Текст книги "Торжествующий разум"

Автор книги: Василий Колташов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Полковник выбросил окурок в форточку и, подойдя к Михаилу, незаметно для следящих камер, показал ему записку. Литвин, перед глазами которого вдруг появился какой-то текст, поначалу опешил, но затем, прочитав его, почувствовал себя гораздо лучше. Тревога, охватившая его с первых секунд облавы, понемногу улеглась. Он понял, что дело ни только не проиграно, но все обстоит еще лучше, чем он мог рассчитывать.

– Хорошо, – сказал Неведин, поджигая очередную сигарету, и одновременно давая пламени съесть маленькие, робкие от волнения буквы записки, – теперь мы можем приступить к нашему разговору. К серьезному разговору. Вам это ясно?

Михаил неловко, с мастерством непревзойденного актера пожал плечами. Ему, конечно, многое еще было не понятно, но эта неясность уже начинала нравиться ему своей приятной непредсказуемостью.

– Похоже, времена меняются, – подумал он.

Глава 2. Раскаянье улиц

Улицы бурлили.

Это началось с самого утра. Собираясь сперва небольшими группами, люди шептались, обсуждая произошедшее и предстоящее. Все уже знали, что сегодня начинается общероссийская политическая забастовка. Все знали, чего требует Левый фронт и либеральная оппозиция, вожди которой большей частью были заграницей. Люди мало пока разбирались в том, что должно быть дальше. Но они были уже на многое готовы.

Потом, никем не руководимые, Комитет действий был ночью арестован, люди двинулись с окраин к центру города. Они шли, медленно подбирая в себя все новые и новые группы собиравшегося в разных местах народа. Было еще очень рано, но весь город стоял уже на ногах. Постепенно подбирая один поток за другим и сливаясь в огромную реку люди все больше наполнялись уверенностью своей силы, и все больше узнавали о случившемся за ночь. Всюду были листовки сотен организаций – правительственных и оппозиционных, пугающих и убеждающих, призывающих и успокаивающих.

Что происходило в Москве? Восстание студентов, отказ подчиниться поднятых недавно воинских частей. Полная растерянность брошенного на блокаду центров студенческого выступления ОМОНа. Паника в правительстве. Мятеж нескольких танковых дивизий. Бегство министров. Банкротство монополий. Всеобщая политическая стачка. Как много и как горячо обсуждались все эти реальные и вымышленные события. Конечно, это были слухи, в них не все было верно, но то, что они были пропитаны надеждой, нет, больше того, уверенностью, радовало всех.

Люди вышли на улицы. Впервые за много лет «порядка и спокойствия». Колонны плыли, сливаясь с все новыми и новыми, с все большими и большими колонными, разливаясь неизвестно откуда возникшими транспарантами и красными, красно-черными, черными и многоцветными знаменами.

Ольга была в общей, движущейся к Лубянке и Кремлю, массе. Здесь собрались сотни тысяч. Это был всесильный, обезумевший от себя самого поток. И эта казавшаяся ей бесконечным неуправляемая никем река несла ее вперед. Кто вел ее эту стихию народного гнева? Ольга, не могла этого сказать. Она была членом ЦК партии, она отвечала за подготовку этих событий, она много лет работала ради вот такого солнечного дня свободы. Дня ветра и радости. Но она не знала, откуда взялась та сила, и та воля, что собрала здесь этих людей. Народ шел, не встречая никаких препятствий. Милиция, которую мэрия попыталась вывести на заграждение, просто пропустила его. В людях куда-то исчезла прежняя замкнутость, неуверенность. Все разговаривали, улыбались. Никто не знал, что будет дальше. Но каждый понимал: сегодня, на глазах у миллионов и при их участии, меняется все. Меняется вся привычная жизнь, рассыпается весь старый политический уклад.

Ольга радовалась этому дню и глубоко вдыхала новый для нее воздух. Мир становился другим. Было невероятное, не виданное ей доселе массовое ощущение свободы, полета и радости. Пробужденный всеобщей политической стачкой поток нес Ольгу к новым свершениям народной истории.

В разных частях города, у Думы, на Лубянке, возле памятника Маяковскому развернув знамена и наполнив небо ревущими голосами гнева, начались митинги. Потоки выступающих сменялись здесь один за другим. Одни ораторы вызывали бурный восторг, другие – получали обратный отклик, заставляя стаскивать себя с импровизированных трибун. Несколько раз Ольга видела, как крупные чины в милицейской форме пытались призвать толпу разойтись. Ничего не выходило. Представителей власти перебивали раздраженными криками, и они старались скорей покинуть уличное собрание.

