Текст книги "Пора Познакомиться. Книга 2. Молодость (СИ)"
Автор книги: Вера Гончарук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
-Так Инна Нагировна, вы пока отдохните, оперировать будет Ирина Петровна, а вы, -обернулся он к студентам, -шагом марш за мной, в мой кабинет, у меня для вас есть дело поважнее.
И он увёл за собой всех студентов, под громкие возмущённые вскрики доктора Ким.
Но ничего не сделаешь, распоряжения заведттующего принято исполнять. Сам процесс описывать не буду. Делали всё тогда без уколов, без азота, на живую, так что удовольствие малое и единственное, что помню, это очень ласковые руки врача.
А потом, когда уже вставала на ступеньки приставленные к креслу, то загремела вниз, потеряв сознание. Пришла в себя уже в палате, на кровати, почему-то дышащей через кислородную подушку.
А все смотрели на меня, как смотрят на покойника, вернувшегося с того света.
Вечером я уже поднялась и вышла в коридор, где села у окна и уставилась в окно невидящим взором на больничный парк.
Здесь меня и увидел Владимир Николаевич.
Уже все разошлись на ночной сон, а я всё сидела. Он сегодня дежурил и с ним мальчик -интерн. Зная мою историю и понимая состояние, он подошёл, взял меня за руку и сказал, пошли, строгим,властным тоном.
Он привёл меня в свой кабинет, где сидел парень-интерн и распорядился:– Андрюш, быстро на кухню, организуй чайник кипяточка. Андрюша точно обернулся быстро и принёс кипяток. Они заварили свой чай, потом налили в кружки и мне тоже, плеснув туда примерно грамм 40 коньяка.
– Вот это для восстановления крови, -сказал он, велев мне пить чай.
Всю ночь я просидела в этом кабинете, они играли в шахматы, развлекая меня анекдотами и медицинскими случаями, лишь бы я не уходила в себя.
Естественно, когда я утром пришла в палату, в глазах соседок я была уже не просто блатной, а чуть ли не любовницей заведующего. Бабы во всём мире одинаковы, не знают, так домыслят и разубеждать их в чём-либо бесполезно, да я и не стала бы.
После обхода, тех, кто пролежал более трёх дней уже назначили на выписку. Совершенно неожиданно он назначил на выписку и меня, сказав, что у меня всё благополучно и мне будет легче и лучше дома, чем в больничных стенах, тем более он на двое суток уходит .
Естественно эти слова утвердили женщин в их мнении ещё больше. Единственное условие, которое мне поставили при выписке, не поднимать никаких тяжестей, по возможности лежать и через три дня показаться в консультацию. Я обещала всё исполнить и слово сдержала.
Дома целых десять дней я лежала потом в полной прострации, почти непрерывно курила и размышляла, что мне делать. Было пусто в душе и оттого, что я убила ребёнка и оттого, что я теперь одна без средств, без профессии, между небом и землёй . Даже на дочку я реагировала вяло, через силу.
А тем временем мама сходила на заводе в профком и выбила для Ирочки путёвку в детский садик. Садик-то был заводской. Теперь он находился не там, куда ходила я. Он переехал недалеко от нас, на Советскую улицу, возле Питомника. Назывался детсад Солнышко, а заведовала им по-прежнему, изрядно постаревшая, но всё такая же живая и энергичная, Клавдия Петровна.
Ко мне пришла, Верина соседка, из дома рядом, Таня и позвала меня идти с ней, устраиваться на работу, на телефонный узел, телефонисткой. Я согласилась, нужно же было начинать где-то работать. Таня только в этом году окончила школу и хотела идти работать, только телефонисткой.
Мы сходили с ней в узел связи, получили направление на медобследование. Здесь нужно было пройти только одного лора. Нужно было проверить слух и горло, голосовые связки. При проверке меня забраковали.
