Текст книги "Место встречи - Левантия (СИ)"

Автор книги: Варвара Шутова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Взлет и падение

– «Прибыла в Одессу банда из Ростова», – задумчиво напевал Яков Захарович, заходя в Особый отдел.

Арина, зашедшая стрельнуть у Лики папиросу, замерла. Яков Захарович пел редко – и только когда был очень невесел. Причем предпочитал мелодии из опер. А уж если он дошел до хулиганских песен…

– В общем, товарищи особисты, я получил пренеприятнейшее известие из Одессы. К нам едет, – Яков Захарович посмотрел на часы, – а скорее всего, уже приехала одесская банда. Страшные люди. Действительно страшные – местные бандиты их боятся. Там все – Особые. Причем не меньше тройки. Они не ради выгоды, они ради куража людей убивают и грабят. Развлекаются так. Где они будут жить в Левантии – черт их знает. Есть только портрет их главарши. Вот, любуйтесь.

Он достал фотографию женщины лет тридцати пяти, яркой брюнетки с большими глазами, тонкими губами и крючковатым носом. Дама смотрела в объектив дерзко и прямо, в душу заглядывала.

Лика сверлила глазами фотокарточку. Она побледнела, ноздри у нее дрогнули.

– Фимка Элиади! – прошипела она.

– Да, – Яков Захарович, кажется, ничего не заметил, – так и написано: Элиади Ефимия Анастасовна, она же Чума. Ну раз дама вам знакома – больше ничем помочь не могу. Только удачи пожелать. Судя по письму, она вам понадобится. Да, и еще. Хорошо бы взять живой.

Когда за Яковом Захаровичем закрылась дверь, Лика обрушилась на стул и закурила, не замечая скривившегося Шорина.

– Ты с ней знакома? – Моня заботливо плеснул в стакан коньяку и подал Лике.

– Учились вместе. Потом на войне… встречались, – Лика залпом влила в себя коньяк и запила остывшим чаем.

– По разные стороны?

– Нет, ну что ты. По одну. Но лучше бы по разные.

Лика начала свой рассказ.

Любой Особый рангом выше тройки – военнообязанный по умолчанию. Чем выше ранг – тем с более юного возраста. Тройки – с шестнадцати, драконы – с двенадцати.

Много есть дел для ведьмы на войне.

Ликина эскадрилья в бумагах именовалась «особыми частями воздушной обороны». Самолет стоит дорого. Это ценный алюминий, сталь, множество рабочих часов. Если самолет разобьется – полбеды, а вот если угонят его немцы себе – то у нас будет на один самолет меньше, а у них – на один больше. Для этого и взлетали в небо девочки Лики, выставляя заслоны. Гибли десятками, сотнями – но это самолет стоит дорого, а простая деревенская ведьмочка – так, мелочевка.

Были задачи и посложнее. Несколько раз даже сами захватывали вражеские самолеты – и вели до наших аэродромов. И в разведку летали. И картографам, бывало, помогали. Но главное – заграждение.

Ликиных девочек называли мотыльками. Потому что рядом с огромными машинами казались они невесомыми. Потому что парили. Потому, что мало кто из них жил после попадания в эскадрилью больше месяца.

Лика старалась сберечь своих девочек как могла. Снова и снова пыталась рассчитать безопасные места, отрабатывала с ними приемы… Это продлевало жизнь на дни, иногда – на недели. Не больше. Лика рычала и плакала в бессилии.

А вот у Фимы в эскадрилье порядки были иные. Ее девочки могли купить себе жизнь. И не жалкие дни, а месяцы и годы. Одни говорили, что Фимка берет золотом, другие – что привечает красивых и покорных, третьи – еще что-то придумывали… Лика не знала правды. Знала только, что вокруг Фимы постепенно образовалась компания из девушек, находящихся в эскадрилье не первый год. И ни разу не летавших в заслоне. Не обласканные Фимкой девочки погибали быстро. Очень быстро. Редко кто из них доживал до своего третьего вылета.

Не сказать, чтоб Фимины фрейлины скучали. Как только появлялась возможность «сделать красиво» – скажем, угнать немецкий самолет с ВПП, предоставив «расходному материалу» разбираться с разъяренными немцами, – за дело брались именно они. И, хотя не брезговали мародерством, получили за свои проделки достаточно наград.

