Текст книги "Верен до конца"

Автор книги: Василий Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

– Хорошо, хорошо, – успокоил ее Бердникович. – Никто тебе плохого не говорит. Иди скажи ему, пусть позовет сюда своих дружков, скажи, что командир партизанского отряда приехал и хочет с ними поговорить.

– Сейчас, – ответила женщина и выбежала из хаты.

– Боевая, – заметил вслед ей Бердникович. – Сама хочет идти в партизаны, да свекровь не с кем оставить; муж еще в тридцать девятом в армию ушел. Она живо их соберет. Ее слушаются, а меня, черти, должно быть, намеренно избегают.

И военные в самом деле скоро явились. Они пришли под командой того самого парня, который встретился нам на улице. Парень был в сержантской форме. Оставив своих товарищей в сенях, попросил разрешения войти, прищелкнул каблуками и доложил, что все в сборе, за исключением одного бойца, который еще не может ходить. После этого он назвался – Иван Петренко.

Зашли все в хату. Наталья быстро разместила их и сама присела у печки.

– Ну что ж, ребята, – обратился я к бойцам, – подлечились, набрались сил?

– Подлечились, товарищ… – поднявшись, начал сержант и запнулся.

– Что, не знаешь, как дальше, с кем имеешь дело? Для того и встретились, чтобы познакомиться.

И тут вдруг заговорила Наталья. Она даже раскраснелась от волнения, вскочила с места.

– Я ж тебе говорила, кто это, я ж тебе говорила! И что он сомневается, если ему правду говорят? Ну что это за человек такой упрямый?

Наталья сделала шаг ко мне:

– Я вас узнала, товарищ Козлов. Как только в хату зашли, так и узнала. В прошлом году было совещание в Минске – всех колхозных передовиков вызывали. Видела я вас там и слышала, как вы выступали.

– Да кто же сомневается? – переступая с ноги на ногу, оправдывался сержант. – Никто не сомневается. А если бы сомневался, не привел бы ребят. Слушаем вас, товарищ командир.

– Оружие у вас есть? – спросил я.

– Есть.

– В порядке?

– В полном порядке, – ответил сержант.

– Пора приниматься за дело, ребята, – строго сказал я. – Будете помогать нашим партизанским отрядам. Вы, сержант, назначаетесь старшим группы.

– Есть, – козырнул сержант, и голос его дрогнул. – Мы уже давно, товарищ командир, хотели снова взяться за оружие, да, по правде сказать, не знали, куда податься, с чего начинать. Оторвались немного мы…

Было назначено место и время сбора. Бердникович отправился уведомить своих. На обратном пути на улице я подозвал сержанта Петренко и показал ему фашистскую листовку, которую только что принесла мне Наталья. В листовке было напечатано, что гитлеровская армия подошла уже к самой Москве, что через месяц-два большевики капитулируют и во всей России будет установлен лучший в мире «новый порядок».

– Это вы видели? – спросил я.

– Видели, – покраснев, ответил сержант. – Прошлой ночью кто-то подбросил.

– Вот то-то и оно, что прошлой ночью. Фашистский прихвостень, агент гестапо у вас под носом листовки разбрасывает, а вы тут погуливаете…

И, отведя парня в сторону, я приказал:

– Сейчас же пошлите своих бойцов по всем соседним деревням, чтобы расклеили везде наши листовки.

Я дал сержанту экземпляров пятьдесят недавно выпущенной листовки. В ней рассказывалось, что наши войска ведут беспощадную борьбу с врагом, отстаивая каждую пядь советской земли, что гитлеровцы несут большие потери в живой силе и технике, что в тылу разгорается пламя партизанской борьбы и сотни тысяч патриотов Белоруссии поднялись на всенародную битву с ненавистными фашистскими поработителями. Листовка призывала население не верить фашистской лжи и активно участвовать во всенародной борьбе с врагом.

Через несколько дней в лагерь пришел связной от Меркуля. Это был счетовод Старобинской МТС Степан Петрович, которого я знал еще с того времени, когда работал директором этой МТС. Петрович доложил:

– Пришел с донесением штаба.