Возле Государственной Думы к народу вышел лидер Народно-патриотической партии Сергей Андреевич Райский. Он поддержал все требования трудящихся и заявил, что будет добиваться их удовлетворения. Его выступление люди встретили хорошо. Многие его любили за прямую, пускай порой и не умную, но как казалось оппозиционную позицию. Райский был позер и позер умелый. Осторожный националист, аккуратный поборник доброй традиции, он всегда указывал на истинно народные корни русской государственности и считал (говорил), что власть должна думать о людях. Такое было о нем мнение.

У Кремля тоже начался митинг. Его никто не готовил, он начался стихийно и проходил очень бурно. Выступая, ораторы, а в числе их оказался и Алексей Хрисовул, Ольга узнала его по голосу, призывали народ требовать отставки Президента, правительства и отмены всех существующих законов включая и конституцию. Требовали сформировать истинно народное правительство. Требовали разогнать политическую полицию – ФБС, отчаянно отстаивали право личной свободы, социальной справедливости и равенства.

Так было везде. Такие митинги, пусть меньшего, но не менее горячего масштаба проходили на всех бастующих предприятиях, в вузах и воинских частях. Их тоже никто не организовывал. Это был стихийный народный, демократический порыв.

Но власти, несмотря на внезапно охватившую их растерянность, быстро пришли в себя. Правда к 10 часам обнаружилась их полная информационная изоляция. Не работал не один вид связи. Глухо молчали все телефоны, куда-то исчезали в Интернете любые послания, почти невозможно было выслать посыльных, так как стояла большая часть транспорта. Либо не было водителей, либо бензина. Схожая ситуация сложилась и со СМИ: не функционировали радио, телевидение, газеты. Да и если бы они и действовали, какой от них сейчас был толк?

Кое-как к 11 часам собрали экстренное совещание. На него прибыло большинство министров, и президент республики лично возглавил заседание. Но от этого проблем стоящих перед властями не стало меньше.

– Нужно вступит в переговоры с восставшим, нужно обмануть их, что-нибудь предложить. Выиграть время, собрать силы, нанести ответный удар, – выпалил, взволнованно озираясь и явно желая спрятать глаза, президент.

Видно было, что ему плохо, но он не хочет показать этого, борясь в себе с любой возможной слабостью. Ситуация была непривычной, но глава государства все еще рассчитывал ее изменить.

– Из-за того, что ФБС арестовало всех профсоюзников, нам не с кем вести переговоры, – вдруг пожаловался премьер министр. – Не с толпой же на площади разговаривать?

Эта необычная кляуза, вдруг удивив всех, заставила угрюмое молчание превратиться в вой ужаса и непонимания. Раздались неразборчивые голоса, потом произошло какое-то движение и только после этого президент смог разобрать, что же тут говориться.

– Весь транспорт столицы неподвижен, всеобщая политическая стачка охватила все фабрики, все организации и конторы страны. Твориться что-то нелепое. Какой-то бунт! – лепетал мэр, маленький необъятный в своей толщине человек с бородкой придававшей его лицу в эти минуты глуповатое выражение. – Но надо же что-то делать? Вот только что? Что?

– Ночью, восставшие студенты захватили свои учебные заведения, а так же казармы некоторых воинских частей. Вы что, думаете, тут возможны переговоры или с этой красно-коричневой сворой вы собираетесь, переговоры устраивать? – возмутился директор ФБС. – Мы моментально произвели аресты. Это была нормальная, необходимая реакция. Нужно было обезглавить движение. Мы имеем дело с полномасштабным, пусть и разноочаговым, восстанием…

– Информация об этом облетела уже всех. Вот только никто не может понять, откуда она взялась? – ловко парировал премьер, поворачиваясь к президенту, и выражением своего лица, давая понять, что он возлагает всю ответственность на директора ФБС.

– Наши сотрудники и я в частности сделали что смогли, – возмутился беззвучным намекам на его некомпетентность главный полицейский шпион страны. – Именно поэтому сейчас возможно это заседание, а что до паники, так она не уместна. И ваши передергивания про летучую информацию только привносят напряжение в разговор.

