Текст книги "Ведогони, или Новые похождения Вани Житного"

Автор книги: Вероника Кунгурцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Мальчик чесал в голове, не зная, что бы такое написать, а Змей, подумав, сказал:

– Напиши, как тебя зовут, сколько тебе лет…

– Пусть напишет, кем он хочет стать! – раздался из змеиной толпы очередной писклявый голосок. Ваня покосился и увидел метрового змееныша из ползучих, медной окраски, с длинным утиным носом примерно в четверть змеиного роста. Змееныш стоял на хвосте и, раскачиваясь, горящими глазами глядел на Ваню. Рядом возвышалась медянка с таким же странным носом, раза в два выше малыша.

– Да, напиши всё это, – подытожил Трехголовый.

Ваня небрежно, с ошибками, написал, насадил на протянутое Змеем копье – и тот торжественно вручил листок с Ваниными каракулями утконосому змеенышу. Малыш взглянул – и запищал: «Мама, я не могу прочесть, это по–каковски? Мама, прочитай, пожалуйста». Взрослая змея взяла длинным носом листок, уставилась на него близко посаженными глазами – и помотала головой, дескать, не понимаю. Окружающие стали заглядывать в написанное – и хоть никто ничего не понял, восторгу змей не было предела.

– А что он ест? – спрашивал любопытный утконос. – Он, как мы, камень лижет, да?

– Нет! – строго отвечала мама–змея. – Он морковку ест, капусту ест, горошек ест, и еще, пожалуй, мышей!..

– Очень хорошо, пойду наловлю ему мышей, я знаю, где они водятся!

– Не надо! – испугался Ваня. – Я не ем мышей!

– Он разговаривает! – заорал змееныш. – Он говорить умеет! Вот здорово! Я говорил, он настоящий, а вы не верили!

– Я только в Книге Жизни двуногих видел, а живьем никогда, я думал, там всё невзаправду. А ты, мама, видела настоящих людей?

Утконосая змея отвечала, что ей приходилось видеть человека, правда, это было очень и очень давно, она была тогда такой же маленькой, как он. Тот двуногий здесь же, в людинце сидел, как раз в этой самой клетке…

– И где он теперь? Куда девался? – спрашивал змееныш. Ваня тоже ждал ответа, хотя и делал вид, что рисует.

– Туда же, куда все они деваются, – отвечала противная змея. Змееныш же воскликнул:

– Я пойду посмотрю в Книге Жизни, что там показывают, может, и про нашего найду…

– И расскажи мне, – шепнул сидящий вполоборота Ваня.

Змееныш смигнул, ничего не ответил – и вот уже он следом за матерью плашмя упал на землю и уполз, скрывшись в змеиной толпе.

Когда наступил обед, Трехголовый подал Ване печеную картошку на копье, причем пек он ее тут же, выдыхая из пастей пламя. Первые картофелины сгорели в уголь, затем Змей поубавил пылу–жару – и картофелины испеклись как надо. Жаль только, соли не было!

К вечеру Ваня почти привык к своему положению – и старался не обращать на посетителей внимания. Впрочем, и толпа зрителей поредела. Но к ночи он почувствовал себя выжатым лимоном: хотя целый день, считай, пробездельничал.

Утром Ваня поднялся чуть свет – не только от укусов клопов, но и от мелодичного звона, которым сопровождалось его пробуждение: это пели чудесные деревья, чьи листья, трепеща, соприкасались меж собой. Посетителей, к счастью, еще не было: и он смог без помех полюбоваться на сияющую рощу, которая находилась метрах в ста от людинца. К сожалению, разглядеть деревья в подробностях на таком расстоянии было невозможно.

До вечера ничего не произошло, а на закате появился вчерашний медноцветный змееныш с утиным носом. Ване казалось, что где‑то он уже видел таких утконосов, мальчик долго вспоминал и наконец сообразил: на лезвии его кинжала извивались похожие змеи!

На этот раз утконос был один, он держал во рту морковку – и сунул ее сквозь прутья Ване. Мальчик взял морковку за хвостик – и тут же схрумкал.

– Разве здесь растет морковь? – насытившись, спросил Ваня.

