Текст книги "Я не боюсь"

Автор книги: Вергилия Коулл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Ну я подумала… мы не первый день вместе. А в Джорджтауне слишком много значения придают месту в обществе. Здесь слишком хорошо знают нас обоих, – я перевернулась со спины на живот и заглянула в его лицо. – Так может, сбежим в другой город? Или даже страну? Где никто не будет знать, кто мы и откуда. Мы будем равны. Поженимся…

– Алиша, – Хью резко сел и, потянувшись, затушил сигарету в пепельнице, стоящей на полу у кровати, а затем повернулся ко мне. – Не думаю, что это хорошая идея.

– Но почему? Я же вижу, как тебе неприятно, когда мои родственники и знакомые делают вид, что не замечают тебя! Мы так редко выходим куда-то вдвоем!

– Мне, в самом деле, бывает неприятно, – он ласково погладил меня по волосам. – Но не от этого. Просто не хочется, чтобы кто-то думал, что я пользуюсь тобой, хочу извлечь какую-то выгоду.

– Но какую выгоду ты можешь извлечь? Я еще понимаю, извлечь выгоду, как в случае с моим па, который дружит с мистером Джусом…

– Учитывая, что ты моложе и богаче меня, вполне очевидную.

– Все равно не понимаю, – нахмурилась я.

– И не надо, – Хью снова лег рядом, – я уже подумал за нас двоих. И даже о том, что ты вряд ли выдержишь разлуку с родными.

– Ради тебя я готова на все!

– Ты просто не знаешь, что тебя ожидает! – рассмеялся он.

– И что же?

– Даже если представить на минуту, что я оставлю работу, а хочу сразу сказать тебе, Алиша, что это последнее, что мне придет на ум, то там, в том другом городе, куда мы убежим, я все равно найду другую работу. Ведь нам нужно будет на что-то жить? Ты будешь сидеть в одиночестве и скучать, и рано или поздно тебе осточертеет все вокруг и я в том числе, и ты сбежишь домой.

– Я не буду сидеть в одиночестве. Тоже пойду работать!

– Милая, вряд ли ты хорошо себе представляешь, что значит работать.

– Не разговаривай со мной как с ребенком! – я сделала обиженное лицо: Хью не хотел меня слушать и на каждый мой довод находил другой в противовес. – Ты меня не любишь!

– Ну, ну, – он снова погладил меня по голове. – Покажи мне того, кто в тебя не влюбится, и я скажу ему, что он идиот.

Я ткнула пальцем в грудь Хью, и он снова рассмеялся и сгреб меня в объятья. Я прижалась к нему и закрыла глаза. Ну и пусть он пока не соглашается, но ма часто говорила, что капля камень точит. В конце концов, она же женила на себе па, хоть, как поговаривают, тот поначалу и внимания на нее не обращал. Может быть, если быть понастойчивее, Хью тоже согласится.

– А ты когда-нибудь любил кого-нибудь настолько, чтобы бросить все ради нее? – пробормотала я.

– О, женщины! Откуда у вас такая тяга к самоистязанию?

– Ну скажи! – я замолотила его кулачком по груди.

– Если и любил, то так давно, что уже и сам не помню.

– Прямо хотел все бросить? – я понимала, что хожу по острому лезвию, но уже не могла остановиться.

– Нет. Не бросить. Просто быть рядом день и ночь.

– И чем все закончилось?

– Она уехала.

– Было больно?

– Алиша, – Хью вдруг прошелся ладонью по моей спине и бедру, и внутри все сладко сжалось от предвкушения. – Я не думаю, что здесь подойдет слово «больно». Было неприятно, но все уже позади. Есть ты и я. Вот что важно.

– Ты, правда, так думаешь?

Его пальцы выписывали круги на моей коже, и вдруг мне стало все равно, каким будет ответ. Хью прав. Мы вместе, а остальное неважно.

Глава 6. Хью

– Твой двойной эспрессо.

Оливер протянул мне бумажный стаканчик с логотипом «Старбакс», накрытый белой пластиковой крышкой. Дождавшись пока я возьму его, грузно плюхнулся в кресло. Сдвинув бумаги так, что они частично переместились ко мне, напарник расчистил место для своего стакана. В участке наши столы стояли таким образом, что мы сидели лицом к лицу. Иногда, когда в помещении становилось особенно шумно, только так и можно было расслышать друг друга – наклонившись вперед как можно ближе.

