Текст книги "Ставка на бандитов"

Автор книги: Виктор Доренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Он ходил где-то совсем близко, – отозвался полковник. – На нашей последней встрече Переверзев сообщил мне о его переводе в другой отдел, непосредственно связанный с новейшими атомными разработками. Он рассказывал что, случайно познакомился с неким Борисом, проявившим завуалированный интерес к его работе. Тот приглашал сходить куда-нибудь повеселиться, обещал прихватить чудных девушек, якобы манекенщиц. Не зная, как себя повести, Переверзев дал уклончивый ответ, решив посоветоваться со мной, можно принять приглашение или нет.

– И что?

– Я рекомендовал ему не отказываться, однако напирать на то, что за большие деньги теперь можно купить не только манекенщиц. За ним в институте закрепилась прочная репутация страшного скряги и жлоба, который не прочь подзаработать деньжат на стороне. Пару раз сотрудникам из отдела, курирующего тамошнее заведение, попадали анонимки, требующие как следует присмотреться к Переверзеву, который якобы за деньги и мать родную продаст, а не то что секреты родного института. Но все обходилось нормально, даже без нашего участия.

– Удалось установить личность этого Бориса? – поинтересовался генерал.

– Нет, – ответил за своего непосредственного начальника майор Тимошин, – он с тех пор только звонил Ученому, но ни разу не появился.

– Понятно, – задумчиво отозвался старший офицер, – ну и что же делать дальше? Как теперь разрабатывать тему? Есть еще хоть одна зацепка, чтобы прищемить хвост этим подлецам, я имею в виду Алексея Зеленцова и компанию? Наверняка ликвидация Переверзева дело их рук. Но зачем, вот вопрос.

– Не знаю, – честно ответил Шароев, – но попытаемся разобраться.

– Ладно, отдыхайте, – произнес начальник управления, давая таким образом понять, что совещание окончено.

В эту ночь полковник Шароев так и не смог нормально заснуть. Его терзали кошмары в те редкие минуты, когда он забывался неглубоким сном.

ГЛАВА 5

Незадолго до ночного телефонного звонка в квартире комитетчика Леша Дюк вернулся к себе на дачу. На пороге его встретила Светлана, уже несколько дней безвыездно жившая у Зеленцова и считавшая себя будущей хозяйкой поместья.

Впервые за все дни знакомства с Дюком она увидела его в таком дурном расположении духа – на нем просто лица не было.

Проскочив мимо девушки и даже не удостоив ее взглядом, он крикнул следовавшему за ним телохранителю:

– Паша, зайди ко мне.

«Бык» послушно выполнил приказ, проследовав за шефом в просторный кабинет.

Присев в мягкое кресло, он внимательно уставился на патрона – тот ходил взад-вперед по светло-зеленому ковру с длинным ворсом, не зная, с чего начать.

Наконец остановившись напротив подручного, он поинтересовался.

– Кто занимался вопросом с «ботаниками» из института Курчатова?

– Грыжа, – спокойно ответил Паша.

– Где он сейчас? – В вопросе звучали нетерпеливые нотки.

– Не знаю, – ответил охранник, – возможно, в спортзале. Грыжа обычно занимается в это время, если только он сегодня приехал…

– Так пойди и узнай, – выпалил Дюк. – Если его нет, пусть хоть из-под земли достанут! Быстро!

Не говоря ни слова, телохранитель отправился выполнять приказ и уже через несколько минут вернулся, введя в кабинет Зеленцова маленького крепыша.

Тот стоял перед шефом в одних спортивных трусах, источая терпкий запах пота, тело было покрыто обильной испариной.

– Грыжа, – бесцеремонно обратился Дюк к вошедшему, – кого в последнее время ты прикрутил под работу из этой богадельни?

– Из Курчатовского, что ли? – несмело поинтересовался полуодетый крепыш.

– Ну не из борделя же, – нервно выплюнул Зеленцов.

– Уже давно никого не прикручивал, – ни секунды не раздумывая, ответил Грыжа. – Пытался к одному подъехать, но пока все в нулевой стадии. Он, конечно, страшный жлоб и любит деньги, но слишком умен. Мне даже показалось, что он понимает, чего от него хотят. Пару раз я с ним созванивался и даже сумел всучить ему две сотни зеленых на затравку, но от него пока ничего не получал. Честное слово, никакой информации.

