Текст книги "Повороты судьбы (СИ)"
Автор книги: Вероника Флеер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Глава восьмая
Глава восьмая
Я перестала чувствовать холод, я перестала чувствовать то, с какой силой капли противного дождя врезаются в мое застывшее тело. Я не могла сдвинуться с места, чтобы подойти ближе к мирно лежащему брату, потому что боялась. Боялась, что худшие мысли моей головы каким-то образом смогли материализоваться, и случилось что-то очень плохое. Нет, он просто споткнулся о какой-нибудь невпопад стоящий предмет. Споткнулся и не может подняться.
Я облизала и без того уже влажные губы, сжала кулаки и не спеша, робко приблизилась к Диме.
– Дим? – с дрожью в голосе позвала я. – Дим!
– Май, все… хорошо, – хрипло произнес брат не своим голосом.
Я мигом склонилась над ним, обхватив дрожащими руками его ледяное лицо.
– Что с тобой? – спросила я, чувствуя, как меня захлестывает рыдание. Мои легкие как будто покинул кислород, отчего с каждым вдохом становилось труднее дышать.
Но он молчал, не отвечал мне.
– Дима! Слышишь меня? Дим! – я начала гладить его по мокрым волосам, пытаясь уловить хоть какие-то признаки жизни.
– Не… волнуйся, – снова почти неслышно произнес он, а потом из его рта вырвался хриплый кашель.
Горячие слезы полились из глаз, приземляясь на лицо брата. Я рыдала и не могла понять, что происходит, пока руки не спустились к нему на грудь, еле освещаемую светом фонаря. Тогда я заметила что-то темное, едва ли похожее на воду. Темное и слишком липкое, напоминающее кровь.
Кровь?
– Дима! – прокричала я, берясь за ворот его насквозь промокшей и грязной рубашки, пытаясь хоть как-то разбудить брата, вернуть его к жизни. На мои судорожные движения он никак не реагировал. При тряске его голова неестественно качалась из стороны в сторону, будто он тряпичная кукла, будто его тело лишь безжизненная оболочка, которую покинула душа.
– Дима! Прошу тебя, очнись! Ты не можешь просто так уснуть! – не унималась я, чувствуя себя абсолютно бессильной в попытках привести его в сознание. – Ну же!
Я остановилась на минуту, приводя в порядок мысли, пытаясь думать разумно и бесстрастно. Надо вызвать "скорую".
– Любимый братик, подожди немного, я скоро… я скоро вернусь. Не уходи никуда. Я быстро! – проговорила я, понимая, что он никуда не уйдет.
Словно разрываясь на две части, я через силу поднялась и побежала в дом.
– Нужен телефон. Да. Телефон.
Оказавшись в доме, я от волнения долго не могла найти чертову трубку. Как назло телефон с привычного места куда-то запропастился. Я лихорадочно бегала по дому, разбрасывала все вещи, подушки, в надежде, что мой взгляд зацепится за такую нужную мне сейчас вещь.
– Нашла!
Дрожащими пальцами я набираю номер: 103. В трубке послышались длинные гудки. Настолько длинные, что, казалось, пройдет вечность, прежде чем кто-либо поднимет трубку и, тем самым, прервет их.
– Ну же, отвечайте! – умоляла я в пустоту.
Все же через несколько секунд на том конце провода послышался сухой голос дежурной медсестры:
– Слушаю вас.
– Мой брат… я-я не знаю, что произошло… Приозерная, 18, прошу, скорее приезжайте! Он… умирает. – Произнеся последнее слово, меня будто ударило током, из дрожащих рук выпал телефон, и с глухим звуком приземлился на пол.
Я хотела обессилено рухнуть на пол вслед за телефоном, зажмуриться, прогоняя страшные видения, но, дав себе несколько секунд на то, чтобы прийти в себя, я взяла всю свою волю в кулак и выбежала из дома к братику. Я не могу сейчас поддаваться слабости. Мне нельзя. Я должна быть рядом с ним.
– Держись, Дима, сейчас прибудет помощь, и все будет хорошо, – шептала я, опустив голову к нему на едва ли вздымающуюся грудь. – Только быстрее бы… быстрее.
