Текст книги "Торжествующий разум"
Автор книги: Василий Колташов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
– Огонь!
Гул, непрерывный, переходящий из одного в другой. Слышится грохот и треск сокрушаемого дерева, это неприятельское ядро врезалось в борт. Крики, команды охрипшими голосами. И снова рев орудий. Голоса не смолкают, но их невозможно разобрать. Выстрелив, орудия не откатываются, а отлетают от портов удерживаемые в своей смертоносной силе только крепостью канатов. Перепачканные канониры неутомимо волокут заряды. Лихо работая банником, совсем молодой смуглый парень улыбается белыми ровными зубами. Старый бородач-артиллерист берет наводку, отменный грубиян – он отличный стрелок.
В воздухе горьковатый запах пороха. Все готово. Снова звучит привычная команда. Залп и Вирк видит, как щепки вылетают из шпангоута риканского флагмана.
– Фрегаты и часть линкоров бьют книппелями, – прорывая шум, снова кричит Джен.
Вирк слушает. Тут можно оглохнуть, но нужно разбирать слова.
– Прекрасно, пусть крушат их рангоуты! – кричит он Джену.
– Оставим их без мачт адмирал?!
– Да, пусть будут неподвижны, только так мы выиграем в мобильности и начнем абордаж! Отдайте приказ морской пехоте готовиться!
– Есть!
Слышится взрыв. Несколько человек несут на носилках раненого. Искаженное болью лицо. Это почти мальчик, у него оторвана рука.
– Небось, первый раз в море, – думает Вирк. – Вот чертова мясорубка!
Джен, быстро крича прямо в ухо, раздает приказы.
Чувствуются удары неприятельских снарядов. Грохот. Слышно крики.
– Попал!
– Черти, где заряд! Несите заряд!
– Целься!
Вирк быстрым уверенным шагом, цепко помогая себе руками пробирается наверх. Повсюду суетятся матросы, что-то говорят офицеры, спрашивают его, он отвечает. Ноги идут сами собой. Палуба сотрясается, Вирк бежит наверх, следом за ним Джен. Под ногами щепки, куски каната, что-то еще. Воздух, небо! Где-то поблизости шипит граната. Взрыв кусок борта вылетает в стороны. Вирк пригибается.
– Адмирал! Адмирал, "Нелер IV" идет ко дну!
Первый неприятельский корабль тонет. Вирк раскрывает трубу и моментально ловит очертание горящего судна. Срубленные мачты, мечущиеся силуэты людей. Повсюду огонь. Корабль словно рассыпается, погружаясь в воду. В зеленой усеянной обломками воде поблизости от него плещутся, спасают жизнь люди. Вирк переносит взгляд дальше. Страшная картина: изуродованные гиганты с почерневшими парусами, мелкими красными вспышками, все в дыму, едва можно видеть вымпелы и флаги. Мачты многих неприятельских кораблей испорчены. Он бросает внимательный взгляд на своих. Они выглядят немногим лучше.
"Нелер IV" – второй корабль в Риканском флоте, скрывается под водой. На поверхности остаются лишь горящие обломки его мачт. Вирк складывает трубу.
– Здорово же они его! – думает он.
Вирк улыбается. У него суровое, но радостное лицо.
– Передайте всем мою благодарность! Толстяк молодец!
– Да адмирал, славный капитан! – кричит молодой офицер в кирасе с какими-то бумагами под мышкой.
– Наши орудия работают лучше, Вирк! – слышится охрипший голос Джена. – Слава канонирам!
– Джен! Идем на абордаж!
Успешно выдержав первую часть боя, выведя из строя несколько риканских кораблей и повредив большому их количеству мачты и паруса, республиканцы перешли к активным действиям. Одно за другим, вслед за флагманским линейным кораблем, их суда перешли к абордажному бою.
Залп за залпом две верхние палубы "Бежевого демона" изрыгают потоки картечи. Не выдержав концентрации огня, потеряв былую подвижность, с поврежденной грот-мачтой и сваленной бизанью "Святой посланник" пытается уйти от неминуемого столкновения. Ничего не выходит. Несколько республиканских линкоров по-прежнему ведут по нему огонь. В такой же ситуации еще три риканских корабля. Еще час назад их было четыре. Это лучшие королевские военные суда.
