Текст книги "Ставка на бандитов"

Автор книги: Виктор Доренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

На прелестных личиках отразилось крайнее удивление, можно даже сказать испуг.

Заметив это, Фомин пробурчал, обращаясь к Буру:

– Рома, кочумарь, а то вконец девчонок закошмаришь.

– Ты сам их базаром не стремани, – предусмотрительно вставил Музыкант.

Авторитет и сам заметил, как чувство страха все больше овладевало сестрами.

Поэтому он, как можно тщательнее подбирая слова, сказал:

– Девчонки, не обращайте на нас внимания. Никто ничего вам плохого не сделает. – И, секунду помолчав, добавил: – Бля буду.

Близняшки натянуто улыбнулись.

Затем Маша с присущей ей деликатностью поинтересовалась:

– Валера, а это правда по поводу двенадцати лет? Вы что, в тюрьме сидели?

– Да, правда, – вздохнув, ответил Монах.

– Я ни разу не встречала человека, сидевшего в тюрьме, – встряла Даша, – а за что ты сидел?

Сестры, несмотря на их внешнее сходство, по-разному обращались к людям. Одна только на «вы», другая, кроме педагогов или родителей приятелей, ко всем обращалась на «ты».

Криво ухмыльнувшись, Фомин ответил:

– За кражу, то есть за воровство.

– Значит, ты вор? – Даша удивленно уставилась на собеседника. – Я про воров только в кино видела, но не про простых, а этих, как это… – она смешно наморщила лоб, отчаянно силясь вспомнить забытое слово, затем выпалила: – Про воров в законе.

Монах в очередной раз рассмеялся над непосредственностью девушки. А она между тем продолжила:

– Помню, там был такой вор в законе Артур, который всем помогал. У одного мужика украли машину, и никто, даже милиция, не мог найти. Так этот Артур приказал кому-то, и на следующий день автомобиль отыскали. Мне после этого фильма очень захотелось познакомится с каким-нибудь вором в законе, только Маша говорит, что это невозможно, их на весь бывший Союз несколько человек. Это правда?

Тут уж расхохотались все мужчины, заглушая смехом льющуюся из динамиков музыку.

Первым успокоился Бур и, обернувшись к сестрам, произнес:

– Почему же невозможно? Вот перед вами настоящий вор в законе, – он указал на Фомина, который в ответ угрожающе посмотрел на приятеля.

Удивленные сестры хотели подробнее расспросить Валеру, но он предусмотрительно пресек все вопросы, сказав:

– Ладно, оставим эту тему. Лучше поговорим о чем-нибудь другом. – Он взял пачку папирос, лежащую около рукоятки переключения автоматической коробки скоростей. – Кстати, вы курите?

– Не-а, – ответила за двоих Даша.

– А чем занимаетесь, учитесь, работаете?

– Учимся, – на этот раз заговорила Маша, – в МГУ, на историческом факультете, третий курс заканчиваем.

– Понятно, – отозвался Фомин, глубоко затягиваясь крепкой папиросой и выпуская дым в открытое окошко.

Пока они переговаривались, автомобиль пересек Рублевское шоссе и въехал на боковую дорожку.

Сидящий за рулем Музыкант спросил:

– Куда здесь?

Девушки осмотрелись, а затем Маша сказала:

– Пока прямо.

Даша, склонившись к сестре, что-то прошептала ей на ухо, после чего, получив утвердительный кивок, обратилась к Монаху:

– А у вас какие планы? – и тут же добавила, не желая быть неверно истолкованной. – Мы, конечно, не настаиваем, но у нас родители уехали в гости, и если вы не против, то можно было бы посидеть. Пообщались бы – очень уж интересные вы люди. Правда, выпить нечего, зато закуски – хоть отбавляй.

Приятели несколько удивились такому обороту событий.

Первым нашелся Бур.

– Можно и посидеть, – он вопросительно уставился на пахана и, не встретив возражений с его стороны, закончил: – А за выпивкой мы мигом смотаемся.

«Мерс» затормозил около подъезда длинного многоэтажного дома, расположившегося у самой кромки леса. Выпустив девушек, Фомин которого позвал Музыкант, сел на свое место, чтобы обсудить покупку спиртного. Сестры заявили, что пьют только шампанское.

