Текст книги "Место встречи - Левантия (СИ)"

Автор книги: Варвара Шутова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Белка

– Что-то ты выглядишь не очень, – Моня тревожно и внимательно вглядывался в лицо Арины, забыв про тлеющую папиросу.

– Приятно получить комплимент от мужчины.

– Я серьезно. Знаешь, немного за тебя переживаю. Будешь смеяться, но хотел бы видеть тебя живой и здоровой.

– А что, я настолько плохо выгляжу, что ты сомневаешься в моей живости?

– Ты когда последний раз себя в зеркале видела?

– Ну…

– Понятно.

Цыбин достал из кармана маленькое круглое зеркальце в золотистой оправе. Арина взглянула в него – и чуть не закричала. В зеркальце отразилась старуха с запавшими почерневшими глазами, обтянутыми бледной кожей скулами и посиневшими губами.

– М-да. Краше в гроб кладут. Впрочем, вполне соответствует внутренним ощущениям.

– Слушай, я в этих делах не спец, ну ты бы дошла до врача, не знаю…

– До какого? Обычные разводят руками, говорят «вообще не понимаем, что происходит», а где взять специалиста по начинающим драконам – ума не приложу.

– Значит, все-таки мальчик?

– Предположительно.

– Скажешь Давыду? Он будет рад.

– И не подумаю. К нему этот ребенок отношения не имеет.

– Угу. Я верю.

– Скажем так, не будет иметь отношения юридически.

– Как скажешь. А насчет врача – есть одна идея, но она тебе не понравится.

– Все-таки готова выслушать. А то правда, что-то совсем нехорошо.

– Специалист по всяким вашим женским делам, стаж – лет так тридцать, если не больше. Плюс знает, что такое начинающий дракон на собственном опыте.

– А в чем подвох?

– Сама не догадываешься? В том, что за последние сорок лет в Левантии родился только один дракон – и он тебе хорошо известен. Ну как? Готова увидеться с его ближайшей родственницей, такой же заложницей своего сына, как и ты?

– В последнее время у меня слишком мало ситуаций, подразумевающих выбор. Буду благодарна, если сводишь меня к ней.

– Сегодня часов в шесть вечера. У ДавыдЯныча как раз будут дела в городе, так что дома мы его гарантированно не застанем. И не нервничай, Белка – потрясающий человек!

– Белка?

– Бэлла Моисеевна, извини, Шорина. В общем, до вечера. И это… береги себя, пожалуйста.

Когда вечером Арина вышла из каретного сарая, Моня уже ждал ее на крыльце.

Идти оказалось недолго – если дворами, так вообще ерунда. Затерянный в глубине квартала трехэтажный серый дом, весь оплетенный девичьим виноградом, стоял покоем, как стол на свадьбе. Во внутреннем дворе сохло белье, резвились дети, какой-то шелудивый пес деловито разведывал подступы к помойке. За столиком под навесом чисто мужская компания азартно резалась в карты. Из открытых окон слышались обрывки слов, гитарные переборы, хрип радиоточки и звон посуды.

Этот дом был совершенно не похож на Аринин, но выглядел таким уютным, что казался почти родным.

Они поднялись на третий этаж, Моня позвонил в один из звонков условным сигналом: короткий, длинный, три коротких, длинный.

Открыла им маленькая тонкая огненно-рыжая женщина в уютном домашнем платье.

– Моня, извини, денег нет, так что не больше полусотни, причем с отдачей, – сказала она с порога тихо, но молодо и звонко.

– Я по другому делу, – промурлыкал Цыбин, – вот, коллеге надо помочь.

Он пропустил Арину вперед.

– Я тебе сколько раз говорила, что я такими вещами не занимаюсь?

– Да тут другое! Проконсультировать, подсказать. Почему вы обо мне всегда так плохо думаете?

– Потому что хорошо тебя знаю. Иди чаем распорядись. Ты знаешь, где там что.

