Текст книги "Сороковник. Части 1-4"

Автор книги: Вероника Горбачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Её трясёт. Её ломает, как меня первой ночью в этом доме, в приступе паники. Догадываюсь, что ей приснилось: ведь у нас с ней был один на двоих Ящер. Я хлопочу над ней, успокаиваю, но без толку, девочка рыдает. Прибегает очумевший заспанный Ян, тащит воду…

Васюте со мной было проще, я хотя бы понимала, что меня утешают. А на Гелины слёзы мы изводим с десяток салфеток, не меньше. Она затихает ненадолго – и снова заливается.

Помощь приходит неожиданно. Из кухни, растревоженная шумом, выползает Нора и суёт к нам любопытную морду. Что за суета и нельзя ли поучаствовать? Любит наш собакин быть в компании, всё равно, по какому поводу, лишь бы на неё внимание обращали. Ей в нос немедленно попадает пылинка, Нора чихает, отмахивается головой и ушами, и у нашей плакальщицы немедленно высыхают глаза. Она наспех утирается полотенцем и глядит восторженно. Ах, да, лабрадошку-то она ещё не видела!

Собакин со вкусом и скулежом потягивается, зевает и, вытянув шею, обнюхивает Гелину пятку, торчащую из-под одеяла. Девочка проворно убирает ногу, но наблюдает с заметным интересом.

– Иди-ка сюда, – я похлопываю по постели.

«Иди сюда» – наша любимая команда, разрешение посягнуть на святая святых – хозяйскую кровать. Любой собачник прибил бы меня на месте, но сейчас не тот случай. Иногда можно и нарушить правила.

Нора, покрутившись для разгона, прыгает аккурат рядом с Гелей, приваливается к ней тёплым боком. Та он неожиданности вздрагивает, но протягивает руку, получает пару щекочущих облизываний и улыбается, поглаживая треугольные уши. И, в конце концов, засыпает в обнимку с псиной, под её богатырский храп.

И если сейчас я сама не лягу – наверное, трёхнусь, потому что у меня от недосыпа уже глаза закатываются. Да начхать, что из-под этой несчастной куртки то ноги торчат, то плечи, я больше не могу…

И в этот раз мне никто не мешает.

* * *

Проснувшись, тупо гляжу в потолок. Не могу сообразить, что сейчас: утро, день, вечер? И вообще, какое время года? Словно напрочь выпала из времени. Тихо в доме, тихо на улице, только вороны каркают. И храпа Нориного не слышно, лишь Гелино ровное дыхание.

Мне уютно и тепло. Ноги закутаны, с боков подоткнуто что-то мягкое. Приподнимаюсь и обнаруживаю, что завёрнута в нечто пушистое. Окутывает и вкрадчиво льнёт к телу густой длинный мех, услаждает взор рыжина с подпалинами… Покрывало, настоящее меховое покрывало!

Я только в исторических романах читала, как в царских да боярских семьях укрывались собольими одеялами, а наяву вижу такое впервые. Восторженно запускаю в мех пальцы, провожу им по щёке. Откуда такая роскошь неслыханная? Что Ян притащил – понятно, больше некому, но где-то он её раздобыл? Заглянул проверить, встала или нет, увидел, как я под курткой скукожилась, пожалел… Ну, Ян, ну, принц сказочный…

Непременно спрошу.

Даже вставать не хочется. Кто ж из-под такого сокровища добровольно вылезет, какая женщина? Всё равно завтрак уже проспала, готовить практически не для кого, и вообще – я теперь безработная. Могу хоть немного понежиться?

И так ни дня без происшествий. Ни ночи.

Сажусь на постели. Покрывало соскальзывает к ногам, и я машинально его поглаживаю. Ночь. Нынешняя оказалась богата на события, ничего не скажешь. Настолько много этих событий в последние сутки, что я не успеваю ни о Васюте толком погоревать, ни над Галой всплакнуть.

Вот перепугаться до смерти – успела.

Эта ночь мне напомнила: жизнь иногда бывает довольно гадкой. До сей поры со мной беспрерывно нянчились: любили, утешали, поддерживали, берегли… Закутали в кокон теплоты и заботы, прочный кокон, не хуже Гелиного. Не пора ли выбираться?