Президент бросил командный взгляд в сторону вжавшегося в кресло человека с растерянным взглядом.

– Ну и министры у меня, – подумал Родион, покусывая желтыми зубами тонкую губу. – Неужели они совсем не способны мобилизоваться в трудный момент?

– Еще вчера всюду появились таинственные листовки, сообщавшие о предстоящем событии. Появились во множестве острые, уже привычные, но от этого не менее взрывоопасные статьи в Интернете. Все это читалось, вопреки нашему ожиданию, – залепетал министр информации. – Все это просто проглатывалось обществом, рождая ураган, остановить который теперь кажется уже невозможным.

– Бросьте панику! – рявкнул человек в зеленом мундире с погонами и лаврами на воротнике. – Надо собрать войска и по частям разогнать демонстрантов. Потом нанести удары по блокированным студентам и все.

– Ну, этот-то нагородит, – мелькнуло в голове продолжавшего волноваться президента. – Этим дуракам маршалам только волю дай. Лучше бы в своих войсках порядок навели, а то эти студентишки под носом вот таких героев все оружие растащили.

– Есть еще информация о том, что вооружаются теперь и рабочие. И оружие они берут из ваших неприступных арсеналов, генерал, – произнес, словно угадывая мысли президента, директор ФБС.

Маршал брезгливо посмотрел на мэра, которого, по-видимому, считал во всем виноватым, и поморщился. Его огромные кулаки с короткими ногтями сжались, показав собравшимся, что медведь рассердился. Но никому не было до этого дела. Шум не утихал.

– Прекратите болтать! – вызывая мгновенную тишину, негромко сказал президент.

Он овладел своими чувствами и теперь был готов к серьезному обсуждению ситуации.

– Что сейчас происходит? Как развивается ситуация? Что мы делаем?

– Родион Григорьевич, – так же спокойно начал директор ФБС, – нами арестованы почти все вожди мятежа, в наших руках даже руководитель студенческого штаба. Практически все профсоюзные и коммунистические лидеры нами схвачены. В том числе и руководитель партии. На улице сейчас идет митинг, мы стягиваем ОМОН на случай неприемлемого поведения народа. Конечно, было бы здорово, если бы они все сами разошлись. Верные нам воинские части уже окружили ненадежные казармы. Также мы блокировали ОМОНом, милицией и спецназом восставшие университеты. Принимаются меры к пресечению вооружения рабочих. Но, так или иначе, мы вынуждены считаться с наличием у бунтовщиков 10-15 тысяч вооруженных, правда, плоховато, боевиков.

– Хорошо. Что с забастовкой?

– Надо бы утихомирить провинцию. Вот как?

– Конечно патриарх, он должен нам помочь. Надо чтобы он выступил и всех успокоил, призвал к примирению, – предложил столичный мэр. – Но для этого нужно заставить работать телевидение. Тех, кто вооружился необходимо объявить преступными элементами.

– Этого мало, – заметил президент. – Но это подходит. Что-нибудь еще? Какие будут предложения?

– Нужно привлечь левых. Наших левых разумеется, лояльных. Во-первых, правительство в отставку, – посоветовал директор ФБС, замечая, как заерзал премьер. – Во-вторых, повысить всем зарплату, пенсии…

– Денег нет, – заметил длинный худой старик в старомодных очках бывший директором Центрального банка. – Даже золотовалютные резервы израсходованы на поддержание стабильного курса корпоративных бумаг, да и все средства, полученные по новым займам израсходованы. Кризис… Биржа… Мы еще год назад предупреждали, что… Нет денег…

– Так напечатайте, – робко вмешался человек с маршальскими погонами и угодливо с собачьей преданностью посмотрел в глаза президента.

– Продолжайте, – президент кивнул головой директору ФБС, не соглашаясь с предложением военного министра, но и не отклоняя до гениальности простую мысль.

– Хорошо, Родион Григорьевич. В-третьих, назначить Райского как оппозиционного левого главой кабинета. И конечно поручить ему, сформировать правительство.

– Гениально, – радостно сжался в мягком кресле молчавший до этого министр внутренних дел, во всем всегда поддерживавший более умного и волевого директора ФБС.

– И еще, я бы сюда добавил декларацию прав и свобод. За подписью президента, но добытую в трудных обсуждениях с отставленным кабинетом министров – Райским конечно. Так, для авторитета, – предложил первый вице-премьер Касилли.