Когда Монах прикрыл за собой дверцу, Бур спросил его:

– Слышь, пахан, что, распишем телок на троих или как?

– Или как… – ответил авторитет, – мы с тобой не для того из-за них этим пидарам гнойным хари кроили, чтобы самим на свежатину навалиться. Да и молодые они еще, ветер в голове. А нас пригласили чисто из дружеских побуждений, а не на хоря.

– Значит, голяк? – переспросил Бур. – Тогда, может, не пойдем, а то чего порожняк гонять?

– Не в кипиш, посидим чуток и отвалим, – ответил пахан.

– Так давай за блядями сгоняем, пока не поздно, – предложил Музыкант, – а то потом фонарь голимый будет.

– Как-то не в масть, – с сомнением промолвил Монах и добавил: – Чего ты у меня спрашиваешь. Вот у них и спроси.

– А не в падлу? – засомневался Бур.

– Почему? Нормально…

– Мне кажется, сестры с понятием, – протянул Музыкант, – да потом спрос в очко не долбит. Пойду спрошу, – сказал он, вылезая из машины.

– На меня не рассчитывайте, – выкрикнул ему вдогонку Фомин, да так громко, что сестры это услышали.

Когда Музыкант пошептался с девушками и вернулся за руль, на его лице сияла довольная улыбка.

– Все ништяк, – произнес он, – я же говорил, девчонки с понятием.

– Ладно, езжайте, – вылезая, бросил авторитет, – квартиру знаете?

– Угу, – кивнул Музыка и плавно стронул машину с места.

Сидя за накрытым столом кухни стандартной трехкомнатной квартиры, Монах наблюдал, как сестры потягивали холодное шампанское, изредка перебрасываясь многозначительными взглядами.

Прошел час с тех пор, как Бур с Музыкантом привезли спиртное и отправились на поиски проституток.

Разговор шел в основном ни о чем. Фомин больше слушал, чем говорил.

Незатейливое девичье воркование ласкало слух. Из колонок стереомагнитофона лилась классическая музыка, которую любил авторитет, хотя никогда не знал, какому композитору принадлежит данное произведение. На сей раз звучал «Турецкий марш» Моцарта в джазовой обработке, о чем не преминула заметить умная Маша.

Раздался звонок в дверь, и одна из сестер поспешила впустить гостей.

В кухню ввалились приятели, ведя за собой двух накрашенных девиц достаточно определенной профессии. Вместе с ними по комнате разлился сладковато-приторный запах заморских духов, казалось, специально созданных для путан средней руки. Монах поморщился.

Сестры пытались вести себя дружелюбно по отношению к вновь прибывшим особам, а те, явно чувствуя себя не в своей тарелке, скромно примостились за столом и поеживались под испытующим взглядом авторитета, в упор рассматривавшего шлюх, не скрывая отвращения.

Заметив это, Бур обратился к девицам:

– Берите пузырь, закуску и пойдем в комнату.

Те нерешительно приподнялись, однако им на помощь пришла Маша.

– Ну вот, – сказала она с притворной обидой в голосе, – мы их ждем, а они от нас в комнате закрыться решили. Так не пойдет. Давайте посидим, выпьем, – она наполнила бокалы шипящей жидкостью.

Дамы дружно потянулись к фужерам.

Фомин одним махом опрокинул рюмку с водкой и, удовлетворенно крякнув, встал из-за стола, вместе с тем давая понять друзьям, чтобы те продолжали гулять.

В коридоре его догнала Даша. Взяв Монаха за локоть, она участливо спросила:

– Валера, тебе плохо?

– Нет, все нормально, – улыбнулся он и пояснил: – Просто устал, хочу отдохнуть.

– Пойди прими ванну, а я сейчас постелю тебе в спальне, – предложила девушка и, не слушая пытавшегося возражать Фомина, затолкала его в ванную комнату, указав на чистое полотенце.

Спустя несколько минут Монах лежал в широкой кровати на чистом, пахнущем морозным утром белье в спальне сестер.

Едва голова коснулась подушки, он действительно ощутил огромную усталость от бурно проведенного вечера и тут же забылся спокойным сном.

Годы, проведенные в лагерях, тюрьмах и на пересылках, обострили его нервы до предела, что никак не способствовало безмятежному сну.

