Текст книги "Повороты судьбы (СИ)"

Автор книги: Вероника Флеер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Ярослава…

– Ты знаешь мое имя? – удивилась Яра.

Не в силах больше выслушивать ее неверные предположения, я сдалась:

– Меня зовут Майя.

Назвав свое имя, я надеялась, что девушка поймет, что я младшая сестра мужчины, которого она любила и из-за которого сейчас находится здесь, в психиатрической лечебнице, в инвалидном кресле. Возможно, брат хоть когда-нибудь упоминал обо мне, когда находился с ней.

– Майя, – проговорила она, как бы вспоминая.

Ее взгляд устремился куда-то вдаль, будто за моей спиной кто-то держал табличку с ответом на вопрос. А когда она снова посмотрела на меня, в ее глазах читалось смутное, но узнавание. Губы Ярославы едва дрогнули; она тяжело вздохнула, затем опустила взгляд на землю.

Я думала, что она начнет кричать, биться в истерике, прогонять меня, когда поймет, кто к ней пришел, но она всего лишь молчала. И знаете, в тот момент мне показалось, что лучше бы она так и сделала, потому что угнетающее молчание активировало во мне и без того не дремлющую совесть, и я почувствовала на себе весь груз вины, давящей на сердце. Причем вины не отдельно взятого человека, а всего человечества в целом. Странное ощущение.

– Как… Дима поживает? – спокойно, без каких-либо негативных эмоций заговорила девушка.

Ее слова будто резанули меня по груди, оставляя жгучую полоску. Я была почти уверена, что девушка все это время ждала, когда к ней приедет мой брат, спросит, как ее здоровье, поговорит с ней немного о чем-нибудь… попросит прощение.

От осознания всех страданий и несбывшегося ожидания девушки, мне стало так горько и тошно, как не было до этого никогда. К горлу подкатила тошнота, скрутило живот. Я сама была готова вот-вот грохнуться в обморок и занять свободное место в этой клинике.

– Ярослава… – начала было я, но запнулась. – Ярослава, прости…

– За что? – не поняла девушка.

– Я понимаю, что это сложно, но, я уверена, если бы ты знала мотивы поведения моего брата, ты бы поняла, что он не хотел причинить тебе зла. – Я начала теребить рукав куртки, заламывать себе пальцы, подбирая подходящие слова.

– Нет, не стоит, – девушка коснулась ладонью своего лба, – не стоит просить прощение за Диму. К тому же, это я совершила глупость, а не он. Если он боится прийти сюда сам, раз послал тебя, то передай ему, чтобы не боялся. Он ни в чем не виноват.

Я нахмурилась.

– Ярослава, он не посылал меня сюда.

– Тогда почему же ты здесь?

– Я пришла попросить у тебя прощение потому… потому что Дима не может сделать этого сам. – Каждое слово давалось мне с трудом, будто мои челюстные мышцы атрофировались из-за долгих лет молчания.

– Он заболел? Или просто не хочет? Слушай, я же сказала, что он ни в чем не виноват. Я была глупа, когда решила отравить себя таблетками… даже не знаю, что мной руководило в тот момент.

– Ярослава, – твердо произнесла я, сжимая всю свою волю в кулак. – Дима не может прийти к тебе, потому что он умер.

Я выпалила последнюю фразу на одном дыхании. Повисла тишина, лишь редкое пение ранних весенних птичек нарушало ее. Мне тут же захотелось стать одной из них и улететь подальше отсюда; подальше от мучительных объяснений, подальше от ужаса, поселившегося в огромных глазах Ярославы, который через мгновение вылился в безудержный, надрывной плач.

Растерявшись, я не знала, что мне делать: то ли плакать вместе с ней, то ли пытаться успокоить ее. В конце концов, я присела на корточки и взяла ее за руки, сдерживаясь от того, чтобы самой не разрыдаться.

– Ярослава, тише… – шептала я. – Не нужно…

Ну вот, я самая настоящая эгоистка! Чего я добилась своим приходом сюда? Разбередила чужую рану, а потом еще и солью присыпала.