– Спасибо, – произнес я, делая первый глоток. – Завтра моя очередь покупать кофе.

– А то! – Оливер откинулся на спинку кресла и тоже отхлебнул свой напиток. Зажав стаканчик большим и средним пальцем, он ткнул в меня указательным. – Твой с двойным сахаром, между прочим.

В его голосе сквозила легкая зависть. Я всегда пил очень крепкий и очень сладкий кофе, просто потому, что не мог с утра взбодриться иным образом. Оливер же страдал диабетом, и поэтому жена строго следила за его рационом. Единственным послаблением был капучино с сахарозаменителем. Я прекрасно понимал напарника: стоило сделать лишь глоток подобной дряни, чтобы начать завидовать тем, кто ее не пьет.

– Может, разок и себе возьмешь такой же, как у меня? – посочувствовал я.

– Нет, что ты! Лейси мне потом весь мозг вынесет. Буду представлять, что это виски с колой, – рассмеялся Оливер в ответ.

– Кстати, как жена?

– Отлично! Вчера забрал их с малышкой домой, – он потянулся и нажал на кнопку включения компьютера. – Не поверишь, всегда хотел сына, но стоило взять дочь на руки…

Оливер осекся и замолчал. Его глаза заблестели. Я поспешно отвел взгляд, чтобы не ставить напарника в неловкое положение.

– В общем, это не объяснить, – продолжил он. – Чтобы понять, надо просто стать отцом.

Я многозначительно хмыкнул. На этом тема отцовства была исчерпана. Некоторое время мы молча пили кофе, размышляя каждый о своем.

– Ну, а у тебя что нового? – Произнес, наконец, Оливер, точным броском отправив пустой стаканчик в корзину для мусора, стоявшую в углу.

– Да все ломаю голову над этим трупом из тоннеля.

– Миссис Бишоп?

– Она самая. Знаешь, что интересно? Это убийство не с целью ограбления: все деньги и украшения обнаружены при ней. Ее никто не насиловал. Зачем ее было так распинать?

Оливер задумчиво постучал пальцами по столу.

– Может извращенец просто получал удовольствие?

– Тогда он бы выбрал одинокую девушку, а не женщину, гуляющую с мужем в парке. К чему такие сложности? Лишний свидетель. И тело бы оставил там же, на скамье. Зачем было волочь ее в тоннель? Насаживать на кол и выставлять, как пугало на огороде?

– Газы. Ты же сам выдвигал такую версию.

– Да, но мы просили проверить предположение, и в воздухе примесей не обнаружено. Зато обнаружено кое-что другое…

Взгляд Оливера скользнул поверх моего плеча, и я невольно обернулся. В дверях показался Джус. Фамилия необыкновенно ему подходила. Краснолицый толстый коротышка на тонких ногах, он походил на апельсин, затянутый в костюм и украшенный галстуком. А обильная потливость, из-за которой начальник то и дело утирал капли со лба, была предметом шуток о том, что «наш фрукт дает сок».

Джус просканировал взглядом помещение от еле вращающегося вентилятора под потолком до ботинок стажера, примостившегося за угловым столом с кипой бумаг. Затем быстрыми шагами начальник направился к нам с Оливером.

– Тоддлер! Дениэлс! – рявкнул он. – Хватит прохлаждаться, как девицы на курорте! Берите свои задницы и тащите их в комнату для допросов. Там дело по вашей части.

– По последнему трупу из тоннеля? Свидетель? – удивился я.

Джус вытаращил на меня глазищи.

– Свидетель, не свидетель, это уж ты разберись, детектив. Но еще одно похищение на том же месте должно тебя заинтересовать, не так ли?

– Да, сэр, – ответил за меня Оливер.

Поглазев на нас еще несколько секунд, Джус круто развернулся и с такой же удивительной для своей комплекции стремительностью покинул помещение. Я перевел компьютер в спящий режим и собирался подняться, когда напарник жестом остановил меня.

– Погоди, ты не закончил. Так что там обнаружено?

Я опустился обратно в кресло.

– Обнаружена ДНК.