– Хорошо, подготовьте и принимайте меры, – одобрил президент. – И помните, что нужно работать оперативно.

Президент подумал и, повернувшись к Касилли, добавил:

– И пригласите ко мне Райского, он сейчас в Думе.

Но всем этим планам не суждено было сбыться.

***

Митинг у Кремля не утихал. Выступали все новые и новые ораторы. Но вместе с тем начался и бурно развернулся еще один митинг, на Лубянке. Здесь инициативу сразу захватила либеральная оппозиция. Ее ораторы, вздымая свои возмущенные голоса, обращались к народу не только с критикой консервативного бюрократического режима, но и с призывом идти на Кремль и самим изгонять оттуда полицейский режим. Этот призыв, наиболее яростно произнесенный устами Татьяны Юсада, вызвал бурное движение, приведшее к страшным последствиям.

Разгоряченная либеральными призывами толпа вдруг, никем не управляемая и влекомая одной лишь своей волей, двинулась в сторону золотых маковок Кремля с возгласами: "Долой президента! Вон из Кремля!" Она решительно прошла в массе людей собравшихся у государственной Думы, подхватила несколько потоков и неукротимой силой хлынула через Александровский сад к Кремлевским воротам.

Ольга, находившаяся недалеко от всего происходящего движения, видела, как большая масса людей возмущенно скандирую, направилась к Александровскому саду. К этой движущейся бездне, не то из любопытства, не то из желания одним ударом покончить со старым режимом присоединились, и многие из тех, кто участвовал в митинге на Красной площади.

Ольга пошла в этом потоке.

Вдруг, останавливая судорогой испуга всю приведенную невиданной стихией массу, раздались автоматные очереди. Ольга не могла разобрать в поднявшемся шуме, что же все-таки произошло.

Увидев решительно надвигающуюся народную массу, начальник службы безопасности отдал приказ не пропускать толпу в Кремль любой ценой и если народ попытается прорваться силой, то открывать огонь на поражение. Для выполнения этой команды им с санкции перепуганного президента были созваны все надежные части имевшиеся поблизости.

– Назад! Не подходите! Мы будем стрелять, – таким приветствием встретил идущих к воротам людей майор ОМОНа в пластиковом шлеме.

Но люди не поняли его требований. Не пожелали понять, больше не собираясь терпеть произвол полиции и чинов. Один шаг, так им в тот момент казалось, один шаг отделял их от нового, свободного мира. Они приблизились к воротам и, не поддавшись повторным требованиям остановиться и разойтись, попали под беспощадный огонь спецназа и милиции.

И снова раздались выстрелы.

Толпа попятилась назад, но, похоже, в ее движениях кремлевская охрана не разобрала стремления отступить, потому, что раздались новые очереди. Это были уже не короткие первые выстрелы, это были длинные очереди беспощадного расстрела народа.

Ольга подняла глаза и увидела, что огонь ведут солдаты в сером и зеленом камуфляже прямо со стен, из-за красных кирпичных бойниц. Они, быстро опустошая магазины, меняли их снова, и снова сея безропотные потоки смерти.

Всех охватил ужас. Толпа, наконец, не выдержала и побежала, оставив, как увидела оглянувшаяся в последний миг Ольга десятки изуродованных свинцовыми и пластиковыми пулями тел. Казалось, народ теперь раскаивался, своей кровью платя за смелый и добрый шаг.

Глава 3. Восстание

Весть о расстреле в Александровском саду разлетелась по городу как ураган. В блокированном университете, где уже второй день находился Павел, ее узнали по Интернету. Все левые и либеральные сайты бурлили проклятьями и изобиловали страшными описаниями и снимками с места событий.

Первый этаж нового социального университета был полностью забаррикадирован, и совещание штаба проходило в кабинете ректора на втором этаже. Это был просторный офис выполненный, как и многие российские начальственные места в дорогом псевдоевропейском стиле с претензией на стальной минимализм, но с присутствием нелепых безвкусных предметов роскоши.

– Необходимо немедленно брать инициативу в свои руки, – продолжал отстаивать свою точку зрения Калугин. – Мы не можем и не должны ждать. Только решительные действия и только быстрота могут принести нам победу.

– Мы не имеем права выступать без санкции штаба восстания, – попробовал сопротивляться Марк. – Впрочем, чего там. Что ты предлагаешь?

