Текст книги "Ордин-Нащокин. Опередивший время"

Автор книги: Виктор Лопатников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Характерна в этом отношении реакция Алексея Михайловича на постатейные предложения к договору с польской стороной, который, находясь на месте переговоров в Андрусове, готовил Ордин-Нащокин: «Статьи прочтены и зело благополучны и угодны Богу на небесах… Однако статья 33-я не угодна Богу и нам грешным… Ее надобно вынять». Огрехи командующего армией, князя Григория Ромодановского, влекут угрозу «Божьей кары за твою к нам, великому государю, прямую сатанинскую службу». Царь приравнивает поведение князя к тому, как Иуда предал Христа. Далее следует целый каскад изощренных проклятий: «Сам ты троеокаянный и безсловный ненавистник рода христианского… и самого истинного сатаны сын и друг дьяволов, впадаешь в бездну преисподнюю, из нее же никто не возвращался». Характерно, однако, что после всех этих угроз князь Ромодановский никаким репрессиям не подвергся и продолжал занимать высокие должности, пока не был убит стрельцами в ходе восстания 1682 года.

Кое-что из качеств, какими был наделен самодержец, было подмечено уже в начале его правления. Обременительный процесс приобщения к государственным делам тяготил Алексея Михайловича. К каждодневному труду, к упорной черновой работе он был не склонен. Царь всю свою жизнь оставался сибаритом, для которого повседневная жизнь устраивалась так, чтобы в ней доминировали приятные ощущения и впечатления. Ему не по душе было осмысление серьезных вопросов, принятие трудных решений, какие он под любыми предлогами отдалял от себя. Он дозволял назойливым царедворцам переубеждать себя, соглашался с важными предложениями, только было бы кому браться за их исполнение. В этом отношении самодержец особенно нуждался в советах людей, кому он мог доверять, таких, кто в состоянии обосновать, предложить правильное решение. Но как раз в этом была проблема. Вокруг него вилось немало искателей милости, но таких, кто мыслил и действовал безошибочно, с пониманием государственных интересов, всегда не хватало. Впрочем, это свойственно любой самодержавной власти, когда такого понимания и сопряженной с ним решительности действий не проявляет сам государь…

Церковное окружение пыталось укрепить в Алексее Михайловиче стремление не столько править, сколько царствовать, напоминая о том, что он, «помазанник божий», в мирской жизни выступает «глашатаем божественной воли». Особенно усердствовал в этом его духовник Стефан Вонифатьев: «Если поискать в нынешнее время благоверного царя, – то нет во всех народах, кроме русского народа, право верующего царя. И если царь наш верою прав, то он должен неленностно изыскивать и рассматривать все, что относится к общему благополучию всех его подданных. Но не о благе одних вельмож пещись, но и всех до самого последнего. Ибо вельможи никогда не удовольствуются одними своими трудами». Главной целью Вонифатьева было внушить царю идею мирового величия Русского царства, а он, царь, «тем велик, что и верою прав». Вонифатьев был не одинок в этой своей уверенности. Теория Москвы – Третьего Рима – в изложении инока Филофея утверждала: «Во всей поднебесной – единый христианский царь и браздодержатель и божьих святых. Единая святая вселенская апостольская церковь вместо Римской и Константинопольской находится в богоспасенном граде Москве». Усилиями близких к царю церковных деятелей, а затем и представителей христианских церквей Востока эта грандиозная цель постепенно захватывала воображение Алексея Михайловича, подчиняя все его помыслы и деяния.