– Есть совпадения по базе?

– В том-то и дело, – я замялся, подбирая слова. – Это не совсем человеческая ДНК.

У Оливера отвисла челюсть.

– Что значит: не совсем человеческая?

– Мне сказали… межвидовая. Как помесь человека и животного. В лаборатории считают, что образец просто испорчен, и результату не стоит доверять. Но еще следы. Тело не резали. Его рвали, как рвет когтями крупный зверь. Медведь, например.

– Твою ж… – выругался Оливер. – У нас в Центральном парке бродит медведь?

– Черт его знает, кто там бродит, Олли, – я потер лоб. – Честно говоря, два дня почти не спал, все пытался свести концы с концами. Даже мужа жертвы, этого мистера Бишопа, пытался прилепить к делу.

– У него алиби, – напомнил напарник.

– Сомнительное алиби, учитывая, что никто не видел, что произошло, а сам он якобы лежал без сознания. Если это был медведь… черт с ним, давай представим, что это на самом деле был медведь. Так вот, почему медведь так выборочно поступил? Убил одного и оглушил другого? Бред!

– Н-да, – согласился Оливер. – Похоже, стоит нанести еще визит Бишопу? Его в «дурку», кстати, не забрали?

– Не забрали, мы же не звонили туда. Только… – я прочистил горло, подбирая слова.

– Только, что? – насторожился напарник.

– Только я уже нанес ему визит.

– Без меня?! – Оливер выглядел так, будто увидел, как я превращаюсь в Деву Марию.

– Черт, Олли, – растерялся я, – у тебя рожала жена. Не мог же я взять и выдернуть тебя из больницы. Тем более, сам был ни в чем не уверен. Просто хотел еще раз расспросить нашего лунатика.

– И что он тебе сказал? – лицо напарника слегка смягчилось.

Я вспомнил, как долго стоял перед дверью Бишопа в подъезде, пропахшем средством для натирания полов и кошачьей мочой, как жал без конца на кнопку дверного звонка, оглядывался по сторонам, пытаясь понять, не наблюдает ли за мной в глазок кто-либо из соседей по лестничной клетке.

– Ничего, – наконец, ответил я. – Его не было. Судя по всему, минимум сутки: на столе протухла еда.

– Погоди, – Оливер побелел, и на этот раз, пожалуй, от злости. – Ты проник в квартиру? Без ордера?

– Да дверь хлипкая. Один удар ногой. Почти и шума не было.

На самом деле, шума было предостаточно, звук гулко разнесся по всему подъезду, но так как никто не вышел, моя совесть на этом успокоилась.

– Ты мог остаться без значка за такое, – судя по лицу, в напарнике боролись негодование и любопытство. – Было хоть из-за чего рисковать?

– Оказалось, что нет. Ничего, что хоть отдаленно можно было притянуть, как орудие убийства. У него в прихожей оленьи рога висели, обратил внимание прошлый раз? Я думал, может, какие еще охотничьи трофеи найду, что-то, похожее на когти… нет, все чисто. То есть, просто грязно.

Оливер растянул губы в улыбке, но взгляд его оставался холодным.

– А ты не думаешь, Хью, что эта белая штука в тоннеле, которую мы видели… ну помнишь, которая…

На моем столе оглушительно затрезвонил телефон, и мы оба вздрогнули.

– Тоддлер! – заорал Джус в трубку, как только я ее поднял. – Тебе почтовым голубем приглашение с вензелями послать?

Я молча положил трубку и взглянул на напарника.

– Надо идти, Джус в бешенстве. И давай версию с подземным привидением оставим на тот случай, когда все остальные рассыплются в прах. Тебе самому не смешно?

– Нет, – Оливер поднялся и застегнул пуговицу пиджака. – Это-то и пугает.

…В комнате для допросов царила прохлада. Помещение было маленьким, и здесь работал кондиционер. Войдя, я украдкой бросил взгляд на большое зеркало в стене: за ним находилась смежная комната, где в качестве наблюдателя остался Оливер. За прямоугольным металлическим столом, нахохлившись и прижавшись друг к другу, сидели женщина в возрасте и подросток. Мальчишка явно был подавлен и напуган, а его спутница вытирала заплаканные глаза платком и всхлипывала. Оба слишком непохожие, чтобы быть матерью и сыном. Парень рыжий и вихрастый, в растянутой майке – я сам был таким, когда учился в школе. Женщина аккуратно одетая и причесанная, но словно преждевременно поседевшая…

Присев напротив, я представился, и она без лишних слов сразу же открыла сумочку, лежавшую на коленях, и выложила на стол фотографию.

