Текст книги "Сороковник. Части 1-4"

Автор книги: Вероника Горбачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Горбачёва Вероника
Сороковник

ЧАСТЬ 1

Пролог

Не верьте, что женское сердце – вещун, ничего подобного. Никудышный из него барометр. А иначе сунулась бы я в тот злосчастный вечер на незнакомую улочку? Да хоть бы и сунулась: ёкнуло бы в груди в предчувствии неприятностей – глядишь, и сменила бы маршрут. Так нет же: понесло меня к чёрту в пасть…

Внесу уточнения. Не к чёрту, а прямёхонько в портал. Мой, личный, под меня заточенный, как и весь предстоящий Сороковник. От портала судьба, как того колобка, покатила меня к первому квесту, от квеста – к ведунье, от ведуньи – сюда, к Васюте, странному трактирщику богатырской стати, у которого ручищи более к боевому топору приспособлены, чем к стаканам на стойке, у которого шпоры на сапогах бряцают, у которого пёс во дворе – и тот боевой… Не бойцовский, прошу не путать, а из тех, для коих в старину доспехи ковались, как на рыцарей. И в честном бою такой вот Хорс супротив двоих-троих пеших ратников выстоит запросто. Это мне Ян рассказал, пока учил ножи точить.

…Я с ногами забираюсь на подоконник, большой, устойчивый, надёжный – как и всё в Васютином доме. И сам этот дом – островок безопасности, где до меня не доберутся ещё десять дней. Нет, девять, один-то уже отгорел закатом. Поколебавшись, отворяю окно. Да чего бояться-то, одёргиваю себя, сегодняшнее представление закончено, ждать больше некого, а кто появится – так во дворе Хорсова будка, уж этот телок никого не подпустит, ни человека, ни монстра. Удивляюсь, как он давешнему железнорукому в горло не вцепился? Впрочем, о чём я, боевой пёс без приказа в драку не полезет. У Васюты, поди, всяк своё место знает, не только племянник.

Давно уже разошлись поздние гости, обсудив в деталях Янкин меткий бросок и скупо похвалив парня, давно поблёкли и истаяли брызги крови на дощатом заборе, фонари на крыльце начинают шипеть и потрескивать – масло, должно быть, некачественное. А у меня перед глазами – урод с обожжённым лицом, вспарывающий грудь хилому пацану, и уже не спасут того ни доспех, ни сабля. Потому что малый – гвоздь программы, главное действующее лицо в спектакле, поставленном специально для попаданки-новенькой. Для меня, Ванессы-Иоанны. Для непутёвой матери, которую занесло путями нехожеными куда-то… чёрту в пасть.

Моей вины в смерти мальчика нет. Отчего же такое чувство, будто я сама, своею собственной рукой толканула его в спину, прямо на стальную перчатку?

И настойка не помогает. Не могу забыть.

Мотаю головой, словно пытаясь растрясти негативные мысли. Нельзя так. Последнее время я только и делаю, что дрожу и впадаю в панику, этак никаких нервов не хватит. Впервые за истекшие сутки у меня, наконец, появилась возможность спокойно обдумать недавнишние события, а я лишь в очередной раз падаю духом. Мне бы… выстроить хоть какой-то план, свой, помимо того, что так активно навязывают мне окружающие. Конечно, им лучше знать, как в этом мире выжить, они-то свои Финалы давно отыграли, и уж кто-кто – а они имеют право и советы давать, и всё за меня рассчитывать и уж, безусловно, я это ценю. Окажись я здесь в полном одиночестве – и всё, пропала бы… ну, не пропала, но пришлось бы гораздо хуже. А тут – и крыша над головой, и заработок, и относительная безопасность, чего ещё желать? От добра – добра не ищут. Однако в мои-то годы не привыкла я, чтобы за меня решали и думали, поэтому, хоть и со всем уважением к советчикам, но надо же и самой как-то крутиться. Ведь через девять дён снарядят меня, отпустят в квест – и рули как хочешь. Одна.

