Текст книги "Код Маннергейма"
Автор книги: Василий Горлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)
Николай вспомнил:
– По преданию, один из двенадцати – апостол Фома – был убит стрелой в паломническом путешествии в Индию.
– Подожди-ка, тут что-то еще… – Анна взяла из его рук не до конца развернутый пергамент.
На полированном нефритовом стержне оставался еще один виток. Свиток развернулся, и они увидели на желтоватой коже отпечаток человеческой руки, настолько четкий, что на подушечках пальцев легко различались линии папиллярного рисунка.
На ладони, ближе к запястью, кровавой розой проступал стигмат – рана от большого гвоздя, какими руки распятого прибивали к кресту. А ниже – черной тушью, каллиграфически правильными арамейскими буквами – надпись.
На этот раз не звучал голос, просто Анна и Николай понимали написанное, а как – Бог весть…
Просите, и дано будет вам, ищите и найдете, стучите, и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.
Чуть касаясь пальцами контура ладони на пергаменте, Анна задумчиво спросила:
– Так, значит, Фома все-таки нашел Иисуса?
– Может быть. Но, похоже, знать нам этого – не дано. А может быть, Евангелие уже после гибели Фомы неведомыми путями попало к Христу.
– Да это, наверное, и не важно. Главное, вот он, отпечаток ладони Иисуса. – Анна говорила лихорадочно, в глазах плясали отблески костра. – Слушай, это же сенсация из сенсаций. Конечно, заставить людей в это поверить будет сложно, но ведь мы с тобой профессионалы и обязательно справимся. Этот пергамент может изменить мир.
– Нет, Анютка, это вряд ли, да и я думаю, что никто, кроме нас двоих, его в ближайшем будущем не увидит. Потому что не нам решать судьбу свитка, – сказал Николай, внимательно вглядываясь в ее лицо.
– Как не увидят, что ты говоришь?! Мы обязательно должны рассказать миру об этом Евангелии! Ведь сколько людей, узнав о его существовании, смогут поверить и стать лучше и счастливее. Ради того, чтобы оно стало известно, погиб мой дед – и, даже не говоря о прочем, только в память о нем, я обязана добиться публичной огласки. – Николай что-то попытался сказать, но она жестом остановила его и, почти высокомерно, закончила: – И я непременно сделаю это, с тобой или без тебя.
Освещенная отблесками огня она была прекрасна – одухотворенная и решительная, с лицом древней амазонки-воительницы, воплощение страсти и силы.
Анна по-своему оценила внимательный взгляд Николая и, крепко прижав к груди свиток, медленно, шаг за шагом, начала отступать от него, торопливо пытаясь что-то разглядеть на земле. Он отвернулся и пошел к костру, устало сел на ствол рухнувшей когда-то сосны и подбросил несколько сухих сучьев на тлеющие угли. Закашлялся от повалившего дыма и негромко сказал:
– Справа, у камня.
– Что? – вздрогнув, переспросила Анна.
– Я говорю: пистолет Монгрела справа от тебя, у камня. Ты ведь его пытаешься найти?
Она подошла к камню и подняла упавший в травяные заросли тяжелый пистолет. Кожу ладони как будто обожгло ребристой поверхностью рукоятки, и Анна безвольно опустилась на влажный от росы мох. Наваждение прошло, а минутой позже нахлынул стыд, такой безжалостный и горький, какой бывает только в детстве, и она расплакалась, громко всхлипывая и шмыгая покрасневшим носом. А когда Николай поднял ее, сжавшуюся в несчастный комочек у старого замшелого камня, она все прятала лицо, уткнувшись лбом ему в плечо, и повторяла:
– Прости меня, мне так стыдно.
Потом, тесно прижавшись друг к другу, они сидели у дотлевающих углей костра, и открытый винтовочный ящик стоял у их ног. На дне лежала аккуратно смазанная, в простых черных ножнах, сабля Маннергейма, поблескивая золотом и белой эмалью ордена Святого Георгия на эфесе, а рядом, завернутые в трогательную белую тряпицу, – четыре солдатских Георгиевских креста – полный кавалерский бант.
В отдельной ячейке покоился древний пергамент в футляре, а в другой – желтела кучка золотых червонцев с двуглавым орлом на реверсе, маленькая, тоже золотая, фигурка Будды и пригоршня драгоценных камней непривычной грубой огранки да еще перетянутая бечевкой пачка старых бумаг.
