Текст книги "Место встречи - Левантия (СИ)"

Автор книги: Варвара Шутова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Арина вспомнила, как мальчик из полки пошел кататься на трамвае, как убегал от дворника… И сама не заметила, как уснула.

Особые способности

– Дава! Милый! Я готов танцевать с тобой это танго с утра до ночи, но тут диван точно не пройдет!

Арина проснулась от громкого натужного шепота Мони – и почувствовала, что диван не то шатается, не то парит в воздухе.

Она чуть-чуть приоткрыла глаза. Диван действительно качался в полуметре над полом. Моня держал его за изножье. Кто держал в головах, догадаться было нетрудно.

– Должен пройти, я сказал, – раздался не менее громкий шепот Шорина.

Их движения,  и верно, со стороны напоминали танго. Шорин вел, а Цыбин, повинуясь его молчаливым распоряжениям, то делал крохотный шажок влево, то вправо, то пятился, то двигался вперед.

Им все-таки удалось миновать коварный угол (наклонив диван так, что Арина вжалась в его спинку) и даже затащить его в кабинет Арины.

Кабинет был действительно крошечным. Основное его пространство занимал стол

с микроскопом, множеством реактивов и другими полезными приборами и приспособлениями. Были стеллажи, был маленький шкафчик для одежды, был венский стул, притащенный накануне Цыбиным. Но точно не было места для дивана.

– Ну и куда его? – Цыбин широким жестом обеих рук показал на обстановку кабинета. При этом его угол дивана даже не шелохнулся, остался замершим в воздухе.

– Надо подумать, – Шорин вышел из-за головы все еще притворяющейся спящей Арины. Его угол дивана тоже не упал.

– А если так?

Стол Арины аккуратно сдвинулся в угол.

– Неудобно. Она дымит как паровоз, весь дым в коридор тянуть будет.

– А если…

Шкаф передвинулся в угол, стол встал возле окна – и вполне расчистилось место примерно на полдивана.

– Уже лучше.

Шорин уставился в пустой угол – и вся мебель еще немного потеснилась, куда спокойнее и аккуратнее.

– Вот теперь – в самый раз! – Шорин гордо оглядел свою работу.

– Задвигаем – и к делу!

Диван с Ариной довольно резко влетел в угол. Притворяться спящей было уже невозможно, Арина села.

– Моня! Ты неизящен! Бутылки побьешь!

Диван поерзал, вставая аккуратно.

На пороге появилась раздраженная Лика.

– Два ночных дежурства каждому. Фоните так, что у меня девочка чуть в обморок не упала. Устроили тут спектакль!

Она фыркнула, развернулась на каблуках и убежала.

Арина сидела с незажженной папиросой во рту, пытаясь нащупать по карманам спички  и не пропустить представление.

Шорин щелкнул пальцами – и папироса зажглась.

– По три дежурства! – раздался голос Лики издалека.

Особые обернулись на голос, а дверь Арининого кабинета сама собой с грохотом захлопнулась.

– Позвольте? – Цыбин протянул руку к полке над головой Арины. К той, где у папы жил мальчик с плаката.

Арина отодвинулась. Цыбин достал две бутылки пива, передал одну Шорину – и пробки в буквальном смысле полетели в потолок.

– А я и не знала, что у нас продается бутылочное пиво, – сказала Арина, чтобы хоть что-то сказать.

– Так в Юзовке завод еще к Ноябрю пустили. Во всех газетах писали. Хотите? Очень приличное! – Цыбин уселся на венский стул, прихлебывая пиво прямо из горлышка, – идеальное начало нового дня.

– Не пью на работе.

– Вот, посмотри, брат Шорин, – среди нас есть серьезный человек, – Цыбин перешел на шепот, – но вы же не расскажете начальству о нашей маленькой слабости?

– Да тут каждый… Кто пиво, кто коньяк…

– Не говорите это слово на букву «к» – простонал позеленевший Шорин, – а то тут будет грязно!

– Дава, милый, не рычи на Арину Павловну. Это не она заставила тебя вчера смешать слово на букву «к» со словом на букву «в» и другими словами русского языка в количествах, превышающих разумные. Кстати, как ты?