Дождь постепенно стихал.
Сколько времени прошло?
Такие длинные, мучительные минуты.
– Диим, – протянула я, давясь горькими слезами. – Потерпи, мой хороший… скоро будет хорошо…
Но он не отвечал.
Я не отрывала голову от его груди, пытаясь уловить его дыхание, и, либо меня услышал Бог, либо я так поверила своим словам, но я почувствовала едва заметное тихое вздымание его груди.
– Братик мой, ты мой хороший, самый любимый… Прошу, не покидай меня!
Погрузившись в полное отчаяние и безумный страх за жизнь родного человека, я и не заметила, как к дому подъехала "скорая". С момента моего звонка, казалось, прошла целая вечность, а на деле же, прошло минут десять. Благо центральная больница находится совсем рядом.
К нам подбежали врачи, оттаскивая меня от брата, но я не могла отпустить. Я думала, что если оставлю его, то больше никогда не увижу вновь. Кто-то заберет Диму.
Тем временем, бригада медиков все же отцепила меня от брата и принялась за дело: его положили на переносные носилки и быстро понесли в машину "скорой".
Со мной остался лишь один врач, мужчина, он начал расспрашивать меня о том, что произошло. Я смотрела вслед удаляющимся спинам медиков, не в силах сосредоточить свое внимание на вопросах седовласого врача.
– Я… я не знаю, что здесь произошло, – ответила я на вопрос, чувствуя, как все мои внутренности прожгла невыносимая боль. – Мы были дома, потом залаяли собаки, – и тут я поняла, что даже при приближении скорой ни один из питомцев не среагировал своим привычным лаем. – Собаки…
Я оглянулась назад, на питомник, пытаясь заметить хоть какие-то признаки жизни питомцев. Ничего. Ни звука. Будто животных там никогда и не было.
– Что же это… – взявшись за голову, безысходно произнесла я.
Не в силах больше стоять, я просто рухнула на землю. Мне стало невыносимо больно. Я не могла сделать и вдоха. В висках с сумасшедшим напором запульсировала кровь, заглушая все остальные звуки.
– Девушка, – позвал врач. – Все будет хорошо. – Он дотронулся до моего плеча, приподнимая меня с земли.
– Скажите, мой брат будет жить? – с мольбой в голосе произнесла я.
– Я… – доктор сделал паузу. – Пока ничего неизвестно. Мы будем делать все возможное. А пока как можно скорее нам надо отвести его в больницу.
Я растерянно смотрю перед собой, открываю и закрываю глаза, представляя, будто я сплю и мне срочно необходимо проснуться, иначе я просто с ума сойду в этом кошмаре. Происходящее кажется нереальным. Мой брат может погибнуть?..
– Майя?
Словно в тумане я перевела взгляд на только что позвавшего меня.
– Папа! – разрыдалась я и обняла, откуда ни возьмись появившегося отца. – Папа…
– Тише, доченька… тише. – Он крепче сжал меня в объятиях. – Я поеду сейчас с твоим братом. Слышишь меня?
– Я с тобой! Не оставляй меня здесь одну, – взмолилась я.
Сжав мое плечо в ободряющем жесте, он повернулся и побежал к машине «скорой». Буквально через секунду, я кинулась вслед за отцом.
Внутри автомобиля очень тесно. Я сижу напротив лежащего Димы, лицо которого скрывает кислородная маска, и держу его за руку. Такой бледный… Черная рубашка в крови и грязи, на руках ссадины от падения. Можно подумать, что он не дышит, но если присмотреться внимательно-внимательно, то можно увидеть, как его грудь вздымается вверх с интервалом в несколько долгих секунд. Так тихо-тихо, еле-еле…
– Мой братик… – я сжала его руку сильнее, пытаясь проглотить слезы.
Папа сидит рядом и так же обеспокоенно смотрит на Диму. Я знаю, что внутри него бушует буря волнения, буря страха за жизнь собственного ребенка, хоть он и выглядит внешне относительно спокойно. Он сильный и не может показать всю глубину ужаса, охватившего его. Только руки дрожат. И пот капельками струится по его измученному лицу, ставшему старше на несколько лет всего за пару минут.