Поэтому он мгновенно проснулся от еле ощутимого прикосновения.

Чуть приоткрыв глаза, Фомин обнаружил лежащую слева от себя одну из сестер, внимательно рассматривавшую его морщинистое лицо. Вторая, стоя у спинки кровати, не торопясь снимала с себя одежду, оставшись полностью обнаженной.

Глаза Монаха жадно впились в по-женски зрелое тело. Упругая кожа отливала матовой белизной, белокурые волосы свободно падали на узкие плечи. При каждом вздохе молодой девушки высоко вздымалась налитая зрелой спелостью грудь с млечной округлостью розовых сосков. Подтянутый живот плавно переходил в манящую бездну черного треугольника, вершина которого скрывалась между парой стройных, красивых ног.

Погасив свет ночника, девушка легла по правую сторону Фомина. Через мгновение он ощутил на себе нежные девичьи руки. К нему прильнули жаркие женские тела, возбуждая плоть волнующими изгибами стройных станов и покрывшими его истосковавшееся по женской ласке тело страстными поцелуями.

Впереди Монаха ждала первая за двенадцать последних лет безумная ночь, ночь похоти, ночь страсти, ночь забвения…

ГЛАВА 6

В офисе Стародубцева, обставленном хоть и уютно, но по-деловому, мелодично зазвенел телефон.

Сняв трубку, Вадим устало произнес:

– Слушаю.

В динамике послышался хриплый голос одного из руководителей среднего звена группировки Алика Бугринова по кличке Бугор:

– Вадим, это я, Алик, здорово, – поприветствовал звонивший своего непосредственного начальника.

– Привет, Бугор, – отозвался Стародубцев, рассматривая новый выпуск автомобильного каталога, – какие дела?

– Нужно посоветоваться, – осторожно повел Бугринов, – тут такое дело. Гладышева, банкира, помнишь?

– Ну, – односложно ответил Вадим.

– Так вот, от него какой-то бывший зек нам стрелку забил, – сказал Алик.

– А чего он хочет? – Стародубцев не придал серьезного значения услышанной информации и, ожидая ответ, лениво почесал себя за ухом.

Звонивший откашлялся в трубку и решил выложить все начистоту.

– Честно говоря, я не знаю.

– Ну так какого хрена звонишь, – разозлился шеф на своего подопечного, – поезжай на стрелку, все выясни и подгребай ко мне. А то взяли за моду по телефону языки чесать.

– Понял, – отозвался Бугор и поспешно повесил трубку, не дожидаясь очередного нагоняя.

Бугринов с двумя подручными, долговязым типом по кличке Дылда и крепко сбитым парнем с маленькой головкой, глубоко сидевшей между широкими плечами, по прозвищу Кубик, вошел в офис банкира.

Там за широким начальственным столом восседал сам Гладышев, а кресло для гостей занимал немолодой мужчина щуплого телосложения с перечеркивающим левую щеку глубоким шрамом. Из-под нахмуренных бровей на вошедших смотрела пара внимательных, пронзительных глаз.

Это был Монах.

Бугор, приблизившись к незнакомцу, протянул руку и представился:

– Здравствуй, Алик.

– Привет, – ответил Фомин, отвечая на рукопожатие, – меня зовут Валера.

Бугринов представил своих спутников и уселся на пододвинутый банкиром стул.

– Я вот по какому делу попросил вас подгрести на эту стрелку, – стал объяснять Монах, – хотя, возможно, это не мое дело и я не знаю всех тонкостей ваших отношений. – Тон говорящего был вежливым и обходительным, авторитет даже старался лишний раз не переходить на жаргон, пока в том не возникло необходимости.

Бугор внешне очень внимательно слушал Фомина, но про себя решил, что вопрос не стоит и выеденного яйца, зря подъезжали.

Между тем Монах продолжал:

– Так вот, прежде всего я хочу знать, кого вы представляете?

Алик с нескрываемым чувством превосходства посмотрел на собеседника и чуть ли не по слогам произнес:

– Мы представители заикинской группировки, – он сделал паузу, давая переварить сказанное, а затем продолжил: – Слышал, наверное?

