Текст книги "За гранью долга"

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Глава 35
Граф Томас Ромерс

На знак «замри» Том среагировал мгновенно. И, повинуясь жесту своего сюзерена, влип в узкую расщелину сразу же за поворотом тропы. Пытаясь понять, что могло встревожить графа в двадцати минутах ходьбы от замка Красной Скалы, в самой середине одной из самых неприступных долин королевства.

Решив, что сюзерену виднее, Ромерс положил ладонь на рукоять топора, слегка согнул колени, приготовился к схватке и… с удивлением увидел легкую улыбку, появившуюся на лице стоящего рядом Утерса.

«Опасности нет. Жди… – жестами показал граф. И добавил: – Тихо…»

Озадаченно посмотрев на сюзерена, Томас убрал руку с топорища и превратился в слух.

Ждать пришлось недолго. Минут пять. А потом из-за поворота тропы послышался звук чьих-то шагов.

– Ну, и куда это мы собрались, ваше высочество? – выждав еще несколько мгновений, громко поинтересовался Утерс-младший. И раздраженно рявкнул: – Гонта! Ты что, не расслышал моего приказа?

– Он ни при чем, Ронни! Если я не хочу, то остановить меня почти невозможно… – выйдя из-за скалы, буркнул принц Вальдар. – Вернее, можно, но только применив силу… В общем, Гонта решил, что… Короче, я требую, чтобы вы взяли меня с собой…

– Нет. Это исключено… – отрицательно мотнув головой, буркнул граф Вэлш. – Вы должны оставаться в нашем замке до тех пор, пока его величество не решит, что опасность для вашей жизни миновала.

– Ронни! Я – взрослый мужчина и могу сам распоряжаться своей судьбой… – возмутился наследник престола.

В глазах Утерса-младшего мелькнуло что-то, похожее на боль:

– Ваше высочество! Вам не кажется, что вы забываете про нечто важное? Про ваш долг перед королевством? – холодно поинтересовался юноша. – Не думал, что мне придется о нем напоминать. Вы – единственный наследник престола. И не имеете права рисковать своей жизнью. Ваш отец отправил вас под охрану наших воинов не просто так. У него наверняка были очень веские причины. Поэтому… возвращайтесь в замок, ваше высочество!

Вальдар заскрипел зубами, с хрустом сжал кулаки, и, уставившись в глаза графа, зарычал:

– Я ненавижу слово «долг»! Я не хочу возвращаться ни в какой замок! Мне надое…

Увидев, как заледенел взгляд юноши, молча слушающего его монолог, принц прервался на полуслове, понуро опустил плечи и тяжело вздохнул:

– Ты прав, Ронни… Я должен… Удачи тебе…

– Благодарю, ваше высочество… – церемонно поклонившись, граф развернулся на месте и, не оглядываясь, зашагал вверх по тропе.

Угрюмо посмотрев вслед уходящему юноше, принц в сердцах врезал кулаком по скале и, поморщившись от боли в разбитом кулаке, еле слышно пробормотал:

– Настоящий Утерс… Упрям, как… его отец…

…Развилку, за которой начиналась тропа Последней Надежды, Ронни прошел не останавливаясь. Словно не заметив. Удивленно почесав затылок, Томас нашел взглядом покрытый мхом камень, о который он споткнулся на пути к замку. Потом кусок дерна, вывернутый его сапогом. И, удостоверившись, что не ошибся, негромко поинтересовался:

– Простите, милорд! А разве тут нам не налево?

Остановившись, Утерс удивленно посмотрел на Ромерса, потом – на поворот и, не сразу сообразив, о чем вопрос, криво усмехнулся:

– Ты, кажется, мечтал о подвигах, Том?

Ромерс почувствовал, что слегка краснеет, и, выдвинув вперед подбородок, с вызовом поинтересовался:

– А что, такая мечта недостойна мужчины?

– Ну почему… – вздохнул юноша. – Мечта как мечта. Сам мечтал о том же… Просто… Каюсь, в замке мне было не до тебя: принц Вальдар, мама, сестры, Брюзга… А потом я просто забыл, что ты не в курсе…

– В курсе чего? – переспросил Том.