– А сообщал ты ему в открытую, что от него потребуется? – спросил Дюк.

Молодой человек слегка помялся, а затем сказал:

– Да, и он согласился. Только пытался выспросить, на какую же именно разведку ему придется пахать? – Лицо крепыша на мгновение озарила глуповатая улыбка. – Ну я ему и втолковал: существует, мол, некая коммерческая структура, заинтересованная в получении такого рода информации якобы для производства безотходной целлюлозы. Все по плану, как ты и учил. А этот хмырь начал задавать какие-то заумные вопросы. Сообразив, что я полный дуб во всем этом, он отстал.

– Да ты не просто дуб, – нервно процедил сквозь зубы Дюк, зло сверкая глазами, – ты уже спиленный дуб, которого скоро спустят по течению Москвы-реки. Урод ты конченый, вот кто.

Грыжа непонимающе уставился на своего пахана, продолжавшего лютовать:

– Ты своими тупыми мозгами чуть не провалил мне все дело. Этот твой жлоб скорей всего мусорской стукач…

–..?

Зеленцов не успел продолжить – его прервал громко зазвонивший телефон, к которому поспешно подскочил Паша. Выслушав чей-то короткий монолог, он положил трубку и обратился к Дюку:

– Леша, приехал Мокряков.

– Зачем?

– Говорит – по срочному.

– Пусть зайдет, – распорядился шеф и, повернувшись к Грыже, сказал: – Ты никуда не уходи. Еще понадобишься.

Проводив взглядом вышедших из комнаты подчиненных, Зеленцов задумался об ожидаемом посетителе.

Андрей Борисович Мокряков в свое время работал в ЦК партии и за несколько лет сменил много различных очень ответственных постов. Ему даже довелось побывать послом СССР то ли в Боливии, то ли в Венесуэле, Дюк точно не знал. Сотрудничал он и с учреждениями, связанными с атомной энергетикой, правда, непродолжительное время.

Их знакомство состоялось совсем недавно, года три назад, при довольно необычных обстоятельствах. В то время Зеленцов отдыхал на Черном море, в Ялте.

Как-то вечером, возвращаясь с приятелем в изрядном подпитии из кабака, что при гостинице «Ореанда», они услышали непонятный шум, доносившийся из близлежащих кустов. Заинтересовавшись, приятели, продравшись сквозь колючий кустарник, обнаружили, как четверо здоровенных бугаев с остервенением лупили хилого старикашку. Несчастный даже не мог перевести дух, не то чтобы дать сдачи. Одежду на нем порвали, разбитые вдребезги очки валялись тут же, отбрасывая лунные блики. Лицо превратилось в жалкое месиво из грязи и крови. Он то и дело падал, пытаясь что-то сказать, однако из горла вырывались лишь сдавленные стоны.

Один из молотивших его постоянно повторял:

– Я тебе покажу, гнида старая, как танцевать с моей девушкой. У тебя, старый козел, навсегда пропадет охота к танцам, пердун вонючий.

– Эй, босота, – выкрикнул Дюк в сторону озверевших мужиков, – вы что, хотите по «мокрой» статье загрузиться? Дед и так еле дышит.

Оставив старика, четверо недовольно обернулись на голос встрявшего не в свое дело прохожего.

– Вали своей дорогой, – угрожающе надвинулся на приятелей один из них.

– Закрой хлебало, баклан, – на этот раз в диалог вступил друг Дюка, – и вали огородами, пока я в твоей духовке резьбу не свернул. Нифель вонючий. Что же ты на бедного старикашку навалился, как пидер на парашу? Хочешь махач устроить, на меня рыпнись, я тебе, козляра, рога поотшибу на гоп-стоп.

Не вникая в смысл сказанного, местные хулиганы бросились на Зеленцова с приятелем. Однако те довольно легко справились с нападавшими.

Благодарность пострадавшего, оказавшегося не кем иным, как Мокряковым, не замедлила сказаться уже через несколько недель.

Именно с подачи Андрея Борисовича Дюк вышел и на наркотики, и на необходимые для их получения источники секретной информации.

Дальше дело техники.