– Ты сообщил маме? – хрипло спрашиваю я, чувствуя, как горло саднит от отчаянных криков.
Отец лишь кивает в ответ, не отрывая глаз от сына.
Через некоторое время зазвонил телефон.
– Алло? – устало ответил отец. – Оксан, все хорошо. Я рядом с ним… едем в больницу.
Мама. Даже сквозь телефонную трубку я слышу, как она обеспокоенно кричит. Кричит, от того, что сейчас далеко и ничего не может сделать, чтобы оказаться рядом со своим сыном.
– …врачи? – он оглянулся на сидящего доктора, отслеживающего состояние брата. – Говорят, несколько ножевых ран и большая потеря крови. – Ножевые раны? Что? Кто мог сотворить такое с братом?
Я не могла поверить услышанному. Во мне потихоньку вскипала ярость. Злое чувство овладело мной. Всем сердцем хотелось отомстить ублюдку, совершившему нападение на Диму.
– Сукин сын, – сквозь зубы процедила я, не беспокоясь, что кто-то может меня услышать.
Вскоре папа устает отвечать на мамины вопросы и кладет трубку. Слышится тяжелый вздох.
От усталости я прикрываю глаза и не замечаю, как машина "скорой" останавливается, заглушая сирену и мотор. Приехали.
Медики заработали быстро, словно муравьи, строящие себе новый муравейник, и уже через две минуты брат, лежащий на носилках, оказался внутри больничного помещения. А еще через минуту его увезли с наших глаз, предварительно спросив некоторые детали, касающиеся его здоровья и группы крови.
Ну вот, теперь самое сложное: ожидание.
Мы присели с отцом на твердые стулья в коридоре возле операционной. Я прильнула к нему, и он обнял меня, снова, как молитву, повторив, что все будет хорошо.
Какая заезженная фраза! Всего три слова, но как же они порою раздражают! Ведь начинаешь понимать, что эти слова не дают даже крохотной гарантии на то, что брат поправится, а тот урод, что совершил на него нападение, сядет за решетку.
Ничего уже не будет хорошо. Не будет так, как раньше. Даже если Дима поправится. А он обязан поправится. Он у нас сильный. Он просто обязан поправится! Ради нас. Ради мамы и папы.
Иначе я понятия не имею, что будет со всеми нами.
***
Я не заметила, как уснула на папином плече, а очнулась от того, что мне приснился кошмар и я закричала.
– Ты в порядке? – обеспокоенно спросил папа.
Я помотала головой. Не в порядке.
– Сколько времени?
– Три часа.
Я округлила глаза, боясь, что пока спала, пропустила самое важное.
– Доктор приходил? Как Дима?
– Операция еще идет. Я попытался выведать что-нибудь у медсестры, но она отмахнулась и убежала куда-то. – Выдохнул отец. – Я не знаю, Майя! Я ничего не знаю! – отец встал и рассеянно прошелся пару метров взад и вперед. – Чертов экзамен! Я должен бы остаться дома, с вами.
– Пап, ты не виноват…
Я тоже встала и принялась успокаивать без оснований винившего себя отца.
– Нет, виноват. Я ведь мог пораньше закончить работу, но нет же, сидел там до последнего, а в этот момент какой-то мерзавец резал моего собственного сына! Да и собаки… Я позвонил Алене, попросил, чтобы она приехала к нам домой, пока мы будем в больнице. Она тоже в истерике.
Я прикрыла глаза, понимая, что на нашу семью свалилась всеобъемлющая беда, от которой наша жизнь больше никогда не вернется в прежнее русло. Мы будто попали в Ад.
– Кто мог это сделать? – размышлял отец. – Какому бессердечному ублюдку понадобилось убить всех собак и напасть на Диму?
К сожалению, отец задал вопросы, ответы на которые пока что никто не мог дать.
Еще через примерно час, который мы провели в немом беспокойстве за Диму, в коридоре раздались тяжелые шаги. Мы с отцом мигом поднялись, готовые внимательно слушать доктора.