– Что ж, давай сюда.

– Вот я сейчас все расскажу.

– А письменно?

– Ничего не писали, Василий Иванович, остерегались фашистов. По району рыскают отряды эсэсовцев: наши засады растревожили оккупантов. Я и так все помню, все до мелочей – был же там, своими глазами видел.

И Петрович начал рассказывать. Голос его звучал молодо и даже торжественно, когда он говорил об успехах партизан. На его загорелом, уже далеко не молодом лице часто появлялась веселая усмешка. Наиболее меткие слова он подкреплял выразительными жестами, и доклад получился очень впечатляющим.

– Вчера между Сухой Милей и Листопадовичами мы загнали в болото фашистский эскадрон, – рассказывал он. – Наша разведка донесла, что каратели едут в Листопадовичи. Ну, известно, зачем едут. Два дня тому назад они побывали в Пруссах, Чепелях, Погосте, Чапличах, Зажевичах. Мы уже знали про их зверские расправы. Они выгоняли на улицу мужчин, ставили их в ряд, потом выводили каждого десятого и расстреливали. Это за то, что жители будто бы связаны с партизанами.

По дороге в Листопадовичи в одном месте есть гать. По обеим сторонам гати густой кустарник, болото вязкое, почти непролазное. Перед этим дождь прошел, так оно совсем в трясину превратилось. Меркуль решил замаскировать засады в обоих концах гати. Я был в передней засаде. Мы взяли ручной пулемет, семь автоматчиков и нескольких бойцов с винтовками. Командиром у нас был Никита Бондаровец. В другой засаде тоже был ручной пулемет и три автомата. Семеро партизан были вооружены винтовками. Второй засадой командовал Федор Ширин.

Сидим, ждем. Появились фашисты, мы даем им возможность взойти на гать. И когда последняя пара всадников отъехала от нас шагов на пятьдесят, Ширин вдруг ударил из пулемета. Автоматчики били метко, короткими очередями, пулемет стучал из болота глухо и грозно, звуки двоились. Создавалось впечатление, что здесь залегли большие силы. Несколько вражеских солдат упало, перепуганные кони рванулись, сбивая с ног пеших. Фашисты повернули назад, а тут встретили их мы. И пошло!.. Ширин косит их с одной стороны, мы – с другой. Что делалось, Василий Иванович, если б вы видели! Меркуль приказал патронов не жалеть, уничтожить весь эскадрон и за счет трофеев пополнить свои боеприпасы.

Так и сделали. Не оставили на гати ни одного живого врага. Многие, конечно, бросились в болото, только это их не спасло. Мы разместились так, что куда бы фашисты ни кинулись, всюду попадали под обстрел.

Было радостно слышать, что старобинцы применяли правильную тактику партизанской борьбы: не засиживались где-нибудь в глуши, а все время маневрировали, внезапно появлялись там, где противник их не ожидал, снова исчезали, чтобы нанести удар в новом месте.

Я поручил Петровичу передать командованию отряда благодарность областного комитета партии и директивы о дальнейшей деятельности отряда. Старобинцам следовало смелей втягивать население в партизанскую борьбу, расширять сеть связных, заслать своих людей в старобинский и погостский фашистские гарнизоны, как можно скорее установить непосредственную боевую связь с соседними районами.

Нам нужен был связной от основного – Старобинского – отряда. Петрович как нельзя лучше подходил для этого. Тем более что в это время обком готовил пересылку в ЦК КП(б)Б всех наиболее важных захваченных документов.

– Пойдешь в отряд, – сказал я ему, – доложишь обо всем и снова вернешься сюда. Скажи Меркулю, что ты останешься при обкоме партии.

– Есть, – с довольным видом козырнул Петрович, но с места не сдвинулся.

– Что еще?

– Товарищ Меркуль приказал доставить вам вот это… Сказал – доставить во что бы то ни стало и отдать вам лично. Эту вещь принес для вас один человек из Чижевич. Помните, с кем вы однажды встретились на болоте у Крушников?

