Текст книги "Ключ Берсена (СИ)"
Автор книги: Вера Клеменская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Энди незамедлительно перевоплотился в благовоспитанного юношу, провожающего девицу до порога. Я с любезной улыбкой поблагодарила за открытую передо мной дверь и шагнула в коридор, где мэтресса Фишт уже вовсю стучала в дверь пятьсот третьей. Мы пошли к моей пятьсот седьмой настолько неспешно, насколько уж получалось.
Дверь перед мэтрессой приоткрылась. Анна, изо всех сил жуя что-то сильно мятное, попыталась было выйти в коридор, чтобы побеседовать с преподавательницей там, пока остальные прятали улики, но не тут-то было. Мэтресса Фишт вмиг разгадала этот нехитрый манёвр, змеёй скользнула мимо Анны и распахнула дверь комнаты.
Мы с Энди успели увидеть Грэга, лихорадочно оглядывающегося в поисках куда бы спрятать две полупустых бутылки с красноватой жидкостью, фирменной настойкой госпожи Марвин, надо полагать, и торчащий из-под кровати зад, кажется, Оливера. Где-то за пределами видимости испуганно ахнула Хелена, соседка Анны.
– Так, – ядовито-ласково заговорила мэтресса, тоже успевшая насладиться зрелищем. – И чем это вы тут занимаетесь?
– А-а… а-алхимией, – дрожащим голосом выдавила Анна.
– Да неужели? – усомнилась мэтресса, улыбаясь так нежно, что мороз по коже продирал. – И что за зелье дегустируете?
– Успокоительное, – нахально заявил Грэг, пряча бутылки за спину. – Девушки, знаете ли, были так шокированы случившимся…
Я решила, что задерживаться больше не стоит и пошла к своей комнате. Не хватало ещё попасть мэтрессе под горячую руку. А после того, что только что отмочил тут Грэг, рука у неё будет очень горячей. И разбираться, кто тут виноват, а кто вообще мимо проходил по своим делам, она с большой вероятностью не станет.
– И правда, – убийственно сладко пропела за моей спиной мэтресса, – после такого десятком капель точно не обойдёшься, стаканами надо пить.
Упомянутые стаканы горестно зазвенели. Хотя может, это были бутылки. Или то и другое вместе. Я взялась за ручку своей двери в сладкой надежде, что Лика не заперлась. Ключ я не захватила, а стучать сейчас, напоминая мэтрессе Фишт о себе, не стоило.
Мне повезло, дверь оказалась не заперта. Энди сегодня тоже улыбнулась удача: мэтресса решила произвести расследование, суд и казнь непосредственно на месте преступления, потому вошла в комнату. Анна по стеночке скользнула следом, и дверь за ними закрылась.
– Я пойду, – тихо сказал Энди.
– Иди скорее, – посоветовала я. – И если Джонни, упаси боги, решил воспользоваться твоим отсутствием в комнате и…
– Точно, – безрадостно согласился Энди, разворачиваясь на каблуках и удаляясь почти бегом.
Войдя в комнату, я торопливо повернула ключ в замке. Просто на всякий случай. Если мэтресса, разобравшись с нашими соседками, пойдёт искать безобразия дальше, и за незапертую дверь можно будет нагоняй отхватить. Очевидно же: раз не заперлись, значит, кого-то ждали. И разумеется, с целью согрешить против правил, порядка и нравственности.
– Что, – спросила Лика, не отрываясь от книги, – попались наши развесёлые соседки?
– Разумеется, – фыркнула я, снимая туфли и убирая шаль в шкаф. – Не представляю, на что они надеялись.
– На то, что эта вампирша не устоит перед искушением отведать свежей крови сыщиков, – усмехнулась соседка, наконец-то отложив книгу. – И не сможет оторваться довольно долго. Что это у тебя?
– Марципан, – ответила я, расшнуровав платье и с наслаждением потянувшись. – Будешь?
– Давай одну, – согласилась Лика. – Диеты диетами, но надо иногда себя и баловать. А собственного Энди у меня пока нет.
– Будет ещё, – оптимистично заявила я, подходя и протягивая открытую коробку.