Поэтому, пока никто не гонит, давай, Ваня, соберись, вспомни, как оно всё было. Может, на что полезное наткнёшься. Квесты – они такие, ключом может послужить любое случайное слово или мелочь, что ты в карман походя сунула. Думай, Ваня, думай, и не обращай внимания на лёгкий туман в голове – это Васютина настойка ещё действует, это скоро пройдёт, а вот ты – так и останешься лицом к лицу с новым страшным миром. Угораздило же тебя…

Почему – тебя, Ваня? На Героя, в общем-то, даже с большой натяжкой не похожую? Какая из тебя воительница или амазонка – в твои сорок, скажем честно, два, с твоим-то аппетитным животиком и округлыми бочками, на которые местные стандартные кольчуги вряд ли налезут? Сколь там в тебе лишних-то килограмм? Ты даже себе стесняешься признаться. Что там ещё? Да, самое то – с близорукостью, заработанной постоянным сидением за экраном, только в лучницы и идти, как Васюта предлагал…

Но физическая форма – это ещё не так страшно, перебиваю я себя самоё, приспособиться хоть и тяжело, но можно, а вот почему именно меня сюда затянуло? Как мне объяснили, этот злобный Мир притягивает к себе исключительно фанатов-геймеров, тех, кто бессмысленно прожигает жизнь, погружаясь в любимую игрушку. А я? А мне – когда просиживать за компом, с двумя-то девчонками на руках, постоянными квартальными отчётами и нередкой работой по вечерам и выходным? Так почему?.. Ведь даже Сонька с Машкой, мои отчаянные девахи, и те, имея здравое чувство меры, порубятся в очередную Эр-Пэ-Гэшку – и убегают к своим тренировкам, кулинарным экспериментам, к друзьям в клуб…

У меня холодеет в груди.

А что, если это – не для меня? Сороковник, квесты… Что, если не мне суждено было попасть в этот мир, скроенный неким заскучавшим Творцом аккурат по классической Дьябле? И не мне – с самодельным копьецом бродить по незнакомым улочкам, трясясь от страха, пока не рыкнет из подворотни ящер…

А ведь не хотела я вчера из дома выходить, хоть тресни! Да из-за того, что на работе устала, корпела над таблицами без обеда, спина моя к вечеру разнылась сильнее обычного, вот я и заставила себя пройтись. Устроила девочкам выходной и пошла с Норой на гулянки.

Останься я дома, отлежаться – кто тогда, выгуливая перед сном собакина, мог бы зарулить прямёхонько к замаскированному порталу?

Прямо в пасть…

Может, и бред. Но всё равно – лучше уж я, чем девочки.

И, как в детстве, мне вдруг хочется сложить молитвенно руки и воззвать: Божечка, если ты есть… Или здесь, в этом мире на Твоём месте – другой, бездушный – если это слово применимо к демиургу – он хозяин, он забавляется, строит локации, ваяет монстриков, приуготовляет новые квесты, а Ты по каким-то там вашим демиурговским правилам – не вмешиваешься?

Если Ты есть – помоги мне вернуться. Не отдавай меня на откуп своему конкуренту. И, Божечка, не оставь без меня детей моих.

Глава 1

А ведь на самом-то деле началось всё немного раньше. До перехода. И зря я грешу на нечуткое сердце, не его, а голову надо бы включать вовремя. Потому что, если вспомнить в деталях последний мирный вечер дома – можно понять: Знаки – были. Словно какая-то высшая сила предостерегала, пыталась удержать на месте, только я сказалась слепоглухонемой и упрямо пёрла к своему персональному порталу.

Становится зябко. Не сползая с подоконника, я, перегнувшись, тащу с кровати вязаное покрывало и натягиваю на плечи. Чужой работы покрывало, чужая кровать, чужой дом. Всё, что осталось моего – штаны да обувь, да Нора, верная лабрадорша.

И ещё – память. Уж этого у меня никто не отберёт.

* * *

…В тот вечер, перешагнув родной порог, я так и застыла, балансируя на одной ноге. У самой двери прямо на новой бежевой дорожке было щедро размазано какое-то бурое месиво в подозрительных ошмётках. Неэстетичная цепочка из крупных тёмных клякс, местами смазанных собачьими следами, вела от двери прямиком на кухню, к собачьей миске. И витал в воздухе характерный запашок размороженной скумбрии.

