Текст книги "Дело Кольцова"

Автор книги: Виктор Фрадкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

КОЛЬЦОВ В АВИАЦИИ

В многогранной деятельности Кольцова – фельетониста, корреспондента, редактора, издателя, общественного деятеля – особое место занимает в те годы участие его в развитии советской авиации. Он пишет ряд очерков, проникнутых горячей симпатией к «крылатому племени» летчиков, рассказывает о жизни и делах пилотов, неутомимо привлекает интерес читателей к нашему воздушному флоту.

Кольцов выпускает книгу, посвященную советской авиации, под характерным для его журналистского стиля названием: «Хочу летать». И, действительно, летает много. Он первый из советских журналистов находится в самолете, делающем «мертвую петлю», участвует в первом перелете через Черное море на легком сухопутном самолете по маршруту Севастополь – Анкара. Он – один из организаторов и участников большого европейского перелета на самолете «Крылья Советов». Он – в составе воздушного экипажа, совершившего труднейший по тем временам Большой Восточный перелет 1930 года через Гиндукуш и безлюдные пустыни Средней Азии по маршруту Москва – Анкара – Тегеран – Кабул – Москва. Литературными плодами этих перелетов явился ряд интереснейших очерков – «Перелет», «В гости к чужим», «На краю света», «Вместилище спокойствия» и многие другие. «Воздушная» деятельность Кольцова получила не совсем обычное, но весьма убедительное признание:

ПРИКАЗ

Революционного Военного Совета Союза ССР, гор. Москва, № 883, 6 ноября 1930 г.

За последние три года тов. Кольцов М. Е., участвуя во всех больших советских перелетах, сопряженных с большими трудностями, совершил в общей сложности полетов свыше 170 летных часов.

С удовлетворением отмечая эту деятельность тов. Кольцова, приказываю зачислить его в списки H-й авиабригады ВВС РККА с присвоением звания летчика-наблюдателя.

Народный комиссар по военным и морским делам и Председатель РВС Союза ССР К. ВОРОШИЛОВ.

С огромным увлечением новый «летчик-наблюдатель», наряду со своей газетной работой, отдает время, энергию и инициативу делу развития советской авиации.

От первоначальных, если можно так выразиться, «простейших» форм своей воздушной деятельности – участия в перелетах в качестве корреспондента, Кольцов переходит к начинаниям более значительного масштаба.

В дни, когда отмечали 40-летие литературной и общественной деятельности А. М. Горького, Кольцов выступает в печати с призывом: «Давайте в честь нашего Горького построим огромный, невиданный агитационный самолет! Самолет-гигант! Имени гиганта литературы – Максима Горького!»

Эту мысль, как тогда было принято, с энтузиазмом подхватывает вся советская общественность. Кольцов объявляет сбор средств на постройку самолета. Конечно, в этом принимает участие и ЖУРГАЗа, руководимый Кольцовым. На собрании сотрудников издательства принимается следующее решение, весьма характерное для того времени:

РЕЗОЛЮЦИЯ

общего собрания редакционных и литературных работников 39 журналов и газет Журнально-Газетного Объединения, состоявшегося 17/IX-1932 года.

Собрание редакционных работников и литературных сотрудников 39 журналов и газет, входящих в Журнально-Газетное Объединение, приветствуют инициативу редакции журнала «Огонек» и постановляют открыть сбор средств на постройку большого многомоторного агитационного самолета-гиганта «Максим Горький».

Самолет этот должен быть построен в ознаменование сорокалетнего юбилея великого писателя и общественного деятеля Максима Горького. На борту самолета будет сосредоточен весь комплекс средств массовой агитации – редакция газеты, типография, фотолаборатория, радиоустановка, кинопередвижка, аппарат для световых надписей на облаках и т. д.

Первое место в создании самолета должны занять деятели советской культуры, печати и искусства.

Собрание выражает надежду, что советская пролетарская общественность будет способствовать созданию в кратчайший срок при поддержке этого мощного летающего гиганта массовой агитации и пропаганды. Самолет «Максим Горький» будет реять над советскими просторами и бороться за овладение массами социалистической культурой, как делает это живой обладатель этого имени, ударник, борец за социалистическую культуру – наш Горький.

