Текст книги "За гранью долга"

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Что ж, так и быть… – буркнул удовлетворенный ответом барона король и, перевалившись на левый бок, принялся разминать слегка затекшие пальцы правой руки.

– Канаты упали… – буквально через минуту выдохнул командир Снежных Барсов. – Сейчас должен рухнуть мост!

– Проснутся все, кто там есть… – представив себе жуткий грохот от удара края моста о скалу, монарх вдруг почувствовал, что его начинает знобить.

– Да. Поэтому у нас будет всего минут пять, чтобы занять северную стену и стены над захабом. И не дать защитникам расстрелять тех, кто будет защищать тревожный рычаг у внешних ворот…

– А если не успеем?

– Тогда кто-нибудь за него рванет, мост сложится пополам, рухнет в пропасть, и те из нас, кто в этот момент окажется в крепости, смогут забыть про подкрепление… – криво усмехнулся барон.

– У меня еще очень много планов на будущее. И умирать сегодня я не собираюсь… – фыркнул Иарус. – Так что можешь быть уверен: на стены над захабом не поднимется ни один вассал Скромняжки… Смотри! Мост задвигался!!!

…Лязг скручивающихся с лебедок цепей, скрип оси, на которой закреплен мост, жуткий удар по краю скалы… и время словно сорвалось с места, увлекая в безумный водоворот и самого короля, и всех тех, кто в этот момент находился с ним рядом. Настоящее воспринималось урывками, так, как будто способность видеть и думать периодически куда-то пропадала. Силуэты летящих над мостом бойцов первых двух десятков вдруг сменились картинкой с двумя силуэтами, на мгновение замершими между зубцами стены с обнаженными клинками в руке; ощущение покалывания в ладонях от ворсинок толстенного каната – острой болью в колене от удара об угол зубца; растерянные вопли защитников, выбегающих во внутренний двор крепости – щелчками тетив коротких штурмовых луков, зажатых в руках невесть как оказавшихся по обе стороны от короля Снежных Барсов.

Бег времени вернулся к нормальному ритму только тогда, когда где-то справа заскрипели распахиваемые ворота, а сам Иарус сообразил, что стоит в тесной караулке под надвратной башней и растерянно смотрит на торчащий из дверного косяка арбалетный болт…

– Ну, нельзя же так рисковать, ваше величество?! – ворвавшийся в его сознание возмущенный вопль барона Игрена заставил короля покоситься на зажатый в правой руке меч и, вспомнив очередной фрагмент только что закончившегося боя, поднять взгляд на злого, как собака, Снежного Барса.

– А как можно? – видя перед собой перекошенное лицо пятого пронзенного им защитника крепости, прошипел монарх.

– Мы же теперь перед ними как на ладони! Как только стало ясно, что ворваться в донжон на их плечах не получилось, надо было сразу забегать под прикрытие стен, сир! А вы рубились до последнего!!!

– Зато теперь и внешняя стена, и двор наш… – тщательно подбирая слова для будущих сплетников, пробормотал монарх. – Значит, каждое движение моего меча было НЕОБХОДИМЫМ! Кстати, как ты собираешься проводить армию перед донжоном?

– «Черепахой», ваше величество… – слегка успокоившись, тоном ниже произнес барон. – Закроются щитами с боков и сверху – и вперед… Без потерь, конечно, не обойдется, но это уже неважно – дорога на Элирею открыта, и ее дни уже сочтены. Мы победили, сир!

– Не гневи судьбу, Игрен! – поморщился король. – Она капризна и непоследовательна, поэтому радоваться победе мы будем только тогда, когда я сброшу с постамента родовой трон Берверов и водружу на него свой. Вместо того чтобы мечтать, лучше приведи мне тех, кого вы сюда засылали: хочу знать, как можно захватить донжон. А после того, как они мне все расскажут, я прямо тут награжу тех, кто ворвался в крепость в числе первых и сражался со мной плечом к плечу… Ну, что стоишь? Можешь не волноваться: выходить во двор под стрелы тех, кто сидит в донжоне, я не собираюсь…

Глава 24
Суор Заяц

– Заяц, не спи! – голос отца донесся откуда-то издалека. И прозвучал как-то странно, словно со дна колодца. Суор даже представил себе этот колодец – узкую трубу, выложенную поросшими черным мхом голышами, на самом дне которой должно темнеть черное зеркало воды. Легкое поскрипывание ворота – и откуда-то сверху на зеркало медленно упадет тяжелая капля воды. Миг – и поверхность воды преобразится: волны, рванувшиеся в разные стороны, с легким шелестом столкнутся со стенами и…

– Зая-я-яц!!!