– Это вряд ли, – искренне ответила соседка. – Твой Энди – он такой один. Кстати, а тебе не приходило в голову, что он может несколько иначе смотреть на ваши отношения? Ну, в смысле ждать, когда ты повзрослеешь, заметишь, поймёшь…
– Знаешь, приходило, – ответила я после небольшой паузы, убрав коробку в свою тумбочку.
– И что? – нетерпеливо поинтересовалась Лика.
– И оказалось, это не так, – отрезала я.
Вдаваться в подробности я не собиралась. Нет, не из опасений, что если расскажу, завтра же их будет смаковать вся Академия. Лика весьма твёрдо придерживалась правила не сплетничать о близких, в число которых я, будучи соседкой, входила. Просто кое-что должно оставаться сугубо личным.
Отучившись здесь первый семестр и приехав домой на зимние каникулы, я как раз и задумалась именно об этом. Натолкнула меня на такие мысли мама, заведя очередной осторожный разговор. Тогда я и решила, что она, возможно, с высоты своих возраста и жизненного опыта видит что-то, чего я по молодости и наивности не замечаю.
Перед самым Новым Годом мы с Энди, Ленни и Олафом – почти всей нашей детской бандой – собрались в таверне у Йорана. Давно не виделись, успели соскучиться, вот и засели в отдельном кабинете наверху, совсем уже по-взрослому. И само это уже стало первым признаком того, что всё изменилось.
Нет, мы очень весело и здорово провели вечер. Но именно тогда я со всей очевидностью поняла – детство закончилось. Мы будем улыбаться друг другу, встретившись на улице, мы будем иногда собираться и смеяться над общими воспоминаниями за стаканом пунша, мы останемся друзьями. Такими, к которым обратишься за помощью и сам всегда поможешь в трудную минуту. Но прежней открытости и душевной близости между нами уже не будет. Только между мной и Энди она и осталась.
Это почти окончательно убедило меня в маминой правоте. И вот когда Ленни и Олаф ушли, и мы остались вдвоём, я решила проверить её теорию. Самым простым и очевидным способом. Я попросту взяла и поцеловала Энди.
Между прочим, я очень даже здраво, как мне тогда казалось, оценивала возможные последствия этого поступка. Я не любила Энди иначе чем как друга, даже скорее брата, но если для него всё по-другому… где я найду кого-то лучше? Любовь переоценивают. Страсть пылает ярко, но жизнь лучше строить на фундаменте более надёжном, чем оставшийся от неё пепел. А от нашей с Энди дружбы веяло именно такой надёжностью.
Но когда я сделала то, что сделала, я немного усомнилась в переоценённости любви. Первый практический опыт в поцелуях вызвал у меня много эмоций, причём совсем не тех, которых я теоретически ожидала. Не было никакого восторга прикосновения к сокровенному, запретному, потому притягательному. Было только чувство неправильности и лживости происходящего. Очень, надо сказать, неприятное.
Не знаю даже, кто из нас закончил этот фарс первым, но заговорили мы точно хором, и об одном. О том, что не хотим потерять другого, но и обманывать тоже не можем. Было ужасно неловко, а потом, когда эту неловкость поспешно запили, ужасно смешно. И от вина, и от облегчения. Из таверны мы вышли теми, кем всегда были и будем – лучшими друзьями.
Лика не полезла ко мне с расспросами, и я была ей за это благодарна. Наверное, она потому и знает так много обо всех, что умеет умолкнуть вовремя. До того, как её сочтут назойливой и захотят держаться подальше.
– Не узнала никаких новостей о следователе?
– Нет, – покачала головой я, вынырнув из ворота ночной рубашки. – Чай будешь?
– Если тебе не трудно, – улыбнулась Лика. – Завари ягодный, мне тётя прислала сегодня. Коробка на нижней полке стоит. Да, вот эта.
А мне посылка от родителей сегодня снова не пришла. Ещё ни разу за этот учебный год не приходила, не было и писем. Даже то, что я отправила пять дней назад, осталось без ответа. Причин волноваться вроде бы не было – мне бы сообщили, если бы что-то случилось, а вот обижаться я уже начала. Ведь получается, матери Энди до меня больше дела, чем моей собственной. С чего вдруг такое безразличие к старшей дочери? Никогда раньше со мной так не поступали.