Одним из препятствий ее осуществлению, по мнению церковников, выступали представители светской власти, особенно те из них, кто уводил мысль царя в сторону земных, обыденных проблем. В данном случае обращает на себя внимание весьма определенное отношение царского духовника к вельможам, знати. Они, по его мнению, – «помешка» царю в свершении богоугодных дел. Вонифатьеву вторит его современник, монах Иван Пересветов. «Вельможи, – пишет он в своем «Сказании о царе Константине», – се яко змеи, много, но пользы мало. Таких подобает огнем жещь и иным лютые смерти давати, чтобы зло не множилось». Чем руководствовались эти двое, как, впрочем, и другие церковники? Что стояло за этими поношениями «вельмож», а по сути, представителей государственной власти? На поверхность выступает не что иное, как исторически уходящее в византийское прошлое стремление церковников если не подменить светскую власть, то оттеснить ее от престола, быть единственными и незаменимыми для самодержца во всех его помыслах и делах.

* * *

Алексей и по природе своей, и в силу «тепличного», далекого от реальной жизни воспитания был доверчив. Он принимал на веру, особенно в начале своего царственного пути, буквально все, что ему преподносили. Происходящее вокруг было разумно, правильно, делалось так, как надо. В этой атмосфере прошли первые годы его царствования. Порядок вещей, при котором начинающий самодержец был ограничен в возможностях выстраивать собственное мнение о людях и событиях, мог сохраняться еще долго. Привязанность царя к Морозову, безграничное доверие к своему воспитателю позволили тому по сути дела править делами государства. Манипулируя сознанием Алексея Михайловича, Морозов и его окружение имели возможность продвигать свои, нигде и никем не обсуждаемые и не согласуемые решения. Тех, кто мог посоперничать или составить оппозицию Морозову, старались отправить куда-нибудь в отдаленные регионы или опорочить в глазах царя. Вседозволенность развязала руки тем, кто ощутил себя реальной силой во власти. «Правеж», выколачивание недоимок у населения стал в их руках ходовым средством. На этот счет у новой власти имелись и объективные причины: плачевное состояние дел в экономике, в финансах. Таким был итог предшествующего царствования. Как и в иные времена, это ущербное состояние определялось словом «застой». Однако в стремлении наверстать упущенное, преодолеть застойные тенденции власть перешла все разумные пределы. Бесконтрольное увеличение налогов, жесткие меры взимания недоимок привели к гневным протестам, выросшим в Соляной бунт.

Трагические события, в ходе которых и самому Алексею Михайловичу довелось пережить немало, произвели поворот в его сознании. Главный урок, который был преподан начинающему самодержцу, состоял в том, что боярин Морозов, – человек, которому он бесконечно доверял, в правильность действий которого безоглядно верил, – едва не довел до гибели и себя, и царя, и все царство. Отрезвление, остужение страстей последовало за кровавыми, «бунташными» событиями. Атмосфера согласия, тяга к здравомыслию предопределили проведение Земского собора 1649 года и утверждение на нем Соборного уложения – свода законов, призванных умерить межсословные противоречия, укрепить роль самодержавной власти, утвердить «суд праведный равным для всех». Участие Алексея в соборных заседаниях свидетельствовало о его растущей включенности в государственные дела. Правда, роль его по-прежнему оставалась символической, от него требовалось всего лишь представительствовать. Тогда главенствующее положение во власти стал занимать ближний боярин Никита Одоевский, для которого присутствие царя при решении государственных дел было весьма важно.

Тем временем на Украине складывались обстоятельства, чреватые возникновением гражданской войны. Необходимость оказывать всемерную помощь новому союзнику довольно скоро потребовала военного вмешательства Московии в украинские дела. Усобицы между гетманами принимали все более острые формы, побуждая некоторых из них искать поддержки на стороне. В пространство Украины, разделяемое внутренними противоречиями, непримиримыми амбициями казацких вождей, все более втягивались Речь Посполитая, Крымское ханство, Швеция, Московия. Гетман Богдан Хмельницкий вышел из-под покровительства польской короны и решил принести присягу на верность русскому престолу. Это решение было подтверждено заседанием Переяславской рады, после чего русская армия выступила на помощь украинцам.