– Того, куда я собрался. Короче говоря, мы не будем сворачивать на тропу Последней Надежды. Потому, что идем не в ущелье Кровинки, а в Свейрен…

– Ку-уда?

– В столицу королевства Делирия, в город Свейрен… – усмехнулся Утерс.

– Прямо так? – двумя руками оттянув от кольчуги сюрко и продемонстрировав сюзерену его герб, ошеломленно поинтересовался Ромерс.

– А что, тебе чем-то не нравится наш родовой герб? – нахмурился юноша и… расхохотался: – Шучу… Нет, конечно же не так. Все, что необходимо для этой небольшой прогулки, мы возьмем в одном из наших схронов за Ледяным хребтом. Так что можешь не волноваться. Кстати, а тебя не беспокоит то, что мы собрались туда вдвоем?

– Нет… – отрицательно помотал головой Том. – Единственное, чего я действительно боюсь, это оказаться для вас обузой. Такой же, как во время перехода от Ледяной пещеры до долины Красной Скалы. И… еще я боюсь, что вы сейчас предложите мне вернуться обратно в замок…

– Не предложу… – вздохнул Ронни. – Во-первых, ты просился ко мне в оруженосцы не для того, чтобы сидеть в четырех стенах и любоваться на моих сестер. Во-вторых, отправить тебя обратно после того, как мы уже ушли – значит нанести ущерб твоему самолюбию и выставить тебя в глазах окружающих трусом. На что я никогда не пойду. В-третьих, для того чтобы осуществить задуманное, мне нужен хотя бы один напарник…

– Спасибо, милорд…

– Ты бы поступил по-другому? – удивился Утерс.

– Нет…

– Значит, благодарить меня не за что. Пошли, напарник…

…В пещере пахло псиной, кровью и тухлым мясом. Двигаясь за графом Вэлш, Том аккуратно переступал через обглоданные кости и комки свалявшейся шерсти и прислушивался к грозному рычанию, раздающемуся из-за пределов светлого круга, выхватываемого факелом из темноты.

– Не нападут… – заметив, что он то и дело хватается за рукоять топора, буркнул Ронни. – Сейчас лето. Еды предостаточно. А от нас не чувствуется страха…

«Ну, я бы не сказал…» – подумал Ромерс и криво усмехнулся: против волчьей стаи десятка в четыре голов он чувствовал себя беззащитным.

– В этой горе – целый лабиринт. Говорят, что тут когда-то жили люди и что в некоторых пещерах даже сохранились выбитые на стенах рисунки. Однако сам я их не видел – оба раза, когда я тут был, мы пробегали к схрону, переодевались и уходили. Эх, будь у меня свободное время, я бы с удовольствием побродил бы по этим коридорам и полюбовался бы на то, что они там накарябали…

– А мне в пещерах немного неуютно… – чуть не врезавшись головой в торчащий из стены камень, признался Томас. – Как представлю себе, что там, над головой – чудовищная толща из камня, так становится не по себе: вдруг обвал или, скажем, землетрясение? Нас же погребет заживо…

– Скорее, расплющит, как копыто коня – выскочившую на дорогу лягушку… – ухмыльнулся Утерс. – Обвалы и землетрясения бывают достаточно редко, поэтому я о них не думаю… Есть проблемы поважнее… Кстати, все, мы добрались… Вот за этим поворотом будет лаз… На, подержи факел – я сдвину камень в сторону…

…Узкий лаз, по которому пришлось лезть на четвереньках, оказался достаточно коротким. Однако Том, очень четко представивший себе, как его придавливает потолком, выбрался из него мокрым, как мышь. И с сердцем, бешено колотящимся в грудную клетку. Кое-как успокоив дыхание, он воткнул факел в металлическое кольцо, торчащее из небольшой трещины и, стараясь не думать о том, что эта трещина – тоже предвестник обвала, огляделся.