Мага – это напоминание от того Мира, что меня ждёт снаружи. Да, страшно. Но нужно решиться – и встретиться с ним, наконец. Выбирайся, голуба.

Ныряю с головой в пушистую полость. Прячусь от проблем и от самой себя. Не хочу я в этот большой Мир, не хочу в квест, выживать или умирать не хочу! Если бы оно само всё решилось…

Делаю последний глубокий вздох. Пора вставать. Дорогой сэр имеет обыкновение появляться с визитом в первой половине дня, и, конечно, своей привычке не изменит. До этого надо привести себя в божеский вид, чтоб не выглядеть пугалом, да и девочке помочь прихорошиться. И временно отодвинуть подальше думы и о Некроманте, и о том, чем же я его так раздражаю. Вспомнив ещё кое-что, невольно кладу руку на грудь и замираю… прислушиваясь, но нет – ни трепыханья, ни шевеленья… Что ж, и об этом пока забудем. Живут же люди с клапанами в сердце, с кардиостимуляторами – и ничего, полноценно живут, даже забывая об инородных вкраплениях, а этот… м-м… фамильяр, как я поняла, у меня вообще временно, отогреется и… что?

Вчера я была в таком раздрае, что даже не спросила оборотника, долго ли мне носить при себе Галино наследство. Ладно. Появится Аркаша – спрошу, а сейчас есть у меня ещё одна насущная забота.

Геля безмятежно спит, уткнувшись носом в стенку, Норы не видно, должно быть, Ян выпустил. Отдёргиваю занавеску на окне и ужасаюсь: день, похоже, в разгаре. Н-да, похоже, со светской жизнью у меня явный облом, время визитов – увы! – пропущено. Ну и сильна я дрыхнуть…

Ходики на кухне показывают половину четвёртого. Для сборов день, считай, потерян. Ловлю себя на том, что гляжу на циферблат слишком долго: похоже, я малость переспала, и от того в голове лёгкая одурь. Контрастный душ помогает мне придти в себя. Я несколько раз меняю воду с ледяной на чуть ли не кипяток и добрым словом поминаю неизвестных мне устроителей прогресса в этом мире. Изрядно подбодрившись, шарюсь по кухне: чего бы на зуб положить?

А в печке, между прочим, некоторых засонь поджидает чугунок с ещё тёплым овощным супчиком. Ох, Ян… Заботливец ты мой.

Пусть только попробует Мага к тебе сунуться: я его, некроманта этакого, сама придушу. Чем вздумал пугать…

Желудок предательски квакает: поесть, хозяйка! Однако надо бы сначала дитёнка поднять, умыть, одеть и накормить. А поесть уж вместе с ней.

Геля сидит в постели и восторженно смотрит в окно. Сообщает мне:

– Утро!

– Да не утро, день уже, – поправляю. – День! Это мы с тобой заспались!

– День! – соглашается она с готовностью. Ого, да мы, кажется, заметно продвинулись в развитии! Она болтает ногами, сидя на кровати, нашаривает половичок, достаточно уверенно встаёт. Растрёпанная, милая… чем-то напоминает юную Одри Хепберн, этакого длинношеего большеглазого оленёнка. Улыбается и припоминает ещё парочку нужных слов: – Хочу есть!

– Молодец, – говорю, ничуть не удивляясь. Этак мы скоро целые предложения выдавать начнём, сперва из двух-трёх слов, а потом строчить, как из пулемёта. Держись тогда, некий сэр!

Помогаю ей одеться. Движения её хоть и замедлены, но точны. Похоже, просыпается моторика: всё-таки, у тела своя память, и думает оно иногда с опережением, не дожидаясь сознания. Что-то ведь заставило эту девочку, едва выпав из оживляющего кокона, целеустремлённо пойти на поиски людей?

Заплетаю ей косу и одновременно ломаю голову над одной проблемкой… существенной такой. Возможно, для её решения придётся выпросить у Яна денежку, если своих не хватит… Геле невтерпёж сидеть на месте, она начинает вертеться, крутить головой, и приходится пару прядей перехватить заново. Делаю ей замечание, она замирает. Вот и всё. Пошли, дитятко великовозрастное. Свалилась ты на мою голову, но не бросать же. Хоть чуток тебя на ноги поставлю перед тем, как этот дом покинуть.

