Текст книги "Законник."

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Глава 23. Принцесса Илзе

…Мир, существующий в моих воспоминаниях, совсем не похож на тот, в котором я живу сейчас. Там, в прошлом, я несусь к предгорьям Ледяного Хребта. Одвуконь. В темпе, которому позавидовали бы даже посыльные армии моего отца. Тут я царственно еду на буланой кобылке. Останавливаюсь там, где мне заблагорассудится. И стараясь сберечь свои 'божественные' зад и бедра, давно отвыкшие от седла. Поэтому вечер там частенько приходится на день тут. И наоборот.

А еще там, ломая голову над тем, как подчинить себе графа Аурона или его оруженосца, я постоянно анализирую их поведение. И почти не вижу дороги, по которой меня везут. Тут трачу все свои силы на то, чтобы найти в своей памяти хоть какие-то зацепки, которые позволят мне повторить проделанный однажды путь, привести равсаров к замку Красной Скалы и спасти семью графа Аурона.

Медитировать в седле, с открытыми глазами, вглядываясь в окрестности, и ежеминутно сравнивать то, что пробуждаешь в памяти с тем, что видишь вокруг – совершеннейшее безумие. Однако, как говорит моя мать, необходимость – лучший учитель. И я вынуждена балансировать на грани небытия, накладывать один образ на другой, и… медленно сходить с ума: совмещать два совершенно непохожих мира кажется невозможным…

…Сейчас там идет дождь. Непроницаемая серая пелена скрадывает расстояния, меняя внешний вид всего того, что я вижу. Вот, например, этот дуб, растущий справа от тропы, там кажется черным и страшным. Ветви, похожие на скрюченные пальцы отжившей свой век старухи, тянутся к моему лицу, так, как будто пытаются выколоть мне глаза. И я, отшатываясь от метнувшейся в лицо тени, чуть не вываливаюсь из седла.

Прикосновение графа Аурона, невесть как успевшего меня поддержать, заставляет меня вздрогнуть: его ладонь мокрая, холодная и… жесткая, как клинок меча. Удерживаю рвущийся наружу крик, поворачиваюсь к нему лицом и… снова вздрагиваю. Но уже тут: капельки дождевой воды, висящие на листьях над его головой, вдруг напоминают мне кровь. На пальцах мэтра Джиэро во время работы.

На то, чтобы отрешиться от ненужных эмоций, уходит целая вечность. И к моменту, когда я оказываюсь в состоянии сравнивать, то самое дерево уже пропадает из поля моего зрения.

Вертеться в седле я себе не позволяю – Великая Мать Виера должна быть холодна, как вечные снега Белого Клинка, – поэтому, мысленно вздохнув, я снова ухожу в воспоминания. И не сразу реагирую на негромкий выдох Равсарского Тура:

– Великая Мать! Ты прозрела что-то… нехорошее?

Мысленно вздрагиваю от радости, повторяю про себя подготовленную фразу, и, решив, что готова, медленно поворачиваю голову направо:

– Да, мой эдилье… В ткани мира оборвалась нить… Сестры Дейри слышали Слово… И подают знак…

– Знак? – Беглар Дзагай непонимающе смотрит мне в глаза. – Какой знак? И какое слово?

Я растягиваю губы в ледяной улыбке:

– Что может быть понятнее, чем дыхание смерти?

– Ничего… – равсар хмурится, тянется рукой к мечу… потом в его взгляде вспыхивает понимание, и он, развернувшись на месте, вглядывается в лицо едущего за ним Гваззы Итрая: – Он? Его Слово, гюльджи-эри?

Я медленно киваю:

– Его, мой эдилье…

Тур угрюмо сводит брови у переносицы, стискивает пальцы на рукояти меча и с вызовом смотрит на меня:

– Гвазза – мой лайназ. И я не позволю кому бы то ни было взять его кровь…

В моих глазах появляется грусть:

– Ты – достойный сын своего отца, Беглар. Однако против сестер Дейри бессильны даже боги…

Жестикуляция привставшего на стременах горца, и звуки команд, раздающиеся за моей спиной, заставляют меня усмехнуться:

– Твои воины способны на многое. Они прикроют твоего лайназа от меча и арбалетного болта. Защитят от броска снежного барса и укуса ядовитой змеи. Но разве кто-нибудь из них способен срастить оборванную нить его жизни?

