Текст книги "Законник."

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Глава 7. Принцесса Илзе

– Что-то вы сегодня рано… – сонно пробормотал Шадур Ключник, распахнул дверь… и тут же сложился пополам от страшного удара ногой в живот.

– Что-то вы сегодня рано, ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО! – схватив тюремщика за волосы и вытащив его наружу, злобно прошипел Лодд Костыль.

– Д-да, в-ваше в-высочество… – мгновенно проснувшись, проблеял Шадур. Но было уже слишком поздно: удар коленом в лицо заставил его разогнуться…

…Реагировать на очередное избиение Ключника я не стала: ненависть, которую испытывали мои телохранители к охранникам Кошмара, успела мне порядком надоесть. Поэтому, слегка приподняв подол платья, я проскользнула в щель между дверью и дверным проемом… и замерла: в коридоре, уходящий вглубь Кошмара, не горел ни один факел!

– Костыль! Оставь его в покое… – развернувшись на месте, рявкнула я. – Или сопровождать меня до пыточной придется тебе самому…

– Могу и сопроводить, ваше высочество! – буркнул воин. Однако остановил ногу в пяди от спины валяющегося на земле тюремщика. – Как вам будет угодно…

Несмотря на уверенный тон, Лодд отнюдь не горел желанием заходить в Кошмар: кромешная тьма Королевской тюрьмы вызывала в нем безотчетный страх. Поэтому, не дожидаясь моего приказания, он наклонился над Шадуром и 'легонько' похлопал его ладонью по щеке: – Ну, чего разлегся? Шевелись – ее высочество ждет!

От таких 'похлопываний' Шадур чуть не потерял сознание. И, естественно, так и остался лежать. Что здорово разозлило Лодда. Рванув его за ухо с такой силой, что я явственно услышала хруст, мой телохранитель злобно зарычал:

– Вставай, недоумок! Ее высочество ТОРОПИТСЯ!

– Уже встаю, ваша милость! – выплюнув на землю сгусток крови с обломками зубов, пробормотал Ключник. Потом кое-как перевернулся на живот, встал на четвереньки и вцепился в стену…

– Все! Он готов идти! – нацепив на лицо маску исполнительного служаки, воскликнул Лодд. – Хорошего дня, ваше высочество! Кстати, вечером вас встретит Варис…

…Потянувшись к факелу левой рукой, Шадур ойкнул и схватился за бок.

'Сломано несколько ребер…' – сообразила я. И недовольно поморщилась.

Увидев выражение моего лица, насмерть перепуганный Ключник тут же вцепился в факел правой! И, стараясь не кривиться от боли, униженно поклонился:

– Прошу вас, ваше высочество!

– Иди впереди… – приказала я. И двинулась следом…

…Душераздирающие крики Валии я услышала задолго до того, как дошла до пыточной. Поэтому успела морально подготовиться к тому, что увижу. Однако стоило мне зайти внутрь, вдохнуть тошнотворный запах паленого мяса и увидеть окровавленное тело женщины, на котором судорожно дергался мэтр Джиэро, как в душе снова всколыхнулась мутная волна ненависти, которую я испытывала к этому похотливому животному.

– Хватит!!!

Услышав мой голос, мэтр Джиэро отпрянул от распростертой на дыбе Валии и дико посмотрел на меня:

– Как?… Ты… тоже… Илзе?

Я молча кивнула, и, сделав шаг назад, выглянула в коридор.

Факел Шадура освещал решетку, перекрывающую коридор шагах в сорока от пыточной, Гноя видно не было, поэтому я, слегка понизив голос, произнесла:

– Шалини-колейн, Джиэро…

И мужчина превратился в соляной столб…

…На мой взгляд, женщину, отравившую свою соседку и семерых ее детей, надо было четвертовать. Сразу. Или сжечь. Тоже сразу. Однако Королевский Суд Свейрена решил иначе. И приговорил ее к колесованию. С отсрочкой исполнения приговора на три года.

Логика, которой руководствовались судьи, была проста: по их мнению, ни один вид быстрой смерти не мог быть достаточным наказанием за такое чудовищное преступление. А вот ожидание казни и еженедельные пытки – могли. Поэтому ее отправили в Кошмар.

Рябая, плоскогрудая, с широченными бедрами и чуть кривоватыми ногами, Валия все равно оставалась женщиной. Что сразу же сказалось на ее судьбе.