И с ложечки нас уже кормить не надо, ложку Геля у меня отвоевывает и пытается есть сама, хоть я на всякий случай караулю с салфеткой наготове. С каждой минутой она чувствует себя увереннее. Приходится, конечно, после супа её умыть и заляпанное полотенце забросить в стирку, но прогресс налицо. Когда я предлагаю ей немного куриной грудки и вручаю вилку, Геля перекладывает её в левую руку, а правой начинает шарить по столу, ей явно чего-то не хватает. Поколебавшись, вручаю небольшой нож, а сама слежу, чтобы случайно не поранилась. И что вы думаете? Она пыхтит, но старательно пилит микроскопический кусочек белого мяса.

Откуда-то с улицы приходит Ян и в полном изумлении наблюдает, как «мы» обедаем. Потом не выдерживает.

– Да положи ты ей ещё, видишь, как человек старается… Я у Петра был, разговаривал. Примут они на постой нашу Гелю, в любой день можно приводить. Ты сама-то хоть поела? – спрашивает, пока моет руки. Наливаю и ему супчику.

– Тебя ждала, – отвечаю, и он от удовольствия краснеет. Какая я молодец, уважила парня. Подрезаю хлеба, Ян смотрит нетерпеливо: ты, мол, сядешь или нет? Ладно-ладно, присаживаюсь, беру ложку.

– Как ты тут без нас управлялся? Никто не приходил?

– А как же! Первым сэр Майкл пожаловал, с этим другом своим, тёмным. Нора в этот раз даже не гавкнула, наверное, не хотела Гельку будить. Умная, знает, когда лаять.

– И что? – интересуюсь я. Сэр, значит, всё-таки заходил. Ну, у него всё по расписанию, а Маге что здесь понадобилось? Решил проверить, очухалась я без него или нет? Наябедничаю или промолчу?

– Я так и сказал, что вы спите, что Геля полночи ревела, и обе вы намаялись. Сэр разрешения спросил, прошёл, на вас посмотрел, лоб у каждой пощупал… И ничего, довольный вышел. Пусть, говорит, спят, и чем дольше, тем лучше. Им сейчас это полезнее всего. И только они уходить собрались…

Отбираю у Гели нож. Хватит с неё. Она смотрит обижено, сую ей в руки салфетку, пусть отвлечётся.

– … а тут Лора с Аркадием завалились.

Та-ак. Аркаша что-то придумал?

Ян даже разулыбался, словно вспомнил что-то для себя приятное.

– Оба с заставы, Аркадий аж при доспехе. Вот садится он за стол и невзначай плащ распахивает. А у него на перевязи – меч, красоты неописуемой, с синим камнем в гарде, в новых ножнах. Мага этот так и подскочил, глазами впился. И к Аркадию: откуда, мол? Покажи! За сколько отдашь?

– А тот? – мне жутко интересно. Геля, проникнувшись общим настроением, не сводит с Яна глаз, будто всё понимает.

– А тот, не торопясь, меч из ножен вытаскивает, лезвие светится, солнце на нём полыхает. И в руке, видно, лёгок, и рукоять так в ладонь и просится. Камень в нём, говорит Аркадий, ценный, бонусов даёт целую кучу. Мага этот меч крутил-вертел, видно, пробрало его, и опять спрашивает: за сколько отдашь?

Ян делает эффектную паузу.

– Да не тяни ты! – Меня заранее распирает от смеха, потому что я понимаю: оборотник не зря появился.

– Аркадий плечи расправляет и отвечает этак небрежно: не продаётся! И мне кошелёк отдаёт. Семьсот монет, говорит, как с хозяйкой и договаривались.

Да, я тоже заплатила бы, чтобы посмотреть в тот момент на физиономию Маги. Но Аркадий, конечно, жук. Специально комедию разыграл, знал наверняка о страсти Некроманта к подобным железякам. И, кстати, договаривались мы не за семьсот, а за шестьсот пятьдесят, это уж сверху он от щедрот добавил… Стоп, а дальше? Почему Геля в ладоши хлопает?

– Мага, конечно, скривился, как будто уксусу хлебнул. А сэр всё помалкивал, только улыбался, а потом как давай у Аркадия всё выпытывать: что за меч, почему он с тобой, а не с кем другим договаривался, откуда он у тебя вообще взялся… ну, и всё остальное. Тут уж подруга твоя так трещать начала, что даже сэру пришлось её угомонять. И я их на крыльцо выпроводил, чтобы вас не разбудили.

