Нажимаю розовую кнопку – пуп моего виртуального существования.

– В два часа придёт мистер Фарли, – сообщает Мила. – Помните, такой противный толстяк, от него ещё всегда жутко воняет луком?

– Ну, конечно.

Ещё бы: как забыть ходячий пончик, начинённый пореем?! С вечной испариной и нервным подмигиванием. Поистине, некоторые юзеры поражают меня выбором личин. В мире, где можно выглядеть, как Адонис или Афродита, они конструируют то, что принято называть «альтернативной внешностью» (уж не знаю, почему люди думают, будто «внешность, альтернативная красивой», звучит лучше, чем «уродство»). В чём тут дело? Отражение комплексов? Желание выделиться из толпы? Эксперимент? Быть может, мистер Фарли в реальной жизни умопомрачительный красавец, уставший от того, что женщины вешаются на него толпами, а мужчины начинают завидовать, стоит ему войти в комнату?

– Он сказал, чего хочет? – спрашиваю я Милу.

– Купить набор сиамских близнецов для своего племянника.

– Подарок малышу? – усмехаюсь я. – На день рождения, надо полагать?

– Нет, его племянник – студент-медик. Образцы нужны ему для работы.

– Понятно. Скажи, чтобы набор доставили ко мне в кабинет к половине второго.

– Хорошо, господин Кармин. Есть информационные сводки за последние сутки. Хотите послушать?

– Давай, – я располагаюсь в кресле поудобнее.

– Вчера в восемь часов вечера японское правительство запретило персоналу родильных домов выдавать трупы мёртворождённых младенцев родителям. Отныне все детские тела будут изыматься специально учреждённой службой и кремироваться. Китай также заявил о жёсткой позиции в отношении экономической эксплуатации мёртворождённых. Теперь лица, замешанные в подобного рода правонарушениях, будут считаться пособниками убийства, ибо известно – цитирую – «что многие женщины специально провоцируют выкидыши, поддаваясь соблазну лёгкого заработка».

Какой бред! Всё это имело бы смысл, будь мой бизнес частью реального мира, но в виртуальности вводить подобные запреты попросту нелепо – ведь из-за них настоящие дети не перестанут рождаться мёртвыми.

– Похоже, скоро дойдёт и до нас. Как тебе кажется? – говорю я.

– По правде сказать, не думаю.

– Почему?

– Женская интуиция, господин Кармин. Да, и потом, слишком многим необходимы наши услуги. Не пропадём.

– Ну-ну, твоими бы устами… – усмехаюсь я. – Есть ещё что-нибудь?

– Нет, это всё.

– Хорошо, тогда займись тем, о чём я просил.

– Да, господин Кармин.

Отключив интерком, разворачиваю кресло к окну: мухи плотно облепили стекло – кажется, они упорно пытаются проникнуть внутрь. Их тяжёлые чёрные тела разгоняются и бесшумно бьются о прозрачную преграду – как я уже говорил, все офисы в здании звуконепроницаемы. Похоже, это всё-таки шпионские программы, только странно, что защитные системы небоскрёба до сих пор их не уничтожили.

На всякий случай запускаю сканер. Через пару минут он выдаёт отчёт: всё чисто, никто не пытается проникнуть в файлохранилище или инфраструктуру фирмы.

Насекомые когда-то были самым многочисленным классом животных на Земле. До того, как Природа поглотила их. Но в городах остались мухи и тараканы. По идее, теперь их следует считать выпавшим звеном эволюции. Как и человечество, кстати.

Я нажимаю розовую кнопку:

– Мила, ты когда-нибудь думала о том, что крысы, бегущие с корабля, – это новое поколение?

– Поколение чего? – секретарша явно сбита с толку.

– Эволюции. Ты согласна, что только выживший может дать потомство?

– О, да, конечно! Само собой.

– Ну, так как насчёт крыс?

Какое-то время Мила молчит.

– Пожалуй, вы правы, господин Кармин, – отвечает она, наконец.

– В таком случае попроси кого-нибудь пересчитать всех крыс в нашем здании.