– Профсоюзы контролируют все важнейшие городские экономические центры, но за исключением нескольких окраинных объектов их члены не вооружены. Наша первейшая задача вооружить рабочих и всех наших сторонников. Причем не важно либералы они или коммунисты. Что до штаба восстания, то его просто не существует. Почти все, кто мог в него войти арестованы. В городе, если верить форумам, происходят стычки народа и полицейских спецчастей: несколько митингов разогнано, разоружено около сотни ОМОНовцев, захвачены рабочими автомобилистами казармы штурмовой бригады милиции. В регионал люди блокируют административные здания. Ситуация балансирует. Необходим перелом. Нужно вооружать массы.

Оверский, построивший за все это время вместе с пирамидой собственных мыслей еще и пирамиду из груды сваленных на стол коробок с патронами для АКМ, спросил:

– Как это сделать?

– У нас четыре батальона, в нескольких других очагах восстания наберется еще восемь. Надо нанести концентрирующий удар на какой-то объект, занять его, сформировать штаб и выработать план. Ключевым местом плана должно стать оружие… и боеприпасы. Также необходимо обезвредить правительство и президента. Ясно, Марк? Вам понятно товарищи, – он внимательно посмотрел в лица остальным членам комендантского комитета.

Возражений не нашлось.

***

Тишина была полной. Незаметно скользя, так чтобы с улицы нельзя было заметить и тени, повстанцы пробирались в складки широкого коридора лабораторного корпуса.

Павел удобно прислонился к покрашенной желтоватой краской стене. Вскинул автомат и поймал в прицел жертву. Потом, дождавшись первых ударов по окнам товарищей, выстрелил. Плечо вздрогнуло от отдачи. Парень, в которого он метил остался жив, пуля, ударив в бок его каски, прошла мимо жизни.

– Неплохо, – заметил про себя Павел, – кажется, стрелять я еще не разучился. Жаль только, в России делают такое неэргономичное оружие.

Неожиданно из выбитых в одну секунду окон посыпался град гранат и полился смертоносный поток пуль. Не ждавшие такой прыти и не рвущиеся в бой милиционеры ответили вялым эпизодическим огнем. Бой начался и скоро затих, так как серые [9]

[Закрыть] отступили к соседним домам и укрылись за ними, бросив свою старую позицию. В этот момент из невидимых с нового рубежа серых выхода посыпались мелкими группами повстанцы. Они быстро уходили в сторону открытую им недавним отходом стражей правопорядка.

Так через полчаса, внезапно атаковав посты ОМОНа и разорвав кольцо блокады, три импровизированных батальона из четырех под командованием Калугина и Оверского приступили к движению на мэрию. Точно так же действовали и некоторые другие рабочие и студенческие части.

Мэрию почти никто не охранял. Правда, до нее пришлось добираться пешком, по ходу движения разоружая встречающиеся милицейские патрули. Автомобили были, но бензин негде было достать и поэтому, было принято решение рассыпаться на мелкие группы и, поддерживая друг с другом связь продвигаться к главному муниципальному зданию.

В здании царила почти полная пустота. Большинство сотрудников отсутствовало, не было ни одного крупного начальника. Но зато в изобилии имелись служебные автомобили и топливо. Заодно повстанцы нашли здесь много копировальной техники и, запустив аварийную систему питания, принялись печатать прокламации.

Наступил вечер, но солнце еще не скрылось за горизонтом. Павел, сложив руки за спиной, подошел к окну и, посмотрев, как отъезжают только что созданные для расклейки листовок группы, спросил:

– Марк, с кем мы успели установить связь, за то время что находимся здесь?

– Профсоюз энергетиков вышел с нами на связь, и мы обещали привести им оружие. Это будет сделано через час, сразу, как только наши отряды снимут блокаду с остальных наших вооруженных объектов. Еще скоро должен приехать актив транспортного профсоюза. Ну и… Кстати, ты был прав президента в Кремле нет. Но где он может сейчас находиться?

– Скорее всего, на одной из загородных дач, но было бы лучше, если бы он был здесь. Тут мы, по крайней мере, можем контролировать его действия.