– Да я на минуту. Так что если удостоите меня разговором тет-а-тет, убегу после него немедленно.

Арина в каком-то полусне пошла за рыжей – и очутилась в темноватой комнате, заставленной книжными шкафами, с круглым столом, покрытым бархатной скатертью, с пухлым диваном, с фотографиями на фоне выцветших обоев… И опять, все это было совершенно не похоже на квартиру Арининых родителей, но ощущалось настолько своим, настолько уютным…

Раздражал только легкий запах шоринского одеколона – от него слегка мутило.

Рыжая вышла из комнаты, а Арина стала рассматривать фотографии: Давыд с какой-то девушкой, явно на маскараде – он в черкеске с газырями, с длинными подкрученными усами и накладной бородой, она – в вышиванке, смеется, запрокинув голову. Как же похожа на эту рыжую.

Арина еще раз посмотрела на фото – да, это рыжая, как там ее Моня называл? Белка?

Получается, что с бородой – не Давыд. Его отец?

На другой фотографии маленький мальчик в матроске обнимал грубо сделанную деревянную лошадку. В руке у мальчика была такой же топорной работы сабелька, но видно было, что малыш гордится своими сокровищами. И рядом – тот же мальчик, но уже взрослый, такой знакомый и родной, рядом с живой лошадью чистит настоящую саблю с таким же гордым видом.

Сколько ему тут? Лет двадцать? Шейка еще тоненькая, как у подростка, усишки перышками… Птенец дракона.

Арина вздохнула – и почувствовала, что в комнате очень жарко и душно.

У Арины начало темнеть в глазах – и она присела на диван. Она не заметила, как вернулась Белка.

– Да ты вся горишь, деточка, – рыжая дотронулась запястьем до лба Арины, так же, как это делал папа, и больше никто – остальные трогали лоб ладонью или губами. – Ты больна?

– Нет, это он… – Арина погружалась в тошнотворную, пропахшую одеколоном темноту, слова ей давались с трудом. Она показала рукой себе на пока еще впалый живот.

Она очнулась от резкого запаха нашатыря. Увидев, что Арина открыла глаза, рыжая убрала пузырек – и протянула Арине стакан с коричневой жидкостью.

– Вот, выпей. Ты не против травок?

– А что там?

– Липовый цвет, подорожник, мята, ромашка… Ну и еще десяток. Я потом напишу тебе рецепт.

– Это не повредит малышу?

– Нет, что ты. Пей давай. Я только этим отваром и спасалась. Свекровь покойная рецептом поделилась. А с нею – ее свекровь…

Арина выпила горячий отвар – и темнота отступила, в ушах перестало гудеть, прошла противная дрожь в коленях.

Внезапно пришел голод – мучительный, до тошноты.

– Смотрю, подействовало, – улыбнулась рыжая. – Хочешь немного бульона с сухариком?

Арина слабо улыбнулась и закивала.

Бульон был невозможно вкусным – Арине казалось, что она проглотит ложку. Когда у нее последний раз получилось нормально поесть? Неделю назад? Больше?

– Ну вот и умничка, – улыбнулась рыжая, когда Арина доела. – Меня Бэлла Моисеевна зовут, а тебя?

– Арина… Качинская, Арина Павловна.

Женщина повернула Арину лицом к свету.

– Так ты же Павы Качинского дочка? У которого клиника на Конной?

– Ну… да. Была.

– Ох, бедная девочка. Знаю про Паву с Витой. Как сказали мне – побежала туда, но поздно, конечно…

Арина опустила глаза.

– Я ведь дружила с твоим папой. Ну как дружила. Мы вместе учились, потом он за мной ухаживал. Красиво, с цветами, со стихами… Наши родители уже к свадьбе готовились, но тут в мою жизнь ворвался Ян. Твой папа был абсолютно замечательный, но такой… обычный, спокойный. А с Шориным все было, как в романе. Я же совсем молоденькая была, так что не устояла…

– А папа что?