Вообще-то я привыкла к тому, что мир родителей крутился главным образом вокруг Алисы, моей младшей сестры. Идеальной, безупречной Алисы, отличницы, прекрасной художницы, талантливой музыкантши и просто красавицы. Нет, я её не ненавидела, скорее уж наоборот. Родители были так ею заняты, что у них просто не оставалось времени мешать мне жить так, как вздумается. Это ли не причина быть благодарной?
С сестрой мы просто жили в совершенно разных мирах. Миры эти не пересекались, так что мы и не ссорились никогда – нечего нам было делить. Правда, и любить друг друга было тоже не за что. А вот на маму я этим летом обиделась, и сильно. Когда случайно услышала, как она говорила своей сестре, моей тёте Кларе, до чего же несправедливо, что это я ухитрилась отхватить себе наследника Тилмаров. Ведь это Алисе с её манерами и талантами нужно вращаться в высшем обществе, а мне там делать совершенно нечего.
Я многое уступала сестре и никогда не считала себя из-за этого обделённой. Сшить два средненьких платья или одно шикарное для Алисы, а второе, моё, совсем простое? Да и пускай красуется сестричка, которой это нравится. Мне наряды были без надобности, я всегда предпочитала удобство красоте. Деньги есть только на одно украшение? Пусть его получит Алиса, я всё равно никогда не носила и не собираюсь носить ничего, кроме простеньких серебряных серёжек, подаренных когда-то бабушкой. У меня было всё, что я считала нужным. И у меня был Энди. И он совершенно определённо не являлся вещью, которой можно распоряжаться. Потому на маму я обиделась даже не за себя, а за него.
Может быть, я как-то дала ей это понять? Сейчас я задумчиво пила чай маленькими глотками и вспоминала всё, что делала дома и говорила родителям до возвращения в Арсдейр. В памяти хоть убей не всплывало ничего, что могло бы их рассердить или обидеть. Честное слово, этим летом я была примерной девочкой. Даже отдала большую часть заработанного в лавке Эдит, чтобы Алиса могла брать уроки у модного столичного художника. Хотя… нет, кое-что всё-таки случилось.
В конце августа был день рождения отца Энди, дата не круглая, потому отпраздновали её тихо, в узком семейном кругу. И нас тоже пригласили. Точнее, меня и родителей, Алису в приглашении не упомянули, и ей пришлось остаться дома. Боги великие, неужто мама заметила тогда, что я подслушиваю, а потом решила, будто я нарочно попросила госпожу Маргарет не приглашать мою сестру, из ревности или вроде того?!
Ни о чём таком я не просила, разумеется, мне бы и в голову никогда не пришло так поступить. Просто госпожа Маргарет всегда недолюбливала Алису, ещё с тех пор, как мы были детьми. Вот уж кто точно не был бы счастлив, добейся сестричка заслуженного, по мнению мамы, успеха. Причин такого отношения я не знала, и никогда, конечно же, о них не спрашивала – это было бы крайне бестактно и вообще неприемлемо.
– Что с тобой? – спросила Лика. – Опять успокоительного накапать?
– Не надо, спасибо, – вздохнула я, пытаясь изобразить на лице что-нибудь более бодрое или хотя бы менее кислое. – Просто вспомнилось кое-что неприятное.
– С родителями поссорилась?
– С чего ты решила? – спросила я, заранее зная ответ.
– Раньше тебе хоть письмо да присылали каждую среду, – совершенно ожидаемо заметила Лика, пожав плечами. – А в этом году ещё не было писем, ни посылок, ни, видимо, денег. Ты ведь ни разу даже в Глэн не ездила.
И в самом деле, нельзя было этого не заметить. В Глэн я не ездила, потому что после покупки всех необходимых к новому учебному году вещей в кошельке у меня осталось двенадцать лир – ровно на билет в один конец, возвращаться будет уже не на что. Да и какой смысл туда тащиться, если не за покупками? Все полторы тамошних достопримечательности – подлинно древнюю ратушу и памятник королю Ричарду VI, весьма позорную подделку под ту же эпоху – я успела рассмотреть ещё будучи первокурсницей.