Цыбин заботливо взял руку Шорина и принялся считать пульс.

– Сорок пять. Допрыгался, – задумчиво протянул он, качая головой.

– Да ладно тебе, завтра буду как огурчик.

– Вроде бы, с похмелья должен учащаться, – произнесла Арина.

– Ой, Арина Павловна, не обращайте внимания, тут другое.

Арина почувствовала себя девочкой, которую не взяли в игру. «Ну и пожалуйста», – подумала она по-детски.

– Вы диван-то вернете на место? – спросила она, справившись с обидой. – Мне он тут не нужен, а Цецилия Цезаревна наверняка уже всех на уши поставила.

– Цецилия как раз просила убрать диван из приемной как не соответствующий и преступно роскошный. Так что, боюсь, придется ему здесь навеки поселиться. Тем более, назад мы его не потащим.

Шорин что-то хотел возразить, но Мануэль сурово сдвинул светлые брови – и покачал головой.

– Не потащим. Иначе останемся до вечера без особого эксперта.

– Где вы вообще взяли эту красоту?

– Моя личная. Все равно в сарае валялись без смысла. Чуть на растопку не пошли. А тут вот – для дела пригодились. Оказывается, в диванах так удобно носить пиво! Или вы про него?

Цыбин кивнул головой в сторону Шорина, крайне сосредоточенно пьющего пиво.

– Про мебель.

– Вы же не возражаете, если мы будем изредка навещать мой любимый диванчик? У вас тут уютно – начальство далеко, дверь хорошо закрывается…

– Всегда рада.

– Ну, не будем злоупотреблять вашим вниманием.Особые вышли, и Арина приступила к работе.

Первый бал

Июнь 1946

– Не слюни мне руку. Поцелуй руки – это символический жест. Просто наклонись и изобрази поцелуй, не касаясь губами руки! Представь, не знаю, что знамя целуешь, ты же не будешь его себе в рот пихать.

– Вот так?

– Да, неплохо. Только смотри в глаза.

– Не могу. На смех пробирает.

– Эх. Ладно. Потом повторим. Теперь к главному. Возьми меня за руку. Крепче, покажи, что ты мужчина… Уй! Не настолько же! Теперь вторую руку положи мне на спину. Примерно, где застежка бюстгальтера.

– А где она?

– Ну вот тут, примерно. Что ты там нащупать пытаешься? Я это не ношу. И расслабься ты, будь нежен, но не робок.

Арина знала, что это неприлично, неправильно и вообще гадко, но ничего не могла с собой поделать: она прижалась ухом к двери актового зала и пыталась представить, что там происходит. Голос принадлежал Цыбину, отвечал ему, кажется Ангел – версий не намечалось. Никого, кроме этих двоих, Арины и дежурного за стойкой в приемной, в каретном сарае не было.

А ситуация за дверью накалялась.

– Давай, решительно, как я тебя учил… Ой! Больно же! Продолжай, не останавливайся… Не смотри туда, только в глаза… Где твое чувство ритма? Ну, давай, раз-два-три-четыре, раз-два-три– четыре…

– Можно я немного отдохну?

– Погоди, я только начал получать удовольствие. Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре, – Моня устало пыхтел.

– А если я вот так?

– О! Ты начинаешь понимать суть! Можно – все! Я весь в твоей власти! Делай со мной что угодно – только смотри в глаза!

Арина поняла, что сейчас лопнет от любопытства. Она краем уха слышала, как стажеры (по большей части – стажерки) Особого отдела обсуждают слишком уж нежную дружбу между Цыбиным и Шориным. Слышала, как про кроткого Мануэля, сносящего грубость друга, говорили «походная жена». В общем-то Арине было все равно, но вот Ангел… И она решительно вошла.

– О! Арин Пална! Заходите! – улыбнулся ей навстречу Цыбин. – Вы ведь умеете медленный фокстрот? А то этот ваш мальчик мне уже все ноги оттоптал.

Арина улыбнулась. Ангел неумело вел Цыбина в фокстроте.

– Давай, Ося, смена партнера, как я тебя учил!

Ангел взял Цыбина за руку, отвел к стене и поклонился Арине. Арина подала руку.