Кого шантажом, кого запугиванием, а кого и просто элементарным подкупом люди Зеленцова заставили сотрудничать с ними интересующих лиц.

И потек зеленый ручеек, медленно превратившийся в речку.

Мокряков имел свой скромный процент от всех сделок, который Дюк честно платил бывшему партократу, а ныне пенсионеру.

(Знай, конечно, Алексей, к чему приведет это сотрудничество, он еще там, в Ялте, помог бы придушить этого безобидного на вид старикашку.)

Сейчас же, натянув на лицо дежурную улыбку, он приветливо встречал гостя:

– Здравствуйте, Андрей Борисович.

– Добрый день, Алексей, – скрипучим голосом произнес вошедший, – все здоровеете.

– Стараюсь, – радушно ответил Дюк и поспешно предложил: – Чай, кофе или, может, пообедаем?

– Спасибо, – вежливо отказался гость, – у меня к вам срочное дело.

– Слушаю вас, – ответил гостеприимный хозяин, усаживаясь в кресло напротив старика.

– Я сегодня виделся с нашим главным кормильцем, – так между собой подельники называли тех людей, которые снабжали их ценной информацией, – он мне сообщил пренеприятнейшее известие.

– Что, к нам едет ревизор? – не преминул Дюк блеснуть своим знанием русской классики.

– Хуже, гораздо хуже, молодой человек, – так Мокряков называл всех младше пятидесяти, – кто-то из ваших людей пытается завербовать комитетовского стукача. Нашему другу случайно удалось подслушать телефонный разговор между неким Переверзевым и определенно крупной фигурой ФСК. В кафе, куда наш приятель зашел опрокинуть стопарик с товарищами, вспомнив, что должен позвонить жене, он попросил знакомого администратора провести его в кабинет к телефону. Но вы же знаете, Алексей Юрьевич, практически везде в наших учреждениях существуют параллельные аппараты. Так вот, только он снял трубку, как в зале сделали то же самое. Сначала наш друг хотел отчитать негодяя, но узнал по голосу вышеозначенного товарища Переверзева, сообщившего некоему Олегу Александровичу о недавнем разговоре с каким-то Борисом, предлагавшим большие деньги за сотрудничество.

Дюк внимательно слушал рассказ старика, ни разу не перебив того.

Мокряков же, сделав небольшую, но эффектную паузу, продолжил:

– Может, конечно, ваши люди тут ни при чем, однако наш друг очень опасается за себя, так как этот Переверзев работает с ним в одном отделе и может доставить определенные неприятности.

– Спасибо, Андрей Борисович, – поблагодарил гостя Зеленцов, – передайте нашему кормильцу, пусть не волнуется. Мы незамедлительно примем надлежащие меры.

Догадавшись, что разговор окончен, Мокряков встал и, попрощавшись с хозяином особняка, с достоинством удалился.

Через несколько минут после ухода гостя в дверь протиснулся Паша.

– Что делать с Грыжей? – поинтересовался он.

– Зови его сюда, – распорядился Дюк.

Когда тот вошел в комнату и уставился на шефа глазами преданного пса, Зеленцов сказал:

– Слушай, – от прежнего злобного тона не осталось и следа, – у тебя есть единственный шанс вернуть мое доверие. Возьми с собой Кузьму и Андрюшу Костоправа и поезжай к твоему недавнему знакомому. Любыми путями вытряси из него всю информацию. Есть уверенность, что он «кумовской».

– Понял, – отозвался Грыжа, – а потом что с ним делать?

– В жопу его поцелуй, – оскалился Дюк и, переходя на серьезный тон, добавил: – Кончите его. Только далеко не везите, как бы не нарваться на мусоров. Если попадетесь в лапы легавым, лучше друг другу глотки перегрызите, но не давайтесь гадам живьем, тогда обещаю ваши семьи на всю жизнь обеспечить. Не дай вам Бог пожалеть свои шкуры, тогда на хате вам всем кранты. Понял?

– Да, – поспешил ответить коротышка.

Еще бы не понять! Смерть покажется блаженством по сравнению с тем, какие меры применит по отношению к ним Дюк…

Через час с небольшим Грыжа разговаривал с Переверзевым у кафе неподалеку от метро «Октябрьское поле».