Энди намекал, разумеется, что если мне чего-то хочется, стоит только об этом сказать, но крайней нужды я пока ни в чём не испытывала, а он мне всё же друг, не жених, так что злоупотреблять его щедростью я не собиралась.
– Наверное, у родителей трудности с деньгами, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, даже слегка беспечно. – Такое случается иногда. Со временем дела наладятся.
– Наверное, твоя сестричка опять чего-нибудь захотела, – фыркнула Лика. – Даже интересно, чего на этот раз.
– Что, – против воли вырвалось у меня, – и ты её тоже не любишь?
Лика посмотрела на меня очень серьёзно и внимательно. Наклонила голову сначала вправо, потом влево. Потом криво усмехнулась, переведя взгляд куда-то в дальний угол комнаты, и тихо ответила:
– Знаешь, Ди, иногда я тебе просто удивляюсь. Ты ведь умная, гораздо умнее, чем я, это точно, не возражай даже. Но иногда, вот честное слово, бываешь дура дурой. И ещё, большинство людей ты как орешки щёлкаешь, но если кто тебе непонятен, это, видно, навсегда. Не знаю почему, но это так. Алиса твоя мелкая, самовлюблённая и эгоистичная дрянь, это любому мало-мальски здравомыслящему человеку видно без бинокля. Родители её испортили безграничной любовью, и теперь она без зазрения совести пользуется всеми, кем может, хлопая красивыми глазками. Тобой, кстати, тоже. Тем, что ты у нас такая добренькая и почти без всего можешь обойтись.
Я вздохнула, ставя пустую чашку на стол и отворачиваясь. Всё это я и сама прекрасно понимала, тоже мне новость. Никаких иллюзий насчёт Алисы лично у меня давно уже не осталось. Просто мне как-то казалось, что вне дома она не показывает себя с лучшей стороны. И раньше от всех посторонних, за исключением матери Энди, я в её адрес слышала исключительно дифирамбы. Лика так точно впервые за всю нашу совместную жизнь заявила вот такое, повергнув меня буквально в шок.
– Кстати, – продолжила Лика, снова наполнив обе чашки, – а кто ещё кроме меня не любит распрекрасную Алису? Впрочем, открою тебе большой секрет: из моих знакомых её не любит решительно никто. Но всё-таки, о ком говорила ты?
– О госпоже Маргарет, – ответила я и на всякий случай пояснила: – Матери Энди.
– Она мудрая женщина, – с усмешкой кивнула Лика.
Я не слепая, всегда замечала, что восторги соседок и подруг мамы несколько приторны и наигранны, но, честно говоря, предполагала, что на самом деле им просто наплевать, но маму хочется порадовать. Чего там: ей приятно, им нетрудно. Никогда не предполагала, что таким манером они маскировали неприязнь.
– Алисе или завидуют, – продолжила Лика, – или видят, что она по правде собой представляет. И тебе давно пора поставить её на место. Ты такая же дочь своим родителям, и не обязана сидеть без гроша, пока она получает дорогие подарки. Вот скажи мне, в чём ты пойдёшь на Осенний бал?
– Думаю, бал отменят, – буркнула я, загораживаясь чашкой. – Будет траур и всё такое.
– Точно, – заметно огорчилась Лика. – Об этом я не подумала. А ты уверена? В смысле, уже слышала от кого-то или просто предполагаешь?
– Предполагаю, – усмехнулась я, радуясь смене темы разговора, а ещё чувствуя себя слегка отмщённой и потому более уверенной в себе. – Но это будет логично.
– Надо будет выяснить у кого-нибудь. Можно ещё конфетку?
– Что, – рассмеялась я, вставая за коробкой, – раз бала не будет, можно не изводить себя диетами?
– Да уж, – согласилась Лика. – Но от ещё всего одной конфеты в любом случае не случится ничего страшного.