– Нет, – честно ответил Фомин и пояснил: – Я очень долго отсутствовал и многого не слышал, но это ни в коем случае не умаляет ничьего достоинства, – вежливо закончил он.

Тогда Бугор задал встречный вопрос.

– А кого представляешь ты? – Он в упор посмотрел на авторитета, но, встретившись с парой колючих глаз, поспешно отвел взгляд в сторону.

– Я? – Фомин искренне удивился. – Я представляю самого себя.

– А ты кто? – встрял в разговор Дылда – один из спутников Буїринова.

– Ну понятно кто, – улыбаясь протянул Монах, – человек.

– Хэ! – хмыкнул Дылда и, поглядев на приятелей, закончил: – Так все мы люди. Я спрашиваю, кто ты «по понятиям»: бизнесмен или бандит?

– А если я не тот и не другой? – поинтересовался Фомин. – Что, третьей категории не существует?

– Слышь, Бугор, – на этот раз Дылда искал поддержки у старшего, – может, этот мужик нам просто мозги крутит, а?

– Заткнись, – зло выпалил Бугринов.

В словах этого странного собеседника явно ощущался подвох, но какой, он не мог разобраться.

Не желая ударить в грязь лицом, Бугор повторил вопрос своего подручного:

– Ты, Валера, не крути, а ответь, кто ты «по понятиям»? Не будем же мы тереть о чем-то с фраером.

– Я уже сказал, что я человек, – повторил Фомин, – для нормальных людей, которые рубят в понятиях, этого достаточно, но если вам этого мало, тогда что ж… Я действительно не фраер, – я вор в законе, мое погоняло Монах. Если любопытно, наведите справки.

На лицах присутствующих отразилось крайнее смущение и неловкость.

Но больше всех удивился банкир. Ему и в голову не приходило, что его бывший одноклассник и друг детства Валерка Фомин настоящий вор в законе.

Преодолев волну изумления, Бугор с уважением и как можно тактичнее осведомился:

– А какое дело у тебя к нам?

– Да это и не дело вовсе, а так – просьбочка, – ответил Монах, как бы и не замечая никакой перемены в поведении собеседников. – Этот человек, – Фомин указал на сидящего за столом Гладышева, – мой давний школьный друг, я к нему очень привязан, и мне не хотелось бы, чтобы его оскорбляли или относились к нему как к голимому лоху.

Бугор, все поняв, зло уставился на банкира, который подставил его под разбор, как считал Алик, с крутым авторитетом. Про себя он решил при случае припомнить это Гладышеву, однако внешне пытался ничем не выдать своих эмоций.

Но перемена настроений Бугринова не укрылась от проницательного взгляда Монаха, и он предостерег:

– Если, не дай Бог, с ним произойдет какая-нибудь неприятность, я буду рассматривать это как личное оскорбление, – Фомин нисколько не заботился на этот раз о дипломатичности своего тона, – поэтому мне придется разбираться с вашим паханом.

– Да никто его не трогает, – вяло запротестовал Бугор.

– Это так, на будущее, – Монах сделал многозначительную паузу, после чего, желая расставить все точки над «і», продолжил: – Заметь, Алик, я не вмешиваюсь в ваши деловые отношения. Больше того, если банкир кроит от вас капусту, дайте ему немного по ушам, но только в этом случае, и ни в каком другом. Все. Надеюсь, мы поняли друг друга? – Вор в законе испытующе посмотрел на пацана. – Если возникнет необходимость встретиться со мной еще раз, вот мой телефон. – Авторитет написал на клочке бумаги несколько цифр и протянул его Бугринову.

Тот, пряча бумажку в карман брюк, понял, что разговор окончен, поднялся со стула и протянул руку Монаху:

– До свидания.

– Пока, – отозвался Фомин и добавил: – Удачи.

Когда за ушедшими закрылась дверь, Гладышев вопросительно посмотрел на старого приятеля:

– Думаешь, на них подействовало?

– Посмотрим, – неопределенно ответил авторитет, разминая в пальцах «беломорину», – во всяком случае, беспредельничать они больше не станут.

– Знаешь, – уныло протянул банкир, – я боюсь, как бы эта беседа не возымела обратного действия.