Я осторожно обняла девушку, решив дать ей просто выплакаться. Наконец, через пару минут ее рыдания затихли. Она принялась вытирать лицо рукавом плотной куртки, затем, когда она закончила эти незатейливые действия, Ярослава вновь посмотрела на меня. Я же неловко спрятала руки за спину, будто побоялась, что Яре мои объятия могли показаться неприятными.

– Как… как это произошло?

Я описала взглядом ее раскрасневшееся, заплаканное лицо; глаза, сосудики на которых за считанные минуты успели полопаться; и начала рассказывать ей во всех подробностях о самом ужасном вечере в моей жизни, о похоронах, о том, что убийца до сих пор не пойман и о цели, которую я преследовала, придя сюда. Также я рассказала девушке о Таисии – той причине, по которой Дима не мог полюбить никого больше.

Ярослава внимательно слушала меня, изредка кивая, стискивая ткань широких спортивных штанов с такой силой, что казалось, она сейчас их просто порвет.

– Так вот, почему… Почему же он не сказал мне о том, что его первая любовь закончилась столь трагично? – спросила девушка.

– Дима никому не говорил. Даже я узнала об этом только после ее смерти. Для него это был самый тяжелый период в его жизни.

Яра задумчиво кивнула.

– Ох, если бы я только знала… Я не совершила бы столько никому не нужных глупостей.

– Ярослава, – я снова взяла ее за руку, – прошлое не вернуть. Нужно думать о настоящем, продолжать жить.

– Если бы я могла… – она опустила голову, и ее плечи содрогнулись в потоке новой волны рыданий.

Я не могла поверить, что девушка не злится на брата, не винит его в том, что с ней произошло, даже не смотря на то, что он лишь косвенно причастен к ее попытке самоубийства. Наверное, это сумасшедшая любовь, иначе как можно продолжать любить человека даже после того, как он довел тебя до исступления? Или у Ярославы слишком большое и доброе сердце, не могущее жить без любви.

И все же, когда она успокоилась, я перешла к действиям:

– Ярослава, Дима дорог мне, как и тебе, и я не могу смириться с тем, что тот, кто лишил нас близкого нам человека, находится на свободе. Как ты поняла, я действительно пришла попросить у тебя прощение, а также, чтобы спросить тебя, не знаешь ли ты хоть что-нибудь, что могло бы приблизить нас к поимке убийцы. Я прошу тебя, хорошенько подумай, возможно, в тот период, когда вы еще общались, происходило что-то странное? Может, кто-то угрожал ему? Или тебе? Прошу, вспомни хоть что-нибудь, – взмолилась я.

Девушка покачала головой:

– Я не знаю, не знаю…

Казалось, огонек надежды, что жил во мне до этого момента, вот-вот погаснет, обращая все мое естество в липкую темноту, во мрак, из которого невозможно будет выбраться. Я опустила руки, решив, было бросить все и пойти прочь. Но тут Ярослава резко повернула голову в мою сторону, будто все же ей что-то пришло на ум:

– Денис. – Проговорила она.

– Денис Тернов? – я покачала головой: – Он так же, как и я, не имеет понятия, кто совершил преступление.

– Нет, он… говорит такие вещи, как будто знает больше, чем, кажется.

– Прости, но я не понимаю тебя. Когда я спрашивала у Дениса, знает ли он тебя, он ответил отрицательно. Почему ты вообще говоришь так, как будто вы друзья? – я с сомнением уставилась на девушку, ощущая, будто меня все это время кто-то ловко обводил вокруг пальца.

– Он навещает меня каждую неделю, Майя.

Мои глаза округлились от удивления.

– Стой, Ярослава, ты ничего не путаешь? – все же я доверяла больше Денису, чем девушке, которая недавно совершила попытку суицида.