Месяца два после появления в тюрьме ее насиловал только мэтр Джиэро – первый человек в иерархии Кошмара. Потом она последовательно 'радовала' его помощников, начальника тюремной стражи, десятников и старших смен. И в итоге перешла в полное распоряжение рядовых тюремщиков. Правда, к этому времени Валия давно перестала думать о будущей казни – ее рассудок, не выдержав ежедневного насилия, перестал реагировать на любые раздражители.

К концу второго года заключения желающих возлечь с сумасшедшей стало сравнительно немного – к ней наведывались только тогда, когда в Кошмаре 'заканчивались' пленницы, или те, кто в местной табели о рангах занимал последние места.

Поэтому, когда в камеру к этому грязному, полуседому чудовищу, принимающемуся выть от любого прикосновения, снова наведался Гной, по Кошмару поползли шепотки. Обитатели тюрьмы пытались понять, с чего это мэтр Джиэро воспылал страстью к женщине, которую в скором времени ждало последнее путешествие в Навье Урочище. А единственный человек, который мог объяснить причину этой страсти, предпочитал молчать. И продолжал корректировать психику Королевского палача…

…Идея использовать Валию в своих целях пришла мне в голову эдак месяца через два после первого появления в Кошмаре. Тогда, когда я четко поняла, чего именно от меня добивается мэтр Джиэро.

О, нет – внешне наши совместные допросы выглядели почти так же, как и в первые дни: правая рука палача притаскивал в пыточную очередного заключенного или заключенную, мэтр предлагал ему (или ей) признаться в преступлении до начала пытки, а потом комната оглашалась дикими криками истязаемых людей.

Только вот из всех тех методик ломания психики, которыми владела эта скотина, Джиэро стал пользоваться только теми, которые тем или иным образом могли вызвать во мне плотское желание. Благо опыта и знаний для того, чтобы вынуждать свои жертвы испытывать все грани чувств, включая возбуждение, у него было предостаточно. И неплохо в этом преуспел – уже недели через две после того, как он начал на меня воздействовать, я четко поняла, что не реагировать на эксперименты мэтра Джиэро мне становится все труднее и труднее. И решила сделать все, чтобы прекратить эти издевательства: превращаться в похотливую тварь, готовую на все ради того, чтобы почувствовать свою или чужую боль, у меня не было никакого желания…

…Вносить серьезные изменения в его разум было смерти подобно – отец, регулярно посещающий Кошмар, подолгу общался со своим любимцем и не мог не заметить нестыковок. Поэтому корректировать его поведение я начала с мелочей.

Увы, первые несколько попыток 'заговорить' мэтра Джиэро, не погружая его в состояние небытия, с треском провалились – желание, обуревающее палача, оказалось слишком сильным. И я, поняв, что убрать его 'в лоб' не удастся, решила сместить акценты.

Правда, для этого мне пришлось недели три ежедневно загонять мэтра Джиэро в состояние небытия. И целенаправленно привязывать свой образ к единственной женщине в Кошмаре, которую мне было не жалко.

В результате вся похоть королевского палача сконцентрировалась на Детоубийце. А ко мне, ее 'жалкому подобию', пропал всяческий интерес.

Единственная шероховатость, убрать которую мне почему-то не удавалось, было мое имя: несмотря на почти ежедневные попытки это изменить, мэтр Джиэро упорно продолжал называть Валию Илзе. Поэтому в дни, когда в Кошмаре могли появиться мой отец или мать, мне приходилось являться в пыточную на час раньше обычного. Чтобы оторвать 'влюбленного' от его пассии и хоть как-то настроить на работу…

…Испуганный голос Гноя раздался за моей спиной минут на двадцать раньше, чем я ожидала:

– Ваше высочество? Мэтр? Там… эта-а… ее величество королева Галиэнна!!!

– 'Там' – это где? – хмуро поинтересовалась я. И вздрогнула: заигравшись с изменениями, я забыла приказать унести Валию обратно в камеру!

– Вон-а, по лестнице спускаются… – выдохнул палач.

– Ну, и чего ты встал? – рявкнула я. – Хватай кресло ее величества и ставь на место малой жаровни!