– У нас на окошке растет! – отвечал горделиво змееныш. – Мама говорит, она очень редкая… И дорогая…

Ваня, надеясь, что малыш–змей приползет, еще утром нарисовал картинку со смешным змеенышем в цилиндре и галстуке–бабочке… Схватив рисунок, утконос впился в него взглядом, но картинку быстро отобрали другие змеи – которым тоже не терпелось увидеть Ванино произведение. Рисунок буквально разодрали в клочья. Небось, если бы не прутья, такая же участь постигла бы его самого… Тут Ваня понял, каково приходится поп–звездам! Хорошо, что Трехголовый был начеку, он велел ретивым посетителям расходиться, дескать, поздно уже, дайте человеческому недорослю передышку, дескать, не отдохнувши, он устанет – заболеет и умрет. Ваня был рад–радёхонек, услышав, что его рабочий день подходит к концу, и в самой вежливой форме попросил у своего сторожа разрешения поговорить с таким же, как он – недорослем из породы змей…

– Вот с этим… – указал мальчик на утконоса.

– Можешь звать меня Шешей, – заявил змееныш. Ваня назвал свое имя.

– А написанное имя у тебя такое же? – спросил Шеша. – Которое ты вчера на листочке чернилами писал.

– Ну да! – удивился мальчик.

– А у меня написанное имя другое, – сообщил Шеша. – И тебе его ни в жизнь не прочесть!

– Ладно, можете поболтать, думаю, греха тут нет, – добродушно вмешался Трехголовый, и принялся покалывать оставшуюся публику под бока своим копьецом.

– Я вроде нашел про тебя в Книге Жизни… – сообщил змееныш. – Меня ведь уже пускают туда одного, без мамы… А других змеят еще нет… Потому что они не такие умные…

Ваня попросил змееныша без долгих предисловий приступить прямо к делу. Шеша немного обиделся, проговорив: «Ух, долго пришлось искать‑то, едва ведь кожа с меня не слезла! Не больно‑то ты важная птица!»

– Ладно. Ну, и что там про меня написано? – спросил мальчик. – Вырасту я? Женюсь? Будут у меня дети? И… – последний из вопросов он задать не решился.

– Сейчас я не могу тебе сказать, – вздохнув, отвечал Шеша. – Иначе всё лопнет, а покажется другое… Может, в сто раз худшее…

– Тьфу! – от души сплюнул Ваня, и, помолчав, решил разузнать про Стешу и остальных, дескать, а нет ли тут другого людинца, и не поступала ли туда девочка, да лешак, да еще крылатая девушка…

– Крылатая девушка! – воскликнул змееныш. – Кого ты имеешь в виду? Уж не самовилу ли?! Тьфу, тьфу, тьфу, я их не поминал, чтоб им пусто было – это всё ты виноват!

Мальчик удивился такой реакции и сказал, что вилы бывают разные, например, его знакомая вила – прекр–расная девушка, просто лучше не бывает! Но змееныш стоял на своем, и уверял, что хуже самовил никого в целом свете нет. Хорошо, что он таких созданий не видел – а то бы со страху помер! Ваня прыснул (сам‑то змееныш выглядел не лучшим образом…). А Шеша продолжал:

– А про девочку, и как его… ле–ша‑ка я скажу, только если ты мне что‑нибудь подаришь! А то хитренький: я тебе всё выложу, а у меня что останется?!

– Вот ты какой! – воскликнул мальчик, но быстро нашел выход из положения. Ведь у него в кармане синий клубок. А как разогреть его?! Да проще простого!

Утконосый змееныш, по просьбе мальчика, подышал на клубок своим горячим дыханием – и на шаре тут же проявились океаны и материки, будто на морозном стекле вытаяли проталинки. Ваня долго шарил по театрам Европы – попутно натаскав пирожков себе на ужин – и наконец вытащил то, что надо: галстук–бабочку и черный цилиндр! Мальчик нацепил на шею змеенышу бабочку, водрузил шляпу, сползшую на длинный утиный нос, так что Шеша ничего уже не мог видеть, но был страшно доволен, надулся – и стал раза в три шире, чем был, так что Ваня испугался, как бы змееныш не лопнул… Но, впрочем, всё обошлось.

– Теперь я как картинка? – спросил змееныш. Ваня сказал, что лучше, чем картинка, – и Шеша совсем задрал свой утиный нос. И даже на летающего неподалеку Трехголового стал поглядывать свысока.

– Ну?! – сказал мальчик.

– Что «ну»?! – удивился Шеша. – А–а–а, это ты про девочку и лешака… Про них мне ничего не известно!