– Федор Вишневский?

– Да, он.

– Так я ведь у него ничего не просил. Мы разговаривали, помнится, минуты три.

– Это ничего, что мало разговаривали, а он все-таки заметил, в чем вы нуждаетесь.

И Петрович вытащил из мешка сапоги, добротные юфтевые сапоги на твердой подошве, с высокими, как у охотника, голенищами.

– Сам для вас сшил, – продолжал Петрович, – а потом несколько суток плутал по деревням, пока не нашел человека, через которого можно передать вам подарок.

– А сам Меркуль и теперь в рваных сапогах ходит?

– Нет, он уже приобулся немного и приоделся. Сапоги ему сшили в Крушниках, достал где-то папаху, плащ, черные усики отпустил. На Чапаева немного смахивает.

Федора Вишневского я знал мало. Встречались когда-то. С кем не приходилось встречаться за годы работы в районе! И вот человеку захотелось помочь партизанам. Я поручил Петровичу обязательно найти Вишневского и передать ему мою сердечную благодарность.

Позднее Старобинский подпольный райком партии организовал в деревне Чижевичи крепкую патриотическую группу. Федор Вишневский был одним из самых активных членов этой группы.

4

Приход любанцев. – Первые Герои Советского Союза. – Статья Бумажкова в «Правде». – Ни одного колоса врагу! – У нас своя типография. – Нам необходима связь с Большой землей. – Наш рапорт ЦК.

Бердникович привел на Червонное озеро свою партизанскую группу. Пришли и те военные, с которыми я недавно беседовал в деревне Рог. Их привел сержант Петренко. Дня три бойцы Петренко копались в земле, таскали откуда-то доски, бревна – делали землянку. Шофер Войтик, как партизан с солидным стажем, был, видно, не против взять на себя функцию прораба, но вскоре выяснилось, что эти ребята – народ опытный и в консультантах не нуждаются.

– Бери-ка лопату, – сказал Петренко, когда Войтик, стоя в стороне, попробовал давать ему советы.

– Я уже копал, – с независимым видом ответил шофер, – поройся теперь ты.

– Ну, так не командуй!

Вскоре перед нами встала задача вплотную заняться Житковичским и Копаткевичским районами. Вести оттуда доходили не очень хорошие. Полицейских и всякого другого сброда там много, а о коммунистах, настоящих патриотах что-то мало слышно. Было ясно, что, если мы не организуем широкого большевистского подполья, эти районы могут стать опорными пунктами врага в его борьбе против партизан, гнездом шпионов и диверсантов.

Я послал в Житковичский район председателя колхоза Ивана Рогалевича с группой партизан, а в Копаткевичи – Якова Бердниковича. И у того и у другого в тех местах были родственники и хорошие знакомые. С их помощью легче было разузнать обстановку в районах. Необходимо было также как можно скорее связаться с местными коммунистами, выяснить, что они делают для развертывания партизанского движения, узнать, какая им требуется помощь.

В лагере остались военные и несколько местных жителей. Партизаны добросовестно несли охранную службу, поддерживали суровую дисциплину, но я заметил, что в деревню Рог Петренко с дружками все-таки наведывались. Это было небезопасно: лагерь подпольного обкома могли быстро рассекретить. А нам необходимо пробыть здесь по крайней мере недели три, хотя бы до тех пор, пока не придут наши связные из Краснослободского, Копыльского, Стародорожского и Гресского районов, пока не получим точные сведения из Полесья и не создадим сильные боевые отряды и группы. Я сказал об этом сержанту, он начал уверять, что ни один из его товарищей в деревне Рог не был.

Через несколько дней ему пришлось пойти на попятную. Должно быть, наши старые партизаны прижали его. Он снова пришел ко мне, долго мялся, краснел, говорил о том о сем, а потом несмело заявил:

– Та наша хозяйка, что вас тогда узнала, Наталья… Помните?

– Ну помню? Так что?

– Так вот, эта самая Наталья просится в наш отряд.

– Почему она ваша хозяйка, если у нее квартировал только один из ваших?

