Текст книги "Код Маннергейма"
Автор книги: Василий Горлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
Анна, судя по всему, уже некоторое время его не слышала. Она бездумно смотрела на купола Иоанновского собора – величественного и необычного для Петербурга храмового здания. Там, сквозь романские арки колокольни, казавшаяся в контражуре заходящего солнца большой черной птицей, монахиня малым звоном призывала инокинь на вечернюю службу.
– Извини, – Анна улыбнулась. – Знаешь, я иногда такой дурой бываю… – И, помедлив немного, добавила: – Я думаю… нет, я уверена, что это – не Стасис.
Николай вздохнул. Он понимал, что Анькины нежные чувства могут дорого обойтись, но не стал в очередной раз переубеждать – просто погладил ее по голове.
– Ладно, девочка, скоро все прояснится. Еще Иисус говорил: нет ничего тайного, что не стало бы явным. Пойдем, меня там, похоже, новенькая ведущая уже заждалась…
Как выяснилось, Мэрилин Стаднюк совершенно не умела писать телевизионные «информашки», составляющие основу выпуска новостей. Николай усадил ее рядом и заново, подробно объясняя «что», «почему» и «зачем», переписал текст. Закончив правку, Николай отправил до ступора испуганную Мэрилин домой, пожелав ей все же попробовать успокоиться и отдохнуть перед утренним эфиром.
«Завтра обязательно нужно трактовать выпуски, [17]17
Трактовать выпуски – репетировать.
[Закрыть]– подумал он, – это поможет девочке хотя бы избежать откровенной паники».
Но эти профессиональные заботы выглядели игрушечными на фоне произошедших за последнюю неделю событий и угрожающего ближайшего будущего…
Он отодвинул компьютерную клавиатуру и разложил на столе листы бумаги с рунами.
Итак, «ман» – это Маннергейм.
Следующая руна «ае» или «ансур» – она определяет божественную принадлежность чего-то. Чего?
Далее следует руна «феох» – буквально означающая «скот», а в переносном значении – вообще любое движимое имущество. Значит, вместе получается некое «божественное имущество». Ну что же, учитывая тибетских лам – очень похоже на правду.
Что дальше? Далее следовали две руны – «гебо» и «элхаз».
Первая имела довольно сложное толкование – это и дар, полученный и отданный, и упоминалась вновь божественная сущность.
Вторая же, без вариантов, обозначала «защиту».
Попытавшись соединить все это, Николай получил фразу – «Маннергейм полученное и передаваемое в дар божественное имущество защитил (укрыл, спрятал?)».
Шесть рун составляли первую «снежинку» письма.
Вторая вновь начиналась руной «ман», и Николай почти уже не сомневался, что так в шифре Маннергейм обозначил себя самого.
Три следующие: «рэйд», «лагу» и «иса» —
легко выстроились в предложение – «Маннергейм двигался по замерзшей воде (то есть по льду)». Пока все правильно.
Следующее предложение заставило его усомниться в этом.
Выглядело оно так:
Если первая руна «тюр» даже своими очертаниями свидетельствовала о направлении поисков спрятанного, то следующие за нею две подряд руны «ур» выдавать скрытый смысл никак не хотели…
Эта руна обозначала дикого быка тура, необузданную силу Вселенной или же, почему-то, мощь коллективной воли. На письме так передавали букву «U».
Следующие знаки ситуацию также не проясняли.
Николай догадывался, что непонятное пока предложение должно дать направление ищущим клад – об этом свидетельствовала первая руна.
Он решил, что «необузданная сила Вселенной», так же как и «мощь коллективной воли», здесь ни при чем.
Оставалось единственное значение – два быка или, точнее, тура.
Какой же реальный географический объект подразумевал Маннергейм?..
Бык – это одиночная скала, крупный камень, возвышающийся над водой. Николай неплохо знал ту часть Выборгского залива – быков там не было. Встречались группы камней, называемые «банками». Там собирались стаи мелкой рыбешки, и за ней регулярно охотилась щука, а иногда туда поднимались из прохладной глубины проголодавшиеся судаки.