– Я совершенно уверена в том, что Денис Тернов каждую пятницу приходит сюда, – уверенно заявила девушка, словно бы заверяя меня, что у нее все в порядке с психикой, и я не имею права думать иначе.

– Если я однажды совершила глупости… это не значит, что я тронулась умом, – подтверждая мои слова, продолжила девушка.

– Тогда почему Денис солгал мне? – я обессиленно осела на землю, облокотившись спиной о стоящее рядом дерево.

Ярослава пожала плечами.

Я тут же вспомнила слова Андрея о Крысе и посетителе, который навещает Ярославу и который, по словам женщины, мягко говоря, докучает девушке.

– Слушай, с какой целью Денис каждую неделю навещает тебя? Вы друзья?

Ярослава заерзала в кресле. Я невольно обратила внимание на ее ноги: до этого мне казалось, что после комы девушка вообще не может ходить. Заметив мой смятенный взгляд, она ответила:

– Мне с трудом удается ходить без помощи каких-то приспособлений. Мой… поступок, – девушка замялась, будто ей стыдно говорить о том, что она совершила, – ни к чему хорошему не привел.

– Я думаю, со временем ты встанешь на ноги, и все наладится.

Ярослава горько усмехнулась. Похоже, она мало верила моим словам, впрочем, как и я. Сложно снова начать жить полной жизнью, когда за плечами такое ужасное прошлое.

– Так зачем Денис навещает тебя? – не унималась я.

– Он… он любит меня.

– Что? – мое сердце провалилось куда-то в пятки, затем через несколько долгих секунд вернулось обратно. Вместе с этим кульбитом в голове начала выстраиваться совсем нечеткая картинка прошлого и настоящего, в котором у меня, наконец, начали открываться глаза. Будто до этого я была слепым щенком.

Сглотнув, и не смея делать поспешных выводов, – впрочем, уже было поздно, – я продолжила далее слушать Ярославу, которая пересказала ту же историю, что и Лизавета Колосова, лишь за одним исключением:

– Не знаю, как так произошло, но я практически мгновенно влюбилась в Диму. Он казался мне таким неприступным, холодным, но я была уверена, что за этой стеной кроется неимоверно добрая и нежная душа. Я пыталась добраться до нее, пробить эти льды, но у меня не получалось, как я ни старалась, – Яра тяжело выдохнула. – В то же самое время я замечала повышенное внимание ко мне со стороны Дениса. Он казался мне хорошим парнем, немного высокомерным, но хорошим. И однажды, когда я всем сердцем ждала признания в любви от другого человека, в любви признался мне Денис. Но… я не могла ответить ему взаимностью, как бы я не хотела этого. Как видишь, я до сих пор предана Диме.

Над нашими головами снова запели птички. Я осмотрелась: мужчины, игравшие в домино, куда-то исчезли, как и старушки, еще недавно восседавшие на лавочках. Я посмотрела на время, которое как, оказалось, двигалось к обеду, а, следовательно, нашему скорому расставанию с Ярославой. Я поторопила ее, напомнив о том, что у нас мало времени.

– Так вот, – продолжила девушка, – Денис принял мой отказ со всей мужественностью. Мы негласно договорились, что эта тайна останется между нами, и Дима об этом никогда не узнает. Все же я надеялась, что в наших с ним отношениях что-то изменится, да и Денис, несмотря ни на что, не хотел рушить многолетнюю дружбу с Димой.

Чертов любовный треугольник.

– … мы вели себя, как обычно: ходили вчетвером в кино, кафе, в конце концов, просто гуляли… Конечно, потом Лиза часто намекала мне, что наше общение ни во что хорошее не выльется, так как у парней совершенно несерьезные намерения, в отличие от нас. И нам следует быстрее делать ноги, пока все не зашло слишком далеко. Лиза успела «убежать», даже нашла себе действительно любящего ее человека, а я… как наивное дитя я решила понадеяться на судьбу. И вот, к чему она меня, в конце концов, привела, – она кивнула на инвалидное кресло, описала взглядом пространство вокруг себя.