Прошло несколько часов. В мэрию, над крышей которой теперь развевался красный флаг, прибыло несколько профсоюзных руководителей, пришел неизвестно откуда Хрисовул, потом появилась Ольга. Больше никого из членов ЦК партии в городе на свободе не оказалось. Алексей рассказал о том, как развивались события после расстрела демонстрантов, и сообщил, что был в Государственной Думе.

– Они продолжают заседание, закрылись и никого не впускают и не выпускают. Депутаты от "Старой России" куда-то разбежались. Короче полный бардак. Свет у них есть и охрана на месте. Правда всем балом теперь правит Райский и его фракция, – закончил он свой рассказ.

Ему дали поесть из припасов мэра и реквизированных в соседних магазинах продуктов. Ольга от еды отказалась.

– Как самочувствие? – спросил Павел, смеющимся взглядом глядя на Ольгу и уплетавшего хлеб с колбасой Хрисовула.

– Теперь штаб может приступить к работе, – весело сообщил Алексей, откладывая в сторону стопку не съеденных бутербродов, и пустую кружку.

Все расхохотались.

Спустя еще час в мэрию явились и представители либеральной оппозиции. Они сообщили, что в городе функционирует еще один, как они выразились, протестный штаб. Его возглавила Татьяны Юсада. К этому времени восставшие контролировали уже все важнейшие хозяйственные и административные точки в центральной части города. Практически разбежалась, была разоружена, либо перешла на сторону революции муниципальная милиция. Однако ОМОН продолжал защищать некоторые объекты, хотя и он частично дезертировал, а частично отошел к окраинам города.

В 22 часа вместе с информацией о расширении зоны восстания и продвижении боевых групп, пришло сообщение, что повстанцам так и не удалось захватить ни одного оружейного склада на окраинах города. В ходе произошедших боев с частями ОМОНа и группами спецназа революционные гвардейцы понесли ощутимые потери и отошли. Это была единственная, неприятная новость к этому часу. Однако к тому времени в распоряжении штаба уже имелось более 40 тысяч вооруженных людей. И эта цифра продолжала расти.

Обсудив полученную информацию, и дождавшись возвращения ряда командиров, штаб продолжил свою работу. По предложению Калугина было принято решение об учреждении комитетом восстания национальной гвардии, он же был единогласно избран ее временным руководителем. Доказав свои стратегические качества Павел вполне заслужил этого.

Спустя еще час национальная гвардия разоружила охрану и заняла здание Государственной Думы. Также без проблем в руки восставших перешли: Кремль и здание правительства. Специальные части, охранявшие эти объекты, сдались без сопротивления. Столь же легко досталось восставшим и оружие из множества охотничьих магазинов города.

К этому же времени Ольгой была установлена связь с членами центральной информационной пиратской группы ЦК партии. Они сообщили штабу о полной блокаде с их стороны информационных каналов правительства. Но где сейчас находится президент, никто не знал.

***

Сергей Андреевич Райский медленно поднялся на трибуну. Его заметно-крупный живот аккуратно укрывала дорогая материя костюма. Райский был спокоен, вернее пытался казаться таковым. Волосы на его голове были красиво уложены и оставляли тонкий прямой пробор слева.

Он внимательно осмотрел зал. Здесь почти не было депутатов, точнее их тут было не более половины. Правда, от этого зал не показался ему пустым. С того момента как Государственная Дума была занята национальной гвардией, сюда стал стекаться народ. Никто ему не препятствовал, и он потихоньку наполнял своими просто одетыми телами мягкие, дорогие кресла народных избранников.

Была полная тишина. Все ждали, что скажет вождь легальной оппозиции, лидер Народно-патриотической фракции, известный противник существующего строя – Сергей Андреевич Райский.

– Собратья, товарищи, – начал свою речь оратор, краем голубого глаза подмечая, как внимательно застыли у трибуны группы журналистов и как зорко впиваются в него зрачки электронных видеокамер, – это великий и трагический для нашей многострадальной Родины момент! Это полный ужаса и надежды час! Это день, в который рождается новый порыв нашего безудержного патриотического рвения. Мы ждали его, и мы боролись за него. Мы шли к нему, и наша фракция всегда шла впереди всей оппозиции от либералов до коммунистов. Но мы не только бросали громкие слова как многие пустословные болтуны. Нет! Мы горячо, сердцем переваривая муку народа, его страдание боролись в этих стенах за праведный день. За справедливое, традиционное, патриотическое, по народному родное общество. Что я сейчас хочу вам сказать? Что волнует вас и меня в этом миг порыва праведного гнева наших братьев по мукам старого режима, по страданиям причиняемым "Старой Россией" каждому из нас? Пришло время, пробил час и я с этой трибуны, избранный народом, окрыленный его доверием говорю вам: "Я с вами, мы народные патриоты с вами. И день и жертвы, память которых будет вечной, тоже с нами. Мы вместе и это не лживое единство прошлых лет. Нет, это подлинный день всеобщего солидарного слова!"