Конечно, война и природоубийственные старания человека могли за прошедшие почти шесть десятилетий изменить рельеф заливного дна и уничтожить существовавшие некогда скалы. Но верить в это не хотелось, и Николай решил посмотреть попадавшиеся ему в Интернете финские карты Карельского перешейка тех лет. Может быть, там обнаружится что-нибудь связанное с двумя быками? Кстати, нужно выяснить, как будет бык или тур по-фински…
Карта медленно загрузилась, и он, щелкнув кнопкой «мыши», выбрал нужный участок – район острова Высоцкий. На мониторе появилось изображение черно-белой сильно потертой страницы финского атласа.
Полустершиеся надписи читались с трудом, но ему почти сразу удалось найти разгадку. Ну, конечно же, как он мог об этом забыть – остров Высоцкий до советской оккупации носил название Uuras – вот они, две подряд руны «ур».
Эти и следующие за ними руны легко сложились в предложение: «Направление движения – Уураз – восход (то есть на восток) – два участка замерзшей воды».
Это понятно: Маннергейм имеет в виду проливы между островами. На восток от Высоцка первым расположен остров Долгунец, вытянувшийся почти на половину залива, а следом за ним, отделенный километровым проливом, – остров Стеклянный. Похоже, речь в письмах именно о нем.
Николай вспомнил выложенную из крупных тесаных гранитных глыб пристань, и стенку волнолома, и уцелевшие участки фундаментов – когда-то на острове была большая усадьба. На Стеклянном сохранилась даже старая дубовая аллея, кем-то заботливо выращенная – просто так дубы в том районе не встречались.
Итак, Стеклянный, – первый конкретный результат расшифровки. Однако остров немаленький – нужны уточнения…
Тревога и страх покинули его – Николай увлекся поиском разгадки, предчувствуя близкую удачу.
В следующем предложении попались три ранее не встречавшиеся руны – «нид», «пеорд» и «кен».
Первая означала «потребность».
Вторую с некоторой долей приблизительности можно определить как «поиск правильного решения среди множества случайных вариантов» – толкователи рун утверждали, что ее форма имитирует стаканчик для игры в кости.
Руна «кен» обещала буквально «пролить свет» на нечто, пока не видимое.
В целом предложение можно прочесть так: «Потребность в выборе правильных действий Маннергейм освещает».
«Немного странно это выглядит почти в середине зашифрованного текста, – подумал Николай. – Зачем маршалу упоминать, казалось бы, и так очевидное?»
Внимательно посмотрев на копии писем, он нашел ответ и на этот вопрос: следующие «снежинки» неодинаковы – для каждого из адресатов Маннергейм зашифровал особую информацию и специально указывал на это.
Николай решил начать с письма Хейно Раппала, но его отвлек усилившийся шум – вечерний выпуск закончился, и новостийный народ собирался на летучку. Полуверцев решил прерваться и выкурить сигарету – потом придется часа два терпеть, пока летучка не закончится.
Бессонная ночь сказывалась. Он потянулся, зевнул так, что свело скулы, усилием воли заставил себя не тереть покрасневшие от усталости и напряжения глаза и, с трудом протиснувшись сквозь группки оживленно галдящих коллег, выбрался на лестницу.
Покурив и наполнив кружку остывшим и горьким кофе, он вновь обратился к письмам.
Точнее, к письму, которое Маннергейм написал Анькиному деду.
Первое предложение состояло из девяти рун.
Начиналось оно уже знакомой конструкцией: «полученное и передаваемое в дар божественное имущество спрятано», а далее следовала руна «торн». Она обозначала стойкость – стилизованный шип колючего растения, и еще много чего, в том числе и созидательную энергию мужского начала. Последнее тут вроде ни при чем.
Далее руна «лагу», то есть, «вода» и «беорк» – «береза», которую можно также толковать как «очищение» и «возрождение».
И наконец, две последние руны: «эйхваз» и «одал».
«Эйхваз» считалась руной смерти, а «одал» обозначала «землю предков» или «родовой дом».
Усадьба на Стеклянном когда-то была, это точно. Но при чем тут смерть?..
Может, Маннергейм имеет в виду кладбище?
А как с этим соотносится колючий кустарник, вода и береза?..