– Операция закончилась. – Начал хирург и опустил глаза.
– Мой сын… жив?
Я по-детски скрестила пальцы, зажмурила глаза, будто не заметив сожалеющего взгляда седовласого мужчины в белом халате.
– Мы, – мужчина сделал паузу и продолжил: – Мы сделали все, что могли, даже удивительно, что он не умер по дороге в больницу с такими ранениями. Ему нанесли один удар ножом в поясницу и повредили аорту, и еще удар в область сердца, тем самым были задеты легкие. Он потерял слишком много крови. Сожалею, но наши действия оказались бессильными. Мы не смогли спасти его.
Я не могла больше слушать голос врача и просто… побежала. Побежала к выходу, на свежий воздух, лишь бы спрятаться подальше от этих ужасных слов.
– Майя! – прокричал мне вслед отец.
Нет. Я не вернусь. Я не хочу возвращаться. Я не могу.
Я бегу. Мимо медсестры, которая держит в руках какие-то документы и которые вследствие моего бега рассыпаются по кристально белому полу. Мимо других посетителей, которые недоуменно смотрят мне вслед. Я выбегаю на улицу, чтобы сделать глоток кислорода. Но теперь то, чем я дышу, отдает горечью, выжигает легкие, заставляет горло сжиматься в отвратительных спазмах.
А на улице течет все такая же суетливая жизнь. Несмотря на почти утро, машины куда-то едут, спешат; равнодушные ко всему дворники принимаются за работу. А я стою, сжав руки в кулаки. Стою и ничего уже не чувствую. Внутри меня образовалась пустота.
– Дима.
Глава девятая
Глава девятая
Похороны назначили в среду. Сразу после смерти брата помимо всепоглощающего, опустошающего душу горя, меня терзал следователь со своими бесконечными допросами и экспертизами. Родителей не было дома, когда случилась… трагедия, именно поэтому они не могли ничего рассказать. В отличие от меня. Хотя, что я знала? Я слышала лишь дикие вопли животных, которых так же жестоко, как и брата, зарезал хладнокровный убийца. А потом лежащего в грязи брата, истекающего кровью. Вот и весь мой рассказ как свидетеля.
– Убийца пробрался во двор, перебравшись через забор, и, судя по всему, целенаправленно двинулся к питомнику, – рассуждал следователь. – Дверь в питомник не закрывалась на ключ?
Мужчина средних лет, выглядевший довольно внушительно из-за своих широченных плеч, обтянутых кожаной курткой, вопросительно посмотрел на маму, папу, а затем, на всякий случай, перевел взгляд и на меня. Мы стояли на улице у открытого питомника, клетки которого насовсем опустели. Лишь железные прутья оставили нелицеприятный след пребывания животных – капельки крови. Меня начало подташнивать. Воспоминания снова нахлынули на меня, как уносящая человеческие жизни лавина.
– Да, нам не зачем было ее закрывать. Щеколды достаточно. Мы… мы не подозревали, что кому-то понадобится… – тяжело вздохнула мама, пытаясь с последних сил сдержать слезы.
Совсем бледная. Огромные синяки под глазами, будто не спала вечность. В принципе, так оно и есть. С воскресенья ни один из нас не сомкнул глаз. А если и удавалось заснуть, то кошмары тут же настигали нас, как устрашающая волна цунами.
– Так, убийца беспрепятственно проник в питомник и принялся резать собак. Судя по тому, что мы не обнаружили никаких отпечатков, помимо членов вашей семьи, конечно, он был в перчатках. Но даже при попытке убийства животных, они должны были, как минимум, покусать преступника. Если преступление совершил кто-то из ваших знакомых – советую обратить внимание на его руки.
– Нет, это абсурд, – возмущенно высказалась я, не представляя себе, чтобы кто-то из близких и друзей мог желать зла нашей семье.
Русые с проседью волосы следователя трепал ветер. Лицо мужчины, испещренное многочисленными морщинами, приобрело оттенок усталости.
– Майя Павловна, я работаю двадцать пять лет следователем и поверьте, чего только я не видел. Даже родные дети оказываются способными убить собственных же родителей ради жилплощади. Не говоря уже о просто знакомых.