– Дмитрий Степанович, – вежливо обратился крепыш к работнику института Курчатова, – у нас есть распоряжение директора нашей фирмы доставить вас для личной беседы.

– А к чему такая спешка? – удивленно спросил Переверзев.

– Просто шеф редко бывает в Москве, – обстоятельно объяснял Грыжа, – сейчас как раз такой момент, и он просит вас к нему приехать, если вы, конечно, не против. Он опасается, как бы у вас не сложилось превратное впечатление о нашей фирме. А то в прошлый раз вы меня расспрашивали о какой-то разведке. Чтобы развеять ваши сомнения, я и приехал за вами.

– Хорошо, – согласился тот и добавил: – Правда, мне необходимо позвонить жене. Я обещал в случае задержки непременно сообщить ей.

С этими словами Дмитрий Степанович неуверенно направился к кафе, однако коротышка взял его за рукав:

– У нас есть телефон в машине.

Поколебавшись несколько секунд, мужчина проследовал к открытой дверце белых «жигулей». Устроившись на переднем сиденье, он взял в руки трубку мобильного телефона. Однако все его попытки дозвониться до нужного абонента оказались тщетны – телефон не работал.

Тем временем автомобиль пересек проспект Жукова и свернул влево, минуя серое здание жилой двадцатипятиэтажной башни. Когда же машина въехала на тротуар Карамышевской набережной, Переверзев занервничал.

Обращаясь к сидящему за рулем Грыже, он спросил:

– Разве здесь есть какие-нибудь дачи?

Вместо ответа сзади на него накинули удавку из шелкового шнура. Когда в горло впилась веревка, его охватила неудержимая паника, и Переверзев инстинктивно попытался схватить ее – это ему не удалось. Тело свела конвульсивная судорога, в мозгу забилась единственная мысль: «Жить!..»

Вопреки ожиданиям петля на горле ослабла, но тут же последовал сокрушительный удар по голове. Переверзеву показалось, что внутри черепной коробки разорвался снаряд, после чего наступила полнейшая мгла.

Из бессознательного состояния его вывел низкий утробный голос:

– Кузя, может, ты его кончил? – Голос принадлежал высокому парню со зверским выражением на безобразном лице.

– Не ссы, Костоправ, – спокойно отозвался тот, которого назвали Кузей, – пульс есть, дышит, значит, сейчас очухается.

И как бы в доказательство этих слов лежащий на земле человек попытался пошевелиться, но не смог двинуть ни одним из затекших членов. Из груди жертвы вырвался сдавленный стон.

– Ну что я тебе говорил! – повернулся Кузя к приятелю, указав на Переверзева.

– Молкни, – зло бросил ему Грыжа, а затем, склонившись над полуживым человеком, ласково произнес: – Как самочувствие, Дмитрий Степанович?

В ответ тот лишь пошевелил губами, не в силах вымолвить ни слова. /

– Не сердитесь, что пришлось применить к вам подобные меры, – все тем же голосом вещал крепыш, – мы не сделаем вам больше ничего плохого, если вы честно расскажете, кто вы такой.

Облизнув языком пересохшие губы, лежащий на земле произнес.

– Вы все знаtте, кто я такой. Больше мне добавить нечего.

На круглом лице Грыжи появилась зловещая улыбка, и он спросил:

– А как насчет вашей работы на «комитет»?

– Какой комитет? – попытался изобразить полнейшее недоумение Дмитрий Степанович.

Грыжа, изо всех сил стараясь сдержать желание ударить допрашиваемого, уточнил:

– Ну хорошо, допустим, у вас вылетело из головы прежнее название пресловутого КГБ. Тогда поставим вопрос иначе: какое задание у вас от ФСК и что вам удалось узнать?

Видя, что Переверзев упорно молчит, плотно стиснув зубы, крепыш добавил:

– У вас есть шанс сохранить свою жизнь. Стоит все честно рассказать, и мы вас отпустим. В противном случае вам будет очень больно.

Дмитрий Степанович продолжал хранить молчание. Тогда, достав из-за пояса пистолет с глушителем, Грыжа зловеще выпалил:

– Если ты, мразь, будешь со мной играть в молчанку, я тебе твою слишком умную башку разнесу в щепки. Говори, сука!