Ему вспомнились рассказы медянских мужичков о братской могиле на Стеклянном, где хоронили погибших красноармейцев. Она вроде бы находилась на восточной стороне острова. Вплоть до самого берега там тянулись глухие заросли ельника. Может, именно его обозначил Маннергейм руной «торн»?..
Нет, что-то здесь не так…
Братская могила появилась там, видимо, позже, после тяжелых боев весны 1944 года. Усадьба же находилась на другой, западной стороне острова.
А главное – почему Маннергейм пишет это именно Анькиному деду?
Николай, поглощенный размышлениями, не заметил, как началась летучка, и вернулся в реальность только после того, как перед его глазами оказались две изящные девичьи коленки – это опоздавшая Анна, не обнаружив свободных мест, уселась на высокий подоконник рядом с его рабочим столом.
В большой комнате, скрытый от них стеной, Шаховцев рассуждал об успехах и неудачах «Новостей» на прошедшей неделе, а Николай шепотом рассказывал Анне о том, что уже успел расшифровать. Вдруг на полуслове он замолчал, задумчиво потер подбородок и спросил:
– Слушай, а что там тебе говорил этот специалист из Эрмитажа? Ну, какая-то фраза, что-то связанное с березой и еще чем-то?..
Ответить она не успела, зазвонил его мобильник, и Николай негромко ответил:
– Да? Алло, я слушаю…
Анна расслышала мужской голос и даже вроде бы уловила акцент, но слов разобрать не могла. Мельком взглянув в лицо Николая, она испугалась. Он побледнел и непроизвольно закусил нижнюю губу, судорожно вцепившись в подлокотник кресла.
Собеседник Николая продолжал говорить, и гортанный чеченский акцент, казалось, заполнил все вокруг:
– Слушай внимательно. Твоя жена и ее отец у нас. Если будешь умным, мы их не тронем. Слушай…
Николай услышал очень спокойный голос Елены – так у любимой проявлялось сильное нервное напряжение:
– Коля, у нас с папой все в порядке…
Она продолжала говорить, но трубку уже перехватил прежний собеседник:
– Если будешь дураком, жену получишь по частям. Ты меня понял?
– Да, – подавленно подтвердил Николай.
В душе стало пусто и гулко – как в заброшенном храме.
– Ай, молодец. Завтра привезешь сюда деньги. Знаю, ты – бедный. Поэтому привезешь пятьдесят тысяч долларов. И будь умным – никому не говори.
Раздались короткие гудки. Николай несколько секунд просидел неподвижно, потом поднялся и сказал Анне:
– Мы уходим.
Август 200… г., деревня Медянка, Выборгский залив
В продуманный план захвата заложников и получения выкупа вмешался случай.
Неожиданно под вечер на соседний участок, отгороженный невысоким забором, лихо зарулила «семерка» цвета «баклажан». Приехавшие мужчина и женщина стали бодро разгружать машину. Рядом весело скакал крупный кобель – овчарка черного окраса.
По репликам соседей Арсен понял, что это отец и дочь.
Они открыли деревянные ставни на окнах, из пристроенного к дому сарайчика-эллинга выкатили лодку на самодельном прицепе.
Отец собирался на рыбалку. Дочь – высокая блондинка средних лет, – направилась к калитке в заборе, разделяющем участки. Она пару раз громко позвала Генку, откинула щеколду, но ее остановил Рамазан. Он начал привычно объяснять про уехавшего в город Генку, но отшатнулся, потому что черный кобель грозно зарычал и встал на задние лапы. Опершись передними о калитку, он попытался дотянуться ощеренной зубастой пастью до горла чеченца.
– Фу, Лир!.. Ты что, с ума сошел?! – Женщина за ошейник оттащила пса от калитки. – Извините, – сказала она, – он вообще-то доброжелательный и приветливый, не знаю, что с ним такое. А когда приедет Татьяна?..
Рамазан объяснил, что должна приехать сегодня вечером.
– А где Занги? – спросила женщина.
– Занги?.. – переспросил чеченец и пожал плечами.
Он не знал, что так звали убитого латышкой боксера.