Голос у меня был громкий и я не поняла, почему не подхожу, но Лор врач объяснила, что дело не в громкости голоса а в крепости связок, а у меня они слабые и я могу легко сорвать голос, к тому же мне нельзя работать с гарнитурой, уши , барабанная перепонка, тоже слабая, а там постоянная нагрузка.
Я расстроилась, что придётся искать другую работу, но Лор-врач сказала, вы же можете пойти телеграфисткой, руки же у вас нормальные.
Так мы и сделали. Таню взяли ученицей телефонистки , а меня телеграфистки. Вот так я нашла работу всей своей жизни.
Через неделю я впервые повела дочку в садик. Очень переживали обе и мама и я. Мама уже хотела взять отпуск на работе, чтобы если возникнут осложнения, сидеть первые дни с ребёнком после обеда дома, но осложнений не возникло, словно дочка понимала всё.
Когда мы пришли в садик, там одновременно переодевались и другие дети. Иришка внимательно посмотрела на всех и сказала мне '"пачут". Да, плачут,– ответила я. -Посмотрим, будешь ли ты плакать-заметила воспитательница. Она очень внимательно посмотрела на неё и так же серьёзно ответила «нет». Потом я поставила её на пол, взяла за ручку и повела к двери в группу.
Воспитательница стояла в проёме. Иришка ручкой подвинула её юбку и заглянула в группу, где уже играли несколько детей. С совершенно счастливым видом она обернулась ко мне и выдохнула: « игушки». Вырвала ручку из моей руки и побежала в группу к игрушкам. Всё. Больше ей никто и ничто не были нужны. И ни одного раза она в саду, ни по дороге в него, ни там не плакала. Её нет было твёрдым.
Глава 17 Освоение профессии.
А я пошла на телеграф и приступила к обучению профессии. Вместо трёх положенных месяцев, я освоила печатание за полтора и скоро встала на работу в смену. Правда первое место моей работы было на телефоне. Нужно было по телефону принять телеграмму у работников деревенских отделений связи, записать её, потом набить на аппарате на перфоленту и отдать на передачу в Москву.
Оттуда с Центрального телеграфа все телеграммы также передавались в нужные пункты. Работа на простом телефоне не равнялась работе с гарнитурой, поэтому ни связкам, ни ушам вреда не приносила.
Я работаю на Центральном телеграфе Серпухова. Когда ещё школьницей я подрабатывала на разноске телеграмм, то телеграф находился в тесном помещении, совместно с почтой.
Там был тёмный зал, где сидели телеграфистки и ещё более тёмная маленькая комнатка экспедиции, где давали телеграммы на разноску. Тогда доставщики вынуждены были заходить в этот загон, иначе его не назовёшь по одному, а ждать в общем зале для клиентов.
Теперь телеграф расположен в отдельном здании, построенном в сквере, за междугородным телефонным узлом, по улице Чехова.
Здание телефонного узла на углу площади Ленина, старое, дореволюционное и там на втором, третьем и четвёртом этажах сидят телефонистки. Доступа посторонним туда нет, только по пропускам.
Внизу отдельно зал для междугородних переговоров и приёма телеграмм от населения, а в отдельной комнате телеграфистка передающая телеграммы непосредственно в главный центр. Оттуда они пойдут на передачу в Москву. Так что приём телеграмм расположен в другом месте, чем сам телеграф,а именно в зале междугородки.
Приёмщицы телеграмм на самом телеграфе бывают только в дни выдачи зарплаты, в остальное время они как бы отдельно ото всех, а вот телеграфистки меняются.
Вообще работа устроена так, чтобы не было монотонности: работа на телефоне, работа на расклейке, работа на приёме с аппаратов из отделений, работа на Москву, работа на передаче с пункта приёма. Все передвигаются по графику. Таким образом достигается охват всех сфер работы и повышается квалификация.
Работа мне очень нравится, как и коллектив.
Я всегда легко сходилась с людьми и здесь тоже быстро вписалась в коллектив. По части общения у меня характер лёгкий, что помогало преодолевать внутреннюю зажатость и неуверенность, которую я пыталась ещё подстраховать внешней бравадой и желанием быть нужной. Но это шло с детства. Страх быть отторгнутой не проходил.