– Не бзди, Игорек, – заверил товарища пахан, – ничего они тебе не сделают. А если почувствуешь малейший прессинг со стороны этого бычьего кодла, сразу звони мне, не стесняйся.

– Лады, – ответил Гладышев, провожая уходящего Фомина.

Не успела фигура Монаха раствориться в дверном проеме, ведущем на лестничную клетку, в душу бизнесмена закралось смутное беспокойство, однако он отнес его на счет своей излишней мнительности и поспешил вернуться к своим обычным делам.

Бугринов, садясь в свой темно-вишневый «СААБ-9000», был по-настоящему зол. Обернувшись к спутникам, он задал общий для всех вопрос:

– Никто не знает, сколько закроил этот коммерсюга? – в то, что кто-то может честно платить положенную дань, он не верил, искренне считая всех бизнесменов исключительно жлобами и шкурами.

– По-моему, – неторопливо повел Кубик, на протяжении всего разговора не промолвивший ни слова, – банкир все честно платит. Мы на него наводили наших аудиторов, и они все подтвердили. Его не в чем упрекнуть.

– Гнида, – выругался Алик в сторону Гладышева, – ладно, надо будет что-нибудь придумать.

– А зачем? – удивился Кубик. – Мне кажется, мы действительно всех наших бизнесменов слишком гнобим.

– У тебя забыли спросить, – огрызнулся Бугор, – и вообще заткнись, не твоего ума дело.

В этот момент автоматически уменьшился звук магнитолы, и они услышали звонок мобильного телефона.

Сняв трубку, Бугринов зло бросил:

– Слушаю.

Из динамика раздался спокойный голос Вадима, спросившего:

– Ну что, на встрече все прошло нормально?

– Да, – поспешно ответил Алик, приняв более покладистый тон, – порядок.

– Помощь не нужна? – поинтересовался Стародубцев.

– Нет, – сказал Бугор, обгоняя идущий впереди «жигуленок» и чуть не врезаясь в двигающуюся по встречной полосе «вольво», – сам разберусь.

– Тогда о’кей, – удовлетворенно произнес Вадим и дал отбой.

Пристроив трубку сотового телефона к магнитному держателю, Бугринов вновь обратился к своим спутникам, глазевшим от нечего делать по сторонам и высматривающим смазливых девах.

– Смотрите не проболтайтесь никому о сегодняшней стрелке, – в голосе прозвучали угрожающие нотки, – а с этим козлом-коммерсантом я сам разберусь. Дылда, – обратился Алик к долговязому, – ты знаешь, где он живет?

– Знаю, – отозвался длинный, – на Кутузовском.

– А охрана с ним ездит? – продолжал выяснять подробности Бугор.

– Да, – ответил Дылда, – водитель и еще один. Я как-то договорился с ним встретиться у его дома, так видел, но они из машины не выходят. По крайней мере в тот раз не вышли. Гладышев один вошел в подъезд. Я еще пошутил: нельзя, мол, быть таким беспечным, на что банкир ответил – если кто захочет его убрать, так и охрана не поможет.

– Это он правильно заметил, козляра вонючий, – зло оскалился Бугринов и распорядился: – Высадим Кубика и поедем со мной, покажешь дом этого барыги.

– Ладно, – буркнул Дылда, внутренне гордясь, что ему выпала честь поучаствовать в настоящем деле вместе со старшим.

Долговязого приняли в бригаду недавно, и ему очень хотелось как-то себя зарекомендовать, он, можно сказать, рвался в бой.

Спустя несколько часов Бугор и Дылда уже поджидали Гладышева в подъезде его дома на Кутузовском проспекте.

Приблизительно около восьми часов вечера послышался звук мотора гладышевского «ягуара».

Спустя пару минут приоткрылась дверь, и в темноту подъезда, где долговязый по приказу старшего предусмотрительно отключил освещение, шагнул банкир.

Бугор вложил в удар всю ненависть к этому человеку. Тяжелая монтировка обрушилась на неприкрытую голову жертвы. Если бы в последний момент Игорь инстинктивно не подался чуть назад, металлическое орудие наверняка проломило бы ему висок, а так вся сила удара пришлась на подбородок и грудь. Раздался треск ломающейся кости, и тело грузно опустилось на цементный пол. Несчастный издал булькающий звук. Изо рта хлынула кровь, заливая ворот белоснежной рубашки и стекая на грязный пол.