Все готовятся к абордажу. Палуба теперь полна народу. Согнувшись, как все и прижавшись, Вирк осматривает своих людей. Бодрые и закопченные, они уверенно держатся на ногах и смеются.
Скрип и треск. Теперь два корабля это один корабль, их борта соединились. Взлетают кошки, шипами вцепляясь в борт вражеского корабля. Впиваются крючья абордажных шестов.
– Живее ребята! Тяните! Еще, еще!
– На палубе никого не видно, только трупы!
– Наверное, попрятались!
– Ну и выкосили же мы их картечью!
И вдруг неожиданно поднимаясь из-за борта, риканские мушкетеры дают залп. Крики, громкие и беспорядочные. Скошенные свинцовым потоком люди падают, оставляя свои тела. Ответный залп. Невероятная стихия движения. Отражаясь в жарком солнце, блестят клинки: шпаги, абордажные сабли, кортики, палаши. Вирк, с абордажной саблей в одной руке и пистолетом в другой, перескакивает на неприятельский корабль. За ним бесконечным потоком, прикрытым неумолимым огнем мушкетов, мушкетонов и пистолетов, срывая в порыве лихости широкополые шляпы и сверкая красками платков, несется морская дружина.
– На абордаж!
– Делай как я! – кричит молодой резвый голос, и словно слыша и понимая его слова за сотни метров, республиканские суда один за другим идут на абордаж.
Треск. Все новые и новые корабли сходятся в жестокой схватке. И без того распавшийся строй риканцев рушится. В сражении больше нет порядка.
Пустая палубы "Святого посланника" вдруг оживает. Сверкая клинками, риканцы появляются из своих укрытий и бросаются на врага. Лязг стали и крики, царящие вокруг, глушат шум остального боя. Для многих это последняя схватка, для кого-то первая.
Динамичное вначале сопротивление королевских солдат и матросов постепенно спадает. Они еще дерутся, но их дух надломлен. Проиграл тот, кто сдался. Вирк в гуще боя, его короткий быстрый клинок сверкает то там, то тут. На Режероне нет кирасы, только светлая уже изодранная рубаха, камзол где-то брошен.
– Хватит!
– Нет!
– Не стреляйте, я сдаюсь!
Кажется, на этом корабле бой заканчивается.
Кто-то быстрый как поток огня в летнем лесу взбирается на мачту, несколькими ударами сваливая тех, кто встает у него на пути. Он выше и выше. И вот, Риканский флаг спущен и новый – флаг республики взвивается над королевским флагманом.
Всюду риканцы бросают на палубу оружие. Они сдаются. Радостные лица победителей. Крики, суета. Двое морских пехотинцев ведут богато одетого старика. На нем расшитый золотом дорогого сукна зеленый камзол, оранжевые чулки, тонкой кожи мягкие туфли.
– Кто это? – думает Вирк. – Кто это?
– Адмирал Режерон! Герцог Моргез!
– Вот чудак вырядился как баба!
– Он думал, будут танцы!
Хохот. Здесь нет почтения к аристократам. К ногам Режерона летит красивая с тонкой золотой гардой шпага. Человек не поднимает глаз, у него раздавленный вид. Рот слегка приоткрыт, уродливые напудренные щеки свисают от жира.
– Уведите трофей! – командует Вирк.
– Корабль полностью в наших руках, – сверкая глазами, докладывает молодой офицер с тонкими усиками и перевязанным плечом.
– Принимайте командование, Курн. Бой еще не закончен!
Но бой уже закончен.
Один за другим республиканские флаги взвиваются над мачтами красивых трофеев. И словно следуя какому-то невидимому примеру, или, возможно, потеряв надежду, на других риканских судах взлетают белые флаги. Сражение проиграно. Даже храбрым безумцам незачем больше отдавать жизнь. К тому же многие моряки сочувствуют республике. Это играет свою роль. Все тише и тише кажутся залпы орудий, все меньше облака порохового дыма и все громче кажутся радостные голоса победы.