– Боюсь, у нас их нет, – кажется, секретарша обескуражена. Но и я тоже: мне казалось, что грызуны вездесущи, будь то реальный или виртуальный мир.

– Это почему?

– Требование санитарной нормы. Всех грызунов давно истребили. Они разносили вирусы и вредоносные…

– Всё ясно. Тогда приобрети мне парочку в зоомагазине. Разных полов.

– Хорошо, господин Кармин. Это срочно?

– Нет, подождёт до завтра.

Чем дальше мы идём, тем труднее возвращаться. Чем труднее возвращаться, тем меньше мы этого хотим. Чем меньше мы этого хотим, тем сильнее желание идти дальше. Чем сильнее желание идти дальше, тем быстрее мы устаём. Чем быстрее мы устаём, тем сильнее желание остановиться. Сделать остановку – значит впасть в отчаяние.

Так говорил мой отец. До того, как утонул в Финском заливе. Мать сказала, он заплыл слишком далеко, и у него не хватило сил дотянуть до берега. Но, вспоминая его слова, я иногда думаю: «А хотел ли он вернуться?» Может быть, он сделал ту самую роковую остановку, когда сил идти вперёд уже нет, а смысла возвращаться – и подавно?

Я часто вспоминаю его – не то, как он играл со мной в детстве, а каким он был в последние годы. Тогда отец казался мне очень старым.

Иногда он делился со мной обрывками своих мыслей, облекая их в форму афоризмов. Не знаю, было ли ему важно, чтобы я его понимал, но я запоминал его слова, составляя из них коллекцию.

Последнее, что он сказал: «Подниматься на гору мешает не её высота, а то, что остаётся у её подножья». Потом отец разбежался и прыгнул в воду. С тех пор живым я его не видел.

Похоже, я и мать тяготили его – а может, весь образ жизни, который он вёл. И он оставил нас у подножия своего Эвереста. Было ли для отца это шагом отчаяния или, напротив, силы? Я думаю, он просто сошёл с ума. Для меня лишение себя жизни неприемлемо в принципе. Иногда мне кажется, что без меня мир исчезнет, что вселенная существует лишь потому, что существую я. Знаю, мысль не нова, однако разве это делает её неверной?

Я никогда не понимал и не принимал поступок отца. Для меня он навсегда останется безумцем, предавшим меня, мою мать и себя самого.

Впрочем, я даже не уверен, что отец нарочно заплыл так далеко. Возможно, это был просто несчастный случай. Иногда чьи-то слова так искажают наше представление о происходящем, что мы сами выстраиваем на их основе иллюзию, ничего не имеющую общего с действительностью.

– Привезли образцы для мистера Фарли, – сообщает Мила по интеркому.

– Пусть заносят.

Неужели уже половина второго?

Дверь открывается, и входят посыльные. В руках они держат запечатанные коробки.

– Поставьте под стол, – говорю я, вставая с кресла. – Да, вот сюда. Благодарю вас.

Курьеры аккуратно размещают товар там, где велено: они работают на моём заводе и знают, с чем имеют дело.

Когда они уходят, я возвращаюсь в кресло.

Сколько ещё уродов мне нужно продать, чтобы добрать до вершины небоскрёба? Тысячи? Сотни тысяч? Хватит ли мне на это жизни? Может, стоило выбрать дело поприбыльнее? Например, торговать оружием или медикаментами. Наверное, ещё не поздно. Стартовый капитал у меня есть, так что сменить сферу деятельности не проблема.

Предаюсь размышлениям на эту тему, когда в интеркоме раздаётся голосок Милы:

– Пришёл мистер Фарли.

– Приглашай, – отвечаю я, поднимаясь из кресла.

Американец заходит в кабинет с широкой улыбкой на лоснящемся лице. Фарли мне отвратителен: кусок жира, затянутый в презентабельность. Широкий светло-синий костюм в крупную полоску плотно облегает его толстые ляжки и живот. Бордовый галстук выбивается из-под лацканов пиджака, а золотая булавка выглядит как надкусанная медаль почётному обжоре.