Хихикаю в кулак, собираю посуду со стола и подвожу итоги.

Так. В общем, первым меня заложил Ян – невольно, конечно, проговорившись, что я над Гелей полночи хлопотала – и теперь Мага знает, что я опомнилась от его «заморозки» гораздо раньше. Плохо, что знает. С него станется применить в другой раз что-нибудь ещё. Затем меня с добрыми намерениями сдали Лора с Аркадием, и теперь сэр Майкл в курсе, как я напортачила с лечением, и что аура у меня явно не того цвета… Впрочем, это меня уже не беспокоит. Сэр сразу сказал, что женщин-паладинов не бывает: стало быть, мне вовсе не обязательно копировать его навыки один в один; у меня просто своя изюминка в работе.

Кажется, отсыпон пошёл мне на пользу. Я заметно успокоилась, да и способность логически мыслить ко мне вернулась.

Ставлю греться чайник.

А Ян просто в восторге, и не только от того, что я Маге нос утёрла.

– Ты и вправду пятерых уложила? – спрашивает.

Я вспоминаю полузвериные желтозубые оскалы, мохнатые островерхие шапки, свои стрелы, летящие точно в цели, – в живые цели, между прочим, просто мне было некогда об этом подумать… и чувствую себя нехорошо.

– Попасть – попала, но даже не глянула: вдруг только ранила?

– А и ранила – Лорины девахи добили бы, – хладнокровно замечает Ян, и я чуть не роняю в раковину тарелку, которую мою. – Но если попала, значит – всё, – добавляет он. – Васюта ставит навык сразу на поражение бить. Ты молодец. Жаль, он не знает, а то был бы тобой доволен.

Да. Мой дорогой и любимый, оказывается, учил меня не только в нарисованный кружок целиться. Убивать он меня учил. Стрелять на поражение. Весёлость моя увядает.

Разливаю чай. Геле наливаю в лёгкую чашку, не горячий, а просто тёплый: если случайно опрокинет – не обожжется. Она тянется к сахару, не хуже Аркашиного фамильяра, и мы с Яном даже сталкиваемся руками в попытке придвинуть к ней сахарницу. Девочка растерянно улыбается и берёт кусочек. Да пусть грызёт, для мозга полезно.

– Ладно, Ян, – говорю, – что мы Магу малость окоротили, – это хорошо. Что деньги лишние завелись – вообще отлично. Будет, на что Гелю собрать, не отправлять же её на постой к чужим людям голую и босую. Да и Петру для неё что оставить…

Ян давится чаем. Откашливается.

– С ума сошла? И думать не моги, они денег не возьмут. Сказали – приводи, будет гостьей дорогой. Обидятся, ежели деньги предложишь.

– Но как же, – пытаюсь я возразить. – Живого человека оставляем, мало ли что ей понадобится…

– Сказано, – даже не думай. Обидишь. Сироту да не приветить… И потом, ненадолго же. – Ян на секунду сбивается, видимо, ему неловко дальше говорить. – Когда-никогда Васюта вернётся, поговорю с ним, и Гельку к себе заберём. Она нам не чужая, раз вы с Галой её приветили.

Спешно делаю несколько больших глотков чая, чтобы протолкнуть невесть откуда взявшийся в горле комок. И ничего тут не скажешь об условностях, о том, что не положено молодой девушке при двух мужиках жить, хоть и знаю я их порядочность… Надеюсь, Вася ему об этом сам растолкует, а я не стану такой сердечный порыв гасить.

– Спасибо, Ян.

Геля поднимает на него серьёзные глаза и повторяет за мной:

– Спасибо, Ян.

Голос у неё чист и нежен, как из серебряного горлышка. Ян вспыхивает и усиленно дует в блюдце.