Ваня страшно рассердился: очень ему хотелось отшлепать несносного змееныша, да руки были коротки, но тут Шеша решил продолжить:

– Зато я знаю, что где‑то в Лабиринте сидит страшный ракшас с человечьими головами!..

– Ну да! – обрадовался мальчик. Если это Смеян, то и Стеша где‑то здесь… Но где они ее прячут, может, тоже в Лабиринте? – А нельзя ли как‑нибудь поговорить с этим ракшасом? – полюбопытствовал Ваня, хотя очень ему этого не хотелось – только–только он вернул себе ноги… а кто знает, чем может кончиться новая встреча с бывшим пастушонком!..

– Кто ж тебе разрешит! – насмешливо воскликнул утконосый змееныш. – За это знаешь что бывает?.. Ух! Мигом станешь безголовым! Не у всех же змеев есть запасные головы! – Шеша кивнул на Трехголового и с завистью продолжил: – У некоторых‑то и по двенадцать головок имеется!

– У кого это? – заинтересовался Ваня.

– «У кого, у кого»! Известно у кого – у нашего царя!

– А… как его зовут?!

– «Как‑как»! Известно как – Горишняк!

– Вот это да! – не смог удержаться от возгласа мальчик. – Тогда мне надо обязательно с вашим царем поговорить!..

Этого заявления Шеша не выдержал: упал на землю – и уполз, едва не потеряв цилиндр.

Глава 3. Змеиный царь

– Конечно, таких маленьких‑то к царю не пускают! – крикнул Ваня вдогонку змеенышу – и Шеша остановился. Утконос опять поднялся на дыбы и, заломив шляпу на затылок, надменно произнес:

– Кто это маленький?! Да я скоро тебя перерасту, я и сейчас толщиной с твою руку! А когда вырасту, смогу вокруг твоей клетки десять раз обмотаться! Понятно? Ма–аленький… Да я, если захочу, могу, могу, могу… сжечь тебя!

– Но к царю тебе всё равно ходу нет! – поддразнивал змееныша мальчик. – Спорим?!

– Давай! – Шеша приполз обратно: – А как?

Ваня рассказал, как полагается спорить, но корыстный змееныш ничего, кроме синего клубка, на кон ставить не захотел – пришлось согласиться. Кроме того, они должны были вместе отправиться к змеиному царю – что Ваню вполне устраивало… Змееныш со своей стороны обещал, – в случае, если он проиграет спор, – разузнать, где находится девочка.

Мальчик сунул руку между золотыми прутьями, Шеша вложил в Ванину ладонь кончик хвоста, мальчик разбил хвост и длань – пари состоялось. Дело было за малым – выйти отсюда…

Прошлую ночь Ваня не видел Трехголового – наверно, он улетал домой. Но как открывается дверь? Никакого запора не было, и мальчик даже не мог с точностью определить, где находится выход: дверца попросту слилась со стеной из прутьев. Шеша вновь пополз прочь, обещая вернуться, как только стемнеет, – и всё устроить. Ване ничего не оставалось, как довериться змеенышу.

Он как следует подкрепился: пирожки, конечно, были не такие, как у бабушки Василисы Гордеевны, но он так давно не ел печеного, что умял стряпню в минуту.

Скоро стемнело – змееныша всё не было, и Ваня уже решил, что змей обманул его, когда, шурша, приполз Шеша. Змееныш уверял, что Трехголовый спит на посту, и посетителей не видно – самое время выползать…

По словам утконосого, дворец змеиного царя находится за чудесной рощей, правда, Шеша там никогда не бывал, и даже маму его туда не звали, но, говорят, дворец просто удивительный!

– Я думаю! – воскликнул Ваня, памятуя о том, какая трава тут растет да в какой клетке он сидит, и стал поторапливать змееныша. Шеша прошипел какое‑то слово – но не «сезам» и не «сим–сим», кажется, «рожь» – дверь бесшумно отворилась: и Ваня оказался на свободе! Не теряя ни минуты, мальчик и змееныш направились к роще, которая и при лунном свете сияла и пела.

Жаль, что этот змей не был летучим, впрочем, полз он очень сноровисто – Ваня в свое время никогда так не ползал, правда, ему мешали руки… Чем ближе они подходили, тем громче становилась музыка, роща звучала лучше любого симфонического оркестра.