– Страдал, плакал, дежурил у моего крыльца. Только Шорин к крыльцу не подходил – подъезжал на лошади к моему окну – и похищал прямо с подоконника. Каждый раз.

Арина улыбнулась, представив себе Давыда, только с завитыми вверх усами, похищающего юную ярко-рыжую девушку из окна. И своего папу, молодого, как на снимке из альбома, в черной бархатной курточке и нелепом галстуке, мнущегося с букетом на крыльце.

– А на нашей свадьбе Пава бил рюмки.

– Никогда бы не подумала, что папа мог что-то разбить. Он же тихий и аккуратный… был.

– Он тихо и аккуратно брал рюмку – и отламывал ей ножку. Даже не глядя. Задумавшись. И так одну за одной. Очень переживал. Но вскоре нашел хорошую девушку Виту – и вполне утешился. Они ведь хорошо жили, да? Мы как-то перестали общаться после их свадьбы…

Арина горько усмехнулась.

– Да, вполне. Мирно, тихо, с цветами и стихами. Жили счастливо и умерли в один день…

Бэлла Моисеевна обняла Арину за плечи.

– Подумать только, у меня могла бы быть такая доченька. Ты очень похожа на Паву, знаешь?

– Да, мне говорили.

– Он всегда хотел дочку Ирочку. «Сиреневое имя»

– Угу. «За то, что май тебя крестил»…

– Жаль, Пава до внучка не дожил. Он был бы идеальным дедушкой.

Арина кивнула.

Бэлла взяла ее за руку.

– Мне неудобно спрашивать…Но, если я правильно понимаю, твой ребенок – Особый. И не просто Особый…

– Да, вы правильно понимаете. И да, в Левантии не так много драконов, чтобы ваш следующий вопрос имел смысл. И нет, это не накладывает на вас или вашего сына какие-либо обязательства. Наоборот, буду благодарна, если Давыд исчезнет из моей… из нашей жизни.

– Погоди, Давыд в курсе?

– Более чем.

Арина рассказал все: и о проклятье, и о том, что случилось в день ее рождения, и о разговоре со Станиславом, и о жалких попытках Шорина как-то все наладить…

– Ох, ну и заварили же вы кашу… – Бэлла задумалась. – Но подумать только – у двух моих любимых мужчин, у Павы и Яна, будет общий внук.

Она улыбнулась мечтательно, но потом посерьезнела.

– Ты пока не руби с плеча, подумай. Давыд – не такой плохой человек, хотя мне стыдно за этот его поступок. Не так я его воспитывала.

– Я просто никак не могу понять, почему он так поступил.

– Он тебе не рассказал? Испугался.

– Что я его брошу? Не смешите. Роль печального Пьеро – не в его стиле.

– Что умрет, не оставив наследника. Что прервет линию драконов Шориных.

– Ах да, Шорины не доживают до сорока…

– Не доживают. Я смотрела в архивах. Последние восемь поколений – точно, а дальше документов не сохранилось. И после того, что ему Зиновьич наговорил… Кстати, откуда ты его знаешь?

– Работали вместе.

– А я с ним учиться начинала. Он дальше пошел… Въедливый.

– Не то слово. Так что он сказал Давыду?

– Черт его знает. Давыд так и не рассказал. Но приехал весь потерянный. Судя по всему – дела там плохи…

– Вы так спокойно об этом говорите…

– Человек ко всему привыкает. Когда я получила первую похоронку на Давыда, думала, сама умру от горя. Когда вторую – поняла, что так просто его не возьмешь. На четвертой уже смеялась. А всего их было восемь.

– А теперь…

– А теперь вот, считай, предупредили заранее. Очень любезно. Будем жить каждый день, как последний, – а так поглядим. Может, опять ошибка.

Бэлла обнимала Арину за плечи и тихо покачивала туда-сюда. Арина пыталась не расплакаться.