– Кейт, моя дочь, – дрожащими губами пробормотала женщина.

Я взял в руки фото. Девочка, изображенная на нем, показалась мне еще школьницей. Пожалуй, не старше парня, пришедшего с ее матерью. Она стояла на фоне какого-то дома и по-детски открыто улыбалась.

– Что случилось? – спросил я, возвращая снимок.

– Она… пропала… – женщина снова зарыдала, прижав к глазам платок.

Я сочувственно молчал. Всегда тяжело, когда лицом к лицу приходится сталкиваться с чужим горем. Хочется отпрянуть, отгородиться от него, как от заразной болезни. В то же время невозможно не помочь, не утешить эту боль, если в тебе осталось хоть что-то человеческое. Особенно тяжело, когда понимаешь, что вся надежда только на тебя. Поднявшись, я отошел в угол к емкости с водой, набрал полстакана и принес безутешной матери. Та взяла его, но пить не смогла: слишком тряслись руки.

– Давайте, я расскажу, – подал голос парень, пока женщина пыталась успокоиться.

– Ну, давай, – перевел я на него взгляд, мысленно радуясь, что парень оказался довольно вменяемым, а значит можно было надеяться на полезные сведения. – Как зовут?

– Дилан.

– Это друг Кейт, – подала голос мать пропавшей. – И ведь говорила же я ей: не ходи одна, особенно в парке! Знаешь же, как там неспокойно! Только с Диланом ее отпускала. Хороший мальчик, надежный…

Парень залился краской до кончиков слегка оттопыренных ушей и опустил голову.

– Как она пропала, Дилан? – спросил я.

– Мы договорились встретиться у памятника основателям, который у входа в парк. Но меня задержали на тренировке. У нас скоро встреча с командой университета, а тренеру не нравится мой бросок, – парень покачал головой. – В общем, я задержался на полчаса… ну ладно, может на час. Кейт дождалась меня, но была ужасно рассержена. Мы поссорились.

Он с опаской покосился на женщину. Понятно, переживает, как та отреагирует, что кто-то может орать на ее дочь. Или что ее дочь может орать на кого-то. Кто знает, как у них там вышло. Женщина скомкала в руках платок и удивленно воззрилась на парня.

– Что дальше? – напомнил я.

– Мы были на аллее, которая ведет от входа влево. Она тупиковая, и там обычно можно спокойно поговорить, – Дилан покусал губу и умолк снова.

Я тут же почувствовал неладное. Парень что-то недоговаривал.

– Что такое? Ты разозлился и стукнул ее?

– Нет! – он вскинул на меня взгляд испуганных глаз.

– Она убежала?

– Нет, – его голос упал почти до шепота. – Там появилось… привидение.

В мыслях тут же мелькнуло воспоминание о белой фигуре из тоннеля, но я усилием воли отогнал его.

– Что за привидение?

Парень побледнел так, что мог слиться со стенкой.

– Она сидела на дереве… женщина… одета как привидение.

– А как одеваются привидения, а то я немного не в курсе?

Дилан посмотрел на меня, как на идиота.

– Вы что, не смотрите «телик»? То ли платье, то ли рубашка до колен. Оборванная. Длинные белые волосы. У нее глаза страшные. Как у кошки или змеи. Желтые с узкими зрачками.

Я сглотнул. Это не могло быть правдой. Если бы не та странная фигура из тоннеля, и не бредни Бишопа, который тоже что-то нес про женщину с белыми волосами, я бы уже разнес версию парня в пух и прах. Но что-то внутри подсказывало, что стоит прислушаться.

– Кейт тоже увидела ее, – продолжил Дилан, – и завизжала, я чуть не оглох. Даже испугаться не успел. Привидение спрыгнуло, цапнуло Кейт и куда-то утащило.

– Как утащило?!

– Через кусты.

– Давно?

Дилан растерянно посмотрел на свою спутницу.