Ну, спасибо, дорогие детки. Опять оставили какое-то собачье лакомство в свободном доступе. А Нора, по своему обыкновению, растерзала добычу на пороге, устряпав всё, что можно, и теперь не только полы замывать, но и… Присматриваюсь. Нет, панели чистые, на этот раз обошлось. И всё равно, картина просто как из фильма ужасов. Кровищи-то сколько… Не почуяла бы рыбный запах – решила, что медведя завалили.

Я сбросила босоножки и, прошлёпав в зал, плюхнулась в кресло. Не позволяем мелким неприятностям испортить себе настроение! В конце концов, бывало и хуже. Например, когда у Норы резались зубы, она дорвалась до книжных полок, и прогрызенные насквозь «Географию» и «Геометрию» за шестой класс пришлось обновлять дважды. Так, где это наша преступница?

Могучий храп из-под журнального стола прервался, высунулась довольная собачья морда, перепачканная бурым. Усиленно запыхтела и принялась тыкаться в ладонь. Классический лабрадорский хвост со стуком лупил об деревянные ножки. Мам, ты пришла!

Я попыталась оттолкнуть морду.

– Нора, фу! Опять уделалась! Ты бы хоть у Малявки поучилась следы заметать!

Наш мелкий кот презрительно фыркнул с серванта. Отвернувшись, почесался задней лапой с таким остервенением, что от трясучки задребезжали хрустальные фужеры. Уж его-то шкурка была безукоризненно чиста.

Из дверного проёма детской, смежной с залом, высунулись мои девахи, довольные донельзя, косы сколоты кое-как, растрепались, глаза горят… Смуглые мордашки в белых пятнах, и гадать не надо, чем люди занимались: что-то спехом наваяли на ужин и сразу ринулись к компьютеру. Что уж с собачки взять, когда у хозяек ветер в голове?

– О, мам, ты пришла! – дщери забегали, засуетились, подпихивая мне под спину подушки и притаскивая тапочки. – Мамочка, мы тебе покушать сготовили!

– Хоть бы муку смыли, как следует, конспираторы! – И рассердиться бы, что собачку недоглядели, да язык не поворачивался. – Погодите, немного отдохну – и всё оценю, все ваши шедевры. Только ответьте мне, бога ради, кто опять скормил этой обжоре рыбьи головы?

Детишки захихикали, но тут же озадачились.

– Машка, это ты! Говорила тебе, мы что-то забыли сделать!

– Сонька, это ты! Ты сегодня дежуришь по кухне!

– Короче, виноватых не найдёшь, – заключила я. – Весь подъезд провонял… пропах жареной скумбрией, пол в коридоре устряпан черте чем, а вы режетесь в «Титанов»? Угадала? Почему за собой не убрали? Так и не выяснили, кто дежурный?

– Э-э-э, – протянули девахи в один голос. Зачесали в затылках. – Мы только доиграем – и сразу уберём! У нас там актовый босс недобитым остался, никак нельзя прерываться, а диск нам дали только на два дня. Ты пока отдохни, покушай, а мы и полы ототрём, и посуду вымоем! Потом…

– Ироды! – сказала я беззлобно, больше для порядка. – Идите уж. Как же ему оставаться, боссу вашему недобитым. Ёлы-палы, – это уже вслед девчачьим спинам, – в доме на троих – два ноутбука; как так оказывается, что при дележе я всё время остаюсь лишней? Сдаётся, дети мои, вы жульничаете… Как насчёт погулять с собакиным?

Из спальни лилась эпическая мелодия заставки. Меня уже не слышали.

– Никак, – сказала я Норе. – Диск только на два дня дали. Что ж, неси, собакин, тряпку. Похоже, дежурные сегодня снова мы!

Кухня была припорошена мукой, как поле первым снежком. Радовало одно: относительно чистая плита и пол не в скорлупе, как иногда бывало. На стол любо-дорого было посмотреть: накрытый парадной вышитой скатертью, сервированный по всем правилам этикета, с льняными салфетками-лебедями на тарелках, ножами-вилками, солонкой соусницами. В центре, рядом со скромной веточкой барбариса красовалась супница из дрезденского фарфора, отписанная мне в наследство бабушкой Иоанной. Н-да. Больше рыбу, конечно, подать не в чем, только в этом раритете… Я приподняла крышку. Аромат рыбьего жира, просочившийся на лестничную площадку, здесь не чувствовался, оставался лишь дразнящий запах да приятные глазу кусочки в золотистой корочке. Ну, может оно того и стоит, а что ей без дела выстаивать этой супнице… Не буду кусошничать, подожду остальных.