* * *
Народу на завтрак пришло неожиданно много. Обычно студенты предпочитали с утра поспать лишних полчаса, да и традиционные каши, признаться, при всей своей научно доказанной полезности не слишком вдохновляли. Но сегодня в меню помимо овсянки ожидались новости, как раз за этим блюдом и явилось подавляющее большинство присутствующих.
Впрочем меня, как и многих других, уже в дверях столовой начали терзать по этому поводу весьма определённые сомнения. За преподавательским столом в полном одиночестве сидел лорд Маркос, уныло ковыряя ложкой в тарелке. Не было ни мэтра Эмсби, никогда не упускавшего ни единой возможности поесть, ни мэтрессы Ваймет, частенько потчевавшей нас лекциями о пользе правильного завтрака, ни мэтрессы Фишт, от которой как раз следовало ожидать каких-то объявлений. Лика за моей спиной разочарованно вздохнула, но делать было нечего. Раз уж пришли, придётся завтракать.
Овсянка оказалась слегка пересоленной, зато булочки удались на славу. Я съела две, воспользовавшись желанием Лики компенсировать вчерашнее чаепитие с конфетами сегодняшней умеренностью. А лорд Маркос так и печалился над своей кашей, и отчего-то мне подумалось, что это неспроста. Ни разу за всё время учёбы здесь я не видела его на завтраке. И Энди не видел, а он завтрак пропускал нечасто. Так с чего вдруг уважаемый куратор сегодня объявился? Явно ведь не здоровьем своим внезапно озаботился, лекций мэтрессы Ваймет наслушавшись.
Да и в конце концов, какое-то объявление нам должны же были сделать. Вчера мэтресса Фишт так и не сказала, будут ли сегодня занятия, и если будут, то по обычному ли расписанию. Потому народ не расходился, сидел за столами, перешёптываясь и попивая бледный, отдающий горелой морковкой кофе так старательно неспешно, словно это был очень изысканный и дорогой напиток.
Терпение наше вознаградила-таки именно мэтресса Фишт, явившаяся под самый конец завтрака, за четверть часа до начала занятий. Окинув собравшуюся публику суровым взглядом, она прокашлялась, хлопнула пару раз в ладоши, хоть в этом и не было нужды – все и так притихли и навострили уши, едва она вошла, и сообщила, что занятия сегодня будут по обычному расписанию. Кашлянула ещё раз и добавила, что всю дополнительную информацию до нас при необходимости донесут кураторы.
Последняя фраза заставила лорда Маркоса скривиться, словно в очередной ложке каши ему попался кусок свежего лимона. Это было в принципе интересно и вполне примечательно: он, конечно, всегда не любил академическую бюрократию, в частности навязанную ему должность куратора нашего курса, но раньше не делал этого настолько демонстративно. Что же не так с ним и с этим расследованием?
Эту мысль я и обдумывала по пути к аудитории. И во время лекции тоже. Естествознание у нас очень хорошо преподавали в школе, так что мэтр Доллен всё равно едва ли имел шанс рассказать мне что-нибудь новое. К тому же, из всех преподавателей он был почти чемпионом по занудству, далеко превосходя в этом мэтра Варинса и вплотную приближаясь к самой непревзойдённой мэтрессе Фишт. Слушать его с утра было практически гарантированным способом уснуть. И тут же схлопотать за это взыскание, разумеется, потому как и в их раздаче мэтр Доллен тоже стремился покорить заданную досточтимой мэтрессой планку.
Но сегодня мне было, к счастью, не до сна. Я сидела с умным видом, припоминая всё, что когда-либо знала о лорде Маркосе. Знаний этих оказалось прискорбно немного. Пожалуй, за последние несколько дней я выяснила о нём больше, чем за два с лишним предыдущих года.
Во-первых, лорд оказался явно больше, чем просто алхимиком. Тому, что он проделал с замком и люком, алхимиков попросту не учат – смысла нет. На эту специальность идут в основном те, кому подобное вообще не под силу. Хотя, разумеется, каждый волен изучать то, что больше нравится. Странен ли такой выбор? Для того, кто нуждается в профессии, приносящей стабильный, пусть и не самый большой доход – ничуть. А для богатого лорда, вовсе не нуждающегося в заработках? Ну, подобный персонаж может позволить себе вообще любой каприз: хоть алхимию выбрать, хоть даже и астрологию.