– Потом, когда все дошло до критической точки, и я сделала то, что сделала, со мной остались лишь родители, Лиза, и… Денис. Я совершенно не ожидала его увидеть через несколько дней, после того, как очнулась. Он умудрялся приходить ко мне в такое время, что никто не мог узнать о его походах сюда. Поначалу он был очень злым, но старался скрывать злость, и излишнее раздражение оправдывал загруженностью в университете и какими-то проблемами с семьей. А потом в какой-то момент его злость сменилась… радостью, что ли. Казалось, что он решил все свои проблемы, и ничто его не беспокоит больше.

Я ловила каждое слово, сказанное Ярой, и мысленно повторяла одно и то же: «Нет, нет, нет». Этого не может быть, но… все так четко складывается, что иного сценария лучше придумать и нельзя. Так неужели Денис…? Я категорически отказывалась верить в то, что мой мозг собрал в, казалось бы, единый паззл.

– Как ты думаешь, почему он не сказал мне о смерти Димы? – Ярослава подняла на меня свои красные глаза.

– Ярослава, ты не думаешь, что Денис мог… мог отомстить Диме за то, что с тобой случилось?

Девушка опустила голову и прикрыла глаза ладонями. Я поняла, что с нее на сегодня хватит потрясений. Слишком уж много информации за короткое время на нее свалилось. Отчасти, я почувствовала свою вину, но на данный момент меня занимали совершенно другие мысли. Я думала, что когда узнаю, кто жестоко убил моего брата и лишил будущего нашу семью, я найду этого человека и задушу собственными руками. Но, что в итоге? Сейчас я чувствую смятение и тошноту; недоверие и сомнение в отношении собственного рассудка. Меня накрыло странное безысходное спокойствие. Возможно потому, что часть меня до сих пор не желает верить в то, что на самом-то деле имеет право на существование.

Денис то уводил меня в сторону, указывая на Руслана, то предупреждал, что мои поиски могут закончиться чем-то плохим для меня. Последнее вполне себе можно воспринять как угрозу. Но в то же время он помогал нашей семье в самое трудное для нас время. Он был рядом со мной, когда мне было плохо. В конце концов, он был лучшим другом моего брата. Неужели в одном человеке может скрываться две личности: преданный друг и убийца?

Я сжала пульсирующие виски пальцами; голова была готова расколоться на несколько частей от того бардака, что в ней творился, после сегодняшнего разговора. Я почувствовала острую необходимость в душе и сне. Первое помогло бы мне смыть всю грязь, налипшую на меня за все время пребывания здесь, а второе – привело бы в порядок мои мысли, чтобы я здраво могла смотреть на вещи и только тогда, подтверждать или опровергать собственные теории.

Да и какие к черту теории? Любое обвинение не имеет никакой силы, когда под ним нет существенных доказательств.

– Ярослава, что с тобой, детка?

Прямо над моей головой пронесся достаточно высокий голос, с обеспокоенными интонациями. Даже не открывая глаза, я сразу поняла, что попала: Крыса пришла за Ярой.

– Кто эта девушка? – она с недовольством посмотрела на меня.

А Андрей правду говорил: эти маленькие, почти темные отверстия вместо глаз, и чересчур длинный нос придавали ей сходство маленькому зверьку.

– Она чем-то обидела тебя?

Ярослава покачала головой.

– Валентина Иосифовна, все хорошо. Это моя подруга.

Женщина в медсестринских одеждах, так неудачно сидевших на ней, отчего была видна каждая складочка ее несовершенного тела, с сомнением проделывала дыру в моей голове.

– Я не знала, что у тебя есть еще подруги, кроме Лизочки. И вообще, милая, – уже обратилась она к Яре, – ты же знаешь, что тебе сейчас любое беспокойство, даже самое незначительное, только может нанести вред. А ты, я вижу, чем-то расстроена.

– Я просто устала, Валентина Иосифовна.