Вирк измучен. Вспотевший, весь в крови, но целый, у него лишь несколько царапин, он ухмыляется в черный ус. Во рту все пересохло, хочется пить. Рубаха изорвана и даже нагрудная кобура на восемь пистолетов держится неизвестно на чем. Он горячо дышит, выслушивая одну реляцию за другой.
Почти совсем тихо. Слышатся только голоса. Больше нет ни одного выстрела. Сражение выиграно, только восемь небольших риканских кораблей спаслись. Всюду реют серо-зеленые флаги республики.
– Слава Режерону!
– Ура адмиралу!
– Цепь разорвана, – думает Вирк. – Теперь то, что с таким трудом и ценой стольких жизней создано, будет жить. Островная республика станет первым буржуазным государством на этой планете. Какой трудный и какой большой шаг вперед. И сколько жизней оставлено позади.
Большой, грузный, усталый человек медленно поднимается на борт. Переваливаясь с ноги на ногу и опираясь на трость, он медленно идет к Вирку. У него перевязана нога, каждый новый шаг дается ему с трудом. Режерон помогает гостю взобраться на мостик. Отсюда великолепный вид. Разбросанные вокруг корабли еще пестрят кое-где риканскими вымпелами.
– Мои поздравления, адмирал, – ровным и немного взволнованным голосом говорит Мудрый толстяк.
– Спасибо старина, мои поздравления.
Большой человек улыбается добрыми умными глазами.
– Может, выпьем по стаканчику? В честь такого случая, адмирал?
– Я люблю тебя старый демон, – смеется Вирк. – Конечно, выпьем. В Манре есть отличная таверна…
Глава 5. Дебит и кредит Мальва I
Большая светлая комната была почти пуста. Новый король не любил перегруженные старой мебелью помещения. Поэтому его спальня выглядела совсем по-другому. Обитая тонким светло-зеленым сукном с золотым рисунком, она была заполнена лишь немногими необходимыми вещами. В ней было несколько легких резных стульев, большая кровать, столик для завтрака, два аккуратно поставленных у стены серванта. Пол украшали дорогие, испещренные таинственным рисунком ковры. Король Мальв I, на котором в этот час была лишь ночная пижама, нечесаный, но как-то странно похорошевший после того, как на его пушистую голову был возложен монарший венец, заложив руки за спину, расхаживал из угла в угол. Благо комната была просторной.
Прямо напротив большого окна одернув тяжелые темно-зеленой парчи шторы, за столиком уставленным мясом и фруктами в одной рубахе с крупной костью в зубах сидел уже знакомый нам красивый мужчина. Он яростно жевал. Его глаза сверкали утренним солнцем. Это был Поллор барон Шонген, бывший драгунский лейтенант, ставший теперь гвардейским полковником, королевский любимчик и баловень.
– Милый Поллор, как я устал! Я не был на охоте уже неделю! Неделю! А балы, которые мой дружок вы так любите? Их не было уже месяц!
– И все потому, мой король, что мы тратим все наши деньги на эту дурацкую войну, – ласково рычал барон. – А спросить у канцлера, так у него всегда виноваты придворные расходы, то есть вы и я.
– Право, милый Поллор, вы несправедливы к господину Реке Нолузскому. Он настоящий патриот. Ведь этот человек только и думает о нашем процветании, – пытался доказать самому себе робкий баритон короля.
– Мой король, а нельзя нам как-нибудь отделаться от этого надоедливого старика? – чувствуя неуверенность в голосе собеседника, и зная, как Мальв I не любит своего канцлера, начал Поллор.
– Отделаться?
– Да.
– Как это отделаться?
– Ну, как-нибудь так… Скажем, дать ему почетную отставку или… Или… он ведь у нас очень набожный, ну и поселить его где-нибудь в монастыре, подальше от нас, поближе к богу?
– А кто будет канцлером?
– Ваше величество может сделать канцлером любого!