Я поморщилась, все равно оставаясь при своем мнении.
– Продолжим. На лай собак ваш сын вышел из дома, чтобы проверить, что так напугало животных. Судя по тому, что первый удар был нанесен ему в спину, то Дмитрий не видел нападавшего. Тот тихо притаился и напал сзади.
– Я не могу больше, – расплакалась мама и убежала прочь. Я вздрогнула, решив, было остановить ее, но не стала. Ей нужен покой. Незачем огорчать ее израненную душу сухими фактами. На это есть я и папа. Хотя бы мы должны быть сильными. И, как ни странно, я себя такой и ощущала. Как будто со смертью Димы что-то оборвалось во мне. И это сделало меня более черствой, злобной. Жгучая ненависть поселилась в моем сердце, вытесняя из него все самое доброе. Без чувств живется легче, как ни крути. И сейчас я это понимаю, как никогда.
– Простите, – с сожалением извинился Сергей Александрович вслед убегающей матери. – Мы должны выяснить, как все произошло в тот вечер. Это может помочь следствию, – теперь уже обратился он к нам с отцом.
– Мы понимаем, – ответил отец, поправляя очки, за которыми поблескивали слезы.
– Продолжим. После удара, Дмитрий повернулся лицом к нападающему, но, не успев предпринять даже малейшей попытки к сопротивлению, убийца нанес второй удар в область сердца. После чего жертва упала на землю. – Я подавила в себе желание наорать на следователя за то, что назвал брата жертвой. Он не какая-нибудь очередная жертва, он человек! Он мой брат. – Далее убийца ушел так же, как и пробрался сюда. И так, что же мы имеем? Отпечатков убийца не оставил. Следы обуви отсутствуют – чертов дождь все посмывал. Орудие – обычный охотничий нож. Длина клинка приблизительно двенадцать сантиметров, ширина – около трех. Да такие ножи есть у каждого третьего. Осмотр комнаты жертвы ничего не дал, как и опрос ваших соседей. Кстати, – обернулся следователь к нам, – ваш брат не страдал бессонницей?
Я внимательно посмотрела в мутные карие глаза следователя. Его вопрос казался странным.
– Не знаю, он ни о чем таком не говорил мне, – ответила я.
– Дело в том, что в браузере ноутбука Дмитрия была открыта единственная вкладка, в которой содержалась информация о снотворном препарате "Донормил".
Конечно, я не отрицаю того факта, что брат мог не спать по ночам, но в одном я точно уверена: он терпеть не мог лекарств, даже самых "безопасных". Я озвучила свою мысль следователю.
– Даже когда его мучила сильная головная боль или болел живот, он никогда не принимал аспирин или но-шпу. Это точно.
Следователь задумчиво выдохнул.
– И еще один важный момент. При вскрытии помимо посмертных ран патологоанатом обнаружил несколько давнишних гематом. Вашего сына избивали ранее или быть может что-то еще?
Отец задумчиво поправляет очки.
– Около месяца назад на Диму напали какие-то парни, они, мягко говоря, были в не трезвом состоянии. Мой сын сказал, что эта драка – ничего серьезного.
Я взволнованно сглотнула, понимая, что отец говорит то, что сказал ему тогда Дима, то есть неправду. Никаких пьяных парней не было. Был лишь Руслан. Мог ли он отомстить брату за избиение? Нет, это абсурдно. Он не способен на убийство – уж в этом я уверена.
– А вы? – обращается ко мне следователь, внимательно глядя мне в глаза, будто подозревает, что я знаю больше, чем говорю. – Я так понимаю, вы были близки с братом. Может, он вам говорил что-нибудь об этой драке?
– О, нет… только то, что он сказал родителям. Больше я ничего не знаю, – вру я и растерянно пожимаю плечами.
Можно было рассказать всю правду, как есть, но что-то останавливает меня, а именно мысль, что Руслан не мог причинить вреда моему брату. Одно дело курить травку и другие легкие наркотики, а другое – убить человека. Нет, уж в это я точно не могу поверить. А если во всем виноват Хмуренко? Но если рассуждать логически, то Дима никак не мог с ним взаимодействовать. Он избил Руслана, но не пошел же он к Хмуренко? Сомневаюсь. Конечно, мой брат иногда был слишком безрассудным, но и не думаю, что он хотел просто так умереть, от рук грязных ублюдков.