– Я сразу к миссис Смит бросился, а потом мы побежали сюда.

Я вскочил, со скрежетом отодвинув стул и, подойдя к зеркалу, постучал в него. Успел заметить в отражении, как удивленно застыли свидетели, но дверь уже приоткрылась. Оливер, тоже слегка бледный, поманил меня в коридор.

– Ты все слышал? – мрачно поинтересовался я, когда мы вышли.

– Это белая штука, Хью… Клянусь головой, это оно!

– Уже склонен с тобой согласиться. Надо срочно отправиться на место. Может быть, девчонка еще где-то там. Живая…

– Я подумал так же, – кивнул Оливер, – и уже сделал пару звонков. Парк прочесывает патруль и группа добровольцев, оказавшихся неподалеку.

– Надо заглянуть в люк. Ты помнишь? Аллея, про которую говорит мальчишка, не так далеко.

Оливер открыл рот, но ответить не успел. В его кармане раздалась трель мобильного телефона. Он сделал мне знак молчать, и вынул трубку. Я ловил каждое слово, пытаясь вникнуть в разговор.

– Дениэлс. Где? О, черт! – Оливер круто развернулся вокруг себя и взъерошил волосы свободной рукой. – Кто? Как выглядит? Мигом в участок!

– Ну что? – не выдержал я, наблюдая, как напарник нажимает кнопку отбоя и несколько секунд задумчиво смотрит на экран телефона.

Оливер нахмурился.

– У нас еще один труп. Люк, тут ты был прав. На том же месте. А возле люка задержали подозрительного субъекта. И, судя по описанию, это наш мистер Бишоп.

Глава 7. Дженни

Иногда в жизни наступает такой момент, когда кажется, что идешь ко дну. Все обстоятельства складываются против тебя, закручиваются в водоворот, который засасывает так сильно, что лучшим выходом из него видится только смерть. Для меня такой момент наступил незадолго до того, как исполнилось семнадцать.

Я почувствовала, что почва уходит из-под ног, когда за мной приехал медицинский фургон, а отец и Сара прятали глаза, наблюдая, как меня уводят. Никто не объяснял, надолго ли это, и что будет дальше. Я не хотела сдаваться и плыть по течению, барахталась, сопротивлялась, но добилась только того, что меня привязали к койке. Уколы. Мысли о Хью в редкие минуты проблеска сознания. Как он там? Что ему сказали обо мне? Еще вчера мы почти до рассвета бродили по городу, не в силах расстаться, даже чтобы отдохнуть и выспаться, а сегодня я с ним не попрощалась. Об отце старалась не думать. Почему-то больнее всего, когда предают близкие.

Толстая неопрятная санитарка приходила, чтобы покормить меня с ложечки. Когда я начинала выплевывать еду, протестуя против того, что со мной делают, она, размахнувшись, ударяла меня ложкой по щеке, потом аккуратно собирала с подбородка кашу и заправляла обратно в рот. Представьте, что вы кричите без остановки. Крик выматывает вас, уже саднит в горле и звенит в ушах. Но только криком вы можете доказать самому себе, что еще живы. Почти месяц после оформления в лечебницу я ни с кем не разговаривала. Просто потому, что мысленно исходила криком и не могла остановиться. Когда тонешь, кажется, что самое страшное – конец – наступит, когда достигнешь дна. На самом деле, самое страшное – это бесконечно тонуть. А вот достигнув дна, есть шанс хорошенько оттолкнуться ногами…

Своего дна я достигла примерно через полгода нахождения в лечебнице. За плечами остался курс шоковой терапии. Говорили, что мне не помогает. К тому времени я уже привыкла, что в моем присутствии обо мне говорят так, как будто меня здесь нет. Больше не выплевывала еду, не видела смысла кому-то что-то доказывать. Привыкла к ночному санитару, который, убедившись, что все спят, приходил и ложился на меня. Нет, он не пытался залезть под пижаму, снять белье. Просто постанывал, двигался и терся, а я смотрела в потолок. Всего пять минут, и лучше полежать тихо, чем извиваться и брыкаться, пытаясь освободить привязанные руки и ноги.

Отметив «положительную динамику» в поведении, меня, наконец, развязали и разрешили есть самостоятельно. Правда, под наблюдением санитарки.

