Текст книги "Ордин-Нащокин. Опередивший время"

Автор книги: Виктор Лопатников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

И все же лавры национального героя, высокое место у престола Барятинскому обеспечили не ратные подвиги, а его роль в преодолении угрозы хаоса, нависшей над охваченным масштабным народным восстанием государством. Победное шествие Разина вверх по Волге, захват им важнейших центров жизнеобеспечения страны угрожали дестабилизацией в остальной Руси. Близ Симбирска войску под командованием Барятинского пришлось принять на себя натиск ударных сил разинцев, угрожавших двинуться к Москве. Переняв опыт мятежников, нанося внезапные войсковые удары с разных сторон, в решительный момент Барятинский предпринял скрытый маневр, вводящий противника в заблуждение. Растерянность, паника, угроза атаки регулярного войска опрокинули основные силы разинского войска, обратив их в бегство. Тем самым был нанесен невосполнимый урон как вере в неуязвимость крестьянского вожака (Разин был тяжело ранен), так и эффективности разинских рейдов. События под Симбирском внесли коренной перелом в прежде малопродуктивные действия регулярных войск власти против мятежников. Как утверждал впоследствии тот же Костомаров, «Барятинский под Симбирском спас русский престол».

В награду ему присвоили, наконец, боярский титул, но он сохранил нелюбовь к местничеству и был одним из тех, кто способствовал его отмене в 1682 году – его подпись первой поставлена под приговором Земского собора, закрепившим это решение. Вскоре Барятинский скончался; его потомки тоже посвятили себя военной карьере, дав державе немало генералов и даже фельдмаршалов. А вот имя самого Юрия Никитича, одного из лучших русских полководцев XVII века, оказалось забыто – в советское время его вспоминали только как кровавого усмирителя восстания Разина.

* * *

Князь Иван Андреевич Хованский (ок. 1610–1682) – по-своему характерная и противоречивая фигура царствования Алексея Михайловича. Родовитый (из древнего литовского рода Гедиминовичей), честолюбивый, амбициозный, напористый, он не мог не претендовать на видные места при власти. Хованский, вне зависимости от успехов или неудач, оставался в «обойме» царедворцев, всегда был востребован. Его полководческая деятельность отмечена рядом не только громких побед, но и поражений, итог которых ставил под угрозу безопасность столицы. Нехватку опыта, знаний, воспитания он пытался с лихвой возместить, бравируя своей родовитостью, сословным превосходством над остальными. В нем по-особому проявлялось одно из типичных ущербных свойств сословно-представительной системы власти, где талант и образованность не выступали главным мерилом достоинства личности, вовлеченной в государственное управление. Пренебрежительное отношение к людям, наделенным знаниями и талантом, было свойственно Хованскому на протяжении всей его карьеры. Особенности его натуры, характера проявляются на примере отношений с Ординым-Нащокиным, поскольку государево служение не раз сводило их вместе.

Сам князь при московском дворе был из тех, кто не желал почивать на лаврах предков, уступать дорогу к славе другим. Его неуемный темперамент и амбиции при недостатке ума озадачивали царя и ближнее окружение. Его бьющую через край энергию власть пыталась направить в сторону от столицы, туда, где бы он сильно не мешал, «не путал карты». Хованский, получивший прозвище «тараруй» (болтун, пустомеля), заслужил нелестную репутацию в правящей верхушке. В конце концов он заигрался в политические игры, в которых не разбирался, что и привело его на плаху.

Конфликт Ордина-Нащокина с князем Хованским рельефно обнажает природу противоречий во власти, их причины. Их противостояние было не столько вызвано столкновением разных по складу характеров, сколько обусловлено традициями, условностями, нравами того времени. Для недалекого умом, своенравного Хованского сословное превосходство было поводом считать свои решения и действия непогрешимыми. Он не желал воспринимать никакие доводы со стороны, отвергал то, что диктовалось насущной необходимостью и здравым смыслом. Князь «становился в позу», как только усматривал посягательство на свое право единоначалия. Никто не мог не только вмешиваться в его дела, но и что-либо советовать ему, а тем более требовать, что должно делать и как поступать.