Но Крыса пропустила ее слова мимо ушей и снова уставилась на меня, прищурив свои глазенки, отчего они стали похожи на щелки:

– Я думаю, вам не стоит приходить сюда больше, – ледяным тоном произнесла она. – Я отвечаю за Ярославу и ее душевное спокойствие. Дабы она быстрее выздоровела, ей не следует встречаться с людьми, которые, так или иначе, причиняют ей страдания. Вы меня поняли?

От тона ее голоса, мне стало не по себе, но я все же кивнула, а затем достала из рюкзака одну из принесенных мною фотографий и положила ее в книгу, которую Яра до сих пор держала у себя на коленках. «Анна Каренина». Забавно.

Крыса лишь презрительно посмотрела на мои действия, но не стала отбирать у Яры книгу и проверять, что я ей туда засунула.

Прежде чем уйти, я попрощалась с Ярославой:

– Прости, что так вышло. И знай: я уверена, что в глубине души, он любил тебя.

Затем я развернулась и побрела прочь, еще некоторое время слушая рыдания девушки и скрипучие, неловкие утешения медсестры.

Как я добралась до дома – я не помню, и не желаю вспоминать. Единственное, чего я хотела в тот момент, это отдыха.

Но как только я вышла на своей остановке из автобуса и практически добралась до калитки нашего забора, я увидела знакомую ухмылку и настороженные глаза, внимательно впившиеся в мое лицо:

– Привет, Майя.

Глава девятнадцатая

Глава девятнадцатая *

Я не планировал убивать человека.

Не то, чтобы я был против убийств, пыток и прочих, на взгляд большинства людей, «ужасных и бесчеловечных» действий. Я просто относился к таким вещам безразлично, нейтрально. Меня никогда не трогали новости о том, что где-то разбился самолет, на борту которого было около семидесяти детей, или, допустим, в какой-нибудь стране третьего мира целая деревня умерла от голода. Я был сторонником естественного отбора. Слабым людям нет места среди здоровых и сильных. Что касается случайностей, а именно всевозможных катастроф, в которых погибает не одна сотня людей, то и это являлось нужным, на мой взгляд, актом чистки нашей планеты.

Да, я безразлично относился к убийствам. Но то, что произошло, на некоторое время выбило меня из колеи.

Говорят, что некоторые серийные убийцы сразу же после совершения ими первого в своей жизни акта лишения жизни другого человека, ощущают триумф, неописуемое удовольствие, и даже эрекцию.

Что испытал я, когда узнал, что мой противник мертв?

Я ощутил неописуемый страх того, что меня поймают, и мне придется сидеть за решеткой, пожалуй, значимую часть моей оставшейся жизни. А так, как я не планировал убивать, сей факт казался мне еще и чертовски подлым. Тем не менее, в скором времени страх перед наказанием сменился удовольствием: все-таки как же хорошо, что по странным стечениям обстоятельств, случилось именно так, – противник отправился в мир иной.

Я действительно не хотел убивать. Но однажды убив, стал сильнее.

И так, с чего же начинается моя история?

Нет-нет, меня не избивал и не насиловал папаша-алкоголик, и, представьте себе, я не испытывал желание выпустить кишки дворовым кошкам или плешивым псам, да я даже не мастурбировал на кровавые сцены из кинофильмов про маньяков. Просто однажды в моей жизни что-то пошло не так. И не тогда, когда я понял, что люди, окружающие меня, самое настоящее дерьмо, от которого неплохо было бы избавить мир, а тогда, когда я совершенно этого не ждал. Как это бывает… странно, однако: вроде бы ко всему привык, ничто тебя не «торкает», разумеется, кроме парочки граммов крэка и любимого Святого Патрика[1], и вот, одним прекрасным днем что-то внезапно обрушивается тебе на голову. Поверьте, лучше бы это был кирпич или килограммовая, острая как иголка, сосулька. Но нет, друзья мои. Это оказалась любовь.

Пресловутая, банальная, типичная, обычная причина, однако, удивительная для меня, человека, который, собственно, относился ко всему безразлично. Люди же дерьмо, помните?