Женщина пристально посмотрела на него и потащила упирающегося кобеля к дому. Она пристегнула к ошейнику карабин длинного поводка, продетого сквозь врытую в землю толстую металлическую скобу, но пес не успокоился – продолжал яростно лаять и рваться, удерживаемый прочной брезентовой лентой.
Арсен и Ингеборге, укрывшись за оконными занавесками, наблюдали, как блондинка подошла к отцу и что-то сказала, поглядывая в сторону соседского дома, – свирепый собачий лай мешал разобрать слова. Старик, отложив спиннинг, решительно направился к калитке.
– Милейший, – обратился к Рамазану сосед, – позвольте мне пройти. У меня тут с прошлых выходных остался кой-какой рыбацкий инвентарь.
– Нельзя, – грубо ответил чеченец, – Генка не велел никого пускать. Он приедет, с ним разбирайся.
– Никаких проблем, – Сосед улыбнулся и достал мобильный телефон, – Я сейчас позвоню Борьке, чтобы он дал разрешение.
У Рамазана явно сдали нервы. Он попытался выхватить мобильник. Но жилистый и подвижный сосед оказался проворнее – перехватил его кисть и резко вывернул. Заметив, что чеченец пытается другой рукой вытянуть из-за ремня пистолет, старик бросился вперед. Распахнувшаяся калитка врезалась Рамазану в грудь – он не устоял на ногах. Сверху на упавшего прыгнул сосед и резко ударил лбом в переносицу. Затылок чеченца глухо стукнулся о цементную плитку дорожки, и он обмяк.
За минуту до этого женщина отстегнула карабин и ринулась вслед за разъяренным кобелем на помощь отцу. Ингеборге выстрелила. Пуля ударила пса в правый бок, он заскулил и закрутился волчком. Потом бросился к забору, проскочил в дыру, скатился вниз и затих…
Арсен, стремительно спустившись во двор, вскинул автомат.
– Оставь его, старик, – спокойно сказал он, стоя над вцепившимся в Рамазана соседом. – Или я убью твою дочь.
Выяснив телефон любящего зятя и мужа, Арсен, утрируя кавказский акцент, побеседовал с Николаем, запросил с него пятьдесят тысяч – что возьмешь с нищего журналиста? – и отправил старика с дочерью в бункер, где томился Генка.
Очухавшийся Рамазан отогнал и спрятал «семерку» неподалеку, у дороги на Высоцк, а ПЭЛу соседа спустили на воду и скрыли в прибрежном тростнике.
Вечером приехала Татьяна с дочерью. Их вытащили из машины, связали и заперли в каюте катера. Осторожный Арсен не хотел складывать все яйца в одну корзину.
Борису он решил сегодня не звонить. Парню будет проще расставаться с большими деньгами, если увидит, что они могут сделать с его любимыми девочками.
А черный пес очнулся в сырой низинке. Его не добили, потому что не смогли отыскать. Он медленно приходил в себя.
Приподняв голову, попытался дотянуться и облизать больное место горячим шершавым языком, но не смог – проснувшаяся в боку боль помешала. Он только заметил, что бок весь мокрый. А еще все вокруг резко пахло – очень знакомый запах. Он вспомнил, что так пахнет кровь.
А еще вспомнил свою кличку – Собака Лир. Так его в раннем детстве называла Елена. А потом так стал называть хозяин, любимый человек Владимир Николаевич. Это он впервые привез пса сюда, где много воды и можно везде бегать, не боясь помять грядки…
Обычно они уезжали в пятницу, а возвращались в воскресенье вечером, и всю неделю пес терпеливо ждал, когда, вернувшись с работы, В. Н. не поставит машину в гараж, а начнет собирать вещи и продукты, и конечно, бидон с его, Лира, похлебкой – вспомнив о еде, он сглотнул. А потом застелет заднее сиденье славно пахнущей собачьей попонкой и строго спросит: «Ну, ты пописал перед дорогой? Тогда – вперед! Вперед, мои храбрые долгоносики!» А кто, интересно, такие эти долгоносики?