Я очень быстро нашла применение своим оформительским возможностям. Нужно было оформлять стенд информации или листки событий, я всегда вызывалась это сделать и выполняла.
На стене в комнате доставщиков, теперь достаточно просторной, висел от руки нарисованный план улиц. Я вызвалась оформить его как следует и справилась с задачей дома в свободное время. Скоро там красовался чётко оформленный план с нумерацией домов и обозначением ближайших подходов, сказалась школа дедушки и наблюдение за его работой.
Что-то я помнила из своей ранней работы, а что-то пришлось пройти своими ногами, гуляя с дочкой, для того чтобы потом правильно отобразить,ведь город менялся. Это было отличным подспорьем для доставщиков.
Ну не умела я не совать нос во все дела. Да и до сих пор не научилась, хотя тысячу раз зарекалась, но если вижу, что могу ,что-то сделать, тут же взвалю себе на плечи.
После телефона меня посадили на экспедицию, чтобы я научилась правильно распределять маршруты доставки телеграмм. Обычно доставщики норовили сами подобрать себе ходку, но как и свойственно человеку, стремились выбрать себе более лёгкий и удобный маршрут, а соседу спихнуть то, что похуже, поэтому на телеграфе распределял ходки экспедитор, чтобы нагрузка ложилась на всех поровну и работа выполнялась в положенные сроки.
Вот этой премудрости на экспедиции и обучали, помимо этого нужно было отслеживать контрольные сроки,л проверять заполнение расписок. Частенько случалось, что доставщики опускали телеграмму в почтовые ящики, чтобы не делать повторных заходов, а расписку заполняли своей рукой.
Это могло привести и к утрате телеграммы или к несвоевременной доставке, когда сообщение теряет смысл. Правда было тогда и много рутинной ненужной переписки, наподобие дешёвых писем-телеграмм, в которых не содержалось важных сведений. На них сроки доставки не распространялись, они шли нагрузкой, но всё равно отслеживать их доставку было необходимо.
Находились и такие доставщики, что норовили их просто выбросить, а потом возникали жалобы и скандалы. Так что работа была ответственной и приучила сходу различать почерк других людей и выявлять подделки. Этот навык очень пригодился мне в дальнейшем, когда я работала контролёром на почте.
Но приучил он и к другому умению, подлаживаться под чужой почерк, когда нужно было исправить банальную ошибку, ведь контролировавшие всю работу, придирались к каждому знаку, а человек допустивший ошибку не всегда был под рукой и приходилось исправлять самим.
Вот такой двоякий опыт, с одной стороны контроль с другой желание избежать наказания за чью-то ошибку. Так что в принципе нас приучали системой к двойной морали.
Особенные нагрузки в работе выпадали на праздники, тут уж мы работали в жуткой запарке, попу посадить некогда. Работа трёхсменная, но мне, в силу моих заболеваний нервной системы пришлось работать в ночные смены недолго, так как попросту мне становилось плохо и работник из меня выходил никакой.
В связи с этим на передачу на Москву меня сажать перестали и перевели на работу в две смены. Третьей освоенной операцией стала расклейка. Трудное я вам скажу занятие и не безвредное для рук.
В то время ещё не выпускалось клеевой ленты, а клеянки наполнялись не водой, как позднее, а разведённым клеем. Разводили порошок в больших бидонах, а из них за смену раз пять нальёшь клеянку. Клей брызжет во все стороны при повороте колеса, постоянно приходится вытирать стол тряпкой.
Перед тобой лежит гора бланков: собственно телеграммы, поздравительные художественные открытки разных серий, соответственно с разным рисунком, срочные, правительственные, метео, шторм, молнии, транзитные, это для передачи в отделения или в деревни.
Ты должен прочесть адрес поступающей телеграммы и особые отметки переговор, срочная, перевод и т.д. и соответственно этому выбрать нужный бланк и на него расклеить ленту, смоченную клеем.