– Н-нет… – выдыхает Тур. И, снова приподнявшись на стременах, с надеждой смотрит мне в глаза: – А ты, Великая Мать? Ты – можешь?

Я еле заметно киваю:

– Я – могу. Но не буду…

– Почему? – сжав руки в кулаки, спрашивает он. И, увидев, что я ухожу в себя, бледнеет: – Он… он просто старался меня защитить! Так, как предписывают адэты…

…– Братья! Склоните головы перед Великой Матерью Виерой! – осадив коня, восклицает Равсарский Тур. – Гюльджи-эри нашего народа решила снизойти до своих сыновей и помочь нам сдержать слово, данное мною моему новому брату…

– Снизойти до тебя, мой эдилье… – уточняю я. И холодно оглядываю ошарашенных горцев. – И помочь ТЕБЕ…

Беглар Дзагай вспыхивает, как десятилетний мальчишка, пойманный во время подглядывания за переодевающимися женщинами, и на мгновение теряется:

– Э-э-э… да! Великая Мать… обещала показать тропу через Ледяной Хребет…

Равсары растерянно молчат: согласно их адэтам, место женщины – у очага. А не в походе. Но Великая Мать Виера – это больше, чем хранительница очага или мать их детей. Она – гюльджи-эри, предводительница валькирий. А, значит, имеет право брать в руки меч. И вести в бой…

Читать чувства, мелькающие на лицах воинов, просто. Даже очень: вон тот здоровяк, заросший густым черным волосом аж до самых глаз, верит. По-настоящему. И где-то в дебрях его спутанной бороды вот-вот появится улыбка: как же, Великая Мать Виера снизошла не к кому-то там, а к его вождю!

Рыжеволосый парень со шрамом на правом предплечье, судорожно вцепившийся в кинжал и уставившийся на тот берег – еще нет: раз за разом вспоминая картину моего появления в луче солнечного света, он пытается понять, может ли это быть обманом…

Двое за его спиной – растеряны: слово вождя – закон. Но я – женщина. Самая обыкновенная. И больше похожа на добычу…

Тем временем Равсарский Тур осторожно опускает меня на землю, потом спешивается сам, и, в два прыжка оказавшись рядом с породистой буланой кобылкой, ласково прикасается к ее холке:

– Твоя лошадь, Великая Мать!

Поблагодарить его я не успеваю: справа от меня раздается полный ехидства вопрос:

– Балар! Это же леди Лусия! Та самая, к которой ты…

Договорить он не успевает. Еще бы – сорвавшийся с места Тур легким шлепком подбивает вверх его подбородок.

Клацание зубов несчастного слышно, наверное, даже в Навьем урочище.

– Это – Великая Мать Виера! Которая вселилась в тело леди Лусии…

– Ты уверен? – не унимается равсар. И ехидно ухмыляется.

'Вот оно…' – мысленно вздыхаю я. И стряхиваю с указательного пальца правой руки скрученный в трубочку листок…

От коня Беглара Дзагая и до воина, посмевшего усомниться в его словах, всего одиннадцать шагов. Всего одиннадцать – но каждый из них дается мне так тяжело, как будто я прорываюсь сквозь строй латников. Одиннадцать. А на десятом я почти глохну от звучащих в голове слов: '…и так же смертоносна, как Меч Полуночи…'

Смертоносна. Я. Как этот самый меч. И холодна, как вечные снега Белого Клинка. А еще – мстительна, кровожадна и неудержима. Значит, если я не возьму жизнь этого равсара – то потеряю лицо. И…

Нет! Думать о том, что будет, если я остановлюсь, мне не хочется. Поэтому, замерев рядом со своим эдилье, я холодно выдыхаю:

– Дай мне заглянуть в его глаза, Тур…

Дзагай прерывается на полуслове, и, отпустив воина, делает шаг в сторону…

…Смотрю снизу вверх. Пристально. И молчу. Долго. Настолько долго, что в толпе равсаров начинается еле слышный ропот. А в глазах здоровяка появляется ухмылка. Он уверен. Уверен в том, что я – никакая не Мать Виера. И готов стоять на этом до конца…

– Ну и? – спрашивает он через вечность.