В тот день, сделав над собой усилие, я разговорилась с ней, выпросила автоматическую заколку, чтобы убрать отросшие волосы в прическу. Как ни странно, она отдала мне свою. Видимо, привыкла ко мне за долгое время. Я ликовала – острым краем заколки можно было попытаться проткнуть себе горло. В жизни появилась цель.

Едва санитарка собрала посуду, как дверь в палату открылась, и вошли двое. Одним из них оказался мой лечащий врач, другого я видела впервые. По возрасту мужчина вряд ли был старше моего отца. Белесые волосы, не разобрать, то ли такие светлые, то ли просто седые. Светлые, почти прозрачные глаза. Его костюм из дорогой ткани и уверенная манера держаться сразу заинтересовали меня. Лечебница была открыта для посещений родственниками, но за полгода никто так и не приехал. А тут такой визитер.

– Вот, мистер Дружеч, – заговорил врач, делая санитарке знак удалиться. – Тоже из поступивших недавно. Историю болезни я вам давал вместе с остальными.

– Благодарю, – у незнакомца был приятный тембр голоса. – Не оставите нас ненадолго?

Врач кивнул и выскользнул за дверь, а мужчина пододвинул ближе в кровати металлический стул и уселся. Он бросил несколько папок, которые держал в руках, прямо на пол рядом с собой и подался вперед.

– Бедная девочка, – произнес незнакомец, пристально разглядывая всю меня, – что же они с тобой сделали?

Я угрюмо молчала. Последние полгода жизни научили меня не доверять никому. А ведь стоило научиться этому гораздо раньше, еще когда выяснилось, что мою мать убили, а отец так и не стал подавать заявление в полицию.

– Ты знаешь свой диагноз? – спросил мужчина.

– Я – сумасшедшая.

– Ты рассуждаешь вполне здраво, – усмехнулся он. – Почему тебя посчитали сумасшедшей?

– Я вижу и могу вызывать духов мертвых, разговариваю каждую ночь с дьяволом. Иногда ко мне спускаются ангелы, и мы поем псалмы.

Неожиданно незнакомец громко расхохотался. Он хлопнул себя по колену и откинулся назад. Успокоившись, мужчина вытер слезы и посмотрел на меня с еще большим интересом.

– Никто не может видеть духов мертвых, и ты это знаешь! Я уж не говорю про дьявола и ангелов, которых не существует!

Конечно, он был прав, но мне не хотелось давать повод думать, что любой желающий может вот так просто начать лезть в душу.

– Да? Тогда почему за вашей спиной, мистер, стоят две мертвые женщины и показывают вам средний палец? – огрызнулась я.

Его лицо моментально стало серьезным.

– Ну ладно, пошутили и будет. Твоя история болезни, – он указал на одну из папок, – полная «липа», и я только что в этом убедился. Подозреваю, что мы с тобой очень похожи. Я прекрасно чувствую сейчас твою боль, горечь перенесенного предательства и отчаяние. А тебя просто никто не научил управлять чувствами.

Впервые кто-то понял, что творилось у меня внутри, и я растерялась.

– Хм, почему же я не ощущаю ваших чувств?

– Потому что я ничего не чувствую, – серьезно ответил мужчина.

Я сосредоточилась и попыталась нащупать его эмоции, но наткнулась на холодную пустоту. Вот это да! Впервые мне встретился человек, умеющий собой управлять.

– Как… как вам это удалось?

– Хочешь научиться так же?

– Конечно!

– Тогда для начала мне надо вытащить тебя отсюда.

– И как вы это сделаете? – удивилась я. – Разрешение может подписать только мой отец. А он вряд ли согласится, раз сам отправил меня сюда…

– Я тебя куплю, – спокойно ответил мужчина.

– …я тебе куплю?

– Что? – вздрогнула я.

Отец удивленно посмотрел на меня. Мы сидели в его кабинете: всего каких-то полчаса назад я требовала уединиться, чтобы серьезно поговорить. Когда-то мне запрещалось входить сюда, и теперь я с любопытством разглядывала полки с книгами, поднимающиеся до самого потолка. На полу лежал толстый ковер, скрадывающий шаги. Большие напольные часы мерно отстукивали время.