– Ага… Уже тащу! – вцепившись в резной подлокотник, заверещал он. Потом сообразил, что сначала надо убрать жаровню, и рванул к ней. Случайно смахнув на пол клещи для вырывания ногтей…

Услышав грохот, Валия, безучастно смотревшая в потолок, дернулась и заверещала.

Побледнев, как полотно, Гной затравленно посмотрел на стоящего к нему спиной мэтра, и, сглотнув слюну, коротко тюкнул женщину кулаком в висок.

Крик тут же оборвался. Одновременно со Словом Освобождения, которое я под шумок шепнула мэтру Джиэро:

– Ладирен-СВИСС…

…Замерев в дверном проеме, мама царственно обвела взглядом пыточную, ненадолго остановила его окровавленном теле Валии, распростертом на дыбе, и уставилась на темя склонившегося в поклоне королевского палача:

– Джиэро? Ты что, не знал, что сегодня мы работаем со вторым элирейцем?

– Знал, ваше величество… – не поднимая головы, пробормотал он.

– Так почему ты не приказал тут убраться?

Мэтр Джиэро сгорбился еще больше и еле слышно прошептал:

– Простите, ваше величество… Не успел…

– Тогда что тут делает эта тварь? – мотнув головой в сторону Валии, зашипела мать. – Вы что, не можете тешить свою похоть где-нибудь еще?

– Илзе – не тварь! – вскинув голову, рыкнул палач. И, сорвавшись с места, в два прыжка оказался рядом со своей 'милой'.

– Илзе? – мама непонимающе посмотрела на меня.

'Потом…' – одними губами произнесла я. И, убедившись в том, что мама прочла мою артикуляцию, повернулась к Гною: – Бегом за Ласло, живо…

…Гной исчез за дверью буквально через мгновение. А следом за ним, баюкая на руках тело Валии, вышел из пыточной и мэтр Джиэро.

– Ее что, тоже зовут Илзе? – проводив его взглядом, недоверчиво поинтересовалась мать.

Я отрицательно покачала головой.

Взгляд мамы потемнел:

– И давно он ее так называет?

– Первый раз я услышала где-то дней двадцать тому назад…

– А ты не… – мать оборвала предложение на полуслове. Точно зная, что я ее пойму.

– Нет. Он – КОРОЛЕВСКИЙ ПАЛАЧ…

Взгляд мамы вильнул, и я вдруг почувствовала, как жалкие остатки моей веры в родителей испаряются, как утренний туман на ярком солнце: мама РЕШИЛА НЕ ГОВОРИТЬ отцу о том, что его в сознании его игрушки начались необратимые изменения! И о том, что эти изменения представляют опасность для моей жизни и чести!!!

Не почувствовать изменение моего настроения мама не могла. Однако, вместо того, чтобы попробовать убедить меня в своей правоте, она просто пожала плечами:

– Умница…

'Умница?…' – мысленно повторила я. И вытаращила глаза, пытаясь удержать наворачивающиеся слезы…

…Процесс наложения личины на второго элирейца прошел мимо меня: все, что я говорила или делала, происходило без участия разума. А момент, привязки его к поводырю, не запомнился вообще: нормально соображать я начала только тогда, мама произнесла Слово Освобождения, и запечатленный открыл глаза.

Естественно, скрыть свое состояние от самой сильной Видящей Делирии мне не удалось, поэтому, дождавшись, пока Гной выведет элирейца в коридор, а мэтр Джиэро отойдет в дальний угол пыточной, я намеренно очертила ей круг 'терзающих меня' мыслей:

– А что мне делать, если он перестанет переносить желание на Образ?

– Не перестанет… – поняв, что именно я имею в виду, шепотом успокоила меня мать. – Ты – принцесса, а он – быдло…

– Да, но тут, в Кошмаре – я никто. Просто его помощница…

Следующие слова мамы ввергли меня в ступор:

– Только не вздумай его заговаривать… Хватит нам одной Кариэны…

– Так она…

– …от чахотки… – перебила меня мать. И, увидев, что мэтр поворачивается к нам, повысила голос: – …И если я еще раз увижу пыточную в таком непотребном виде, то пожалуюсь отцу…

– Да, ваше величество… – склонив голову, пролепетала я. И злобно зыркнула на ухмыляющегося палача…

Глава 8. Граф Томас Ромерс

…Вскинутый перед собой лук, зажмуренный правый глаз, искривленный в мстительной гримасе рот… Высверк лезвия топора… Розовато-белый край перерубленной пополам ключицы, торчащей из раны… Посвист пролетевшей мимо стрелы… Скрежет острия копья, принятого на щит… – в какой-то момент Том вдруг понял, что его тело двигается само. Как на тренировке. А он – думает! Причем не об ударах, защите или перемещениях, а о своем сюзерене, исчезнувшем в лесной чаще.