Черная бездна, в которой на мгновение появилось отражение его лица, подернулась странной рябью, потом откуда-то сбоку и сзади раздался жуткий хруст, и колодец исчез. А там, где только что разбегались круги от капель, падающих со дна поднятого кем-то ведра, возникла несущаяся в лицо земля…

…– Больно… – почувствовав острую боль в правой руке, выдохнул Суор. И заставил себя открыть глаза.

– Еще бы… – прошипел склонившийся над ним отец. И выругался. А потом, мрачно посмотрев на стоящего рядом с ним брата, вдруг отвесил сыну тяжеленную оплеуху.

– За что?

– И ты еще спрашиваешь? – ошарашенно поинтересовался Кейр Комель. Потом ощупав голову сына, криво усмехнулся: – Голова цела. Соображать должен…

С трудом повернув голову влево, мальчишка почувствовал, что ему не хватает воздуха: рядом со стоптанным сапогом отца валялся аккуратный березовый чурбачок. За ним – еще два. А чуть ближе к дороге громоздилась целая гора дров, которая буквально недавно находилась на телеге! На той, управлять которой доверили ЕМУ!

– Я сейчас все загружу обратно… – выдохнул Заяц.

– Ты? Сейчас? – Комель нахмурился, склонился над лицом Суора и, оттянув ему нижние веки, встревоженно заглянул в глаза: – Чем? Куда?

– Руками… Обратно в телегу… – попытавшись вскочить на ноги, Заяц оперся правой рукой о землю и взвыл…

– У тебя рука сломана! – нервно расхохотался дядя Кугс. – А телегу сначала надо починить: она слетела с дороги и лишилась правого заднего колеса… Так что нам придется ее не только загружать, но и чинить. Не тебе, а нам. И дрова загружать придется тоже нам. Но не «сейчас», а когда вытащим телегу обратно на дорогу и посадим колесо на ось. Тебе отец говорил, что спать нельзя? Говорил?!

– Да, говорил, дядя Кугс… – откинувшись на спину и прижав к груди горящую огнем конечность, сокрушенно вздохнул Суор…

…– Вот тебе и «сейчас»… – обессиленно рухнув на землю рядом с телегой и похлопав ладонью рядом с собой, пробормотал отец. – Садись, брат, передохнем… Нет, ну надо же было ему не просто съехать с дороги, а влететь именно в эту яму? Что, ничего менее глубокого тут не нашлось?

Заяц виновато посмотрел на свои ноги, поежился и зачем-то пошевелил пальцами. Стопы тут же закололо острыми иголочками…

– Видимо, нет… – угрюмо буркнул Кугс. – Кстати, если бы не твой «уже совсем взрослый» сын, мы бы уже давно были в Запруде. И, получив свои деньги, спокойно спали бы на сеновале…

Представив себе сеновал над крепостной конюшней, тарелку с наваристой солдатской кашей и добродушное «кушай, постреленок» поварихи Магды, Суор с трудом удержал наворачивающиеся на глаза слезы. Потом наклонился, подобрал с земли очередной чурбачок и медленно побрел к дороге.

– Тяжелая, сожри ее тля… Еле вытянули… Сейчас передохну, поставим колесо на место и начнем грузить дрова… – утерев со лба пот, сказал отец. – Кстати, Заяц, как там твоя рука? Болит?

– Почти нет… – стараясь не смотреть на свои порядком опухшие и то и дело простреливающие болью пальцы, соврал мальчишка.

– Приедем в крепость – покажешь руку лекарю. Эти чурбачки, к которым я ее примотал, конечно, не дают костям двигаться, но если они срастутся неправильно… – Комель вдруг прервался на полуслове и, вскочив на ноги, принялся за работу.