– Добрый день, – говорит Фарли и протягивает мне для рукопожатия свою потную ладошку. – Вам сообщили о том, что меня интересует?

Благодаря встроенной в каждую личину (и в программу-симулятор) прошивке, в виртуальности не имеет значения, на каком языке говорит человек – любая речь переводится автоматически в особый код, воспринимаемый собеседником как родной язык.

– О, да, разумеется, – я извлекаю из-под стола три коробки с сиамскими близнецами: белыми, азиатскими и чернокожими. Открываю их одну за другой и выстраиваю на столе резервуары.

– Прекрасно! – толстяк облизывается, словно ему подали трюфеля. – Мой племянник будет в восторге.

«Смотри, не съешь их по дороге!» – думаю я, а вслух говорю:

– Цена стандартная: восемьдесят тысяч.

– Конечно, я выпишу чек.

– Как вам удобно, – отвечаю я любезно. – Можно упаковывать?

– Да, я вам доверяю.

– Спасибо.

Пока толстяк выписывает чек, засовываю близнецов обратно в коробки.

– Вот, – Фарли, отдуваясь, словно только что пробежал пару километров, протягивает мне листок, исписанный нулями. – Не могли бы вы послать этих красавцев прямо моему племяннику?

– Конечно, только дайте его адрес.

Толстяк снова принимается водить ручкой по бумаге. Кажется, это отнимает у него последние силы, поскольку он отдувается и пыхтит, как паровой котёл.

– Держите! – говорит он, наконец, с гордостью протягивая мне результат своих трудов.

После ухода американца Мила заглядывает в кабинет, чтобы сказать, что явились рабочие с новой ванной, поэтому не соглашусь ли я пока где-нибудь погулять? Я отвечаю, что поеду домой.

– Присмотри за ними, – говорю я перед тем, как уйти. – Чтоб ничего не прихватили. И жучков не оставили.

– Не беспокойтесь, господин Кармин. Если они даже каким-то чудом и сумеют сюда что-то пронести, я обязательно проверю после их ухода ваш кабинет сканером.

Дома я первым делом припираю Фёдора к стенке в надежде выяснить, где прячется Виктор, но дворецкий открещивается и вообще играет в несознанку. Тогда я требую подать обед, а сам отправляюсь в душ. Пока моё виртуально тело стоит под несуществующими струями, я выхожу из Киберграда и отправляюсь в настоящую ванну. Тёплая вода помогает расслабиться, так что даже не хочется вылезать. Но всё приятное, к сожалению, когда-нибудь кончается. Я должен вернуться в виртуальность и поработать над тем частями «Алефа», которые хранятся под паролем-идентификатором Кармина.

И вот я сижу в своём особняке перед терминалом, глаза у меня собираются в кучу, и тут звонит Мила и говорит, что в офис припёрся Фернен и хочет срочно со мной переговорить. Я отвечаю, что буду через полчаса, и, радуясь вынужденному перерыву, начинаю одеваться.

Когда я вхожу в офис, француз поднимается мне навстречу.

– Прошу в мой кабинет. Простите, что вам пришлось ждать.

– Я должен был договориться о встрече заранее.

Мы проходим в кабинет. Я сажусь за стол, Фернен – напротив.

– Мне необходимо с вами поговорить, – француз кажется взволнованным и возмущённым. Интересно, с чего бы? Неужели наш товар его не удовлетворил?

– Я вас слушаю.

– В утренней газете – я имею в виду французскую газету, конечно, – так вот, там написали, что во многих странах запретили ваш бизнес. Это правда?

– К сожалению, да, мсье Фернен.

– Но, я надеюсь, Киберграда это веяние не коснётся?

– Как знать. Впрочем, моя секретарша убеждена, что нет.

Фернен морщится.

– Эти женщины! Что они понимают?

Я пожимаю плечами.

– Интуиция. Если не верить в неё, то остаётся лишь надеяться.

Фернен беспокойно ёрзает в кресле. Мне странно видеть этого всегда невозмутимого человека в волнении. Неужели его выбили из колеи проблемы коллекционирования? Это кажется странным. А впрочем… у каждого свои слабости.