В мае 1654 года «любопытный и приятный, но более благородный, чем практически полезный правитель» Алексей Михайлович во главе войска отправился на войну. Для него эта пора стала по-своему этапной и в формировании личности, и в открытии новых представлений о реальностях другого, неведомого для него мира. Он узнал мир, «где больше знали и умели, привольней и веселее жили». Общение с военачальниками «развивающим образом» подействовало на самодержца, изменился его взгляд на самого себя. Он обрел новый опыт, и это побудило в нем потребность, тягу к самообразованию. С тех пор он стал внимательнее относиться к своему окружению, более пристально вглядываться в то, как ведутся дела в подвластном ему царстве. Алексей хоть и медленно, но прозревал, открывая пробелы в самом себе, как и в том, чем оборачиваются и к чему ведут «злохитренные московские обычаи». Царские распоряжения исполнялись плохо, постоянно давали о себе знать волокита, стремление уклониться, где только можно, от своих обязанностей, обман и лицемерие. Самодержца все больше одолевали размышления о смысле своего нахождения на вершине власти, о том, как добиваться добросовестности, ответственности за порученное дело.

Тогда и было положено начало идее создания приказа Тайных дел – структуры, наделенной функциями контроля за исполнением государственных функций и обязанностей. Первой из задач стало установление подлинной картины событий, последствий поступков и решений государевых людей, сведения о которых приходили в Москву в искаженном виде. Постепенно негласный надзор распространялся все шире, оказывая влияние не только на характер и ход государственных дел, но и на другие сферы, в том числе придворные, касающиеся царствующей особы. Таким образом, обычное ведомство превратилось в средство устрашения, возвысившись над всеми другими структурами исполнительной власти.

Однако к тому времени, когда приказ Тайных дел обрел влиятельность, а самодержец почувствовал вкус к управленческой деятельности, вектор движению царствования Алексея Михайловича был уже задан. Ничто не могло изменить смысл и характер того, что далее будет предопределять ход событий. Во многом судьбу царствования Алексея Михайловича определили две фигуры – Борис Иванович Морозов и патриарх Никон. Именно ими был заложен и стал осуществляться курс, по которому на протяжении второй половины XVII века следовала Русь. Завладев доверием неискушенного в жизни царя-подростка, и Морозов, и Никон, каждый по-своему, долгое время уводили его интересы в сторону от государственных дел. Один – потакая его обыденным житейским утехам, другой – оставляя его в религиозном оцепенении. И тот и другой, не располагая ни знаниями, ни государственным мышлением, навязывали царю свои представления, оказывали влияние на ход государственных дел. Последствия шагов, предпринятых или вдохновленных ими, с течением времени приняли необратимый характер.

* * *

Долгое время Алексей Михайлович находился под обаянием личности Никона. Энергичный и властный священнослужитель прочно обосновался в душе молодого царя, всячески замыкая на себе его внимание, тем самым вытесняя всё другое, отвлекая от необходимости вникать в неотложные государственные дела. Постепенно Никон оказался незаменимым наставником, стал советником царя не только в богослужебных, но и в светских делах. Одна из главных тем, к которой собеседники обращались, – превосходство церковной власти над светской. «Священство выше царства», – утверждал патриарх. При этом Алексей проявлял удивительную сговорчивость, едва ли не покорность. Так было до тех пор, пока властолюбие Никона стало чрезмерным даже для «тишайшего» царя, вынудив его отказаться от поддержки «собиного друга» и отправить последнего в ссылку. Но это не сопровождалось отказом от взлелеянной Никоном идеи – подчинения христианских церквей Востока Московскому патриархату. Несмотря на массовое неповиновение, царь продолжил церковную реформу, возводя ее продвижение на государственный уровень. Постепенно нарастала волна репрессий, продолжилось тотальное искоренение староверческих общин. «Церковная затейка» положила начало кровавой общенациональной распре, наложившей отпечаток на весь последующий ход российской истории.