Пещера выглядела, как пасть сказочного дракона: из потолка и пола торчали острые «зубы» – каменные столбы розовато-серого цвета, а между ними, словно язык чудовища, чернело небольшое озерцо. Десятка полтора сундуков, около которых суетился Аурон Утерс, казались коренными зубами, а покатый свод в дальнем углу пещеры – горлом…

– Впечатляет? – вытащив из сундука небольшой сверток и бросив его Тому, с улыбкой поинтересовался граф. – Мы называем ее Волчьей пастью…

– Не волчья, а драконья… Таких больших волков не бывает, милорд… – не прекращая вертеть головой, пробормотал Ромерс. – Жуткое место…

– Место как место… Мне даже нравится… Давай, переодевайся… – усмехнулся Ронни и, подавая пример, первым стянул с себя сюрко. – Потом покопайся во-о-он в том сундуке и подбери себе нормальные сапоги: мне нужно, чтобы ты мог передвигаться бесшумно. А не громыхал, как телега по булыжной мостовой.

Наскоро переодевшись в серое сюрко с вышитыми на нем скрещенными мечами, Утерс быстренько собрал два дорожных мешка и, кинув один из них Тому, жестом показал на лаз:

– Давай обратно. К завтрашнему утру нам надо добраться до дороги. А эта тропа ничуть не лучше, чем твоя любимая…

– Любимая? – переспросил Том.

– Угу… – усмехнулся Утерс-младший. – Тропа Последней Надежды. Или есть другая, еще веселее?

…Прыгнув вслед за графом на бесконечный язык осыпи, заканчивающийся в долине, покрытой белой пеленой тумана, Том заранее простился с жизнью: бежать по склону, с каждым шагом проезжая чуть ли не половину полета стрелы, было безумно страшно. Так же, как и лезть вслед за сюзереном по отвесной стене или висеть на веревке, ожидая, пока Ронни вытянет его на очередную «полку». Однако к середине спуска страх куда-то испарился, и на смену ему пришло чувство полета. Поэтому, по инерции забежав на покрытый травой противоположный склон ущелья, Ромерс даже слегка расстроился.

– Понравилось? – довольно ухмыляясь, поинтересовался Утерс-младший.

Томас кивнул.

– Я тоже люблю вот так пробежаться… Зато вот подниматься обратно…

– Этого я вообще не представляю… – посмотрев за спину, признался Ромерс. – Шаг вперед, и три – назад…

– Ну, в лоб мы туда, конечно, не полезем… Хотя учитель гонял меня именно так… – усмехнувшись своим воспоминаниям, буркнул граф. – Ладно, повеселились и хватит. Пора добывать себе лошадей.

– Добывать?

– Угу… Тут, на Зайдском тракте, должно быть безумное количество патрулей… Думаю, что если хорошо попросить, то лошадьми они поделятся… Что нам надо-то? Всего четыре штуки…

– А по сколько человек в патруле?

– Обычно – штатный десяток… – ухмыльнулся юноша. – Самое оно, чтобы размяться…

…При виде конного патруля из десяти делирийцев, выехавшего из-за поворота дороги, Том вдруг понял, что эта разминка может оказаться для него последней: воины были одеты в тяжелые латы и выглядели отнюдь не новичками. Растерянно посмотрев на замершего за соседней вековой елью юношу, Том внимательно вгляделся в его лицо, однако страха на нем не увидел: вместо того, чтобы подать сигнал отступать, Утерс-младший жестами показал Ромерсу его первую цель, потом слегка сдвинул ногой лежащий рядом дорожный мешок и вытащил из перевязи метательные ножи.

Поудобнее перехватив арбалет, Томас облизнул пересохшие губы и задержал дыхание, решив, что показывать свой страх сюзерену – позор для вассала.

Кивок Утерса-младшего, негромкий щелчок – и всадник, едущий первым, начал медленно откидываться на круп своего коня. Вскинутая вверх рука с растопыренными пальцами; зависшие в воздухе поводья, выскользнувшая из стремени нога… – Тому вдруг показалось, что он разглядывает свитки с совершенно не связанными друг с другом рисунками, и что художник, который их рисовал, слегка переборщил с изображением мелких деталей… А потом замедлившееся было время понеслось вскачь, и в вырезах барбютов[43]43
  Шлем с Т– или Y-образным вырезом.