Отбросив монтировку, Бугринов набросился на лежащего банкира, колотя его ногами, обутыми в массивные ботинки. Дылда не отставал от товарища.

Гладышев ощутил, как внутри его тела что-то разорвалось, удары уже не воспринимались столь болезненно, пока наконец не пришло спасительное забвение – он потерял сознание.

Фомин, сидя в материнской комнате, играл с Музыкантом и Буром в нарды на вылет. Из динамиков недавно приобретенного магнитофона струилась успокаивающая мелодия. Метнув нарды, Монах оторвал взгляд от доски и посмотрел на вошедшую в комнату мать.

Женщина, по-видимому, сильно волновалась. Не в силах оставаться на ногах, она присела на стоящий у входа стул и выпалила на одном дыхании:

– Валера, Игорька Гладышева избили в подъезде, – пытаясь совладать с подступившими слезами, старушка добавила: – Только что приезжала «скорая», его увезли без сознания. Врачи не уверены, выживет ли. – Она все же разрыдалась, уткнувшись лицом в носовой платок.

– Бур, Музыкант, – резко выкрикнул пахан, – в темпе собирайтесь, поедем к нему в больницу.

Натягивая на ходу тенниску, Монах обратился к матери:

– Мама, ты не знаешь, в какую больницу его повезли?

– Наверное, в нашу, районную, – ответила женщина, проглатывая слезы, обильно катившиеся по морщинистым щекам, – врач «скорой» сказал, что в другую его не довезут.

– Поехали, – повторил свой приказ Фомин, выбегая на лестничную клетку.

Подручные еле успевали за паханом, стремительно несущимся вниз, перескакивая сразу чуть ли не через весь пролет и рискуя свернуть себе шею.

Всю дорогу до больницы Монах угрюмо молчал и лишь однажды тихо прошептал:

– Моя вина, ну, я этим пидерам устрою пресс-хату, бля…

Приятели ни о чем не спрашивали, они знали о разговоре, происшедшем между Монахом и представителями заикинской группировки.

Исподволь Музыканту по своим каналам даже удалось навести справки, кто такой Заика и что он собой представляет, однако до поры до времени он придерживал эту информацию.

Буру с самого начала не понравилось, что пахан вмешивается в дела другой группировки, тем более та управлялась не уголовным авторитетом, как-то зарекомендовавшим себя в преступном мире, а бывшим спортсменом, каковым выдавал себя Заика, однако возразить вору в законе Рома не решался.

В приемном покое Фомина встретил самоуверенный тип в белом халате с наглой ухмылкой на заплывшем жиром лице. На вежливую просьбу сообщить вновь прибывшим какую-либо информацию о доставленном пациенте Гладышеве Игоре Ивановиче он ответил грубой фразой:

– Всяким проходимцам справок не выдаем, это вам не справочное бюро…

Однако Монах резко оборвал нахального толстяка, больно схватив того за жирную щеку своими сильными пальцами:

– Или ты, фуфломет, мне по делу три, или засунь свою блядскую метлу поглубже в свой вонючий пердильник, пока я сам этого не сделал, допер, петушара жирный? А теперь паси фишку, толстожопый, – пахан чуть ослабил хватку, давая возможность тому ответить, – оторви свою потную задницу от этого седалища и загляни в свои писульки, где лежит Гладышев Игорь Иванович, иначе твоим мурлом мои жиганы забьют парашу в вашей богадельне. Петришь, зяблик?

– Угу, – промычал тот, поняв из сказанного только то, что нужно найти в списках определенную фамилию, и тут его взгляд упал на недавно принесенный список с именами вновь поступивших пациентов, среди которых он прочел инициалы банкира в графе «реанимация». – О-он в-в реа-реа-ни…

– Да не трясись ты, как целка перед абортом, – грубо прервал его Монах, – говори толком.

– Он в реанимации, – наконец смог вымолвить толстяк и, глядя вслед удалявшимся посетителям, обессиленно плюхнулся на стул.

В реанимацию их не пускал вежливый, в отличие от сидящего внизу наглеца, доктор, одетый в темно-зеленый халат и такого же цвета шапочку, объяснив, что их друг находится в бессознательном состоянии и поговорить с ним все равно не удастся.

