Текст книги "Сороковник. Части 1-4"
Автор книги: Вероника Горбачева
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]
«…Живый в помощи Вышнего, в крове Бога Небесного водворится…
Не убоишься от страха ночного, от стрелы летящия во дни…
Не приидет к тебе зло, и рана не приблизится телеси твоему…
Яко Ангелом Своим заповедаю о тебе, сохранити тебя во всех путех твоих…
На руках возьмут тебя, да не преткнёшь о камень ногу твою…
Долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое…»
Слова приходят, словно не из памяти рождаясь – из сердца. Не из древней книги, чтимой многими, но из наговора тысяч женщин, провожающих в путь своих родных и любимых, слова ограждающие, оберегающие, спасительные. Единым духом шепчу речитатив, коим бабушка провожала нас в дальнюю дорогу, отчитывала от болезней, ожогов да случайных ран, полученных в уличных драках. Не уверена, что помню всё до единого, но каждое слово кажется мне вдруг весомым и зримым, как целебное пламя Королевского Рубина, которого, вроде бы, и существовать не должно, но оно – было! Вот и сейчас я вижу, как слова – нет, аура слов – срываются с моих губ, растекаются по волчьей шерсти, слипшейся от крови, проникают под повязку. И чувствую, как раскалённый штырь в моей груди постепенно остывает, истончается.
Вот только аура моя, хоть и целительная, но не голубая и не золотистая. Она ослепительно-изумрудная. Это – не сэра Майкла цвета.
Неважно. Главное, что волчьи глаза постепенно окрашиваются зеленью, потом синевой.
Шерсть, закурчавившись, редеет, перекинувшись в чуть заметный пушок на теле. Втягиваются когти. Уплощается морда и видоизменяются зубы. Исчезает хвост. Тело трансформируется. И… прав был Аркадий, это не слишком эстетично, но отойти я уже не могу, просто отворачиваюсь и молча растягиваюсь на песке. Я снова выпита досуха.
А кольцо-то? Ваня? – укоризненно напоминает внутренний голос. Дарёное, паладиновское, сожми-ка его покрепче.
Оно помогает. Потому что я нахожу в себе силы повернуться на спину и даже сесть, а тут и девочки в несколько пар рук меня поддерживают, до этого-то, видно, не осмеливались подойти, чтобы не помешать.
– У тебя получилось, – сдавленным голосом говорит Лора. – Вань, какая ты… – Она тянется меня обнять, но вдруг отстраняется. – Как бы мне тебя не повредить, что-то ты как смерть, бледная! Что дальше-то делать, и с ним, и с тобой, скажи? Я такого лечения ещё не видела!
– Его в тенёк, и пусть поспит, а меня тут оставьте, и чтобы никто не мешал. Да, как проснётся – питья ему горячего и сладкого, вроде чая, и поесть.
Я выдаю сборные рекомендации из собственного горького опыта – и почти сразу же отключаюсь. Ухожу в себя, как уходил не так давно сэр Майкл. Только и успеваю почувствовать, что под голову мне подкладывают что-то мягкое.
Это что же мне, второй раз за сегодня заряжаться? Ох, нелёгкая наша паладинская доля…
И всё есть, и солнце сверху, и тишина внутри, и умиротворение от хорошо сделанной работы, но не могу воспарить, как тогда на лугу. Потому что нюх мой безошибочно даёт знать: песок поблизости всё ещё в густо-вишнёвых пятнах, к пролитию которых и я руку приложила.
Эх, Ванька, под солнышком, на душистом сенце, под бочком у прекрасного сэра куда как хорошо да романтично силы восстанавливать, а вот что делать в настоящем бою? Там ведь некогда о высоком рассуждать, нужно друзей с того света вытаскивать, и где ты найдёшь главное для ауры – любовь?