Суор грустно усмехнулся – то, что будет, если рука срастется не так, он знал не хуже отца. Говорили, что их деревенский калека Бертон по прозвищу Кривой, тощий, еле переставляющий ноги мужчина с изможденным и вечно голодным взглядом, некогда был писаным красавцем. И собирался жениться на дочери самого деревенского старосты! А еще ему прочили место егеря в имении графов Шорров с окладом чуть ли не в две серебрушки в месяц… Увы, все надежды самого завидного жениха деревни рухнули в одночасье – однажды ранней весной он вернулся с охоты на носилках. С перебитыми ногами и разорванной грудью. Надсадно кашляющий и мечущийся в лихорадке.

Деревенская травница Марфена сделала все, что могла – Бертон выжил. И через год с небольшим снова научился ходить. Однако превратился в жалкого и никому ненужного калеку, живущего на то, что успевал заработать за лето пастухом…

– А он что, станет меня смотреть? – запретив себе думать о своем будущем, воскликнул Заяц.

– Будет… – кивнул отец и вцепился в валяющееся рядом с телегой колесо. Увы, особенной уверенности в его голосе Суор не услышал…

…Последний чурбак занял свое место часа за три до рассвета. И обе телеги наконец сдвинулись с места и медленно поползли вниз по ущелью.

В этот раз обеими правили мужчины – дядя Кугс, пробормотав что-то вроде «мал он еще, чтобы править лошадьми», забрался в первую и, вцепившись в поводья, от души хлестнул дрожащую от холода Гриву…

Несмотря на то что фраза звучала достаточно обидно, Зайцу было не до нее – свернувшись калачиком под обоими кусками овчины, он никак не мог согреться. И слышал исключительно перестук собственных зубов.

Рука отца, опустившаяся на его затылок и слегка потрепавшая его по волосам, оказалась такой же ледяной, как и ветер, задувающий под овчину. И вместо успокоения принесла новую вспышку боли – попытавшись сжаться в комок, Суор неловко пошевелил сломанной рукой и чуть не прокусил себе губу от новой волны огня, прокатившейся от кончиков пальцев и до самого плеча.

– Терпи, сын… – невесть как почувствовав его состояние, еле слышно прошептал отец. – Через час доберемся до Запруды, покажем тебя лекарю, и все будет хорошо…

«Это вряд ли… – мрачно подумал мальчишка. – Лекарь наверняка давно спит. Встанет он не раньше восхода солнца и займется своими делами… Что ему какой-то мальчишка с Волчьего подворья? У него там граф Шорр, челядь, воины, в конце концов… Хотя… воины не падают с телег и не ломают руки! Их ранят только во время войны… Или во время учебных поединков… А какие поединки по ночам? Значит…»

– Комель! Ты слышал? – в громком шепоте дяди Кугса, разорвавшем тишину ущелья, Зайцу вдруг послышался страх.

– Что именно? – встревоженно поинтересовался отец.

– Лязг железа, Комель! Ну, что-то вроде удара меча по щиту… Что смеешься? Я слышал! Точно!!!

– Тренировочный выход, брат… – усмехнулся отец. – Сотник Лоут лютует. Я в прошлом году наткнулся на них у ущелья Ледяного Водопада. Помнишь скалу над развилкой?

– Ну?

– Так вот под ней четверо черно-желтых бились против двадцати шорровских солдат… – в голосе отца Зайцу почудилось непонятное ощущение гордости. – Почти час… И устояли…

– Час? – не поверил дядя. – Да там тебе от поворота и до поворота ехать от силы минут пятнадцать…

– А я стоял и смотрел… Интересно же…

– Вот опять… Слышал? – чуть поспокойнее поинтересовался Кугс.

– Что-то было… – согласился отец. – Здорово. Сейчас увидишь сам… Судя по всему – это там, за поворотом…

– А Вилы уже видны? – негромко спросил Суор. И тут же почувствовал себя дураком: разглядеть хребет с тремя белоснежными пиками посередине в свете звезд мог, наверное, только филин. Или сова…

– Нет… – усмехнулся отец. – Но только потому, что темно… Зато днем их не увидит только еле…

– Крик! Ты слышал ЭТОТ крик, Комель?! – перебил его Кугс. И от его тона Зайцу стало не по себе.