Тогда Бур, вежливо отстранив пахана, вплотную приблизился к врачу и протянул тому стодолларовую купюру со словами:

– Слушай, уважаемый, позволь ему, – он жестом указал на Монаха, – только посмотреть на Гладышева, и мы тут же растворимся, как тугой лопатник в базарной толпе.

Осторожно взяв протянутую купюру, доктор согласно кивнул, произнося:

– Только вам придется надеть халат и бахилы…

– Хоть скафандр космонавта, – прервал его авторитет, послушно следуя за врачом в ординаторскую, где ему подобрали подходящую спецодежду.

Войдя в палату реанимационного отделения, Монах при тусклом свете лампочки едва смог узнать перебинтованное лицо своего давнего друга.

К рукам лежащего на высокой койке банкира тянулись наполненные жидкостью прозрачные трубки капельниц. Нижняя часть лица раздулась до нереальных размеров, сквозь бинты сочилась кровь, веки нервно подрагивали, полуприкрывая глаза.

Когда Фомин в сопровождении все того же врача в темно-зеленом халате вышел в коридор, на его суровом лице гневно перекатывались желваки, глаза злобно сверкали.

– Долго он так пролежит? – спросил Монах у реаниматолога, имея в виду Гладышева.

– Трудно сказать, – неуверенно ответил тот, – все будет зависеть от силы организма. Хотя степень тяжести полученных травм очень высока. У него множественное раздробление нижней челюсти, два осколочных перелома ребер, отек правого легкого и тяжелая травма печени, которая скорее всего потребует оперативного вмешательства. Прибавьте к этому сильный ушиб почек. По всему видно, били его нещадно.

– Суки, – зло процедил Монах и вновь обратился к собеседнику: – Как вас зовут?

– Моя фамилия Озерский Валентин Тихонович, я заведующий отделением, – представился врач.

– Валера, – просто сказал Фомин, а затем проникновенным голосом произнес: – Валентин Тихонович, у меня к вам несколько просьб.

– Чем могу – помогу, – пообещал Озерский.

– Во-первых, прошу вас не сообщать о данном инциденте в милицию, – начал перечислять авторитет.

– Здесь, увы, я ничего не могу для вас сделать, – честно ответил завотделением, – протокол уже составлен час назад дежурным следователем по райотделу.

– Тогда во-вторых, – Монах обернулся к стоящим в стороне подручным, – Рома, сколько сейчас у тебя с собой «лавэ»?

Бур достал из кармана смятые купюры американских долларов и российских рублей. Пересчитав валюту, он принялся за рубли, однако авторитет прервал его вопросом:

– Сколько?

– Восемьсот баксов, – ответил тот.

– Деревянные оставь, а «зелень» давай сюда, – тоном, не терпящим возражений, сказал Фомин и, протягивая деньги врачу, закончил: – Это аванс. Если поставите Игоря на ноги, получите в два раза больше. Будет мало, позвоните. Саша, – позвал авторитет Музыку, – оставь номер своего мобильного телефона. И в-третьих, поместите его в отдельную палату, пусть круглосуточно рядом с ним находится медсестра, а через пару часов мы пришлем охрану, она будет впускать только вас и медсестер, которых вы лично представите охране. Договорились?

– Ну, я не знаю, – невнятно протянул Озерский, с удивлением разглядывая полученную сумму, а затем поспешно согласился: – Хорошо, пусть так и будет.

– И вот еще что, – подумав, добавил Фомин, – все необходимые лекарства мы оплатим отдельно, как и гонорар сиделкам, пусть это вас не тревожит. До свидания, – Монах протянул доктору руку.

Сидя в салоне комфортабельного «мерседеса», на бешеной скорости мчавшегося по направлению к Московской кольцевой автомобильной дороге, Фомин в очередной раз набирал номер телефона Дюка. Наконец с четвертой попытки в динамике раздались длинные гудки, сменившиеся недовольным голосом Зеленцова:

– Слушаю, – пробурчал он.

– Здорово, Дюк, – приветствовал приятеля Фомин, – это я, Монах. Срочно нужно увидеться, есть дельце.

– Какой базар, – голос стал значительно дружелюбнее. – Ты где?