Люби тех, кого спасаешь. А кого только что завалила, просто вычеркни из памяти – они сюда не подарки раздавать пришли, вот и напоролись. А ты думай – о Лоре с Аркадием, о девицах-воительницах прекрасных, полуголых, о лошадицах их, прекрасных, как они сами; солнце это люби, что снова силу в тебя вливает, небо, что куполом раскинулось…
Что-то ещё нужно.
Таймер, Иоанна, строго напоминаю я себе. Полчаса. Эй, внутренний голос, слышишь? Через полчаса постучись!
И теперь-то – воспаряю…
* * *
– Послушай, Ваня, – говорит мне Лора, – а глаза-то не только у Аркаши менялись. У тебя они прямо позеленели, когда его отчитывала.
– Я тоже заметил, – подтверждает Аркадий, покусывая, должно быть, уже десятый пирожок. Девицы-красавицы щедрой рукой выложили на походной скатёрке немудрящие запасы и теперь расселись вокруг на травке и с умилением смотрят, как он ест. Пока я набиралась сил, его отмыли, причесали, прихорошили и не дали умереть с голоду. И меня, кстати, отмыли, потому, что здорово я перепачкалась в Аркашиной крови.
Я всё думаю о другом. Выходит, паладин не только исцеляет, но и берёт на себя чужую боль? А что, отвечаю себе невесело, зато отличная диагностика получается. Сразу чуешь, что и где не в порядке и до конца ли залечено. Вот почему сэр Майкл всегда точно определял, что со мной не так.
Мне становится не по себе.
А через ауру, навешанную на подаренный костюм, он тоже диагностирует? У меня, значит, в голову вступит или в спину, а он издалека определит и подправит? Или аура действует автономно?
Хорошо, что я сейчас не в его дарёном наряде. А то ведь примчался бы сюда, на разборки, мою и Аркадия боль почуяв, и не миновать бы нам тогда его праведного гнева за все наши огрехи.
– Лора, – говорю, – можно тебя попросить кое о чём?
– О чём угодно! – торжественно заявляет она.
– Не рассказывайте ничего ни Васюте, ни сэру. Я что-то явно напортачила. Во-первых, залечила не полностью, вон шрамы остались…
Аркадий великодушно машет рукой.
– Рассосутся при следующей перекидке, мне не привыкать.
– Во-вторых, – продолжаю, – цвет ауры у меня другой был. Не как у сэра Майкла.
– А вот это интересно. Меня ведь Майкл пару раз на ноги ставил, и метода у него такая: он как бы лекаря вовнутрь запускает, чтобы тот сам очаг разыскивал и залечивал…
Вспоминаю голубую медузу, высасывающую боль из моих сломанных позвонков.
– А от тебя свет сплошняком шёл, я чувствовал себя, – продолжает Аркадий, – ну, как фонариком зелёным, и себя изнутри видел при этом. Как лёгкое затягивается, видел, как сгустки кровяные наружу выходят. Ну и что? Просто ты его методы под себя подгоняешь, вот и получается что-то новое. Главное, чтобы работало, так?
Я и не заметила, как мы с ним перешли на «ты». В самом деле, глупо «выкать» тому, с кем одной кровью умылся.
– Да, – спохватываюсь, – а что это вообще за твари? Откуда взялись? Почему прошли вообще? Какие-то границы, кордоны вокруг города есть?
– Барьеры должны быть заговоренные, – сердито отвечает Лора, – и заставы есть. Вот чёрт, предупреждал же Васюта, а я расслабилась, думала – далеко, никто сюда не сунется, да и какую наглость надо иметь, чтобы у дружины под боком к городу просочиться! Неподалёку барьер или просел, или его с той стороны раздолбали. Заводятся у них иногда такие шаманы, что даже Галины постройки взламывают. Я уже послала в Европейский сектор за другим ведуном, пусть прощупает здесь всё по магической части да подправит, ежели надо.
– А кто они такие? Меня ж никто не предупредил, что это – сатиры, представь – увидеть вживую такую страсть!
Лора чешет в затылке.