Для Хованского «худородный» дворянин Ордин-Нащокин не то что «не указ», но попросту не существует. На разумные предложения Нащокина предпринять маневр войсками с целью подкрепить политические позиции русских на проходящих переговорах со шведами последовал отказ. Ослепленный злобой командующий войском и не думал признавать существо порожденных им самим проблем, для решения которых потребовался приезд из Москвы на Псковщину особой миссии. Начало переговоров со шведами было отложено на четыре месяца. Это был период, когда отношения двух государств были особенно осложнены, над ними довлело недавнее тяжелое наследие. Посольская делегация Швеции, прибывшая в 1654 году в Москву на переговоры с целью нормализовать двусторонние отношения, на последующие три года оказалась там под арестом на положении пленных, временами в полной изоляции. Тогда на прибалтийских землях возобновилась кровопролитная русско-шведская война, ход которой сказывался на содержании дипломатов, оказавшихся в заложниках.

После трехлетнего заточения, едва покинув Москву, шведская делегация вынуждена была задержаться в северо-западном приграничье. Из Стокгольма поступило указание вступить в переговоры об условиях перемирия. Война изрядно истощила и изнурила участников конфликта, ни та ни другая сторона не располагала ни ресурсами, ни людскими резервами, чтобы ее продолжать. Воевода Царевича-Дмитриева Ордин-Нащокин был включен царем в состав переговорщиков от Московии заочно. Он, все это время находясь в эпицентре событий, как никто другой видел расклад сил, остро чувствовал ситуацию. От того, где, в какой обстановке будут проходить переговоры, по его мнению, во многом зависел и их исход. Учитывая это, необходимо было заранее выбрать место их проведения. Присутствие в окрестностях русских войсковых частей могло оказывать существенное влияние на атмосферу, на весь ход переговоров. От псковского воеводы Хованского требовалось быть готовым к тому, чтобы совершить маневр войсками, обеспечить военное присутствие на прилегающих к месту их проведения территориях. Однако тут-то и возникли те самые «помешки». Благоприятный момент был упущен, начало переговоров пришлось отложить, и не по вине шведской стороны.

Главный от Москвы на переговорах князь Иван Прозоровский так обрисовал перед представителем царя обстановку, в которой оказались он сам и его коллега Ордин-Нащокин: «Хованский государеву делу чинит поруху для чести своей и его, боярина, бесчестит, приказывал к нему при многих своих полчанах, что будто он, князь Иван, его, боярина больше тремя местами, и он, боярин, то поставил в смех. Да он же, Хованский, приказывал к нему, боярину, чтоб он товарища своего, Афанасия Лаврентьевича Нащокина, ни в чем не слушал, будто товарищ доведет его до беды, но великий государь ему, боярину, указал с товарищем своим во всем советоваться и во всем ему верить, потому что он немецкое дело знает и немецкие нравы знает же. Ион, боярин, поставил это в смех»[39]39
  Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 11. С. 66.


[Закрыть].

То, что Хованский стоял «тремя местами» выше князя Прозоровского, давало ему право с насмешкой отвергать любое, даже весьма важное государево дело. К его ненависти явно примешивалось завистливое чувство придворного, которого обошли государевым вниманием, выказав особое доверие другому, «худородному» дворянину. Ордин-Нащокин же свое отношение к Хованскому выстраивает исходя из интересов дела, зная его неспособность управлять, принимать правильные решения. Не только исходя из прежнего опыта общения с ним во время «псковского гиля», но и ознакомившись с тем, как поставлено дело здесь, где теперь хозяйствует Хованский, дипломат убедился, насколько тот не на месте. Он настоятельно советовал царю: «Переменить воеводу и велеть быть у такого дела, с которое его станет». И объяснял причины: «Князь Иван был многих городов владетель, только в Псковском государстве он с промыслом своим не надобен; во всяком деле сила в промысле, а не в том, что собрано людей много; и людей много, да промышленника нет, так ничего не выйдет. Шведы, видя таких промышленников, говорят, чтоб половину рати продать да промышленника купить. И теперь Хованский, вышед из Пскова, стоит даром, рать помирает с голоду, а к промыслу не допустит, обжигает себе русские города, а неприятель радуется, что люди из домов своих выбиты, а к промыслу не допущены. Лучше было рати оставаться во Пскове: и неприятелю было бы страшнее, и люди были бы в покое и к службе наготове. Обо всем этом надобно рассмотрение воеводское. Нельзя во всем дожидаться указа государева. Знаю и сам, что великому государю годно, чтоб мы между собою были в совете, и у меня за свое дело вражды никакой нет, но о государеве деле сердце болит и молчать не дает, когда вижу в государеве деле чье нераденье»[40]40
  Там же. С. 64.