Переверзев лишь плотнее сжал зубы, бешено вращая зрачками. Ему по-настоящему стало страшно, но именно этот животный страх и мешал ему говорить.

Грыжа, ничего не добившись угрозами, обернулся к Костоправу:

– Давай, Андрюша, твоя очередь. А ты, – старший посмотрел на стоящего несколько в сторонке Кузьму, – возьми кусок тряпки и сделай кляп.

Склонившись над жертвой, Кузьма плотно зажал Переверзеву рот с помощью носового платка. Тем временем Костоправ, вцепившись обеими руками в большой и указательный пальцы правой руки лежащего на земле мужчины, стал тянуть их в разные стороны, будто пытаясь разорвать.

Дмитрий Степанович пытался кричать, но боль вылилась наружу беззвучными потоками слез, обильно катившихся из широко раскрытых глаз жертвы.

– Будешь говорить, сучара? – упорно допытывался Грыжа.

В ответ – невнятное мычание.

– Да убери ты кляп, Кузьма, – распорядился Крепыш, обращаясь к своему подручному.

Но, как только Кузьма освободил рот Переверзева, окрестности прорезал душераздирающий вопль отчаянья и боли, оборвавшийся столь же внезапно, как и начался.

– Я тебе, падла, поору, – зло процедил Костоправ и принялся с удвоенной силой налегать на фаланги пальцев несчастного.

Вдруг Дмитрий Степанович, еще секунду назад отчаянно вращавший зрачками и извивавшийся, как змея, безуспешно пытаясь вырваться из-под тяжести навалившихся на него тел, неожиданно обмяк и, закатив к небу глаза, смолк.

– Что это с ним? – спросил удивленно Грыжа. – Кузьма, посмотри.

– По-моему, ему кранты, – ответил тот, пытаясь нащупать пульс на шее жертвы.

– Во бля, – выругался старший и обратился к своим подручным. – Значит, так, Дюку скажем, что он сознался в том, что стучит на «контору», но поскольку больше ничего не знал, мы его хлопнули. Все понятно?

– Не дурнее паровоза, – парировал Андрюша Костоправ, не хуже остальных понимая, какое наказание им уготовит пахан, если узнает, что этот лох-ученый скопытился раньше, чем заговорил.

– Если так, дуйте к машине, – распорядился Грыжа, снимая с предохранителя пистолет и наведя отверстие глушителя точно в лоб жертве.

Глухой щелчок выстрела совпал с треском проломившейся черепной коробки. Из образовавшегося отверстия брызнула кровь вперемешку с мозгами, испачкав спортивный костюм коротышки.

– Тьфу ты, – он сплюнул на остывающее тело и обстоятельно выругался, направляясь к ожидавшим его в машине подручным.

Как только за Грыжей захлопнулась дверца белых «жигулей», раздался пронзительный визг колес. В следующий миг габаритные огни автомобиля растворились в вечерних сумерках.

Прошло несколько часов с момента поспешного отъезда Дюка. Монах все это время провалялся на кровати, бездумно глядя в потолок и время от времени что-то тихо напевая себе под нос.

Мать Фомина вместе с его товарищами сидела напротив недавно привезенного Музыкой огромного японского телевизора, с интересом глядя на экран – передавали какое-то музыкальное шоу.

Наконец Бур, не выдержав такого однообразного занятия, обратился к пахану:

– Слушай, Валера, может, поедем прокатимся куда-нибудь? Чего напрасно дома торчать, когда можно не слабо загудеть?

– Действительно, – вмешался Музыкант, поддержав приятеля, – поехали, а, Валер?

Приподнимаясь на локте, Фомин ничего не выражающим взглядом окинул своих подручных, а затем, тяжко вздохнув, пробормотал:

– Можно и прокатиться, – однако, взглянув на наручные часы, спросил с сомнением в голосе: – Не поздно будет? Все же двенадцатый час…

– Да ты что, Валера, – улыбнулся Бур, – самое время.

– Ладно, – согласился Монах, вставая с постели, – поехали…

Спустя минут двадцать черный «мерс» влился в редкий вечерний поток разномастных автомобилей, мчащихся по ярко освещенному Кутузовскому проспекту в сторону Садового кольца.