– Это правда, что один, но мы все в ее хате собирались. Наталья для нас самый близкий человек.

– Откуда известно, что она хочет в отряд?

Петренко еще больше покраснел, а потом признался:

– Был там один, мимоходом завернул, минуты на три, не больше. Только вы не подумайте плохого, товарищ командир. Ребята у нас службу знают…

– Службу знают, а самовольно в деревню ходят?

– Разве это самовольно? – оправдывался сержант. – Я же говорю, по дороге человек зашел воды напиться: зашел и сразу же вышел.

– Ну, это ты своей бабушке расскажи! – вмешался в разговор Войтик.

И между ними завязалась перепалка, так что мне пришлось вмешаться.

Со дня на день я ожидал, что к нам придет кто-нибудь из любанцев, но время шло, а никто не появлялся. Я приказал Войтику связаться с ними. Пусть узнает, в чем дело, почему люди уже около двух недель молчат. Ходят слухи по Полесью: любанские, октябрьские партизаны в одном месте мост взорвали, в другом – фашистский склад сожгли, гитлеровцев побили. Официальных же донесений в обком за последнее время не поступало.

Войтик отправился в путь, но часа через два вернулся. Было уже темно.

– В чем дело? – удивился я, увидев его. – Заблудился?

– Нет, я дорогу знаю. Просто незачем идти, сами пришли. Мы встретились на дороге.

Часовые привели в землянку двух человек. Это были Варвашеня и Горбачев. Я обрадовался им, как родным.

…Становилось холодно. Осень дышала на Червонное озеро, и что ни день, то сильнее. Сначала пожелтел вокруг ольшаник и березняк. От легкого ветерка осыпались листья, падали на берег, в воду, образовывали на черных торфяных полянах яркие прихотливые узоры. Молодые дубки стояли еще зеленые, но листья их с каждым днем теряли свою свежесть. Только ивняк упорно не поддавался осени и зеленел по-прежнему. Казалось, что он охраняет озеро от холодов. У самой воды и на кочках, которые до верхушек погрузились в воду, зеленела трава.

Мы зашли в землянку, которую с таким же успехом можно было назвать и шалашом, так как она только наполовину была в земле. Разместились кто на чем. При скудном свете коптилки я вглядывался в лица своих товарищей. Варвашеня был все такой же, как и прежде, бодрый и энергичный. Он весело улыбался, как улыбается человек, вполне довольный своей судьбой и всем окружающим. Горбачев отпустил светлую, аккуратно подстриженную бородку; пучок усов, более темных, чем бородка, словно приклеенный, торчал на верхней губе. Он долгое время работал в здешних районах, его хорошо знали. Бородка и усы очень изменили его облик.

Мы долго разговаривали о любанских, краснослободских, слуцких делах. Горбачев рассказал, с какой радостью население Любанского района встретило известие о присвоении Бумажкову и Павловскому звания Героя Советского Союза и о награждении секретаря Краснослободского райкома партии товарища Жуковского орденом Ленина. Подсев ближе к огню, Горбачев достал из-под распоротой подкладки своей поддевки «Правду» от 18 августа 1941 года.

– Весь мир теперь знает о наших героях, – с гордостью сказал он. – В первые дни они воевали вместе с нашими регулярными частями против гитлеровцев. Об их подвигах командование фронта доложило Верховному главнокомандующему. Вот статья Бумажкова. С трудом, но достали!

– Прочитайте! – еле сдерживая радостное волнение, попросил Войтик.

Горбачев поправил фитилек в коптилке и начал читать:

– «Наш партизанский отряд был создан в первые дни войны. Сначала он насчитывал только восемьдесят человек. Среди них были представители партийного, комсомольского, советского и колхозного актива, они и составили ядро отряда. Командиром назначили меня, а помощниками – товарищей Федора Павловского, Чередника и Царенкова. Разделившись на взводы и отделения, мы приступили к военным занятиям: научились маскироваться, мастерству владеть оружием, пользоваться топографической картой, компасом. Приобрели мы и необходимые знания саперного дела. Достали аммонал, заминировали мосты, вырыли окопы. Сотни бутылок с горючим держали наготове. Партизаны обошли все деревни, подобрали себе везде доверенных людей, договорились с ними о явочных квартирах, местах сбора, партизанском пароле. В местах, недоступных врагу, были спрятаны запасы оружия, боеприпасов.