– Понятно. А говорил ли он, где произошла драка?
Я отрицательно мотаю головой.
– Что ж, еще раз соболезную… Мы попробуем поработать над этой версией и найти тех ребят, что напали на Диму. Мы будем работать. Нужно только время.
Сергей Александрович пожал отцу руку, кивнул мне и покинул нас. Когда он сел в свой автомобиль и тронулся, я злостно заговорила:
– Что-то я мало верю в его слова. Когда милиция усердно работала?
– Майя, перестань. Этот следователь весьма опытный. Не стоит недооценивать нашу милицию. – Отец вздохнул, снова поправил очки и поплеся в дом, успокаивать маму.
Я горько усмехнулась, продолжая стоять на месте, оглядывая одинокое пространство питомника. Пустые открытые клетки, клочки шерсти, которые небрежно тормошит ветер. Мне стало так одиноко и страшно, при взгляде на то, что осталось от животных. Даже если предположить, что целью убийцы были именно они, а мой брат лишь не вовремя вышел из дома, то у меня все равно не укладывается в голове, каким жестоким человеком нужно быть, чтобы так обойтись с собаками? Что уж там, это чудовище, а не человек. Самое настоящее чудовище, в равной степени не обладающее сочувствием ни к людям, ни к животным.
В день похорон пошел первый снег. Земля медленно, но верно покрывалась белой пеленой, отчего, казалось, наступила самая настоящая зимняя погода. Но до календарной зимы оставалось еще чуть меньше недели. Последние пару лет в нашей стране снег не объявлялся даже на Новый год, лишь задолго после, а тут… Неужели небесная канцелярия решила сделать землянам подарок?
– Май, садись завтракать, – позвала мама. – Нам нужно набраться сил перед… – ее голос дрогнул, прежде чем она смогла договорить: – перед похоронами.
Я стояла посреди гостиной, уставившись на почти пустую бутылку виски, расположившуюся на краю журнального столика, и любимое кресло отца, которое хранило еще тепло сидящего в нем человека. В последнее время он только и утешал себя, заливаясь содержимым бутылки. А сейчас и вовсе куда-то ушел.
Скорее бы пережить весь этот ужас.
– Мам, как ты можешь думать о каком-то завтраке? – почти шепотом произнесла я, не отрывая взгляда от полупустой бутылки.
– Я, – снова сдерживая слезы, произнесла из кухни измученная и уставшая женщина. – Я всего лишь стараюсь для всех нас…
И тут она разрыдалась, отчего я, наконец, оторвав задумчивый взгляд от бутылки, подбежала к ней, пытаясь крепко-крепко обнять, но не удержалась и сама расплакалась, предвидя совсем скорое прощание с братом.
Сильная и черствая? Но почему же проклятые слезы так и рвутся наружу?
***
Кладбище «Воскресенское».
Вырытая яма, в которой, кажется, нет дна.
Ледяной мраморный памятник, на котором выгравировано полное имя, даты жизни и смерти, и последние слова близких: любимый сын и лучший брат…
Возле бездонной ямы и насыпанной вокруг нее мерзлой земли, стоит гроб. Вот он, братик. Спит. На белый, как снег лоб опустились каштановые волосы, которые он каждый раз любил поправлять, от того, что они надоедливо лезли ему в глаза, и которые сейчас тревожит непослушный ветер. Руки сложены на груди, образуя крест. Черный дорогой костюм, который он надевал лишь в ответственные моменты.
Такой красивый.
На похороны пришли лишь самые близкие люди. Тетя Алена, единственный настоящий друг брата Денис, и соответственно мы. В университете пока никто не знал, что Димы больше нет, кроме руководства. Мы не хотели делать из нашей трагедии увеселительное мероприятие, приглашая проводить в последний путь брата кучу ненужных людей. И так понятно, что искреннюю боль от потери испытывают лишь самые родные.