После расклейки надлежит удалить излишки клея и пресс-папье загладить ленту, чтобы она прилипла равномерно. В зависимости от места назначения, ты должен одновременно вставить в бланк перфоленту, если это транзитная или особая телеграмма.
Перфоленту научили читать с тем, чтобы не путать с другими. На местные телеграммы перфолента не вставляется, а срывается и отбрасывается в корзину. Внимание особенно повышенное, ошибки не допускаются, иначе потом перерывать всю корзину в поисках нужной, а уборщица периодически очищает корзину и аврал, если что-то пропало и нужно запрашивать у ЦТ (центрального телеграфа) Москвы дубликат.
За это штрафуют деньгами. При зарплате в 65 рублей, можно остаться без штанов.
Руки от такой работы болят, кожа сильно воспаляется, работать в перчатках нельзя, теряется чувствительность, так как они тут же пропитываются клеем, а резиновые тогда были такого качества, что не приведи Господи. Хорошо что теперь работают на компьютерах и все эти муторные операции забыты.
Помимо этого, если поступили телеграммы категории метео, молния, шторм, вся работа телеграфа сосредотачивается на них. Ты кричишь на весь зал, перекрывая громкий стрёкот аппаратов о поступлении. Все бросают свою работу и повисают на соответствующих спецтелефонах.
Всё нужно сообщить в сжатые сроки для одних пять минут, для других до трёх. Обработать, сообщить , вставить перфоленту и запечатать в конверты. За сообщением приедут из нужных органов и заберут. Знать содержание нам не положено, оно зашифровано.
Одна девочка полюбопытствовала и запустила перфоленту другим концом. Прочесть она успела немного, но сесть в тюрьму ухитрилась надолго, на целых пять лет. Более ни у кого желания поумничать не возникало. А девчонку было очень жаль.
Узнали о её провинности легко, при прогоне через дешифратор, перфоратор оставляет дополнительные, почти невидимые глазу насечки, а по времени поступления вычислить смену и человека оказалось делом лёгким.
В ночную смену передачу и расклейку проводила одна работница, так как передачи более пятидесяти за ночь не проходило, и то при условии ,что не успели передать вечерние, а так штук десять, а на расклейке тоже до ста примерно телеграмм, так что одна управлялась.
Ещё один работник на экспедиции и ещё один на отделениях только до 12 и с 7 до восьми был занят, остальное время мог поспать. Три отделения связи в городе были большие работали с населением до 22 ,а потом до 12 сгоняли остатки и открывались с 7 часов. Остальные работали с 8-18 так что основная нагрузка на телеграфе была в дневную смену.
Здесь же над нами в одном здании располагался коммутатор,уже автоматизированный– АТС. Телефонов к этому времени стало больше и новый коммутатор этому способствовал. Он был расположен на двух верхних этажах, но доступа туда у нас тоже не было.
Его работников мы видели только внизу в общем коридоре,при проходе в буфет или туалет, а также когда выбегали курить на лестницу. Там, как и у нас механики, работали преимущественно мужчины. Иногда и романы и браки возникали из таких знакомств.
Следующее место освоения работы пунширование. Это когда тебе со всех сторон накладывают от руки записанные сообщения, а ты сидишь и набиваешь их на перфоленту, опять таки для передачи основному работнику на Московский аппарат.
Это работа относительно спокойная, тебя особенно не торопят, не напрягают и она эпизодическая, если вышли из строя аппараты в каком-то отделении, то тебе подвозят или диктуют на телефон.
Следующая работа на обслуживании отделений, снабжённых телеграфными аппаратами. В трёх из них по три аппарата в остальных по два. Один передающий, один принимающий. У тебя четыре аппарата, на каждом из которых прикреплено два отделения связи и тумблер переключатель.
В зависимости от того, какая лампочка загорелась включаешь отделение и принимаешь от них работу. В то время, как начинает поступать работа на три аппарата, ты на четвёртом передаёшь телеграммы адресованные в это отделение. И так весь день ,приём начат, передача закончена, время и подпись работавших телеграфистов.