В один из июльских дней на территории нашего района появились фашистские танки. Они собирались форсировать реку, чтобы овладеть районным центром. Вот тут и началась наша боевая работа. Дождавшись удобного момента, партизаны взорвали мост и встретили врага шквалом меткого огня из пулеметов и винтовок. Гранаты полетели под гусеницы танков. Пригодились и заготовленные бутылки с горючим. Переправа гитлеровцев через реку была сорвана: пятнадцать вражеских танков и столько же бронемашин вышли из строя.

Не раз пробовал враг форсировать реку. Везде его отбивали партизаны. Наши оборонительные сооружения сыграли важную роль: партизаны поражали фашистов из окопов, из укрытий, из ям. Враг нес огромные потери. Каждый рубеж – река, овраг, роща – стал настоящей крепостью, даже мирное с виду поле превращалось в опасную ловушку для врага. Несколько дней мы сдерживали натиск гитлеровцев. Люди совершали героические подвиги, не думая об опасности. Вскоре Красная Армия выбила фашистов из района. Отряд двинулся вперед и пробрался во вражеский тыл. Мы добывали ценные сведения о противнике, разрушали железнодорожные пути, захватывали обозы с боеприпасами и продовольствием. Группа партизан во главе с товарищем Павловским в глубоком тылу врага подорвала четыре железнодорожных моста. Возвращаясь в свой лагерь, партизаны выследили и атаковали штаб фашистской части. Уничтожив личный состав, смельчаки захватили важные документы, которые были переданы потом Красной Армии».

Горбачев прервал чтение, окинул нас гордым взглядом.

– Смелая работа! – широко улыбаясь, заметил Варвашеня.

Горбачев продолжал читать:

– «В тылу врага наш отряд имел более десятка боевых стычек. Мы уничтожили десять фашистских бронемашин и танков, свыше пятидесяти мотоциклистов и захватили большое количество боеприпасов.

Партизанский лагерь находится в глухом лесу, в котором нетрудно заблудиться даже старожилам. Как правило, в лагере находятся только те, кто охраняет боеприпасы, оружие и продовольствие, а также раненые и больные. Весь партизанский отряд никогда не должен оставаться на одном месте. Фашистские бандиты сбились с ног, стараясь выследить наш отряд.

Как мать заботится о своих детях, так заботится о нас все население. Через доверенных людей в деревнях партизаны всегда знают о всех переходах и планах врага. В одной деревне живет колхозник М. Рискуя жизнью, этот патриот самоотверженно служит своему народу. Один раз товарищ М. узнал, что в соседней деревне разместилась на отдых рота немцев. Сразу же условным знаком он довел это до сведения партизан.

Ночью партизаны перебили фашистов.

Наш партизанский отряд хорошо связан с регулярными частями Красной Армии, которые оперируют на фронте и в глубоком тылу врага. Несколько раз партизаны действовали совместно с воинскими подразделениями, участвовали в разгроме фашистских отрядов.

Ключом бьет в отряде партийно-политическая работа. Секретарь партийной организации Ушаков, секретарь комсомольской организации Катарский направляют коммунистов и комсомольцев на решение наиболее ответственных боевых задач, стоящих перед отрядом.

Среди нас есть коммунисты, чей боевой опыт уже отмечен высокими правительственными наградами: Герой Советского Союза Павловский, награжденные орденами Красного Знамени Царенков, Маханько и другие передовые люди отряда.

Вместе с мужчинами борются отважные девушки: Надя Жуковская, Катя Сумаковская и Фекла Гуленка. Как сестры, девушки заботятся о партизанах. Они ухаживают за ранеными, систематически ведут разведку во всех направлениях. А если надо – берут винтовки и вместе с нами идут в бой.