Немыслимо.

– А у вашего царя есть дети? – мимоходом поинтересовался Ваня у ползущего товарища.

– Не–ет, – отвечал змееныш. – Откудова?! Нет и никогда не было! Двенадцатиглавый давно из своего дворца не вылетает, у него там есть своя Книга Жизни, вот он в нее и пялится целыми днями… А что ему еще делать!

Ваня слушал и мотал на ус.

– А если бы он вдруг узнал, что у него есть сын – как ты думаешь, что бы он сделал? – спросил мальчик.

– Ну, я не знаю, – отвечал змееныш. – Наверное, взлетел бы в небо – и на радостях проглотил луну!

И Шеша, поднявшись на кончик хвоста, с подозрением уставился на мальчика:

– Это ты, что ли, его сын?!

Ваня оторопел от такого предположения.

Роща теперь голосила так, что продолжать беседу было немыслимо. И вот – они вошли в нее! Здесь оказалось светло как днем: роща была окутана сияньем, подобным северному. Состояла она из деревьев и кустов, похожих по природному строению, по форме веток и листьев на обычные, но все эти растения были металлическими или каменными. У корабельных сосен были адамантовые стволы, а на ветвях – длинные нефритовые иголки, ивы трепетали листвою лазурита, виноградная лоза была увешана гроздьями сердолика, яблоня плодоносила круглощекими рубинами, лещина давала янтарные орехи, черемуха цвела жемчугом, с дуба сыпались агатовые желуди… И в то же время чудесная роща казалась по–настоящему живой, все эти деревья были когда‑то саженцами, потом росли, цвели, давали плоды! Рука так и тянулась сорвать какой–нибудь цветок, например, алмазную гроздь акации: но Ваня чувствовал, что это может плохо кончиться – и рук не распускал.

Но скоро деревья поредели – и музыка стала тише, и сумрачнее стало вокруг. Зато под ногами вновь оказалась островерхая драгоценная трава, сквозь которую и пешком, а не то что ползком пробираться тяжко, – так что пришлось посадить Шешу на плечи. Змееныш обмотался вокруг Ваниной шеи в виде шарфа и, выставив по ветру свой утиный нос, командовал, куда сворачивать. Мальчик изранил босые ступни, и, стукнув себя по лбу, достал синий клубок; с помощью тепла, которым поделился змееныш, обогрел его – и добыл себе болотные сапоги. Теперь можно было двигаться дальше.

– Отличный клубок! – с завистью заглядывая вниз, на Ванино приобретение, говорил Шеша. Хотя сапоги – даже один сапог – были змеенышу ни к чему, уж Ване‑то это было отлично известно.

– Да, неплохой, – согласился мальчик, а про себя подумал, что расстаться с клубочком будет ох как нелегко! И вот роща осталась позади, а впереди солировало одинокое дерево, окутанное радугой: это был высоченный ясень с серебряным стволом и трепетными золотыми листочками в тончайших прожилках. Вдруг в таинственные звуки, которые издавало дерево, вклинился крик петуха… Как будто Ваня всё еще находился в Деревне! Мальчик поднял голову и увидел: на верхушке золотого ясеня сидит небольшой, – декоративный, – золотой петушок и, задрав головку, радостно кукарекает.

Петушок перестал кукарекать – и дерево тоже смолкло.

– Кто это? – шепотом спросил Шеша, видать, никогда не бывавший в деревнях. Ваня просветил неуча, и только они собрались обогнуть золотое дерево и идти дальше, как вдруг петушок, свесив голову, брюзгливо спросил:

– А разве ты не хочешь узнать, что есть и что будет?

Ваня стал как вкопанный – и поглядел на змееныша:

– Разве можно говорить про то, что в Книге Жизни написано… Ты же сказал…

– Может, сейчас и можно, – прошипел Шеша в самое Ванино ухо, так что оно едва не воспламенилось. – Тем более ему…

– Ай–я–яй, как нехорошо шептаться! – скрипучим голосом проговорил золотой петушок.

– Тогда скажите, что знаете, – произнес Ваня и, вспомнив про вежливость, добавил: – Пожалуйста.,.

– Это строго конфиденциальная информация, – слетев на нижнюю ветку, отчеканил петушок.

– Да я своими глазами видел, что с ним будет, чем дело кончится и чем сердце успокоится, – проворчал Шеша, но соскользнул с мальчика – и отполз на некоторое расстояние.