И все же, как есть, я влюбился.

Не имеет значение, как и где это произошло. Важен сам факт случившегося.

Я помню, как мое тело накрыла некая эйфория, разум пришел в полную негодность, отчего я готов был вытворять невесть что, как то: выполнять все ее прихоти, ползать на коленях, даже петь серенады под гребаным окном, лишь бы она ответила взаимностью. Но моя милая первооткрывательница была холодна ко мне. Все получилось как в самом малобюджетном, чертовски отвратительно снятом фильме, главная героиня которого, оказалась влюбленной в другого – антагониста вашего покорного слуги.

И все бы ничего, если бы противником не оказался друг главного героя.

Я же говорил, что все банально. Но как есть.

И дабы не упасть в грязь лицом, я решил терпеть. Проявив достаточную настойчивость по отношению к завоеванию сердца любимой женщины, – что, увы, оказалось бесполезным, – я отступил. Что бы кто ни говорил, но насильно заставлять другого человека быть рядом – бесполезное занятие. Да, я мог заставить, мог принудить силой, ведь она была так хрупка, что казалось, ее легко сломать под напором сильнейшего ветра, как стебелек василька. Однако такая победа не доставляет никакого удовольствия и… счастья. Посему я предпочел остаться отвергнутым.

Каким бы я злодеем не казался, но да, я предпочел остаться в стороне, и при этом знать, что хотя бы она, моя любовь, будет счастлива. Только вот, нам обоим суждено было испытать разочарование и душевную боль: мы оба оказались никому не нужны. Только у меня хватило разума продолжать жить дальше, у нее – нет.

Я не мог смириться с тем, что Ярослава совершила глупый поступок, от которого едва не погибла. С одной стороны меня крайне злило то, что она решила убить себя, с другой – она решила убить себя не ради меня, а ради Ильина, моего некогда лучшего друга.

Впрочем, он был всего лишь единственным человеком, с которым мне, по крайней мере, было хотя бы не скучно, и которого, что странно, я не ненавидел. Причины у всего этого нет. Просто большинство людей ты либо ненавидишь, либо относишься к ним безразлично, и лишь пару человек оказываются достойным твоего внимания. Однажды так и случилось с ним, когда он появился в поле моего зрения, что… стоило ему жизни.

И все же мне стало невыносимо больно от того, как на Ярославе отразилась совершенная ею тотальная ошибка. Возможно, глупо винить было Ильина, ведь не он засыпал ей в рот таблетки, но в тот момент я не мог мыслить ясно. Я просто решил отомстить. Сделать так, чтобы он почувствовал то, что почувствовала Ярослава, когда у нее отказали почки, когда она погрузилась в кому.

Мой план был прост. Узнав, что Дима и его наивная сестренка окажутся одни дома, я должен был пролезть к ним в питомник, а затем перерезать глотки ненавистным мне тварям – отомстить всей семье Ильиных. Далее, почувствовав неладное, – а я был уверен в этом на сто процентов, – Ильин вышел бы из дома, и я смог бы нанести ему пару ножевых, в те места, нарушение органов которых, обязательно вызвало бы у него необратимое расстройство здоровья. Ведь Ярослава по его вине стала инвалидом.

Я готовился к этому моменту много дней. Даже стал актером высшего уровня: знаете ли, сложно это претворяться таким, как обычно, когда в голове у тебя происходят необратимые процессы, каждую минуту проигрывается план отмщения. Особенно сложно быть с человеком, когда ты люто ненавидишь его.

Я все спланировал до малейших деталей: время, место, орудие, камуфляж, внутренняя уверенность. Меня никто не должен был заметить, никто не должен был узнать, что это я искалечил Ильина, вместе с этим перерезав глотки чертовым псам. С самого детства терпеть не мог собак, особенно после того, как одна тварь прокусила мне лодыжку, когда мне было семь лет.

И вот, я начал претворять свой план в жизнь.