Зал с замиранием слушавший слова Райского, все это время загипнотизированный дорогим красным галстуком оратора, его розовой рубашкой и темно-красным жилетом, этот зал взорвался аплодисментами вставая.

– Наша партия, от лица которой я сейчас говорю, – продолжал, выждав паузу, умелый, хотя и немного не выговаривающий "м" и "н" оратор, – поддерживает народное выступление и заявляет о своем немедленном предложении сформировать сейчас из истинных сынов своего народа правительство доверия.

И снова зал взорвался аплодисментами.

– Задача правительства, – а Райский, час назад, говоривший по секретной линии с президентом, знал ее хорошо, – состоит в том, чтобы не только закрепить народную победу, но и примирить борющиеся стороны и принести Родине долгожданное успокоение.

Правительство было сформировано. То, что не успели еще сделать истинные руководители восстания вполне смог выполнить лидер фиктивной, парламентской оппозиции – Райский. Более того, он сделал это красиво, получив широкую поддержку со стороны представителей мещанских слоев. Новому правительству, на которое, разумеется, дал согласие президент, вскоре присягнули все части милиции остававшиеся еще не вовлеченными в события. Так в руках нового премьера оказалось не только большое число приведенных к нему старшими чинами милицейских, но и Останкино, все еще не занятое национальной гвардией. Созданное таким образом двоевластие в столице должно было, по мнению директора ФБС сохранившего еще свои полномочия, внести раскол в лагерь мятежников и позволить властям выиграть время.

Сообщение о появлении провозглашенного Думой и "народом" правительства не вызвало особого восторга в лагере революции. Хрисовул, особенно яростно встретивший эту весть, вообще предложил арестовать «всю шайку, к чертовой матери». Но эта позиция из-за неразберихи в народных умах не нашла поддержки. Решено было действовать самостоятельно, и брать власть в свои руки, не вступая в драку с новоявленным премьером.

***

Взгляды Ольги и Павла встретились. Это небыли горящие взгляды их первой встречи, тогда в Милане. Нет, сейчас они слишком устали и не чувствовали прежнего кипения чего-то истинно природного и истинно человеческого. Но они знали: это было понимание, а не порыв, что-то, что столкнуло их в жизни, то, что было еще не высказано не единым словом, то, что завтра проснется, и будет жить, так же как и вчера.

Кругом много курили и шумно о чем-то разговаривали. Был уже очень поздний вечер, но никто не спал. Жизнь, волнующая революционная жизнь восстания не утихала в мэрии превратившейся много часов назад в подлинный штаб народного гнева.

Все кабинеты были полны какими-то людьми, на всех дверях завесив старые с золотыми буквами таблички, болтались на скотче распечатки новых отделов, бюро, комитетов и батальонных штабов. Куда-то все время шныряли люди с автоматами на плечах. Кто-то, гулко матерясь и вспоминая проклятые дни президента, таскал ящики с бумагой, патронами и листовками, автоматами и гранатами. К зданию все время то подъезжали, то отъезжали какие-то автомобили. О чем-то спорили на улице караульные. Слышался смех. И видно было что, не смотря на всеобщее утомление настроение у Революции бодрое.

Павел смотрел на Ольгу, а Ольга смотрела на него. Они случайно встретились в коридоре. Они не собирались вот так оцепенеть на мгновение кажущееся веком. Они просто радовались и молчали одновременно. Атмосфера проснувшегося в стране безудержного счастья окрыляла их, но они чувствовали помимо нее еще кое-что. Это было совсем личное, касавшееся только их двоих чувство.

Но реакция, первый раунд боя с которой был выигран новым миром, не была еще окончательно разбита. Нет, она затаилась, спряталась в старых холодных норах и, высунув свой ядовитый язык, шипела, угрожая впиться в живое тело еще не окрепшего великана.

Ночью по указу президента в город были введены войска.