Карие глаза пса закрылись, он засыпал. Но какая-то мысль не давала покоя, он что-то должен вспомнить. Лир упрямо поднял лобастую голову и повел крупными ушами. В него стреляли из окна дома, где жил Занги – почему он не почувствовал запаха боксера?.. – стреляла какая-то неприятная женщина с белыми волосами. Странно, у Елены тоже белые волосы, но она такая добрая – собаке понять людей очень нелегко.
Вспомнил! Ну конечно же – его люди, самые лучшие и родные, с мягкими теплыми ладонями и добрыми глазами, – они попали в беду. А он валяется здесь и не спешит им на помощь. Ему стало стыдно – он ужал уши.
Надо вставать и идти к ним. Ему удалось немного приподняться, но сил не осталось, и пес вновь упал. Шумно втянув ноздрями воздух – ох как болит в правом боку – и спугнув какую-то бестолковую насекомую мелочь, он медленно пополз вверх, туда – к калитке.
Он ничего не видел – перед глазами стояла красная пелена и не слышал – в ушах гулко отдавались частые удары сердца. Но запах, запах он чувствовал…
Лир не дополз до калитки полметра. Почему-то совсем перестал болеть бок. Непонятно, подумал он напоследок, откуда здесь так много собак. А вот и Занги…
Август 200… г., Санкт-Петербург
Они протиснулись в большую редакционную комнату, и Николай сказал прервавшемуся на полуслове удивленному Шаховцеву:
– Нам нужно уйти.
На лестнице Полуверцев дал прикурить Анне, которая трясущимися руками никак не могла справиться с зажигалкой.
– Какие-то чеченцы… или кто-то работающий под них… взяли в заложники Елену и ее отца. Они сегодня поехали на залив. Ты говорила кому-нибудь о том, что мы почти разгадали шифр?
Она, с ужасом осознавая, что натворила, нерешительно попыталась объяснить:
– Я хотела… я сказала Стасису, я хотела тебе доказать, что он тут ни при чем. Прости меня, прости… Я и подумать не могла.
– Эх, Анька, Анька… Ладно – сделанного не воротишь. У тебя есть пятьдесят тысяч долларов?
Она кивнула.
– Ты их сними, пожалуйста, с карточки – завтра будут нужны наличные.
– Они хотят выкуп?
– Им нужен я. Ведь они считают, что я уже знаю, где тайник.
Он докурил, издалека точно попал окурком в урну, и эта смешная удача придала ему силы.
– Ну, все, переживать и мучиться будем позже – нужно делами заниматься. Понадобится, наверное, тысячи две, чтобы купить оружие. Они нужны уже сегодня. Съезди на Невский, в дорогих отелях – «Невском Паласе» или «Европе» – можно получить такую сумму в банкомате. А я пока позвоню нужным людям.
Анна заспешила вниз по лестнице.
Николай, справившись с первым шоком, внутренне подобрался и заставил себя не думать о том, что ждет Елену и тестя.
Пытаться воевать в одиночку – это безумие, но еще более безумным выглядело привлечение правоохранительных органов – Дубровка, Беслан, недавний Выборг… Оборони нас, Господь…
Но в одиночку, конечно, не справиться.
Николай раздумывал, кого бы он мог позвать с собой.
Сразу исключил ближайшего друга Серегу, которого знал вот уже тридцать лет. Тот бы пошел до конца, но у него две маленькие дочки. Варьке и Анфиске, случись что, папин подвиг во имя дружбы не заменит живого отца.
Остались двое: генерал Дюня и бывший опер Профессор.
Николай знал, что они не откажутся.
Дюня сам напомнил о своем долге, а Профессор, авантюрный по складу характера, маялся бездельем на ранней милицейской пенсии и был готов ввязаться в любое приключение, тем более ради освобождения друга-рыбака и Елены, которую он обожал и трогательно называл «мама».
Николаю не хотелось впутывать Дюню, но повоевавший и, похоже, не утративший боевых навыков «волкодав» очень пригодится на заливе.
– Можешь говорить? – спросил Николай, после того как одноклассник ответил на звонок.
– Да, слушаю.
– Мне нужна твоя помощь, только твоя, а не твоей конторы. На заливе в доме тестя кто-то захватил его и мою жену. Завтра требуют выкуп. Прогуляешься со мной?