– Но ведь это глупо! – восклицает Фернен. – Запрещать то, что востребовано, то, что необходимо. Сколько можно заниматься формализмом? Ведь ясно как день, что мир изменился, и люди больше не покупаются на то, что когда-то казалось очевидным. Все устали от нравоучений. Желание независимости толкнуло человека на поиски своего «я», а такие устремления, как известно, всегда кончаются индивидуализмом и эгоизмом.

– Которые, в свою очередь, зачастую приводят к чрезмерно завышенной самооценке, – вставляю я, видя, что собеседника прорвало и понесло. Господи, зачем я сюда припёрся? Похоже, Фернену попросту надо выговориться, и я попал под раздачу.

– Потребность в самостоятельности нельзя отделить от желания власти – это два конца одной прямой, – говорит Фернен. – Никто не хочет подчиняться, все хотят повелевать. Это потребность духа. Человечество находится на гране истерики, оно должно выродиться, чтобы прийти в себя, и чтобы выздоровление было полным, оно должно выродиться окончательно! – Фернен достаёт из кармана носовой платок и вытирает проступившую на лбу испарину. Похоже, пламенная речь далась ему нелегко.

– То, что мир болен – мысль не новая, – замечаю я.

– Вы правы, но заболевание может длиться очень долго, прежде чем наступит кризис, а поставить диагноз вовсе не значит излечить.

– Вы считаете, это происходит именно сейчас? Я имею в виду истерику и вырождение.

– Ну, разумеется!

– Почему?

– Попытка избавиться от того, что уже существует, и есть свидетельство несостоятельности современного миропорядка. Я имею в виду атаку на ваш бизнес, предпринятую на государственном уровне.

– Понятно.

– Это симптом глобального процесса. Цивилизация не может вечно совершенствоваться. Мы живём в век материи. Посмотрите, что нас окружает. Вещи, вещи и ещё раз вещи. Целое море предметов, большинство из которых существует вовсе не для пользы человека. Они создаются во имя прогресса и являются его символами. Единственное их назначение – устаревать. А главный признак совершенства – соответствие своему назначению. Например, черви являются шедевром эволюции, ибо у них есть всё, что необходимо (рот, кишечник, кровеносная и нервная системы), но нет ничего, что им не нужно (глаза, конечности, шея). Упрощение тоже может быть совершенством.

– Мсье Фернен, неужели вам хочется, чтобы человечество стало похоже на червя?

Француз морщится от такой примитивной формулировки.

– Вы говорите, исходя из предположения, что червь отвратителен, – отвечает он. – Однако данная предпосылка не объективна.

– Согласен. С точки зрения природы, червь совершенен. Вернее, был совершенен. До того, как течение эволюции на Земле кардинально изменилось. Видите ли, мсье Фернен, помимо так называемого естественного хода вещей существуют непредвиденные факторы. И они вступают в игру довольно часто, что, кстати, – как ни парадоксально – позволяет считать их частью естественного хода вещей.

Фернен несколько секунд смотрит на меня, переваривая услышанное. Я решаю воспользоваться паузой, чтобы закончить наскучившую мне дискуссию. Спасибо французу за то, что устроил мне перерыв, но и дальше слушать его высокопарное нытьё – благодарю покорно!

– Не думаю, что существование нашей фирмы имеет такое уж экзистенциальное значение, – говорю я. – Право, мсье Фернен, не волнуйтесь за нас. Что бы не случилось, мы не оставим своих клиентов на произвол судьбы и чёрного рынка.

– Боюсь, вам самим придётся стать его частью.

– Не частью. Сутью.

Фернен поднимает брови.

– Я вижу, вы не из тех, кто покоряется, мсье Кармин.

– Вы сами сказали: больше никто не хочет подчиняться.

– Это верно, только одного желания мало. Необходимо иметь силу.

– Вы сомневаетесь во мне, мсье Фернен?

Француз окидывает меня внимательным взглядом.

– Я надеюсь остаться вашим клиентом при любом раскладе, – говорит он вместо прямого ответа.