[Закрыть].

Царь, обвиняя обе стороны конфликта, в своем послании выговаривал каждому из них за то, что государево дело зашло в тупик. Тем не менее отдельно, в личном послании Хованскому, Алексей Михайлович дал понять, как князь выглядит в этом конфликте, и попутно откровенно высказал, какова на деле его репутация. Едва сдерживая свой гнев, царь пишет: «Афанасий, хотя отечеством и меньше тебя, однако великому государю служит верно, от всего сердца, и за эту службу государь жалует его своею милостию: так тебе, видя к нему государеву милость, ссориться с ним не для чего, а быть бы вам с ним в совете и служить великому государю сообща; а тебя, князя Ивана, взыскал и выбрал на эту службу великий государь, а то тебя всяк называл дураком, и тебе своею службою возноситься не надобно; ты хвалишься, что тебе и под Ревель идти не страшно; и тебе хвалиться не довелось, потому что кто на похвальбе ходит, всегда посрамлен бывает; и ты этою своею похвальбою изломишь саблю; за что ты тех ненавидишь, которые государю служат верно? Тебе бы великого государя указ исполнить, с Афанасьем помириться, а если не помиришься и станешь Афанасья теснить и бесчестить, то великий государь велел тебе сказать имянно, что за непослушанье и за Афанасья тебе и всему роду твоему быть разорену»[41]41
  Там же. С. 64–65.


[Закрыть].

Царь видел, что знатное происхождение нисколько не препятствует Хованскому слыть дураком, и остро чувствовал, в какой мере такие государевы люди порочат высшее сословие. Тем не менее до конца своего царствования Алексей Михайлович так и остался в плену древних сословных представлений. Хованский и далее продолжал демонстрировать свои задатки. Тогда, получив выволочку от царя, он пытался оправдаться, изворачивался, насколько хватало ума, насколько позволял диктат собственной гордыни. Пытаясь сохранить лицо, всякий раз не упускал момента, чтобы опорочить Нащокина. Со «вторым изданием Малюты Скуратова» отныне он будет общаться лишь через посредников: «Скнязем Прозоровским и со всеми другими послами недружбы и ссоры у меня нет, только перебранивались на письме; досадно мне то, что пишут ко мне с указом; прежде наша братья за честь свою помирали. Недружба у меня с Афанасьем Нащокиным, и хотя в отписках пишется князь Прозоровский, только все затейки его, Афанасьевы, ищет он мне всякого зла. Князь Прозоровский Афанасью говорил, чтоб он со мною был в совете, но он князя не слушал. По приказу великого государя я все покину, Афанасья прощаю и вперед с ним в совете и в любви быть рад; знаю я, что Афанасий человек умный, великому государю служит верно, и государская милость к нему есть; в прежние времена и хуже Афанасья при государской милости был Малюта Скуратов; я Афанасья не знаю, слыхал про него от людей и большой вражды у меня с ним нет, только что на письме другу друга ума отведывали; а как я с ним увижусь, то иных ссорщиков перед ним поставлю»[42]42
  Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 11. С. 67.


[Закрыть].

Любопытный отзыв о Хованском оставил барон Мейерберг: «Хованский, известный всему свету своими поражениями, бешено смелый; увлекаясь безрассудной горячностью, он всегда налетает или наступает на неприятеля; никогда не взвесив сил его на весах рассудка; невежда во всех военных науках, тем не менее считается достойным начальствовать войском, потому что ведет свой род от сына Олъгерда Великого князя Литовского»[43]43
  Мейерберг А. Указ. соч. С. 89.


[Закрыть].

Хованский, в силу присущих ему индивидуальных качеств, не случайно оказался вовлечен в водоворот событий, вызванных борьбой между Милославскими и Нарышкиными за обладание престолом. Попытка вмешаться в этот кровавый конфликт, призвав на свою сторону стрельцов, оказалась бессмысленной авантюрой. Он и его сын были казнены. Итог его жизни воплощен в «Хованщине» – выдающемся оперном произведении Модеста Мусоргского.