По мере того как скапливались, нарастая лавиной, проблемы, в самодержце все реже пробуждалось желание заниматься их разрешением. Уже не было речи о его участии в военных походах: прежние подобные попытки привели и его самого, и окружение к мысли, «насколько мало было пользы от его присутствия там». Особенно убедительным оказался безуспешный поход русского войска против Швеции в 1656–1658 годах, который поначалу возглавил сам царь. Внимание Алексея Михайловича с тех пор все больше стали занимать обустройство церемониальных шествий, торжественные выходы на престольные праздники, паломничества, раздача милостыни, масштабы которой изумляли иностранцев. В то время, когда русское войско, истекая кровью, гибло на Украине, самодержец, поглощенный соколиной охотой, обобщал свой опыт в написании труда «Соколиный урядник». Осознание величия, исключительности своей роли пробудило в нем стремление к самовозвышению, укрепило в той мысли, что он, многогрешный царь Алексей, движим «повелением всесильным, и великого, и бессмертного, и милостливого Царя царям и Государя государем и всех всяких великих сил повелителя Господа нашего Иисуса».

Характер самодержца и усвоенные им традиции придворной жизни вели к бесконечному затягиванию самых насущных вопросов. Многолетней тяжбой обернулся вопрос о лишении Никона патриаршего сана. Как обустроить церковную процедуру, придав ей легитимный характер – эта проблема, которая неотступно преследовала царя. Как добиться консенсуса среди иерархов, как и какую поддержку следует получить извне от православных церквей Востока – на это уходило время, направлялись немалые средства и усилия царского окружения. Заочное противостояние царя и патриарха продлилось до 1666 года, когда на церковном соборе произошло низложение Никона, однако внутрицерковные противоречия сохраняли свою остроту, оставляя все меньше времени на решения государственных дел.

Удаление Никона из Москвы в 1658 году и уход из жизни в 1661 году боярина Морозова окончательно избавили Алексея Михайловича от прежних опекунов и наставников. К тому времени вокруг обретающего уверенность в себе самодержца собралась команда из высокородных управленцев, уверенно занимавших командные высоты. В основном это были выдвинутые Морозовым родственники или выходцы из дружественно настроенного к нему круга наследственной элиты. Именно этим людям предстояло и далее вести дела, выполнять государственную работу. Они делали ее так, как это у них получалось, насколько хватало унаследованных природных качеств, ума, таланта. Традиции сословно-представительной системы власти не позволяли никому другому находиться рядом с престолом.

Судьбам тех, кто доминировал в летописях того времени, кто оказывался на острие важнейших событий, трудно позавидовать. Их усилий и способностей едва хватало на борьбу за сбережение, за выживание государства. Каскад событий, исход которых решался в жестком, кровопролитном противостоянии с врагом внешним и внутренним, не оставлял им ни времени, ни сил для мирной созидательной работы. Круг тех, кто был вовлечен Алексеем Михайловичем в реальное государственное управление, оказался не столь велик, как этого требовали обстоятельства. Среди них не хватало даровитых людей, обладавших исключительными достоинствами, которые могли бы возвыситься над всеми остальными. Те же, кто находился «под рукой», не всегда умели решать проблемы так, как это от них требовалось, не всегда оказывались на должной высоте. Элита, отмеченная заслугами предков, за редкими исключениями, не в состоянии была выдвинуть из своей среды годных к делу людей, способных предложить единственно правильное решение – «в нужный момент в нужном месте». Выходцам из других сословий, таким как Ордин-Нащокин, не будь он вовремя замечен и поддержан самим царем, выбиться наверх удавалось лишь в исключительных случаях.