Жестокая борьба с врагом в его тылу закалила людей. Ничем не примечательные в мирное время колхозники Бурьяш, Офик, Юковский, Ковалев, подростки комсомольцы Жуковец, Громыко, Миронович и десятки других стали на поле битвы народными богатырями, прославляющими боевыми подвигами свою великую Советскую Родину.

Наш отряд – один из многих тысяч белорусских партизанских отрядов. По всей Белоруссии бушует пламя партизанской войны.

Мы знаем: за нашей борьбой с вниманием и любовью следит весь советский народ. Это удесятеряет наши силы. Обезумевшим гитлеровским бандам не сломить нашего народа и его боевого духа. И не уйти фашистам от народной мести. Они найдут себе могилу на той земле, которую они пытаются поработить».

– Теперь и нам будет легче, – оживленно заговорил Варвашеня. – Люди верят в силу партизанскую и видят, как высоко ценит правительство партизанские подвиги. Только вот неизвестно, – лицо его сразу приняло немного озабоченный вид, – зачем Бумажкова отозвали из района. В Октябрьском районе остался, по существу, один Павловский.

– Там еще Маханько, Байраш, Царенков, – заметил Горбачев, – поможем им по-соседски. Луферов рад будет. Он до войны часто помогал октябрьцам. Тем более что силы наши растут: к нам прибыл Савелий Константинович Лященя, бывший работник Лидского горкома партии. Он родом из деревни Живунь и хорошо знает Октябрьский район. Привет вам передавал. С ним два человека, я их пока что не знаю. Там же, по соседству с нами, появился товарищ Храпко с мозырской истребительной группой. Это работник Полесского областного земельного отдела. У него в группе много местных жителей и крепкая партийная организация. Во многих селах Октябрьского и Глусского районов храпковцам удалось поставить бургомистрами своих людей, наладить связь с Бобруйском и там доставать оружие, боеприпасы. Они уже не раз били врага. Недавно возле деревни Козловичи Глусского района напали на вражескую колонну, разогнали ее, убили девятнадцать фашистов. В совхозе «Холопеничи» забрали с винного завода большой запас хлеба, завезенный туда немцами, и роздали населению.

– А как с твоими районами? – спросил я Варвашеню.

– В Старых Дорогах я уже был, – ответил Варвашеня, поняв мой вопрос – Брагин пошел в Осиновичи и еще не вернулся. В Старых Дорогах дело пойдет. Там Петрушеня – человек крепкий и большим авторитетом пользуется среди населения. Да и стародорожские колхозники помнят славные традиции гражданской войны, когда они боролись в партизанских отрядах.

– Петрушеня – заместитель председателя райисполкома?

– Да. У него уже есть хорошо вооруженная группа. Пожалуй, можно будет утвердить его секретарем подпольного райкома партии. В районе осталось несколько коммунистов. Часть из них удалось собрать. Познакомил их с постановлениями бюро ЦК и обкома о задачах партийных организаций по развертыванию партизанского движения и лозунгом «Ни одного грамма хлеба врагу!»

– С этим у нас не везде благополучно, – глубоко вздохнув, сказал Горбачев.

– Почему же?

– Да дело в том, что у некоторых колхозников не поднимается рука на уничтожение колхозного добра, – ответил Горбачев. – Не хотят разбирать имущество по домам. Иной раз никакие слова не помогают. Пришел к нам недавно из Заболотья Жулега – вы, Василий Иванович, его знаете – и рассказал, что заболотские коммунисты решили любыми средствами спасти колхозное имущество. Что можно было спрятать – спрятали, а остальное добро, в том числе и скотину, решили раздать во временное пользование колхозникам. Созвали общее собрание, объявили об этом. И что вы думаете: поднялась такая заваруха на собрании, что едва уняли народ. «Не может этого быть! – кричат колхозники. – Никто не позволит растаскивать колхозы, как это можно?» Встал председатель колхоза Пакуш, авторитетный у них человек. «Вы что ж, – говорит, – и мне не верите? Надо спасти имущество от оккупантов, ничего не дать врагу. Вы ведь знаете, что сказала об этом наша партия. Не удается надежно спрятать – уничтожайте, лишь бы не досталось врагу». – «А почему бы скотину в лес не загнать? – посоветовал кто-то. – Построить навесы да перебиться до зимы, а там, бог даст, и наши придут».