* * *

Князь Иван Семенович Прозоровский (1618–1670) – еще одна крупная фигура царствования первых Романовых. Род Прозоровских, происходивший от Рюриковичей, пользовался в прежние времена особым почетом. Его представители выдвигались на высшие государственные посты, но нередко становились жертвами своей вовлеченности в конфликты влиятельных кланов. Особенно пострадал род Прозоровских в годы царствования Ивана Грозного, когда трое его представителей были казнены. При воцарении Алексея Михайловича Ивану Семеновичу досталась высокая честь привести к присяге новому царю жителей Нижнего Поволжья и Предкавказья. Далее его карьера получила продолжение на административном, военном и дипломатическом поприщах.

Подобно Одоевскому и Долгорукову, князь служил преданно и верно там, где в нем нуждалась власть, однако судьба отнеслась к нему отнюдь не милостиво. Он был причастен к основным, наиболее ответственным делам, но не всегда, однако, добивался требуемых результатов. В ряде эпизодов обстоятельства оказывались сильнее возможностей, какими он располагал, в других – ему не хватало знаний, способностей, опыта. И военная, и дипломатическая служба не стяжали ему славы, не принесли особого успеха. Его нельзя упрекнуть в том, что итог прилагаемых им усилий оказался невысоким. Просто от него требовалось решать задачи, которые были ему не по плечу, особенно в трудных, тупиковых обстоятельствах. Именно в таком положении оказался глава русской делегации Прозоровский на переговорах со шведами в Кардисе в 1661 году, когда встал вопрос о необходимости любой ценой продлить договор о перемирии, подписанный тремя годами ранее в Валиесари. К тому времени военно-политическая обстановка становилась для русских все более угрожающей. На пространствах Украины возобновились военные действия, и это при том, что опасность возобновления войны на шведском направлении также становилась очевидной, поскольку сроки перемирия подошли к концу.

Обстоятельства, в которых оказалась Московия, были шведам хорошо известны, оттого они выдвинули условия: избежать возобновления войны возможно, восстановив статус-кво, каким оно было на момент заключения Столбовского мирного договора 1617 года. Для русской стороны это означало отказ от всех недавних завоеваний на прибалтийском пространстве; кроме того, от нее потребовали возмещения ущерба, понесенного Швецией в результате возникшей не по ее вине войны 1656–1658 годов. По существу это был откровенный диктат.

Располагал ли глава русской делегации Прозоровский возможностями для маневра? Какие доводы и аргументы он мог выдвинуть, отстаивая государственные интересы? Что мог он противопоставить в ответ на непреклонные, ультимативные требования шведской стороны? Ясно одно: Прозоровский, не получив указания из Москвы, не решился бы на подписание по сути дела капитуляции. Миссии Прозоровского не оставалось ничего другого, как их принять. Так и появился Кардисский русско-шведский договор 1661 года. Непримиримая позиция, какую все эти годы занимал по отношению к шведскому урегулированию Ордин-Нащокин, послужила поводом требовать отстранения его от участия в переговорах. Из состава делегации он был отозван.

Особым драматизмом отмечены годы службы Прозоровского первым воеводой в Астрахани. Стратегически важное для экономики Руси Астраханское воеводство, через которое пролегал главный торговый путь на Восток, выступало важнейшим источником доходов для государственной казны. Их приносил сосредоточенный в тех местах рыбный промысел: икра, осетрина и пр. Астрахань была также перевалочным пунктом для экзотических товаров из Персии и Средней Азии, которые пополняли рынок Московии, а оттуда поступали в Европу.

К исходу 1660-х годов Астрахань постепенно оказалась в эпицентре территорий, охваченных восстанием Степана Разина. Для атамана устье Волги некоторое время оставалось плацдармом, откуда он совершал свои пиратские рейды вдоль побережья Каспия. Местная власть при этом как-то уживалась с «бунташным» войском, а у Прозоровского с Разиным установились вполне «рабочие» отношения. Какими бы силами ни обладало разинское войско, противопоставить себя местному гарнизону в ту пору оно не могло. Существенный перелом в обстановку привнесли результаты похода Разина в сторону Баку. Разбив флот Мехмед-паши и захватив немалую добычу, Разин с триумфом вступил в Астрахань, одарив при этом роскошной трофейной шубой самого воеводу Прозоровского. Тогда у них состоялся диалог, в ходе которого воевода предпринял попытку склонить Разина к сотрудничеству. Однако атаман от ответа уклонился, направив свои отряды с добычей к Дону, к насиженным местам. Там недолгое время спустя Разину стало ясно: повелевать разудалой толпой, в какую от бездействия превращалось его войско, было трудно и опасно. Упоение успехом, разбойничий азарт побуждали к новым походам за «зипунами» – грабительской добычей. Тогда атаман задумал очередной поход, решив взять под полный контроль богатую Астрахань.