Искусно сработанная, плотно закупоривающаяся пулей крупнокалиберная гильза – по-солдатски простой почтовый ящик – хранила свернутое трубочкой письмо, написанное на двух языках – финском и русском.
«Дорогие наши друзья!
Мы – маршал Карл Густав Маннергейм и унтер-офицер Григорий Малоземов – обращаемся к вам с просьбой. Судьба сложилась так, что исполнить свой долг и вернуть находящееся здесь Евангелие туда, где ему надлежит быть, мы не смогли. Древний пергамент был украден из дворца Далай-ламы Потала, что в тибетской столице Лхаса. Возможно, вы уже успели понять, что священный свиток обладает удивительными свойствами. Все долгие годы, которые нам выпало быть его хранителями, мы пытались прояснить загадочную судьбу этой реликвии. Но увы! – наши усилия оказались напрасными. Мы уповаем на то, что вам удастся справиться с трудной задачей. Быть может, письма и документы, оставленные нами здесь, помогут вам в этом. Предприятие по возвращению священного свитка может быть непростым, поэтому передаем вам также попавшие к нам вместе с Евангелием тибетские ценности – их реализация и продажа принадлежащих нам золотых монет даст необходимые средства для его осуществления. Здесь же вы найдете мое георгиевское оружие и награды Григория, полученные за честную воинскую службу великой державе. Эти вещи должны навсегда остаться в России – может быть, по прошествии лет они смогут заинтересовать сотрудников какого-нибудь музея.
С благодарностью и любовью,
Карл Густав Маннергейм, Григорий Малоземов.Март 1944 г.»
Костер догорел, на востоке, за высокими кронами островных сосен, уже рассветно алело небо, настала пора возвращаться – их ждали любимые люди и важные дела. Они погрузили ящик и тихо отчалили от Стеклянного.
Несколькими сильными гребками Николай вывел лодку из прибрежных камней на спокойную воду залива. Перед тем как нарушить трепетную тишину ревом мотора, он сказал:
– Знаешь, Анька, никто не смог причинить людям больше страданий, чем готовые осчастливить все человечество. Единственное исключение во всей мировой истории – Иисус, никого не убивший, напротив – сам принявший смерть. Видимо, существует непреложный закон: как только человек решил, что знает лучше другого, что этому другому нужно, – любовь в его душе оборачивается жаждой власти, пусть он сам того и не понимает. Вот так вот, Анютка. – Он вздохнул и улыбнулся, – Наивные мечты, конечно, но как было бы здорово, если бы миром правили те, кого эта власть тяготит…
Мощный движок бодро заурчал, а затем взвыл, повинуясь Николаю, резко выкрутившему ручку газа на румпеле. Лодка рванулась вперед, легко выходя на глиссирование, победно задрав серебристый нос. А за спинами возвращавшихся домой мужчины и женщины в пенном кильватерном следе искрились первые блики встающего солнца.
Наступало утро нового дня, летнего воскресенья два тысячелетия спустя от Рождества Христова.
Эпилог
Декабрь 200… г., озеро Сайма, Финляндия
Финляндия праздновала Рождество Христово.
В деревянном уютном доме на первом этаже прямо в центре просторного холла установили нарядную живую ель, усыпанную огоньками гирлянд. На кухне у плиты суетилась принаряженная Васса – боже мой, столько гостей, нужно всех накормить…
Старый камин простуженным баском выводил свою вечную песню, и у его прожорливой теплой пасти устроились за шахматной доской Моисей Фидель и отчим Анны Гамлет Андриасян, который старательно размышлял над следующим ходом. Южный темперамент сказывался – он нервничал, увлекался атакой, забывая о защите, и все никак не мог выиграть партию у сладко улыбающегося дяди Мойши.
Елена вместе с Айгерим – мамой Анны, оказавшейся весьма спортивной, совершали длительную лыжную прогулку. Владимир Николаевич и Стасис на прибрежной банке старательно таскали некрупных окуней, а Николай, гордо заявив, что такую рыбу можно ловить и на Выборгском заливе, отправился в поисках удачи на широкие просторы Саймы, отыскивая по отметкам GPS-приемника большие глубины в надежде на трофейный экземпляр.
Как и следовало ожидать, за дерзновенные мечты полагалось наказание: за весь короткий зимний день – ни одной поклевки. Он облавливал очередную точку, уже не надеясь, что удача улыбнется ему. Вечерело, на нетронутых сугробах появились синеватые тени.