Перфолента заправляется в бланк, для передачи на Москву, бланки переданных отмечаются временем датой и подписью, а также номером отделения, куда отправлено. Лента отработанная сматывается в громадные бобины ,заклеивается контрольной биркой с датой и складывается на стол начальника для последующей проверки и контроля за качеством работы.
Присесть сами понимаете тоже не удаётся, крутишься, как белка в колесе. И всё равно находится время на шутки, разрядку и прочее. Молодость остаётся молодостью.
Особенное внимание уделяется правильной передаче названий городов, в частности содержащих имя Ленина или Сталина, за неверную интерпретацию пусть даже по ошибке, грозит теперь уже не срок, но потеря работы как минимум. К примеру за ошибку в слове Ленинград, ЛЕНИНГАД, в войну телеграфистка получила срок десять лет. Нам это постоянно напоминали.
Глава 18 Новые подруги. Новый опыт.
В это время я наиболее близко схожусь с несколькими девчонками. Одну я знаю ещё со школы, с двумя другими мне по пути домой, и ещё с одной нам просто приятно общаться.
Но словно злой рок преследует меня, наша начальник телеграфа постоянно предупреждает девочек от общения со мной помимо работы. В том плане, что я разведённая женщина, а значит хорошему не научу. Почему такое предвзятое представление обо мне, как о порченном продукте, мне непонятно, ведь я не даю для этого повода, но общая мораль, что разведённая, синоним развратная видимо держится крепко.
Хотя девчонки продолжают со мной дружить и общаться. Иринку теперь приходится водить на сутки, из-за моих смен по графику и маминых по неделям. Но не постоянно. Если удачно выпадает, то я беру её из садика в свои утренние смены не оставляя ночевать, а мама также, когда у неё утренняя неделя, то девочку берёт ежедневно.
Так что Иришка больше дома, чем в саду.
Кстати с посещением детсада у неё уменьшилось количество заболеваний, только если общие инфекционные, когда объявляется карантин. А простудных на порядок меньше. Видимо жизнь на болотах в сырости сказывается.
С этим же периодом связано для меня некое новое открытие моего положения в глазах других людей, в том числе тех, от кого я этого никак не ждала.
Я уже была замужем, жила с мужчиной, но во многих понятиях осталась той же невинной до безобразия и несведущей.
Моя наивность была разбита в одночасье.
Мой любимый, не в смысле любви, а в смысле отношения как к уважаемому, авторитетному для меня человеку, одноклассник дал мне новый урок и преподнёс кусочек нового опыта.
Венька Кадкин, назовём его так, в просторечии просто Веник, ещё в бытность мою с Виталькой, когда я затащила мужа на вечер встречи одноклассников, первый с окончания школы, он проходил 23 февраля, через пять дней после моей свадьбы, тогда сказал моему мужу:– Это для тебя она Сычёва, а для нас навсегда останется нашей Веркой Чистяковой.
Помнится Виталька тогда немного надулся, но я разубедила его, что злится не за что, что я с ними училась под этой фамилией, поэтому привычка называть меня так, осталась.
И вот однажды ,идя с работы с вечерней смены, я встретила Веника. Для меня он, мой ровесник был всегда тем не менее, как старший брат. Его мнением я дорожила, к его словам прислушивалась, ему доверяла безупречно.
Сейчас он учился в Москве в институте Истории Архитектуры. Он всегда очень любил живопись и архитектуру и всегда мечтал связать свою профессию с этой работой. Кстати музей в Сергиевом Посаде, музей в Серпухове и восстановление монастырских и церковных памятников во многом его заслуга.
Так что свою мечту он воплотил в жизнь.
Сейчас, когда мы с ним встретились, мы очень обрадовались друг другу, нам было о чём поговорить. Я кратко ответила на его вопрос о своей жизни, что осталась одна с дочкой, не вдаваясь в подробности. Мне не хотелось теребить недавнюю боль и тем более взваливать свои проблемы на кого-то. Мне более интересно было послушать его.