Маниакальная страсть к готовке проявилась у моих девочек ещё с детсадовского возраста. Уже с первого класса они жарили картошку и крутили котлеты, в третьем – освоили выпечку, в пятом по вдохновению могли зафаршировать птичку или кролика. Одно плохо: убирать после себя не любили до отвращения. Всё внимание уделялось продуктам, рецептам, технике и красивой финальной подаче, чтобы было эффектно, как на пошаговых фото в кулинарных журналах. К сожалению, я так и не нашла для них мастер-класса по зачистке кухонных столов после работы, поэтому с побочными эффектами приходилось бороться самой.

Нора, покрутившись в кладовке, нарисовалась с тряпкой в зубах.

– Спасибо, дружок.

В благодарность я от души почесала широкую мягкую спину, спровоцировав новую отмашку хвостом. Шестиметровая кухонька для нас двоих была тесновата, поэтому хвост отчаянно колотил по всем вертикальным поверхностям. Чтобы отвлечь собакина, я метнула тряпку в коридорчик и Нора пулей вылетела следом. Я же, взглянув ещё раз на скатерть-самобранку, задумалась.

Супницу-то жалко, а ну, как кокнут? Эстеты мои малолетние… Но предложить им посуду попроще – не на шутку обидятся. И в кого они такие?

И вот уже полы отмыты, Нора тоже, в печке разогревается рис к рыбе, уютно мерцает лампа под вязаным абажуром.

– Эй, заи! – окликаю. Приглушённые расстоянием выкрики в детской стихают. – Ужинать! Я без вас не начну!

Мы рассаживаемся за круглым столом. Нас трое, табуреток четыре. С холодильника бесшумно пикирует мне на плечо чёрно-белая кошачья тень, суёт, прогнувшись, нос в тарелку и оценивающе принюхивается. Спрыгивает на личный табурет. Чередую: кусочек скумбрии мне, кусочек Малявке – едва успевай отдёргивать пальцы, кусочек Норе. Та моментально смахивает языком угощение и застывает, капая слюной, хотя неподалёку – миска с Педди Гри, полнёхонька. Тарахтят без умолку девицы, обсуждая достоинства новой игрушки.

Вот и вся наша семья. Все в сборе.

Я порядком устала за день. Хочется и вместе со своими посидеть, и тишины хочется… Молча поднимаю указательный палец, – девочки «приглушают звук». Давно уже мы понимаем друг друга с полужеста.

– Спасибо за ужин, – говорю после чая. – Выше всех похвал, молодцы. Кстати, как насчёт посуды?

– Ну, ма-ам, – тянут они разочарованно. Видать, надеялись, что забуду.

– Вы обещали, девочки. К тому же, за вами должок. Кто накидал собачке на прожор головы? Зайчики, имейте совесть, я и так после работы никакая. И…

– …и у тебя болит спина, – хором подхватывают они. – Ладно, это мы так, отдыхай, мам.

И вот уже Машка орудует у раковины, Сонька вытирает и расставляет на сушилку тарелки. Обожравшийся кот вперевалку тащится к собачьей миске. Чтобы напиться из ёмкости на высокой подставке, ему приходится раскорячиться на задних лапах и перегнуться через хромированный бортик. Тем не менее, пьёт он изящно и намеренно долго и пока не отвалится, Нора к миске не подходит, лишь почтительно взирает издалека.

…Нора тычет в руки поводок – и совершенно правильно, самая пора собакину лапы размять, а мне – голову проветрить. Вообще-то, мои с ней выходы обычно по утрам, а вечером дочкина очередь, но если я сейчас залягу отдохнуть, то моментально вырублюсь, а потом проснусь в два часа ночи – и бессонница до утра обеспечена. Пройдусь, хоть ноги разомну.