Когда псины были уничтожены, я притаился у двери питомника и стал ждать. С нетерпением ждать появления главного персонажа моей истории. Я помню, как у меня колотилось сердце, будто оно вот-вот должно было выпрыгнуть из груди, оставив меня намертво лежать в грязи. Но колотилось оно не от страха, а от предвкушения мести. Я ждал, ждал, когда смогу нанести удар, искалечив жизнь того, кто погубил жизнь Ярославы.

Наконец, я услышал то, чего ждал: быстро приближающиеся шаги Ильина. И вот, через несколько мгновений, я мог дотянуться до его плеча, повернуть его к себе и плюнуть в лицо, а затем сделать то, о чем мечтал с тех самых пор, как увидел взгляд Ярославы, полный восхищения и нежности, обращенный не на меня.

Тогда я начал действовать.

Нанести удары было проще, чем я ожидал: жертва не ожидала нападения, почти не сопротивлялась. Но все же Ильин решил побороться за свою жизнь, попытавшись повернуться ко мне лицом, а затем… кто его знает, что он хотел сделать. Известно лишь то, что перед концом он так и не узнал, кто был творцом его судьбы, по воле кого, в конце концов, он умер.

После того, что сделал, я ушел так же, как и пришел, оставив на земле слабеющее тело бывшего друга. Конечно, я думал о том, что вскоре буду смотреть в его глаза и видеть в них бессилие, обреченность, страдание. Но я не ожидал, что буквально через неделю буду смотреть в лицо мертвеца на «Воскресенском» кладбище.

Я не хотел идти на похороны. Я боялся. Несмотря на то, что я всегда был отличным актером, я боялся, что в этот раз что-то выдаст меня, что-то, что я не сумел хорошо спрятать. Но и не пойти на похороны лучшего друга означало бы повести себя странно, вызвать подозрение. И я пошел, натянув притворную маску скорби.

Когда я увидел убитую горем семью поверженного врага, вместо стыда я ощутил ликование. Их слезы и громкие всхлипы будоражили во мне странные чувства, вызывающие удовлетворение. Тогда-то я понял, что так было суждено. Я убил и мне нечего бояться. Так должно было случиться. В конце концов, выживает сильнейший и хитрейший.

Затем жизнь пошла своим чередом.

Я каждый день навещал Ярославу, дарил ей ее любимые тюльпаны, рассказывал ей истории о своей повседневной жизни. И меня, как раньше, даже не смущало ее печальное выражение лица и отсутствующие глаза. Да, я знал, что она меня не слушает и ей хотелось бы, чтобы на моем месте был тот, другой, а не я, но мне было все равно. Я молча радовался своей победе, даже не думая о том, что кто-то «копает» под меня.

Вернее, сестра Ильина вовсе не знала, что копает под меня. Наивная дура решила собственными усилиями найти убийцу. Когда я услышал об этом, то чуть не рассмеялся ей прямо в лицо. Милиция не добралась до меня, куда уж там маленькой любительнице поиграть в детектива? Да и о Ярославе никто не знал. По крайней мере, до тех пор, пока ее идиотка-подружка не проболталась Майе. А ведь я предупреждал ее. Мы ведь оба хотели сберечь Ярославу от внешнего мира и угроз, таящихся в нем. Милая Ярослава и так настрадалась.

Но нет, Колосова вздумала проболтаться. Чертовы болтливые существа.

Я не планировал убивать. Еще раз. Но когда чувствуешь, что опасность того, что кто-то оказался слишком близок к раскрытию тайны, начинаешь нарушать свои собственные принципы. Тебе просто становится плевать на то, что ты говорил себе ранее. Мне просто необходимо было разрешить появившуюся невесть откуда очередную проблему и не важно, каким способом.

Я начал следить за Майей. Первые несколько недель она не делала ничего, что могло бы как-то меня побеспокоить.