Он много и увлечённо рассказывал о том, что уже усвоил и узнал нового. Это было вечером в пятницу, сентябрьским днём. Он как раз приехал домой на выходные, оттого мы и встретились. Веник забегал к Славику, на Водонапорную и сейчас возвращался домой.
Частично нам было по пути. Он жил на улице Горького. Мне нужно было по этой улице свернуть налево, чтобы идти к себе домой, а ему направо.
Когда мы поравнялись с поворотом, и я собиралась распрощаться, Веник вдруг хлопнул себя ладонью по лбу "чёрт, чуть не забыл, Верка, зайдём ко мне, когда ещё увидимся, к тому же дождь начинается, заодно и переждёшь. Я привёз такие классные альбомы репродукций посмотришь, ты же любишь живопись".
Я, конечно же ,радостно согласилась, не ждала же я от него никакого подвоха.
Подобные приглашения не казались мне какими-то неприличными, мы же знали друг друга с детства.
Придя к нему, мы первым делом прошли на кухню, дома была сестра Веника Софочка, на два года моложе его, такая же высокая стройная, светловолосая, как и он. У них обоих резкие глубокие чётко прописанные черты лица, что придавало несколько более взрослый вид, в отличие от моих несколько, по-детски припухлых черт. Рядом с ними я смотрелась наивным ребёнком.
Мы вместе попили чаю с домашними печеньями и потом Веник позвал меня в комнату, смотреть альбомы. Я попросила минутку подождать и нырнула в туалет. Так и есть, дела нагрянули. Я привела себя в порядок и прошла в комнату, где Веник разложил на кровати альбомы, приглашая меня присесть.
Сесть , кроме кровати было негде, комната очень маленькая, а единственный стул и стол завалены книгами и учебниками.
Я села, он устроился рядом и стал показывать мне репродукции , придвигаясь постепенно всё ближе и склоняясь всё ниже.
В конце концов до меня дошло не совсем ловкое положение, в котором я нахожусь и я попыталась встать, но он прижал меня и попытался повалить на кровать. Тут до меня дошло окончательно и я ехидным тоном сказала ему «зря стараешься, у меня дела».
" Тогда какого чёрта ты ко мне согласилась идти?"– зло и грубо спросил он-. Такого, что думала ты действительно о репродукциях речь ведёшь, мог бы сказать прямо и ответ получил бы сразу".
В общем я собралась и ушла. Он из приличия вызывался меня проводить, но я гордо отказалась:
–Не заблужусь и никого не боюсь в своём городе, дойду без коварных провожатых.
Выходя из подъезда, я столкнулась с его мамой, она возвращалась с работы, поздоровалась и пошла дальше.
Я шла и думала, вот тебе дура за всю твою наивность, ты теперь для мужиков просто доступный объект, значит права начальник.
Женщина разведённая просто лёгкая добыча для мужчин, объект притязаний, мол ей утешение и ласка нужны, а тут и мы подвернёмся. Было гадко, мерзко, обидно, словно меня облили помоями или вываляли в дерьме.
Мне всего двадцатый год и столько иллюзий рухнуло и столько мути в душе поднялось. Кажется этот момент определил моё дальнейшее вызывающее поведение, которым я просто мстила миру за испохабленные ожидания, за стёртые иллюзии, за открытие глаз.
В середине октября меня перевели на работу в пятое отделение связи. Оно находилось на Ногинке. Так как отделение работало в две смены с 7 до 22, то есть было одним из тех больших отделений, а телеграфистка ушла в декретный отпуск.
Я жила ближе всех к отделению, к тому же в три смены работать не могла, так что моя кандидатура оказалась самой подходящей. Подготовили меня за это время неплохо, всю работу я освоила, поэтому новым для меня оказался только приём междугородных переговоров .