– Да… – хрипло ответил отец и, изо всех сил дернув за поводья, заставил Гриву остановиться…

– Лежи тут… Мы быстро… – голос отца донесся откуда-то издалека. И у Зайца тут же перехватило дух от дикого, ни с чем не сравнимого ужаса. Он мгновенно оказался на ногах и, стараясь не шевелить примотанной к груди правой рукой, аккуратно сполз с телеги. А потом, по дуге обойдя Гриву, с трудом нашел взглядом два полусогнутых силуэта, бесшумно скользящих вдоль нависающей над дорогой скалы…

Как ни странно, никаких криков Суор так и не услышал. В ущелье было тихо и спокойно – прыгая по камням, негромко журчала река. В наваленных на телегу бревнах еле слышно посвистывал ветер. Негромко похрапывали лошади, радующиеся короткой остановке…

«Может, им показалось?» – подумал мальчишка. И почувствовал, что замерзает: вставать на холодный ветер в мокрой от пота рубахе не стоило.

«Ну, вот, если я еще и простужусь, мама меня вообще убьет… – криво усмехнулся Суор и, вернувшись к телеге, принялся обустраивать свое ложе. – И папу – тоже… За то, что позволил мне заболеть. Поэтому накрываемся овчиной и стараемся заснуть: как говорит Марфена, лучше сна травника нет…»

– Заяц, ты что, опять спишь? – почувствовав рывок за плечо, Суор не удержался и взвыл от боли.

– Тихо!!! – Широченная, покрытая мозолями отцовская рука со всего маха запечатала ему рот. – Уходим отсюда! Немедленно!!!

– Комель! Что встал? Лошадь выпрягай!!! – услышав горячечный шепот Кугса, Суор почувствовал, что снова трясется от страха: в голосе дяди четко слышался ужас!

– Ни слова, понял? – легонько встряхнув сына, отец убрал руку с его лица и, сорвавшись с места, принялся резать постромки.

Грива, почувствовав волнение хозяина, нервно переступила на месте и негромко заржала.

– Что смотришь? Помогай!!! – взвыл отец, и тут же откуда-то из-за поворота ущелья раздался еле слышный лязг…

– Услышали… – выдохнул Куге и, взлетев на свою Гриву, попытался поднять ее в карьер. Старая кляча, забывшая, что такое двигаться бегом, возмущенно фыркнула и, слегка поддав задом, неторопливо двинулась вверх по ущелью.

– Руку… – не дожидаясь, пока сын среагирует на его шепот, Комель вцепился в его рубаху и рывком посадил его перед собой.

Невесть как удержавшись в сознании, мальчишка судорожно вцепился в отцовскую рубаху… и чуть не упал с лошади, услышав следующую фразу:

– Запруда пала… За поворотом ущелья – делирийцы… Добивали пару посыльных…

Глава 25
Граф Томас Ромерс

…Тридцати шести сменных лошадей на почтовой станции, естественно, не оказалось: вбежав в конюшню, Том ошалело оглядел полупустые ряды стойл и схватился за голову: о продолжении скачки в том же темпе, каком отряд двигался с утра, можно было забыть.

– Все нормально… Седлаем тех, которые есть… – проскользнув между плечом Ромерса и дверным косяком, усмехнулся один из подчиненных шевалье Пайка. – Да не дергайся ты так: для такой деревеньки, как эта, коней вполне достаточно! Вон, аж двадцать штук! Главное, чтобы их хватало его высочеству, его телохранителям и тебе. А мы можем и пешим по конному…

– Как? – решив, что ослышался, переспросил граф.

– Увидишь… – жизнерадостно рассмеялся воин и, подхватив со стеллажа вальтрап,[35]35
  Накидка, которую подкладывают под седло.