– Я спросил, раз уж ты решила остаться, может купим тебе автомобиль? Ты о чем-то замечталась и не слышала?

Если я и мечтала последние годы, то только о том, что найду убийцу матери, поэтому в ответ на неуклюжую шутку отца только скривилась. Не хотелось принимать от него ничего, но, с другой стороны, как еще он мог искупить десять лет жизни, потерянные мной по его вине?

– То, что я пока вынужденно остаюсь, еще не значит, что ты можешь управлять моей жизнью. Если хочешь, дай денег, а я сама разберусь, на что их потратить.

– Я не хотел управлять, детка, – он поднял руки в примирительном жесте, – просто сделать приятный подарок.

– Откупиться? – с презрением бросила я, и отец переменился в лице.

Ему было больно. Но от угрызений совести мне удалось отмахнуться. Никто не знает, какую боль испытала я, так какая разница, что там он чувствует?

– Ты даже не спросил, каково мне приходилось в лечебнице все это время, – укорила его я.

Отец удивленно взглянул на меня, затем поднялся, отошел к бару, установленному в углу между книжных полок, наполнил два стакана виски «на два пальца» и, держа их, вернулся обратно. Я молча приняла предложенный напиток.

– Я знал, что у тебя все хорошо, – пожал отец плечами, снова усаживаясь в кресло. – Каждый месяц мне приходил счет из лечебницы с перечнем услуг, которые тебе оказывались. Как думаешь, кто оплачивал твои сеансы иппотерапии, занятия в бассейне, индивидуальное меню? Я старался, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Доктор Монтгомери присылал мне фото твоей спальни, фото сада, где тебе были разрешены прогулки, писал, какие книги и фильмы ты предпочитаешь. Поверь, Дженни, я не скупился на твое содержание.

Я чуть не выронила стакан и поспешила поднести его к губам и сделать глоток.

– А тебе не приходила в голову мысль, хоть раз приехать лично и увидеть и ту спальню, и сад, и… меня?

Отец опустил голову, а когда вновь поднял ее, его взгляд стал виноватым.

– Я не мог. Навалилось очень много работы, «Джорджтаун-кэпитал» разваливался на части, нужно было продавать акции, искать инвестиции и новых партнеров. Я платил сумасшедшие деньги за твое лечение, содержал Сару и девочек. Хорошо, что Джон Чедвик меня поддержал. Единственный, кого до сих пор считаю другом. Надеялся, что ты поймешь. Тем более, Монтгомери писал, что посещения тебе противопоказаны из-за неустойчивой психики.

Я поперхнулась виски и закашлялась.

– Ну хоть «Джим Бим» для тебя оказался слишком крепким, – заметил отец. – Не узнаю свою девочку. Ты спокойно пьешь спиртное. В нашей семье женщины так не делают. А кто научил тебя курить?

– Ты его… – прохрипела я, пытаясь совладать с кашлем, – не знаешь. И вряд ли я хочу… чтобы знал.

– Кто-то из пациентов? – насторожился отец, но тут же сам махнул рукой. – Ладно, не отвечай. Чувствую, Монтгомери баловал тебя и давал слишком много свободы.

– Да уж, – хмыкнула я.

– Как вам это удалось? – пробормотала я, когда загадочный мистер Дружеч усадил меня в электромобиль и тронулся с места, оставляя позади мрачные стены психиатрической лечебницы.

– В нашем мире все продается и все покупается, – ответил он, и только сейчас в его речи стал заметен легкий акцент.

– Вы не шутили, когда говорили, что купите меня?

– Нет, не шутил. Монтгомери и я давние партнеры. Он продает, я покупаю. Цена фиксирована, условия сделки давно проверены временем.

Только теперь до меня стал доходить смысл его слов. Незнакомый мужчина утверждает, что купил меня у главврача. Автомобиль движется по шоссе в неизвестном направлении. Внутри шевельнулось нехорошее предчувствие. Вот так и попадают в рабство.

– Не бойся, – тут же отреагировал Дружеч.

Он оставался спокоен и лишен эмоций, но мои эмоции считывал по-прежнему прекрасно.

– Тогда объясните, зачем я вам понадобилась, и куда мы едем.