Что с ними стало после войны – Лика была не в курсе.

– Значит, женская банда… Оригинально, – протянул Моня озадаченно. – И где их искать?

– Троицкая, 11, – отчеканила Лика. – У нее тетка там жила.

– Думаешь, приехала в гости к любимой родственнице?

– Почти. Она все училище мечтала, как тетка наконец-то помрет – и оставит ей свое золотишко. У нее муж ювелир был – делал какую-то неимоверную красоту по индивидуальному заказу.

– Ну и славненько, – улыбнулся Моня, – командуйте.

Арина глазом моргнуть не успела, как Лика превратилась в себя прежнюю. Растрепанная, с горящими глазами, она бегала по всему УГРО, раздавала короткие распоряжения, инструктировала рябчиков, в общем, вела бурную деятельность, заражая окружающих каким-то ликующим энтузиазмом.

Моне и Давыду же сказала коротко: «Сейчас идете выспаться. Завтра сидите тут, может, понадобитесь». Арина не успела этому удивиться, как тут же Лика заявила, что сама Арина ей понадобится на операции, пусть будет готова.

– Вот все не могу понять – если Лика будущее видит, что она всегда так туманно говорит? – Арина поймала Моню уже на выходе. Он с серьезным лицом шел выполнять команду «спать до завтра».

– Сейчас попытаюсь сформулировать, – Моня достал папиросу, – сложно это. Ничего мы на деле предсказать не можем. Ну то есть, чтоб сбылось. Но вот… Наверное, ближе всего будет – «сердцем чуем». Вот я тебе могу сказать, мол, сделай то, что скажет Лика, но что она скажет – не представляю.

– Ну я и так, в общем-то, не собираюсь с нею спорить.

– А стоило бы, – Моня бросил недокуренную папиросу. – Шорин! Пошли! Начальство сказало «баиньки» – так что будь любезен исполнять.

Арина ушла к себе, чтобы лишний раз не встречаться с Давыдом.

В катафалке Лика сидела молча. Все попытки выяснить у нее хоть что-нибудь успеха не имели. Рябчики, веселые и возбужденные, принялись трещать между собой. Кто о девушках, кто о шмотках, кто о кино. Арина сидела у окна и полусонно разглядывала улицы Левантии. Вспоминала какие-то мелочи. Как первый раз ехала на труп – и хотела на каждом перекрестке выскочить из машины – то потому, что боялась не суметь, то – чтоб похвастаться, мол, она теперь не просто так – а настоящий эксперт. Или как вон в том магазине на углу папа покупал ей ботинки. Года в три, наверное. Тоже было лето, все окна настежь – и маленькая Ирэна не долго думая выкинула туфельку за окно. «Ирэночке срочно нужны новые ботиночки, эти ей не нравятся!» – закричал папа – и повез ее в магазин. Долго выбирали новые – и купили целых три пары, потому что Арина прижала их к себе – и не давал забрать. Лучше всего

запомнился вкус новых кожаных ботиночек – чуть кисловатый и сытный. А потом папа отвез ее в фотографию – и на стене долго висела карточка, где Арина с наспех повязанным бантом сидела в окружении двух плюшевых медведей.

Сейчас вместо обувного был продовольственный, а вместо фотографии – ремонт обуви. Арина сама не заметила, как уснула. А катафалк все ехал и ехал.

– А мы не слишком долго едем? – спросила Арина, проснувшись и обнаружив за окном девятый дом по Троицкой улице.

– Ребзя, точно, час уже тут торчим! – один из рябчиков удивленно поглядел на часы. Арина пробралась к Вазику.

– Чертовщина какая-то, – вздохнул тот, – бензина нажег на год вперед, вроде еду, а пейзаж за окном не меняется.

Они услышали, как Лика громко чертыхнулась.

– Вазик, останови! – скомандовала она. – А ты сбегай к ближайшему автомату. Телефон розыска знаешь? Позови Мануэля Соломоновича, скажи – на щит наткнулись. Арин, встретишь их?

Арина пожала плечами и вышла из катафалка.

Серебристый мотоцикл Шорина показался быстро, как будто ждал неподалеку. Моня с Давыдом спешились, переглянулись.

– Барахло, а не щит. На три угла. В смысле, три бабы, простите, дамы держат, одна – за ними приглядывает. Та, которая приглядывает, – самая сильная, – Шорин говорил небрежно, но было заметно, что он сосредоточен. – Смотри, какой красивый домик напротив. Как раз подойдет.