Гонец от Разина с ультиматумом сдать город был по приказу Прозоровского подвергнут публичной казни. Однако предотвратить захват бунтовщиками Астрахани не удалось даже радикальным путем – разрушением дамб и затоплением подходов к городу, который после этого стал, казалось, неприступным. Его падение стало следствием измены, предательства. Через распахнутые «потатчиками» ворота бунтовщики беспрепятственно вошли в город. Тяжело раненному в уличном бою Прозоровскому пришлось искать укрытия в церковном соборе, однако это не остановило буйную толпу – всех, кто укрылся в соборе, живыми сбросили в ров с крепостной стены. Тяжело раненного воеводу на вал вывел сам Разин. Постояв рядом, на виду у столпившегося народа столкнул Прозоровского в пропасть. Мученическая смерть постигла и сыновей воеводы: оба они были повешены за ноги на городской стене. Старший, Михаил, там и скончался, младшему, Борису, удалось выжить, но он до конца дней остался инвалидом.

* * *

Василий Борисович Шереметев (1612–1680) принадлежал к той части именитой элиты, для которой присутствие у вершин власти было гарантировано самим рождением. Он унаследовал от предков уходящее в древность родовое имя, дающее ему право быть наверху, претендовать на высокие государственные посты и почетные места в Боярской думе. Разветвленный боярский род Шереметевых, родословная которого восходит к XIII веку, благодаря родственным связям был особенно близок российскому престолу. Выходцы из него активно вовлекались в государственную жизнь, исполняли видные роли в ходе становления и укрепления российской монархии. Шереметевы – непременные участники важнейших военно-политических событий, в критические моменты выступали опорой правящей династии. В начале XVII века они немало поспособствовали преодолению последствий Смуты, становлению новой династии. Один из них, Борис Петрович Шереметев, участвовал в Земском соборе 1613 года и одним из первых среди бояр подписал грамоту об избрании на трон Михаила Федоровича Романова. И в последующие времена Шереметевы, их потомки вписали в российскую историю немало выразительных страниц.

Уже в пору царствования Михаила Федоровича Романова Василий Шереметев был задействован в различных официальных мероприятиях, торжествах, чему способствовали не только его родовитость, сообразительность, расторопность, но и весьма привлекательная внешность. Дело касалось не только того, чтобы «смотреть в столы» в ходе царских приемов и аудиенций, но и участия в таком тонком и деликатном деле, как затянувшееся на два года сватовство датского принца Вольдемара к дочери царя Ирине, где камнем преткновения, к глубокому разочарованию царской семьи, оказался вероисповедный вопрос.

С восшествием на престол Алексея Михайловича поначалу казалось, что ничто не может поколебать положение Василия Борисовича Шереметева. Он был занят в коронационных мероприятиях, ему поручались некоторые властные обязанности. Однако позитивного продолжения не последовало. Борис Морозов, сосредоточивший в своих руках нити государственного управления, предпринял все возможное для отдаления от престола Шереметева и других ему подобных. Морозов «двинул» подающего надежды царедворца главным воеводой в Тобольск. Поводом послужил конфликт на почве местничества между Шереметевыми и Хилковыми. Род Шереметевых, как и род Хилковых, по происхождению и заслугам входил в число шестнадцати наиболее привилегированных. Они и их потомки, минуя низшие чины, поступали в бояре. Однако и внутри этой корпорации то и дело возникали непроясненные с течением веков расхождения в трактовке родословных, на которые соперники не преминули указать.

Были и другие, более глубокие претензии, относящиеся к прежним ролям Шереметевых во власти. Борис Петрович Шереметев, некогда всесильный царедворец, отошел от дел, утратил свое влияние. К тому же общественное мнение именно на его счет относило ошибки прежнего царствования. Удручающе выглядели результаты административно-хозяйственной деятельности, в бедственном положении оказались финансы. Подобное не могло не бросить тень на Шереметевых, и молодой поросли рода пришлось заново утверждать не столько свои права, сколько способность быть на руководящих ролях. Это отразилось и на судьбе Василия Шереметева, когда тот оказался без влиятельных покровителей и защитников. В отличие от тех именитых сверстников, которым высоты служения давались относительно просто и легко, он оказался менее удачлив – судьба обошлась с ним более чем сурово.