– Во–первых, я знаю, что ты не там, где думаешь! – начал петушок.

Ваня не имел представления, где находится, и давно об том не думал – но кивнул.

– Во–вторых, опасайся подпоясанного черного человека меньше себя ростом.

– Ладно, – сказал Ваня.

– В–третьих, ты никогда не доберешься до дома! – припечатал золотой петушок, так что Ваня совсем приуныл.

– А в–четвертых? – спросил мальчик, но золотой петушок уже взлетел на верхушку золотого ясеня, сунул голову под крылышко – и продолжать явно не собирался. Ваня подождал еще немного, в надежде, что несносный петух одумается, но тот крепко спал. А ясень вновь осторожно зазвучал, листочки мелодично зазвенели, и Ване в золотом звоне явственно послышались звуки колыбельной: «Спи, моя радость, усни…».

Шеша поднялся на кончик хвоста и, коснувшись горячим носом Ваниной щеки, произнес:

– Он больше ничего тебе не скажет – до самого судного дня.

– Тогда пойдем, – вздохнул мальчик.

Им пришлось спускаться, светящаяся роща осталась позади, а тьма впереди сгустилась. Потом начался довольно крутой подъем – а под ногами по–прежнему путалась драгоценная трава. Шеша сидел на Ваниных плечах и командовал: сворачивай налево, иди прямо… Но дворца всё не было видно, и у Вани волей–неволей возникли подозрения: а туда ли ведет его змееныш…

Когда мальчик взобрался на вершину холма, то увидел: вдали, над следующим холмом, вновь висит марево света, отраженное в небе. Но источник света на сей раз был неизвестен: вершина холма оказалась ограждена высокой стеной. Шеша воскликнул:

– Гляди – Молочная река! Красотища! Люблю молочко! – и ринулся по Ваниному колену вниз.

Мальчик тоже услышал шум водотечины и разобрал серебристый блеск реки, которая текла внизу, огибая холм. Когда Ваня подбежал к речке, змееныш, оставив шляпу на берегу, вовсю уже резвился в воде и громко, взахлеб пил ее. Мальчик зачерпнул беловатую жидкость ладошкой, – она оказалась горячей, – и поднес к губам: неужто вправду молоко? Только бы не кипяченое – Ваня терпеть не мог пенки! Действительно, по вкусу похоже… Но всё же чувствовалось, что это речная вода!

Молочная река была не слишком широкой, но бурной, да притом нестерпимо горячей – Ваня решил поискать брод, как вдруг заметил, что противоположный берег шевелится…

– Ой, что это? – воскликнул мальчик.

Подползший к своей шляпе змееныш обернулся и сказал:

– Не что – а кто. Это мой дедушка. – Шеша поддел шляпу носом – и ловко закинул на затылок.

Ваня вытаращил глаза и понял, что холм у реки огибает гигантская мерцающая полоса двухметровой ширины: видать, это и вправду был Змей. Отблески сиянья высветили густо–черную кожу, которая странно дымилась… Где хвост, где голова, понять было трудно… Вдруг в сплошном кольце появился разрыв, загорелись семь багровых зрачков, и еще семь – и поднялась страшная голова. Из дымящейся пасти выскочил раздвоенный язык и дотянулся почти до средины реки. Мальчик невольно попятился. А змееныш закричал:

– Доброй ночи, дедушка Шеша!

Змей зашипел – а Ване показалось, что в горах начался камнепад:

– Доброй ночи, Ш–шеш–ша–внук!

– Нам с товарищем нужно на тот берег, дедушка, можно?

Из змеиной пасти вновь вылетел стремительный раздвоенный язык – и Змей прошипел:

– Ты же з–знаеш–шь, что нельз–зя!

Но маленький Шеша принялся нудить:

– Конечно, летучим‑то можно, а ползучим – нет! Летучие‑то перелетают через тебя – и хоть бы хны, тебе до них не дотянуться! Плевать они на тебя хотели! А ползучие – даже твои родные – не могут к царю пробиться… Так нече–естно…

Семь зрачков старшего Шеши загорелись мертвенным светом – и Змей сделал движение, как будто собирался наброситься на вредного внучонка… Река‑то для такого существа – не преграда… Ваня попятился еще дальше. Но Змей, изогнувшись, завис над рекой:

– Летучие у царя на пос–сылках, а тебе что там надо?