Девочки, к моему удивлению, не сразу несутся к ноутбукам, а идут провожать нас с Норой, как будто мы на край света собрались. Обняв каждую, желаю им забить актового босса – как там его – Телхина? Мефисто? один пень, главное – победить, получить бонусы и шмот и похвастаться на сайте перед фанатами. Кстати, насчёт шмота для себя, любимой: никак не могу разыскать ветровку, вечер хоть и не прохладный, а вот комары – это проблема, загрызут, с голыми-то руками. Потом приходит очередь ключей, которые, должно быть, утащил Малявка, играясь с гремящей связкой, есть у него такая слабость. Ключи находятся Норой под отмытым ковриком. И вот уже собакин привычно перехватывает поводок и тянет меня на лестничную площадку. Наконец за спиной со щелчком срабатывает механизм домофона.

Я отчётливо помню все эти детали.

Наверное, потому, что до сих пор не вернулась.

* * *

Конец июня, вечер. Самые долгие дни в году, самые короткие ночи, сумерками и не пахнет. Ходи, гуляй, наслаждайся прохладой после дневной-то жары. От густо политых машиной клумб свежо тянет мокрой землёй, на ручейки-капилляры, натёкшие сквозь газон к тротуару, слетаются голуби. Нора рвётся поиграться, и я еле сдерживаю её на коротком поводке. Тихо, лапа, мы ж не в поле, здесь нельзя давать волю инстинктам.

Ей хорошо. Обожаемая хозяйка рядом, час собачников наступил и есть с кем поздороваться и поиграть. В собственной «шубе» не жарко: только что мы удачно присели рядом с клумбой и заработали порцию холодного душа из поливальной машины, мы ж водолазы, мы тащимся от воды в любых видах. Вот оно, собачье счастье.

А меня не отпускает работа. Вольф Мессинг, заглянув в мои мысли, сбежал бы в ужасе. В башке у меня ералаш из платёжных графиков, таблиц по ценообразованию, бюджетов, планов на завтра… Впору было вместе с Норой под поливалку подставиться, голову остудить. В общем, спасение одно: ходить, ходить, ходить. И болтать, за неимением собеседников, с тем же собакиным о всяких пустяках. Проверено, помогает.

Стадион для прогулки не подойдёт. Хоть и рядом, и удобно на нём круги нарезать, зато полно велосипедистов и мам с колясками на газонах. Прошвырнёмся-ка по Советской, Норушка. Знаешь, что в каждом городе до сих пор есть улица Советская? А на табличке с названием увидишь – «Христорождественская»; это прежнее название, дореволюционное. Дальше идёт улица Антонова, она когда-то прозывалась Заречной. У нас в городе много таких, что по новым именам только почтальоны знают, а в народе по-старому называют: Пушкари, Стрельцы, Казаки, Оружейники… по тем слободкам, что там раньше были.

Брось бутылку, фу! Так вот, касательно имён. По паспорту своему собачьему ты у нас девица Спринг-Саккура-Спирит, в переводе на человеческий – Душа Весенней Вишни. А по простому, чтобы нам каждый раз не заморачиваться – Нора… Не грызи эту корягу, она грязная, возьми палку, только об коленки мои не задев… О, чёрт, разрешила на свою голову.

Не уклоняемся от темы. Вот меня, например, родители нарекли Иоанной. Откуда такое имечко? Да уж не с потолка. Дед настоял, чтобы единственную внучку так окрестили, в честь супруги своей любимой, прекрасной полячки. Всё надеялся, что красота её необыкновенная в веках сохранится… Подожди, красный свет. Через минуту перейдём. Ох, и досталось мне в детстве от ровесников, у нас ведь любят перевирать имена, особенно редкие! Даже братцы звали меня Иоськой, в школе кликали Ванькой, когда и Иванушкой-дурачком… Так что были у меня причины имечко своё возненавидеть. Хоть бабушку до сих пор люблю, светлая ей память. Но по сей день новым друзьям представляюсь как Ванесса, по своему любимому нику: благородная донна Ванесса. И никаких Иоанн.

Стоять, собакин, дай благородной донне оглядеться! Куда это мы забрели?

За спиной остаётся очередной перекрёсток, а перед нами – гостеприимная на вид, сочащаяся покоем и благостью улочка. Пару раз мне случалось сюда заглядывать, но не больше, почему бы сейчас не пройтись? Тем более что и зовётся она хорошо, позитивно: улица Победы. Вот и побредём себе: наслаждаясь беседой, исследуя обочины и загоняя на деревья невезучих кошек.