Всё это было по-своему примечательно, и даже, возможно, заслуживало обдумывания, но нынешние поступки лорда Маркоса были куда занятнее, чем выбранная им уже давно специальность. Почему мы Энди избежали взыскания за прогулку в неурочное время, а главное, за нахальное враньё о цели этой самой прогулки? Почему на семинаре он был столь лоялен к просчётам и ошибкам, которых раньше не прощал? Наконец, почему он вдруг перестал скрывать своё раздражение совершенно обычным поведением мэтрессы Фишт? Всё это для него не то чтобы нетипично – удивительно.
И что самое интересное, лорд Маркос ведь начал вести себя странно ещё до того, как убили мэтра Осберта. Чем была накануне этого ужасного события настолько занята его голова, что нам не перепало абсолютно заслуженного наказания? Неужели он знал что-то уже тогда? А может, и вообще замешан.
Мысль эта меня откровенно пугала. Ведь если дело обстоит именно так, лорд мог и догадаться, что мы с Энди лазали на чердак. И заподозрить, что мы могли там что-нибудь обнаружить. Но оставался весьма серьёзный вопрос: что же нам за это будет?
Страх мой был естественным, но бесполезным. Чем терзаться им попусту, лучше всё хорошенько обдумать. Итак, кто-то совершил преступление. Искать нужно того, кому оно выгодно. Это, можно сказать, главный принцип любого расследования. Найдёшь мотив – и многое, может даже и всё встанет на свои места.
Если лорд Маркос причастен, какой у него может быть мотив? Зачем ему тайком проводить на чердаке какой-то ритуал или убивать мэтра Осберта? Да зачем угодно! Нуждается ли он, скажем, в деньгах? Если верить «Вечернему курьеру», где врали, вообще-то, весьма нечасто, он единственный наследник более чем солидного состояния. К тому же помолвлен с племянницей герцога Вейсбена, за которой, по сведениям того же «Курьера», дают сто пятьдесят тысяч флоринов.
Мэтр Доллен сердито постучал стилом по столу. Опомнившись, я уставилась на него, пытаясь начать выглядеть заинтересованной, но преподавательское негодование оказалось адресовано не мне, а бессовестно задремавшему прямо на первой парте Питеру. И всё же не стоило, пожалуй, пялиться в окно с настолько отсутствующим видом, этак и до меня дойдёт очередь, причём с неплохой перспективой угодить под горячую руку.
Итак, что мы имеем? Богатого лорда с богатой невестой. Такой едва ли пойдёт ради денег на преступление. Если, конечно, в карты не проиграется в пух и прах. Это, между прочим, вполне себе версия, но как я смогу её проверить? Пожалуй, никак. Потому история с невестой выглядит более перспективной.
Про их помолвку мама читала, когда я ещё в школе училась, то есть, лет пять назад. Но свадьба не состоялась по сей день, и не было никаких слухов о подготовке к ней. Во всяком случае, Лика ничего такого не упоминала, а уж она едва ли упустила бы столь примечательную новость. И какой из этого вывод? Да, собственно, никакого. Может, лорд не торопится жениться, может, леди не спешит замуж. Выяснить всё равно ведь не получится.
И вообще, если уж вдуматься толком, я несколько лет игнорировала один самый главный вопрос: что вообще такой человек, как лорд Маркос, позабыл в Арсдейре? В смысле, ради чего отказался от столичных возможностей и удовольствий и обосновался в здешней глуши.
Скажем, лорда Гарса сюда сослал отец, за неумеренную тягу к азартным играм. В надежде, что будучи постоянно занятым, к тому же вдали от большинства соблазнов, сынок повзрослеет и поумнеет с меньшим ущербом для семейного состояния. Леди Бренис, наследство которой просадил за теми же злополучными картами покойный муж, преподаванием зарабатывала себе на жизнь. В столице, разумеется, она получала бы больше, но зато тут у неё не было почти никаких расходов, так что в сумме получалось даже выгоднее. Лорд Давирс, наш уважаемый ректор, тоже не был настолько богат, чтобы позволить себе праздную жизнь. И, что не менее важно, был недостаточно знатен, чтобы всерьёз надеяться заполучить столь же высокий пост в столице.