– Не могу поверить в то, что происходит. – Проговорил Денис, стоящий рядом со мной, чуть поодаль от родителей.
Мы оба смотрим на Диму и пытаемся привыкнуть к тому, что видим его последний раз. Через несколько минут рабочие надвинут на гроб тяжелую крышку, приколотят ее гвоздями, и опустят деревянную коробку в бездонную яму. Черт возьми, почему все это происходит с нами?
– Ты в порядке? – спросил теперь уже и мой друг, дотрагиваясь до моей руки. Его изящные кисти в кожаных черных перчатках, отчего я почувствовала лишь холод от прикосновения.
Сколько раз мне задавали этот вопрос в течение последних дней?
Я покачала головой, посмотрев на Дениса. Его лицо бледное, черные тени залегли под некогда постоянно усмехающиеся глаза. Смерть брата не на шутку подкосила всех нас. Даже стойкие и крепкие мужчины теперь выглядят сломленными, слабыми, испытывающими боль от потери.
Я вздохнула, выпуская клубок пара изо рта.
– Мои родители… Я не знаю, что с нами будет дальше. Иногда мне кажется, что мама не сможет справиться с горем. Она постоянно плачет. Не могу на нее смотреть.
Денис, поджав тонкие губы, посмотрел в сторону отца и матери. Они стояли чуть ближе к гробу. Папа обнял маму за плечи, пытаясь унять ее бесконечные слезы. Как я и говорила…
– Они сильные. Я давно успел это понять по рассказам Димы. Твои родители обязательно справятся со всем. Просто им нужно немного времени, Май, – заботливо проговорил парень, грустно взирая на меня.
Мои внутренности сковала железная цепь, от которой мой внутренний запас слез готов был вырваться наружу. Нет, так дело не пойдет. Кто-то должен оставаться сильным!
– Все пройдет… со временем, – повторил Денис.
Я молчала, размышляя о том, сколько же этого времени нужно. Сейчас мне кажется, что и вечности не хватит на то, чтобы пережить случившееся.
Я прислушалась к звукам на кладбище. Мамины всхлипы прерывало карканье круживших над всем пространством этой мертвой земли ворон. Хотелось прогнать гадких птиц, которые будто собрались на пир.
– Ненавижу ворон, – процедила я сквозь зубы.
Словно почуяв мою ненависть, одна довольно крупная птица, наверняка назло мне, приземлилась в нескольких метрах от вырытой ямы. Она не издавала противного, режущего ухо карканья, лишь внимательно разглядывала все вокруг своими черными глазами-бусинами. Казалось, она все понимает, отчего мне стало жутко.
– Мне холодно. – И страшно.
Денис выдохнул, сочувственно глядя на меня. Он понял, что тот холод, который я испытываю, не физический, который легко ушел бы, стоило бы мне укутаться в теплый плед или чью-то не менее теплую куртку. Это душевный холод, от которого избавиться будет не так-то просто.
Я взглянула на тетю Алену, стоящую рядом с родителями. Ее почти седые волосы, некогда бывшие насыщенно каштановыми, как у моей матери, казалось, стали еще белее. На ее мутно-голубых глазах застыли слезы. Она утешала моих родителей, сама еле сдерживаясь.
– Пора, – срывающимся голосом проговорил отец.
Мое сердце бешено застучало, ведь слова папы означали одно: наступило время прощаться с братом. Навсегда.
Родители, взявшись за руку, поддерживая друг друга, подошли к Диме, склонились над ним и поцеловали его по очереди в ледяной лоб. Мама еще больше разрыдалась, падая на грудь умершему сыну. Она не хотела отпускать его, не хотела отдавать его в объятия пустоте. Ее крохотные слезинки то и дело опускались на лицо спящего Димы, образуя мокрые светящиеся дорожки. Будто сам брат плачет вместе с ней, чувствуя вину за то, что покинул нас. Тяжело… тяжело, когда твой собственный ребенок умирает раньше, чем ты сам. Так не должно быть.
– Боже, – еле слышно прошептала я.