– Так мы к ним привыкли, мне и в голову не пришло… Да и не думала я, что ляпсус такой получится. Привыкай, что придётся многому на ходу обучаться, времени-то на премудрости особо нет.
Она разворачивается к девицам.
– Все слышали, что Ванесса сказала? Лишнего не болтать, я сама отчёт кому надо сделаю, а вас, ежели кто будет расспрашивать, так о том, что Ваня с нами была – молчать, как рыбы. Просто она скромница, не хочет о своих подвигах говорить. За шмоном ходили? Давайте-давайте, живо, иногда с этих козлоногов что-то полезное падает.
С десяток девиц, на которых указывает Лора, с готовностью подхватываются и убегают. Им, по-видимому, надоело быть привязанным к одному месту, натуры они деятельные, непоседливые, и последнее распоряжение начальницы им куда как по душе. То, что придётся обыскивать остывающие трупы, их не смущает, а вот добыча – это здорово, это интересно, это они заработали.
– Погоди, – удивляюсь я запоздало, – это ж не квест! Какие вещички?
– Да будет тебе, подруга. Скажешь, ты при себе деньжата и оружие таскаешь, только когда в квест выходишь? – У меня нет при себе ни того, ни другого, но я помалкиваю. – У рядовых налётчиков обычно всякое барахло, а вот с того, что с вожаков снимешь, встречаются интересные штучки, особенно если вот такие сунутся, что барьер сумели пробить. Наверняка магическая навеска на чём-то у них была. Да, ты имей в виду, что и твоя доля в трофеях есть, законная. Сама носить не будешь – продашь, денежка тебе не лишняя. И не возражай, – решительно говорит Лора, – ежели б ты их первая не заметила…
– Это же всё Аркадий. Я только кусты странные увидела и его спросила.
– Ежели б ты первую пятёрку не снесла напрочь…
– Это Аркадий, – упрямо повторяю, – его идея.
Она тянется к Аркаше, отнимает у него пирожок и нежно целует в лоб.
– Ежели б не вы с Аркадием, нам бы тяжко пришлось. Отбиться бы отбились, потому как и голыми руками бить приучены…
– И просто голыми, – невинно добавляет её дружок и едва не получает в тот же лоб, но карающая рука вовремя останавливается.
– Молчи, балбес. Отбились бы, но новичков потеряли. А у нас, хоть и новенькие, но все из отборных, и умницы какие, жалко терять!
– И красивые, – мечтательно влезает Аркадий. Подмигивает мне.
– Красивые, – соглашаюсь я. – Особенно когда верхами скачут. Глаз не отвести.
Девицы, раскрасневшись, гордо поглядывают друг на друга, и, кажется, тоже перемигиваются. Я мысленно сочувствую Аркадию – не миновать ему выволочки, чуть окрепнет! Но Лора удивительно благодушно воспринимает похвалы своему молодняку. Очевидно, в этот момент Наставница берёт верх над женщиной.
Меня вдруг тоже пробивает на еду. Я нерешительно тянусь за яблоком. И со всех сторон меня начинают активно потчевать. Аркадий вдруг становится чрезвычайно сосредоточен, и глаз не спускает с моей руки. Он тянется через скатёрку, отбирает яблоко и рассматривает мою ладонь. А она у меня, между прочим, вся в свежих шрамах: это я, когда стрелы хватала, опереньями порезалась. Пока Аркашу заживляла, и у меня всё затянулось, что он так волнуется?
– Ага, – говорит он как-то растеряно. – Ванесса, а ты ж меня трогала, да? Когда раны зажимала, я же помню? Порезы ещё открыты были?
– Ну, – туплю я. Он поднимает глаза.
– Кровь-то у нас смешалась. И что теперь будет?
– Балда, – в сердцах говорит Лора. – Жениться ты на ней не сможешь, это уже однозначно. Кровники вы теперь, брат с сестричкой: вот, блин, угораздило вас… Ванечка, это ж теперь ты мне почти родственница!