Король взял со стола, за которым аппетитно завтракал его друг, красивый стеклянный бокал и гроздь винограда. Потом он вприпрыжку добежал до кровати, забрался на нее и стал поедать ягоду за ягодой. Вкус был не совсем тот – виноград вырастили в оранжерее, настоящий еще не созрел.
– Ладно, я обо всем этом подумаю.
– Но ведь ты уже об этом думал вчера. И позавчера. Зачем тянуть? Разве мало того, что этот Реке уперся и не хочет не мира, не перемирия. Казна пуста, армия разбита, имперские крепости пали одна за другой, флот уничтожен, Манр захвачен. Народ бунтует и недоволен, поступление налогов падает, казна пуста. Всюду разбойничьи шайки, тайные вольнодумцы, кругом срамные памфлеты про канцлера. И, между прочим, вашему величеству тоже перепадает. А всему виной упрямство этого старого лося.
Король снова задумался. Он сложил губы, состроив лицо человека обреченного на мысли, перестал жевать и заглянул в свой бокал, крутя его в руке. Капли белого искристого вина перекатывались по его стенкам.
– Господин Режерон разгромил и пленил господина Моргеза, хитроумного и неспешного, высадил десант и захватил Манр. Господин Эви разгромил господина Телгоре, этого безумного льва, и взял Тогерн. А ведь сейчас весна и кампания только началась! Значит: в ближайшие месяцы мои славные полководцы и флотоводцы совсем подведут меня к плахе. А ведь я только начал царствовать!
– Это кредит, то есть то, что мы позволили нашему первому министру, правда здесь не хватает еще нескольких сот миллионов долга под разный процент и еще всякой всячины. Ну да ладно. Перейдем к дебиту.
– Правильно, так что же мы имеем относительно прибытия, – король задумался и несколько раз почесал затылок. – Что-то я ничего не могу вспомнить. Ага! В дебите мы имеем все то, что у нас еще осталось, ведь так?
Король не был силен в бухгалтерии и потому мысли его нельзя назвать совершенно математическими. Впрочем, все это не помешало ему по-своему оценить ситуацию, которая его немало тревожила.
– Разве можно спокойно царствовать, когда твой главный помощник творит разные глупости. На кой черт нам держаться в имперских землях, если у нас нет ни солдат, ни денег? Неужели не ясно: народ устал, а шутки с опасным в такую пору сбродом до добра не доведут? И кострами, пытками, казнями, всякими судами делу не поможешь. О, как мне все это надоело! Думать об этих вещах, когда можно так здорово проводить время: охотиться, танцевать, пить и веселиться, любить, наконец. И все это из-за глупой политики, чтоб она провалилась!
– Не забывайте про себя дружок, вы ведь тоже в дебите, – прервал поток монарших мыслей Поллор. – Но, так или иначе, с нашим раскладом быстро может оказаться и так, что мы будем в кредите. Печально. Так что, мой король, пора брать политическую бухгалтерию в свои руки.
– Новое правительство? Но ведь это не так просто? А кому поручить все эти ужасно запутанные дела? – вновь погрузился в рассуждения Мальв. – Переговоры, как их провести? Кто сможет договориться с бунтовщиками? Кого они вообще станут слушать после всего, что натворил этот Реке Нолузский? Кто, кто, кто? – закружился в танце король.
– Эдду, – легко подсказал простой ответ барон-фаворит.
– Мой банкир? Он? Он сообразительный конечно, даже очень, но вот могу ли я на него положиться? Он надежный?
– Да, ваше величество! Да, мой король! Это преданный человек, он любит вас и готов ни с чем не считаясь взять на себя риск заключения перемирия, а потом и мира. И к тому же у него есть деньги!
– Это большое дело.
– Почти невозможное!
– Так я назначу его канцлером?
– Отличная идея, Мальв! Пусть этот пузатый скряга наведет порядок в наших финансах, а мы будем развлекаться. Ведь не королевское же дело копаться в этих дебитах, кредитах и балансах, в конце концов?
– А ты прав, мой милый Поллор. Так мы и поступим, для начала, – король взял колокольчик и позвонил. – Это ведь не простое дело убрать старого паука и свести дела к положительному балансу, – усмехнулся он.