Нет, он нисколько не сомневался в том, что правильно понял жест 'продолжай'. И не сомневался в том, что граф Утерс сможет справиться с Фахримом Когтем. Но мысль о том, что выстрел в спину может оборвать жизнь самого непобедимого бойца, упорно действовала на нервы. Поэтому, зарубив последнего разбойника, Том метнулся к краю обрыва, окинул взглядом картину развернувшегося в овраге побоища, и, убедившись, что воины Правой Руки прекрасно обходятся и без него, рванул в лес.

Для того чтобы двигаться по следу, оставленному предводителем разбойников, не надо было быть следопытом: Фахрим Коготь, спасая свою жизнь, несся сломя голову. Оставляя за собой самую настоящую тропу – разбросанную в разные стороны прелую листву, глубокие вмятины в земле, вывернутые из земли камни и содранный со стволов мох. При желании можно было сказать, где он терял равновесие, где падал, а где пытался оглянуться, чтобы оценить свои шансы на спасение.

Судя по ширине шага и глубине следов, тать был в диком ужасе. И бежал, почти не разбирая пути: будь Том на его месте, он бы ни за что не стал взбираться на покрытый осыпью склон. Тем более на четвереньках. И скатываться по противоположному, не менее крутому – тоже. А Фахрим – взобрался. И скатился. Чтобы, пятная траву кровью, добежать до стреноженных лошадей, пасущихся на берегу небольшого озерца, и…

…Каурый жеребец, на который Аурон Утерс взвалил бездыханное тело Когтя, косил глазом на своего окровавленного 'седока' и недовольно всхрапывал. Еще бы: возить людей перекинутыми через седло он, наверное, не привык. Впрочем, его привычки Законника волновали не особенно сильно – к тому моменту, когда Том спустился с холма, он как раз заканчивал привязывать руки разбойника к подпруге.

– Горазд он бегать, ваша светлость… – полюбовавшись на мокрую от пота рубаху Ужаса баронства Квайст, хмуро пробормотал Том. – Вон сколько отмахал…

– Он просто пытался стать законопослушным человеком… – вздохнул граф. И хлопнул коня по крупу.

– Кем-кем? – Том ошалело вытаращил глаза.

– Законопослушным человеком! – повторил Аурон. И, укоризненно посмотрев на Ромерса, объяснил: – Ну, он раскаялся в своих грехах и решил привести меня к остаткам своей шайки, дабы и они не ушли от правосудия…

– Это… шутка, ваша светлость? – оклемавшись от удивления, спросил Томас.

– Нет… – граф показал пальцем на изрубленные тела, валяющиеся за его спиной, и… ухмыльнулся: – Шучу, конечно. Кстати, хорошо, что ты пришел: в одиночку взваливать их на лошадей не очень удобно…

…На подъезде к Ирлимскому оврагу образовался небольшой затор – пара карет с гербами де Миллзов, десятка полтора телег, три десятка солдат и несколько крестьян упорно пытались прорваться через заслон из Нодра Молота и Воско Иглы. Вернее, прорваться пытались только де Миллзы – до Тома доносился то густой бас какого-то дворянина, то истошный визг его спутницы, возмущенной непредвиденной задержкой.

– Я не понимаю, на каком основании вы перекрыли тракт? – высунув голову из окна кареты, верещала дама. – Я буду жаловаться его величеству ко-…

– Герб, вроде бы, де Миллзов… – вполголоса пробормотал Аурон Утерс. – А чей именно – никак не соображу…

– Старший сын графа Гогена Олмар… И, скорее всего, его супруга Лотилия… – вглядевшись в герб, так же тихо ответил Ромерс. – Мда… Пожалуй, это именно она – если верить слухам, то в роду де Миллзов склочнее женщины нет…

– Спасибо, знаток геральдики и слухов… – ухмыльнулся Аурон Утерс и соскользнул с коня…