– Не в этом дело, – отмахивается друид. – То есть, это тоже важно… Ло, ты же знаешь, чтобы инициировать ученика, я его кусаю.
– Это как Нору, что ли? – вспоминаю я. – И рану зализываешь?
– Мы смешиваем кровь, – с нажимом говорит он. – Для передачи способностей.
Наступает пауза.
– Забудь, – неуверенно говорит Лора. – Просто не приживётся. Третий дар с двумя предыдущими несовместим, ты же знаешь.
– Так-то оно так. Хорошо бы, чтоб иммунитеты остались, антител у меня много. А приживётся или не приживётся – это как знать, ты же видишь, она у нас не такая, как все: у неё всё наперекосяк, нетрадиционно.
– Антитела должны прижиться, – говорю растеряно, – они же к наставничеству отношения не имеют. Ой, не хочу я оборачиваться, это так страшно, прости, Аркаша. И, наверное, жутко больно.
– Нет, только если что лишнее отрастает, – успокаивает он, – хвост, например, плавники, жабры. Или если из змеи перекидываешься – а нужно руки-ноги наращивать. Это жесть, как нынешние новенькие говорят. Жесть, – задумчиво повторяет он. – К боли можно привыкнуть, Ваня. Оно того стоит.
Оно того стоит, думаю, и смотрю на него с нежностью. Вот если скажут мне: Ванька, а сможешь ещё раз перетерпеть всё, что сейчас случилось, лишь бы его снова живым и здоровым увидеть? Лишь бы Лора не ревела над ним, бездыханным? Отвечу: смогу.
Придётся привыкать.
Он подсаживается ближе:
– А вот скажи… Была бы возможность… Ну, гипотетически, если бы дар прижился. В кого бы ты всё-таки хотела перекинуться? Есть же у тебя любимый зверь?
– В симурана, – отвечаю, не задумываясь. Он озадаченно хмурится. – Это такой крылатый пёс-хранитель, в моём случае – псица, конечно. Представляешь?
– Мифический персонаж? Или здесь такого успела увидеть?
Я задумываюсь.
– Миф… Не привыкла я к такому слову. Легенда есть о том, как один верный пёс, узнав, что хозяевам грозит беда, решил добраться до богов и попросить у них защиты. И так страстно этого захотел, что добрался. Богов так тронула его преданность, что они наградили пса и его потомство крыльями. Это, конечно, только самый краешек сказаний о симуране, кто-то называет его воплощением Огнебога Симаргла, кто-то – стражем Правды, у кого-то это волк, но мне больше нравится собака, она к людям ближе. Эх, рисовать я не умею, столько хороших рисунков видела…
Оборотник качает головой.
– С трудом представляю. Рисунки было бы неплохо посмотреть, сам-то я только по образцу меняться могу. Но совместить в одном теле разные природы, птицу и животное? Крылья – это всё-таки перья, как их отрастить на млекопитающем?
– Почему обязательно перья? – подумав, отвечаю. Можно и кожистые, как у летучей мыши. Пуши-и-истые такие, чтоб детёнышей греть. И костяк сделать облегчённый, чтоб косточки полые, как у птичек. Это-то можно совместить? И, кстати, у наших майя был Кетцалькоатль, крылатый змей, в нём ведь тоже две природы совместились – рептилия и птица. А мифы на пустом месте не возникают, наверняка водились в старые времена подобные твари. Как у нас – трёхголовые Змеи-Горынычи…
Через каких-то полчаса обсуждений нас прерывает поисковая группа: тащит и вываливает перед нами кучу всяческого добра. Отдельно несут меч, пожалуй, великоватый для низкорослых сатиров. Но тут я вспоминаю, что среди нападавших был один достаточно высокий, его я первым срезала, эта вещица наверняка его.