Я презрительно кривлю губу, и, прикоснувшись указательным пальцем к ямочке между его ключиц, вздыхаю:

– Фалахш…Тень воина… Не более…

Фалахш. И… живой мертвец: для того, чтобы яд треуты, которым я смазала палец, добрался до его сердца, требуется десять часов. А потом равсар, не поверивший в то, что я – Великая Мать, отправится к праотцам. Став третьей жертвой, принесенной мною на алтарь своего долга…'

…Вспоминаю не только я, но и Беглар: в его глазах мелькает бешенство, чувство вины, надежда, страх и что-то там еще. Потом он багровеет и сжимает кулаки.

Я мысленно усмехаюсь: там, на берегу Мутной, он первый раз в жизни ударил своего лайназа. Того, которого я убила…

– Но почему? – упрямо спрашивает Тур.

– Он посмел не поверить на слово своему балару и вождю. Он оскорбил моего эдилье. Он засомневался в богах собственного народа… Три оскорбления сразу – это чересчур… Беглар, боги не умеют прощать! Поэтому…

– Он – мой лайназ!!! – упрямо глядя мне в глаза, рычит Тур. – И я сделаю все, чтобы…

– Он – фалахш… Проковать таких невозможно… Поэтому скорби, мой эдилье: ваши пути уже разошлись…

В глазах Беглара вспыхивает бешенство:

– Он еще жив! И я закрою его собой…

– Попробуй… – отвечаю я. А когда он придерживает коня, добавляю: – Только смерть не всегда приходит на острие меча. Этого закрывать бесполезно…

Глава 24. Аурон Утерс, граф Вэлш

'Искреннего раскаяния' баронессе Квайст хватило только до Лисьих Нор, деревеньки, расположенной рядом с перекрестком Эмейского и Юго-восточного тракта. Не доехав до ее околицы каких-то четырех перестрелов, леди Майянка вдруг схватилась за живот, густо покраснела и затравленно посмотрела на меня:

– Ваша светлость! Мне… надо на какой-нибудь постоялый двор… Срочно…

Я придержал коня, вгляделся в ее искаженное мукой лицо и мысленно восхитился: баронесса изображала страдания так правдоподобно, что ей мог бы позавидовать любой балаганный актер. Закушенная губа, капельки пота на лбу и крыльях носа, мертвенная бледность, взгляд 'в себя'. Ну, и до кучи мелко дрожащие пальцы, стискивающие поводья и посадка в седле 'наискосок'. В общем, не знай я о том, что бледность и потливость – результат действия любимого снадобья Сучки Квайст, с помощью которого она когда-то начинала вить веревки из своего мужа, поверил бы. Безоговорочно. И уже поворачивал бы коней к постоялому двору, злясь на то, что гарантированно потеряю дней пять.

А так я без особого внутреннего сопротивления изобразил тревогу и поинтересовался:

– Что случилось? На вас лица нет!

Баронесса, не отрывая левой руки от живота, страдальчески скривилась, и, пряча взгляд, еле слышно прошептала:

– Занедужила я… По-женски… Понимаете?

– Опять? – искренне удивился я.

– Что значит, 'опять'? – на мгновение забыв про испытываемую боль, возмущенно воскликнула леди Майянка. – В вашем возрасте уже пора знать, что у женщин эти недомогания случаются раз в месяц. И длятся они…

– Раз в месяц? – холодно усмехнувшись, перебил ее я. – Тогда вам еще рано: если мне не изменяет память, прошлые закончились за четыре или пять дней до моего приезда в Квайст…

Баронесса вытаращила глаза:

– Н-не поняла?