[Закрыть] набросил его на спину каракового жеребца…

…Через полчаса Томас почувствовал себя не в своей тарелке – он, оруженосец графа Утерса, восседал в седле, а его сюзерен, вцепившись в стремя его коня, бежал! Как и вся безлошадная половина воинов Правой Руки! И при этом умудрялся ехидно подначивать возмущенного такой несправедливостью оруженосца:

– Да это не бег, а отдых. Вот если не держаться, то устаешь значительно больше. И потом, бежать по такой дороге – одно удовольствие: она уже подсохла, но еще не пылит. Вот разберемся с этим заговором, я займусь твоими тренировками, и ты почувствуешь, как это здорово. На своей шкуре… Нет, можешь не уговаривать – пока я не могу тебе этого позволить… Почему? А думать ты не пытался?

Ответ, возникший в его собственной голове через пару минут раздумий, оказался удивительно прост: после такой пробежки он как минимум пару дней не смог бы ходить. Вообще! Значит, должен был превратиться в обузу. Что в сложившихся обстоятельствах было смерти подобно.

– Хорошо, милорд… Я подожду… – кивнул он. Но думать не перестал.

…Выносливости графа Вэлш и воинов Правой Руки можно было позавидовать: казалось, что такой способ передвижения действительно не доставляет им никакого неудобства. Ибо, добравшись до постоялого двора, выбранного для ночевки, они не повалились кто куда, а тут же занялись делом – кто-то заступил в караул, кто-то выводил лошадей, а кто-то отправился на кухню, чтобы проследить за приготовлением ужина. А ведь всю дорогу до Орша они бежали в полном вооружении! Не пытаясь облегчить свою участь, скажем, сняв с себя кольчугу или передав более «везучему» товарищу свое оружие и щит.

Мысль о том, как избавиться от перспективы смотреть на сюзерена сверху вниз, пришла ему в голову после ужина. Дождавшись, пока граф отойдет ко сну, Томас пересчитал все имеющиеся у него наличные, вздохнул и, стараясь никого не разбудить, ушел с постоялого двора. И почти до рассвета мотался по барышникам в поисках верховых лошадей.

А вернувшись на постоялый двор, с трудом удержал на месте отваливающуюся челюсть – идея прикупить заводных лошадей пришла в голову не ему одному!

– Смотри, вот и наш конкурент… – расхохотался сидящий рядом с коновязью телохранитель принца Вальдара. – Теперь понятно, кому среди ночи понадобилось столько лошадей… Что ж, теперь-то твой сюзерен сможет путешествовать нормально?

– Надеюсь… – улыбнулся Ромерс. – Хотя если кому-то из его людей не хватит лошади, то…

– Теперь хватит… – воин мотнул головой в сторону переступающих с ноги на ногу скакунов. – Его высочество приказал поднять на уши всех барышников, перебудить все местное дворянство, но найти столько лошадей, сколько нам необходимо… Столько найти не удалось… Хотя почему «не удалось»? Вместе с твоими получается самое оно – семьдесят восемь! Даже лишние есть… Ура! Можно больше никого не будить!!!

– Есть причина для радости… – усмехнулся его товарищ. – Если, конечно, не думать о том, что весь этот табун нам придется еще и седлать…

…Как ни странно, никакой радости при виде достаточного количества заводных лошадей принц Вальдар не проявил. Выбравшись на крыльцо, он угрюмо оглядел подворье и, дождавшись появления графа Утерса, вполголоса поинтересовался:

– Не передумал?

– Нет… – поприветствовав наследника престола, граф отрицательно мотнул головой.

– Ты, как все твои предки, упрям до безобразия! Неужели ты не понимаешь, что в такое время я просто обязан быть вместе со своим народом? И не где-нибудь, а там, где вот-вот прольется кровь!!!

– Понимаю, ваше высочество. Однако у меня приказ ПРАВЯЩЕГО короля доставить вас в замок Красной Скалы. И я выполню его в любом случае…

«Излишняя уверенность – насмешка над Судьбой… – мелькнуло в голове Тома. – А она дама капризная. И не любит тех, кто что-то решает за нее… Впрочем, о чем это я? Утерсов она балует… И еще как!»

…Утро четвертого дня началось как обычно – отряд, переночевавший на постоялом дворе перед западными воротами Льесса,[36]36
  Город на полпути между Арнордом и замком Красной Скалы.