'Правильно сделал…' – посмотрев на сюзерена, подумал Том. – 'История о том, что Законник разъезжает верхом на неоседланных крестьянских клячах, может стать пищей для пересудов на ближайшие года полтора…'

Тем временем Утерс-младший проскользнул сквозь толпу, и, оказавшись рядом с каретой, учтиво поздоровался:

– Граф Олмар! Графиня Лотилия! Рад видеть вас в добром здравии…

Де Миллз мгновенно развернулся на месте, уставился на невесть откуда взявшегося хама, нахмурил брови… а потом расплылся в ослепительной улыбке:

– Граф Аурон Утерс? Признаюсь, не ожидал увидеть вас в наших краях… Как здоровье графа Логирда и его супруги?

…Смотреть, как меняется лицо жены графа Олмара, было забавно: в первое мгновение, услышав приветствие, графиня приготовилась обрушить на незнакомца все свое возмущение. И даже набрала в грудь воздуха. При этом ее взгляд метал молнии, а лицо искажала гримаса бешенства. Мгновением позже, сообразив, что рядом с дверью ее кареты стоит не кто иной, а сам Законник, человек, не побоявшийся поднять руку на сына своего верховного сюзерена, она засияла, как весеннее солнышко. И, пытаясь изобразить реверанс сидя, чуть не вывалилась из кареты. Еще минутой позже, выслушав объяснения графа Утерса и сообразив, что там, впереди, была самая настоящая засада, организованная Фахримом Когтем, графиня Лотилия побледнела, как полотно. И затравленно посмотрела на своего мужа…

…– В общем, вы сможете продолжить путь тогда, когда я буду уверен в том, что проезд через Ирлимский овраг совершенно безопасен… – закончил граф Утерс-младший.

Том задумчиво посмотрел на сюзерена: семнадцатилетний парень строил фразы так, как будто провел юность не в замке Красной Скалы, а в королевском дворце! Общаясь с умудренными опытом интриганами и политиками. И не давал своим собеседникам ни одной возможности возразить. Впрочем, им стало не до возражений: графиня, не сдержав эмоций, даже позволила себе высказаться до своего мужа:

– А-а-а… тут, где мы сейчас, безопасно?

– Да… Мы только что осмотрели вон ту опушку… Там нет ни одного разбойника…

– Меня сопровождает тридцать отборных воинов, граф… – перебил жену граф Олмар. – Два десятка из них – в вашем распоряжении…

– Благодарю за предложение… – улыбнулся Законник. И, прочитав жестикуляцию Нодра Молота, добавил: – В настоящее время мои люди заканчивают прочесывание ближайших зарослей и допрос схваченных разбойников, так что…

– Вы кого-то схватили? – во взгляде графини Лотилии появился какой-то болезненный интерес.

– Да, графиня… В частности, вон на том коне, которого держит под уздцы мой оруженосец – предводитель шайки по имени Фахрим…

– Фахрим Коготь? – уточнила графиня Лотилия. И, увидев утвердительный кивок, выскочила из кареты! Самостоятельно! Не дожидаясь, пока ей подадут руку!

…Глядя, как ее светлость, подобрав юбки, быстрым шагом несется к Когтю, Том слегка напрягся: судя по искаженному ненавистью лицу, Лотилия Миллз имела личные счеты к Фахриму. А, значит, легко могла попытаться полоснуть его кинжалом. Впрочем, остановившись рядом с пленным, она взяла себя в руки, склонилась к подпруге, а через мгновение выпрямилась:

– Это он… Фахрим Коготь… Совершенно точно… Скажите, граф, а что вы собираетесь с ним делать?

– Согласно Уложению, я обязан препроводить его в ближайший крупный город и…

– Простите, что перебиваю, но ближайший крупный город – это Атерн… – воскликнула графиня. – То есть вы повезете его туда?

– Да… После того, как перевешаю рядовых разбойников…

– Дорогой. Мы тоже едем в Атерн… – тоном, не терпящим возражений, заявила графиня. – Я желаю видеть казнь этого ублюдка…

…К обозу Диомеда Ряшко граф и графиня Миллз подъехали тогда, когда Рыжий Лис затягивал петлю на шее первого разбойника. И, остановив коней рядом с головной телегой, превратились в слух.

Увидев, что в толпе 'зрителей' появились новые лица, десятник вопросительно посмотрел на сюзерена. И, не глядя, провернул петлю так, чтобы узел оказался под правым ухом приговоренного.