Лихо заложив вираж, подъехала Анна. Остановив мощный «Бомбардье» на расстоянии от лунок – чтобы не пугать рыбу, – она направилась к Николаю.
В белоснежном комбинезоне, высокая и стремительная Анна выглядела эффектно, и он любовался ею. За несколько месяцев разлуки она изменилась – повзрослела, стала более сдержанной и серьезной. В суете большого сбора гостей еще не выдалось возможности поговорить наедине.
– Ну что, рыбак, не клюет чудо-юдо-рыба-кит?
– Не клюет, хозяюшка.
– Тогда, может быть, поговорим?..
– Давай.
Николай устроил мормышечную снасть на рыболовном ящике – а вдруг все же клюнет – и вернулся вместе с Анной к снегоходу. Из-за пазухи он извлек фляжку:
– Будешь коньяк?
– Нет, спасибо, мне же сегодня еще Настю с Валеркой встречать.
– Ну, тогда тебе, как непьющей, полагается субтропический фрукт…
Николай опять полез за пазуху и протянул ей мандарин.
– Ой, какой теплый, – восхитилась Анна.
Он коснулся фляжкой мандаринового оранжевого бока и, глотнув коньяка, спросил:
– Ну как живешь, хорошая моя? Трудно приходится?
Она вздохнула:
– Трудно, Коленька. Особенно на первых порах – просто зашивалась. Когда дедушка был жив, казалось, все здесь идет само собой. Просто и легко. А как стала сама заниматься базой, тут и выяснилось – насколько это сложно, тем более для русской девчонки, даже финского языка не знающей.
– А Стасис?
– А что – Стасис?.. У него – его лодки, живет в Вильнюсе, встречаемся раз в месяц: то он сюда на денек, то я к нему. Замуж зовет, все время уговаривает, чтобы я там осталась – а я не могу здесь все бросить… Ладно, я ведь не плакаться тебе в жилетку собралась. Ты-то как?
– Да все, в общем, без потрясений. Пожалуй, единственная значительная новость – начал я писать, Анька, авантюрный роман. Я привез несколько первых глав, очень хочу, чтобы ты их прочитала.
– Здорово, молодец! Прочитаю с удовольствием. – Она сняла шлем и задумчиво вертела его в руках.
Николай понял, что волнуют ее сейчас отнюдь не его первые литературные опыты, и слегка обиделся. Но Анна этого не заметила:
– Коля, а что с пергаментом?
– С Евангелием все в порядке, благополучно хранится там, где мы его оставили. Что-то случилось?
– Да не то чтобы случилось, но… Последние две недели на мой адрес электронной почты приходят странные письма… Ничего конкретного, лишь в заголовках настойчиво повторяются слова: Тибет, Потала, реликвия, Далай-лама и Маннергейм.
– И тебе тоже?.. Я-то думал, что таким образом Дюня развлекается – он, кстати, недавно звонил мне и намекал, что добровольная выдача неправедно нажитого добра влечет за собой снисхождение. Он ведь, когда передали саблю Маннергейма и кресты Малоземова в Музей истории города в Петропавловке, не поверил, что мы отдали все. А на российской таможне, в Торфяновке, когда к тебе ехали, нас трясли по полной программе – три часа машину обшаривали.
– Похоже, что нас провоцируют – рассчитывают, что мы запаникуем и попробуем вывезти Евангелие из России. Тут-то они нас и возьмут, тепленькими… И я думаю, нам стоит поддаться на провокацию.
Она вопросительно посмотрела на Николая. Он кивнул и ободряюще улыбнулся:
– Молодец, Анька, все правильно. Только вот связи с адресатом у нас по-прежнему нет. Не идти же снова в дацан…
Они рассмеялись, вспомнив, как перемигивались хитрые буряты в петербургском дацане – и слепому стало бы понятно, что монахи что-то затевают. Анна и Николай, так и не сказав им, зачем приходили, поспешно покинули обитель хитроумных петербургских буддистов.
– А зачем нам посредники? Вот закончатся рождественские и новогодние каникулы, рыбаков на базе поубавится, и я смогу позволить себе небольшой отпуск. И отправлюсь в путешествие в жаркие страны к теплым морям. А именно – в Индию, где в штате Химачал-Прадеш в городе Дхармасала находится резиденция тибетского правительства в изгнании и Далай-ламы XIV Тэнзин Гьяцо. Видишь, какая я умная? Надеюсь, что смогу получить у его святейшества аудиенцию. Поехали со мной?