Настроение Мальва I улучшалось, дурные мысли, как только стало понятно на кого их переложить, покинули его. Теперь этот страстный охотник, обжора и притворный религиозный фанатик знал, что нужно делать.
– Доброе утро ваше величество, – склонился в глубоком поклоне камердинер короля Фуне. – Как вам спалось?
– Отлично! Просто превосходно. Милый Фуне, тащи-ка сюда чернила, перья и бумагу.
– Хорошо, ваше величество.
Дверь затворилась.
– Теперь для начала я назначу тебя генералом моей гвардии, – обратился он к барону Шонгену, как только слуга ушел. – И еще, не спеши меня благодарить, ты ведь знаешь, как легко я утомляюсь от всяких дел? Так вот, все трудности по приготовлению перемирия, а в том числе и усыплению старого беззубого, но когтистого кота, ты возьмешь на себя. Гм? И еще ты теперь будешь герцогом.
– И все это мне?
Поллор расплылся в улыбке и стал сыпать словами благодарности вперемешку с хитрой лестью своему другу-королю. Мальв I, не будучи излишне умен, любил добрые слова тех, кого считал своими друзьями. И теперь с наслаждением слушал он излияние восторгов и преданности новоявленного герцога.
Через час король обедал. Он пил вино, шутил и, улыбаясь, демонстрировал двору доброе настроение. Это был первый день, с того самого момента как странным образом прекратилась эпидемия, когда Мальв I был бы в таком приподнятом настроении. Он внимательно выслушивал сплетни, играл в карты, кормил собак и кошек, гулял в тенистой алее сада и даже пел. День прошел великолепно и перед тем как лечь спать риканский король написал в своем дневнике следующие нежные строки:
«Чудесный, сказочно теплый день, у Вицу пять щенков. Такие лапочки, премиленькая сука. Бяка Реке все твердит о каких-то налогах. Фу! Графиня Риффи превосходно поет и, кажется, у нее роман с моим Поллором. Завтра немножко поревную. Садовник просто волшебник еще не пришло время, а у него уже распустились цветы. Правда, не все. Ох, как хорошо, что эта ужасная эпидемия закончилась. Страшный мор! Мне рассказали престранную историю, что, мол, два призрака в черных плащах, якобы маги или дьяволы, с закрытыми лицами ходили в последнюю ночь чумы по улицам за телегами с мертвыми, которые потом вдруг оживали. Жутко интересная сплетня! Я еще съел сегодня что-то, как оно бишь называется это блюдо? Какие-то грибы. Очень вкусно!»
Ночь Мальв I провел хорошо. Ему снились сытые бурые свиньи отказывавшиеся пить золотистый бульон, которым он их кормил серебреной вензельной ложечкой. Все эти приметы король истолковал как благоприятные, так как, по мнению Поллора, канцлер и есть те самые свиньи, коих король собственной монаршей рукой потчует, а они только визжат и хрюкают. И уже на следующий день началась подготовка государственного переворота. Нужно было торопиться. Все решилось в несколько дней. Совершенно неожиданно для себя и всех вокруг болтливый король хранил тайну положенные дни.
Заговор, мастерски сплетенный бароном Шонгеном, удался. У восставшего против своего канцлера короля нашлось много союзников. Действуя быстро и властно, опираясь на деньги Эдду, Полор подвел все к тому, что ночью гвардейцы арестовали ничего не подозревающего канцлера и доставили его в церковь Святой пищи, где Реке Нолузский был обращен в монахи. Этим его политическая карьера закончилась.
Пока шли переговоры о перемирии, старого канцлера держали в столичной тюрьме Гоно, где некогда провел немало времени Вирк Режерон, теперь вновь назначенный союзным послом в Рикан. Впрочем, жизни бывшего канцлера никто не затребовал, потому теперь его ждала тихая келья далекого монастыря.
Старая карета без гербов с задернутыми занавесками окнами медленно отъехала от Ночных ворот Рикана. Забившись в угол и перебирая в руках священные амулет, некогда великий и страшный канцлер Реке Нолузский в сопровождении роты жандармов отправился в изгнание. Прежде ужасный в своей безграничной власти, теперь он выглядел жалко. Его взор метался, а руки дрожали. Только одна мысль сковывала ослабевший с возрастом разум: "Буду ли я жить?".
Точно так же как одна карета с эскортом покидала Рикан, уносясь в сторону отдаленной горной провинции, другая, стуча металлическими ободками колес по твердой желтой грунтовой дороге, сопровождаемая лихими и беспорядочными наездниками, которые не столько были хороши, сколько рисовались друг перед другом, мчалась к нему. Мирно развалившись, расстегнув дорогой серый камзол и укрывшись от палящих лучей, в ней спал Вирк Режерон.
Глава 6. Письмо
При въезде в Рикан Режерона встретил командующий королевской гвардией герцог Шонген в сопровождении роты драгун в парадной форме. Он вежливо поздравил посла с назначением и пожелал не только успешно провести переговоры, но и хорошо «обмануть время». Также глубоко почтительно Поллор сообщил, что принадлежащее Вирку здание в столице не пострадало, а даже напротив – выиграло в своей обстановке от «волнений». Дальше, сопровождаемый риканской делегацией, Режерон торжественно, со всеми полагающимися ему по чину почестями, въехал в город через Южные ворота.
Путешествие завершилось. Старый город встретил своего гостя все теми же серыми грязными улицами и великолепными парками, бедными разваливающимися домами и богатыми дворцами, ошеломительными церквями и веселыми притонами, черными лужами и роскошными фонтанами, нищими бродягами, благородными дамами и кавалерами. Рикан радовал Вирка своими контрастами, своей неоднозначностью, своей манящей средневековой порочностью. Он манил его, но Режерон все же не мог понять, чем.
– Может быть, этот город похож на Землю? – думал он. – Нет, совсем нет. Может, это просто то самое место, в котором я мечтал очутиться с самого детства, когда, погружаясь в романтические истории, грезил честью и благородством, шпагами и дуэлями? Конечно, это и есть то самое воплощение моей наивной мечты! Той юной прячущейся от настоящего мира сказки, где есть место, как настоящей любви, так и истинному подвигу. Но такой ли этот мир? Разве не чувствую я себя глубоко обманутым, когда ощущаю все вокруг как реальное?
И все-таки этот мир, эта эпоха и все что происходило на этой планете, нравилось ему. Он погружался в эту жизнь, порой не задумываясь, как она опасна. Он наслаждался риском и остротой настоящего.
Но, проезжая по риканским улицам, Режерон вспоминал и другой, не такой как этот серо-желтый, а яркий, цветущий, утопающий в зелени город. Этим сказочным местом реального мира был Виссин – столица недавно основанной республики. Там многое было по другому и, что особенно замечал Вирк, люди. Они были там совсем другими, были бодрее, смелее, больше улыбались и не так сутулились. Но, конечно, Виссин не был раем. Хотя почему?
Чудесный город процветал. За два года его население выросло вдвое, сооружались сотни новых домов, открывались одно за другим торговые и промышленные предприятия, строились корабли. Город и порт бурлил. Богатели те, кто был уже богат, еще больше богатели те, кто был смел и умен. Все здесь дышало здоровой силой нового господина – капитала. После завоевания Виссина и взятия всего юга под контроль пираты превратили этот сказочный город белых домов в свою столицу.
Спрятанный с нескольких сторон густыми пальмовыми зарослями большой дом из белого камня, бывший еще не так давно резиденцией риканского губернатора, теперь принимал в себе, казалось, совершенно чуждое существо – президента республики, пирата, славного злодея, каким по праву считался Черный глаз. Вирк любил этого человека, как полюбил он этот город.
Скучные пейзажи пустынных вечерних улиц проносились за окном. Никто не знал о его приезде, и поэтому на глаза Вирку попадались лишь случайные зеваки. Несколько всадников ехали впереди, освещая дорогу факелами.
Вирк с наслаждением слушал звуки. Их смешение, казавшееся из экипажа, хаотичным как-то усыпляло его чувства, погружая в поток собственных мыслей.
– Почему этой карете без гербов такой почет? Уж не страшного ли тут везут узника? И чего это гвардейцы так вырядились, не пойму? – донеслись до него голоса.
– Первое что разочаровало меня на этой планете – люди. Они оказались мелкими и корыстными. Даже прелестная девушка, которую я встретил на сказочных берегах, на самом деле явилась моему разуму не волшебной феей, а коварной и себялюбивой. Люди для нее были ничем, значение имело только обладание ими. Как мог я не понимать всего этого раньше? – рассуждал он.
Но, говоря о тех, кого он нашел здесь, так однозначно Вирк обманывал себя. Шел на поводу печального, навеянного долгим путешествием настроения. Он, конечно, лукавил. Ведь именно здесь, на этой планете он встретил все то, что хотел найти. Ему открылся подлинный герой прошлого – им был народ. Простые люди, а не благородные, не аристократы давали подлинный пример человечности. Конечно не все, конечно не всегда, но там где он работал, многие месяцы он видел, как в жестокой борьбе с несправедливостью выковывались настоящие души.
Среди пиратов, среди изгоев феодального мира, среди тех, кто отстаивал непостижимый еще для большинства принцип свободы, Калугин нашел то, что искал. Нет, он нашел больше. Он нашел себя. Но чувствовать это он начинал только теперь. Так какими были они, те, кто открыл заброшенному в другой край галактики Павлу его самого? Те, кто заставил его сделать еще один шаг в борьбе с собой? Это были смелые люди, дерзкие, прямые в отношениях, гордые и даже запальчивые. Они ценили честность и храбрость, дружбу и преданность. Они не бросали в беде своих. Они конечно небыли лишены пороков, но с них стоило брать пример.
Экипаж остановился.
– Вот мы и на месте, господин посол, – нарушил размышления Вирка чей-то голос.
Это был кучер. Дверка кареты открылась и Режерон вышел наружу. Первое что он увидел, был его старый, купленный еще год назад дом. Он как-то изменился и Вирк не сразу сообразил как. Только затем, уже поднимаясь по лестнице и видя в каком все порядке, он догадался: дом отреставрировали. После путешествия думалось тяжело – ему нужен был отдых.
Быстро разместив свиту в доме, который оказался после ремонта больше чем прежде, так как у него появилась большая пристройка, Вирк, почувствовав голод, решил поужинать. Слуги, на время предоставленные гостеприимным монархом, подали еду. Режерон ел быстро, с аппетитом, мало обращая внимания на вкус того, что проваливалось в его желудок. Не меньшими пиратами кулинарии проявили себя и его товарищи.
Во время трапезы за столом присутствовал представитель Мальва I и Варк не удержался, и спросил у него:
– Где сейчас бывший канцлер?
– Говорят, в тюрьме Гоно.
– В той самой тюрьме, – подумал Режерон, – там, где и я был. Уродливое место. Впрочем, не уверен, что его там долго продержат. Я все-таки сильно устал…
Он крепко спал в эту первую ночь.
Утро, а вместе с ним и пробуждение означало для Вирка множество новых деталей вокруг и множество новых дел. Быстро одевшись, он приступил к осмотру дома и распределению обязанностей для тех, кто прибыл с ним в этот город. Эти дела заняли у него несколько часов.
Позавтракав, Режерон удалился в свой кабинет, где на какое-то время предался размышлению за книгами. Его психика все еще требовала отдыха. Ему хотелось спрятаться от шумливых людей, отдавшись одним лишь мыслям. Только наедине с собой он мог погрузиться в глубину пережитых им недавно впечатлений.
Эту привычку "прятаться" от людей он приобрел еще на Земле. Там она была тем немногим, что позволяло ему сохранить свой разум. Знакомясь потом с обычаями нового мира, в который ввел его Эвил Эви, он обнаружил, что, несмотря на весь свой коллективный образ жизни, люди много времени проводили одни. Этот контраст, поначалу казавшийся странным и неуместным, тем не менее, нисколько не противоречил тому образу жизни, которого придерживались все вокруг. Совсем по-другому все обстояло на Перуло, где он сейчас находился. Тут большинству людей некуда было спрятаться от ужасного мира. Но они бежали от него, скрывались. Мир догонял их и пожирал. Человек не мог здесь быть счастливым, как не было у него шансов быть счастливым и на Земле.