– Вполне, – улыбнулся Моня, – Арин, ты спрашивала, как драконы работают. Сейчас есть шанс посмотреть на работу дракона своими глазами.

– Спасибо, насмотрелась, – поджала губы Арина.

– Ну неужели не любопытно? За билет денег не беру, твою безопасность гарантирую.

– Ну давай.

Дом восемь, стоявший напротив одиннадцатого, судя по всему, перенес пожар и был признан неподходящим для жилья. Так что обитателей в нем не было, стекол в окнах – тоже. На третьем этаже над улицей нависал весьма изящный балкончик, поддерживаемый двумя малообаятельными кариатидами. Моня показал на него, Давыд кивнул – и парочка, а за ними Арина, Лика и один из рябчиков в роли связного, последовали в парадную.

Про этих кариатид по Левантии ходила малопристойная легенда. Ровно напротив, на одиннадцатом доме, тоже на третьем этаже, был точно такой же балкончик – но уже поддерживаемый атлантами. Говорили, что весьма знатные влюбленные (тут сплетники называли множество фамилий) перелезали с балкона на балкон по перекинутой доске, скрываясь, соответственно, от мужа одной и жены другого.

– Единственное, дамы, прошу тут не курить, – сказал Давыд на ходу, прыгая через три ступеньки, – мне сосредоточиться надо, а запах очень отвлекает.

Арина с Ликой кивнули.

– Арин, – шепнул ей на ухо Моня, – ты, когда все это будет, приглядывай за ним как врач. Но если что – не к нему, а ко мне. Его нельзя отвлекать.

Проходя через анфиладу комнат третьего этажа, Моня подобрал почти не обгоревший матрац – и расстелил его на балконе.

– Прошу! – указал он Шорину несколько театральным жестом. Шорин лег, потянулся и закрыл глаза.

– Он тут что, спать будет? – шепнула Арина Цыбину.

– Ну, почти.

– А я думала – драконы красиво воюют. Дым, огонь – и посередине змей в блестящей чешуе.

– Знал бы – фейерверков бы припас. Ради зрелища. Не, никакой чешуи – обычный человек.

– А почему тогда дракон?

– Ну… Сильный, огненный… Плюс раньше они к драгунским полкам приписаны были. Чтоб передвигаться быстрее. Драконы-драгуны. Похоже. Ты смотри, сейчас интересное начнется.

Глаза Давыда под веками вдруг начали бешено метаться. Он заскрипел зубами, сжал кулаки и выгнулся, как в припадке. Закричал, завертелся. Арина хотела броситься к нему – но Моня удержал, кивком головы показав, что все в норме.

Шорин взревел, весь напрягся – и резко открыл глаза.

– Готово, – сказал он устало, – а разговоров-то было…

– Ты ляг, поспи часок, – заботливо захлопотал вокруг него Моня, подавая фляжку.

– Не поверишь, я в порядке. А для тебя дельце есть. Там девочки, три штуки, которые щит держали. Их бы успокоить малость. А то сейчас в себя придут – бузить будут.

– Это мы запросто, – улыбнулся Моня.

Он закрыл глаза, сосредоточился… Из парадной дома напротив выскочила девушка. С такого расстояния Арине показалось, что на ней та самая шляпка, которую ей когда-то притащил Ангел. Наверное, ошиблась – видно через зелень растущего в палисаднике каштана было так себе, и сама Арина особой зоркостью не отличалась. Да и мало ли в Левантии похожих шляпок?

Моня сложил большой и указательный пальцы в колечко – и показал товарищам.

– Одна сбежала. И на ту, которая щит не держала, силенок не хватает.

Арина удивилась: она знала этот жест – так американцы показывали, мол, все в порядке. При этом скалились в улыбке и говорили «хоккей». Какой же тут хоккей, если силенок не хватает? Но, кажется, Давыд с Ликой поняли, что хотел сказать и показать им Моня.

– Я вот, кстати, нет, – улыбнулся Лике Давыд, – хочешь, с вами пойду?

Лика медленно покачала головой.

– Я пойду одна.

– Сдурела? – поинтересовался Моня светским тоном.