Перегнувшись с заднего сиденья, Бур обратился к Фомину:

– Куда едем? – спросил он.

– Вам лучше знать, – отмахнулся Монах, – мне все равно.

– Может, в «Арлекино», – вмешался сидящий за рулем Музыкант, – или в «Метелицу»?

– Поехали в «Арлекино», – предложил Бур, – там хоть и сарай, зато подешевле и телок побольше.

– В «Метле», между прочим, бикс тоже немало, – возразил Музыка, все же сворачивая на набережную, – хотя мне все равно, поехали в «Арлекино».

Миновав Белый дом и забор посольства США, машина, не доезжая одного квартала до станции метро «Баррикадная», свернула влево и въехала на охраняемую стоянку ночного клуба.

Монах удивился: просторная площадка практически полностью заставлена автомобилями, преимущественно престижными иномарками. Ему и в голову не могло прийти, что в столь поздний час нашлось такое огромное количество желающих потратить свои деньги. Как он ни старался перестроить ход своих мыслей, но до сих пор рассуждал категориями начала восьмидесятых.

Пройдя на второй этаж и устроившись напротив сцены, где готовилось какое-то шоу, троица сделала заказ подошедшему официанту.

Фомин, не скрывая любопытства, оглядывался по сторонам, переводя взгляд с небольшой группки примостившихся за соседним столиком «ночных бабочек», скорей раздетых, чем одетых, на вольготно развалившуюся компанию бритоголовых малолеток с тупым выражением на лицах и бугрящейся под плотно облегающей одеждой мускулатурой.

Музыкант же, склонившись к Буру, что-то шептал тому на ухо, указывая на представительниц древнейшей профессии.

Погас свет, и на сцене загорелись яркие прожектора – началось представление.

В течение часа на подиуме сменились несколько эстрадных певцов, отдергалась пара танцевальных групп, состоящих из молоденьких девушек в довольно символических одеждах.

Пока длилось шоу, с лица Монаха не сползала довольная улыбка. Когда же в зале вновь загорелся свет, он обернулся к приятелям:

– Слышь, Бур, – Фомин весело посмотрел на сидящего рядом подручного, – ты Соньку, медсестру на зоновской больничке, помнишь?

– Ну, – пробурчал тот в ответ, не понимая, к чему клонит пахан.

– Так она на мой день рождения такую же беду проделывала, – Монах громко заржал, – братва, я тебе скажу, расплавилась. Только Сонька без спиртяги на такие танцы была не способна, да и эти, – он указал пальцем в сторону опустевшей сцены, – покрасивше малость будут.

– Ну, ты загнул, пахан, – теперь вовсю хохотал Бур, – Соньке, считай, под полтинник, да и весит она поболе меня и Музыканта, вместе взятых, раза в два, наверное. Нашел с кем сравнить. Если хочешь, – в голосе говорящего послышались доверительные интонации, – мы тебе сегодня персональный стриптиз устроим.

– Ты что, Рома, совсем мозги отбил, – не понял предложения Фомин, – предлагаешь мне на ваши с Музыкантом прелести любоваться?..

Тут уж рассмеялись оба приятеля.

– Не, пахан, – возразил Музыка, – ты неправильно понял. Мы же не пидеры какие. Просто можно снять путан, и они за бабки тебе что хочешь устроят.

– А-а, – протянул понятливо Монах, однако ответил отказом. – Обойдемся без стриптиза.

– Ну как хочешь, – произнес Бур, – наше дело предложить.

Вскоре Фомину надоело глазеть по сторонам, бессмысленно просиживая время. Выпивать больше не хотелось, а от громкой музыки стала болеть голова, и приятели покинули заведение.

Усевшись на переднее сиденье «мерседеса», Монах сказал Музыканту:

– Сашок, давай покатаемся по Москве.

Тот послушно кивнул головой и тронул автомобиль с места, покидая пределы платной стоянки…

Каким образом они оказались в переулках Щелковского шоссе, никто из них, наверное, и не вспомнил бы, но, когда «мерс» проезжал по одной из шестнадцати Парковых улиц, внимание пассажиров и водителя привлекла следующая сцена: у обочины стояла белая «девятка», из которой вылезли два здоровенных бугая, пытающихся усадить в свою машину двух отчаянно сопротивляющихся девушек.