– Давайте, а я вам вместо музыки буду! – Мануэль развалился на стуле и начал петь, подвывая и жеманничая:

Оська сорване-е-ец,Зеленоглазый удале-е-ец,Веселый друг моих забав,

Вообще, чудесный, славный парень.Ося, ты помнишь наши встречи

В Приморском парке, на берегу?

Он отбивал ритм пальцами по подоконнику и явно наслаждался зрелищем. Ангел краснел, путался в ногах, сбивался с ритма.

– Не, братец, таким манером ты свою Гамильтониху не поразишь. Давай еще раз. И помни, левая нога у тебя слева, правая – несколько правее, а всего у тебя их две. Непонятно, где здесь может быть проблема. Арина Павловна! К вам тоже претензия – очень скучно танцуете. Задора не чувствуется, знаете ли…

– Ну, вы тоже не Изабелла Юрьева. И какой задор в одиннадцать вечера?

– Уже одиннадцать? – Мануэль встрепенулся. – Эх, никакой жизни с вами. Опоздал везде. Давайте уж, танцуйте, хоть какая-то радость в этот вечерочек…

Арина и Ангел старательно выделывали па на стертых досках актового зала под окрики Цыбина: «Спину держи!», «В глаза гляди!», «Где ритм?».

В какой-то момент он не выдержал – и вскочил.

– Так, Ося! Я тебе сейчас покажу, но учти – это в последний раз. Смотри внимательно.

Оттоптанные Ангелом ноги нещадно гудели, да и день выдался муторным, смертельно хотелось упасть на диванчик в своем кабинете – и уснуть. Арина не раз готова была расцеловать Цыбина за этот диван – можно было не идти час по ночному городу,

а спать прямо в УГРО, в тишине и одиночестве.

Так что, как бы ни манил диван, – она улыбнулась Цыбину.

Танцевать с Мануэлем было непросто. Он отлично вел, провоцируя партнершу на забавные отступления от классического рисунка. Но параллельно так старательно и громко отвешивал комплименты, косясь в сторону Ангела, так акцентировал каждое движение, что сдерживать смех было совершенно невозможно. И при этом он продолжал распевать, пародируя то Юрьеву, то Вертинского, то Утесова.

Наконец Цыбин допел последнее «Как незаметно бегут года» – и действо остановилось. Ангел зааплодировал:

– Ух! Мануэль Соломонович, после такого танца вы прям обязаны жениться на Арине Павловне!

– Во-о-от. А я тебе что говорю? Закружишь свою Гамильтониху – считай, она твоя навеки! Но, мальчик мой, тренировки, тренировки и еще раз тренировки! Завтра пойдем в парк на танцы – будешь на живых людях тренироваться.

– А я что, не живая? – Арине даже обидно стало.

– Простите, оговорился, на незнакомых. Так как насчет женитьбы?

– Воздержусь, пожалуй. Поверьте, ничего личного – просто не входит в планы.

– Это замечательно! В смысле, я был бы рад, то есть… В общем, не смущайте меня – я о другом. У меня дома раз в пару недель собирается некий клуб убежденных холостяков обоего пола. Немного выпивки, немного музыки, немного разговоров – приятно проводим время. Приглашаю присоединиться.

– Почту за честь.

– Как будем заседать – дам вам знать. А пока – вынужден проститься. До встречи! Ося, не стой болваном, пошли по домам, завтра работать!

И он поцеловал Арине руку, как учил Ангела: лишь обозначив поцелуй в воздухе.

Особый маскарад

– Ах, вот вы где прохлаждаетесь! – голос Лики не предвещал ничего хорошего. – Давайте быстро на выход, Ли уже в катафалке.

Арина сгорбилась над очередной загадкой. Две пули, одна из трупа, другая – из пистолета подозреваемого, были чертовски похожи друг на друга, кроме одной мелкой царапинки. И вот поди пойми – то ли царапнуло пулю об кость, то ли поцарапало еще на заводе, то ли все-таки не тот пистолет, не тот человек, не то, все не то.

Цыбин же с Шориным («Мы не к вам, Арина Павловна, мы к нашему любимому диванчику»), вольготно развалившись, попивали чаек.

– А что случилось, Леокадия Викентьевна? – Цыбин поставил кружку на табурет, но вставать не торопился.