– Я должна. Мы все-таки подруги… дружили. Если сейчас попытаемся вломиться всей ордой – она перестреляет нам половину рябчиков. А я попытаюсь ее уговорить. Пообещаю, что не допущу высшей меры, что… Ну, там посмотрим.

– Ты, конечно, начальство, тебе решать, но, по-моему, это дурь, – разозлился Шорин.

– Ты прав. Но я не могу не пойти.

Шорин хотел что-то возразить, но Моня мягко отодвинул его в сторону. Арина видела, как блестят глаза у Лики. Да, отговаривать ее было бесполезно.

Дверь хлопнула. Арина выскочила на балкон и смотрела, как Лика, такая хрупкая в своем сером платье с белым воротничком, пересекает залитую солнцем мостовую Троицкой улицы. Как скрывается в темной парадной.

На балкон вышли Давыд и Моня. Цыбин достал из кармана складной театральный бинокль с перламутровой ручкой – и пытался что-то разглядеть через грязные окна дома напротив.

Не спрашивая разрешения у Шорина, он закурил. Тот отодвинулся чуть в сторону, но ничего не сказал.

На балконе с атлантами показалась Лика. Она подняла руку и показала такой же хоккей, как показывал Моня.

Вздрогнув всем телом, она сделала шаг вперед – и тогда даже Арина заметила, что за спиной у Лики Фима держала финский нож у Ликиного горла.

– А вот руками махать не надо, – сказала она, вроде бы, довольно тихо – но Арина услышала, как будто говорили у нее над ухом.

Фима ткнула Лику кулаком чуть ниже плеча. Раздался тихий хруст – и рука Лики повисла плетью.

– Ключица, – прошептала Арина. Моня дернулся бежать вниз.

– Стой! – крикнула Лика. Моня замер.

– Тебе слова не давали, – услышала Арина голос Фимы.

И финский нож запорхал по лицу Лики, оставляя порезы на щеках, лбу, носу и подбородке.

– Но она дело говорит, белобрысый! Дернетесь – прирежу ее.

Моня стал белее своей рубахи. Шорин вцепился в ограждение балкона.

Фима снова приставила нож к горлу Лики. Другой рукой она залезла к ней в сумочку, достала наручники и приковала Лику к балкону.

– Ну все, пока, не хворайте, – Фима махнула платочком.

Арина не могла понять, куда собирается Фима. Но тут снизу, с улицы на уровень третьего этажа взлетел мотоцикл Шорина. Фима прыгнула в седло.

В ту же секунду Давыд одним движением забрался на ограждение – и прыгнул с него.

Он мертвой хваткой вцепился в плечи Фимы. Та закладывала крутые виражи, ныряла вниз и свечкой взлетала, пытаясь сбросить с себя Шорина. Но он все-таки сумел оседлать мотоцикл за спиной у Фимы. И достал пистолет.

– Идиот! Застрелишь меня – сам вниз полетишь, – прошипела Фима.

– А что, Давыд летать не умеет? – шепотом спросила Арина.

Моня покачал головой:

– Не его специальность.

Арина заставила себя оторвать глаза от страшного зрелища. Она сбежала по лестнице, свистнула ближайшего рябчика – и побежала освобождать Лику.

Они успели донести Лику до катафалка, остановить кровь и зафиксировать руку, когда раздался жуткий грохот.

Арина вскинула голову.

– Он ее оглушил. Рукояткой по голове. Прямо над крышей. Успел спрыгнуть вместе с ней, а мотоцикл упал, –  кричал Арине кто-то из рябчиков.

– Так что стоишь? Беги, помоги, – крикнула Арина.

Но Шорин уже сам вышел из дверей черного хода с перекинутой через плечо связанной Фимой.

Подскочил Моня, перехватил Фиму – и Шорин сполз по стенке.

Арина собрала всю волю в кулак, чтоб не броситься к нему, бледному до синевы. Впрочем, рябчики дотащили всех до катафалка – быстро и бодро.

– Простите, товарищи, вам придется пешком, – сообщила рябчикам Арина, – у нас тут раненый и опасный преступник.

– Да мы понимаем, прогуляемся, тут недалеко, – нестройно ответили те. В катафалке Арина все-таки не удержалась.

– С ним все в порядке? – спросила она у Мони, – или как там у вас, хоккей?

– Устал. Сутки проспит, потом кукситься будет… какое-то время, – вздохнул Моня. – А хоккей-то тут причем?