Для руководства сбором средств и постройкой агитационного самолета был избран комитет, куда вошли:

Председатель Мих. Кольцов. Члены: Безыменский (поэт), Бухарин, Залка Мате (писатель), Кон Ф. (Радиокомитет), Качалов (МХАТ), Мейерхольд Вс. (ТИМ), Мехлис («Правда»), Радек К., Таиров (Камерный театр), Толстой А. (писатель), Третьяков С. (писатель), Туполев (ЦАГИ), Фадеев (писатель) и другие.

Многим артистам, писателям, журналистам, общественным и культурным деятелям рассылаются специальные письма. Сохранилось такое письмо к Феликсу Кону – известному в то время партийному деятелю:

КОМИТЕТ по постройке агитационного многомоторного самолета «МАКСИМ ГОРЬКИЙ»

Тов. КОН. Ф.

25/IX-32 г.

Уважаемый товарищ!

Собрание редакционных работников и литературных сотрудников 39 журналов и газет Журнально-Газетного Объединения, отмечая предстоящий юбилей сорокалетней деятельности великого пролетарского писателя Алексея Максимовича Горького, постановило ознаменовать это событие созданием фонда для сооружения большого многомоторного агитационного самолета «Максим Горький».

Для руководства всей кампанией по созданию фонда и постройки агитационного многомоторного самолета «Максим Горький» создан специальный комитет, в состав которого Вы избраны.

Доводя об этом до Вашего сведения, мы выражаем уверенность в том, что Вы окажете всемерную помощь делу организации и успешного завершения данного начинания.

Председатель комитета Мих. Кольцов.

В ответ Ф. Кон выслал в адрес комитета 50 рублей.

Для пропаганды идеи самолета-гиганта и сбора средств на его строительство было организовано множество рейсов во многие города СССР самолетов из эскадрильи имени Максима Горького. В состав их участников входили многие известные писатели, художники, журналисты, в том числе и Михаил Кольцов. Сохранилось описание одного из таких полетов, сделанное журналистом А. К. Розовским.

«В 1934 г. самолет АНТ-14 „Правда“ совершил рейс по маршруту Москва – Харьков – Киев – Москва.

10 июля с аэродрома вылетело звено самолетов эскадрильи им. Максима Горького – „Правда“, „Красный кабардинец“ и „Красный балкарец“.

Перелет был организован по случаю перенесения столицы Советской Украины в Киев и приурочен к 15-летию комсомола Украины и к тиражу по госзаймам.

На борту „Правды“ „расширенная редакция“– представители центральных и московских газет, писатели, художники, ответственные сотрудники Наркомфина, лучшие финударники московских предприятий, кинооператоры, фотографы.

Среди пассажиров – Михаил Кольцов, Ефим Зозуля, Марк Колобов, Александр Жаров, Джек Алтаузен, Борис Левин, бр. Тур, Семен Гехт и др.

Радиостанция „Правды“ подготовлена к приему и передаче радиограмм во время полета. Погружено значительное количество листовок для сбрасывания над Киевом и в промежуточных районах.

„Правду“ ведет т. Михеев, второй пилот – т. Чулков. Два других самолета ведут тт. Кононенко и Лялин.

Погода не вполне благоприятствует перелету. Метеосводки, получаемые каждые полчаса, задерживают старт. Наконец, в 13 час., появилась возможность лететь. Было условлено, что в случае плохих метеорологических условий в Орле на аэродроме будет выложен соответствующий сигнальный знак. В 13 час. 10 м. самолеты вылетели. Пролетая над Орлом, пилоты увидели выложенные две продольные линии, что обозначало возможность дальнейшего беспосадочного полета. Самолеты пошли прямо в Харьков.

Вечером 10 июля по прибытии в Харьков участники перелета осматривали город и посетили харьковские театры. 11-го с утра, разбившись на группы, писатели, поэты и другие участники перелета отправились на харьковские заводы и фабрики, знакомились с производством, беседовали с рабочими. Участники перелета дали блестящую оценку той успешной работе, которую проделали пролетарии Харькова и горсовет в борьбе за культурную жизнь.