Пока девицы идентифицируют, сортируют и перетаскивают из кучки в кучку трофеи, Лора рассматривает меч. Вынимает из простых ножен, и мы видим широкое, до зеркального блеска отполированное голубоватое лезвие, слегка суживающееся к концу; солнечные блики словно вязнут в нём, заставляя сиять ещё ярче. Синий ограненный ромбом камень вделан в гарду. Рукоять достаточно широкая, в расчёте на лапу какого-нибудь варвара…
– А ведь какому-нибудь Васюте точно по руке. Не хочешь подарить? – предлагает Лора. Я даже шарахаюсь.
– Ты как себе это представляешь? Да он сразу перестанет меня лапушкой называть и начнёт по углам прятаться. Давай его Аркаше подарим. Смотри, и камень ему прямо под цвет глаз, очень миленький.
– Миленький, – передразнивает Аркаша, – что бы вы, женщины, в мечах понимали. Дайте-ка сюда.
Он рассматривает клинок, любуясь.
– Ты ж посмотри, откуда у этих вонючек такой раритет? Вряд ли в бою взяли: или выкрали, или могильник разрыли. Внешне прост, но навешано на него много, его бы экспертам отнести. Ло, а правда, давай подарим его мне, – и голос друида переходит в интимное мурлыканье, – я ведь тоже старался, а?
– Ах, дурачок, – шепчет Лора в ответ. И, посерьёзнев, хлопает его по расшалившейся ручке. – Не выйдет, приятель. Ване больший бонус полагается, у неё этот бой первый. Зря ты в молчанку хочешь уйти, Ванюша, – говорит она даже с осуждением, – Наставники о таких моментах должны знать. Твои успехи – их успехи. Я за своих учеников так радуюсь, когда они мне свои подвиги расписывают… ну, твоё дело. – Она суровеет. – Значит, так, Ванесса, меч этот – твой. Он тобою честно заработан: и воинским делом, и лечебным, а отказываться от добычи не по правилам. Не хочешь сама владеть – продавай, деньги в дороге всегда пригодятся.
От этого напоминания я невольно грустнею. Лора кивает.
– Да ладно, подруга, не печалься. Мне и самой жалко, что ты уйдёшь, но раз решила – нечего плакаться. А покупателя на меч я тебе сыщу. Правильно Аркаша говорит: надо, чтобы знатоки оценили. Думаю, монет на двести он потянет.
– На сколько? – недоверчиво спрашиваю. Помнится, Васюта оценивал обычный меч монет в двадцать, неужели мой трофей настолько хорош?
– Двести, не меньше. Камушек, смотри, явно не простой, магией накачан, и металл подозрительно чистых, железо метеоритное, не иначе, да и ковка…
– Четыреста пятьдесят – пятьсот, – перебивает Аркадий. – Он, похоже, из набора. К специалистам я его сам снесу, только уж извините, и куплю сам. Ты не против, Ваня?
– Аркадий, – говорю жалобно, – да я тебе его так отдаю, пользуйся! Мне-то он на что?
Он гордо вскидывает брови.
– Я сказал – куплю!
Лора пихает меня в бок.
– Даже не противься, а то поднимет цену. Думаешь, ежели оборотник, то карман пустой? Да он на своей работе огребает больше моего! Собирает он эти мечи, – добавляет она, – у него уже такая коллекция, что развешивать негде, стен в доме не хватает. Ещё и похвастает перед друзьями, за сколько эту железку у тебя выкупил, ему, чем дороже, тем престижнее. Ты ж знаешь, коллекционеры – они на всю голову поеханы.
И тут я вспоминаю ещё кое-что.
– Хорошо, – говорю. – Мне, собственно, всё равно, кто его купит, хотя, если Аркаша – будет приятно. А вот просьба у меня к вам большая, ребята: поможете мне в квест собраться?
Аркадий отрывается от своей новой игрушки. У Лоры вытягивается лицо.
– А как же Васюта? – с запинкой говорит она. – И сэр? Полагается, вообще-то, Наставникам своих-то собирать; случилось что?