– Ну вы пальцами так делали, – Арина показала, как именно.

– А, это другое. Показываем, мол, «я на нуле, мутить не способен».

– Давыд! – невнятно пробормотала Лика, стараясь не шевелить изрезанными губами. – Я теперь твоя должница. Говори, что хочешь.

– Убеди вон ту дуру выйти за меня замуж, – так же тихо шепнул ей Давыд.

– Не обещаю, но попробую.

– Лика, пожалуйста, не болтай, тебе вредно, – Арина сама испугалась своего голоса, насколько громче он звучал, чем голоса Давыда и Лики, а потом добавила тихо: – Я согласна.

Часть 2. Дракон. Свадебный переполох

– Ты точно ординар? – Моня внимательно заглянул в глаза Арины. – Мне, чтоб этого к жизни вернуть, все силы нужны были – а ты разок ему улыбнулась – и он бодр, весел, скачет козлом, требует у меня устроить шикарную свадьбу.

– Дарю методу. В следующий раз попробуй ему предложить руку и сердце – может, подействует.

– Пожалуй, воздержусь.

– И от шикарной свадьбы, если можно. Мы просто пойдем-распишемся – и на работу. Может, потом, в узком коллективе…

– Не выйдет. У нас с Давыдом Яновичем пари. Аж с сорок третьего года. Когда один из нас женится – другой обязан организовать ему шикарную свадьбу. Зато первый должен надеть самый нелепый галстук, который найдет.

– А меня не спросили, хочу ли я выходить замуж на глазах кучи народа за человека в нелепом галстуке?

– В сорок третьем мы с тобой были мало знакомы. Извини. В следующий раз предположим и такое развитие событий. А пока пари – это святое.

Шорин вошел какой-то чуть ли не приплясывающей походкой и как-то очень по-хозяйски поцеловал Арину в макушку.

– У тебя деньги есть? – деловито спросил его Моня.

Шорин достал из кармана портмоне.

– А сколько надо?

– Тысяч пять минимум.

Давыд погонял пальцем монетки туда-сюда.

– Нет, столько точно не будет.

– То есть ты мне предлагаешь в сжатые сроки придумать, чем накормить половину Левантии совсем без денег, да еще чтоб это было шикарно?

– Пари, брат, такая вещь – давши слово, крепись, – с деланным сочувствием вздохнул Шорин.

– Придется устраивать складчину. Ой, не люблю я это дело, – подумав, заметил Моня и неожиданно добавил: – А жить вы где собираетесь? У жениха или у невесты?

На последних словах Моня ласково погладил диван.

– У меня, конечно, если мама из дома не выгонит.

– А с чего бы ей вас гнать?

– Ну я вчера пришел… Ну как пришел – ну, ты помнишь. Разве что не принесли. Еще и глотнул на радостях. Мама спрашивает, что случилось, а я ей, мол, щит пробил, в воздухе дрался, но это все мелочи, главное – я женюсь.

– А она?

– Сказала, что я урод, что я со своими… тут слово плохое, в общем, с девушками, могу жить где угодно, а в моей комнате будет жить ее внук с Ирочкой.

– Ирочка – это я? – на всякий случай уточнила Арина.

– Ага.

– М-да, у вас семейное – сначала реагировать, потом дослушивать, – вздохнул Моня, осторожно ощупывая скулу.

– Ну прости уж. Ну да, дурак был.

– Ладно. Ты лучше скажи, к какому числу мне все это непотребство организовывать?

– Давай соображать.

Они втроем склонились над календарем. Выходило, что идеальный день для свадьбы – седьмое сентября, воскресенье. Моня со вздохом обещал управиться, Давыд уточнил у Арины, не передумает ли та к сему моменту, Арина про себя прикинула, что есть надежда не стать посмешищем из-за очевидности причины свадьбы… В общем, если не особо придираться, всех все устроило.

На ближайшем собрании Моня попросил слова.

– Товарищи! У меня приятная новость, и я надеюсь, все вы по мере сил примете участие в намечающемся мероприятии. Дело в том, что седьмого сентября наши коллеги – товарищ Качинская и товарищ Шорин – наконец-то женятся. И потому, дорогие будущие гости, прошу вас собрать все ненужные вам предметы быта, труда и обихода для обмена их в колхозах на продукты питания и отмечания.