– Опять Маскарад.

Цыбин и Арина вскочили, как ужаленные. Шорин остался сидеть, недоуменно глядя на них.

– А тебе особое приглашение нужно? Вряд ли тебе там работа будет, но быть обязан, – Мануэль аккуратно пнул Шорина ногой.

– Да иду я, иду. В катафалке расскажешь.Ангел приветливо махал рукой из катафалка.

– Вы слышали? «Маскарад» снова за дело взялся!

– Да объясните уже толком, что за маскарад такой, – вспылил Шорин.

– Банда с таким названием известна еще с тридцатых годов… – начал Цыбин.

– Ага, их даже местные все уважали. Серьезные ребята. Фимка Джокер, Марат Киса, Чеснок, Глаз, еще парочка… граждан.

– Ничего себе познания! – Мануэль был восхищен.

– За такие познания пороть кой-кого нужно. Тебе что Яков Захарович говорил? Чтоб забыл своих Джокеров да Глазов как страшный сон, – Арина грозила Ангелу пальцем, сурово сведя брови, но все ж таки улыбнулась: – Хотя твои познания сейчас вполне уместны.

– Не ругайте товарища Ли, Арина Павловна, – мягко вступился Цыбин. – Знание контингента – первая вещь для оперативного сотрудника. Не успеете оглянуться – и вам в пример будут ставить некоего Ли, Иосифа… Как там тебя по батюшке?

– Ваньшеневич.

– Иосифа Ваньшеневича, – на автомате добавил Мануэль, а потом, выпучив глаза, резко развернулся к Шорину. – Дава! Ты это слышал?

– Может, совпадение. Фамилия не редкая.

– А скажите, Иосиф Ваньшеневич, как вашу бабушку зовут? – обратился Мануэль вкрадчиво.

– Фрида Левоновна, многострадальная женщина, сколько ей крови этот поросенок попил, – вздохнула Арина. – Она его приличным человеком считала, мол, Осенька и на скрипочке учится, и в школе отличник, – а Осенька ее…

Арина сокрушенно покачала головой.

– Фрида Левоновна Ли? Звучит странно даже для Левантии, – удивился Мануэль.

– Озанян она, кажется, была…

– Озанян, Озанян, она мамина мама. А папину маму я никогда не видел. Как-то ее звали… Ли Тао Лун, кажется. Она китайка, у них фамилии сначала, а имя потом.

Цыбин аж подпрыгнул – и завопил радостно:

– Ну? Что я тебе говорил? Она самая, самая она! Насчет «звали» – это вы поторопились, юноша. Насколько мне известно, ваша бабушка и ныне вполне себе здравствует, вполне бодра, без скидки на возраст.

– Мне бы так, – подтвердил Шорин.

– А не говорили ли в вашей семье, – продолжил Цыбин вкрадчиво, – о некоторых, гм, способностях вашей уважаемой бабушки Ли Тао?

– Не, не говорили. Бабушка ее не любила, а родители померли – мне и пяти не было.

– А знаете ли вы, что значит слово Лун на китайском? Произносится, впрочем, немного не так. Арина и Ангел смотрели на Цыбина полными любопытства глазами.

– А означает это слово – «дракон», – торжественно произнес Цыбин.

– Видел бы ты, как мы с твоей бабушкой порезвились в тридцать девятом под Уханем, – потянулся Шорин, улыбнувшись, – на нас сам Жуков матом орал за некую излишнюю активность.

– А вы что? – открыл рот Ося.

– А мы – ну, ответили, мол, рады стараться… Ну, не так немного. В общем, ругается твоя бабка не хуже, чем воюет.

– Говорят, после Халхин-Гола в Японии не осталось драконов старше десяти лет. Вот и сидели смирно, пока не подрастили. Потом снова наглеть начали…

Цыбин замолчал, наверное, вспоминал что-то свое.

– Так что там с этим вашим «Маскарадом»? – нарушил тишину Шорин.

– А что с «Маскарадом»? Брали банки, склады, как-то даже музей грабанули, – вышел из задумчивости Мануэль. – Взяли их в сорок первом. В январе...

– Ага. Громкая история была. Мы с Евгением Петровичем сутками совпадения искали.

– А мимо меня чуть не пролетело. Типа не мой район. Я тогда по Приморскому работал… Погодите, им же тогда всем дали… Ну, по максимуму.

– Честно говоря, не узнавала.

– Ну да, даже мелкой шушере, которая как бы ни при чем, – лет по десять. Откуда они вдруг взялись?

– Ну, значит, другие. Они вывеску не патентовали. Кто хочешь приди, «Маскарадом» назовись – и пожалуйста.

– Значит, повезло Ангелу. Раз у них фантазии даже на новое название не хватило, то и поймать их будет нетрудно. Да, Ося?

Арина и Мануэль повернулись к Ангелу. Тот сидел с открытым ртом, во все глаза глядя на прикорнувшего Шорина.

– Эй, Ангел, ты там живой? – Арина похлопала его по плечу.

– А? Не, нормально все. Так получается, я тоже – немножко дракон?

– И не мечтай. У вас только по женской линии, – развел руками Цыбин. – Старшая дочь старшей дочери. Ты не знаешь, у тебя тетка есть?

– Не знаю. Бабушка мне не рассказывала… Ну, бабушка Фрида.

– Так что, может, у тебя есть кузина-дракон.

– Ага, Аманда Ли, дочь Ли Сюин. Обе в Америке. Союзнички, так сказать, – Шорин, казалось, и не спал вовсе.

– А у меня – никаких шансов?

– Не, пацан, это либо с рождения, либо никак.

– То есть я никогда не буду как вы?

– А что я? Вот бабка твоя…

– Расскажете?

Цыбин встал со своего сидения – и жестом пригласил Ангела поменяться местами.

– Это теперь надолго… – вздохнул он, присаживаясь рядом с Ариной.

Но доехали быстро, Шорину пришлось пообещать Ангелу, что на обратном пути расскажет еще.

Орсовский склад Левантийской судоверфи, бывший склад Федяковых, по-купечески добротное и унылое здание из грязного красного кирпича, прятался за бетонным забором с узкой проходной и шлагбаумом для грузовиков.

Катафалк, впрочем, внутрь не пустили – пришлось спешиться.

– Сахар-рафинад колотый – десять мешков, мука пшеничная сорт первый – восемь

мешков, сорт второй – двенадцать мешков… – монотонно перечислял потери завскладом, глядя в ведомость.

Цыбин слушал, тоскливо разглядывая «автограф» банды – нарисованную на стене углем черную маску-домино, похожую на поваленную букву В. Арина ползала среди нагромождения продуктов, как Папанин среди торосов. Все было понятно, но ничего не ясно. Вот тут взяли, вот сюда поволокли, передавали по цепочке.

А дальше?

– Эх, собачку бы нам, следы вынюхивать, – вздохнула Арина.

– У нас этот вместо собачки, – кивнул Мануэль на Шорина. – Хочешь – можешь сахарком угостить.

– Я, между прочим, все слышу, – пробормотал Шорин, – Монь, опять фонишь.

– И что сделаешь? Укусишь? – улыбнулся Цыбин, но отошел.

– О! Другое дело. Чисто, следов нет.

– О! Есть след! – почти одновременно воскликнула Арина, – хорошо так наследил, прямо в муку вступил. Впрочем, бесполезно. Сапог кирзовый рядового или младшего командного состава армии, без каких-то характерных отличий. Размер сороковой – тоже вполне стандартный.

След Арина, конечно, сфотографировала, но, как любил говорить Евгений Петрович, «для семейного альбома» – то есть абсолютно не веря в пользу дела.

– Простите, Давыд Янович, не знаю, как фонят, но свет вы мне загораживаете, – обратилась она к Шорину.

Тот пожал плечами и вышел на свежий воздух. Послонялся, насвистывая, по двору, остановился, замер – и вдруг закричал:

– Моня, быстро сюда, тут это… след.

Цыбин подбежал с другого конца двора, где общался с унылым завскладом, Ангел выскочил откуда-то из конторы, даже Арина пришла глянуть на редкое зрелище.

– Значит, вот тут он начал мутить.

– Что делать? – не понял Ангел.

– Проявлять в деле Особые способности, – объяснил Цыбин, – давай отойдем на пару шагов – не будем мешать.

– Воздух, четверка. Настроение – приподнятое, веселое. Куражился он, развлекался так. Сытый, здоровый… здоровая.

– Женщина? – переспросил Цыбин, – Откуда понял?

– У нее эти… регулы, – Шорин как будто даже слегка запнулся и покраснел.

– Значит, в остальное время она тройка. Ага, дальше.

– А дальше интереснее. Умело тетка работала. Шла вон туда, но мутить не переставала.

Шорин показал рукой, а потом сам пошел в том же направлении. Арина только сейчас заметила, что глаза у Давыда были закрыты. Но шел он быстро, уверенно, и впрямь напоминал овчарку, взявшую след.

Все трое почти побежали за ним. Шорин провел их в угол двора, на мощеный пятачок размером с баскетбольную площадку, примыкавший к углу склада.

– Тут у них грузовик стоял, говорят – угнали. Видимо, на нем шамовку и увезли, – пояснил Ангел, – заодно и кладовщика прихватили.

– Еду, не шамовку, – на автомате поправила Арина.

– А дальше она намного быстрее двигалась, но при этом уставала меньше… – в голосе Шорина появилась задумчивость. – Ну то есть в машину села. Но при этом мутила вовсю.

Шорин бросился в сторону шлагбаума.

– Дальше на катафалке надо. Они по дороге ехали. Если пешком – придется по проезжей части идти… – Мануэль за руку, как слепого, отвел Шорина к машине.

Арина с Ангелом запрыгнули в катафалк, Шорин сел рядом с Вазиком, Цыбин – у него за спиной.

– Тут налево, – сказал Шорин, не открывая глаз, – дальше метров через сто – направо.

«Маринка так не могла», – пронеслась у Арины мысль.

– Метров двадцать – и резко направо, – произнес Шорин все так же уверенно.

– Там поворота нет, – тихо возразил Вазик.

– Сказали – сворачивай, значит сворачивай, – отрезал Цыбин. Катафалк забился на ухабах обочины.

– А вон ведь след шин, – показала Арина, – значит, верно едем.

– Он не ошибается, он дракон, – восхищенно пискнул Ангел.

Проехали еще метров сто.

– Тпр-ру, – вдруг резко крикнул Шорин и открыл глаза. – В смысле, остановите, пожалуйста.

Огляделся растерянно, как только проснувшийся человек.

– Все, перестала она мутить. Вот тут.

– Арин Павловна, оглядитесь? – попросил Цыбин.

Арина вышла. Они оказались на берегу, поросшем высокими кустами. В одном месте кусты были заметно прорежены – даже издалека Арина заметила сломанные ветки.

За кустами скрывался небольшой обрыв – метра два.

– Не поможете спуститься? – неуверенно попросила она, обращаясь ко всем троим сразу. Шорин и Ангел, не сговариваясь, сиганули вниз и встали как два рыцаря, протягивая руки.

Арина оперлась на обе – и сошла бы, наверное, царственной походкой, если бы не скользкая глина под каблуком. Так что съехала.

И почти сразу же наткнулась на кладовщика. Он лежал у самой кромки прибоя, лицом вниз.

– Ребята! Быстро сюда! Он живой! – закричала Арина, нащупав слабый, но вполне убедительный пульс. – В рубашке мужик родился – мог шею сломать, мог захлебнуться – но жив же, жив!

Ангел и Шорин взяли кладовщика на руки.

– Погодите, может, рядом есть пологое место – тут вы его не вытащите, – Арина метнулась в сторону.

Мужик был невозможным везунчиком – действительно, не слишком далеко к воде спускалась тропка. Узенькая, крутая, но проходимая.

Мужчины, как могли осторожно, донесли пострадавшего до катафалка. Кладовщика пристроили на полу, и Арина внимательно его осмотрела.

– Вацлав Михайлович, дуйте в больницу! Он в шоке, но серьезных повреждений нет.

– Ну, если нет, – рассудительно заметил Вазик, – давайте я вас тогда у вашего сарая выкину, благо по дороге, а его сам сдам.

Арина кивнула благодарно. И еще раз с грустью подумала, почему такому золотому Вазику достался такой негодный сын.