«Прогулками» они в Афгане называли боевые выходы.
– Где и когда? – Дюня не стал задавать лишних вопросов.
– В шесть утра, на Выборгском шоссе у КП «Осиновая роща»…
Потом Николай набрал номер Профессора.
Тот откликнулся с энтузиазмом и пообещал немедленно заняться сбором нужного снаряжения.
Теперь последний звонок. Отыскав номер в записной книжке, он некоторое время слушал длинные гудки, и, когда уже начал терять надежду, ему ответили:
– На проводе, – Собеседник Николая слегка картавил.
– Яков Аронович, здравствуйте. Вас беспокоит Николай Полуверцев, редактор петербургских «Новостей». Мы с вами встречались…
– Я вас прекрасно помню, уважаемый!
– Вы упоминали о неких раритетах, которые имеются в вашей коллекции. Я бы хотел их приобрести.
– Гм, вы имеете в виду… хорошо сохранившиеся раритеты?..
– Да. Причем они нужны сегодня. В расчете на трех человек.
– Боюсь, это будет непросто. Я должен связаться с владельцами этих… экспонатов и обсудить условия.
– Яков Аронович, я гарантирую полную конфиденциальность сделки!
Собеседник Николая помедлил, что-то обдумывая, и наконец сказал:
– Продиктуйте номер вашего мобильника, я перезвоню.
На лестницу высыпал одуревший от долгого сидения в душной редакционной комнате народ. И мигом рассосался по площадкам – курить и обсуждать услышанное на летучке.
Николай обнаружил Шаховцева, как всегда окруженного не успевшими что-то договорить или выяснить сотрудниками. Когда удалось протиснуться поближе к шефу, тот подчеркнуто сдержанно высказался:
– Ну, вы, Полуверцев, даете. Вообще уже…
В моменты раздражения Шаховцев любил продемонстрировать, что сдерживает свои эмоции и не опускается до фельдфебельского окрика на подчиненных. В результате получалось такое вот кокетливое проявление начальственного гнева. Шеф недобро глянул на Полуверцева, несколько секунд размышлял, характерно изогнув бровь, а потом, к удивлению Николая, предложил:
– Может быть, нужна наша помощь? Куда нибудь позвонить, поговорить с кем-то? «Новости» обладают в городе определенным авторитетом.
Николай, не рассчитывавший на такое участие, испытывал признательность и за предложенную помощь и за тактичность шефа, не пытавшегося выяснить, что произошло.
– Спасибо, Никита Александрович. Я не смогу работать в эти выходные. Необходимо, чтобы кто-то меня заменил.
– Так… Печально это, но что же делать… Берегите себя, Николай.
Позвонил Яков Аронович и заговорщицким тоном сообщил, что все в порядке.
Николай обещал приехать в течение часа и предупредил, что с ним будет девушка.
…Они долго плутали в плохо освещенных переулках Петроградской стороны, пока наконец не обнаружили въезд в нужный им проходной двор.
«Девятка» с трудом протиснулась в узкую арку. Здесь Николаю пришлось остановиться. Анна, сбивчиво рассказывавшая, как ей удалось получить деньги по кредитке, удивленно ойкнула. Проезд в соседний двор-колодец перекрывали самые настоящие противотанковые «ежи», сваренные из стальных балок.
Стены домов, замыкавших непривычно ярко для Петербурга освещенный двор, сплошь покрыты граффити в стиле «наци» – изображения свастики, сдвоенной руны «зигель», служившей эмблемой СС, оружия и батальных сцен. Например, такой: тяжелый «Тигр» сминал стальными траками пушечку, явно советскую «сорокопятку».
В центре композиции широко раскинул крылья германский орел. В когтистых лапах надменная птица сжимала не привычный медальон со свастикой, а длинный меч, по которому – снизу вверх – шла неоновая готическая надпись – «Barbaroza».
Николай сдал назад и с трудом приткнул машину в соседнем дворе рядом с проржавевшим до дыр «Москвичом». Он вышел и окликнул Анну:
– Мы уже приехали, пойдем.
Она послушно вышла из машины.