Не думаю, чтобы своё «спасибо» она сказала сознательно, скорее всего, повторила, как дети повторяют за взрослыми и иногда попадают в точку. Но это – тоже шаг вперёд: от подражательства совсем недолго до самостоятельных действий. Так и есть: Геля пробует вслед за Янеком перелить чай в блюдце, затем, когда не получается, хватается за салфетку, промокнуть лужицу на столе. Сообразила, молодец. Похоже, переходит в ту возрастную категорию, когда дети могут сами потихоньку заниматься, не мешая взрослым. Пристроить бы её к делу, а самой тем временем реализовать ту самую задумку…

– Ян, – закидываю пробный камушек, – раз уж денежка свободная объявилась, как бы мне по здешним лавочкам пройтись? Подкупить кое-что надо, а тут такая возможность… Куда можно пойти?

Он задумывается.

– На рынок ты опоздала, лавки наши закрываются рано. Если только в Европейский сектор, тамошние магазины допоздна работают. А тебе что нужно-то?

– Из одежды кое-что, – отвечаю, – и для рукоделья посмотреть…

– Ну, так давай провожу. С деньгами всё-таки пойдёшь, мало ли что. Кошелёк срежут – не заметишь.

– Не годится, – говорю. – Ты со мной, – а с Гелей кто останется?

Он смотрит на меня с явным смятением.

– Я с ней сидеть не буду!

Что-то я не поняла. Чего тут особенного – с ребёнком посидеть часок-другой?

Тьфу! Балда, заладила тоже: ребёнок, ребёнок… Ей, между прочим, шестнадцать точно стукнуло, это для тебя, тётки в возрасте, она несмышлёныш, а для Яна – девица на выданье. Хоть и знает, что разумом ещё слаба, хоть и покровительствует ей потихоньку, а – девчонка. Увидит кто – засмеёт, хоть и глядеть-то некому. Вот оно что.

– Ян, – говорю с укором. – Не съест же она тебя. Ты посмотри, она ж совсем как дитя малое. Мы сейчас подыщем ей занятие, она посидит за ним спокойно, пока меня не будет, а твоё дело будет – поглядывать время от времени.

Что бы такое придумать?

– У тебя ещё тетрадь найдётся вроде той, в которой ты вчера свою бухгалтерию сводил? Ну, приход с расходом? – Ян растеряно кивает. – Вот и тащи её сюда, да заодно посмотри карандаши, может, хоть один цветной завалялся. Неси всё.

Пока суд да дело, выуживаю из рукодельной шкатулки лоскуты, мотки, клубочки… Вот целая горсть крупных красивых пуговиц, подойдёт, пусть девочка поиграется. Мои девицы и в десять лет любили из них всякие орнаменты выкладывать, должно и здесь сработать. Вываливаю всё это богатство на стол перед Гелей. Ян приносит две тетради. Открываю одну, старательно и медленно вывожу цветочек, солнышко – для примера. Геля кивает и неловкими пальцами берёт карандаш.

– Вот и хорошо, – говорю. – Ян, будет сильно нажимать, ломать стержень, – покажи, что нужно послабее, она поймёт. Надоест рисовать – лоскуты подсунь да нитки, пусть хоть узлы завязывает, хоть клубки мотает, ей пока всё интересно. И представь, у меня всё это было в двойном экземпляре, но как-то я одна управлялась! Да, если что – зови Нору, они друг с другом вроде поладили. Я постараюсь быстро.

– Все деньги-то с собой не бери, – обречённо говорит он мне. – Там они, в ящике, у стойки, помнишь? Иди уж, непутёвая.

Я чуть о порожек не спотыкаюсь. Таки оставил он за собой последнее слово!

И, наконец, сбегаю, уточнив напоследок дорогу.

* * *

Семьсот монет для небольшого шопинга – многовато, да и тяжело оно, полновесное золото. У меня с собой – сотня, рассыпанная на два кошелька, и я намерена потратить эти монеты немедленно и с большой пользой.

Мне довелось побывать в Европейском секторе лишь однажды, да и то под предводительством сэра Майкла, но дорогу я нахожу без труда, памятуя о правиле: все радиальные улицы ведут на центральную площадь. Заблудиться невозможно.