– Мы всегда работали на радость людям. Ничто не помешает нам продолжить эту славную традицию.

Фернен встаёт.

– Что ж… Простите за беспокойство – к тому же, как я убедился, напрасное. Если не возражаете, я порекомендую вашу фирму одному доброму знакомому. Не так давно я узнал, что он испытывает потребность в вашей продукции.

– Конечно, мсье Фернен. Но я надеюсь, вы помните, что мы не имеем дела с олигофренами?

Фернен поднимает брови.

– Вы имеете в виду моего знакомого? Разве я дал повод…?

– О, нет, ни в коем случае! – спохватываюсь я, осознав свою ошибку. – Просто при последней нашей встрече вы упомянули, что ваш друг интересуется носителями данного заболевания.

Фернен кивает.

– Понятно, – говорит он, направляясь к двери. – Нет, речь об ином моём знакомом. Маленькое недоразумение. Всего доброго.

Чёртов параноик! Припёрся только для того, чтобы изложить парочку своих вшивых мнений. Тоже мне философ. Энциклопедия задрипанных истин. Боится помереть и тешит себя мыслью, будто настал конец света.

Уходя из офиса, спрашиваю Милу, не забыла ли она про крыс.

– Нет, господин Кармин, – отвечает секретарша. – Вы уверены, что они вам нужны?

– На сто процентов.

– Хорошо. Как скажете.

Не знаю, существует ли Бог. Хорошо, если да. В конце концов, в мире столько всего, о чём мы и не подозреваем. Когда-то люди понятия не имели о существовании электричества, но это не значит, что его не было.

Иногда я думаю: если Бога нет, то откуда в нас тоска по раю? Можно, конечно, объяснить это стремлением вернуться в утробу, но я, например, не хочу снова оказаться во влажной темноте. Я мечтаю о… В самом деле, о чём? Никогда не думал об этом. Пределом моих фантазий было купить офис на последнем этаже небоскрёба. Во всяком случае, меня совершенно точно не интересуют зелёные кущи, лужайки и клумбы, среди которых разгуливают животные. Всё это можно получить, заплатив программистам.

Некоторые называют виртуальность раем. Я – нет. Моя дочь в больнице, сын в бегах, полиция скоро начнёт дышать мне в затылок, конкуренты наступают на пятки, радетели нравственности ненавидят – разве это похоже на тихий уголок, где можно, позабыв о проблемах, насладиться покоем?

В Киберграде есть церкви и храмы самых разных религий, но я сомневаюсь, что Великий Архитектор, какое бы имя он ни носил, заглядывает в виртуальность, чтобы послушать молитвы верующих. С другой стороны, может, для него и нет разницы, откуда к нему обращаются.

Будь Ева настоящей, я бы поставил за неё свечку, но она ведь только личина. И как бы ты ни погружался в виртуальную жизнь, полностью забыть о том, что происходящее – иллюзия, невозможно. Есть принципиальная разница между ней и действительностью, и заключена она в смерти. Смерть определяет истинное бытие. В Киберграде гибель временна и условна. Там всё поправимо. В реальной жизни конец окончателен.

Интересно, как долго Виктор намерен скрываться. Рано или поздно ему придётся объявиться. Если, конечно, он не купил себе новую личину, бросив прежнюю и оставив меня тем самым без сына. Впрочем, это маловероятно: люди обычно привязываются к своей виртуальной жизни и расстаются с ней крайне неохотно. Только страх мог заставить Виктор начать всё заново. Насколько он напуган? По идее, не слишком сильно, ведь наказание грозит ему только в Киберграде. С другой стороны, откуда мне знать, насколько сильно он погрузился в виртуальность?

Захожу в детскую проведать внука. Тристан – вот ведь имечко подобрали мои детишки – лежит в кроватке, а няня читает книгу, сидя в кресле. Ей лет сорок, и она похожа на какую-то актрису. При моём появлении няня встаёт.

– Всё в порядке? – я заглядываю в кроватку.

Малыш спит. Он бледен и худ, под кожей видны синие прожилки. Наверное, Тристан всё-таки симуляция: ну кому охота платить за виртуальность, чтобы валяться и ждать, пока тебя покормят или сменят подгузник?