– Коля, я не могу понять, как такое… как вся эта гадость может существовать здесь, в городе, пережившем блокаду?..
Николай досадливо поморщился. Он знал, что это заведение – не единственное в городе. Год от года в Питере становилось все больше юнцов-скинхэдов, которые наголо обривали головы, натягивали черную униформу и армейские ботинки-говнодавы и воспаленно грезили о Священной войне за освобождение Великой Белой расы. Студентов из Африки и Азии теперь убивали чуть ли не каждый месяц…
Но сейчас, когда близкие в заложниках, идейные убеждения тех, кто мог помочь их освободить, не имели значения.
Перед «ежами» дежурил «представитель высшей расы». Разглядывая его, Николай вспомнил: «фашизм всегда паразитирует на низших структурах». Шишковатый череп с узким лбом, мелкие незначительные черты лица, тонкие мокрые губы. На тщедушном тельце – черная униформа, ремень с тяжелой бляхой, украшенной все тем же орлом, в руке – внушительная дубинка.
Нахально разглядывая Николая с Анной, он потыкал дубинкой в табличку, начинающуюся словом «Ahtung»:
– Читать надо, здесь частная территория. Допускаются только члены военно-исторического клуба и их гости. Для остальных вход закрыт.
– У нас договоренность о встрече с Яковом Ароновичем:
Охранник, отойдя в сторону, тихо пробубнил что-то вуоки-токи. Видимо, получив указания, пробормотал: «Яволь» – и неохотно их пропустил.
Открыв тяжелую дверь, Николай и Анна попали в небольшой зал – стойка с пивными кранами и десяток деревянных столов. У входа стену украшал большой портрет рыжебородого рыцаря. Знаменитый покоритель сарацинов Фридрих Первый. Его прозвище – «Барбаросса», то есть «рыжая борода», – стало названием заведения, а много раньше, в 1940 году, Гитлер назвал так свой план нападения на Советский Союз.
Интерьер пивной навязчиво погружал посетителей в атмосферу Третьего рейха. В зале гремел немецкий военный марш, а на большом телевизоре в углу показывали черно-белое кино – присмотревшись, Николай узнал знаменитые кадры «Олимпии» Лени Рифеншталь – документального фильма о всемирной Олимпиаде 1936 года в Берлине.
Наряд официанток, сплошь полненьких блондинок, состоял из короткой черной юбки, белой блузки, черных галстука и пилотки и высоких блестящих сапог. Одна из этих «фройляйн» указала на дверь в конце зала:
– Яков Ароныч там, в магазине…
К удивлению Николая, лишь один из столов занимали бритые юнцы в черной униформе – подняв пивные кружки, они громко и слаженно подпевали гремевшему маршу. За другими разместились вполне респектабельные группы мужчин разного возраста, судя по одежде – довольно состоятельных.
За указанной дверью оказалось помещение поменьше. Традиционные витрины, книжные стеллажи и прилавок с кассовым аппаратом.
Ассортимент товаров напоминал сразу антикварную лавку, где предлагается на продажу все, что выкапывают «черные следопыты», ларек со специализированной литературой – книги идеологов фашизма, прошлых и нынешних, и магазин одежды для тинейджеров-милитаристов – пятнистая униформа, армейские ботинки и прочее в том же духе. Тут же были комплекты немецкой военной формы периода Второй мировой, явно новодельные.
В витрине – трикотажные майки с аппликациями. На одной безобразный черный верзила грубо хватал испуганную полуголую пышногрудую блондинку. Надпись призывала: «Убей черного!»
Относительно политкорректный лозунг «За русских и за бедных» украшал красную тишотку, туго обтягивающую полные телеса пятидесятилетнего мужчины. Яков Аронович кивнул Николаю и указал на обтянутый черной кожей диван в углу, перед которым на журнальном столике лежала стопка периодики. Сам же продолжал вполголоса что-то обсуждать с респектабельным господином средних лет.
Анна прошла к дивану и, не садясь, взяла один из журналов. По тому, как брезгливо она передернулась, было понятно, что содержание соответствует общему духу заведения. Бросив журнал, она шепотом спросила:
– Яков Аронович – еврей?!