– Нет, Анька, это неразумно. Если нас контролируют, то такая совместная поездка вызовет большой переполох. Я лучше дождусь результатов твоего визита. А там уже решим, что делать дальше, идет? Я ведь тут на досуге наконец разобрал документы, которые маршал оставил в тайнике, и понял, что не был Маннергейм уверен в том, что Евангелие нужно возвращать именно в Тибет… Смотри – клюет!
Николай стремительно рванулся к своей удочке. Засекшаяся рыба стащила легкую снасть на лед. Николай подхватил удильники, пальцами перебирая леску, ощутил внизу, подо льдом, мощные рывки крупной добычи. Проклиная себя за то, что поленился перевязать узлы, и умоляя тонкую леску не рваться, потерпеть еще чуть-чуть, он то подтягивал неизвестный трофей ближе к лунке, то опять давал рыбе волю… Стоя на коленях на льду, он пытался успокоить бешено колотящееся сердце и дрожание рук – адреналин кипел в крови.
Постепенно рывки рыбы стали плавнее и реже – она устала. Медленно и очень осторожно он из глубины подводил ее к яркому конусу света – так сквозь толщу воды должна видеться лунка. Сейчас все зависело от того, удастся ли ему правильно, головой вперед завести туда рыбу. Господи, ты же есть и иногда оказываешь милости своим недостойным чадам! Все получилось, и, когда из заметно приподнявшегося в лунке ледяного крошева высунулась тупая и широкая рыбья морда, леска в конце концов оборвалась. Обдирая кожу ладони об острые грани смерзшейся шуги, Николай впился пальцами в рыбью голову и резко выбросил на лед полуметровый брусок мощного и широкого тела с черно-зеленой спиной и мелким нарядным серебром чешуи.
Анна, настоящая хозяйка рыболовной базы, завопила:
– Ура, лосось! Вот это добыча! Твой портрет будет теперь красоваться на нашем стенде среди прочих самых удачливых рыболовов!..
Николай лишь глупо улыбался и никак не мог прикурить сигарету – дрожали руки…
Они быстро собрались – какая рыбалка после такой удачи?!
Устроившись сзади и крепко обняв Анну, Николай сквозь поземку, поднятую снегоходом, смотрел на яркий желтый свет, льющийся из окон приближающейся усадьбы, такой домашний, теплый и уютный в суровой строгости заснеженного леса. Там, внутри, с писклявым лаем и всамделишным рычанием носились друг за другом и за своими хвостами два черных широколапых вислоухих, очень пока неуклюжих щенка. Почти близнецы, только у Микеля Второго вокруг шеи завязана голубая шерстинка, а у Лира Второго – зеленая.
Послесловие автора
Увы, автор должен признать, что действующие в романе реальные исторические личности, возможно, не были участниками описываемых событий – все это лишь версия, рожденная увлекательным изучением подробностей тех далеких лет, своеобразная попытка преодолеть противоречия существующих трактовок. Сколь убедительной выглядит эта попытка – судить читателю.
Конечно же, все происходящее в романе в дни сегодняшние – порождение авторской фантазии, где любые пересечения персонажей и ситуаций с реальными людьми и событиями – случайны и непредумышленны. Но, не желая выглядеть лишь безответственным выдумщиком, автор гарантирует проверенную вековым семейным опытом подлинность приведенного в тексте рецепта узбекского плова – именно так его готовят в Ферганской долине.
Автор надеется, что читатели разделяют уверенность в том, что неблагодарность – тяжкий грех, и выражает искреннюю признательность всем, кто имел отношение к появлению этой книги. Сергей Печенкин, прекрасный друг и первый читатель романа, оказал мне неоценимую помощь. Забота, любовь и поддержка моей семьи – Елены, Владимира Николаевича и Веры Ивановны Наволоцких, Анастасии Горловой, Анны, Сергея и Глеба Ераковых – бесценна. Автор благодарен коллегам – сотрудникам информационной службы «Вести-Петербург» – за дружеские замечания и советы.
В том, что роман издан, немалая заслуга Натальи Лукониной и Ярослава Алексеева. Благодарю Анну Хореву и Андрея Юдина за профессиональную помощь в работе над текстом.
Автор признателен всем сотрудникам издательства «Астрель-СПб» и особенно – блестяще талантливому Виталию Гришечкину и очаровательной Екатерине Серебряковой – их яркие идеи и предложения сделали книгу лучше.
В. Горлов