Все же через несколько минут отец увел рыдающую мать подальше от сына. Ведь если бы он этого не сделал, казалось, она никогда бы не отошла от гроба, от своего ребенка, лежащего в нем. Застыла бы вместе с ним навеки.
Наступила моя очередь.
Я медленно подошла к брату, сжав заледенелые руки в кулаки и совсем не чувствуя страха. Раньше я бы жутко боялась, при виде мертвеца, но не сейчас. Возможно, потому, что это мой брат, и я так до конца и не поверила в то, что его больше нет. Я взглянула на него. Его лицо такое спокойное, умиротворенное. Лишь густые ресницы подрагивают от усилившегося ветра, отчего кажется, что он вот-вот откроет глаза и скажет: "Я всего лишь крепко спал. Почему ты плачешь?". Но нет, я больше никогда не услышу его нежного бархатистого голоса, который хотелось слушать и слушать. И все же, несмотря на то, что произошло, наверное, он счастлив. Счастлив, что воссоединился с Тасей. Он же всегда мечтал быть рядом с ней, даже после ее смерти.
Шмыгнув носом, я решила, что пора прощаться, иначе я, как и мама, не смогу отойти от брата и на шаг. Дотронувшись до его ледяных рук, пытаясь запомнить это прикосновение, последнее прикосновение, я поцеловала его в холодный лоб. Пора.
– Я буду скучать по тебе.
Я люблю тебя.
Взявши себя в руки и взглянув в последний раз на мертвенное, но все такое же прекрасное лицо брата, я еле заставила себя отвернуться и отойти, давая возможность попрощаться с ним тете Алене и Денису.
После рабочие принялись за дело: подняв тяжелую крышку гроба и заколотив ее, навсегда скрывая любимого человека, они взялись за тугие концы веревки и приподняли гроб, потом медленно-медленно начали опускать его в яму.
С каждым сантиметром у меня сжималось сердце, а мамины всхлипы учащались. Я мысленно молила остановиться рабочих, не в силах смотреть на то, как любимого брата придают земле. Закрыв глаза, я попыталась снова взять себя в руки. Мне нужно быть сильной. Только вот, сила куда-то исчезла, как только гроб достиг песчаного дна.
Грудную клетку сжали чьи-то невидимые цепкие и сильные руки, отчего я готова была вот-вот задохнуться от боли.
– Дима…
Прикусив до крови губу и почувствовав во рту соленый привкус, я отошла в сторону, подальше от ямы и стоявших у нее людей. Денис проследовал за мной, видя, что мне стало плохо.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он. – Ты такая бледная…
– Все в порядке, – глухо сказала я, чувствуя как в висках запульсировала кровь, и как перед глазами окружающий мир начал медленно-медленно покачиваться из стороны в сторону. Нет, я не упаду в обморок. Только не сейчас. На всякий случай я взялась за руку Дениса, боясь и правда, потерять землю из-под ног, но, слава богу, через пару минут головокружение отпустило меня. Я снова взглянула на родителей.
Мама с папой стояли и смотрели, как рабочие засыпают яму, ловко и умело. Конечно, это их работа. Они, наверное, уже много раз выкапывали бездонные ямы-убежища для мертвецов.
– Прощай, сынок. – Проговорила мама, опуская голову на папино плечо. Они так стояли еще несколько минут, пока рабочие засыпали могилу и устанавливали памятник.
– Я устала, – сказала я, стоящему рядом Денису.
Парень хмыкнул:
– Не думал, что буду на похоронах собственного друга.
– А я брата, – почти прошептала я.
– Чертова судьба.
Кладбище «Воскресенское».
Свежая могила и холодный мраморный памятник. Венки.
Здесь больше нечего делать живым. Мы уходим прочь, зная, что боль потери надолго поселилась в наших сердцах. Каждый из нас понимает, что жизнь уже никогда не будет прежней. Дима ушел, оставив нам лишь горе и память о нем. Теперь я понимаю, что он ощущал, когда умерла Таисия. Невыносимое, ужасное, жгучее, раздирающее на куски чувство. Чувство, способное кардинально поменять всю твою жизнь. Вывернуть наизнанку всего тебя, превращая в лишенное эмоций существо.