В эту пору Русь вступила в самый тяжелый, небывалый по своему драматизму период. Военный поход против Швеции был остановлен под Ригой. В ходе трудных переговоров в Валиесари Ордину-Нащокину в 1658 году удалось завершить неудачную войну трехлетним перемирием. Тем временем Речь Посполитая и союзные ей силы с еще большим ожесточением возобновили военные действия на Украине. Одно поражение за другим с угрозой вести войну на два фронта вынудили Алексея Михайловича уступить все прежние завоевания на прилегающих к Балтике пространствах и вернуться к признанию условий Столбовского договора 1617 года. В Москве нарастал народный протест против церковных нововведений; ответом на денежную реформу, целью которой было пополнение скудеющей казны путем замены полновесных серебряных монет на медные, стал Медный бунт; далее последовало мощное народное восстание под предводительством Степана Разина, которое удалось подавить с большим трудом.

В 1649 году по настоянию Алексея Михайловича произошло выдворение из Московии английских купцов. Причина, объявленная народу, состояла в том, что «русские купцы обедняли», а «английские немцы обогатели». Но главным поводом для их изгнания послужило известие о казни британского короля Карла I, вызвавшее болезненную реакцию у русского монарха. Особое впечатление на самодержца произвела не сама казнь, а стойкое поведение английского монарха, который взошел на эшафот мужественно, с достоинством. Перед тем как положить голову на плаху, король не позволил палачу остричь длинные, спадающие на шею волосы и сам заправил их под головной убор. От пережитого Алексей Михайлович даже слег в постель. Тот факт, что англичане «короля Карлуса убили до смерти», не только вызвал у царя бурю эмоций, но и заставил убрать из Москвы купцов-англичан, что в итоге обернулось против своих же экономических интересов. Устранение англичан-конкурентов позволило голландцам далее господствовать на русском рынке, произвольно устанавливая цены на заморские товары.

Как ни пытался впоследствии Ордин-Нащокин доказывать, что английские купцы для Московии не менее важны, чем голландские, что их присутствие на внутреннем рынке влияет и на уровень цен, и на качество поставляемых товаров, царь остался глух к подобным доводам. Подпевалы-шептуны в лице влиятельного боярина Хитрово, для которого интересы голландских купцов составляли одну из статей его личного дохода, сделали свое дело – Алексей Михайлович оставался непреклонен. Эта мера, как и другие подобные ей, подтачивала экономику государства, сокращая и без того скудную доходную базу бюджета.

* * *

Постичь внутренний мир, природу жизненных проявлений человека родом из XVII века – задача не из легких. Тем более когда это касается царя Алексея Михайловича, чьи решения часто зависели от подсказки близких к престолу лиц, объяснялись далекими от политики мотивами и соображениями. Российский престол достался юному царю прежде времени, когда еще не пришла пора его превращения в полноценную личность. Это сказывалось на самочувствии, на мировосприятии, в конечном счете на характере его общения с окружающими. Взросление царя было прервано прежде времени, оттого в его жизни возникло немало такого, что ставило его в тупик. Познание своей роли самодержца, государственного деятеля оказалось для Алексея Михайловича долгим и трудным еще и потому, что он искренне считал, что любые события происходят «не человечьим хотением, но Божьим соизволением». В этой истовой набожности его укрепляли и старательно поддерживали церковники, окружавшие царя. Науку властвовать он осваивал как придется, оттого и поступки, и поведение при взгляде на них со стороны приобретали порой шаржированные формы. Осваивать механизм власти он был вынужден по ходу жизненных обстоятельств, внимая советам не самых умных и далеко не бескорыстных царедворцев.

Эти обстоятельства формировали атмосферу, в которой самодержец не всегда проявлял способность к дальновидным взвешенным решениям. Иной раз противоречия его характера служили причиной аномального поведения, странных выходок, какие он себе позволял. Самодержец в одном мог быть «тишайшим», необъяснимо благодушным, добрым, справедливым, податливым на уговоры, ласковым к своему окружению, в другом – поражал своей узколобостью, упертостью, мстительностью, даже жестокостью, заслужив у тех, кто узнавал его поближе, представление о себе как о «эпически злобном, тихом тиране». Он сам в порыве откровения писал патриарху Никону о себе: «А по своим злым мерзким делам недостоин и во псы, не только в цари». И все же… Сочувствием, сопереживанием наполнены письма царя Н. И. Одоевскому и А. Л. Ордину-Нащокину, пережившим личное горе – у одного это была внезапная смерть сына, у другого тайный побег сына за границу. Их содержание поражает человечностью, участливостью, душевной поддержкой.