Словом, с этой компанией аристократов всё было вполне очевидно. Но вопрос о том, почему же лорд Маркос предпочёл Арсдейр, повисал в воздухе. Ему-то столица могла предложить куда больше возможностей для карьеры и занятий наукой, не говоря уже о бытовом комфорте. Может ли быть так, что он как раз искал тут что-то? Или строил планы, которые в здешней глуши осуществить проще, чем в суете столицы? Скажем, по проведению какого-нибудь опасного запрещённого ритуала.
Такую версию можно было считать вполне возможной. И она отлично объясняла если не всё, то очень многое. Выходит, мы имеем первого вероятного подозреваемого. И теперь неплохо бы ещё хоть как-то приблизиться к пониманию того, был ли мэтр Осберт его невинной жертвой или сообщником. И, разумеется, есть ли у лорда ещё другие сообщники, живые и, следовательно, опасные для рискнувших сунуть нос в их дела.
На этой моей не слишком радостной мысли лекция и завершилась. И мне как-то расхотелось покидать аудиторию. Точнее сказать, расхотелось идти на лекцию к лорду Маркосу. Потому пошла я туда, как на эшафот. Эмоции требовали пересидеть следующие полтора часа где-нибудь в библиотеке, лишь бы не встречаться с Маркосом. Разум, правда, напоминал, что никакого смысла в этом нет. Во-первых, вечно прятаться я не смогу, разве что брошу учёбу совсем, а это не вариант. Во-вторых, именно бегство моё может указать негодяю на исходящую от меня угрозу: ведь раз прячусь, значит боюсь, а раз боюсь – значит, что-то знаю. А если не боюсь и не прячусь… поди ещё пойми, смелость тому причиной или неведение.
Пока что у Маркоса нет никаких причин подозревать, что я в чём-то его подозреваю. В Арсдейре я вела себя в основном хорошо. В смысле, если и нарушала какие-то правила, то не попадалась на этом. Ладно, почти не попадалась. Но едва ли лорд Гарс кому-то рассказал, как поймал меня у двери комнаты беглого преподавателя. Будь так, история точно дошла бы до мэтрессы Фишт, и неприятности образовались бы у нас обоих. А та встреча на лестнице и вовсе ни о чём не говорила: вся академия считает нас с Энди парочкой, чего тут удивляться, что мы где-то уединялись вечерком? И, что самое важное, я никому ещё ничего не говорила о нашей находке, Энди тоже будет держать язык за зубами, так что нам ничего не угрожает. Пока, во всяком случае.
Мысли эти помогли в ожидании лорда изобразить на лице вполне безмятежное выражение. Энди тоже выглядел спокойным, впрочем, как и всегда. И лекция началась совершенно обыкновенным образом. Казалось даже, что ничего вообще и не случилось. До того момента, как посреди занятия кто-то весьма настойчиво постучал в дверь.
Обычно заявляться к лорду Маркосу во время лекций не рисковал никто. Даже мэтресса Фишт, в принципе имевшая полное право приходить на любые занятия и делать объявления студентам и преподавателям когда сочтёт нужным, всегда скромно дожидалась у дверей и входила только после слов лорда о том, что лекция закончена. Потому постучать сейчас мог только один человек – следователь.
Лорд Маркос, умолкнув на середине фразы, выразительно посмотрел на Грэга, сидевшего ближе всех к дверям. Тот немедленно – кажется, нагоняй от мэтрессы Фишт благотворно сказался на его умственных способностях – вскочил и впустил посетителя в аудиторию. Я оказалась права, это оказался именно следователь, молодой. И, разумеется, один, без начальника.
– Простите, что отвлекаю, – начал он прямо с порога. – Но вы, надеюсь, понимаете…
– Разумеется, я понимаю, – ледяным тоном перебил его лорд Маркос. – Но хотел бы, чтобы вы отняли у нас по возможности меньше времени. Так что переходите сразу к сути дела.