– Ну-ка, притормози, – по-деловитому распорядился пахан.

Музыкант послушно сбавил скорость и остановился чуть впереди девятки. Сделав звук магнитофона потише, Монах приоткрыл окно и вслушался в звуки борьбы, развернувшейся у белого автомобиля.

– Пусти, – отчаянно кричала одна из девушек.

– Заткнись, тварь, – громогласным басом увещевал ее один из нападавших, чуть повыше ростом своего приятеля.

Фомин открыл дверцу и вылез из машины, за ним последовал Бур, на ходу говоря:

– Валера, может, зря встреваем? Ну подумаешь, пацаны чего-то не поделили со своими телками. Сами же и разберутся.

– Если это их телки, – прошептал пахан, – то извинимся и уедем. А если это бычье беспредельничает – дадим по рогам.

Видя, мужчин, выходящих из остановившейся иномарки, девушки еще громче заголосили:

– Помогите!

Монах остановился в двух шагах от владельцев белой машины и ровным голосом поинтересовался:

– Чего вы их напрягаете? – В прозвучавшем вопросе не слышалось ни вызова, ни угрозы, только любопытство.

– Какое тебе дело, папаша, – ответил высокий, – иди своей дорогой. Мы что, не можем со своими женами разобраться?

–..?

– Мы им не жены, – поспешно выкрикнула одна из девушек, – мы их вообще не знаем. Шли по дороге, а они подъехали и стали запихивать нас в машину. – В голосе говорящей слышались нотки истеричного испуга. – Помогите!

Оценив ситуацию, Монах зло уставился на верзилу:

– Убери грабли, «баклан».

– Чего, – в тоне вопроса сквозила неприкрытая враждебность, – кого ты, козел, назвал «бакланом»?

В глазах вора-авторитета сверкнул недобрый огонек.

Повернувшись к наглецу всем корпусом, он сквозь зубы процедил:

– А вот за козла ответишь, паскуда, – в руке Монаха блеснуло лезвие бритвы.

Одним прыжком оказавшись рядом с обидчиком, Фомин нанес короткий, но точный удар по лицу кулаком с зажатым между пальцами лезвием. Брызнула кровь, и здоровяк, схватившись за рассеченную щеку, истошно завопил.

Не давая ему опомниться, авторитет резко ударил того коленом в пах. Когда же верзила согнулся от пронзившей его боли, Фомин кулаком левой руки нанес сокрушительный удар в висок жертвы, от которого здоровенный бугай свалился на асфальт как подкошенный.

Тем временем Бур с подоспевшим Музыкантом обрушились на приятеля обидчика. Планомерно рассекая воздух мощными ударами рук и ног, они не давали тому упасть и продолжали избивать несчастного даже после того, как он потерял сознание, так и не оказав никакого сопротивления.

Лицо недавнего хулигана превратилось в кровавое месиво, вместо выбитых передних зубов зияла черная свистящая дыра, а нос превратился в расплющенный блин. Не в состоянии даже вскрикнуть, жертва только надсадно хрипела.

Экзекуцию прервал Монах, резко крикнув:

– Ша, братва. Хватит с него, отваливаем.

Пока происходила расправа, насмерть перепуганные дрожащие девушки тихо стояли в сторонке.

И только сейчас Фомин смог как следует их рассмотреть.

Как две капли воды похожие друг на дружку, девушки уставились на нежданных заступников. На вид им было лет двадцать, не больше. Довольно высокого роста, одетые в одинаковые короткие юбки черного цвета и темно-синие джинсовые курточки поверх белых футболок, они напоминали собственное отражение в зеркале. Симпатичные, можно сказать, красивые лица с широко открытыми голубыми глазами, резко очерченным ртом с чувственно-пухлыми коралловыми губами и слегка курносыми носиками, в обрамлении белокурых волос с ниспадающими на лоб причудливыми кудряшками делали их похожими на кукол.

Стройные фигуры казались по-детски угловатыми, не позволяя точно определить возраст.

Невольно залюбовавшись сестрами-близнецами, Монах произнес, пряча за спину окровавленные руки:

– Куда вам ехать? Мы вас отвезем.