– Что тут непонятного? Перед тем, как отправиться в дорогу, я убедил одну из ваших служанок рассказать мне обо всех ваших недугах…

– З-зачем?

Объяснять ей, что пытался поставить себя на ее место, чтобы понять, каким именно образом она может вынудить меня прервать путешествие в столицу, у меня не было никакого желания. Поэтому я ограничился общими словами:

– Предпочитаю решать проблемы задолго до их появления…

В глазах баронессы полыхнуло пламя. А губы перекосило так, что я на мгновение испугался, что она устроит одну из своих любимых истерик. Поэтому я тут же выдал заранее придуманную фразу, которая должна была снова заставить ее испугаться:

– Кстати, о недомоганиях: если верить стражникам Последнего Приюта, то лучшее средство от этого дела – Кровопийца Жака Оттса: один удар, и вас уже не беспокоит ничего…

Представив себе то ли топор палача, то ли собственную казнь, баронесса нервно потерла шею. И, поймав мой насмешливый взгляд, вспыхнула:

– Вы… вы… вы…

– Я… что?

– Вы… страшный человек, ваше сиятельство… – прошипела она. – Такой же, как и…

– …мой отец… Вы это уже говорили… Знаете, я не считаю страшным ни его, ни себя. Мы просто делаем то, что должны. И делаем это добросовестно.

– Это я уже заметила… – леди Майянка саркастически поморщилась. – А то, что от вашей 'добросовестности' страдают ни в чем не повинные люди, вам побоку…

– Степень вашей вины… или невиновности установит суд… – усмехнулся я. И, чтобы окончательно унять не желающую успокаиваться женщину, добавил: – Кстати, я бы посоветовал вам не забывать о том, что Королевский Обвинитель обязательно поинтересуется моим мнением о…

– Простите мою супругу, ваша светлость! – перебил меня прислушивавшийся к разговору барон Самед. – Она просто… слегка не в себе…

– Кто 'не в себе', я не в себе? – возмутилась баронесса. И даже набрала в грудь побольше воздуха, чтобы выпалить все, что она думает о своем муже и о своем состоянии. Однако, услышав оглушительное карканье, посмотрела вперед и… окаменела: головной дозор, как раз подъезжающий к придорожной виселице, потревожил покой нескольких десятков до предела обожравшихся ворон. И птицы смерти, оставив в покое исклеванные трупы казненных, начали многоголосо выражать ему свое недовольство.

– Ворье… – обратив внимание на отсутствие десниц у двоих из четверых повешенных, хмыкнул я. – Допрыгались…

Баронесса Квайст сглотнула подступивший к горлу комок и… зажмурилась…

'Надо же, как они вовремя…' – мысленно усмехнулся я. И, решив, что надо еще немного усилить эффект, добавил: – Как видите, леди, рано или поздно, но Закон все-таки торжествует. И лица, пытающиеся наживаться на чужом горе, получают по заслугам…

– Угу… – угрюмо буркнула баронесса. И потеряла сознание. По-настоящему…

…Не успели мы проехать и половины дороги от опушки леса до городских ворот, как рядом с захабом началась какая-то нездоровая суета. Солдаты королевской стражи, сорвавшись с места, как почувствовавший шенкеля рысак, принялись растаскивать в стороны телеги, перегородившие тракт. А десятник и оба мытаря, размахивая руками и что-то крича, начали разгонять пешеходов.

– Если уронят герсу, значит, война… – буркнул едущий передо мной Молот. И, развернувшись в седле, поинтересовался: – Может, в галоп, ваша светлость? Хотя… далековато: не успеем…

– Это не война… – отрицательно покачал головой Колченогий Дик. – Кажется, вся эта суета – из-за нас…

– Сомневаюсь… – криво усмехнулся Нодр. И мотнул головой в сторону ворот: – Карету видишь?