[Закрыть] ошарашенных делирийцев одна за другой начали возникать рукояти метательных ножей…

Сбив с ног вставшего на дыбы коня ударом щита и врубаясь топором в бок летящего на землю всадника, Томас вспомнил, что обязан защищать спину своего сюзерена. И попытался проконтролировать перемещения графа. Но тут же понял, что это невозможно – Утерс-младший метался среди всадников, как ураганный ветер в зарослях камыша. В темпе, в котором Ромерс не смог бы двигаться даже без щита, меча и кольчуги. И безошибочно бил в сочленения доспехов, под плакарт[44]44
  Часть доспеха, защищающая нижнюю часть груди.


[Закрыть] и латную юбку. Там, где мелькала спина Ронни, раздавалось дикое ржание лошадей, лязг железа и предсмертные хрипы. Шестнадцатилетний мальчишка, сравнительно недавно покинувший родовой замок, чувствовал себя в бою, как рыба в воде! И не делал ни одного лишнего движения!

«С ума сойти… – подумал Том, добивая придавленного конем делирийца. – А как он будет сражаться, когда наберется опыта и заматереет?»

– Все… Готовы… Тащи мешки и арбалет… – через пару минут, удостоверившись, что все враги повержены, приказал граф. Потом наклонился над одним из раненых, вытащил у него из ножен мизерикордию[45]45
  Узкий стилет, служащий для добивания раненых врагов через щели забрала шлема.


[Закрыть] и совершенно спокойно ткнул ею в глаз хозяину. – Поторопись: до Зайда рукой подать. А лишние свидетели нам ни к чему…

Глава 36
Аурон Утерс, граф Вэлш

Надежда на то, что мы сможем добраться до Свейрена за четверо суток, умерла к середине первого дня пути. Вернее, не умерла, а скончалась в жутких муках от руки моего верного оруженосца. Если бы не его «потрясающие способности» к лицедейству, то мы, выбравшись на Зайдский тракт, смогли бы мчаться в столицу Делирии, останавливаясь в придорожных тавернах только для того, чтобы переночевать. И не особенно беспокоясь о проверках: имеющиеся у нас подорожные практически не отличались от оригиналов, а шансы встретить по дороге людей, способных понять, что подпись графа Сарбаза и его личная печать являются подделками, были равны нулю. Однако… первая же попытка проехать мимо встречного патруля закончилась побоищем.

Нет, сначала все шло, как надо: воины, увидевшие вышитые на наших сюрко эмблемы Ночного двора, поприветствовали нас поднятыми над головой сжатыми кулаками. Я повторил их жест… и тут патрульные выхватили мечи!

Как потом оказалось, при виде вооруженных вражеских солдат мой великовозрастный оруженосец тут же изменился в лице и «осторожно» потянулся к топору…

…В общем, конец первого и весь второй день мы передвигались по проселочным дорогам и бездорожью, тренируясь правильно реагировать на делирийцев. И в итоге умудрились оставить в живых аж два разъезда! Правда, сумасшедший успех на редкость талантливого ученика не помешал мне встретить третий рассвет в поле: испытывать вновь обретенные навыки Томаса Ромерса в городе Фарбо, столице одноименного графства, я бы не стал даже под страхом смертной казни. Мало того, перспектива открыто проехаться по владениям графа Эрвела Фарбо наверняка не обрадовала бы даже Кузнечика.

…Граф Фарбо, отставной тысячник делирийской армии, начинавший служить еще при деде Иаруса Молниеносного, несмотря на свой крайне почтенный возраст, отличался крайней подозрительностью и на редкость сволочным характером. По рассказам учителя, чуть ли не четверть населения графства в той или иной степени занималось самым любимым делом своего сюзерена – играло в войну. Судьи и тюремщики, мастера пыточных дел и соглядатаи – для обеспечения порядка и «благоденствия» их хватало за глаза. Количеству стражников, без дела шарахающихся по тихим улочкам этого городка, могла бы позавидовать столица любого королевства Диенна, а бдительности каждого из них – Внутренние службы большинства правящих династий. Любой прохожий, не имеющий с собой подорожную, мгновенно оказывался в графской тюрьме, где им начинали заниматься палачи. А самый легкий намек на желание совершить какое-нибудь преступление заканчивался на виселице или на плахе. Несмотря на практически полное отсутствие преступности, лобное место города без дела не простаивало: как минимум раз в седмицу на нем проводились показательные порки нерадивых солдат, а месяц, в который выживший из ума граф умудрялся казнить меньше десяти человек, его вассалы считали счастливым…

Краткий пересказ привычек бывшего тысячника вверг Тома в состояние черной меланхолии. Все четыре часа, потребовавшиеся нам на то, чтобы добраться до границы этого лена, он молчал. А когда мы наконец проехали деревушку с говорящим названием Виселицы, за которым начиналась граница баронства Эрде, он неожиданно поинтересовался:

– А что мешает его вассалам куда-нибудь сбежать?