Но для нее, как и для других таких же наивных, но упрямых дурочек, все же наступила та точка невозврата, которая меняет жизнь на «до» и «после», а может, в большинстве случаев, и вовсе обрывает ее.

***

– Привет, Майя.

Если бы я был зверем, то определенно смог бы услышать, как сильно колотится ее жалкое сердце, как страх завладевает каждой клеточкой ее тела. Но не нужно иметь супер силу, чтобы прочитать по ее глазам, что она боится меня и старается при этом делать вид, будто рада меня видеть.

– Денис. – Тихо произносит она, сквозь робкую улыбку. – Как ты здесь…?

– Оказался?

Я смотрю на ее суетливые движения тела и улыбаюсь, делая вид, будто я и сам очень сильно соскучился по старой подруге, которую не видел лет сто.

– Да, не ожидала тебя увидеть здесь. Мы давно не разговаривали.

Майя держится за лямку своего рюкзака, как будто это единственное, что может спасти ее.

– Ты чем-то обеспокоена? – надеваю на лицо очередную маску, отражающую искреннюю озабоченность.

– Нет, – мямлит девушка. – Я…я просто неважно себя чувствую.

Совсем не умеет врать.

– Что-то случилось? Я могу чем-то помочь тебе? – делаю шаг вперед, приближаясь к Майе.

Она растерянно смотрит себе под ноги, не двигается с места. Неужели убить девчонку будет еще легче, чем ее брата?

– Нет, Денис, спасибо, – прокусывает губу, и я вижу, как на ней выступает алая капелька крови. – Мне просто нужно домой.

– Ты не пойдешь домой. – Говорю я.

Майя испуганно поднимает на меня свои большие зеленые глаза. Глаза жертвы, знающей, что ее конец уже близок.

– Почему?

– У меня для тебя кое-что есть. И ты должна посмотреть на это, немедленно.

Девушка сжимает руки в кулаки, продолжая смотреть мне в глаза. На этот раз я замечаю в них проблески злости и упорства. Хочет побороться со мной, как и ее брат?

– Посмотреть на что?

– Это касается смерти Димы. Я все эти дни пытался отыскать хоть что-то, что могло бы привести нас к его убийце. И, кажется, у меня получилось. – Обрадованно улыбаюсь, как будто сам верю в то, что говорю.

Что бы Майя ни поняла, после посещения Ярославы, она все равно слишком наивна, чтобы поверить в то, что лучший друг ее брата – убийца. А по девушке видно, как внутри нее идет борьба за истину или самообман: верить или не верить. Мои последние слова перевесили чашу весов на сторону «против». Я вселил в нее надежду на то, что ее любимого брата убил кто-то другой.

– Пойдем со мной. Документы в моей машине. – Указываю рукой налево от меня. – Скоро убийца заплатит по счетам.

– Ты уверен? Что нашел убийцу? – голос девушки дрожит, будто она вот-вот расплачется.

Киваю, направляюсь в сторону машины, зная, что Майя пойдет за мной. Если бы она могла видеть мое лицо, то заметила бы на нем самую довольную, коварную улыбку. Улыбку хищника.

На этот раз обхожусь без джентльменских жестов и сразу иду к двери водительского сиденья. Майя сама садится рядом и захлопывает за собой дверь. Несколько долгих секунд мы молчим.

Как просто.

– На самом деле, Майя, – делаю выразительную паузу, глядя прямо перед собой, – я всегда знал, кто убил твоего брата.

Девушка не успевает вскрикнуть. Я слишком быстро ударяю ее в висок гаечным ключом, все это время находившимся у меня под рукой.

Бросаю ключ на заднее сидение, не отрывая взгляда от откинувшейся набок головы Майи и струйки крови, которая медленно вытекает из ее виска. Нервно стучу пальцами по рулю, оглядываюсь по сторонам в надежде на то, что, как и в прошлый раз, никто не видел, что я совершил.

Убедившись, что никого нет поблизости, я завожу мотор и трогаюсь с места.

Мне нужна помощь: пора звонить своей сестренке.