Текст книги "Торжествующий разум"
Автор книги: Василий Колташов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)
Часть 2. НА БОРТУ «ИСТОРИИ»
Глава 1. Научный совет.
Зал, в который они прошли, был большим и светлым. Крупный прозрачный диск, расположенный в середине, был не чем иным, как столом без ножек. Единственной вещью, которую можно было назвать здесь мебелью. Прожив в среде подобных явлений немало времени, Калугин успел привыкнуть к необычным вещам, и еще более необычному к ним отношению. Однако это было непросто.
В окружающем его новом мире не было фетишизма, да и вещи тоже практически отсутствовали. У людей, а всех разумных живых существ тут называли «людьми», даже если они совсем на них не походили, не было почти ничего. Они имели одежду, ничтожных размеров портативные компьютеры, разные другие необходимые предметы и все. Все остальное, в чем они нуждались, возникало как будто из воздуха. Нужны были стулья. Они появлялись. Требовался стол или постель – они возникали. Но эти скупо перечисленные вещи были всем, в чем испытывали потребность эти существа. Продукты, которые они принимали в пищу, и информация – вот то, в чем действительно испытывали нужду. Но с ней не было никаких проблем: глобальная инфосеть опутывала своими невидимыми каналами галактику и при помощи персонального компьютера, который являлся той суммарной машиной, с которой работал каждый, можно было узнать что угодно. Пища, создававшаяся по индивидуальным заказам, появлялась там и тогда, где и когда она требовалась. Никакого культа из нее не делали.
Пожалуй, самым интересным местом в жизни людей были компьютеры. Эти ничтожные устройства, размеры и дизайн которых варьировались в зависимости от вкуса владельца, были, как правило, очень маленькими. Их носили либо на руке, там, где мы все еще носим часы. Но ремешка у них не было. Это были легкие приборы цветомобильного пластика, весившие не более десяти грамм. Достаточно было прислонить компьютер к руке или одежде, и он прикреплялся сам. Работать с этими устройствами было просто. Нужно было дать прибору команду, облачив мысль в слова, а не эмоции, или произнеся команду вслух, как она моментально выполнялась. То, что вам было нужно, можно было получить в виде изображения возникавшего перед вами, причем видеть его могли не все. Информация тоже могла быть звуком, который, также был слышен не всем. Текстовый вариант, как и образы, появлялся в воздухе, в виде листов его тоже можно было получить. Тонкие, почти прозрачные страницы мгновенно ткались в пространстве, облачая в текст линейного письма все, что вы искали и хотели иметь.
Разумеется, Калугин знал, что ничто не берется ни откуда, но это не мешало ему терзаться вопросами о том, что и как образуется здесь, словно по волшебству. Однажды он спросил, откуда все возникает вокруг, словно из пустоты, у Эвила Эви. Тот долго смеялся, а потом пояснил, что воздух это не пустота и что переход материи из одной формы в другую может быть самым различным. Более точно разобраться в этих чудесах Павлу тогда не удалось.
Искусство пользоваться персональным компьютером было очень простым. Эта полезная вещь понимала множество языков и служила идеальным переводчиком. Однако Калугин не скоро научился воспринимать информацию, направляя ее в мозг напрямую в виде мыслей, а не через свои «сенсоры». Хотя, как он отмечал позднее, в этом не было ничего сложного. Просто нужно было расфокусировать взгляд, ровно и медленно дышать и расслабиться. Искусство находиться в расслабленном, а не агрессивно напряженном состоянии также открылось Калугину в этом мире.
В комнате, куда они зашли с Эвилом Эви, уже было несколько человек. Некоторые из них сидели в прозрачных креслах без ножек с задумавшимся видом. Другие, также сидя или стоя совещались. Собравшиеся были одеты в разных цветах, но «покрой», а их одежда не была скроена, а скорее была свита из тончайших нитей, был у всех очень похож. Это были легкие, простые брюки и куртки. Обувь выглядела такой же элементарной. Но между тем, во всем, что можно было видеть на людях, явно усматривалась истинная красота прогресса.
Прекрасное в том виде, когда оно совершенно лишено излишеств было тут повсюду. Нелепый средневековый костюм Павла и Эвила сильно выделял их в общей среде. Эвил к тому же нес с собой большой черный саквояж.
– Время пришло, – произнес легким, тихим голосом одетый в костюм синего цвета человек.
Вернее это был совершенно не человек. Он скорее походил на большого четвероногого зеленого спрута. Передние щупальца, бывшие по счету шестыми и имевшие раздвоенные концы, казались чем-то вроде рук. Павел отметил, что тон одежды странного существа хорошо сочетался с природным окрасом. Объявивший начало заседания был темно-зеленого цвета. Вообще, какие либо заседания были здесь редки и всегда происходили только по особым случаям. В основном все вопросы решались сквозь пространство. Здесь все друг другу доверяли.
Участники научной конференции стали располагаться вокруг диска. Павел заметил в общей массе, а здесь собралось около двадцати существ, пару красивых женщин. Собственно здесь все выглядели хорошо, если не считать тех, кто в силу своей природы просто выпадал из земной эстетической градации. Дамы не обратили на Павла никакого внимания.
– Не хотят удивляться, – подмигнул ему Эвил, отметив для себя, как тонкий психолог, что Калугин его сотрудницам понравился.
Он легко вычислил это по простому движению рук. Оно показалось ему излишне иррациональным, и он сделал вывод.
Между тем как все сели, зеленый спрут-"председатель", коснувшись немного рыжеватыми с обратной стороны щупальцами костюма, произнес:
– Мне приятно видеть весь наш коллектив собравшимся вместе. Есть причины, по которым наша сегодняшняя встреча имеет особое значение.
Все посмотрели на Эвила Эви и Павла.
– Нам необходимо решить один серьезный вопрос, – продолжал оратор. – Интересы научного познания, которым мы все занимаемся, требуют, чтобы мы остановились в своем вмешательстве в дела планеты Перуло, или наоборот усилили его. Мне хочется услышать самые разные аргументы, прежде чем мы сделаем выбор, но нам стоит знать, что на Ено и Земле подобный нашему эксперимент провалился, и работы из-за неосторожности сотрудников вообще пришлось почти свернуть.
– Странно, что я его понимаю, – мысленно рассуждал Калугин, – ведь он явно говорит на своем языке. Впрочем, этому тут удивляться не стоит, здесь говори хоть на таробарском, тебя все равно поймут. Атмосфера такая, – продолжал думать он.
Эта мысль почему-то понравилась ему.
– Что он имеет в виду, когда говорит это свое "почти свернуть", – шепотом обратился Эвил к своему соседу, сильно походившему прической на ирокеза.
Началось обсуждение. Говорили по очереди.
Внимательно рассматривая начавших высказываться ученых, Павел заметил, что те из них, кто явно относился к виду homo, выглядели очень молодо. И тут удивительная мысль пришла ему в голову:
– А ведь я тут самый молодой! Мальчишка, – он самодовольно заерзал, почувствовав себя как будто новорожденным.
– Классовая структура позднефеодального общества глубоко и детально изученная нами еще сто лет назад на Проло дала возможность аргументировать теорию Ле о задержке вызревания факторов социальной революции в условиях мягкого температурного баланса и полуторостандартной продолжительности года. К тому же длительность переходных сезонов на нашей планете довольно велика и составляет, напомню, четыре месяца. Все это указывает, что выдвинутый Эви и его коллегами тезис о зрелости буржуазной революции на этой планете не может восприниматься серьезно. Напротив, по оценкам нашего отдела Геобиологической фактурности истории, требуется еще как минимум двадцать местных лет, прежде чем, – тут высокий и худощавый докладчик остановился, внимательно оглядел встревоженный его выступлением зал и продолжил, – мы сможем говорить о таких изменениях.
Вслед за этим представителем незнакомой Павлу расы выступило еще несколько существ с подобными же оценками ситуации. В общем тоне прозвучало только несколько, не очень глубоко аргументированных, выступлений в поддержку Эвила. Правда одна из выступавших, по ее поводу Эвил шепнул Павлу, что это Реку, симпатичная девушка с короткой стрижкой и смелым взглядом, быстро и решительно доказывала, что, судя по наблюдаемым признакам, классовая структура буржуазии уже созрела для революции, в то время как крестьянство еще не может выступить ей в поддержку.
– Кажется у Ленина "Великий почин", пять признаков класса, – крутилось в голове Павла. Теперь он хорошо чувствовал как глубоко, насколько лучше его эти люди понимают природу общественных отношений.
– Мое выступление отложено, – шепнул ему Эвил. – Ты готов высказаться?
– Может не… – засмущался он, но в мгновение, справившись с неожиданностью, твердо сказал:
– Я попробую.
И он попытался. Его слушали, и это было приятно, ведь он был еще почти ребенком истории. Он был младше их не просто биологически: ему было всего двадцать три года, а им каждому не меньше ста и это еще самым молодым. Его возраст как явление общественной жизни означал, быть может, отставание от них на тысячу лет!
– Полагаю, есть кое-что, что выпало из вашего внимания. Это половая мораль риканцев, ее средневековый монолит дал существенную трещину. Об этом свидетельствуют внешне незаметные, но довольно популярные трактаты Жукора. Один, из которых называется "Гонение добродетели", а второй "Порицание целомудрия". Это очень острые произведения, в них высмеиваются не только пороки феодальной знати, но и безропотные тяготы жизни простых людей. Благодаря бедствиям империи, в числе которых на первом месте война, благодаря распаду традиционной церкви и брожениям все эти мысли заметно изменили представление о мире передовых сил планеты, – Павел чувствовал, как ошеломлены окружающие и как доволен Эвил.
Оглядывая всех, он видел, что его друг улыбается так, словно говоря: "Вот-вот милые детки, хотели поймать волка, а попали в капкан".
– Откуда вам известно все это? – не скрывая удивления, такого редкого в этом мире, спросил гуманоид сидевший недалеко от Павла.
– Я провел некоторое время в камере с этим человеком. Мне также довелось встретиться и с другим творцом борющейся риканской мысли, поэтом Барата. Его "Ария свободных рыб", собрание стихов и рассказов, очень популярна.
Эвил открыл свой саквояж, вынул от туда несколько книг и передал их присутствующим. С большим интересом ученые стали изучать их. Это были те самые труды, которые только что упомянул Калугин.
После выступления Павла тема приобрела даже больше остроты, чем у нее было в начале. Звучали разные мнения, и вот пришло время сказать свое слово главному виновнику торжества.
– Многие меня считают хулиганом,– вспомнил слова Эвила Павел. – Но это не справедливо, просто я не люблю одряхлевших привычек и часто бросаю им вызов.
Было тихо. Не перешептывался ни кто.
– Наши споры важны и существенны, но, увы, не актуальны. Все, о чем мы говорим как о возможным, так или иначе, уже является действительным, – начал Эвил. – Мы полагаем, что буржуазная революция на планете еще не созрела. Согласен, я сам в этом убедился, возглавив и доведя до победы восстание северных провинций. Да, имперские войска были разбиты. Было развернуто крупное наступление. Были успешно подготовлены и проведены восстания в крупных городах. Но это, и мне жаль, не явилось буржуазной революцией. Да, ситуация еще не созрела. Но, – он сделал глубокую паузу, – нам удалось другое. Мы создали, без социальной революции в наиболее зрелых антифеодальных зонах, буржуазное государство.
При этих словах Павел понял, что Эвил превзошел всех, и аргументов контр никто уже не найдет.
– Виссинский архипелаг благодаря успешно проведенному его захвату, ограблению Риканского королевства, а также иной концентрации капитала, эмиграции на острова большого числа беглых крестьян и горожан, стихийному освобождению рабов стал родиной первого постфеодального сообщества. По сути, все это привело к провозглашению республики. Сейчас на островах строятся верфи, создаются мануфактуры, открываются торговые компании и банки. Всему этому немало способствует налаживание контактов с большим аграрно-ориентированным раннерабовладельческим государством на Южном материке. Такое взаимодействие в условиях сохранения риканской военной угрозы гарантирует взаимовыгодное сотрудничество и форсированное развитие этих стран. Мы не только спасли отсталый народ юга от истребления, но и прорвали цепь феодального мира. Вы можете не считать это буржуазной революцией! – Закончил он.
– Я немедленно сообщу обо всем Высшему совету развития и Совету истории, – радостно воскликнула Реку.
Ее взгляд и гордые, добрые глаза Павла встретились. Они поняли друг друга, почувствовали уважение, тепло и нежность. Какой-то живой, ведомый одной природе порыв объединил их в этот момент.
Совет был закончен. Эвил принимал уверенные и спокойные поздравления. С некоторыми, особенно близкими ему коллегами он обнимался. Его гордость, не ускользнула от Павла. Но он также увидел, насколько благодарен Эвил своим товарищам и как хорошо он к ним относится.
– Они все тут любят друг друга, – мелькнула в голове Калугина мысль. – Черт возьми, приятно быть вместе с этими людьми.
– Никто не верил в то, что он сможет это сделать, – услышал он нежный женский голос и заметил подошедшую к нему Реку.
Она ласково улыбалась и протягивала свою аккуратную белую руку.
– Кажется, так на Земле знакомятся? – спросила она. – Я Реку, занимаюсь искусством рабовладельческого общества. А ты, наверное, Павел? Я много слышала о тебе.
– Да, я Павел, – ответил Калугин, пожимая смелую руку красивой девушки.
Ему вдруг неожиданно захотелось узнать, сколько ей лет, но он почувствовал странную неловкость.
Она тоже пожала ему руку.
Глава 2. На борту «Истории A143».
Отдохнув после собрания, Павел и Эвил приступили к подготовке к полету. Собственно вся подготовка состояла из того, что они переоделись, выспались и поели. Калугин ел фасоль с ветчиной и белым хлебом, что ел Эви, невозможно было понять.
Во время трапезы Эвил довольно подробно объяснил Павлу, откуда берутся продукты. Дело в том, что все помещения станции и вообще любые цивилизованные места здесь были оборудованы специальными устройствами, которые, принимая сигнал на получение какой-либо вещи, генерировали ее. Для этого в их распоряжении имелось достаточное количество необходимых веществ. Вопрос с местом сосредоточения созданного объекта, также решался с помощью этих машин. Тут имел место, как выразился Эвил, бытовой молекулярный транспространственный инженеринг сфера которого не была безгранична. Его применение распространялось только на простейшие вещи, например нельзя было таким образом создать живую корову или флаер. Однако получить набор живых клеток в каком-либо продукте было делом простым. Совершенно невозможно было создать в бытовых условиях какой-либо сложный прибор, но вот сделать шкаф в стиле барокко было элементарно. Достаточно было, пользуясь персональным компьютером дать команду на генерацию вещи, как она мгновенно возникала в пространстве, там, где ты хотел ее видеть. Причем желание человека воспринималось, даже если оно не было облачено в слова, а носило эмоциональное значение. Иначе, если ты чувствовал, что под тобой сейчас должен был возникнуть мягкий диван и давал команду, порой даже не отдавая себе в этом отчета, как этот самый предмет мгновенно возникал там, где это было нужно.
Поглощенные этим разговором и миновав целый ряд лабораторий прогрессорской станции, друзья, наконец, вышли к месту своего назначения. Им предстояло далекое путешествие. И теперь нужно было, встретив какого-то приятеля Эви, сесть на корабль. Его не пришлось долго ждать. Едва только они оказались в порту станции, как нечто странное дало о себе знать.
– Старый проказник! – заревело тучное создание серого цвета, на вид мягкое и пушистое, а при сближении оказавшееся восьмиглазым чудовищем без каких бы то ни было признаков ног.
Оно было облачено в длинный просторный темно-серый халат, края которого волочились по полу.
Калугин был удивлен, такого странного жителя вселенной он еще не видел. Но, похоже, его друг был очень обрадован:
– Миллион световых лет! Где носило тебя, этакий ты кашалот, все эти годы?
Эвил Эви и серый гигант обнялись, и Павел впервые обратил внимание на то, что вместо рук у этого существа были длинные тонкие щупальца, расходившиеся на концах и образовавшие целую кисть маленьких тонких нитей с острыми коготками на краях.
После двух суток проведенных на орбитальной станции казавшейся бесконечной в своих коридорах, многоликих обитателях и непрерывных событиях Павел совершенно не хотел ничему удивляться. Он попросту устал чувствовать себя пораженным и потрясенным. Он решил не удивляться и в этот раз. И удивился.
– Это Ло Моторосу Логошо, – обратился к Калугину Эвил. – Знакомьтесь, он капитан научно-исследовательского судна, гостеприимством которого мы воспользуемся, чтобы попасть на Дюрран, где и проведем некоторое время. Ты можешь называть его просто Ло, – улыбнулся Эви.
– Рад приветствовать вас на борту "Истории A143". Это отменный корабль, а я отменный капитан, – хвастливо проревело чудовище, всем своим видом давая понять, что оно радо видеть, как его высоко ценят.
– Мне очень приятно, – ответил Павел, искренне удивляясь, тому, что хозяин этого корабля оказался таким добряком, хотя выглядел настоящим монстром.
– Знаешь, Ло, это Павел, он с Земли. Мы вместе работали здесь, и у нас все здорово получалось. Он дельный спец в вопросах исторической этики и культуры. Правда, иногда увлекается, – Эвил незаметно подмигнул Павлу.
– А тот самый, о котором ты говорил в прошлый раз? Что же мне приятно вдвойне. Не часто представители других эр прорываются в наше сообщество.
Павел был польщен.
Корабль, на борт которого они поднялись, был не очень большого размера и легко помещался в ангаре орбитальной станции рядом с немалым числом других транспортных средств. И все же это космическое судно показалось Павлу внушительным. Занимая около ста метров в длину и около десяти в высоту (ширины судна Калугин определить не смог), корабль напоминал внешне срезанный и примятый сзади перевернутый тарелкообразный диск, имевший к тому же обтекаемую форму. Он как будто был обшит войлоком серо-серебристого цвета.
Проникнув сквозь большое эллипсообразное отверстие Ло Моторосу Логошо, Эвил Эви и Калугинм оказались в длинном широком коридоре по левую и правую сторону которого вырисовывались отсеки, вход в которые был открыт. Павел не смог разобрать то, что находилось в некоторых из них. В одних он увидел необычное, не ясно для чего предназначенное оборудование. В других – тянущиеся к верху растения, экипировку, всевозможные непонятные вещи. Многие отсеки были пусты и вероятно предназначались для пассажиров.
Внутренность корабля, в котором они оказались, напоминала все помещения, в которых приходилось бывать Калугину в этом мире. Стены, пол и потолок, как будто были отделаны какой-то тонко-ворсистой тканью. Всюду было светло, и свет этот источали все предметы. Находиться здесь было спокойно и приятно.
Пройдя до конца коридора, путешественники оказались в просторной цилиндрической комнате, где, по-видимому, и находился цент управления полетом, а в других помещениях мимо которых они прошли, очевидно, располагались технические и жилые отсеки. Все эти мысли целиком занимали Павла, внимательно разглядывавшего все, мимо чего они проходили, он даже попробовал коснуться стены. Надавив на нее, Павел был поражен тому, как легко она подалась усилиям. Он предположил, что все тут сделано из какого-то эластичного материала.
– Это живая материя. Корабль сам по себе, конечно, не является биологическим созданием, но в его структуре, как и вообще во всех наших вещах есть биочастицы. Правда, тут их использование носит совершенно особый характер, – сказал Эвил, заметив какой неподдельный интерес вызвала у Павла структура стен. – Но, знаешь, без них мы, наверное, не могли бы позволить себе перемещаться в пространстве быстрее света. Это внутренняя обшивка, помимо генерации кислорода для нас и одолона для Ло, она имеет еще немало функций, а вот внешняя обшивка защищает нас во время полета. Это кроме генерируемых защитных полей судна. Все здесь сделано так, чтобы и внутри, и снаружи мы находились в полной безопасности.
– Интересно, а корабль вооружен? – спросил Павел. – У вас вообще бывают войны?
Этот вопрос удивил всех. Эвил конечно знал, что его могут задать, но все равно был заметно поражен. И все же ответ прозвучал просто.
– Войн не бывает. Они явление тех народов, которые еще не перешагнули грань материально ограниченного общества. Нам незачем воевать. Все, что нам нужно у нас есть. Есть у всех развитых народов. Мы дружим, обмениваемся знаниями, если только нам не хочется что-то открыть самим, живем единым, ничем не разграниченным сообществом. Даже кулинария у нас стала удивительно схожа, – улыбнулся Эвил.
– А оружие, безусловно, имеется, – вставил Ло своим громовым басом. – Мало ли что может произойти. Но я не стал бы говорить, что вооружение тут носит военный характер.
Мысль эта поразила Павла. Он и предположить не мог, что нечто разрушительное может не предназначаться для войны. Впрочем, он сразу понял, что бескрайний космос все же таит в себе некоторую угрозу, но угроза это явно исходила не от разумных сил мира, а от стихии, странного порядка бесконечности природных явлений.
– Разрушение есть одновременно и созидание, и потребность познания. Постижения нового иногда толкает нас на этот путь, – проговорил Эвил Эви, словно по лицу читая мысли Калугина. – Но это не войны, разум никогда не станет уничтожать разум.
Они расположились в рубке, и Ло сообщил: галактические странники отправятся через десять минут и у них есть время отдохнуть, пока он все приготовит. Впрочем, сделал он это довольно быстро.
Старт "Истории" произошел раньше назначенного срока и оказался почти не заметным, если не считать раскрывшихся в пространстве комнаты экранов обозрения, на которых можно было наблюдать первые минуты путешествия. Как увидели Эвил и Павел, а определить, куда смотрит восьмиглазый капитан, было нельзя, судно поднялось по вертикали, открылись заслонки космопорта станции, и корабль медленно вышел за ее пределы. Потом, развернувшись хвостом к планете, он дал настоящий старт и скрылся в черной мгле.
Полет начался.
– Сколько же времени займет наше путешествие? – спросил Павел.
– Через три недели мы уже вернемся, пока не знаю вместе или по одному, а полет будет длиться около часа. Мы больше времени проведем на всяких дурацких курсах. Впрочем, тебе они понравятся, у тебя будет особая программа пребывания на Дюрране. Там ты познакомишься с одним из образованнейших людей нашего мира, его зовут доктор Ноторимус. Когда-то почти семьдесят лет назад он был моим учителем.
– Только бы этот действительно оказался человеком, а не жирафом в розовой рубашке, – подумал Павел, произнеся вслух:
– Неужели путешествие сквозь всю галактику займет всего-навсего час?
– Теперь уже и того меньше.
– Все равно, так мало? – снова удивлялся Калугин.
– Мало? Да тут лететь всего ничего. Ведь мы путешествуем в одном большом скоплении, а не в галактике, и не сквозь вселенную.
– Да ребятки с вами не соскучишься, – пробормотал Ло. – Вы меня тут порядком веселите. Хоть бы уж, что другое выдумали. Вот правильно, а спросите-ка меня! Уж я сумею блеснуть умом!
– Ло, а чем занимается твое судно, да и ты сам?
– Это, как надеюсь, уже говорил мой старый друг, – спокойно начал капитан "Истории",– научный поиск. Моя постоянная работа состоит в открытии новых планет во вселенной. Поскольку наша галактика еще недостаточно известна, то мне приходится отыскивать в звездном пространстве новые разумные миры. Это называется поисковик ближнего мира, есть еще дальние поисковики. Они работают в соседних нашей галактике звездных скоплениях и других галактиках. Вот где по настоящему приходится рисковать, ведь можно погибнуть или пропасть без вести лет эдак на двести, – расхохотался он. – Впрочем, и у меня работка не сахар, бывает такой дури наглотаешься, ели ноги уносишь. Все же загадок то еще много, а тайны физики постигать это ребятки не мой удел.
– Ладно, хорош, хвастать Ло, лучше скажи парню, что ты на самом деле делаешь, – лукаво заметил Эвил.
Ло вздохнул, если это действительно был вздох, и, придав всему себе более серьезное состояние, продолжил:
– При помощи различного оборудования мы сканируем пространство, отыскивая те маленькие светящиеся точки вокруг которых есть шанс найти планеты, на которых может быть жизнь, а возможно и разум. Я не занимаюсь контактами с местными чудаками, это дело других. Впрочем, пару раз я почти сталкивался с иными мирами, – снова расхохотался он. – Всей деятельностью, таких как я бродяг, руководит Совет внешних контактов. Ну и зануды же те, кто там сидят. Думают если они знают больше всех, то доброму рыболову нельзя уже покувыркаться в звездной пыли!
– Космос чудесная сказка, опасная и откровенная, – произнес Эвил. – Признаюсь, я иногда жалею, что посвятил себя прогрессорству, а не поиску, хотя и то, и то интересная наука.
Ло скорчил туловищем и кучей глаз ласковое, самодовольное выражение.
– За все время я видел столько людей знания, что можно подумать тут кроме как наукой никто ничем не занимается, – удивился Павел. – А вот неужели и правда никто ничем иным не занимается?
– Почему же, у нас есть и бездельники. Это те, кто считает, что нет смысла посвящать себя знанию, а можно только отдыхать и развлекаться. Если это молодежь, то тут нет ничего удивительного. Эта болезнь быстро проходит. Ведь, по сути, чем себя занять, если не делать что-нибудь? А у нас все кроме науки сделано. Стулья строгать? Зачем, это делают машины. Может собирать вещи? Если просто без ума то это глупо, просто фетишизм какой-то примитивный. Нет уж, коль хочешь чем-то себя занять, то раз ты человек изволь трудиться на прогресс. Займись искусством. Ведь это самое важное. Ведь если мы что не придумаем, или не откроем, то какой нам в нас самих прок? Да и не интересно по другому.
– Боюсь без этих бедняг, которые из-за собственной глупости нередко сходят с ума, наши ученые психиатры оказались бы без клиентуры и материала для исследований, которого у них и без того, считай, нет. Если человек не трудится, а труд полезен лишь тогда, когда он помогает человеку становиться еще более разумным, то есть развивает его, то он обречен на регресс собственной личности. Впрочем, таких существ в нашем мире почти нет.
– Только не нужно путать «труд» сегодняшний с тем трудом, что был в прошлом. Сейчас в деятельности, это более правильное название, нет материальной необходимости. Она целиком направлена не на пропитание индивидов, а к достижению внутреннего удовлетворения личности. Мы «трудимся», то есть действуем, из интереса, творческой жажды, а не от пустого…
– Странно, – прервал рассуждения Ло Павел, – что вы всегда говорите о работе, о деле, как о науке. Я заметил, что в вашем обществе нет рабочих, нет крестьян, и вообще…
– И вообще отсутствуют классы и социальные группы – прервал его Эвил. – Да их нет, а всякое дело носит ярко выраженный, ты это, надеюсь, уже заметил, нематериальный характер. Попросту никто не занимается физическим трудом, все это делают машины. Физическим у нас может быть только отдых, но не труд. В обществе есть только профессиональные слои, причем очень мобильные. Ло прав «работы» в понимании материально ограниченного общества у нас уже давно нет. «Труд» – разговорная категория, научно говорить о деятельности направленной на удовлетворения потребностей.
– Разум, а не сила основа нашего движения вперед, – заявил Ло, всем видом своим, казалось, опровергая этот тезис, таким он выглядел могучим. – Труд теперь всегда интеллектуален, а если и приходится на что-нибудь наваливаться животом, то только из прихоти или в крайней необходимости, – уточнил он, не поворачивая головы.
Все засмеялись, так проникновенно выглядели слова Ло и так здорово подходили они его образу. Ло хохотал громче всех. И снова Павел удивился его непревзойденным звуковым порывам.
– Кстати. Павел, а что ты собираешься делать с теми шрамами, которые остались у тебя после пыток в риканской тюрьме? Их можно легко вывести, как только мы будем на месте. Что думаешь?
– Пусть остаются. На память.
– Воля твоя. Но помни, в нашей здоровой атмосфере они очень быстро станут едва заметны. Тут, что называется, воздух лечит.
– Вот мы и на месте ребятки, – пробормотал Ло. – Теперь я брошу свою красавицу в космопорт, мы сядем на флаеры и расстанемся в разные стороны. Я на свой отчет, вы на свой почет. И запоют песни скопища дюрранской пыли.
– A143, Дюрран рад приветствовать вас. Вы можете совершить посадку в 567 секции зоны F. Желаю вам доброго настроения.
– Вот слышали, проревел Ло, – как они меня тут все любят.
Друзья переглянулись. Вновь зажглись экраны обзора, и они поняли, что их путешествие закончено.