– Да, господин Кармин, – отвечает няня бесцветным голосом.

Мила уверила меня, что наняла профессионала с многолетним опытом и блестящими рекомендациями.

– Кровотечение было?

– Пару раз.

– Вы справились?

Можно было и не спрашивать: ребёнок жив, значит, всё обошлось.

– Да, разумеется. У меня медицинское образование. Поэтому меня и выбрали на эту должность.

Мне остаётся лишь кивнуть.

– Из-за чего у ребёнка гемофилия? – неожиданно спрашивает няня.

Я бросаю на неё удивлённый взгляд: профессионалы не должны интересоваться подобными вещами.

– Не знаю. Наверное, таков выбор родителей.

– Обычно люди предпочитают иметь здоровых детей.

Резонное замечание, но мне нечего на него ответить.

– Я ещё зайду.

– Да, господин Кармин.

Няня садится в кресло и открывает книгу. Кажется, это «Волшебная гора» Томаса Манна. Когда-то я очень любил этот роман.

Оотаток дня можно посвятить «Алефу». С каждым днём работа продвигается всё лучше. Я ощущаю себя художником, чья работа близится к завершению, так что на холсте уже можно разобрать задуманное.

Ближе к вечеру раздается звонок извне. Это Стробов. Выхожу из Киберграда, чтобы поговорить с полковником.

– Алло. Чем могу? – я жду, что Стробов начнёт расспрашивать о том, как продвигается работа над «Алефом», и торопить, а потому мой тон, наверное, холодноват.

Но полковник заводит речь о другом.

– Нам удалось напасть на след Голема, – говорит он. – Кажется, мы знаем, где он скрывается.

– Правда? – я обрадован и удивлён одновременно. – И где же?

– Собственно, речь идёт лишь об одном из его клонов, – поясняет полковник. – Но мы рассчитываем, что он выведет нас на остальных. Должна же быть между ними какая-то связь.

– Если Голем не идиот, то вы её не обнаружите.

– Может быть, но проверить мы обязаны.

– Что ж, вперёд.

– Вам нужно с ним встретиться, – заявляет Стробов.

– То есть как? – к такому повороту я не был готов.

– Я предупреждал, что это может понадобиться.

– Помню, но зачем? Я уже близок к завершению своей работы, так что…

– Поговорите с ним, присмотритесь. Потом в игру вступят наши ребята и повяжут его. Вы ничем не рискуете.

Ну, конечно! Вешай лапшу на уши кому-нибудь другому.

– Уверены?

– Иначе не просил бы.

– Неужели? – я несколько секунд раздумываю. Кажется, выбора у меня нет. – Хорошо. Где и когда?

– Завтра в Киберграде. В шесть вечера на Площади Искусств. Знаете, где это?

– Естественно.

– Вашего проводника зовут Марк. Он покажет дорогу к убежищу клона Голема.

– А тот нас ждёт с распростёртыми объятиями?

– Нет, но он доверяет Марку.

– Почему?

– Так получилось.

– Вы захватили чью-то личину? – догадываюсь я.

– Позаимствовали.

– Ясно. Мне нужен новый персонаж. Я не собираюсь рисковать… основной личиной.

– Ваше право.

– Как проводник узнает меня?

– Вы обменяетесь паролями. Он скажет «Здесь очень мило, не правда ли?», а вы ответите «Есть места и получше». Запомнили?

– Да. Но фантазия у вас так себе, полковник.

– Это не моя.

– Тогда всё в порядке, – отвечаю я с усмешкой. – Между прочим, мне пришлось поистратиться, выполняя за вас вашу работу.

– Назовите номер счёта.

Я диктую восемь цифр.

– Реальный или виртуальный? – уточняет Стробов.

– Естественно, реальный, – отвечаю я.

– Почему-то я не сомневался, – полковник бросает трубку.

Не знаю, сколько безопасники намереваются перевести на мой счёт, но пусть только попробуют пожадничать. Будут сами «присматриваться» к своему ненаглядному Голему.