– Каждому ребенку, разменявшему четвертую весну, на предплечье выжигают эмблему рода Фарбо. А любой дворянин, приютивший у себя беглого вассала графа, становится личным врагом этого ненормального… – буркнул я. – А если учесть то, что у старикашки восемь сыновей, семь из которых занимают очень солидные должности в армии и при дворе, и еще пара десятков не менее воинственных внуков, то желающих повоевать против него находится немного…

…Часть дороги от Виселиц и до города Морось прошла без каких-либо происшествий – за полтора дня скачки мы встретили всего три патруля, ни один из которых даже не поинтересовался, что люди графа Сарбаза делают так далеко от столицы. Поэтому до здоровенного вертела, на котором болталась вырезанная из куска мятого железа кабанья голова, мы добрались не поздно вечером четвертого дня, как я планировал, а днем. За два часа до заката.

Увидев, что я поворачиваю коня на вытоптанную конями посетителей дорожку, начинающуюся под вывеской постоялого двора, еле сидящий в седле Том ошалело посмотрел на все еще висящее в небе солнце и на всякий случай даже потер глаза руками.

Естественно, от этого солнце не закатилось. И даже не попыталось скрыться в облаках. Может быть, потому, что на совершенно чистом небе их не наблюдалось?

Тогда мой оруженосец собрался с духом и, пришпорив измученного не меньше него коня, хрипло поинтересовался:

– Простите, милорд! А что, у нас незапланированный привал?

– Угу… – усмехнулся я. – Мой учитель утверждает, что на этом постоялом дворе молочных поросят зажаривают лучше, чем в любом другом месте Диенна. И что человек, побывавший в Делирии и не заехавший в «Поросенка» – полный и законченный идиот…

У парня отвалилась челюсть. Несколько раз моргнув, он помотал головой, потер ладонями лицо и снова уставился на меня:

– И это – достаточно веская причина для того, чтобы останавливаться на привал в середине дня?

– Почему нет? – невозмутимо ответил я. А потом, поняв, что моего оруженосца вот-вот хватит удар, улыбнулся: – Конечно, есть и другая причина: посмотри на себя! Четыре дня пути превратили тебя в сонное, постоянно зевающее существо, давно успевшее забыть, с какой стороны надо хвататься за топор…

– Я в порядке! – возмутился Ромерс.

– Может быть… – примирительно подняв перед собой руки, усмехнулся я. – А я – нет. Ты же видел – сегодня я полдня бежал рядом с конем. Почему, по-твоему?

– Боитесь сверзиться с лошади, ваша светлость? – сообразив, что я пытаюсь пошутить, ехидно поинтересовался Том.

– Угу. И превратиться в «вашу темность»… или «вашу грязность»… – кивнул я. – Кроме того, завтра ночью спать нам не придется… В общем, я решил, что сегодня надо отдохнуть… Ну… и поросенка попробовать хочется…

– Белье стирать умеешь? – поинтересовался я у Тома, сворачивая с Зайдского тракта на покрытое стерней поле, за которым прихотливо извивалась речка Мутная.

– Простите, милорд? – ошарашенно переспросил он.

– Белье, спрашиваю, стирать приходилось? Или графам Ромерсам стирают только служанки?

Ромерс слегка покраснел, сдвинул брови и признался:

– Это, конечно, неблагородно, но… приходилось…

– Отлично… – улыбнулся я. – Значит, сейчас мы уделим час времени этому неблагородному делу и перестираем все, что у нас есть…

Том чуть не упал с коня:

– Зачем, милорд?!

– Чужой город. Куча симпатичных дам… А от нас прет потом, своим и конским… Представляешь себе выражение их лиц?

– Вы собрались на королевский бал? – сообразив, что я опять шучу, ехидно поинтересовался он.