…Карета, запряженная четверкой лошадей, вылетела из захаба, как камень из требушета, и рванула по дороге с такой скоростью, как будто спасалась от преследования. Кучер, восседающий на козлах, нещадно работал кнутом, словно вымещая на несчастных животных всю свою ненависть к этому миру. А еще периодически оглядывался…

– Может, его задержать? А, ваше сиятельство? – привстав на стременах, поинтересовался Дик. – Ведет он себя… как-то странновато…

– Сопровождающие отстали – вот он и дергается… – увидев, как из захаба вылетает десяток всадников, облегченно выдохнул я. Потом разглядел цвета одежды кучера и рявкнул: – Это карета внутренней стражи. Освободите проезд! Живо!

…Подпрыгнув на какой-то выбоине, карета пролетела по воздуху шагов десять и с грохотом рухнула на дорогу. Представив себе ощущения тех, кто сидит внутри, я поморщился: при таком жестком приземлении пассажиры запросто могли сломать себе позвоночник. Или, как минимум, пооткусывать языки.

– Мда… Не хотел бы я оказаться внутри… – негромко пробормотал Колченогий. – Ездить верхом намного безопаснее…

– Таких кучеров надо пороть! Два раза в день! До полусмерти. И не подпускать к лошадям… – поддакнула ему леди Майянка. Потом увидела, что карета замедляет ход, и удивленно уставилась на меня: – А что это он останавливается? А, ваше сиятельство?

– Понятия не имею… – ответил я. И перевел взгляд на лица приближающихся всадников.

– Ха, ваша светлость! Так это же сотник Пайк! Вон, впереди всех! – воскликнул Дик. И радостно заулыбался. – Я же говорил, что вся суета – из-за нас?!

– Он самый… – кивнул Нодр. И удивленно уставился на меня: – Только почему это он в цветах Внутренней стражи?

– Сейчас узнаем… – буркнул я. И нахмурился.

…Не успела карета остановиться, как мы оказались в плотном кольце из воинов Внутренней Стражи. Вернее, не мы, а барон Самед с супругой. Судя по выражениям лиц солдат Внутренней Стражи, инструкции они получили более чем подробные. И были готовы на все.

Удостоверившись в том, что чета Квайст никуда не сбежит, шевалье Пайк приложил к груди правый кулак и церемонно склонил голову:

– Ваше сиятельство! Имею честь приветствовать вас в Арнорде!

– Привет, Ноел! – хмуро пробормотал я. – Во что это ты вырядился? И что за скачки тут устроил?

– Приказом его величества я назначен помощником начальника Внутренней Службы Элиреи графа Орассара… – отрапортовал он. – А насчет скачек – выполнял приказ его величества!

Увидев в моих глазах недоумение, сотник пожал плечами, достал из чехла свиток, запечатанный королевской печатью, и, подъехав поближе, протянул его мне. – А этот свиток приказано вручить вам. И удостовериться в прочтении…

– Удостоверяйся… – сломав сургуч, я развернул свиток и погрузился в чтение…

'Подателю сего, тысячнику Внутренней Стражи королевства Элирея шевалье Ноелу Пайку предписывается взять под стражу барона Самеда Квайста с супругой, и как можно быстрее доставить оных в Королевскую Тюрьму Арнорда… Милостью Создателя король Элиреи, Вильфорд Четвертый, Бервер…'

Дважды перечитав эти несколько строк, я задумчиво посмотрел на Ноела:

– Поздравляю с повышением. А что приказано делать мне?

– Ехать во дворец. В любое время дня и ночи. Правда, я не уверен, что его величество примет вас сегодня: насколько я понял объяснения графа Орассара, вашего приезда ждали дня через три-четыре…

– Мы торопились… – усмехнулся я. Потом подъехал к барону Квайсту и протянул ему свиток: – Ознакомьтесь. Приказ его величества Вильфорда Бервера. Касающийся вас и вашей супруги…

…Прочитав свиток, Размазня побледнел, затравленно посмотрел на Ноела и спросил:

– Простите, шевалье, нам что, садиться в карету?

– Да, ваша милость! – склонил голову новоиспеченный тысячник. И, увидев, с какой покорностью спешивается Сучка Квайст, непонимающе посмотрел на меня.