Николай уже пожалел, что взял ее с собой. Своим непосредственным возмущением она могла расстроить намеченную сделку. Анна отошла к стеллажам и начала рыться на полках с майками. А к нему, закончив дела с клиентом, направился Яков Аронович, широко, как будто готовясь к дружеским объятиям, разведя в стороны руки, поросшие густой курчавой шерстью:
– Рад видеть, как поживаете, нравится ли вам наш военно-исторический клуб?
Хозяин приветливо улыбался, демонстрируя удачную работу дантиста.
– Что за юное создание вас сопровождает?
Николай не успел ответить – Анька, четко выговаривая слова, представилась:
– Анна Троицкая, корреспондент службы новостей Петербургской дирекции телевизионной компании «Федерация». – И с неприкрытым вызовом спросила: – Яков Аронович, вы – еврей?..
Слащавая улыбка сползла с лица владельца клуба. Он пристально взглянул на Анну:
– А шо, таки телевидение теперь занимается расовыми вопросами?
Местечковый говорок был явно утрированным.
– Национальность не мешает вашему бизнесу?..
Упрямая Анька развернула и приложила к плечам майку с призывом: «Бей жидов – спасай Россию!»
– Понравилась маечка?.. – не смутился Яков Аронович. – Рекомендую – хит продаж, уходят влет. Эксклюзивный товар, и ваш размерчик имеется. Как представителю СМИ могу предложить скидку. Не хотите?.. Ну, дело ваше. А что до моих мальчиков, так они придерживаются общепринятого уровня антисемитизма.
Яков Аронович употребил явно где-то услышанную и понравившуюся формулу и, довольный собой, с гордой ухмылкой победителя разглядывал Анну.
Но та не собиралась сдаваться:
– А как же холокост и блокада? Или это тоже из разряда общепринятого уровня антисемитизма?..
– Ха! Вы, девушка, еще татаро-монгольское иго вспомните!.. – Он сокрушенно покачал головой и тяжело вздохнул, как бы сожалея о недостатке ума и воспитания у современной молодежи, но все же счел нужным поделиться мудростью: – Вы молодая и жизни совсем не знаете, так я вам скажу: среди евреев столько жуликов и подонков, что это просто неслыханно. А вы говорите – антисемитизм!..
Анна собралась возразить, но Яков Аронович умоляюще поднял руки:
– Все-все-все! Извините, но дела бизнеса требуют внимания. Мы с вашим спутником должны кое-что обсудить, – и, уже уходя, мстительно добавил: – А вы можете продолжить спор с моими мальчиками. Я надеюсь, у них найдутся весомые аргументы. Кстати, есть свежайшее немецкое пиво. Попробуйте – не пожалеете.
Николай вслед за Яковом Ароновичем прошел в неприметную дверь и, спустившись по крутой лестнице, оказался в подвале, переоборудованном в мастерскую. Обритому униформисту слегка постарше тех, что встретились наверху, хозяин приказал:
– Гоша, ступай в лавку и поглядывай там. – И, закрыв за ним дверь, подошел к молодому мужчине, копавшемуся в груде железок на верстаке, приобнял его за плечи и горделиво представил Николаю: – Вот он, ваш спаситель. Мишенька Копаев – лучший специалист, великий знаток мест боев всего Северо-Запада и ближайшей заграницы. А скольких людей он сделал счастливыми, дав им те вещи, которые они давно и безуспешно искали, – так просто без счета.
Разглядывая невзрачного парня лет тридцати в потертых джинсах, стареньких стоптанных кроссовках и круглой оправе из никелированной стали, которая, судя по старомодному виду, тоже найдена в каком-то раскопе, Николай подумал, что этому «черному следопыту» очень подходит его фамилия.
Миша вопросительно взглянул на Якова Ароновича. Тот кивнул: можно приступать к делу.
Следопыт достал из-под верстака большую спортивную сумку. Аккуратно развернул холщовую тряпку и передал Николаю немецкий автомат. Взвесив оружие в руках, тот удивился его тяжести. Миша снисходительно усмехнулся:
– Тяжелая машинка. В снаряженном состоянии – почти пять килограммов. Как любят писать в газетах – «шмайссер».