– Я на выезде с Минского шоссе, сейчас проехал пост, – объяснил звонивший, глядя в окно машины на светящийся в ночи пикет ГАИ.

– Ты с Музыкантом? – вновь задал вопрос Зеленцов.

– Да, – коротко ответил авторитет.

– Передай ему трубку, – попросил Дюк, – я ему сейчас все подробно объясню.

– Держи, – повернулся Монах к сидящему за рулем Музыке и протянул ему сотовый телефон, – это Дюк, он тебе расскажет, как до него добраться.

Прошло не более двадцати минут, и машина с включенными фарами въехала на территорию дачи Зеленцова через предусмотрительно распахнутые охраной ворота.

Хозяин встречал гостей, стоя на веранде огромного особняка в спортивном костюме цвета морской волны.

В другое время и при других обстоятельствах Фомин наверняка не преминул бы внимательно осмотреть ярко освещенную загородную резиденцию Дюка, однако сейчас ему было не до этого.

Пройдя вслед за Зеленцовым в гостиную, Монах оказался в просторной комнате, в центре которой величественно расположился огромный круглый стол из красного дерева, обставленный стульями с высокими спинками, обитыми светлосерым бархатом. Напротив каминной стены выстроился ряд кожаных диванчиков, на них и расположились гости.

Опустив приветственную часть, Фомин сразу перешел к сути вопроса:

– Скажи, Леша, есть у тебя человек пять верных людей, которые могли бы подежурить с оружием у палаты моего товарища?

– Не вопрос, – отозвался Зеленцов, глядя на встревоженное лицо пахана, – а что случилось?

– Чуть позже объясню, – отмахнулся Монах, – это надо сделать срочно.

Дюк повернулся к вошедшей с подносом, уставленным различными яствами, стройной красавице:

– Светлана, – попросил он, – позови Пашу.

Та, одарив присутствующих лучезарной улыбкой, поспешила выполнить просьбу. Не успела за ней затвориться дверь, как на пороге возник помощник Дюка, здоровенный гигант с заспанным выражением лица.

Зеленцов обратился к нему:

– Мне срочно нужно человек пять-шесть с официальными «волынами», – распорядился он, – в крайнем случае возьми кого-нибудь из моей охраны и мигом сюда.

Паша проворно, насколько позволяла комплекция, бросился выполнять распоряжение шефа.

Тем временем Монах, сидя в окружении Бура и Музыканта, рассказывал хозяину особняка о событиях минувшего дня.

Когда рассказчик поведал, как он встречался с «крышей» банкира, Дюк его прервал:

– Говоришь – бригада Заики?

– Да, а ты его знаешь? – в свою очередь, задал вопрос Фомин.

– У нас с ним общие дела, – неопределенно ответил Зеленцов.

– Ты можешь забить ему стрелку от моего имени? – поинтересовался авторитет и добавил: – Если нет, я раскачаю эту тему на сходняке.

Дюк внутренне поежился: ему никак не улыбалось, чтобы рядом с его именем упоминали Заику, он чувствовал: коснись чего, сходка и с него спросит за купленный титул законника. Сейчас же возникала реальная возможность завоевать весомый голос в защиту собственной коронации, если он поможет Монаху.

Поэтому Зеленцов поспешил сказать:

– Думаю, до сходки дело можно не доводить. Все замнем своими силами. Да потом, – он сделал небольшую паузу, как бы собираясь с мыслями, – Заика не урка, а спортсмен.

– Мне это до фонаря, – равнодушно протянул Монах, – его люди наплевали на слово вора. Получается – меня опомоили, как последнюю суку, какие-то дешевки, которые пальцы гнуть научились, а за свои слова отвечать не хотят. Не мне тебе объяснять, что у этого Заики наверняка кто-то подсел или подсядет, – Фомин многозначительно посмотрел на Дюка и продолжил: – От этого ни ты, ни я не застрахованы. Но вот как примут нас люди на хате, будет зависеть от наших делишек на вольной. И если пахан, каковым в Москве является Заика, не захочет меня понять, получится, будто он тоже решил опаскудить вора, следовательно, всем его мозоликам за решкой нужно делать пресс-хату. Как говорят: каков поп, таков и приход.