– Почти… И там, где я планирую провести сегодняшнюю ночь, запах пота будет совершенно лишним…

– И как же называется это место? – поинтересовался Томас, а потом, поняв, что косвенно интересуется целью нашего путешествия, о котором я предпочитаю не говорить, виновато отвел взгляд.

Я почесал затылок, посмотрел в сторону холма, за которым скрывались стены Свейрена, и, подумав, все-таки ответил:

– Хочу пообщаться с графом Сарбазом. Прямо в его имении. Знаешь такого?

– Да, милорд… – с легким ужасом в глазах посмотрев на меня, пробормотал он. – Только… вы уверены, что начальник Ночного двора захочет с вами общаться?

– Его желание – не главное… – почувствовав, что у меня сводит скулы от злости, я глубоко вздохнул и снова заставил себя улыбнуться. – Достаточно того, что это нужно мне…

– И вас действительно беспокоит, как от вас будет пахнуть во время этой беседы? – после небольшой паузы спросил Том.

– Во время – нет. А вот до и после – еще как! Если воины его охраны набраны не из юродивых, то они несут службу, как подобает. Открою тебе небольшой секрет – обнаружить лазутчика можно десятком разных способов. И обоняние – далеко не последний…

Мгновенно посерьезнев, Томас повернулся ко мне корпусом и прямо в седле изобразил уважительный поклон:

– Спасибо за науку, мастер…

Глава 37
Принцесса Илзе

Портьера, за которой я пряталась, пахла пылью. И не только пахла – любое прикосновение к ней окутывало меня серым облаком, от которого ужасно хотелось чихать. А чихнуть, стоя в двух шагах от маэстро Велидетто Инзаги, было бы редким идиотизмом: певец, не понимающий причины моего негативного отношения к его «таланту», с удовольствием сдал бы меня страже. И я, вместо того чтобы любоваться королевским балом, мигом оказалась бы в своих покоях.

Нет, особой поклонницей того, что происходило за пределами ниши с музыкантами, я не являлась – толпа расфуфыренных дворян, хаотически слоняющаяся по огромному залу, на протяжении всего бала в основном занималась тем, что лгала, хвасталась своими настоящими и мнимыми подвигами и флиртовала. Причем женская половина общества при этом усиленно изображала непорочность, а мужская – так же усиленно старалась в нее «верить». Прекрасно зная, что непорочностью от дамы, с ног до головы усыпанной мушками[46]46
  Искусственная родинка, с помощью которой дамы кружили головы кавалерам.


[Закрыть] и переспавшей с доброй половиной его друзей и знакомых, давно и не пахнет. Однако у игры «кто-кого-соблазнит», в которую самозабвенно резались обе стороны, были свои правила. И каждый из игроков следовал им в меру своей фантазии и способностей. Для того чтобы уверенно «выиграть»…

Правда, называть такие связи выигрышем я бы постеснялась: скажем, для того, чтобы уложить в постель ту же леди Лусию, под которую я так успешно загримировалась при работе с бароном Ярмелоном, не требовалось ни особого обаяния, ни веса в обществе, ни наличия десяти поколений дворян в роду или фамильных драгоценностей. Любой, кто был в состоянии сделать пару двусмысленных комплиментов, получал возможность дорваться до тела одной из самых доступных женщин королевства. Ну, а до души… Впрочем, кого из флиртующих по привычке могла бы заинтересовать чья-то там душа?

Иногда, глядя на этих игроков, я задумывалась над тем, что они будут делать, когда перебывают в постелях всех представителей противоположного пола. Пойдут на второй круг? Примут обряд безбрачия? Или обратят свое внимание на женское население ленов своих соседей?

Второй вариант казался наименее реальным – галантные кавалеры и «невинные» дамы бросались навстречу друг другу так, как будто жили последний день, и как будто любая минута, прожитая вне изображаемой ими страсти, являлась самым страшным грехом. Поэтому отказаться от привычного стиля жизни были не в состоянии…

…Нет, будь у меня возможность посещать балы, я бы конечно же от нее не отказалась: в толпе веселящихся людей можно было бы отвлечься от однообразия своей жизни, на пару мгновений почувствовать себя человеком. И даже суметь не думать о своем будущем.