Попробуйте что-нибудь возразить против этого! Скажите, что война кончится не скоро, – глаза выцарапают, с собрания прогонят. Да и самим, по правде говоря, не хочется верить, что война затянется. Так и решили на собрании: прятать до зимы скотину в лесу. И прячут. Насчет недвижимого имущества, зерна, овощей, фруктов и других запасов спорили долго и, может, решили бы раздать людям под расписку, если бы не какой-то там их старый огородник Апанас Морозов. Как начал бушевать, как уперся, так хоть ты с ним что хочешь делай! «Где, – говорит, – в каком законе написано, чтоб можно было колхозное добро разбирать? По трудодням, кому полагается, другое дело, это я понимаю, а без трудодней – не может быть, этого я не понимаю и никого слушать не хочу. Покажите мне, – говорит, – такой закон».

Я вспомнил старого Апанаса. Человек с таким характером и в самом деле мог пойти против своего собрания.

– Упрямый старик, – взглянув на меня, сказал Варвашеня.

– И вот настоял на своем! – подхватил Горбачев. – Насолил бочки огурцов, яблок намочил, попрятал все это по погребам. «Придут, – говорит, – наши, тогда видно будет, что с этим добром делать».

– Ну что ж, пусть старик прячет добро от врага, – заметил я. – Пусть колхозники и скотину в лес гонят, пусть даже в крайнем случае уничтожают ее. Тут важно одно: чтобы враг ничем не поживился. Из этого и исходит решение обкома. В этом направлении мы и должны проводить массово-политическую работу.

– А вот у Трутикова, – Варвашеня тронул Горбачева за локоть, – там, по-моему, все правильно организовано.

– У кого? – переспросил Горбачев.

– Ну, в Озерном, у председателя колхоза Трутикова. У него все лучшие лошади и почти вся скотина эвакуированы к нам в тыл. Урожай весь собрали и спрятали. Идешь по деревне – пусто, как метлою подметено. Сунется оккупант в деревню и сразу нос воротит – нигде ничего нет. Таких, как этот Трутиков, у нас в районе много. И старый уже, под шестьдесят, а работник незаменимый!

Горбачев решил не оставаться у нас на ночь и стал собираться в дорогу.

– Не могу, не имею времени, – повторял он, когда Варвашеня предложил ему идти вместе завтра.

– Там столько работы в районе, день и ночь делай – не переделаешь!

– А как там Ермакович? – спросил я.

– Летает по району, как вихрь. Ни одного часа на месте не сидит. Ни одного часа! Вместе с Пашуном они задают жару фашистам! Операция в Постолах дорого обошлась оккупантам. Наши уничтожили там больше сорока фашистов. Гоняются за ними гитлеровцы, а заодно и за нами. Плохо только, что эти ребята действуют как какие-то единоличники. Отгородились от всех и вот уже третий месяц варятся в собственном соку: сами к людям не ходят и к себе никого не водят! На этих днях думаем вызвать их на бюро райкома. Ну, бывайте, товарищи, – заторопился Горбачев. – Скоро опять буду здесь. Ноги у меня длинные, дороги знакомые.

– А ты не очень увлекайся знакомыми дорогами, – с добродушной усмешкой посоветовал ему Варвашеня.

– Не беспокойся за меня, – по-военному расправив плечи, ответил Горбачев. – Я не попадусь!

Вдруг он повернулся ко мне и укоризненно взглянул на Варвашеню:

– Вот как иной раз получается: шли с докладом, а не обо всем важном сказали. Чуть-чуть не забыл: у нас теперь своя типография. Любанскую районную типографию мы перетащили в лес почти со всем оборудованием. Тут группа Долидовича сильно помогла. Теперь можно не только листовки печатные выпускать, но даже газеты. Вот только бумаги бы достать. Но и тут у нас есть свои планы. Бывайте, товарищи!