Назначение Василия Борисовича первым воеводой в Тобольск было не чем иным, как ссылкой. На преодоление одного только пути до места назначения требовалось несколько месяцев. Сам административный центр обширной сибирской территории представлял собой удручающее зрелище: его только начали заново отстраивать после недавнего пожара, испепелившего деревянный городок дотла. Шереметев, невзирая на невзгоды, деятельно включился в освоение дикого края, отдаленность которого определяла своеобразие нравов и обычаев населения. Вольные переселенцы, крестьяне, охотники соседствовали там со ссыльными, беглыми крестьянами, преступниками. Шереметев принялся заново отстраивать Тобольск, наращивать торгово-промысловую деятельность, увеличивать поставки добываемой здесь ценнейшей для казны пушнины. Сюда стягивались торговые интересы не только местных, но и прибывающих издалека купцов. Немало хлопот доставляли племена калмыков и киргизов (казахов) – их предводители заявляли о своих правах на всю Сибирь, требуя от царской власти компенсации товарами, оружием, предметами обихода.

Три года, проведенные Шереметевым вдали от Москвы, где происходили главные события царствования, не прошли для него бесследно. Снова вписаться в элиту, быть на равных с теми, кто тем временем укрепился во власти, было непросто. Найти общий язык с Одоевским, Долгоруковым, с другими не получалось. Поручения, которые ему давались, утопали во взаимном непонимании, в постоянно возобновлявшихся местнических разборках. После ряда неудач Шереметева назначили одним из командующих войсками на Украине. Ему довелось пройти через горнило изнурительной войны, изредка прерываемой не столько на переговоры о мире, сколько ради выигрыша времени, собирания сил в целях ее продолжения. Здесь победы давались русским войскам большой ценой, а поражения в иных обстоятельствах имели трагические последствия. Среди многих причин главная состояла в «шатости», непостоянстве украинских гетманов, временами выступавших союзниками Руси, а порой отворачивавшихся от нее, блокируясь с недавними врагами. Коварство и продажность украинских гетманов, порой покидавших поле боя на решающем этапе сражения, приводили планы ведения боевых действий к краху. Исход сражений предопределялся не воинской доблестью и полководческим талантом, а изменой, переходом, казалось бы, верных союзников на сторону врага. Такое произошло и в войске под командованием Шереметева, в решающий момент столкновений с поляками.

Главные события развернулись в октябре 1660 года у города Чуднова, где гетман Юрий Хмельницкий в ходе сражения переметнулся в стан противника и подписал договор о переходе своего войска на сторону поляков. За Хмельницким последовал и другой «союзник» русских, полковник Цецура. Сражаясь из последних сил, блокированный со всех сторон Шереметев с остатками войска оказался в безысходной ситуации и вынужден был капитулировать. Трагически сложилась судьба русских воинов, оказавшихся в плену: они стали добычей крымских татар, пополнив собой невольничьи рынки мусульманского Востока. Тяготы плена, какие довелось пережить, вынести на себе Шереметеву, не поддаются осмыслению. Он провел в заточении 21 год. За это время сменилось четыре крымских хана, каждый из которых, учитывая статус пленника, пытался выторговать у Московии выкуп за его освобождение. Запрашиваемая сумма была не под силу московской казне. Не в состоянии собрать ее оказались и близкие родственники. Торг тянулся годами, сказываясь на условиях содержания пленника. После ухода из жизни Алексея Михайловича заботы о судьбе находящегося в неволе боярина перешли к его наследнику Федору Алексеевичу.

В конце концов после того, как в ходе изнурительных переговоров цена за выкуп была согласована, едва живого пленника удалось вызволить. Скрывая его местонахождение, татары постоянно перевозили его с места на место, содержа в нечеловеческих условиях. Внешний вид Шереметева был так ужасен, а состояние здоровья настолько критично, что его не сразу решились доставить в Москву. Он вернулся домой изможденным, беззубым стариком, когда уже не оставалось в живых никого из семьи. Спустя год после возвращения из плена в Москву Шереметев умер.