Однако приглашения посетить королевский бал мне не приносили, а любые мои попытки проигнорировать традицию и нагло вломиться в большой зал для приемов всегда заканчивались одинаково – недельным пребыванием на хлебе и воде. И ежедневной поркой.

Перспектива получить двадцать-тридцать ударов розгами по заднице пугала меня не особенно сильно – королева Мантифа порола меня часто. По поводу и без. С плохо скрываемым удовольствием. Однако желание бунтовать против порядка, установленного королем Бедираном, у меня пропало. Лет эдак в тринадцать. И совсем не из-за порок – просто я однажды поняла, что изменить этот порядок невозможно, и начала старательно убеждать себя в том, что такое времяпровождение нужно считать бесполезным.

Правда, получалось это из рук вон плохо: да, я знала, что любой из молодых дворян, на которых я вдруг захочу положить глаз, все равно шарахнется от меня, как от прокаженной. И что даже если среди них и найдется хоть один смельчак, который рискнет проигнорировать традиции, то меня начнет тошнить от его истинного «я» уже через три минуты после начала беседы. Однако надежда на то, что однажды я все-таки увижу человека, который окажется достоин моего уважения, почему-то не пропадала. И мысль об этом рвала в кровь мое сердце и порядком очерствевшую душу…

…Аккорды гальярды[47]47
  Быстрый средневековый танец.


[Закрыть] прервались чуть ли не на первом такте, и густой бас церемониймейстера торжественно провозгласил:

– Наследный принц королевства Делирия, его высочество принц Коэлин Рендарр, маркиз Честский…

Мужчины тут же склонили головы, дамы – присели в реверансе, а оркестр проиграл первые такты «Славься, Делирия, в веках…»

А потом тишину разорвал дикий рев барона Ярмелона:

– Так вот ты где, скотина!!!

Я слегка сдвинула портьеру в сторону и… мысленно взвыла: маэстро Инзаги, сделав шаг вперед и в сторону, умудрился загородить от меня весь тот кусок зала, который я могла видеть в щель между портьерой и стеной!

«Ну и что, так и будем пялиться на его спину?» – подумала я. И, решив, что внимание всей стражи в этот момент должно быть приковано к происходящему в зале, решительно вышла из-за портьеры. Встав так, чтобы видеть основную массу гостей и брата, замершего у центрального входа.

– Эй ты, скотина! Я к тебе обращаюсь!!! – в толпе ошарашенных придворных возникло какое-то движение, потом за спиной шевалье Корсвелла возникло перекошенное от бешенства лицо барона Ярмелона, и ни в чем не повинный придворный, сбитый с ног плечом восьмого меча королевства, вылетел под ноги обалдевшему церемониймейстеру.

Оценив состояние, в котором пребывал обесчещенный дворянин, я мысленно поздравила себя с хорошо проделанной работой: боец, убивший на дуэли более четырех десятков противников, почти ничего не соображал. Пребывая в плену нарисованной мною иллюзии. А значит, должен был сделать хотя бы одну ошибку и умереть от руки моего сводного брата. Превратившись в еще один аргумент, с помощью которого я когда-нибудь смогла бы изменить свою судьбу…

– Это вы мне? – «сообразив», что барон обращается именно к нему, Коэлин довольно неплохо разыграл удивление. И, приподняв одну бровь, уставился на несущегося на него барона.

– Ты спал с моей женой?! – с трудом остановившись перед ним, заорал Ярмелон.

– Нет… – расплывшись в мечтательной улыбке, буркнул мой ненормальный братец. – Нам с ней было не до сна…

– Что? – хватая ртом воздух, ошалело спросил ошарашенный барон.

– Кажется, за последнюю неделю у вас, кроме развесистых рогов, появились еще и проблемы со слухом… – пожав плечами, хмыкнул Коэлин. – Что ж, тогда повторю погромче: – Нет, я с ней НЕ СПАЛ! Потому, что нам было НЕ ДО СНА…

– Я требую удовлетворения… – мгновенно остыв, прошипел Ярмелон. И, увидев, как поменялся его взгляд, я почувствовала, что меня начинает трясти мелкой дрожью: в глазах барона исчез даже намек на чувства!