– Васюта… – я прокашливаюсь, – сообщил, что уезжает в эти свои дозоры, надолго. Я так понимаю, что ему сейчас не до моих сборов, – добавляю с невольной горечью, – да оно и понятно. Его дело ратное, важное, и с моим не сравнится. Но вы-то здесь, могу я на вас рассчитывать? У вас опыт, вы же учеников снаряжали, отправляли…
– Ваня, здесь что-то не так, – говорит Лора серьёзно. – Не подумай, я не отнекиваюсь, снарядим тебя чин по чину. Но только не нравится мне этот отъезд. Ну, кликнул воевода добровольцев, он и к нам клинья подбивал, и мы, конечно, тоже пойдём, чтобы форму не терять, но пока что не война, прорывы – явление рядовое. Но ученицу свою в квест не проводить? Не похоже на Васюту. Может, подстраховывается он, говоря, что надолго едет? У тебя сегодня который день?
– Шестой.
– Минуту, – вмешивается Аркадий, – день – это по календарю, а сутки какие? Ты сюда когда попала – днём, утром, вечером? До полуночи или после?
Сперва сбиваюсь от такого вопроса, а потом до меня доходит: сутки! Надо, как командировочные, считать ночи, а не даты!
– Тогда получается, – прикидываю, – пятые сутки, а шестые начнутся часов в восемь вечера. Я точно не знаю, это навскидку.
Аркадий удовлетворённо кивает.
– Видишь, какая разница! Ты в уме держи, может пригодиться. Так вот: за четыре дня, да на его-то Чёрте рубеж локации можно несколько раз прочесать. Да у воеводы в дружине парни не хилее Васюты, и не один десяток, так что твой герой там погоды не сделает. Что-то он темнит, твой герой.
Оборотник раздражён. Лора успокаивающе гладит его по плечу.
– Давай не будем встревать, Аркаша. Может, он Ване сам всё и объяснит. Васюта ничего зря не делает. Не кипятись…
Он сердито хмурится. Подтягивает на своём запястье манжет.
– Смотри сюда, – говорит мне.
И я вижу странно знакомую татуировку: ящерку. Только у Галы она малахитово-зелёная, плоская, а здесь выпуклая, словно живая, и каждая чешуйка топорщится, словно крошечный сапфирчик. Оборотник щёлкает пальцами – и ящерка перебегает на тыльную сторону ладони. Легко скользит между пальцами, взбирается по рукаву, замирает на щеке, и замирает экзотической татуировкой.
– Ты Галин ученик? – поражённо спрашиваю я.
Друид дёргает щекой, ящерка виновато моргает и скользит по шее на грудь, под рубашку. Где уж она там обосновывается, не знаю, но только на запястье больше не появляется.
– У меня был другой учитель, Ваня. Ящерка – это знак отличия, им не каждого жалуют, только при хорошем развитии Дара. У меня есть иногда неплохие предвиденья, Ваня, вот я и говорю тебе: здесь что-то не так. Потолкуй с Васютой, если ещё появится, но не в лоб его спрашивай, иначе замкнётся и вообще ничего не скажет, найди обходные пути. Что он от тебя скрывает? Почему не хочет сам тебя собирать? И мне кажется…
– Аркаша! – предостерегающе говорит Лора и, похоже, намеревается заткнуть ему рот.
– Помолчи, Ло. Может статься, мы убережём её от многих неприятностей. Что-то он задумал. Прости, Ваня. Ничего не могу с собой поделать, если что вижу – оно во мне не удерживается.
Я молчу. Лора смотрит виновато. Прости, мол, его дурака, что на уме, то и на языке.
Я верю тебе, Аркашенька. Потому что с момента последнего разговора с Васютой поселилась у меня в душе непонятная тревога.
Что-то идёт не так. Не по сценарию. Или впрямь я такая непутёвая, что всё у меня наперекосяк?