Она была дома. Она была не одна. И впервые за много лет ей было тепло.

Они еще посидели, выпили чаю.

– Давыд, наверное, скоро придет, не хотелось бы с ним тут столкнуться, – засуетилась Арина.

Ей никуда не хотелось идти, но она чувствовала, что чем дольше остается, тем труднее будет покинуть эту уютную комнату.

Бэлла легко подскочила:

– Давай я тебе травок отсыплю, заваришь. У тебя есть что-нибудь типа фляжки, чтоб с собой отвар носить? Как голова закружится – делаешь глоточек. И перед едой.

– Спасибо! – Арина спрятала в сумку сверток с травами.

– Прости, не мое дело, но если не возражаешь – я бы тебя понаблюдала. Не против забегать ко мне раз в неделю-другую?

– Буду рада. Сколько вы хотите за визит?

– Ирочка, ты меня обидеть хочешь? С Давыдом ты можешь не иметь дел, но все-таки я считаю твоего ребенка своим внуком. А брать деньги с собственного внука – как-то… Странно. Ладно, беги, жду тебя на той неделе.

Суета сует

Август 1947

Шорину исполнится тридцать семь только осенью, значит, до сорока еще больше трех лет. Три года – это тысяча девяносто шесть дней. Благодаря урокам бабушки Фаины на Южном кладбище, Арина умела считать такие вещи быстро…

Очень мало. И с каждым прожитым днем остается все меньше. Арине, право же, было, чем заняться, кроме бесполезной математики.

Но постоянно где-то на краю зрения пересыпалась тонкая пыль в песочных часах. Чуть меньше наверху – чуть больше внизу.

– Это вот просили передать, – Шорин подошел с какими-то бумагами.

Арина протянула руку – и их руки соприкоснулись. Всего на мгновение – но Арина почувствовала, будто по телу пробежала электрическая искра.

Она подумала, что прогнала Давыда из-за глупой позы, из-за собственного дурацкого страха. Что любит его больше жизни. Что хочет быть с ним каждый момент своего существования. Что мечтает готовить ему завтрак, стелить постель и расчесывать его длинные черные волосы перед сном.

– Убью, скотина! – голос Цыбина вывел Арину из сладких грез. – Ты совсем идиот или притворяешься?

– Я хотел… Ну… Ладно, для простоты – совсем идиот, – признал Давыд, пряча глаза от друга.

– Арин! Если он тебя еще раз подчинить попытается – бей вот сюда. У него там точка чувствительная, – Моня показал, куда бить прямо на Давыде.

– Монь! Ну ты меня пойми, она со мной не разговаривает, не дает возможности все объяснить.

– А тут и объяснять нечего. Смирись. Все. Эта женщина никогда не будет твоей. Имей мужество это признать.

– Раньше ты был на моей стороне.

– Вот именно потому, что я на твоей стороне, я говорю – отстань от человека. Я понимаю, ты ни в чем не виноват, просто выполнял приказ. Родина сказала – нужен дракон, ты и побежал. Но попробуй как-то, что ли, отвечать за свои действия. Понимаю, на войне было легче – там за твои поступки отвечали другие, даже когда ты действовал, ни с кем не посоветовавшись, просто потому что вожжа под хвост попала. А вот в мирной жизни, прости, такое не работает.

– Ну ты-то хоть дай все объяснить спокойно.

– Прости, неинтересно. Но могу дать дружеский совет.

– А давай.

– Мотай отсюда, куда хочешь. Вернее – куда родина пошлет. Вон, в Одессе сейчас один твой знакомец военным округом командует. Тот самый, которому ты обещал…

– Ну не при дамах же! – Шорин, кажется, был на пределе.

– Напомни ему, может, он до сих пор мечтает… – так же невозмутимо продолжил Моня. – В общем, проваливай.

– Может, не надо? – неожиданно для себя взмолилась Арина.