Улица тиха и красива. Просвечивают фиолетовым и жёлтым ирисы в палисадниках, осыпается каштановый цвет. Местные коттеджи щеголяют прованским стилем и коваными ажурными оградами. А уж коты при таких хоромах ведут себя барами, и гонять не позволяют. Одного мы вынуждены с почтеньем обойти по широкой дуге, завернув на проезжую часть, потому что он шипит и плюётся и угрожающе точит когти о железный фонарный столб, не на шутку пугая нас с Норой душераздирающим скрежетом.

Уже занесло нас от дома порядочно, но вечер больно хорош, и возвращаться не хочется. Не спеша, как на экскурсии, мы рассматриваем особняки местных боссов: городского мэра (бывшего), районного мэра (действующего) и прокурора. Последний (дом, а не прокурор) мне особенно нравится. Предыдущие два чересчур помпезны, вычурны и неизвестно для кого построены: хоть и вечереет, а света в окнах не видно, спрашивается, кто-нибудь кроме сторожей здесь обитает? Прокурорский дом невольно внушает уважение.

Он угловой и держится от остальных немного наособицу. По всему видно, возводили его с любовью и удовольствием. Если соседние дома выглядят тупыми возгордившимися купчиками, то этот – аристократ, облачённый в изящные округлые изгибы модерновских фасадов. И смотрится он гораздо представительнее, хоть в нём всего в один этаж с мансардой-студией. Будь у меня такой домище, я бы разместила наверху студию или комнату для вышивки, или что-нибудь в этом роде, потому что застеклена она больше чем вполовину, и можно представить, каково там естественное освещение! Рай для художника или рукодельницы.

Нора ныряет за угол, натянув поводок. Я успеваю мазнуть взглядом по свежей штукатурке забора – интересно, будут красить или оставят так? – и заворачиваю в переулок. Здесь безлюдно и сонно, как в деревне, только цивилизованной. Дорога сужается, переходя в однополосную и поглотив тротуар, машин не видно даже во дворах, да что машин – гаражей не наблюдается! Мало того: нигде нет столь любимых нашим окраинным населением сараюшек и погребов, которые частенько своей непрезентабельностью портят вид ухоженных домов.

В воздухе влажно, как после дождя, и веет горчинкой, странно напоминающей самшит, хоть и не наших краёв этот куст. Кстати, асфальт здесь мокрый и кое-где ещё не просохли лужицы, хотя недели три совершенно безоблачно, ни дождинки, потому и машины поливальные разъезжают. Может, и сюда одна завернула? По знакомству, дорогу полить, чтоб пыль в окна не летела, а больше ей тут делать нечего, потому что городских клумб, засаженных по линеечке областными флористами, нет ни одной.

Что же мы раньше сюда не заглядывали? Много потеряли. Вот уж не думала, что в нашей провинции есть настоящие фахверковые дома и, что интересно, не новые, выглядят, как будто взрастили в своих стенах не меньше пары поколений добропорядочных бюргеров. Выбеленные стены, как и положено, перечёркнуты контрастными балками и чем-то напоминают солдат в портупеях, на окна, обрамлённые ставнями, щедро выставлены горшочки с геранями, гортензиями и фиалками. Колышутся от ветра кружевные занавески, вроде бы и лёгкие, воздушные, а внутрь через них не заглянешь.

Но апофеоз самобытности – соломенные крыши. Они тут не на каждом дому, но уж если есть – коттеджик приобретает вовсе пасторальный облик. А как плотно прилегают друг к другу тюки соломы, травинка к травинке, покрытие толстое, добротное, гладкое! Дождевая вода по такому скатывается, не просачиваясь. С одной стороны, ничего удивительного в соломе нет, сейчас вся Европа помешана на экологически чистых материалах и на аутентичности. Но кто же это у нас такой продвинутый?