Наконец-то меня никто не подгоняет, не читает лекций, не одергивает и не запрещает вертеть головой во все стороны; я получаю возможность вести себя, как настоящий турист, жадно и бестолково глазеющий на все достопримечательности подряд. Путеводителя нет, в интернете с местностью заранее не ознакомился, остаётся просто смотреть и восхищаться, а вдогонку приобрести набор открыток или диск и задним числом ознакомиться с историей места… Диска, конечно, у меня не будет, открыток тоже, а вот зрительная память хорошая, и я с удовольствием делаю мысленную фотосъёмку площади: панорамную, при которой отчётливо можно увидеть границы секторов города. Четверть окружности площади приходится на границу Русского сегмента, две четверти – Европейского, ещё четверть – Восточного. Что там, в Восточном – могу только догадываться. За крышами зданий эклектичной архитектуры угадывается макушка пагоды, ещё дальше – теряются в дымке минареты и купол мечети… Здесь всем хватает места.

Интересно мне вот что. Судя по тому, что я видела с первых дней пребывания, у всех секторов есть нечто общее: идеально ровные улочки, сходящиеся паутиной в Центре, и надёжные булыжные мостовые. Всё по единому образцу. Как будто кто разметил циркулем внешний ареал проживания, обозначил два внутренних транспортных Кольца, а потом с линейкой и транспортиром аккуратно поделил город, как пирог, на геометрически правильные куски. И заселил не абы как, а по этническим группам, не допуская смешения; для удобства замостил на единый манер дороги, установил административный центр – вот она, ратуша, одна на всех, – наверняка предусмотрел службы охраны порядка, построил объекты культуры… Все это чрезвычайно напоминает какого-нибудь «Цезаря» или «Эпоху империй», и я невольно думаю, что до того, как подсесть на квесты и эр-пе-гешки, здешний Мир достаточно долго баловался стратегиями реального времени. С его-то возможностями, перепланировать уже существующий город – пара пустяков. К тому же, есть вероятность, что планировка идеальна только по периметрам секторов, а уж что внутри творится – неизвестно… Но некогда мне проверять, некогда. Впервые я испытываю нечто вроде лёгкой досады за то, что время моего пребывания в этом мире ограничено.

Центральную площадь я пересекаю с удовольствием, представляя себя, допустим, в Риме, на площади Святого Петра. А что? В конце концов, я в иностранном государстве, с иной культурой, традициями, обычаями… язык только на всех общий, что меня почему-то не удивляет, а должно бы… Очевидно, подсознанием сей факт воспринимается как нечто, само собой разумеющее, а с подсознанием не спорят.

Здание ратуши в знакомом фахверковом стиле при подходе к нему выглядит всё более внушительно. Два полукруглых эркера переходят в высокие башни и теряются шпилями в небесах, между ними поблёскивают стрелками куранты, да-да, куранты, и они при мне отбивают пять часов вечера. В ратуше всего-то три этажа плюс высокая остроконечная крыша, но здешний этаж – это не наши стандартные два с половиной метра, а гораздо, гораздо выше. Там у них, должно быть и заседания, и балы проходят… Всякие Буденброки заседают по будням, а в большие праздники танцуют в бальном зале со своими добродетельными некрасивыми жёнами.

Ладно, поглазела, и будет. Ян говорил, что по обеим сторонам от ратуши отходят несколько улиц с магазинами, вот и посмотрим, что там.

Если между подворьями русичей можно запросто втиснуть пять-шесть хоромин, равных Васютиной, то здешние улицы – сплошные линии домов, прижатых друг к другу общими боковыми стенами. Ни один квадратный сантиметр земли не пропадает даром. Мало того: здесь я с изумлением вижу, что часть верхних этажей выступает за границы предыдущих и отвоёвывает себе толику полезной площади. Фасады свежеумыты, как и мостовая. Не видно ни деревца, зато в окнах полно цветов.

Народу фланирует достаточно. В отличие от рабочих слободок здесь другие сословия: и торговцы, и мещане, и вроде как голубых кровей надменные лица мелькают… И снова, как в первый день пребывания, мне кажется, что я попала на слёт ролевиков разных стран и народов. Одень моих земляков в здешние костюмы, да чтоб попривыкли к ним два-три – и не отличишь от местных ребят. И уже спокойно проходишь мимо рыцаря в лёгком панцире, мимо степенной бюргерши и лихой девахи явно из Лориной ватаги, что остановились потрепаться как заурядные кумушки. Нарисуйся в этой толпе Понтий Пилат в своём знаменитом белом плаще с алым подбоем – я и ему не удивлюсь.