Алексея Михайловича не зря называли «нищелюбивым». Правилом для него было ходить по приютам, богадельням, тюрьмам, раздавая милостыню, выкупая должников-колодников. Царь накрывал в престольные праздники столы в Кремле, угощая бродяг, нищих, бездомных. В июле 1669 года в Троицу царь «пожаловал» на Тюремном дворе 766 человек, на Земском дворе 231, в приказах 87; в монастырских богадельнях «милость» получили 1279 человек. Это не считая нищих, поджидавших царя прямо в Кремле, на выходе из дворца – тех было «бесчетно». Юродивый Василий Босой был даже царским советником. Тем временем Федору Конюхову, бригадиру ловчих, бывшему рядом с царем на каждой соколиной охоте, отсекли левую руку – за то, что стал «заводчиком», подбил других обратиться с жалобой на то, что им не платят жалованье. За охоту на ворон на территории Кремля юноше отсекли правую руку и левую ногу. Он и родители его были сосланы в Сибирь. Боярыню Морозову и ее родственницу, княгиню Урусову, заточенных в земляные ямы, уморили голодом и холодом. Они не пожелали отступиться от старого, унаследованного от предков вероисповедального церковного порядка. Образ несломленной, сильной духом боярыни воссоздан в эпической картине Василия Сурикова. Судьба Морозовой остается вечным укором царю Алексею Михайловичу, историческим приговором его церковной реформе…

Омрачен бессмысленной жестокостью, обагрен кровью немалых жертв Медный бунт. Сотни протестующих, избиваемых стрельцами, утонули в Москве-реке. «Царь в тот же день приказал повесить до 150 человек близ Коломенского села, других подвергли пытке, а потом отсекали им руки и ноги. Менее виновных били кнутом и клеймили разжен-ным железом буквою «б» (т. е. бунтовщик). Последних сослали на вечное житье с семьями в Сибирь»[9]9
  Костомаров Н. И. Указ. соч. С. 264.


[Закрыть]. Еще больших масштабов достигли карательные акции, предпринятые властью при подавлении восстания под предводительством Степана Разина.

Прозвище «Тишайший», с которым царь вошел в исторические хроники, никак не вяжется с ходом государственных дел, с тем, как он к ним относился и к какому результату это приводило. Тихим он казался, когда стоял пред образами, когда внимал священнослужителям на бесконечных молебнах, в тех эпизодах, когда торжественно являл себя народу. Именно это впечатление доминировало в представлениях о нем у непосвященных. Об этой стороне повседневности царского двора сохранилось немало свидетельств. О том же, что касалось закулисной жизни, где предопределялся ход событий, принимались государственные решения, мало что известно.

Что касается частной жизни Алексея Михайловича, то вел он ее как примерный христианин: посты, молебны, паломничества, крестные ходы по церквам и монастырям. Однако не уставал и производить потомство. К концу жизни, к сорока шести годам, он был отцом шестнадцати детей. От первого брака с Марией Милославской их было тринадцать, от второго, с Натальей Нарышкиной – трое. Эта репродуктивная беспечность повлекла за собой после его ухода из жизни династический хаос, «поруху», породила новую смуту во властных верхах. Неустойчивость власти, борьба за право обладания престолом длилась два десятилетия, сопровождаясь роковыми последствиями, перетряской престолонаследников, разладом в правящем эшелоне, трагической гибелью родных и близких Алексея Михайловича.