Всеукраинский радиокомитет организовал передачу выступлений прибывших на самолетах писателей и поэтов.

– Наш перелет, – сказал т. Кольцов, – связан с перенесением столицы Украины в Киев и приурочен к 15-летию комсомола Украины, ко всесоюзным тиражам государственных займов. Советская Украина, которая является одной из важнейших частей нашей великой страны, принимает большое участие в строительстве нашей авиации. Трудящиеся Украины, особенно Киева и Харькова, сыграли и продолжают играть большую роль в создании самолета-гиганта и агитэскадрильи им. Максима Горького.

Ответом на это громадное участие трудящихся Киева и Харькова в общественной работе по созданию самолета-гиганта и эскадрильи является прилет нашего звена. Прилет должен послужить показом самолетов эскадрильи, ее летчиков и тех возможностей, которые дает агитационная авиация. Лучшие ударники киевских заводов и фабрик получат возможность полетать над столицей на самолете „Правда“ АНТ-14.

Привет трудящимся Киева, Харькова и всей советской Украины…

Днем звено самолетов вылетело из Харькова в Киев.

В 80 км от Киева звено агитэскадрильи им. Максима Горького было встречено двумя самолетами, которые эскортировали его до самого киевского аэродрома.

Над Киевом выбрасывают летучки. Видно, как трудящиеся ловят их и читают привет, полученный с воздуха. Традиционные приветственные круги над городом.

Парашютисты тт. Рихтер и Яров прыгают с самолетов „Красный кабардинец“ и „Красный балкарец“. В руках одного из парашютистов красивый красный, шитый золотом штандарт: „Пламенный привет ЦК КП(б)У, Правительству УССР и пролетариату Киева“.

На аэродроме – тысячи рабочих киевских заводов и фабрик, представители передовых колхозов пригородной полосы, части Красной армии, делегаты юбилейного пленума ЦК ЛКСМУ, представители печати, тиражных комиссий и пр.

После посадки тут же на аэродроме состоялся многотысячный митинг».

На строительство самолета была собрана огромная по тем временам сумма – шесть миллионов рублей. И вот уже кипит работа во всесоюзном Комитете по постройке самолета-гиганта «Максим Горький». Красивая идея о создании крылатого «Максима» постепенно облекается в стальную и алюминиевую плоть. Создателем проекта этого уникального самолета становится Андрей Николаевич Туполев – будущий (на некоторое время) «враг народа» и будущий (до конца жизни) великий конструктор. Рабочее название самолета – АНТ-20. Восьмимоторный, размах крыльев 63 м, масса 42 т. Как агитсамолет, «Максим» оснащен радиостанцией, телефоном и типографией. В считанные часы он мог быть переоборудован в мощный бомбардировщик сверхдальнего действия.

Наконец наступает долгожданный день, когда могучая машина поднимается в воздух, а в первомайский праздник 1935 года «Максим Горький», возглавляя парад военно-воздушных сил, величественно проплывает над ликующей столицей, над Красной площадью…

Кольцов строит обширные планы использования этого самолета. Он хочет показать его за рубежом. По этому поводу он пишет письмо Ворошилову:

Тов. К. Е. Ворошилову.

Следовало бы теперь же решить в ту или иную сторону вопрос о перелете самолета «Максим Горький» в Париж. Вопрос этот неоднократно затрагивался в разговорах с французами. Иностранная печать уделила самолету громадное внимание.

Тов. Литвинов считает наиболее подходящим моментом для перелета май этого года. Он считает желательным промежуточную посадку «Максима Горького» в Праге, а на обратном пути – в Бухаресте.

В настоящий момент на самолете производится установка новых моторов и разного рода улучшения и поправки. Учитывая все эти работы, а также новые репетиционные полеты, «Максим Горький» может быть готов к заграничному полету к середине мая с. г.

Ожидаю Ваших указаний.

Командир эскадрильи им. Горького Мих. Кольцов 26 марта 1935 г.