[Закрыть] сразу после очень раннего завтрака отправился в путь. И, объехав начинающий просыпаться город вдоль крепостной стены, вынесся на развилку между Северным и Восточным трактом.

Проскакать галопом мимо вереницы телег, ожидающих, пока откроются городские ворота, не получилось – запруженной оказалась не только дорога, но и ее обочина. А съезжать с дороги на поле с колосящейся пшеницей графу Утерсу в голову не пришло.

«Еще бы… – мысленно усмехнулся Том. – Ему ли не знать, что лицо, вытоптавшее возделанное поле или огород, наказывается штрафом в размере стоимости всего урожая потерпевшего и двумя неделями общественных работ по усмотрению его сюзерена? Хотя… Нет, официально война не объявлена, значит, скакать напрямик ему и в голову не придет…»

Глядя, с каким уважением кланяются кавалькаде увидевшие цвета Утерсов крестьяне, Томас вдруг почувствовал, что в первый раз за шесть лет не горбится, а наоборот, расправляет плечи. И смотрит в толпу без стеснения.

«Он обещал, что моя мечта осуществится! Самому королю! А, значит, скоро я смогу гордиться тем, что я – Ромерс!»

…– Ваша милость! Ваша милость!!! – мальчишка лет восьми, бросившийся под копыта коня графа Вэлш, разительно отличался от всех тех, кто собрался на Восточном тракте. Разбитые в кровь босые ноги, продранные на коленях штаны, грязная рубаха без одного рукава, что-то вроде косынки, в которой покоилась сломанная правая рука. Изможденное лицо и жуткий, совершенно недетский взгляд. – Вы ведь граф Утерс, правда же?

– Да, Аурон Утерс… Сын Логирда Утерса… – придержав коня, кивнул граф.

– Тогда вы-то мне и нужны… – сжав в кулак левую руку и слегка покачнувшись, выдохнул малец. – У меня для вас очень важное сообщение…

– Для меня? – удивленно посмотрев на него, переспросил Вэлш.

– Ну, вы же Утерс? Значит, для вас! Только папа сказал, чтобы я говорил без свидетелей… – пацан сжал зубы, зажмурился… и нервно дернул левой рукой, смахивая с щек покатившиеся из глаз слезы.

– Господа, я прошу всех ненадолго оставить свои телеги и удалиться… скажем, на сто шагов… – оглядев мгновенно засуетившихся крестьян, Аурон соскользнул с коня, присел перед ребенком на корточки и, заглянув в глаза, спросил: – Остальные – мои люди. Можешь говорить спокойно. Кстати, что с твоей рукой? Сломана?

– Угу… Но это неважно… Вчера на рассвете армия Делирии захватила Запруду… а… еще ее воины убили посыльных, дядю Кугса и… и моего отца…

– Этого не может быть… – спрыгнув с коня, воскликнул наследник престола Элиреи. – Ты ничего не путаешь?

– А вы кто, милорд?

– Его высочество принц Вальдар Бер… – начал было оказавшийся рядом телохранитель, но, увидев повелительный жест, замолк на полуслове.

– Простите, ваше высочество… – мальчишка попробовал изобразить что-то вроде поклона и, дернув сломанной рукой, зашипел.

– Ты ничего не путаешь, мальчик?

– Я с Волчьего подворья, ваше высочество… – справившись с приступом боли, отчеканил малец. – Это деревня неподалеку от Запруды. Мой папа – дровосек… Мы возим… возили в крепость дрова… Зимой… там холодно… А деревьев рядом с Запрудой нет… Позавчера вечером я… заснул и телега съехала с дороги…

…Мальчишка говорил тихо, с длинными паузами. Глядя куда-то сквозь принца, графа Вэлш и сгрудившихся вокруг воинов Правой Руки. И от этой его безучастности картина, которую он рисовал, становилась еще страшнее. А будущее, вырисовывающееся за ней – все безысходнее…

– Не понимаю, как, но они своего добились… – дослушав ребенка до конца, угрюмо пробормотал принц. И, с вызовом посмотрев на все еще сидящего на корточках Утерса, с издевкой поинтересовался: – Ну, и о чем, мой дорогой граф, говорит ваше чувство долга СЕЙЧАС?