В том, как он государил, из чего исходил, принимая решения, просматриваются непостоянство во взглядах и суждениях, подверженность сторонним влияниям, предрассудкам, эмоциям, неспособность правильно оценивать обстоятельства, не говоря уже о том, чтобы предвидеть их последствия. Его нельзя упрекнуть в беспечности, но окружение только и делало, что играло на его слабостях и переменах настроения. «А мне грешному здешняя честь аки прах». – говорил Алексей Михайлович. На деле же честолюбие, атмосфера безмерного угодничества и славословий – среда, в которую был постоянно погружен самодержец. С годами она все более и более затягивала, поглощала его, окружая вместо дельных, отстаивающих свое мнение советников «шепчущими» любимцами, готовыми во всем поддакивать царю.

Историко-публицистические работы, монографии, художественные произведения, посвященные Алексею Михайловичу, не отмечены стремлением называть вещи своими именами, заметно смягчают краски, не склонны прояснять суть, природу событий, их причины и следствия. Многие труды создавались во времена, когда преобладали взгляды на монархию как нерушимую данность, наименьшее из зол, преследовавших жизнеустройство человечества. Так уж повелось, что именно личности монарха, царя, императора придавался сакральный смысл, в ней воплощались идея государственности, ее величие, могущество. На самом деле, особенно в том, что касается правления Алексея Михайловича, это было не совсем так, не во всем подтверждалось действительностью. Его жизнеописания, составленные в разное время, утопают в изложении малозначащих, не имеющих значения эпизодов, подробностей образа жизни царственной особы. Его попытки приложить руку к перу, к бумаге трактуются как проявление литературных, писательских дарований, свидетельство выдающихся достоинств самодержца.

Взгляд, освобожденный от подобной заданности, открывает во многом посредственного человека – баловня судьбы. Свойства его натуры, – путаной, подверженной влияниям, лишенной последовательности, твердости характера, – накладываясь надела государственные, вносили сумятицу, неразбериху, разлад. Ближайшее окружение порой терялось в догадках, когда и как будет давать о себе знать царская воля, каким путем предстоит следовать. Умозрительные представления, на основе которых вызывались к жизни не просчитанные наперед решения, сопровождались провалами, а позитивные результаты, когда они имели место, носили характер случайности, не могли иметь продолжения, размывались наступающим на них ходом событий. Сама монархическая идея, воплощенная в лице Алексея Михайловича, выстояла лишь благодаря стойкости, самоотверженности, жертвенности людей, стоявших у нее на страже.

Такие приближенные царя, как Н. И. Одоевский, Ю. А. Долгоруков, В. Б. Шереметев, И. С. Прозоровский, А. Н. Трубецкой, Ю. Н. Барятинский, Г. Г. Ромодановский и другие, предпринимали все возможные усилия к тому, чтобы противостоять угрозам, всеми доступными им средствами оберегая государство от опасности крушения. В атмосфере едва управляемого хаоса они действовали на пределе сил и возможностей, познавая не столько радость побед, сколько горечь поражений, страдая и погибая как от рук внешних врагов, так и от своего бунтующего народа. Трагическим итогом обернулись жизнь и служение Прозоровского, Шереметева, Матвеева. Не сумели они и уберечь Отечество от бесчисленных жертв. Едва ли не половина генофонда Руси, две пятых ее народонаселения, как утверждают историки, была потеряна в войнах, восстаниях, крестьянских бунтах, погибла от голода и эпидемий.

В суровое лихолетье среди тех, кто на полях сражений нес бремя ответственности за выживаемость государства, находились и другие, такие, кто стремился к тому, чтобы вывести страну из перманентного состояния войны на истощение, кто настойчиво искал и находил пути к замирению сторон, наконец, предлагал и продвигал в тех тяжелых условиях подходы к выдвижению государства на путь устойчивого хозяйственно-экономического развития. На мрачном фоне тех лет из глубины времени одинокой фигурой проступает Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин.