Текст книги "Торжествующий разум"
Автор книги: Василий Колташов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)
Глава 4. Человек в зеленом
Дверь открыла очаровательная японка. Гость уверенной, но неспешной походкой прошел в гостиную. Это был мужчина лет тридцати пяти немного худощавый, но широкоплечий и явно сильный. У него был жесткий светлый взгляд и необыкновенно подвижное лицо.
– Доктор сейчас выйдет к вам, подождите, пожалуйста, – сказала молодая женщина, предлагая посетителю зеленый чай.
Небольшая гостиная в старом лондонском доме была выполнена в псевдо-японском стиле. Она не имела излишеств: в ней не было ничего кроме аккуратно отделанных древесиной и рисовыми обоями стен и деревянного укрытого тонким синтетическим войлоком пола. Неуместно большое окно открывало вид на бурно кипучую улицу. В комнате абсолютно нечем было любоваться.
Гость сел на войлок, скрестив по-монгольски ноги. На нем были сине-зеленые джинсы, темно-серый свитер с каким-то желтоватым тюркским рисунком. Посетитель сделал легкий глоток из чашки и взял яблоко с большого глиняного блюда стоявшего перед ним.
– Необычайно скромно, – подумал он. – Есть некоторый вкус в обстановке. Неужели это действительно может быть он?
Тонкая дверь приоткрылась, и в комнате появился человек в зеленом кимоно. Незнакомец в первые секунды внешне ни как не проявил того, что заметил появление в комнате хозяина дома.
Он сидел неподвижно и чего-то ждал.
Без всяких приветствий мужчина в зеленом приблизился к нему. Гость поднял глаза и, как будто узнав кого-то, таинственно произнес строку из Бусидо:
– "Истинная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда правомерно жить и умереть, когда правомерно умереть".
Человек в зеленом вежливо улыбнулся, сел напротив и налил себе чаю из небольшого железного сосуда. Оба внимательно смотрели друг на друга, как будто ища новые подтверждения чему-то. Длинные русые волосы доктора были распущены и ровно лежали по обе стороны лица. Взгляд его был открытым, но настороженным. Кожа на лице была загорелой, но сейчас казалась немного бледной. Что-то серьезное происходило в душе этого человека.
***
Быстрый удар мачете, потом другой, третий. Медленно, делая один осторожный шаг за другим отряд идет пробираясь в опутывающих все зарослях. Кругом лес, высокие густолиственные деревья. Тонкий хруст и мягкое хлюпанье чего-то под ногами. Один за другим свалив за плечи вещи и оружие, уставшие, но бодрые люди делают новый большой переход.
Вдруг человек идущий впереди останавливается и делает какие-то знаки. Весь отряд напряженно прекращает движение. Несколько человек, сбросив ношу с винтовками в руках пробираются навстречу первому. Они о чем-то приговариваются, и все 50 вновь продолжают движение.
– Индейцы всегда делают большие переходы и долгие остановки, – говорит смуглый бородатый человек с маленьким вздернутым носом.
– Да уж этот народ, знает, как выжить в таких местах, – соглашается черный мужчина, в зеленом берете.
Какой-то человек впереди снова машет руками. Привал, отряд делает новую остановку. От назойливых москитов нет никакого спасения, слабо помогают химические мази. Но даже их не хватает надолго.
– Кто-то сказал, что у нас здесь рай, – шутит бодрого вида парень лет двадцати шести. – Побывали бы они в этом раю. Вот я бы посмотрел, как эти прыщерожие ребята с севера помучатся здесь в такие дни. И это хорошо, что сейчас нет дождей.
Поправляя пятнистое кепи, улыбается, садясь рядом русый, лохматый человек. Его что-то забавляет в этих словах. Молодой и белозубый с дерзким насмешливым взглядом он легонько почесывает черную бороду и бросает свой добрый, острый взгляд в сторону застывшей на фоне открывшегося небесного света группы.
– Пабло я не хотел тебя обидеть, – добродушно признается парень, пережевывая кусок сухой лепешки, испеченной неизвестно где и когда.
– Пустяки Хорхе, – смеется голубоглазый "немец".
Его называют в отряде "немец" Пабло. Никто не знает, откуда он взялся в этих местах. Быть может, бросил свою поросячью ферму где-нибудь в Ганновере или сбежал из какого-нибудь Гамбургского офиса. Кому это может быть известно? Все зовут его Пабло.
– Пабло иди сюда, – слышит он негромкий, тонущий в беспрерывном пении птиц, голос командира.
Он подходит небольшой группе людей. Ему протягивают цифровой бинокль. Он всматривается, не переставая что-то жевать, и утвердительно кивает головой.
– Это та самая ферма, за которой спрятанная в непролазных зарослях будет заброшенная шахта. Там и находится то, ради чего мы сюда идем, команданте.
Мужчина лет сорока со шрамом на подбородке и широким, с крупными ноздрями носом терзает неизвестно почему рыжую бороду.
– У персов тоже были рыжие бороды, не только черные, – думает Пабло. – Они даже красили их специально хной, такова была тогда дань моде.
Бинокль переходит из рук в руки.
– Надо послать разведку Марко, – предлагает Пабло.
Команданте внимательно смотрит ему в глаза:
– Генерал очень ждет нашего возвращения, это серозное дело, от него может зависеть вся операция, все наступление повстанческой армии. Понимаешь Пабло? Очень важно.
– Я знаю, – коротко подтверждает Пабло.
Через час возвращается разведка. Все в порядке. Можно идти дальше. Ферма пуста, партия оружия на мете – в шахте.
– 200 израильских Галил АРМ, 150 Галил САР, патроны к ним – много ящиков. Оптические приборы из Германии, Калашниковы под патрон 5,56х45 – 130, боеприпасы к ним, 18 гранатометов, пулеметы – 40 штук, марку забыл, и четыре переносных ракетных комплекса, есть еще кое-какое радио оборудование, тоже немецкое, – докладывает вернувшийся из разведки боец. – Да и еще наступательные и оборонительные гранаты, мины и много других разных боевых припасов. Продуктов нет, но есть бытовые принадлежности. Палатки, москитные сетки…
– Отлично, – говорит Марко, выпуская едкий сладковато-горький дым.
Он уже совсем разучился курить с этой "войной по-новому", как называет ее генерал.
Отряд медленно спускается вниз, но не идет по открытой местности через заброшенные поля фермы, а пробирается по окружности укрытый непроницаемой зеленой бездной. Завтра на мулах и на плечах людей ценный груз, переправленный за доллары и наркотики Военным комитетом Интернационала, будет доставлен и распределен по колоннам, батальонам, революционных сил. Скоро начнется новое наступление.
Землянки военного города совершенно невозможно обнаружить ни с воздуха, ни при помощи американских спутников из космоса. Он так мастерски затерян в джунглях, что найти его можно только при помощи самих партизан.
***
Он нежно ласкает ее, а она отвечает ему. В 8 бригаде много женщин, как и во всей армии. Они одни. Больше никого нет в землянке, и он радостно чувствует ее большие, страстные губы. Ее зовут Виктория, сокращенно Вик. Она потрясающе целуется, а уж как она делает все остальное. Их тела это одно. Такой рай, когда женщины рядом. Разве он знал, что на войне возможна такая страсть?
– Какое счастье любить свободную женщину, – думает Пабло, с каждой секундой теряя возможность думать.
Он обнимает ее, прижимая дрожащее и стонущее от оргазма тело к себе, уже, наверное, в сотый раз. Он сам с трудом дышит, сладостно проникая в ее горячую плоть. Голова кружится. Их влажные остро пахнущие, но такие манящие друг друга тела движутся друг к другу. Он сам не может сдержать стон и сквозь плотно сжатые блаженством зубы он вырывается из него тихим изнеможением.
Она сильная и красивая. У нее черные глаза и стриженные под каре черные волосы, и смуглая кожа, и широкий нос. Он любит ее, и это продолжается уже несколько месяцев. Настоящая женщина – смелая, гордая, прямая в отношениях, ей ничего от него не нужно кроме его самого.
– Ты просто чудо, – шепчет ее немного грубый дрожащий голос. – Я тебя очень люблю, ты открыл для меня, каким может и должен быть мужчина. Нет разницы между людьми, но мужчина должен быть мужчиной: ничего не бояться, как настоящий герильеро и любить свою женщину.
– Я люблю тебя, – шепчет ей его усталый нежно охрипший голос. – Ты и Революция для меня все в этой жизни.
Ее губы тянутся к его губам. Она рослая девушка для этих мест, но все равно не может сравниться с северным варваром. Он чувствует нежную влагу ее языка и вновь загорается. Его рука нежно гладит ее большую грудь.
– Ты, правда, не немец? – забавно удивляясь, спрашивает она.
– Нет, я русский.
– Тогда почему все говорят, что ты немец?
– Но ты же знаешь что я не немец?
– Для меня ты просто мужчина, – и ее влажные теплые руки вновь притягивают его к горячему смуглому телу.
Москитная сетка, под которой они лежат снова вздрагивает, как будто говоря, что лишние взгляды здесь не уместны. Она его жена, так объявил по их обоюдно согласию команданте перед строем бойцов. У нее теперь только один мужчина – он, и для него теперь существует только она. Здесь совсем необычный брак. Оглашенный командиром он, может быть, расторгнут в любой момент: нет никаких бумаг, просто люди любят друг друга, а значит они муж и жена. Все просто и справедливо.
У Вик уже есть дети, маленькая дочь воспитывается в столице у родных. Пабло не первый ее муж. Но она любит его и весь остальной мир не имеет для них значение. Маленькой Марте скоро будет пять лет, она очень редко видит маму, и мама очень редко видит ее. Но сейчас это нормально. Девочка должна быть в безопасности и учиться, чтобы потом когда она вырастет быть достойной тех, кто отдал свои жизни за то, чтобы она могла тайком не отправлять своих детей в тыл к врагу, а все время быть с ними вместе. Но сейчас идет война и храбрые люди, такие как ее отец, погибают каждый день. Поэтому все женщины отправляют своих детей туда, где смерть не так очевидна.
***
– Рассыпаться, – командует Пабло.
Он сбрасывая сплеча старую немецкую штурмовую винтовку ХК33 А2.
– Может, из-за нее его прозвали в отряде "немцем"? Да уж, – думает он, – малоприятное прозвище для России.
Где-то невдалеке в зарослях залег пулеметчик. Один за другим низко согнувшись, скользят по зеленовато-рыжему грунту бойцы с пятнистыми масками на лицах. Гранатометчик замирает поблизости, готовясь выпустить свой заряд смерти. Сколько их всего? Двадцать человек – взвод. Разве это много?
Пабло прислоняет к глазам электронный бинокль. Еще никто не проснулся, янки беззаботно спят, не подозревая, что их дозоры только что сняты. На часах шесть.
– Эти люди и есть джунгли, – думает Пабло, оглядывая свой отряд.
Через пять минут начнется атака. С севера в бой вступят 1-й, 3-й взвод и минометная батарея. Тогда американская пехота, потеряв от неожиданности половину людей, станет отходить на него. И тут ее скосят огнем удары 2-го взвода занявшего сейчас превосходную позицию. Классическая операция, но от неожиданности американцам она покажется шедевром.
Еще минута тишины. Кажется, мир стал неподвижным и замер в ожидание чего-то страшного. Но возможно он просто спит, положив голову на скрещенные над мягкой периной руки.
– За полчаса нужно успеть, иначе вертолеты могут испортить дело, – смотрит на часы Пабло. – Еще несколько секунд.
Тишину разрывает оглушительный удар. Пабло видит, как вметаются в воздух коричневые комья земли вперемешку с чем-то кроваво-зеленым. Еще мгновение и подобные взрывы, сливаясь с выстрелами пулеметов и винтовок, превращают тишину природы в извержение человеческой схватки. Смерть, притаившись минуту, назад теперь вышла из своего укрытия на невидимый сенокос. Но это маленький бой.
Отстреливаясь, перебежками, временами залегая в складках земли, американские солдаты густой цепью отходят к холму уверенные, что он по-прежнему занят их товарищами. Они не знают как красиво, ночью, невидимо подкравшимися индейцами из разведки революционной армии был беззвучно вырезан их пост. Теперь застыв, словно мертвые янки, чьи тела лежат в траншее в сотне метров отсюда, партизаны безмолвно ждут какого-то знака.
Пабло стреляет первым. Это сигнал. Мгновенно поняв его, все двадцать бойцов открывают непрерывный огонь по спинам отстреливающихся и отступающих солдат.
Свистят пули, разрываются мины, вырывая из уставших человеческих тел остатки жизни и храбрости. Это зрелище нельзя назвать красивым.
Пабло ловит в прицел еще одного человека, нет, он не думает, что это люди, нет – они враги. Выстрел, затем другой. Потом быстрая смена режимы стрельбы, очередь и магазин пуст. Сколько человек он сегодня убил?
Щелчок и новая очередь заставляет его вздрогнуть от отдачи. Он лежит, слегка окопавшись в красноватой земле, укрытый зелеными зарослями и выпускает уже второй магазин, выравнивая прицел после каждой очереди.
Сорванные словно цветы жизни люди в касках, в форме с нашивками "US" падают, устилая телами склон кудрявой возвышенности. Все продолжается минуты. Неизвестно откуда взявшийся ураган свинца и огня останавливает отступление, превращая его в паническое бегство. Бегство, устремленное не к свободе, а скорее к спасению своей жалкой испуганной жизни.
Бой закончен. Солдаты противника идут, бросив оружие с поднятыми руками. Десяток пленных американцев с измятыми сигаретами во рту, угрюмых и с бегающими глазами.
– Командир, в плен взято шестнадцать человек, – докладывает перепачканный черно-зеленой пастой боец. – Есть два офицера, один капитан. Рота уничтожена. Среди наших потерь нет, правда, в других взводах вроде кто-то ранен. Но без убитых, Пабло.
– Отлично, товарищ.
Они идут к выстроенным в шеренгу рослым янки. Руки они держат на касках, лица угрюмые.
– Где офицеры? – спрашивает Пабло.
– Я лейтенант Мэлон говорит совсем юный человек, стоящий в седине строя.
По его лицу скользит тонкая капля серого пота, перебинтованная рука висит на перекинутом через голову шнурке.
– Хорошо, где капитан?
– Лежит связанный вон там, – указывает в сторону все тот же с перемазанным лицом боец.
– Приведите.
Двое парней волокут тяжелого человека со связанными за спиной руками. Две подошедшие девушки пулеметчицы, перемотанные лентами, внимательно смотрят на это существо со злобным, лишенным всякого испуга выражением лица. Зубы пленного, уже седого человека плотно жаты. Его ставят на ноги.
– Трудно было взять этого-то детину, – смеется худенькая женщина лет сорока. – Чуть не ушел, не знаю, как, но этот капитан увернулся от всех моих пуль и только нож у горла его задержал.
Пабло ласково улыбается, замечая на шее американца тонкую полоску засохшей крови и показывая хорошие зубы солдата.
– Молодец, – поживает он руку скромно опускающей глаза женщине.
– Давайте знакомиться, меня зовут Пабло.
– А "немец", – шипит капитан.
– А вы, вы ведь не привыкли слышать простое «ты», капитан Броун? Конечно, нет. Господин капитан вы будете разговаривать? От вашего согласия будет зависеть останетесь вы живы или нет.
– Красная сука, поцелуй меня в жопу, – цедит сквозь зубы офицер. – Ебал я твою мамочку, и всех твоих братьев…
Пабло смотрит на неподвижно стоящих поблизости пленных янки, они молчаливо неподвижны. Кажется им, совершенно нет дела до происходящего.
– У нас есть колонна североамериканских добровольцев, – обращается он к ним, – там сражается немало бывших ваших товарищей по оружию. Вы можете присоединиться к революционным силам и продолжить борьбу с теми, кто вас сюда послал. Это будет справедливо. Но подробней мы поговорим об этом завтра.
– Всем готовиться к отходу, – командует худощавая женщина в зеленом кепи. – Уходим на север…
Пленных увели, связав им руки и встроив их в ротную колонну.
– Все оружие и боеприпасы собраны, – доложил светловолосый голубоглазый боец с широким лицом и жидкой бородкой.
– Наверное, скандинав, – мелькнуло в голове у Пабло. – Доброволец интернационалист.
Капитан тяжело дышал, видимо нервы у него все же дали сбой, и он обессилено опустился на колени, словно приготовившись к неизбежному итогу.
– Вы все равно меня убьете, вам ведь наплевать на то, что в Штатах у меня жена и двое детей, – уже не так уверенно, но все же с волей в голосе произнес капитан.
– Ты его захватила, так что это право принадлежит тебе, – обратился Пабло к по-прежнему стоявшей по близости женщине.
– Нет Пабло, сделай это сам, это не женское дело…
– Нет ни мужских не женских дел, – он расстегнул брезентовую кобуру и вытащил Беретта М-92. – Есть просто революционная работа, и она не всегда бывает приятной.
Капитан опустил глаза в землю, повторяя какую-то молитву.
– С именем бога на устах, – подумал Пабло, уже давно не имевший никакой религиозности. – Неужели это действительно необходимо обращаться к высшему существу в последний момент?
– Ненавижу коммунистов! – в последний раз поднял глаза капитан и изрыгнул поток ругательств. – Вы все равно подохните, у вас ничего не выйдет…
Прозвучал выстрел.
С мелко точащейся из пробитой пулей головы струйкой крови Броун упал. Его спутанное веревкой тело дернулось, красная пена выступила из открытого рта.
Пабло сунул пистолет в кобуру, взял свой рюкзак и медленно пошел вслед уходящему отряду.
Робкие лучи солнца, с трудом пробившись сквозь густые кроны деревьев, нежно играли на его суровом лице.
Глава 5. Камень
Вик подала ему флягу и стала смотреть, как он пьет. Маленькими глотками Пабло принял в себя немного теплой воды, ощутив прилив новых сил. Это был уже третий их переход, но до ручья было пока далеко.
– Нужно пройти еще десять километров и только тогда можно будет наполнить фляги, – подумал он, поправляя на себе американское солдатское снаряжение.
Вик уже сделала несколько шагов вперед и теперь безмолвно стояла, любуясь каким-то робко пробившимся из земли цветком. Пабло подпрыгнул несколько раз, разминая сонно уставшее тело и взвалив на плечи рюкзак, последовал за ней.
Она стояла укрытая бесконечной тенью леса и улыбалась своей немного робкой, но украшенной смелым взглядом, улыбкой. Он улыбнулся ей в ответ и легко обнял ее за талию. Она ответила ему нежным взглядом, говорившим о благодарности за все его тепло и любовь. Они поцеловались. Вик хлопнула его по ягодице и засмеялась.
Через час деревья неожиданно закончились.
Тропинка, по которой они теперь шли, была очень узкой. Здесь, как и везде пели птицы, и стоял какой-то маняще-чужой пряный горячий запах. Но возможно он только казался таким, являясь на самом деле не сказочным ароматом далекого леса, а обычной атмосферой зеленых дебрей.
До ручья оставалось совсем недалеко, когда она, уже зная ответ, но, просто желая услышать любимый голос, спросила его:
– Милый, тебе сейчас хорошо?
– Да, – улыбнулся он, нежно сжимая ее пальцы в своей руке.
Опять начался лес, как-то странно и теперь немного непривычно смешанный с кустарником. Здесь нужно было прорубать себе дорогу мачете. Но эти зеленые, свитые воедино гущи были пройдены ими за несколько часов. И они снова теперь шли рядом и ничего не говорили.
Неизвестно, как и когда, но Пабло выучился от этих мест науке быть молчаливым и все свои чувства отдавать без слов. Слова, конечно, были нужны, он не обходился без них, но иной раз время требовало от него молчать часами, даря взамен непостижимое блаженство. Так было и сейчас.
Обогнув невысокую каменистую гору, они спустились к свежей прохладной воде, чей поток бил прямо из земли. Наполнив фляги и напившись, путники двинулись дальше. Теперь до лагеря диверсионного отряда оставалось совсем недалеко.
Они добрались до своих, когда было уже совсем темно. Выйдя рано утром и пройдя большое расстояние, эти двое вовремя смогли доставить ценный груз.
– Отличный динамит Вик, – добродушно поблагодарил их индеец, командовавший отрядом. – Молодцы. Спасибо вам. Заходи к нам почаще Пабло.
Ночь они провели вместе, укрывшись москитной сеткой, но у них не было сил для любви. Утром весь небольшой отряд направился на запад, оставив лагерь. Они повернули на восток, изменяя маршрут и держа обратный путь в бригаду. Путь что они выбрали, оказался более трудным, чем тот, по которому они пришли. Нужно было почти все время пробираться сквозь густые заросли и существовал риск встретить местных жителей, которые все еще не везде относились к повстанцам благосклонно. К тому же в этих местах орудовало несколько карательных отрядов правительства и плантаторов, не заходивших, правда, далеко, но все равно опасных. Однако за первые два перехода, то есть за семнадцать часов им никто не встретился.
Вдруг, пока путники перебирались через мелководную речушку, раздались несколько очередей. Пули брызнули по воде. Одна из них пробив насквозь икру Пабло, заставила его свалиться в воду, окрасив часть ее бурного потока темно красной струйкой. В это время, думая, что Пабло тоже все понял Вик, прибавила шаг и укрылась в кустах, приготовившись стрелять. Прицел ее винтовки улавливал малейшие движения на противоположном берегу. Но первое что она увидела, был Пабло.
Он почувствовал жгучую боль в ноге и упал, теряя силы. Сознание, чуть-чуть окрашенное ощущением раны в ноге, оставалось ясным. Огонь не прекращался, но, теперь видимо решив, что он мертв, противник направил смертоносный поток в сторону уходящей Вик. Наверное, это его и спасло.
Течение отнесло Пабло на несколько метров вниз. Где, скрывшись за большим валуном, он теперь оказался невидим для врага, и Вик была спокойна. Она моментально оценила местность и все обстоятельства. Для нее было ясно, что это не была засада, нет, скорее они просто случайно столкнулись с группой солдат правительства.
– Если бы это была засада, – рассуждала она, – мы были бы уже мертвы.
Эта лаконичная мысль, вместе с ощущением того, что позиция у нее теперь хорошая заставили Вик бросить короткий взгляд на часы и оценить, сколько времени остается до темноты. Она приняла решение не уходить, а вытащить Пабло во что бы то ни стало. Дело это было не простое. Но оно сильно облегчалось тем, что темнота должна была спуститься где-то, через час. Правда, существовал риск того, что гориллы могли вызвать подкрепление. В этом случае дело принимало совсем другой оборот. Пабло чувствуя, что его спасение в этом большом камне вцепился в него ногтями и, сжав зубы, удержался. Пробитая нога как-то тоскливо ныла, но или от холодной воды или от скопления в нем душевных сил кровь перестала идти из раны и он, почти не двигаясь в своей неудобной позе, понял что, возможно, останется жив.
В это время, обшарив свой берег и решив, что один из партизан убит, а второй, скорее всего, ушел, несколько молодых солдат высунулось на берег. Они, робко, держа винтовки на изготове, вышли к воде и стали двигаться в сторону Пабло.
Укрытый камнем, но настороженно напряженный, Пабло не мог видеть приближающейся опасности, но он отчетливо слышал и чувствовал всплески ее шагов. Внезапно несколько выстрелов разрезали воздух.
– Что-то произошло? – метнулось в голове раненого.
Вик выстрелила еще раз, быстро меняя позицию и слыша, как автоматные очереди срезают листья ее недавнего укрытия. На новом месте она могла теперь лучше оценить результат выпущенных ей патронов. Откинувшись на спину, в воде плыл зеленовато-серый труп, в пяти метрах от него, лежа на открытой местности и повалившись спиной на камни небольшой отмели, лежал другой человек с пробитым бедром и правой рукой. Пабло был цел. Больше попыток сделать вылазку гориллы не делали.
Несколько раз он чувствовал, что теряет сознание, но каждый раз ведомые какой-то неистовой силой его пальцы, онемевшие от холода пальцы раненого, лежащего в воде человека делали свое дело, и он оставался на месте. Течение, с которым он вел в ходе уже двух часов неравную борьбу как будто не находило в себе достаточно сил чтобы вырвать его из каменного плена открыв еще целое и живое тело пулям врага. Спустилась ночь. Вернее это была еще не ночь, но густая тропическая темнота.
Вик не выпускала его из виду все это время. Она также следила за противоположным берегом, где время от времени кто-то копошился и делал глупые и пустые выстрелы в некуда, словно рассчитывая, что Вик выдаст себя. Но она не стреляла, зная цену этой игре. Так шло время, в течение которого мысли ее, как и мысли Пабло были вместе, и сливались в общей идее уйти в темноте.
Пабло пошевелил плечами, делая попытку заставить свое тело двигаться. Он не был уверен, что у него хватит сил встать и уйти, но он хотел жить и был готов бороться за это свое желание. Нужно было что-то делать. Раненый солдат невдалеке издал стон, видимо приходя в себя. Они оба, подумал Пабло, были сейчас двойными заложниками. Заложниками войны и заложниками смерти.
Он разжал пальцы. Кипучий поток понес его вниз. Вернее это ему показалось, что он движется вниз. Внезапно сжавшись в комок, он остановил падение, ободрав себе о дно бок и мучительно скрипнув зубами от прикосновений чего-то к больной ноге. Пальцы его вцепились в мелкую гальку и помогли развернуть все еще малоподвижное тело. Несколько выстрелов разбрызгали воду невдалеке. Ответного огня не последовало.
– Наверное, она там, – преодолевая ноющую боль и оцепенение, подумал Пабло.
Он впился зубами в свои щеки и, дернувшись чтобы сбросить рюкзак, пополз к тому берегу, на котором его ждала жизнь и Виктория. Ее нежные теплые руки встретили его и, подхватив под мышки, выволокли из воды. Это произошло так быстро, что он даже не смог почувствовать помогает он ей или нет. Ничего не было видно. Он весь дрожал, вдруг неожиданно почувствовав холод и страх. Почувствовав то, что было ему неведомо все прошедшие часы.
– Живой? – тихо спросил знакомый голос.
– Меня убьешь, – с трудом усмехнулся он.
Она помогла ему подняться на ноги. И обвив рукой ее шею, он сделал несколько первых шагов. Больно не было, но нога отказывалась повиноваться.
Он не помнил как наступило утро. Сколько километров было позади? Как далеко они ушли? Он не знал и этого. Его нога была перевязана. Опираясь одной рукой на палку, а другой на Вик он медленно шел по влажной земле. Только через два дня, несколько раз меняя маршрут и отрываясь от предполагаемого преследования, они добрались до своих.
***
Команданте Марко и Пабло сидят в прохладной вечерней траве. Хочется согреть руки у огня, но разжигать в лагере костры запрещено. Идет наступление и нужно быть невидимыми для всевидящего ока Пентагона. Помогает ли это на сто процентов? Скорее всего – нет. Однако именно порядок обеспечивает победу на войне.
– Как твоя рана? – спрашивает Марко.
– Уже лучше.
Они недолго сидят молча. Марко играет своим пистолетом. Он то достает его из кобуры, то прячет обратно. Потом щелкает затвором, вынимает и вставляет магазин, считая патроны. Пабло с улыбкой и любопытством смотрит на него.
– Ты расстрелял эту собаку Броуна? – интересуется Марко, засовывая свой пистолет обратно.
– Он все равно ничего бы не сказал, а зря тащить его в лагерь не имело смысла.
– Бешеная собака, весь прибрежный район его ненавидит. Говорят, ни один оккупационный военный не убил собственноручно столько людей. Особенно нравилось капитану издеваться над умирающими девушками. Что за садизм? Откуда это в человек? Ведь мы практически не убиваем пленных, а они…
Пабло напряженно посмотрел в черную даль леса:
– Скорее бы закончилась эта война.
– Еще один удар и новое Эльдорадо свободы образуется на карте планеты. Я слышал, Интернационал собирается отозвать тебя в Англию? Не уверен, что это правильно. Скоро прибудет новая партия добровольцев из Европы. Потребуются инструкторы Коминтерна, а значит, работы у тебя будет много. Надеюсь, ты останешься?
– Да, я не поеду обратно, мои силы и ум нужнее здесь.
Они немного посидели молча, потом Марко неожиданно спросил:
– Чем формируется на твой взгляд характер человека, пусть даже такого как капитан Броун?
– Тем окружением, в котором он вырос, его обществом, отношениями в нем. Большую роль играют нравственные ценности, которые ему прививались, – ответил Пабло.
– А мне думается, что здесь виноваты гены. Вот посмотри на меня, я простой сельский парень. Мои родители всю жизнь работали на плантации сеньора де Менго. Среда, что воспитала меня была отвратительной. Но я всю жизнь сам старался определять свою судьбу. Я боролся. В 17 лет я сказал: "Fiat lut!" и отправился в город. Стал рабочим, потом выучился и поступил в университет. Затем, когда началась Революция, я влился в герилью.
Робкая бабочка вспорхнула где-то невдалеке из травы и еле заметно взвилась вверх.
– Нет, все-таки именно гены делают человека чудовищем. Ведь из всех этих североамериканских офицеров только Броун прославился таким образом. Сколько из них добровольно перешло на нашу сторону? А сколько солдат?
– Разумеется, биологический фактор нельзя забывать. Но все-таки общество, все-таки все то, что создает в человеке его главное отличие от всего остального живого мира -сознание.
– У животных тоже есть общество, Пабло.
– Разумеется, только очень примитивное, а вернее не само общество, а его зачаточные формы. Например, это стая обезьян или волчья стая. Наконец, стая дельфинов. Там четко можно наблюдать управляющий блок, коллективные действия, даже самопожертвование ради стаи.
Марко подобрал тонкую сухую веточку и стал отламывать от нее по кусочку и бросать в сторону.
– Раз уж мы говорим о психологии, то замечу, что в попытке понять человека нельзя забывать и его инстинкты, а том числе сексуальное влечение. Еще Фрейд писал о влиянии половых отношений на характер человека.
– Не думаю что секрет Броуна в половой неудовлетворенности. Подавление сексуальности, типичное для иерархичной, построенной на классовых противоречиях армии, конечно, имело место. Но само его отношение к людям, особенно к своим врагам не было целиком вызвано этим. Тут что-то другое. Нет, он определенно вел с нами борьбу сознательно, отдавая себе в этом отчет, ясно понимая, что и зачем он делает.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь о подавлении сексуальности в армии? – удивился Марко.
– Об этом писал еще Вильгельм Райх, строевые позы, шаг, жесткий распорядок, физические перегрузки, все это вызывает мышечное напряжение, тормозя протекание сексуальных реакций. Человек, мужчина не испытывает полового влечения в полной силе. Либидо, сексуальность, подавляется, а личность становится более послушной. Это больше не самец, это почти бесполая особь.
– У нас не такая армия, – нахмурился команданте. – Мы за свободную любовь, у нас нет долгих строевых упражнений, нет иерархичной структуры – нет званий, мужчины и женщины сражаются вместе, плечом к плечу. И если любят друг друга, то им никто не препятствует.
– У нас революционная армия.
– Такая армия всегда отличается от армии эксплуататорских классов, будь хоть рабовладельцы, хоть феодалы, хоть капиталисты. Мы боремся за свободу, а значит, не станем притеснять человека.
– Все верно, только создавая революционное государство нужно помнить об опыте СССР. Бюрократия, отрываясь от масс, постепенно может перейти в особый изолированный слой, а затем превратиться в класс собственников – капиталистов. Это ведет к реставрации старого порядка. Необходимо самое широкое участие масс в управлении. Народ должен в реальности обладать властью, созданные им органы должны быть основой всего управления обществом.