Ворошилов поставил следующую резолюцию: «Это дело ЦК, куда и надлежит адресоваться. К. Ворошилов 27/3–35».

18 мая 1935 года самолет-гигант потерпел катастрофу – в него врезался истребитель, летчик которого пытался сделать на своем самолете «мертвую петлю» вокруг «Максима Горького».

В тот же день получена телеграмма командира эскадрильи имени Максима Горького Михаила Кольцова, находившегося в момент катастрофы «Максима» в Париже:

«ГЛУБОКО ПОТРЯСЕН НЕСЧАСТЬЕМ С НАШИМ ЛЮБИМЫМ ДЕТИЩЕМ – САМОЛЕТОМ-ГИГАНТОМ, КАТАСТРОФОЙ, СТОИВШЕЙ ЖИЗНИ НАШИМ ЛЕТЧИКАМ И УДАРНИКАМ ЛУЧШЕЙ В МИРЕ АВИАЦИОННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ».

Далее Кольцов в своей телеграмме пишет:

«И СЕЙЧАС – ПЕРЕД ТЕЛАМИ ПАВШИХ БОЙЦОВ, ПЕРЕД ОБЛОМКАМИ РАЗБИТОГО САМОЛЕТА, ДАДИМ СЛОВО СОЗДАТЬ ВМЕСТО НЕГО ЕЩЕ БОЛЕЕ СИЛЬНЫЙ И ПРЕКРАСНЫЙ ВОЗДУШНЫЙ КОРАБЛЬ. ЭТО БУДЕТ ЛУЧШИМ ПАМЯТНИКОМ НАШИМ ЛЮБИМЫМ И РОДНЫМ ПОГИБШИМ ТОВАРИЩАМ.

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ СЛАВНОМУ ЭКИПАЖУ „МАКСИМА ГОРЬКОГО“, ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ПОГИБШИМ УДАРНИКАМ ЦАГИ».

Вскоре вышло совместное постановление Совета Народных комиссаров Союза ССР и ЦК ВКП(б), в котором говорилось о постройке взамен погибшего «Максима Горького» трех больших самолетов такого же типа и таких же размеров, как «Максим Горький»: «Владимир Ленин», «Иосиф Сталин» и «Максим Горький».

Надо сказать, что это постановление не было выполнено, самолеты построены не были.

Но Кольцов не оставляет свое увлечение авиацией. Вскоре планы становятся шире, смелее: организовано строительство целой серии агитсамолетов, по мысли Кольцова, на средства газет и журналов, получающих при этом право назвать самолет своим именем. И вот уже рассекают необозримые воздушные пространства Советского Союза крылатые «Правда», «Комсомольская правда», «Рабочая Москва», «Пионерская правда», «Крестьянская газета», «Огонек», «Крокодил», «Правда Востока» и многие другие – целая, большая и дружная, летающая газетно-журнальная семья. Официальное ее наименование – «Особая сводная агитационная эскадрилья имени Максима Горького». Приказом Главного управления гражданского воздушного флота командиром агитэскадрильи имени Горького назначен журналист, летчик-наблюдатель Михаил Кольцов.

ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ

Сложной и разносторонней была творческая и общественная деятельность Кольцова, но надо сказать, что его личная жизнь сложилась тоже непросто и нелегко. Он был женат трижды, хотя в общем, это не такое уж редкое явление. Я уже упоминал о том, что в 1918 году в Киеве возникла его близость с актрисой Верой Юреневой и она стала его женой, несмотря на значительную разницу в возрасте (Юренева была старше лет на пятнадцать.) То был подлинный брак по любви. Но конкретные жизненные обстоятельства – беспокойная журналистская деятельность Кольцова, систематические продолжительные гастрольные поездки Юреневой по стране – не позволили им создать нормальную семью. Не было и детей. И неудивительно, что пути их разошлись, хотя осталась прочная и нежная дружба. Их отношения в последующие годы ярко характеризует открытка, посланная Кольцовым Вере Юреневой из Испании:

«Кутя! Можете себе представить? Еду по дорогам Испании. Гренада, Кордова и тому подобные Толедо. Чуть ли не в каждой деревушке – кабачок, куда Дон Кихот вместе с Санчо Пансой заходил выпить стаканчик вина, чуть ли не за каждым поворотом – та самая мельница, с которой Дон Кихот сражался… Но сегодня я потрясен: мы остановили наш автомобиль, чтобы долить в радиатор воды, и на придорожном столбе прочел название поселка: „Фуэнте Овехуна“… Хотел что-то кому-то объяснять, о чем-то кричать, но сообразил, что кричать, в сущности, не о чем. Между прочим, я здесь сообщил в интервью, что у нас Лопе де Вега ставится, и с успехом. А здесь он совсем не ставится. Вернее, так же часто, как у нас, скажем, „Бесприданница“… Если бы Вы сюда приехали со спектаклем, все бы здесь потряслись… Все здесь очень интересно – много пищи для ума, а также для сердца. Вот приеду, все расскажу. Целую Вас, спасибо за записочку.

Ваш Мих. К.»

Необходимо пояснить, что «Фуэнте Овехуна» – название спектакля, который с большим успехом шел в Киеве в 1918 году и в котором Вера Юренева играла роль Лауренсии, своего рода испанской Жанны д’Арк, мужественной девушки, страстно призывающей народ на борьбу с вторгшимися в страну чужеземными захватчиками.

Итак, Кольцов и Юренева расстались. Это произошло в 1922 году. А вскоре, приблизительно через год, Михаил Ефимович познакомился на каком-то вечере с Елизаветой Николаевной Ратмановой, женщиной, обладавшей, несомненно, сильным, волевым характером, далеко не глупой, далеко не красавицей, но отличавшейся весьма своеобразной, запоминающейся внешностью. Через довольно короткое время они поженились. Родители и брат этот брак встретили неодобрительно, Елизавета Николаевна не пользовалась большой любовью ни у кого из близких Кольцову людей. (Между собой они ее именовали Лярва.) Видимо, в конце концов это стало ей известно и она как-то задала брату Михаила вопрос:

– Скажите, пожалуйста, Боря. Что значит – Лярва?

Тот смутился и невнятно пробормотал:

– Понятия не имею. В первый раз слышу…

Ратманова, теперь – Кольцова, была, в общем, неплохой журналисткой, хотя звезд с неба не хватала. Она отнюдь не была и, что называется, «домашней хозяйкой», а принимала активное участие в общественной жизни, вникала во все дела Кольцова.

После его ареста Елизавета Николаевна официально отреклась от своего мужа.

Рассказывала секретарь-стенографистка Кольцова Нина Павловна Прокофьева, по мужу – Гордон. Она встретилась на улице с Елизаветой Николаевной, вернувшейся в Москву из Испании, где работала корреспондентом ТАСС. (Это было уже после ареста Кольцова.) Гордон, муж Нины Павловны, был тоже репрессирован.

– Что же, Ниночка, – довольно игриво обратилась к ней Елизавета Николаевна, – придется нам искать новых мужей?

– Нет, Елизавета Николаевна, – сухо ответила Нина Павловна. – Я буду ждать своего.

Между прочим, оформив развод с «врагом народа» Кольцовым, Ратманова впоследствии дважды выходила замуж: за академика Стыриковича и за известного в свое время искусствоведа Бабенчикова.

Елизавета Николаевна снова появилась на горизонте в 1954 году, после посмертной реабилитации Кольцова, с претензией на предоставление ей авторских прав на литературное наследие Кольцова. Борис Ефимов, ставший по решению Союза писателей единственным наследником по литературным правам своего брата, принципиально этому воспротивился. Попытки Ратмановой затеять судебный процесс ни к чему не привели. Ей пришлось удовлетвориться достаточно крупной суммой, которую Ефимов счел нужным ей подарить, – все же она была когда-то женой его родного брата.

…В 1932 году Кольцов, находясь в командировке в Берлине, познакомился с немецкой писательницей и журналисткой-антифашисткой Марией Грессгенер, подписывавшей свои произведения псевдонимом Мария Остен. Между ними возникли дружеские взаимоотношения, перешедшие вскоре в близость. Мария Остен стала фактической женой Михаила Кольцова. На официальный развод Ратманова категорически не давала согласия, да Кольцов и не очень настаивал.

Мария Остен до своего знакомства с Кольцовым несколько раз бывала в Советском Союзе. Несмотря на острый ум и наблюдательность Мария Остен не смогла за эти кратковременные поездки понять сущность строя и власти СССР, она видела только красивый фасад и слышала только громкие лозунги.

А в Германии к власти стремительно шел Гитлер. Быть коммунистом становилось крайне опасно. И когда Кольцов предложил Марии переехать в Москву и работать здесь, Остен охотно согласилась. Ей пока все нравилось в Москве. Она с увлечением окунулась в журналистскую деятельность – ее корреспонденции и очерки появлялись на страницах многих московских газет и журналов. Она возобновила свои старые знакомства в среде творческой интеллигенции, заводила новые, радовалась гостеприимству и общительности окружающих ее людей, словом, жила полноценной интересной жизнью, не опасаясь никаких «наци». И самое главное, что рядом с ней был человек, которого она любила, – Михаил Кольцов.

Помимо своей работы Мария Остен помогала Кольцову в его журналистской деятельности. Она часто ездила с ним во всевозможные командировки, как по Советскому Союзу, так и за рубеж. Одна из таких поездок была особенно примечательной – в Париж в 1933 году для освещения Лейпцигского процесса о поджоге рейхстага. (Визу на въезд в Германию фашистские власти Кольцову не дали.) Кольцов и Остен поселились в Париже, где собирали информацию о процессе. Как-то, выкроив несколько дней, они отправились в Саар (область, в то время отделенную от Германии по условиям ее капитуляции после

Первой мировой войны). В Сааре вскоре должен был состояться референдум по вопросу о присоединении его к Германии, и Кольцов хотел узнать, какие настроения в области и каков может быть результат этого референдума. А ведь Саар был до войны, да и оставался одной из самых индустриальных и богатых ценными полезными ископаемыми территорий, и присоединение его обратно к Германии означало усиление ее военного потенциала.

Путешествуя по Саару, Кольцов и Остен остановились в доме шахтера-коммуниста Иоганна Лосте, где их внимание привлек десятилетний Губерт, бойкий, симпатичный мальчик, который рассказал им о своих нехитрых детских делах, о своей школе, где господствует дух нацизма, в которой учитель-нацист называет его не иначе, как «проклятый коммунистенок», и обещает ему, что когда нацисты придут к власти в Сааре, то с ним и его семьей расправятся.

И тут Кольцову пришла в голову неожиданная мысль: а не взять ли мальчика с собой из страны, где коммунистов преследуют, в страну, где они стоят у власти. Это было бы для мальчика подлинным чудом. И по мысли Кольцова, Мария написала бы о впечатлениях Губерта книгу, название для которой родилось тут же – «Губерт в стране чудес». Родители Губерта дали согласие отпустить мальчика на один год. (Этот год для Губерта обернулся почти 30 годами: до конца своей жизни он больше не вернется в Германию.) Сказано – сделано. Мария с Губертом через Париж и Прагу отправляются в Советский Союз.

Все, что затем происходило с Губертом, совершенно потрясло маленького мальчика: и сама страна, и люди, с которыми он общался, и условия жизни – несравнимые с теми, при которых он жил в Сааре.

Мария при поддержке и помощи Кольцова написала необычную для тех времен и весьма интересную книгу. Она писала ее от лица самого Губерта, в основе – его впечатления от советской страны. Они, естественно, восторженные. Автор предисловия к этой книге – один из самых популярных в то время в СССР людей – герой Лейпцигского процесса Георгий Димитров. Сама книга вызвала большой интерес, и весь тираж моментально разошелся. Любопытная деталь – в ней опубликована редкая фотография, на которой запечатлен Сталин, держащий на руках свою дочь Светлану. (В прессе появлялись только официальные снимки вождя, а этот – из семейного альбома.) Фотографию эту вручил Марии помощник Сталина – Поскребышев. По тем временам это было показателем величайшей благосклонности Отца и Учителя к книге Марии Остен. Пребывание Губерта в «Стране чудес» можно было с полным правом назвать чудесным. Но из родного дома пришли плохие вести…