– Время? Место? Оружие? – не скрывая своей радости, спросил брат. И, чтобы не дать противнику передумать, медленно потянул из ножен свой меч.

– Сейчас. Здесь. Мечи…

– Стоять! Я запрещаю!!! – выскользнув из-за плеча церемониймейстера, рявкнул граф Сарбаз. И попытался не дать брату вытащить клинок.

– Вы? Запрещаете? Мне? – холодно поинтересовался Коэлин. – Граф! Вы забываетесь… Это – вопрос чести… И единственное, что вы можете сделать для меня – это отойти на предписанные дуэльным кодексом десять шагов…

– Я немедленно пошлю весточку вашему отцу!!! – потемнев взглядом, пригрозил начальник Ночного двора.

– Это – ваша обязанность… – срывая с себя колет, усмехнулся братец. – Можете идти на голубятню прямо сейчас. Я вас не задерживаю… Барон! Вы готовы?

Вместо ответа Ярмелон вытащил из ножен меч и, отсалютовав им противнику, превратился в статую.

«Надо было внушить ему, что у него растянуто запястье… – оценив стойку, мрачно подумала я. – Спокоен. Расслаблен. И действительно готов…»

– О дуэли не может быть и речи! – скользнув между дуэлянтами, зарычал граф Сарбаз. – Барон! Вы только что оскорбили особу королевской крови. Согласно законам Делирии, вы…

– Согласно законам Делирии, отказ выполнить прямой приказ наследника престола тоже является преступлением! – перебил его Коэлин. – Граф! Я ЗАПРЕЩАЮ арестовывать барона Ярмелона! Выйдите из круга! Немедленно!!!

Скрип зубов начальника Ночного двора было слышно даже мне. А во взглядах, которые он бросил на сидящих на своих тронах королев, можно было прочитать крайнюю степень отчаяния.

Увы, это ему не помогло: Мантифа еле заметно пожала плечами, словно говоря «он меня все равно не послушает», а моя мать соизволила прикоснуться пальцем к своей голове.

«Слово… – мысленно усмехнулась я. – Самое страшное проклятие Видящих…»

– Ну? – видя, что граф Сарбаз не трогается с места, Коэлин мрачно свел брови и с угрозой в голосе поинтересовался: – Мне что, приказать страже арестовать ВАС? ВОН ИЗ КРУГА, ГРАФ!!!.. Барон! Я атакую…

…Трудно сказать, почему молва называла барона Ярмелона восьмым мечом Делирии – на мой взгляд, он двигался намного быстрее, чем предыдущий соперник Коэлина, граф Ондиро, или одиннадцатый меч королевства – барон Фанзер. А первая же контратака барона оказалась настолько опасной, что не ожидавший от него такого уровня владения мечом Коэлин был вынужден уйти в глухую оборону.

…Шаг назад. Второй… Третий… Взвинчивая темп, барон заставлял моего ненормального братца медленно пятиться. И не давал возможности уйти в сторону или проскользнуть мимо себя.

Легкость, с какой он предугадывал практически любой удар или контратаку, завораживала. А через минуты полторы мне вдруг показалась, что между ним и Козлином установилась связь. Связь, в которой Ярмелон играл роль Видящего, а мой брат – образа. Образа, который читают и которым манипулируют так, как нужно Видящему!

Я даже рванулась с места, чтобы успеть поймать взгляд барона, но опоздала: решив, что достаточно унизил своего противника, Ярмелон скользнул под удар Коэлина и тут же отпрянул назад. Легким и таким привычным движением кисти стряхнув с клинка капельки крови моего брата…

– Лекаря!!!

Свой истошный крик я услышала словно со стороны. А потом сорвавшиеся с места зрители скрыли от меня и оседающего на пол Коэлина, и барона, убирающего меч в ножны…

…Коэлин пришел в себя только под утро. Увидев, что он открыл глаза, я мгновенно вскочила со стула и, наклонившись над его кроватью, чуть не взвыла от страха: во взгляде брата плескалось безумие напополам с болью!

Повернувшись к изображающему куклу мессиру Угтаку, я выдернула из его рук миску с холодной водой и, намочив в ней платок, аккуратно стерла со лба Коэлина выступившие на нем капельки пота.