Он козырнул, молодцевато повернулся и вышел.

– Деловой парень, – сказал вслед ему Варвашеня. – Только горяч.

– Ну, они там с Луферовым поладят, – ответил я. – Один горяч, другой холоден – поделятся.

Мы составили обращение обкома к населению Минской области. Варвашене было поручено напечатать его в подпольной типографии.

«Нельзя ждать ни минуты, – говорилось в обращении. – Необходимо начинать действовать сейчас же, быстро и решительно. Для уничтожения врага используйте любые средства: душите, рубите, жгите фашистскую гадину.

Пусть почувствует враг, как горит под ним наша земля.

Действуйте смело, решительно, победа будет за нами. Нет такой силы, которая могла бы покорить советский народ!»

Вошел часовой и доложил, что задержаны трое неизвестных. Я вышел. Сержант Петренко сказал, что задержанные находятся далеко от лагеря, возле деревни Рог.

«Так возле Рога и вертятся бойцы, – подумалось мне, – тянет их туда, как магнитом».

Но то, что они выставляют посты далеко от лагеря, было похвально.

– Задержанные просят, чтобы вы сами туда пришли, – сообщил сержант. – Какой будет приказ?

Мы отправились к деревне. В густом ельнике нас окликнули. Сержант отозвался.

– Это вы, Василий Иванович? – послышался тихий голос, когда мы подошли ближе.

Я узнал Степана Петровича. Он отделился от толстой ели с низко свисающими ветвями, под которой стоял, и подошел к нам.

– Кто еще с тобой? – спросил я.

– А вот, – он показал на двух человек, которые сидели под этой же елью, прислонившись головами к стволу. – Устали очень, как сели, так сразу и уснули. Я не знаю их фамилий. Меркуль приказал провести, а мне как раз по дороге.

Ночь была темная; я наклонился и с трудом узнал Бондаря и Бельского.

– А Мачульский где? – вырвалось у меня, хоть Петрович не мог знать о Мачульском. – Третьего с ними не было?

– Нет, не было, – немного растерянно и огорченно, видя мою тревогу, ответил Петрович. – Они только вдвоем пришли.

Наш разговор разбудил Алексея Георгиевича. Он вскочил, и мы обнялись. Бельский с трудом держался на ногах. Я схватил его и прижал к себе.

– Натер ноги, – жаловался Иосиф Александрович. – Сапоги стоптались – лихо им!

– Придется на лапти перейти! – пошутил Бондарь.

«Что же с Романом Наумовичем? – не оставляла меня тревожная мысль. – Почему он не пришел вместе с ними, отправился куда-нибудь или несчастье какое стряслось?»

Я ожидал, что Бондарь или Бельский заговорят о нем. Они молчали, может быть, потому, что устали, а может быть, оставляли разговор до той минуты, когда мы останемся одни. Когда мы вошли в землянку, я заметил, что моя тревога передалась и Варвашене. Он несколько раз оглянулся на дверь, как бы ожидая, что еще кто-то должен войти, а потом вопросительно посмотрел на меня.

Я пожал плечами:

– Кто его знает, что случилось.

Алексей Георгиевич заметил наше беспокойство.

– Ничего пока что не случилось, – спокойно сказал он. – Роман Наумович задержался, завтра или послезавтра должен явиться.

Через несколько минут Бельский отвел меня в сторону от землянки и полушепотом сказал:

– С Мачульским все-таки не совсем ладно. Пошел он в Слуцк, оттуда думал пробраться дальше. Должен был явиться на условленное место больше недели назад – и не явился. Мы ждали его несколько дней. Больше задерживаться нельзя было. Ушли, а там своего человека оставили.

– Кого вы там оставили? – спросил я.

– Веру Делендик, жену парторга Старобинской МТС. Тогда, в Крушниках, вы ей посоветовали перебраться в другое место. Теперь она возле самого Слуцка живет, у своих родственников.

– Пароль взяли?