– У нас важное извес–стие, – зашипел на дедушкин манер змееныш. – Царь обрадуется. А летучие ничего не з–знают – проморгали! Пусти нас, дедушка Шеш–ша!

Змей–охранник долго молчал – Ваня уже решил, что им не попасть на тот берег, но вот черный мост повис над рекой: это страшный Шеша перекинул свой хвост навстречу внучонку. Змееныш пополз по дедушкиному телу, Ваня ступил следом: мост оказался скользким, и поручней по краям не было, но мальчик, скользя и падая, мчался следом за утконосом, он так боялся отстать от змееныша, что чуть не отдавил ему хвост. В мгновение ока они перешли на противоположный берег Молочной реки и проскользнули под поднявшейся аркой змеиного туловища.

За рекой сияла неоновым светом новая лесная чаща – зеленовато–голубая. Ване даже показалось сначала, что вокруг настоящие ели – обычные лесные и голубые, как возле Кремлевской стены: но, увы, это малахиты и бирюза в виде елок росли и тянулись к свету.

Уже светало, когда мальчик и змееныш миновали каменные заросли. И вот Шеша воскликнул, дескать, добрались, вот он удивительный дворец!

На холме возвышалось черное строение, в котором обомлевший Ваня узнал точную копию змеиного дома в Змеегорске: те же прогнившие стены, те же двенадцать круглых окошек в цокольном помещении, та же волнистая крыша и закрытые ставни верхнего этажа… Неужто и верткая кроватка там!.. Змееныш, глядя на Ванину реакцию, которую он принял за восторг, кивал, дескать, да, да, ты не ошибся, дворец сделан из чистого дерева – вот ведь чудо‑то!

– Да–а–а, – только и мог произнести мальчик, и тут он увидел Трехголового, который летел со стороны ельника! Ваня упал на землю и пополз к каменному лесу, змееныш, и так лежавший брюхом в пыли, рванул следом – но было поздно: Трехголовый заметил их!..

Тогда Ваня развернулся – и помчался к «дворцу», змееныш, не поспевая, но изо всех сил стараясь догнать мальчика, извиваясь, пустился следом. Но летучий Змей, конечно, обогнал их: резко спикировав сверху, он опустился на землю и поднял при этом фонтан пыли.

Когда мальчик продрал глаза – Трехголовый, сложив крылья, сидел у него на пути и укоризненно качал всеми тремя головами, потом принялся отчитывать неслуха, дескать, зачем порядок нарушаешь, дескать, чего тебе в золотой клетке не сиделось, еще и малолетнего змееныша с пути сбил, и не стыдно тебе… При этом Змей поигрывал своим копьецом, острие которого нет–нет да и оказывалось в непосредственной близости от Ваниного лица…

– Ну–ко, живо садись на меня – и полетели! – закончил отповедь Трехголовый. Но тут из круглого отверстия «дворца» высунулась беловатая змеиная голова с блестящим гребнем и пророкотала:

– Что за шум, а драки нету?!

Ваня, хоть уж свыкся со змеиным душком, принужден был отпрянуть: запах нового Змея прямо с ног сбивал!

А следом за первой головой из разных окошек высунулось еще несколько голов на чешуйчатых белесых шеях (видать, этот Змей был альбиносом!), ворча, которая что:

– Безобразие – отрывают от Книги… кхе–кхе!

– Да уж, с утра начинается!

– А что дальше будет – кхе–кхе–кхе–кхе…

Остальные дыры бревенчатого строения оставались пустыми и черными. Трехголовый быстро повернулся к «дворцу» передом, а к Ване с Шешей хвостом – и отчеканил:

– Исполать[70]70
  Испола́ть – хвала, слава.[Ред.]


[Закрыть] вам, великий государь! Простите, что отрываю от важного дела! Побег у нас случился – из людинца‑то! Вот этот заключенный сбежал! – отлетев в сторону, Трехголовый указал на Ваню. – А этот ему помогал, – сторож ткнул копьем, сбив с Шеши шляпу. Змееныш лежал не шевелясь, точно умер. А может, и вправду коньки отбросил, Ваня наклонился, потрогал медноцветного утконоса – холодный как камень! Бедный, бедный змееныш!

Мальчик, несмотря на протесты Трехголового, – дескать, а ты куда это собрался, – ринулся к «дворцу».