Его я тоже быстро освоила. Нужно было принять заказ, передать его на Центральный, оттуда соединяли , а я только включала аппарат тумблером и приглашала клиента в кабину.
Работала я на смену с другой телеграфисткой, утро-вечер, суббота, воскресенье выходной. Это было даже лучше, чем на телеграфе. Там выходные были по графику.
Глава 19 Непреднамеренная боль....
Под седьмое ноября на почту забежала, по своим делам моя одноклассница Гелька и увидя меня, очень обрадовалась. Она пригласила меня к себе на праздник, сказала," хорошо что тебя встретила, мы собрались активом класса посидеть, тебя очень не хватало".
Я обещала прийти. Лучше бы не ходила, так как явилась невольной разрушительницей Гелькиной личной жизни. Но наше незнание шутит с нами жестоко.
Я понятия не имела, что учась в Москве, Гелька встречается с Веником и у них намечаются серьёзные отношения в плане совместной жизни.
Впрочем об этом не знал никто, даже её лучшие друзья. Гелька, обжегшись на молоке, дула на воду.
У неё ещё в школе была близкая подруга Тая, учившаяся в параллельном классе, но ходившая с Гелькой ещё в детсад.
Потом Геля встретила молодого человека влюбилась в него, встречалась с ним, собиралась замуж, а он женился на Тайке.
Оказалось он встречался по очереди с обеими. У Гели родители были простые учителя, а у Тайки папа работал завбазой продуктовой. Молодой человек сделал свой выбор в пользу благ, а Гелька свой вывод в пользу сокрытия личной жизни, даже от близких подруг. Мы самыми близкими не были, а были просто хорошими друзьями.
Силою обстоятельств я пришла первой и тут же Геля подключила меня к готовке. Мы с ней готовили, она перечислила, кто будет сегодня. Услышав имя Веника, я заметила, что пожалуй уйду до прихода гостей. Геля очень удивилась и спросила в чём причина. Я рассказала ей о встрече с Веником, его ухищрениях и поступке,заметив, что теперь мне будет неприятно находиться с ним в одном обществе.
Гелька выслушала с виду спокойно, спросила только, когда это было. Я ответила. Да, всё сходится-задумчиво проговорила Геля-всё сходится и всё кончено.
Только тут я поняла, что натворила своим рассказом, что между ними, какие-то отношения и стала говорить, что ничего же не было, что может он только меня проверял на предмет порядочности. В общем хотела, как-то его выгородить, чтобы у них отношения не портились.
Но Гелька жёстко оборвала:-"Если человек подличает за твоей спиной изначально, значит и в жизни он будет таким же"-." Но ведь у вас не было близости, значит и измены не было."– "Хорошо что не было, если бы была, это было бы вдвое подлее'-.
Гелька была ещё жёстче меня в плане порядочности отношений.
Пока мы с ней говорили уходить стало поздно пришли одноклассники, и мы обе старательно делали вид, что всё в порядке.
Ребята расспросили меня в течение вечера, пишу ли я стихи. Я ответила, что пишу. Они попросили почитать. Я сказала, нет настроения, но в сумке есть тетрадь и они сами могут прочесть. Они почитали, сказали, что мои стихи взрослеют вместе со мной.
А Веник, который перед этим успел побывать на кухне и переговорить с Гелькой, сидел хмурый, а после вылепил: Да сладкие сопли.. Не Цветаева, кончай этим заниматься, не нужно это тебе...Холодный душ мести я получила, но поняла это много позже. А тогда восприняла его слова, как серьёзную критику.
В общем вот такой грустный опыт жизни.
Придётся возвратится немного назад. Память штука капризная, не всё выдаёт сразу, видимо старается оградиться. Это всё происходило весной 68 года.
Что это был за год многие помнят и почему я не упоминала о событиях в Чехословакии надеюсь тоже понимаете. При таких вывертах в личной жизни совсем молодой девчонки, события в стране естественно проходили мимо. Своих баталий хватало, а газеты я не читала, некогда было.