Аурон Утерс кивнул… и тишину леса разорвал дикий крик:

– Не-е-ет! Меня эта-а-а… надо судить!!!

Граф удивленно приподнял одну бровь:

– Ты – разбойник, захваченный на месте преступления. На твоих руках – кровь невинных людей. Согласно Уложению, тебя следует повесить на первом попавшемся суку в назидание тем, кто решит пойти по твоим стопам…

– А я хочу, чтобы меня… эта-а-а… судили! – затараторил тать. – В Королевском эта-а-а… суде!! Как Фахрима!!!

– Ничем не могу помочь… – пожал плечами Утерс. – Ты – не главарь разбойничьей шайки. И не его помощник. Так что смерть в петле – это именно то, что ты заслужил…

– А он?

– А он умрет на лобном месте Атерна…

– Я э-э-э… не хочу умирать…

– Те, кого вы грабили и убивали, тоже не хотели… – прошипел граф Олмар. – Так что все по справедливости…

– Справедливости? О какой справедливости вы говорите? – зарычал седой здоровяк, стоящий на коленях перед Бродягой Оттом. – Вот я когда-то был свободным землевладельцем… Был… До тех пор, пока мог кормить семью со своей земли…

– А что, твоя земля перестала родить? – хмуро поинтересовался Законник.

– Нет. С земля у меня отличная… Только вот после оплаты налогов от заработанного оставались одни долги… – криво усмехнулся здоровяк. – А у меня – жена и дети. Которых надо кормить…

– У тебя так много детей? – съязвила графиня Лотилия.

– Двое, ваша милость… И едят они не в три глотки…

– Согласно законам Элиреи, суммарный налог, взимаемый со свободных землевладельцев, не может превышать трети получаемого ими дохода… – пожал плечами граф Утерс. – Климат в баронстве Квайст весьма располагает к земледелию. Так что, при должном усердии, у тебя должно было оставаться достаточно средств для того, чтобы прокормить и жену, и десяток детей…

– Трети полученного дохода? – на губах бывшего землевладельца заиграла кривая улыбка. – Ваша светлость, да если бы с меня брали даже половину, я бы в жизни не вышел на большую дорогу!

– А сколько тебе приходилось отдавать?

– Восемь монет из десяти, ваша светлость…

– Мытарям барона Квайста? – недоверчиво уточнил граф Утерс.

– Знаете, как называют его милость в народе? – вместо ответа поинтересовался здоровяк.

Аурон кивнул:

– Слышал…

– Ну, так вот, последние лет восемь всеми делами в лене заправляет не Размазня, а его жена. Так что мытари не его, а ее. Их так и называют: псы Сучки Квайст…

– Отец!!! – перепуганно взвыл еще один из разбойников.

Здоровяк и глазом не повел:

– Так что, по справедливости, вешать надо ее…

– Ты мог подать челобитную королю…

– Челобитные рассматриваются месяцами… – угрюмо пробормотал здоровяк. – А кормить семью надо каждый день…

– Насколько я знаю, баронесса Майянка начала поднимать налоги постепенно. Так что у тебя было достаточно времени, чтобы дождаться решения его величества Вильфорда Бервера… – буркнул граф Олмар.

– Да, но все равно виновата о-… – начал, было, разбойник. И, увидев, как Аурона Утерс посмотрел на де Миллза, заткнулся на полуслове.

– Так это правда?

Вместо графа Олмара ответила его жена:

– Да, граф. Наши соседи… как бы так помягче выразиться, давно потеряли меру…

Законник свел брови у переносицы, перевел взгляд на здоровяка и угрюмо произнес:

– Что ж. Это несколько меняет дело… Впрочем, на них – своя вина, а на вас – своя… Вы вышли на большую дорогу, значит, умрете, как тати, в петле…

– Я не боюсь смерти, ваша светлость… – пожал плечами здоровяк. – Просто мне смешно: вы боретесь не с причиной, а со последствиями… Не завтра – так послезавтра на этой дороге появится новая шайка. А то и две…

– Не появится! – в голосе Законника прозвенела сталь. – Я тебе обещаю… А еще обещаю, что те квайстцы, которые не вышли на большую дорогу, смогут зарабатывать на жизнь честным трудом…