…13 января 1934 года в Сааре состоялся плебисцит. Вот письмо Губерту от матери:

«Вы уже знаете, наверно, о результатах голосования. Мы все еще не можем понять, как это произошло. Здесь что-то не так. Тот, кто видел демонстрацию рабочих масс в Саарбрюкене 6 января, не будет считать результат голосования правильным. За неделю до плебисцита фашисты усилили террор. Я думаю, что результаты подтасованы. 14 января, еще до подсчета голосов, фашистская пресса извещала, что 90 процентов населения голосовало за присоединение к Германии.

Можно установить лишь одно: мы честно боролись и исполнили свой долг до конца. В нашей маленькой деревушке 265 человек голосовали за статус-кво. Не следует думать, что другие местные организации не выполняли своего долга. Работа всюду велась так же, как и у нас.

Мы огорчены, но не падаем духом. Борьбы мы не оставим, хотя и потерпели поражение.

Отсюда нам надо уехать. Жизнь отца и многих других товарищей в опасности. Сегодня утром несколько товарищей уже уехали. Отец тоже. Губерт, будь бодр и прилежен. Я рада, что ты в безопасности. Если бы ты знал, как много тревог мне доставляет мысль об остальных детях. Роланд и Аннелиза уже исключены из школы. Старших братьев сняли с работы.

В ближайшие дни и мы последуем за отцом. Мы едем во Францию. По приезде сообщим тебе наш адрес.

Сердечно тебя обнимаю.

Мама»

По предложению Кольцова в каждый экземпляр книги «Губерт в стране чудес» был вложен почтовый конверт с таким адресом: Москва, 9, Страстной бульвар 11. Редакции журнала «Огонек». Пионеру Губерту.

Предполагалось, что каждый читатель книги Марии Остен вложит в этот конверт и отправит в Москву ответ на следующие вопросы Губерта, напечатанные в конце книги: «Ехать ли обратно к моим родным? Оставаться ли в Советском Союзе?»

Были получены сотни писем со всех концов Советского Союза. Большинство ответов от пионеров-читателей гласили: «Губерт, оставайся у нас, в СССР».

Но самый точный ответ на вопрос Губерта был получен не от пионеров…

22 июня 1941 года на советскую страну обрушилось гитлеровское нашествие, а на другой день Губерт был арестован и отправлен в сталинский лагерь, где провел около 15 лет, но ему повезло – он уцелел. Если бы Губерт обладал литературными способностями, то он мог бы написать весьма интересный и поучительный второй том «Губерта в стране чудес». Такой книги не появилось. Но и Мария больше не написала ни одной книги. Она целиком посвятила себя журналистике.

В 1936 году Остен вместе с Кольцовым находится в самой «горячей точке» того времени – в Испании, охваченной гражданской войной. Она продолжает оказывать Кольцову существенную помощь в сборе материалов для корреспонденций в Москву. Любопытно, что Мария Остен фигурирует на страницах романа Хемингуэя «По ком звонит колокол». Под Карковым Хемингуэй имеет в виду Кольцова.

«Войдя в комнату, Карков прежде всего подошел к женщине в форме, поклонился ей и пожал руку. Это была его жена, и он сказал ей что-то по-русски так, что никто не слышал, и на один миг дерзкое выражение, с которым он вошел в комнату, исчезло из его глаз. Но оно сейчас же опять вернулось, как только он заметил красновато-рыжие волосы и томно-чувственное лицо хорошо сложенной девушки, и он направился к ней быстрым, четким шагом и поклонился. Жена не смотрела ему вслед, когда он отошел. Она повернулась к высокому красивому офицеру-испанцу и заговорила с ним по-русски.

– Твой предмет что-то растолстел за последнее время, – сказал Карков девушке. – Все наши герои стали толстеть с тех пор, как мы вступили во второй год войны. – Он не глядел на человека, о котором шла речь.

– Ты меня завтра возьмешь с собой в наступление? – спросила девушка. Она говорила по-немецки.