– Как скажете, – кивнул следователь. – Я хочу побеседовать с несколькими студентами. Могу я сделать это сейчас?
Я была уверена, что Маркос ответит отказом. В самом деле, для такой беседы можно найти время и после занятий, мы отсюда никуда не денемся, а след преступника за несколько лишних часов сегодня едва ли остынет сильнее, чем уже и так успел. Но лорд меня удивил.
– Пожалуйста, – кивнул он.
– Благодарю, – с явным облегчением чуть поклонился следователь. – С вашего позволения, начнём с госпожи Майи Адли.
Майя, бледнее собственного кружевного воротничка, встала, но тут же пошатнулась и опустилась обратно на стул. Сидевшая рядом Хелена спешно сунула ей под нос флакон с нюхательной солью. Лорд Маркос недовольно поморщился и заметил:
– Пожалуй, вам лучше начать с госпожи Бентон. У неё нервы, кажется, покрепче.
– Хорошо, – с готовностью согласился следователь, тоже явно не горевший желанием возиться с излишне трепетной девой.
Глава 3
В лаборатории нас было трое: я, следователь и его папка, уже не пустая, но пока весьма худенькая. Что в ней хранилось, я не видела, сверху лежал чистый лист, предназначенный, очевидно, для записи моих показаний. Правда, я не совсем понимала, что нового от меня надеются сейчас услышать.
Следователь был действительно молод, возможно, даже немного чересчур. С виду я дала бы ему лет около тридцати, самое большее – тридцать два, хотя скорее всё же двадцать восемь. И его, пожалуй, можно было назвать симпатичным: чуть выше среднего роста, худощавый, хорошо сложенный, с тёмными, почти чёрными волосами, аккуратно подстриженными в подобающей государственному служащему манере, и правильными чертами лица. Высокий лоб и точёные скулы придавали ему строгости, а чуть приподнятый кончик носа, небольшой упрямый подбородок и яркие карие глаза делали живым и обаятельным. Словом, не лорд Гарс, конечно, но очень даже ничего такой.
– Я инспектор Генри Кинан, – вежливо представился следователь, почувствовав, что молчание излишне затянулось, и вытащил из нагрудного кармана изящное серебряное стило. – А вы, полагаю, Диана Бентон.
– Она самая, – кивнула я.
– Мне сообщили, что это вы обнаружили тело.
– Не совсем, – выдержав небольшую паузу, покачала головой я. – Тело обнаружил лорд Маркос, когда открыл люк на чердак. А мы с Майей Адли первыми заметили кровь.
– Каким образом?
– Разминались перед занятием, – пожала плечами я. – Играли в мяч. В конце концов оказались под люком, на нас и капнуло. Как-то так.
– Что-нибудь показалось вам странным? – поинтересовался следователь, почесав стилом кончик носа.
– Кроме трупа преподавателя на чердаке? – невесело усмехнулась я.
И всё же вопрос следователя заставил меня призадуматься. Теперь, когда эмоции несколько улеглись, этих самых странностей на ум пришло немало. Для начала кровь. Заметили мы её потому что она просачивалась в щели и капала на пол. Вполне нормальное поведение лужи жидкости. Но почему же когда люк открылся, она не потекла вниз неторопливо, кучей мелких ручейков, как ей бы по всей логике следовало, а выплеснулась вся разом, словно там, наверху, кто-то ведро опрокинул?
Вообще-то с полгода назад я как раз читала о штуке, которая вполне такое объясняла. В учебнике магической криминалистики. Порой преступники, не желая, чтобы тело по запаху обнаружили соседи или собаки какие-нибудь, упаковывают его в магический кокон. Способ, разумеется, не без недостатков. Ароматы не привлекают ненужного внимания, да, зато и улики сохраняются дольше – кокон этот не стазис-капсула, конечно, но тоже, так скажем, консервирует содержимое. К тому же, при таком большом размере он довольно сложен в исполнении и мало когда получается действительно устойчивым. Видно, здесь так и вышло: сначала просто протёк, а уж потом, когда лорд Маркос ломал замок и открывал люк, окончательно разрушился. Тогда-то кровь и хлынула нам на головы вся разом.