– Государь, выслушайте меня, пожалуйста! У меня важное сообщение! – орал Ваня.

Копье Трехголового преградило ему путь – но мальчик, не долго думая, перескочил через него и побежал к черной бревенчатой стене, продолжая на бегу вопить:

– Я из Деревни! Вам привет от Торопы–ы!

Тут из дворца высунулось еще три головы – и, принюхиваясь, провещали:

– Фу, фу, фу! Прежде человечьего духа и слыхом было не слыхать, и видом не видать – а тут нате вам: человечек воочию проявился!

Ваня покачал головой: еще и фукает! Кто бы уж говорил‑то! На себя бы обернулся! Но, конечно, вслух своего неодобрения не высказал. Ну а присловье было очень знакомое…

Из стены теперь торчало семь голов – но пять дыр всё еще пустовали. Вот высунулась восьмая голова… А девятая, показавшись, полунасмешливо провещала:

– Исполать тебе, добрый молодец!

Ваня приободрился и, не уловив насмешки, а также припомнив былины–старины Василисы Гордеевны, отвечал, как следует:

– Исполать и вам, Змей Горишняк, извините, не знаю, как по батюшке…

– Вестимокак – Горыныч…

– Исполать вам, Горишняк Горыныч!

– Тебя Торопа прислала? – спросила девятая голова.

Ваня замялся:

– Не то чтобы прислала. Я сам пришел, но она дала мне клубок! – Тут Ваня услышал, как кто‑то шепчет: «Это мой клубок! Ты мне его проиграл!» Мальчик обернулся – и увидел, что Шеша, казалось по–прежнему бездыханный, лежит почему‑то гораздо ближе. Ваня сморгнул и, повернувшись к царю Змей, выпалил:

– Горишняк Горыныч, вы, наверно, не знаете: но у вас есть сын! Он ваш и бабушки Торопы!

При этом известии из окошек «дворца» высунулись остальные головы, так что теперь все двенадцать торчали из отверстий, уставившись на Ваню горящими, как красные уголья, и остывшими, как черные уголья, глазами. Мальчик, запинаясь от волнения, поведал обо всем, что узнал от старушки, начиная с яйца.

– Говорят, где‑то в Лабиринте сидит Змей–ракшас с человечьими головами – так это ваш сын Змеян! – с торжеством закончил Ваня.

Наступила гробовая тишина. Которую прервал шепот Трехголового, он, точно попугай, бормотал за Ваниной спиной: «Ой, дурак, дурак, дурак!» А двенадцать голов Горишняка Горыныча принялись вдруг хохотать, выдыхая языки пламени вперемешку с клубами черного дыма, – так что Ваня закашлялся. Но и Змей принялся кафыкать[71]71
  Кафыкать – кашлять. [Ред.]


[Закрыть], видать, собственный дым самому ему был не в пользу… А потом поднялся ветер – и у мальчика едва не улетели все волосы с головы, а Шешину шляпу унесло в неведомые края, но зато и клочья дыма разнесло в стороны.

– Кхе–кхе, сын! Фу–у, ракшас – мой сын! – хохотал Змеиный царь. – Мой – и…кхе–кхе и… бабушки Торопы! Ой, кхе, кхе, кхе, не могу! – Что ж тут такого, – сказал обиженно мальчик: совсем не такой реакции он ждал, и резонно заметил: – Прежде ведь она была молодая…

Впрочем, не все змеиные головы смеялись: например, девятая голова была серьезна… Но вот и остальные прекратили реготать. И заговорили наперебой:

– Ракшас был у меня!

– Но ни слова не проронил о том, будто бы он – мой сын…

– Теперь понятно! Теперь всё понятно! Он требовал, чтобы я ушел – а он стал бы править в змеином царстве!

– Грозил смертью – мне!

– Дескать, он знает, что моя смерть в яйце, дескать, он сам заключил мою смерть на острове… А какой это остров – мол, тайна!

– И если я не отдам ему власть, он вытащит яйцо – и… Теперь понятно! Теперь всё понятно!

«Шантажист», – проворчал за Ваниной спиной Трехголовый.