А я пропустила один из важных эпизодов, который также повлиял на мою непримиримость с тем, что я узнала.. И он был далеко не безобидным, а лёг тяжелым камнем в общую копилку.
Перед тем, как я узнала «благие» новости от Нинки, мы ездили в деревню вместе, по просьбе или вернее настоятельному требованию свекрови, изложенному в письме. Причём на это же время, когда необходимо было поехать, пришлась свадьба той самой Нины повара, куда мы были приглашены.
Замуж она выходила за другого, Васька не дождалась.Деньги на подарок были у меня, а подарок был совместный от подруг. Виталий настоял, чтобы мы поехали, а потом я съездила и отвезла подарок, не оставаясь на саму свадьбу или оставшись на вечер смотря по обстоятельствам, но на следующий день я должна вернуться. Так и договорились.
В Москве мы зашли в Гум и приобрели набор бокалов в подарок новобрачным. Мы приехали в деревню и тут выяснилась причина по которой мать нас вызвала. Оказывается она побывала в Серпухове, но к нам заходить не стала.
А ездила она в техникум, её что-то насторожило и она решила узнать как дела у сына. Я даже не подозревала, что он до сих пор от неё всё скрывал. Брат закончил техникум годом ранее, а Виталий, если бы продолжал учиться, то кончал бы в этом году. В общем она выяснила что он не учится в техникуме очень давно, что он отчислен, а так как она не знала точных сроков нашего знакомства то и решила, что он бросил техникум из-за меня.
Получился страшный скандал в котором меня обвинили в том, что я сломала мальчику жизнь и карьеру. Никакие мои и его заверения в том, что я тут не при чём и техникум брошен ранее не принимались.
Мы уже собрались уезжать , чтобы не скандалить дальше, но тут приехал брат. Он торжественно клятвенно заверил тётку в том, что я в отстранении Виталия от учёбы не играла никакой роли. Потом они ушли в комнату, где Толя ей с глазу на глаз поведал причину и обстоятельства того, что произошло.
Видимо это её убедило. Мне опять о причине сказано не было, но я и не настаивала. Короче произошло примирение, точнее мать сказала, чтобы мы не уезжали, она всем удовлетворена. И мы остались. На следующий день я поехала отвозить подарок Нине.
Так случилось, что незадолго до этого я сшила себе очень красивое платье. Оно состояло из двух частей. Нижняя часть чёрная, верх белый. Верх это гипюр, расшитый бисером по контуру цветочков рисунка, из под груди начиналась чёрная ткань шерстяная ,приталенный силуэт прямого покроя.
Рукава длинные, тоже белые. На месте схождения белой и чёрной ткани пришиты подвески из бусинок. Платье было богатым и нарядным, одела я его в расчёте присутствовать в ЗАГСе на росписи, а потом уехать домой.
Волосы я причесала низким хвостом на который сзади прилепила черный капроновый бант из шарфа, расшитого золотистой нитью. Вместе с платьем получился шикарный ансамбль.
Видимо матери не очень понравилось, что я поехала такая разряженная, о чём она Виталию и прочла лекцию.
Уехать со свадьбы в тот же день у меня не получилось. Сама роспись была в 16 часов, довольно позднее чуть ли не последнее время, расписывали до 17. Пока добрались до дому, пока отдали подарки.
И тут Нинина мама попросила меня помочь ей с подачей на стол и прочими хозяйскими делами. Так и получилось, что я осталась и весь вечер крутилась между кухней и комнатой. Гостей было очень много и мы еле справлялись. Тут уж было не до присесть или пофлиртовать.
Разошлись все за полночь, молодые шли к жениху в соседнюю квартиру. Своего Ваську, Нина из армии ждать не стала, вышла замуж за соседа, только недавно вернувшегося из армии.
А мы с её матерью до утра мыли посуду. Утром, отказавшись побыть ещё и помочь дальше я объяснила, что у меня в деревне муж и дочь и мне нужно срочно возвращаться, побежала на станцию чуть ли не на первую электричку, ну на вторую точно.