Заглядевшись на шедевр местного зодчества, подхожу вплотную к невысокому забору. Любопытная Нора лезет следом и пытается просунуть нос сквозь частые гипсовые балясины, но двор оказывается не без сторожа: лохматая местная псина неопределённой породы, на всякий случай спрятавшись на полкорпуса за будкой, облаивает нас по полной программе, а соседние пустобрёхи охотно ей вторят. Я зажимаю уши. Нора коротко взрыкивает, шерсть на загривке топорщится узким гребешком, и если сейчас вступит в перепалку – нарвёмся на скандал. Оттаскиваю собакина и разворачиваю туда, откуда пришли: пока мы здесь, эта какофония не стихнет.

А всё же, почему я здесь ни разу не бывала? Место интересное, спокойное… гхм… почти, но если заглядывать чаще – здешние Шарики привыкнут и таких концертов задавать не будут. Можно и познакомиться, и подружиться. Пустобрёхство – это службишка, но есть ещё и собачья дружба, а Нора у нас, как и я, существо миролюбивое, контактное.

– Скажите, – окликаю проходящую мимо парочку, – как называется эта улица? Мы тут впервые…

От меня шарахаются как от чумной. Собачки, что ли, испугались? Так она не рычит, не ворчит, добродушно язык вывесила. Тем не менее, молодой человек крепче прижимает к себе девушку, как бы защищая, та собирается что-то сказать, но спутник стискивает ей локоть и увлекает вперёд.

– Чудики какие-то, – делюсь я с Норой. – Не обижайся на них, не все люди относятся к вам адекватно. Однако они вот сбежали, а нам тоже пора, темнеет уже.

Какая досада, что я забыла прихватить мобильник. Сейчас бы позвонила девочкам, предупредила, что задерживаюсь, они, хоть и в игре, но рано или поздно прервутся, вспомнят обо мне, начнут волноваться…

Стоп. Что-то я не догоняю. Вот он, угол забора, который мы обогнули минут двадцать тому назад. Вот прокурорский дом. Вот то, что должно быть после него – растянутая на пару кварталов улица Победы. Но то, что я вижу – не улица Победы.

Ещё не веря своим глазам, прохожу дальше. По обе стороны, как ни в чём не бывало, выстроились пасторальные коттеджи, точные копии тех, что остались за углом. А куда подевались особняки бывшего и действующего мэров? А заброшенный сад, покосившийся штакетник, беседка на углу и далее – ограды в прованском стиле с ирисовыми клумбами и котами? Где они, я вас спрашиваю? Может, я ошиблась и свернула не туда? Давай-ка вернёмся, Нора…

Вот же он, знакомый забор, и ничего я не перепутала. Вот дом, который построил… не Джек, конечно, но кто бы ни строил – зрительная память у меня хорошая. Не могла я заблудиться в трёх соснах, мы и свернули-то всего разок, причём именно здесь! Дабы убедиться, что глаза не обманывают, провожу ладонью по кирпичной кладке, старой, с проплешинами мха, с разбегающимися морщинками трещин. Кое-где бетонные швы раскрошены и зияют дуплами, как больные зубы. Но здесь должна быть штукатурка, серая, неокрашенная, и кирпичу тут взяться неоткуда! И даже если какой-то шутник, вздумавший сколоть за моей спиной штукатурку, умудрился сотворить это без шума, мусора и пыли, то когда бы ему успеть высадить и укоренить этот плющ, что затянул собой треть забора и перекинулся закрученными усиками во двор?

Смотрю на дом – и становится не по себе. Он уже не тот, что раньше. Модерновские вычурные линии распрямились, мансарда потеряла часть остекления, а то, что осталось, сияет в лучах заката цветными витражами. Белый камень в отделке углов порозовел, пластиковые рамы переродились в деревянные. С входной двери исчез синий почтовый ящик с нарисованным трогательным белым голубком.

После недолгих колебаний я решаюсь позвонить и, прикинувшись дурочкой, спросить дорогу. Мол, приезжая, не соображу, куда попала, объясните, как выйти к центру? Впрочем, глупости я несу: приезжие с собаками не ходят. Тогда так, близко к правде: допустим, гуляю в новом месте, заблудилась, телефон не берёт, встретить некому… Достаточно, чтобы постучаться в незнакомую дверь?

Потянувшись к гипотетической кнопке звонка у калитки, застываю с протянутой рукой. В замешательстве смотрю на странное сооружение из бронзы – или под бронзу, сильно смахивающее на то, что обычно болтается у наших бурёнок на шеях. Дверной колокольчик. Старинный дверной колокольчик. И я готова поклясться, что в предыдущем варианте дизайна его не было.