– Шо? – переспросил Ангел.

– Кушай хорошо, – огрызнулся Моня. – Говорю, кто хочет, чтоб у этих двоих была нормальная свадьба, приносите всякое, что можно на еду поменять. Деньги тоже пойдут.

Посыпались вопросы к докладчику: что нести, куда нести, можно то, можно это – Моня охотно отвечал.

Арина под шумок сбежала на крыльцо. Через пару минут к ней присоединился Ангел.

– А вы с Давыдом Яновичем действительно женитесь? Вот прямо друг с другом? – ошарашил он Арину вопросом.

– Ну… да. Ты же слышал.

– А я смогу приходить к вам в гости?

– Конечно.

– И когда Давыд Янович будет дома?

Арина засмеялась. У них в классе каждая девочка обожала одного двух солистов местной оперы – хрупкого, чуть женственного тенора Лазоревского или мощного брутального баритона Латермана. Войны шли нешуточные. До слез и порванных чулков. Никогда Арина не думала, что кроме «лазористок» и «латерманьячек» встретит еще и заядлого «шориниста».

– Да заходи, конечно. Можешь и Наташу свою взять, будем дружить семьями…

– Она меня бросила, – с отчаяньем в голосе произнес Ангел, – вроде, все нормально было, а тут «не до тебя, дурака, я серьезными вещами занимаюсь». Тоже мне, серьезная…

– Да ладно тебе грустить, мало ли в Левантии девушек?

– Такая – одна, – убежденно и твердо произнес Ангел.

«Какой же он все-таки еще малыш!» – умиленно подумала Арина.

Вечером в кабинет Арины зашел Шорин.

– Ты долго еще? – спросил он, потягиваясь.

– Да уже все. Сейчас попью чаю – и спать лягу.

– Здесь?

– А где еще?

– Дома… Ну, у меня дома. Пойдем, у меня там комната отдельная.

– Давай после свадьбы.

– Не, ну скромность, конечно, украшает невесту, но вот так-то зачем?

– Не представляю, в каком, гм, статусе появлюсь завтра возле вашей уборной. Не хочу пересудов, а тем более – оскорблений.

– В статусе человека, который утром хочет в сортир. А мои соседи берегут свое здоровье. Поэтому делают зарядку, чистят зубы и никогда не обсуждают моих близких. Ну, кроме Варяга. Но если ты обещаешь не гонять кота Гандлевских и не грызть чужую обувь…

– Я постараюсь.

– Давай помогу тебе собрать манатки, – Шорин открыл шкаф и решительно приступил к делу.

– Мам! Познакомься с моей невестой! – крикнул Давыд с порога, опуская на пол вещмешок со всеми Ариниными пожитками.

– Ирочка! Где ванная, ты знаешь. И если отведешь туда Доду, буду благодарна. Так и не завел привычку мыть руки после работы, – спокойно сказала Белка, ставя на стол третью чашку.

Давыд не соврал – у него была собственная комната. Арина даже видела дверь туда, но принимала за стенной шкаф. Впрочем, по размеру она от стенного шкафа отличалась несильно. Кровать, узкий шифоньер, пара книжных полок, кусок одеяла, постеленный на пол, вероятно, для Варяга, – даже от этого скромного убранства в комнате было тесно. Но вместились в комнату еще и три украшения: вырезанная из старого журнала литография крейсера «Варяг» (так вот в честь кого Шорин назвал пса, поняла Арина), фотография Яна Шорина в рамке на полке и топорного вида деревянная лошадка на окне.

Но все равно Арина внезапно поняла, что она дома. Наконец-то дома. И усталость, которая копилась в ней все эти годы, навалилась – и заставила Арину расплакаться.

– Ну ты чего? – смущенно спросил Давыд, переминаясь у входа. – Ну да, так себе комнатушка, и окно на помойку. Ну ты погоди, я слышал, сейчас дом для милиционеров строят, может, нам с тобой комната достанется…

Арина не понимала, что он говорит. Она наконец-то жила. Дома. Она рухнула на кровать. Тут плакать стало абсолютно невозможно – молотя во все стороны хвостом, на кровать запрыгнул Варяг и принялся слизывать слезы шершавым языком. Вскоре они уснули в обнимку.

Утром ее разбудило рычание Варяга.

– Представляешь, он тебя от меня защищает, – захохотал Шорин, увидев, что Арина открыла глаза. – Я только руку протянул тебя растолкать – а он чуть в драку не полез. Учти, кудлатый, я ревную.

– Варенька! Иди кушать! – раздался голос Белки. Варяг тут же бросился из комнаты.

– К вам это тоже относится, – добавила Белка сурово, – а то только Варенька моей еде радуется.

– Мам, ну хватит Варяга Варенькой называть, он все-таки самец, ему неприятно, – попросил Шорин, целуя Белку в макушку и садясь за стол.

– Ирочка, садись, поешь, пока эти самцы все не слопали, – улыбнулась Белка топчущейся у стола Арине. – Тебе надо хорошо питаться. Это сейчас твоя главная обязанность. Хорошо есть и хорошо спать.

Давыд помял рукой шею.

– Это мне до февраля на полу спать? Я после сегодняшней ночки совсем деревянный.

– А то и до марта. Умей отвечать за свои поступки, – назидательно произнесла Белка.

– Я буду двигаться. Вчера как-то внезапно заснула… – потупилась Арина. – Давай разомну.

Давыд подставил плечи – и разве что не замурлыкал от удовольствия.

– Я кофе сварю? – предложила Арина, когда Давыд снял ее руки со своих плеч и поцеловал.

– Правило этого дома номер один. Готовить кофе, гладить одежду и чистить обувь здесь имеют право только мужчины. Потому что вы, женщины, в этом ничего не понимаете, – торжественно объявил он – и раскочегарил примус. – Иди одевайся, нам еще перед работой с Варягом погулять надо.

– Сейчас, только посуду помою, – отозвалась Арина так, как будто слышала эту фразу каждое утро уже много лет.

Моня постоянно забегал к Арине с какими-то вопросами, уточнениями и предложениями по поводу свадьбы. Арина отмахивалась: мол, на работе – только с рабочими вопросами. На самом деле, она не могла представить все то, что говорил Моня. Что значит – какие мелодии будет играть оркестр? Это что, целый оркестр будет играть в честь нее? Сидеть во главе стола, слушать какие-то тосты в свою честь, целоваться с Давыдом у всех на глазах – это все звучало как-то странно, как из другой жизни.

Но один из вопросов заставил Арину задуматься. «Ты уже всех пригласила, кого хочешь видеть, или мне это взять на себя?» – спросил Моня где-то между обсуждением закусок и выбором цветов на стол.

Кого она хотела бы видеть? Давыда, Белку, Моню – но они и так будут, особенно Давыд.

А кто еще? Коллеги – будут. Бывшие однокурсники… Особо близких друзей среди них у Арины не было и в годы учебы, и тем более сейчас. Сослуживцев по госпиталю? Где их искать, Арина не представляла. Александр Зиновьевич в столице, вряд ли приедет, а остальные – еще дальше, разъехались по всей стране. Разве что…

– Если ты займешься еще и моими гостями – будет здорово, – сказала она Моне, а сама побежала на кладбище.

Шла она, вроде, недолго, но мыслей передумать успела множество. Хочет ли она видеть Кирилла Константиновича на свадьбе? – Пожалуй да, но настоящего, такого, с которым она познакомилась, а не того, какого видела в последний раз, – развязного, шатающегося, странного и страшного. Как представить Кодана Давыду? Как друга, знакомого, приятеля? Не обидится ли сам Кодан, что Арина, до того почти не говорившая с ним о личном, зовет его на свадьбу?

Вопросов было куда больше, чем ответов. И перед самым входом на кладбище возник еще один – почему Арина решила, что Кирилл Константинович будет на кладбище именно в это время? Не живет же он там. И где его искать, если на кладбище его не окажется?

Но искать не пришлось – Кодан сидел на скамеечке, сколоченной Михалом, возле ручейка, разделяющего старое кладбище и новое.

При появлении Арины он встал, снял шляпу и приветливо поклонился.

– Ирина Павловна! Не ожидал встретить вас так рано! – улыбнулся он ей.

Арина почувствовала, как напряжение внутри спадает: Кирилл Константинович был рядом, и это был тот самый Кирилл Константинович, которого Арина знала. Мягкий тихий голос, скромная полуулыбка, взгляд чуть опущен и обращен куда-то внутрь.