– Ты когда-нибудь подбирала кошку со сломанной лапой на улице? – он смотрел на дорогу и даже не повернулся ко мне. – Или сбитую машиной, но еще живую собаку? Ты знаешь, девочка, что такое милосердие?

Я покачала головой. Ничего такого.

– Монтгомери никогда не продает кого-то, если не уверен, что не появятся родственники. Ему не нужны проблемы. Он легко продал тебя, а это значит, что ты никому не интересна в этом мире. Никто не научил тебя справляться с собственной сущностью, предпочтя списать, как сумасшедшую. Я соврал тебе, сказав, что ничего не чувствую. Мне всегда хочется плакать, когда езжу по лечебницам и вижу таких, как ты. Вот, что такое милосердие.

Я нахмурилась, затем усмехнулась.

– И вы думаете, что я в это поверю? В доброго дядю, который решил спасти меня? Я же не вчера родилась! Учтите, спать с вами я не буду! Если это не устраивает, лучше сразу верните обратно.

Мистер Дружеч на секунду оторвал взгляд от дороги. Я почувствовала и прочла в его взгляде жалость.

– Тебе понравится в моем поместье, – произнес он. – Там много зелени и воздуха. И безопасно. Спать со мной не надо. Спать надо только с тем, кого любишь. Но таким, как мы с тобой, лучше не любить. Считай это первым уроком.

Я покосилась на него.

– И где это ваше поместье?

– В Румынии. Можешь взять из бардачка свой новый паспорт. И держись крепче, дальше идет скоростное шоссе, и нам нельзя опоздать на самолет.

Сама не знаю, почему я тогда поверила ему. Может быть, от того, что чувствовала его искренность. А может, потому, что нащупала, наконец-то, дно и поняла, что перестала тонуть. Оставалось лишь хорошенько оттолкнуться…

…Едва я вышла из кабинета отца, как ко мне вихрем в облаке бирюзового платья подлетела Сара.

– Дженни, неужели это правда? Ты остаешься? – возбужденно защебетала она, схватив и сжав мои пальцы.

– Да, – я аккуратно высвободилась из ее хватки и еле поборола желание вытереть руки о штаны.

– Я собираюсь устроить званый вечер в твою честь! – Сара тут же поднесла указательный палец к моим губам, предвосхищая готовое вырваться возражение. – И не спорь. Благотворительный вечер. Будут только наши друзья и несколько знакомых. Передадим средства в фонд помощи детям-сиротам. Познакомлю тебя с парой очаровательных молодых людей. – Она потрясла в воздухе сжатыми кулачками в знак восторга. – Тебе давно пора занять незаслуженно потерянное место в обществе.

Я устало посмотрела на нее. Чрезмерная эйфория, подкрепленная капелькой актерского таланта. Кто-то из нас двоих сейчас походил на не в меру радостную пятилетнюю девочку. И это точно была не я.

– Пожалуй, откажусь. Веселитесь без меня.

– Нет. Нет! – Сара снова схватила мои руки. – Нельзя. Скандал! Будут деловые партнеры отца.

– И мистер Чедвик?

– Обязательно! O! Он друг нашей семьи, – она подозрительно прищурилась. – А почему ты им так заинтересовалась? Он женат, придет с супругой…

– Не в этом смысле! – поспешила заверить ее я. – Просто хочу получше познакомиться.

– Ага, – Сара с пониманием кивнула. – Ну, тогда поедем по магазинам?

– Это еще зачем?

– Как зачем? – растерялась мачеха. – А платье? А украшения? А косметика? Этот вид, – она красноречиво оглядела меня с ног до головы, – не совсем подходит.

Я закатила глаза и вздохнула.

– Хорошо. Куплю себе платье. Сама. Отец дал кредитку.

Сара огорченно потупилась.

– Ты стала другой, Дженни. Холодной. Неужели забыла, как мы вместе ходили по магазинам, когда тебе было четырнадцать? Ты всегда доверяла моему вкусу.

– С тех пор много воды утекло, – я довольно невежливо оттеснила мачеху плечом и направилась в свою спальню, с трудом сдерживая улыбку.

Крупная рыба сама плыла в руки. Черт меня побери, если не прижму на этом вечере Чедвика к стенке! И тогда он сполна ответит мне за мать.