Девушки нерешительно переминались с ноги на ногу, а затем одна из них ангельским голосом промолвила:

– Вообще-то нам далеко, аж в Крылатское. – Чувствовалось, что она все же опасается своих нежданных избавителей.

Поняв ее страхи, Фомин как можно убедительнее произнес:

– Не бойтесь, мы вас отвезем или, если захотите, пересадим на такси. – Видя их нерешительность, он закончил: – Я понимаю, наши хари не внушают доверия, но насколько они мерзкие, настолько же безобидные. Решайтесь, все же лучше, чем искать на ваши жо… – Монах улыбнулся и поспешно поправился. – На ваши прелестные головы ночные приключения.

Одна из сестер весело и непосредственно рассмеялась, отчаянно двинувшись в сторону открытой дверцы черного «мерседеса». Вторая последовала за ней.

Выехав на простор Щелковского шоссе, авторитет решился заговорить с новыми знакомыми:

– Ну что, доверяете нам или пересадить вас на такси?

– Доверяем, – улыбнулась более решительная из сестер, – только мы не познакомились.

Сидящий рядом с ними Бур поспешно протянул руку.

– Рома, – представился он, а затем указал на Музыку, – это Муз… то есть я хотел сказать Саша. – В ответ Музыкант кивнул головой.

– А меня зовут Валера, – в свою очередь, назвался Монах.

– Ну а наши имена легко запомнить, – произнесла более общительная девушка, – я Даша, а она Маша. Просьба не путать, а то мы очень обижаемся.

– Во дает, – оскалился Бур, – да как же вас не перепутать, вы хоть бы оделись по-разному.

– Ладно, пока вы не привыкли, я сниму с себя куртку, – предложила Даша, стаскивая с себя джинсовку, – а вообще-то, когда мы не молчим, нас трудно перепутать. Машка более скромная.

В ответ сестра окинула Дашу красноречивым взглядом, не требующим комментариев. В нем сосредоточилась масса чувств, переживаний и упреков.

Решив переменить тему, Даша обратилась к Фомину:

– Вы что – бандиты? – В вопросе прозвучало столько наивности и непосредственности, что авторитет искренне рассмеялся и, в свою очередь, спросил:

– А с чего ты решила?

– Ну, во-первых, на «мерседесах» ездят или крутые бизнесмены, или бандиты, – стала объяснять она свою догадку, – во-вторых, бизнесмены не решились бы заступиться за каких-то телок, да еще так профессионально отделать этих козлов, а в-третьих, посмотрите на себя в зеркало, – засмеялась Даша и поспешно добавила: – Я, конечно, не хочу вас оскорбить…

– Считай, уже оскорбила, – притворно обиделся Монах, отворачиваясь от собеседниц и уставившись в приоткрытое окно.

Маша сильно ущипнула разговорчивую сестру за ногу, отчего та вскрикнула и, обращаясь к Фомину, ласково произнесла:

– Валера, не обращайте на нее внимания. Она всегда так – сначала говорит, потом думает.

– Теперь понятно, как вас различать, – встревая в разговор, улыбнулся Музыкант, – кто с головой дружит, тот Маша, а кто наоборот… ну дальше по смыслу догадаетесь.

Девчонки весело рассмеялись. Желая восстановить расположение Фомина, казавшегося главным в этой троице, они не сговариваясь склонились к нему с двух сторон и каждая положила руку ему на плечо.

Монах ощутил нежный аромат духов и запах женской свежести. У него закружилась голова, и что-то непонятное доселе шевельнулось в душе. Вдруг ему захотелось прижать к себе этих девушек, годившихся ему в дочери.

Между тем Даша с придыханием шептала на ухо:

– Ну не обижайся на меня, Валера. Я не хотела тебя обидеть, правда.

Фомин почувствовал неудержимое возбуждение от этого дружеского прикосновения. Слегка отстранившись, он обернулся к сестрам и произнес с улыбкой:

– На обиженных воду возят. А вы лучше ко мне так не прислоняйтесь, а то я за себя не ручаюсь.

– Действительно, держитесь от него подальше, – вмешался в разговор Бур, видя, что девушки расценили последнюю фразу как шутку, – ведь у него за плечами двенадцатилетнее воздержание.