А двенадцать голов белого Змея, поворачиваясь друг к другу, стали шепотом переговариваться промеж собой, время от времени кашляя и пуская струйки дыма. Наконец Горишняк Горыныч вновь заговорил, головы перебивали друг друга, иногда дополняя, иногда запутывая, но в целом речь была вот какой:

– Я решил… Мы посовещались – и решили: мы скажем тебе! Ты пришел от нее!.. Поэтому мы скажем… Но ты не знаешь, кто мы! И этот ракшас Змеян понятия не имел о том, кто мы! Да! Мы – Наблюдатели! Я был Наблюдателем в той Деревне, про которую ты говорил. Где жила девушка Торопа. Улетая, я дал ей клубок, велел следовать за ним – сюда, ко мне! Она не пришла… Что ж… Она говорит, что выносила яйцо! Глупости. Она была несчастной и одинокой, у ней на роду было написано жить безмужней… Да, в конце концов, она могла поверить в то, что яйцо – ее детище… В какой‑то мере так оно и есть…

Нам стало скучно просто наблюдать, и наш разум стал создавать новые виды: соединять разных – в одно, скрещивать тех и этих.

Все семена жизни попали сюда в яйцах, поэтому решено было создавать новые, небывалые виды, помещая их в такие же оболочки! Наш разум создал много новых видов – одни были удачными, другие нет… Некоторых мы отправляли вниз – люди назвали их ракшасами. Но основная часть гибридов здесь, наверху! Не скрою, в яйце, из которого вывелся ракшас Змеян, есть частичка меня и… Торопы, но это вовсе не значит, что он – мой сын! Или ее сын! Это обычный гибрид, и я сказал ему об этом! Думаю, он мог и не стать ракшасом – а вырасти в Змея или в обычного человека… Пока неизвестно, от чего это зависит… Правда, еще не всё потеряно: он станет тем, во что сам обратит себя!..

Горишняк вновь закашлялся, и одна из голов, у которых глаза горели угольями, зло воскликнула:

– И он хотел занять мое место, глупец!

А Ваня подумал про Соколину: а как же ее яйцо? То, ударив которым Змеян заколдовал его?! Не всё так просто с этими яйцами… Мальчик спросил:

– А какие дети рождаются у этих ваших новых существ? Например, какие дети будут у Змеяна?

– Не известно. Никто из гибридов до сих пор еще не обзаводился потомством, и пока не ясно, сможет ли вообще обзавестись…

– Но ведь Соколина выносила яйцо! – перебив Змеиного царя, воскликнул Ваня. – Яйцо получилось от любви этих двух: вашего ракшаса и девушки! Она вправду его выносила, потому что вас тогда уже не было в Деревне – значит, оно не из тех яиц, не из ваших… Ведь это было совсем недавно! Ой, я понял, – Ваня в нетерпении закружился на месте, – я всё понял! Из этого яйца появится заугольник, который, как предрекла наречница[72]72
  Наречница – пророчица. [Ред.]


[Закрыть], погубит своего деда! Какой же я болван! Ведь не только Колыбан – дед заугольника, но и вы тоже!!! Змеян‑то сразу понял, о чем речь, потому до поры до времени и припрятал яйцо на острове! Он знает, что тот, кто должен родиться, погубит вовсе не Колыбана, а царя Змей! Может, даже всё ваше змеиное царство разрушит! Должен родиться богатырь – вот что! Небось, в вашей Книге Жизни про это сказано!

– Всё, что там сказано, касается только людей, – сухо отвечал Горишняк Горыныч. – Про наше будущее или про будущее новых созданий там ничего не говорится!

– Сказки! – горячо воскликнул Ваня. – Сказки надо читать! Я вам говорю, что так и будет! Тут одна из голов Горишняка Горыныча – та, что с погасшими глазами, – брюзгливо воскликнула:

– Если ты такой великий провидец и наречник, как можно подумать из твоих слов… так ведь я сейчас отправлю тебя в Лабиринт загадки отгадывать! Отгадаешь – получишь всё, о чем спрашивал… и даже о чем не спрашивал… Не отгадаешь… – шея изогнулась, голова поглядела в сторону верхнего этажа, где, небось, кого‑то дожидалась верткая кроватка, – и Ваня задрожал, как живой осиновый лист…

С последними словами Горишняк Горыныч целиком и полностью исчез за стеной своего бревенчатого «дворца», источенного жуком–точильщиком. А Ваня вместе со змеенышем, от страха заползшим в его длиннющий сапог, оказался на спине Трехголового, который, ругаясь, как три сапожника, взмыл в небеса.