Поняв, что он имел возможность познакомиться с характером леди Майянки, и теперь недоумевает, я пожал плечами, дождался, пока арестованные заберутся в карету, и вполголоса объяснил:

– Баронесса особо не торопилась. В общем, пришлось ее слегка припугнуть…

…Услышав доклад камерария, его величество жестом прервал что-то рассказывавшего ему графа Орассара, медленно повернул голову в мою сторону, и, оглядев меня с головы до ног, раздраженно поинтересовался:

– Скажите, граф, вы что, не могли разобраться с Квайстами на месте без моей помощи? Доказательств их вины у вас было предостаточно. Что для королевского суда, что для меня. Отрубили бы им головы прямо во дворе их поместья – и дело с концом! Зачем надо было тащить их в Арнорд? Вам что, не хватает имеющихся прав? Или вы искренне считаете, что я буду судить их по статьям другого Уложения?

– Простите, ваше величество, но Указующий Перст его величества – это еще не король… – набычившись, буркнул я. – Барон Самед Квайст – ваш вассал. И согласно вассальному договору, имеет право на беспристра-…

– Точно Законник… – перебил меня король. И… улыбнулся: – Расслабься, Ронни! Это шутка. Мне просто было интересно понять, как на тебя повлияла твоя новая должность…

– Никак, сир! Я выполняю свой долг перед короной и народом Элиреи так, как его понимаю. И никакие 'новые должности' на меня не повлияют…

Король ехидно усмехнулся:

– Горд, как… как настоящий Утерс! Слышишь, Логирд?

Я удивленно огляделся: кроме графа Орассара, в кабинете его величества не было ни одной живой души! Или… была?

Была! Через пару мгновений гобелен, закрывающий стену справа от трона, сдвинулся в сторону, и из-за него вышел мой папа:

– Слышу, ваше величество!

– Твой сын – весь в тебя!

– А как иначе, сир? – пожал плечами отец. И, неторопливо дойдя до стола, сел! В первое попавшееся кресло!! Без разрешения короля!!!

Увидев выражение моего лица, король Вильфорд сокрушенно вздохнул:

– Нет! Пожалуй, я поторопился! Ты – не Утерс… Настоящий Утерс должен знать, что первые восемь лет своей жизни я считал твоего отца своим братом. И что, выражаясь твоими словами, моя 'должность' никак не изменила моего отношения к вашей семье…

– Но…

– Никаких 'но'! – ухмыльнулся король. – Мы же не в тронном зале, правда? А в моем кабинете и в отсутствие посторонних я предпочитаю общаться с твоим отцом без церемоний… Ясно?

– Да, сир! – кивнул я.

– Вот и отлично. А теперь расскажи-ка нам, сынок, как ты додумался арестовать Сучку Квайст и ее супруга. Откровенно говоря, такого подвоха от тебя я не ожидал…

Спрашивать, почему его величество назвал 'подвохом' арест виновных, я не стал. Резонно рассудив, что смогу уточнить это у отца после аудиенции. Поэтому сразу принялся за рассказ…

…Слушая меня, король Вильфорд постепенно мрачнел. А я почему-то не мог отделаться от ощущения, что его беспокоят совсем не прегрешения леди Майянки, реальное состояние дел в лене Квайст или количество людей, погибших на дорогах баронства за последние годы, а нечто другое. И это ощущение здорово действовало на нервы. Видимо, поэтому, закончив рассказ и ответив на пару десятков вопросов графа Орассара, я все-таки решился и задал интересующий меня вопрос:

– Простите, сир, но… вы считаете, что арест Самеда и его жены был ошибкой?

Король Вильфорд хмуро посмотрел мне в глаза, поднял кубок, пригубил вина и тяжело вздохнул:

– Ты поступил, как должен был. Но… знаешь, есть такое понятие, как политическая целесообразность. Так вот, с точки зрения этой самой целесообразности арестовывать их было нельзя!