Мне навстречу, увлекшись беседой, неторопливо идут двое средних лет, с первого взгляда абсолютно непохожие. Один в балахоне храмовника, другой в строгой академической мантии, но такая у них профессиональная военная выправка, скупая точность движений, что невольно в воображении дорисовываешь им сияющие доспехи. Кольцо сэра Майкла вдруг наливается теплом, словно сигналя; оба собеседника умолкают и обращают на меня взоры. Вот что ещё их роднит: ясные открытые лица, мягкие улыбки, любовь в лучистых глазах. Каждый приветствует меня лёгким поклоном, возвращаю улыбку и вежливо склоняю голову. Доброго здравия, Паладины, соратники дорогого сэра. Я вас узнала.

Это что же, такое вот непринуждённое обаяние – особенность их специализации? Побочный эффект, так сказать?

Если до этого в разряженной толпе я тушевалась, чувствуя себя чуть ли не пугалом в старенькой любимой джинсе и простой вышитой рубахе, то сейчас ощущаю себя вполне аутентично. Со мной поздоровались, как с равной, как представители одного клана должны приветствовать представительницу другого клана. Я, между прочим, Обережница, возможно, единственная и неповторимая в этом Мире. Спина у меня сама собой выправляется, плечи гордо разводятся на ширину крыльев, и походка становится такая, будто не в сапожках, а на шпильках цокаю. Так и иду себе дальше.

Ах, спасибо вам, мальчики!

Первые этажи и подвалы домов сплошь отданы под магазины. Уже в глазах рябит от вывесок, цветных надписей и бликов на стёклах. В витринах блестят посуда, бижутерия, кухонная утварь, часы – всё, что душеньке угодно. Вперемежку с магазинами – цветочные, кондитерские, ювелирные лавки, кофейни, книжные развалы… Вот куда бы заглянуть, да, боюсь, зависну надолго и потрачусь, а у меня сегодня иная цель. Да и время, время поджимает… Заманчиво буквально всё, но я пришла не за этим. Недолго побродив, возвращаюсь на площадь.

На соседней улице пестрят вывесками, манекенами, отрезами, рулонами магазины готового платья, мастерские по пошиву, шляпные, обувные. Там же – ткани, шторы, портьеры, галантерея. С замиранием сердца вижу магазин товаров для рукоделья, но только запоминаю место – наведаюсь позже. Здесь всё, во что можно одеть человека и его жилище, чем украсить и облагородить, сделать креативным и неповторимым, на все сезоны, на любой достаток, за любые деньги. У дверей зазывалы караулят прохожих: чуть заметят в лице искру интереса – хватают под белые руки и влекут в свои сети.

Не люблю такую навязчивость. Чтобы не сталкиваться с этими шустрыми парнями, переключаюсь на витрины.

Увидев мой интерес, за толстым стеклом одного из этих человеческих аквариумов подхватывается со складного креслица девушка-манекенщица и демонстрирует на себе неплохое платье в стиле «кантри», с однотонной вышивкой, со шнуровкой на спине. Девушка аккуратно кружится, показывая, что юбка достаточно широка, почти солнце-клёш, слегка приподнимает её, обнаруживая туфельки в тон… Смотрит вопросительно. И вдруг теряет улыбку и отшатывается, словно чего-то испугавшись. А я, заглядевшись на неё, не сразу замечаю, что рядом с моим прозрачным отражением в витрине появляется ещё одно. Кто-то стоит за моей спиной, кто-то, выше меня на голову, одетый в чёрное с серебряными проблесками; лица не разобрать, на его месте яркий солнечный блик на стекле. Но по тому, как знакомо высверливает лопатки, я понимаю, кто это.

Некромант.

Только его мне не хватало.

– Я, конечно, наслышан о вечном стремлении женщин к похудению, – сарказм в голосе маги просто убийственен, – но чтобы так уж… Дорогуша, это платье по меньшей мере размеров на шесть меньше того, что тебе нужно. Уверена, что поместишься в него?

Не забыть, твержу себе, что в людном месте он не опасен. Это раз. Он помнит – и я помню! – что особо дергать меня нельзя, ящерка затрепыхается. Это два. Кончай трусить. Это три. Поворачиваюсь и смело гляжу ему в лицо.

– Ты слишком уж предвзято ко мне относишься, Мага, – говорю, стараясь быть спокойной. – С чего ты взял, что это я для себя выбираю?