Дом утомленный вчерашним днем суеты почти спал. Как только Вирк остался один, мысли перенесли его к тем дням, что он провел здесь в заключении. Ему вспомнились лица и слова тех, кто волей обстоятельств жил ним в одной камере тюрьмы Гоно. Слова некоторых он слышал как наяву.
– Только поэзия, только чистый прозрачный в своей моралистичности слог стиха может открыть людям истинный поток чувств, – горячо доказывал молодой исхудавший в скитаниях поэт.
В камере было холодно от земли и горячо от спорящих сердец. Люди, а здесь было несколько десятков человек закованных в железо, как будто грелись в этих бесконечных полемиках.
– Значит, ты думаешь, что твоя "Ария свободных рыб", в которой носителями добродетели являются морские обитатели, именно такое произведение? Рыбы это люди?
– Да! Искренние и невинные в своей религиозной и нравственной чистоте! Такие, какими их создал бог, не падшие, не искушенные дьяволом, живущие в светлых водах священного Хируна.
– Послушай Барат, это превосходное произведение. Но в нем кое-чего не хватает. Ты не рассердишься, если я буду откровенен… настолько что скажу тебе?
– Чего? – горячился поэт.
– Ты один и думаешь победить силой своего пера, то, что считаешь злом. Твое зло чрезмерно абстрактно. У него нет конкретных проявлений. Твои герои сами по себе, они обречены. Ты ищешь в отвлеченных моральных истинах, а нужно искать свои силы в других. Только подлинные чувства людей могут помочь творцу стать по настоящему великим. Ты должен научиться еще многим вещам.
Они провели вместе больше недели, но Барат так и не понял Режерона. У них были горячие споры, но они ни к чему не привели. Нравственно ограниченный своей эпохой молодой певец свободы не смог воспринять ту кажущуюся простоту ценностей, которую пытался донести до него Вирк. Он не понял, что только человек может быть настоящим творцом мира вокруг. И что именно в его руках вожжи собственной судьбы. Не бог, не творимое им за безгрешие благоденствие общего равенства, а только разум и труд могут преобразить мир. Так и не постигнув всего этого, молодой стихотворец остался ограниченным критиком реальности. Видимо таково было возможное?
– Пойми Барат, реальное нужно критиковать с позиций реального, то есть возможного, а не с позиции абстрактной чистоты творения. Не безгрешие, а свободный труд…
В дверь робко постучали.
– Да, – отозвался Вирк, вырываясь из потока воспоминаний.
– Адмирал, пришел человек и говорит что у него письмо к вам. Но передать его он не хочет и настаивает, что может отдать его вам только лично, – отозвался густой баритон.
– Пусть проходит сюда.
– Хорошо Вирк.
Через несколько минут в кабинет Режерона прошел незнакомый человек среднего роста, ничем не приметный, даже лицо имевший самое обычное. Он низко поклонился и протянул Вирку красиво сложенный и запечатанный лист.
– Куда прислать ответ?
– Там есть адрес.
– Хорошо, вы свободны.
Режерон распечатал письмо. Оно было от графини Риффи и возможно, поэтому источало такой нежный аромат. Его глаза быстро пробежали изящные строки. Потом томимые желанием найти в этом письме все, что была заключено в нем, они прочли его вновь:
"Милый мой Вирк! Рада узнать, что мои молитвы достигли неба, вы живы и снова я смогу видеть вас. Как это прекрасно! Знаете ли вы, как я страдаю без вас? Вот уже сотую ночь спрашиваю я себя, любит ли он меня? Думает ли он обо мне, так же как прежде? Ведь вы должны знать, что моей вины в том, что обстоятельства отдали вас в руки палачей, нет. О, как я сострадаю вам! Ведь это предательство моего слуги так жестоко чуть не погубило нас. Боже как чудовищно поступили с нами события! Как коварны, бывают люди и как непредсказуема фортуна!