– Что такое 'политическая целесообразность', я знаю… – буркнул я. – Только вот, как мне кажется, Указующий Перст короля в своей деятельности не может руководствоваться этой самой целесообразностью. Иначе…

– Ты прав… – не дослушав меня, вздохнул король Вильфорд. – Закон един для всех. И если ты начнешь арестовывать только тех, кого можно, то потеряешь лицо и подорвешь доверие к Закону и ко мне…

– А что такого, ваше величество, могут сделать королевству барон Самед и его супруга? – нахмурившись, спросил я.

Король скривился, как от зубной боли, и ткнул пальцем в кучу свитков, валяющихся в центре стола:

– Видишь эти бумаги?

Я утвердительно кивнул.

– Это результат труда писцов, переписавших все письма, полученные от твоего оруженосца и метра Дэвиро. Того, что накопали эти двое, хватит на три-четыре смертных приговора. Получается, что я просто не могу помиловать Размазню и его супругу! Не могу, понимаешь?

– Они – не дети. И знали, что творят… – буркнул я.

– Не дети? – внезапно разозлившись, король от души врезал кулаком по столу, отчего из кувшинов выплеснулось вино. – Если я отправлю их на плаху, то это будет самой серьезной ошибкой в моей жизни!

Сделав небольшую паузу, король Вильфорд тяжело вздохнул, снова пригубил вина и расстроенно откинулся на спинку кресла:

– Все равно не понимаешь… Что ж, попробую объяснить. Допустим, что я прикажу их казнить. А что дальше? Ничего? Как бы не так! Первое, что сделает мать леди Майянки, узнав о казни своей дочери – это пожалуется своему старшему брату. Кто приходится ей братом, знаешь? Правильно, граф Конт де Байсо! Да, он не отличается особым умом, и крайне редко вылезает из своего захолустья. Зато он упрям, как бык, и воинственен, как бог войны. А еще он безумно любит свою младшую сестричку, эту самую леди Майянку. Так вот, готов поставить сто золотых против медной монеты, что, узнав о моем 'вероломстве' по отношению к его любимой племяннице, он взбесится. И…

– Объявит Элирее войну? – криво усмехнулся я. Потом сообразил, что только что перебил короля и мгновенно заткнулся.

Вместо того чтобы возмутиться, Вильфорд Бервер взял и ответил на мой вопрос:

– Запросто! А это – самая настоящая катастрофа…

– Но почему? – я непонимающе посмотрел на отца, который, как и я, бывал в Байсо. – Ну да, воинов у него хватает. И подготовлены они неплохо. Но для того, чтобы воевать с армией Элиреи, этого недостаточно…

– Мда… – вздохнул отец. И демонстративно постучал себя кулаком по лбу. – А подумать ты не хочешь?!

Прикрыв глаза, я представил себе столицу графства де Байсо, мощные стены родового гнезда родного дяди леди Майянки, казарму на Оловянной улице, рядом с которой постоянно обретались вооруженные до зубов латники и… пожал плечами: не знаю, кому как, а мне они особого пиетета не внушали. Потом перед моим внутренним взором почему-то возник Северный рынок, привольно раскинувшийся на склоне Столовой горы, а следом – белоснежные пики Ледяного хребта, возвышающиеся над бесконечными рядами груженых всякой всячиной телег…

– Карту представь, дурень! – не дождавшись ожидаемой реакции, зашипел отец. – Скажи, где расположено графство де Байсо?

– На границе Элиреи, Морийора и Делирии… – не успев подумать, отбарабанил я. А замер уже потом: – Вы думаете, что граф Конт способен вступить в союз с Иарусом Рендарром?

– В союз? Ну, можно сказать и так! – угрюмо пробормотал король. – В общем, узнав о казни четы Квайст и о реакции графа Конта, Иарус Молниеносный наверняка пошлет к нему кого-нибудь из своих людей. А если им удастся убедить де Байсо пропустить через его земли армию Делирии и она переправится через Алдон, то остановить ее мы сможем только у стен Арнорда…

– Мда… – я растерянно почесал затылок. Потом сообразил, что веду себя, как деревенщина, и снова покраснел.

– В общем, Ронни, мы с твоим отцом и графом Орассаром второй день пытаемся понять, как сохранить жизнь барону Самеду и его супруге. И как при этом не нарушить закон…