– Не возьму. И никакого наступления не будет.

– Все знают про это наступление, – сказала девушка. – Нечего разводить конспирацию. Долорес тоже едет. Я поеду с ней или с Карменом. Масса народу едет.

– Можешь ехать с тем, кто тебя возьмет, – сказал Карков. – Я не возьму.

Потом он внимательно посмотрел на девушку и спросил, сразу став серьезным:

– Кто тебе сказал об этом? Только точно!

– Рихард, – сказала она тоже серьезно.

Карков пожал плечами и отошел, оставив ее одну».

«Девушка» – это и есть Мария Остен, а «твой предмет» – Эрнст Буш, выступавший в это время со своими антифашистскими песнями в Испании.

К моменту, о котором идет речь в романе Хемингуэя, Кольцов и Остен практически перестали быть мужем и женой, хотя сохранили дружеские и деловые отношения. А главное, они сохранили огромное уважение друг к другу. Причиной кризиса их супружеских отношений был кратковременный роман Марии с Эрнстом Бушем.

В конце 1936 года Мария Остен из Испании едет в Париж, где продолжает свое сотрудничество с Лионом Фейхтвангером, с которым приезжает в Москву, где они встречают новый, 1937 год. Видимо, тогда-то и начался роман Марии Остен с Эрнстом Бушем. Кольцов все это время остается в Испании. Кто-то из общих знакомых сообщает Кольцову об увлечении Марии. Кольцов пишет ей письмо, в котором спрашивает о Буше. Все подтверждается. И естественно, происходит разрыв. Свою следующую поездку в Испанию Мария совершает вместе с Бушем. Как раз к этому времени относится отрывок из романа Хэмингуэя.

Видимо незадолго до окончательного отъезда Кольцова из Испании в Москву в конце 1937 года отношения между Марией и Кольцовым начали восстанавливаться. Хотя, скорее всего, по взаимной договоренности они не стали афишировать это. Кольцов понял, что над ним начали «сгущаться тучи», и он хотел уберечь Марию от возможных последствий.

Последний раз Мария Остен и Михаил Кольцов общались по телефону осенью 1938 года. Кольцов был командирован в Чехословакию, над которой нависла угроза немецкой оккупации. Воспользовавшись своим пребыванием в Праге, где у НКВД не было возможности прослушивать телефонные разговоры, Кольцов позвонил в Париж Марии.

Он просил ее не приезжать в Москву.

– Но в чем дело? Почему я не должна приезжать? – в недоумении спрашивала Мария.

– Мария! У меня очень мало времени. Слушай меня внимательно. Тебе не надо приезжать в Москву. Понятно? Я не могу сказать больше.

– Но почему? Ты больше не хочешь меня видеть?

– Мария! У меня больше нет времени. Повторяю: тебе не надо приезжать в Москву. Целую.

Кольцов, пытавшийся предупредить Марию об опасности в случае ее приезда в Москву, не учел только одного – Мария очень его любила и не могла оставаться в Париже, зная, что над ним нависла смертельная угроза. И Мария собралась ехать в Москву выручать Михаила. Друзья, естественно, отговаривали ее от этого безрассудного шага. Среди этих друзей был и Андре Мальро – «французский шпион» (он много раз фигурирует в «Деле» Кольцова), а на самом деле – известный французский писатель, человек левых взглядов, убежденный антифашист, участник войны в Испании.

Много лет спустя, уже будучи министром культуры Франции, Андре Мальро, в узком кругу вспоминая о событиях того времени, говорил о том, как он и его коллеги горько переживали, что не смогли удержать Марию от ее отчаянного шага и отпустили ее на верную смерть.

– Нам не удалось переубедить ее, – говорил Мальро. – Она была целиком во власти своего благородного порыва – спасти дорогого ей человека – и ничего не хотела слышать.

– Но пойми, Мария, дорогая, – убеждал ее Мальро. – Ты забываешь, куда ты едешь. Вспомни, что ты сама там видела и что говорит Фейхтвангер. Сатана там правит бал. Михаила ты не спасешь, а сама погибнешь. Тебя арестуют прямо на вокзале.