Этот раритет наталкивает на определённые размышления. Может, здесь просто все повёрнуты на средневековье? Полон квартал ролевиков, которым однажды показалось мало сезонных сборищ, и таким вот интересным способом они решили устроить себе полное погружение в любимую эпоху. Понастроили домов, соответствующих какому-то историческому периоду, состарили по новейшим технологиям, обставили соответствующе. Не удивлюсь, если у них и освещение свечное или от масляной лампы, вон какие окна тусклые.

Колоколец держится на замысловато изогнутом кронштейне. Я неуверенно берусь за кожаный шнурок, прикреплённый к язычку – а ну как оторвётся, опыта у меня нет в обращении с подобным предметом… Дёргаю раз, другой. Потом ещё, посмелее. Мелодичный звон достаточно громкий, чтобы меня услышали в доме, но никто не спешит открыть тяжёлую дверь и расспросить усталую спутницу с собакой, за каким она тут раззвонилась в поздний час?

Свет в окнах неожиданно гаснет. Это как понять – услышали? Звоню ещё. Да что он там, прячутся, что ли? И уже в сердцах трезвоню, что есть мочи.

За спиной вежливо кашляют. Мы с Норой в испуге оборачиваемся.

– Зря стараетесь, сударыня, – культурно сообщает мне тип бомжеватой наружности. – Нипочём не откроют! Даром только время теряете.

– А вы кто? – напористо спрашиваю. – Вы откуда знаете? Вы сами местный?

Если бы мужичок был опасен или пьяненький, Нора гавкнула бы, но она лишь дружелюбно шевелит кончиком хвоста. Да и не каждый начнёт приставать с дурными намерениями к даме с большой собакой на поводке. Наш нежданный доброжелатель отвечать не торопится. Наружности он весьма примечательной: росту высокого, но сутулый, на вид лет этак шестидесяти с хвостиком, в мятой клетчатой фланелевой рубахе, потрёпанных брючках, шея обмотана тёплым шарфом… это в июньскую-то жару! И с не менее чем с трёхдневной щетиной. Через локоть перекинута какая-то хламида – то ли пальто, то ли куртка, не разобрать, но на ум приходит вдруг старинное слово: лапсердак. Несмотря на обличье человека, который всё своё носит с собой, не разит от него как от бомжа: мы с Норой, как нюхачи, учуяли бы, а он подкрался незаметно.

– Отвечаю по порядку заданных вопросов, – мужичок делает вид, будто приподнимает над головой шляпу: старомодный жест, но к месту. И вообще, какой-то он стильный, несмотря на обтрёпанность. – Звать меня Георгий Иванович, можно просто Жора; а для совсем молоденьких дамочек, – указует невидимой шляпой в нашу с Норой сторону, – дядя Жора. То, что не выйдет к вам из местных домовладельцев никто – ясно, как божий день, коий сей час благополучно завершается. Оглядитесь, – он театрально поводит рукой. Я невольно поворачиваюсь в том же направлении: на всей улице ни одного освещённого окна. – Изволите видеть, ждут-с. А чего ждут-с – об том скоро сами узнаете, я ещё не на все ваши вопросы ответил, а порядок прежде всего. Вы спрашивали, сударыня, откуда я? Сам я, можно сказать, не местный, но частенько бываю наездами. У меня здесь, изволите ли видеть, родня, да и случается иной раз ходить по поручениям. Места сии я знаю хорошо – можно сказать, превосходно, а потому поспешил, увидев даму в затруднении, предложить…

«Вот зануда!» – думаем мы с Норой. – «Но хорошо выводит, шельма!»

– …предложить помощь в виде дельного совета и дальнейших инструкций к действию.

Умею я, конечно, как женщина воспитанная, поддержать разговор на той же волне, что и собеседник, это у меня врождённое, но тут уж, воля ваша, выходило что-то высокоумное. Сколь долго я смогу изъясняться таким высоким штилем и не сбиться? Но упускать дядечку нельзя. Он, хоть и чудик, но такие со всей душой идут навстречу, если с ними говорить на их же языке.