* * *

По-другому, но еще более трагично сложилась судьба Артамона Сергеевича Матвеева (1625–1682). С детских лет он был взят во дворец «на житие», дабы пополнить, разнообразить круг общения наследника престола Алексея Михайловича. Он был выходцем из простых дворян, его родители в свое время оказали неоценимые услуги первому Романову. С детских лет он составлял компанию будущему царю, был с ним тогда и там, где требовались дружеское участие, душевная поддержка, – в молитвенных хождениях, военных походах, в праздники и в будни. Это он, Ар-тамон Матвеев, сумел сосватать овдовевшему другу свою воспитанницу Наталью Нарышкину, которая стала второй женой Алексея Михайловича и матерью будущего императора Петра I. Удержаться от соблазна не лезть в дела государственной важности, отношение к которым у многих тогда выстраивалось на эмоциональном уровне, Матвеев не мог. Он прекрасно видел все сомнения и слабости своего покровителя и умело пользовался ими. Под его влиянием сформировалось военно-политическое движение Московии в сторону Украины, вылившееся в многолетнюю войну 1654–1667 годов. В ходе этой войны многие произносили нелестные слова в адрес тех, кто развязал ее и стоял у ее истоков. Поэтому окружение царя не очень жаловало Матвеева, старалось оттеснить его от трона, всячески пыталось разрушить их близкое общение. Долгое время он оставался лишь доверенным другом царской семьи, которому в минуты грусти Алексей Михайлович писал: «Поскорей приезжай, мои дети осиротели без тебя, мне не с кем посоветоваться».

Не наделенный еще высокими должностями, Матвеев выполнял лишь отдельные важные поручения самодержца, особенно когда дело касалось внимания к иностранным гостям. Женатый на англичанке Матвеев узнал и усвоил многое из того, что затем стало признаком западнического влияния на атмосферу двора. Тогда при царском дворе появился первый на Руси театр, в Москве была открыта первая аптека, при Посольском приказе была открыта типография, где печатались – опять-таки впервые – светские книги. Дом Матвеева был обустроен по-европейски, украшен картинами западных художников, импортной мебелью и часами.

К началу 1670-х Матвеев стал доверенным лицом царя, взявшим на себя обширные государственные полномочия, главные из которых пролегали опять-таки через Украину. На этой почве и произошло охлаждение в отношениях, а затем и разрыв царя с Ординым-Нащокиным, направлявшим вектор внешней политики на север, к балтийским берегам. С 1671 года и далее, вплоть до кончины Алексея Михайловича, Артамон Сергеевич Матвеев – «ближний боярин», глава Посольского и Малороссийского приказов. Получив эти высокие полномочия, он повел дело к присоединению «естественной ветви к приличному корню», то есть вытеснению Речи Посполитой, а с ней и католической церкви с правобережья Днепра. Однако добиться каких-либо серьезных подвижек в этом вопросе ему не удалось, как и привлечь на сторону Руси европейские страны. С целью помешать экспансии Османской империи на Украину Матвеев пытался образовать антитурецкий союз, отправив на переговоры в Европу видных дипломатов того времени – Украинцева, Тяпкина, Виниуса. Их «челночная дипломатия» также оказалась безуспешной.

Смерть Алексея Михайловича обернулась для Матвеева ссылкой. Последние шесть лет жизни он провел в изгнании, едва выживая в северной глуши, в Пустозерске. Когда же опала закончилась, едва вернувшись в Москву, Матвеев оказался в эпицентре разгоравшегося стрелецкого бунта. Возникшая перепалка с явившимися в Кремль лидерами стрельцов спровоцировала кровавую драму – он был сброшен с кремлевского крыльца на копья бунтовщиков. Свидетелем его гибели, в числе других, был и десятилетний царевич Петр Алексеевич.

* * *

Федора Михайловича Ртищева (1625–1673) некоторые иностранцы называли «министром двора». Другие считали его другом и фаворитом царя, третьи – всего лишь царским секретарем. Ртищев в истории царствования Алексея Михайловича предстает во многих ипостасях, однако наибольшее внимание исследователи его жизни уделяют подвижнической, благотворительной деятельности. В самом деле, из всего, чему посвящал себя этот высокопоставленный чиновник, наибольший смысл и высшую ценность обрело его бескорыстное стремление делать добро, помогать нуждающимся. Где бы он ни обитал, какой бы сложности задачи и проблемы его ни обступали, Ртищев находил силы, ресурсы, время для оказания помощи там, где видел в этом необходимость. А необходимость помощи людям давала о себе знать повсеместно.