– Он опять мутит? – Моня был готов драться.

– Монь, да не мутит он. Ну просто… ну это мое дело, не твое. Извини. Ты очень мне помог, но вот давай я сама? Ну правда…

– Я вообще ни во что не вмешиваюсь. Ваши дела – так ваши дела, творите что хотите, хоть на голове стойте, – клокотал Моня, закрывая за собой дверь Арининого кабинета.

– Вас, товарищ Шорин, я тоже не задерживаю, – Арина углубилась в бумаги.

Она не понимала себя, не понимала происходящее, не понимала, как жить дальше. Надо строить какой-то мир. Не для себя, для ребенка. Она сама уже почти привыкла к пустоте вокруг и внутри.

Есть работа, есть кладбище, есть вечеринки у Мони – и это камушки, по которым прыгаешь, чтобы окончательно не упасть в холодное звенящее ничто.

Она взяла чистый лист бумаги и принялась составлять список всего, что необходимо для нормальной жизни.

И не могла составить. Просто не помнила, как оно бывает. Вот стол – он нужен? Если дома не работать, если есть можно на подоконнике… Или вот кровать. Нужна – или хватит просто матраса на полу? И что нужно для ребенка? Непонятно. И непонятно, где брать это все по списку. Голова и так кружилась (Арина отхлебнула из фляжки чудодейственного Бэллиного отвара) – а теперь еще принялась нещадно болеть. Арина выкинула так и не дописанный список в корзину – и вернулась к работе.

А через пару дней ее снова вызвали в барский дом.

– Здравствуйте, Ирэна Павловна, – широко улыбнулся Станислав Ростиславович, гостеприимно указывая на кресло.

– Арина.

– Ах, да, знаю-знаю, ваши родители поменяли вам имя, чтобы, так сказать, было ближе к народу.

Арина молча кивнула. Станислав Ростиславович подошел к окну – и стал романтично вглядываться куда-то вдаль.

– А вы знаете, Ирэна Павловна, что когда Россия захватила эти земли, их называли Понизовье? Кстати, первые упоминания найдены…

– В буллах римского папы одиннадцатого века, знаю эту байку. «Когда Папы жили еще не в Авиньоне, а в Риме».

Ее до зубовного скрежета раздражала манера Станислава Ростиславовича говорить как бы ни o чем, изображать светскую болтовню – но при этом вести разговор к какой-то цели, не понятной собеседнику.

– Вольная страна. Говорят, многие пиратские суда ходили под флагом Понизовья. Богатая страна. Торговали с половиной мира. Счастливая страна. Много веков без войн и эпидемий… – Станислав Ростиславович блаженно прикрыл глаза, затем резко распахнул. —А потом кто только не захватывал этот райский уголок. Эту байку вы тоже знаете?

– Слыхала…

– А слыхали ли вы, что во время оккупации и после в Левантии и окрестностях появились объединения людей, желающих восстановить былую независимость Понизовья? И что люди эти и сейчас от своих планов не отказались?

– Ну, если им рекламировали Понизовье так же, как вы мне сейчас, – не удивлюсь.

– А не высказывал ли подобные идеи кто-нибудь из ваших знакомых, может, близких?

– Вы, только что.

На мгновение лучезарная улыбка Станислава Ростиславовича пропала у него с лица, сменившись злобным оскалом. Но он тут же совладал с собой.

– А кроме меня? Ведь идея, согласитесь, выглядит заманчиво, – мягко продолжил он.

– Возможно. Но пока не слышала… кроме как от вас.

– А Давид Янович ничего похожего не говорил?

– Вы в курсе, что я не общаюсь с Давыдом Яновичем.

– Ну и прекрасно. Не смею вас больше задерживать, – улыбнулся Станислав и открыл дверь.

В этот раз на Аринин звонок открыла не сама Белка, а ее соседка – худая старуха с поджатыми губами и толстым полосатым котом на руках. Арина вспомнила про войну Шорина с этим котом – и улыбнулась.

– Бэлла Моисеевна за этим своим уродом убирает. Абсолютно аморальный тип, ненавидит моего Тимошу, да к тому же еще и нечистоплотен, – сообщила соседка.

Арина хотела уже извиниться за Давыда, но подумала, что раз не имеет к нему отношения, то и извиняться было бы глупо. К тому же заподозрить Давыда в нечистоплотности она бы не смогла. Белка мыла пол, шепотом ругая «наглое грязное животное». Арина даже захотела вступиться – ну, бывает, может, напился человек, что уж сразу так?

Но тут к ней выбежало нечто черное, лохматое, ростом в половину соседского кота.

– Вот. Приволок. А это наглое грязное животное сначала украло котлету, а потом наделало лужу прямо посреди комнаты, – вздохнула Белка, распрямляясь. – Тебе говорю. Глаза бесстыжие!

Лохматое завиляло хвостом, из чего можно было сделать вывод, что, скорее всего, в будущем оно станет собакой.

– Шел мимо речки, увидал – какие-то ребята утопить пытались. Пристыдил, отобрал… Сказал, мол, и так смертей слишком много – дайте хоть ему пожить по-человечески. Теперь вон вытирай за ним… Позорище хвостатое.

Арина погладила щенка, и он облизал ей руку.

– Дода с детства о собаке мечтал. Он вообще зверушек любит, – Бэлла закончила с полом, вымыла руки и теперь наливала Арине чай, – но вот только сейчас дорвался.

Она протянула под стол кусочек печенья. Снизу благодарно зачавкали.

– Дода решил, что заведет собаку, как только папа с войны вернется. На следующий же день пойдут вместе на Конный рынок – и купят самого красивого щенка.

– Он так и не вернулся?

– Возвращался… пару раз. На день, на неделю. И три раза на долечивание – но тогда не до того было.

– И он все надеялся?

– Придумал себе отца и верил в него, как в бога… «Папа то, папа это». Спрашиваю его, какую кашу на завтрак будет – а он: «А какую папа больше любит». Во всем мечтал быть как папа. А когда в Додины двенадцать отца не стало, заявил, что теперь он – старший Шорин и будет обо мне заботиться…

Белка отвернулась и украдкой промокнула глаза платком.

Щенок выскочил из-под стола, где мирно спал, и бросился к двери, отчаянно виляя хвостом.

Через несколько секунд на пороге показался Шорин. Он опустился на колено и принялся ласкать щенка. Тот повизгивал от восторга.

– Варяг! Глянь, какую я тебе обновку купил! – Шорин достал из кармана тоненький ремешок с ошейником размером с браслет от часов, – будешь как серьезный пес гулять. Все окрестные собаки обзавидуются.

Он поднял глаза – и увидел Арину.

– Я пойду, – севшим голосом сказала она Белке.

И вышла, пройдя мимо Давыда, стараясь не смотреть в его сторону.

Наутро Моня форсил здоровенным фонарем под глазом. Каждому интересующемуся он выдавал свою версию – впрочем, такую же неправдоподобную, как другие.

Арине же врать не стал.

– Да из-за тебя, можно сказать. Шорин прознал, что это я тебя к Белке отправил. Сначала врезал, потом стал выяснять, зачем. Потом извинялся, мол, дурное предположил. Из него выйдет неплохой отец, заботливый, – неожиданно закончил свою речь Моня, запудривая синяк.

– Да уж. Главное качество заботливого отца – сначала руки распускать, потом интересоваться, что случилось.

– Я не лезу, это не мое дело, я не лезу, это не мое дело, – на какой-то модный мотивчик напел Моня, продолжая гримироваться. – Ладно, все, не вмешиваюсь. Ты лучше скажи – в таком виде можно девушке показываться, или лучше не надо?

– Лучше не надо… – вздохнула Арина. – Тебе не к лицу.