Он прощупывает меня взглядом с головы до ног, сунув большие пальцы рук за пояс. Полы чёрного камзола при этом распахиваются, демонстрируя серебряные вензеля на рубахе тонкого полотна, длинный кинжал с волнистым лезвием, небрежно заткнутый за пояс с широкой серебряной пряжкой… Позёр! Ещё один любитель исторических костюмов! Мало их тут…

– Так деньги же у тебя завелись, – небрежно бросает он. Аккуратно смахивает с моего плеча несуществующую пылинку, и меня словно бьёт током. – Любая женщина сразу кинется красивую тряпку покупать. Может, тебя сразу к ювелиру проводить? Цацка покруче меча будет.

– Мага, – говорю сдержано, – у меня здесь нежданно-негаданно оказался на руках больной ребёнок, которого надо одеть, и обуть, кстати, заодно, понял? Поскольку она до сих пор, в чём от Галы ушла, в том и ходит, и спит. И ни у кого из вас, её спасителей, ни в одном ухе не засвистело, что у девочки даже носового платка нет.

Перевожу дух. Наверное, пора удирать, потому что Мага заметно темнеет лицом.

– Уела, – неожиданно говорит он. – Только зачем же сюда? – кивает на витрину. – Пойдём, свожу тебя в неплохое место. Выбор больше, качество лучше. Меня там знают, так что наживаться особо не будут.

И пока я пытаюсь найти достойную отговорку, берёт меня под локоть и увлекает за собой.

Вид у него, вопреки моим опасениям, достаточно мирный. Может, и правда поможет сориентироваться? В конце концов, он хорошо относится к Геле, почему бы ему не захотеть для неё что-то сделать? Иду, а сама в душе трясусь и гадаю: а если не вернусь к ночи, хватится ли Ян? Искать-то хоть будет?

И зачем я вообще связываюсь с этим человеком? Неужели, вопреки Аркашиным предупреждениям, ведусь на его голос?

Мы в людном месте, повторяю себе. Вокруг полно народу. И… и как-то этот человек ничем не напоминает себя, ночного. Вот, пока он нормальный, надо набраться духу – и выяснить истину, не откладывая на потом: кого он во мне видит?

Он проводит меня мимо уличных музыкантов, мимо художников, рисующих тут же портреты на заказ, мимо цветочниц с фиалками. Останавливается у магазина, ничем, на мой взгляд, от других не отличающегося. Слуга в ливрее с поклоном распахивает тяжёлую застеклённую дверь, изнутри мелодично звякает колокольчик.

Навстречу выплывает облако сиреневого аромата, от которого меня сразу душит кашель. Мага недовольно отмахивается, разгоняя ладонью густой воздух, перенасыщенный ароматизаторами, и увлекает меня вглубь. Магазин внутри оказывается куда больше, чем снаружи: хоть фасад всего на два окна, зато вглубь торговый зал тянется и разветвляется настолько, что я опасаюсь затеряться в бесконечных поворотах, стеллажах и примерочных. Множество зеркал ещё больше сбивает с толку. А при взгляде на калейдоскоп из платьев, костюмов, брючек, туник, блузок, джемперов и много чего прочего меня охватывает паника. Я не знаю, какие здесь размеры. Я не знаю, что здесь носят молоденькие девушки и с чем они это носят. Что прилично – и чего лучше избежать. Какие здесь ткани и какое качество, какие здесь цены, в конце концов?!

– Мага, стой! – шиплю я вслед. Куда он устремился, бежать мне за ним, что ли? – Ты хотя бы скажи о местных ценах, я же ничего не знаю!

Он останавливается.

– Ты что, за всё это время не удосужилась пройтись по торговым рядам? Или ты уже не женщина? Или твой драгоценный Васюта держал тебя при себе безотлучно?

– Не твоё дело, – отрезаю. – Если уж взялся помочь, то помогай, а я, между прочим, тебя за язык не тянула, сам напросился.

– Господин Мага? – из глубин бокового коридорчика к нам устремляется молодой человек во вполне современном белоснежном костюме-тройке, в белой рубашке, с алой гвоздикой в петлице, как жених. – Желаете что-нибудь для себя или для вашей спутницы? Пригласить кого-то из мастеров?