– И я рада вас видеть, Кирилл Константинович. Как вы? Поправились?

– Благодарю вас, чувствую себя отменно.

– А что с вами было? Честно сказать, выглядели вы пугающе.

– Умоляю, не принимайте близко к сердцу. Небольшая инфлюэнца, не более…

– И такие осложнения? Вам обязательно надо проконсультироваться с хорошим неврологом. Сейчас соображу, кого вам посоветовать.

– Прошу, не утруждайте себя. Все уже совершенно прекрасно!

– Может, пройдемся? – Арина не знала, как теперь перейти к главному, и надеялась, что на ходу будет лучше думаться.

– Был бы рад, но жду уважаемого Михала Вацлавовича. Он должен мне помочь в одном деле.

– Ох, Кирилл Константинович, прошу вас, будьте осторожны. Михал – юноша увлекающийся, не все, что он делает, одобряется уголовным кодексом.

– Вы сегодня на редкость заботливы! Но позвольте вас успокоить – ничего незаконного мне не требуется. Только ответы на несколько вопросов по истории кладбища.

– Я хорошо знаю Южное кладбище – и готова ответить на любые ваши вопросы.

– Очень любезно с вашей стороны! Но тогда, боюсь, мне будет неудобно перед Михалом. А вот, кстати, и он.

Арина вскочила со скамейки – и быстро отвела Михала в сторонку. Ей наконец-то стало все ясно. Вот чем объяснялось то, что Михал с зимы не пил (Вазик подтвердил – ни капли), чем объяснялось странное поведение Кодана.

– Михал! Что вы там за дела творите? – шепнула она сурово.

– О! Мы с паном Тадеушем такое дельце придумали! Ну, то есть придумала, конечно, пани Боярская, а мы только так… Я вот – и художником и продавцом. У меня это… клиентура проверенная.

Арина схватилась за голову.

– Михал, ты хоть понимаешь, что это незаконно?

– Пани Боярская сказала – комар носа не подточит. Пан Боярский весь день законы читал, говорит – все честно. И польза людям. Не водкой же торгуем!

Арина разозлилась. Объяснять что-то этому дураку – бесполезно. Придется действовать по закону.

– Николай Олегович! Я знаю, кто в Левантии торгует наркотиками, – решительно заявила она прямо с порога, добежав до каретного сарая, как будто за ней гнались.

И принялась строчить показания.

В пятницу, 29-го августа, Моня назначил сбор вещей. Особый отдел уже с утра напоминал лавку старьевщика. Моня с видом заправского аукциониста руководил процессом.

– Пальто на вате, черное, суконное! Прекрасная вещь в хорошем состоянии! Благодарю!

– Калоши новые, парные, на красной подкладке, без монограммы! Размер – около сорокового! Замечательно!

– А это ты что принес? – вдруг закричал Моня на одного из рябчиков.

– От отца остался… У нас никто не пьет – только простаивает. Торговать-то нельзя…

Моня выхватил из рук рябчика странную конструкцию из бака и труб и прижал к себе, как младенца.– Как твоя фамилия?

– Степанов…

– Выражаю устную благодарность стажеру Степанову за экономию материальных средств! – торжественно провозгласил Цыбин и добавил намного тише: –  Сахар добавляем, водку вычеркиваем.

Ближе к вечеру имущества оказалось достаточно даже на взгляд Мони.

– А можно я вам… себя сдам? – тихо спросил Цыбина Володя Камаев.

– Не, у нас это… крепостное право отменили.

– Я не крепостным… Я художником. У меня все соседи уже портреты свои заказали… и эти… по фотографиям… ну, чтоб большие были.

– А это идея. Поедешь завтра с нами. И еще пару товарищей сагитируй – для менее художественных работ: помочь фрукты собрать или там дрова наколоть…

– О! Кстати, я и наколоть могу, – улыбнулся Володя, показывая кривоватые буквы «ВОВА» на костяшках пальцев, – я ж с флота, у нас многие умели…

– А вот такую живопись мы поощрять не должны, так как пользуется она популярностью у криминального элемента, которому уподобляться не стоит, – улыбнулся Моня, – но приборчик возьми. Может, и пригодится.

Арина усмехнулась про себя. Моня автоматически почесал левое предплечье. Как-то раз она видела Моню без сорочки – и знала, что именно на этом месте изображена дикого вида русалка.