Текст книги "Адриана. Наказание любовью (СИ)"

Автор книги: Варвара Серебро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 6. Кровь за кровь

Зал совещаний гудел от мужских голосов. Это помещение во дворце было самым древним, но не самым удобным. Круглое с высокими потолками, деревянными скамьями по периметру и несколькими маленькими фонтанчиками для питья, широкой люстрой под потолком, установленной большим количеством жёлтых свечей.

– Мы в меньшинстве, и Волки показали себя более мобильными бойцами, уважаемый берт. Предлагаю договориться с северянами и уступить им Зеленые ключи, – спокойно советовал марграф Конгут, наместник некоторых северных районов Седарина. Берт внимательно слушал его, восседая на широком кресле, украшенном вензелями стоявшем у стены залы для заседаний на высоком гранитном постаменте со ступенями. – На днях эти твари разорили несколько поселков на окраинах, и спалили там урожай. Пусть вода станет платной, но люди будут жить спокойнее.

Существованию марграфов северных районов Сендарина и в самом деле не позавидуешь. вулды[8]8
  Вулды – народ севера Тизин-Листебока, огромные волки их главными боевые единицы.


[Закрыть], властители лесов Тарагоны, жившие поблизости всегда совершали опустошительные набеги на земли крестьян. Во всем Сендарине не было земель плодороднее, чем в районе северных Зеленых ключей.

– Я никогда и никому не уступал, сэр Когут! Ключи наши! Вода – это жизнь моих подданных, и они это понимают и готовы терпеть и бороться. Что подумают они, когда мы отдадим врагам самое ценное для них богатство? Я пошлю к вам своих людей и ящеров, разобраться с этими разбойниками. Напрямую, Вульбы напасть не посмеют. Они хоть и держат волков и поклоняются их силе, ведут себя как трусливые шакалы! – берт Хаминг чувствовал себя хозяином Сендарина, правил жестко и не терпел возражений. За это ему прощались многие личные грехи.

Марграф Когут что где. На его нежно-голубой тунике поблёскивала брошь с родовым гербом, обозначающая принадлежность этого человека к марграфскому титулу. Когут был старше и барона-властителя, но не глупее.

– Ранее вы могли бы послать к нам вашего сына Адриана. И это было бы прекрасным решением и способом научить его правлению и очистить земли от набегов. Возможно теперь, вы, господин, соизволите прислать к нам одного из ваших племянников. Например, старшего, Дугора.

– Что?! – гневно переспросил Люциус и сжал кулаки.

Другие присутствующие в зале притихли, услышав весьма наглый вопрос Когута и заметив раздражение властителя.

– Это не блажь, властительный берт, это необходимость, которую диктует жизнь! – привел неоспоримый аргумент Когут.

– Хорошо, я подумаю над этим вопросом! – немного смягчился Хаминг. – Сейчас, позвольте мне удалиться, господа, мне нужно всё обдумать, поговорить с советниками. Мои решения вы узнаете из письма.

Люциус вышел из зала. Он чувствовал недобрые взгляды на себе, слышал, как его обсуждают и осуждают за излишнюю развязность и одновременно несостоятельность как мужчины. Хоть правитель из него хороший, но мужчина никакой, раз при своей развязности сыновей не наплодил! А вот его младший брат Готер, примерный семьянин и от своей дурной, но плодовитой женушки прижил пятерых детей и, самое главное, сыновей.

Барон шествовал по разукрашенным изразцами и позолотой коридорам дворца, но ноги его еле слушались. Советник Бортис спешил его догнать. Ковылял следом за хозяином, покачиваясь из стороны в сторону, и тащил с собой папку с бумагами.

Когда они вошли в кабинет Хаминга и закрылись в нем, властитель грохнулся в кресло и взялся за голову. Бортис мялся, облизывал губы и что-то обдумывал.

– Говори, старина, что может случиться ещё хуже, чем упоминание о моем семейном крахе, – угадал его намерения Люциус.

– Вам письмо из монастыря Арк-Горант.

– Что им нужно, этим святошам, деньги или земли, за молчание?

– Нет, письмо от Адриана…

Люциус приподнялся и встревожился.

– Ты ничего не перепутал, Бортис?

Советник достал письмо с сургучной печатью, на которой красовался отпечаток лика Луноликой Олди и прочитал подпись: “Берту Люциусу Хамингу, от леди Адрианы…”

– Что?! А ну дай сюда! – берт выхватил конверт и прочёл. Бортис не врал.

Потом наскоро распечатал его и вчитался в текст

самого письма:

“Здравствуй, мой любимый, дорогой папочка. Как твои дела? Не мучает ли тебя изжога или сердечная колика? Ведь свесть мучать тебя не может. Жить в монастыре очень весело. Я не одна здесь, у меня куча подружек и соглядаев, меня любят и уважают. Не то что в твоём холодном и дворце. Каждый день, я хожу на прогулку и молитвы, ношу розовые панталоны, лиф и каблуки. Кстати, я очень хорошо научилась вышивать бисером. Славные получаются узоры. Спасибо, любимый папочка, что ты меня сюда отправил, ты всегда заботился обо мне, любил больше всех на свете. Представляешь, здесь даже кормят сносно, если не считать пудинга на завтрак, и я уже совсем привыкла носить чепец и голубое платье. Передавай привет старине Бортису.

И ещё, не посчитай мою просьбу вздорным девичьим капризом. Папочка, пришли мне пожалуйста комплект хорошего женского белья, особенно панталоны, белые с декартонскими кружевами. И шоколад с пармезаном из Тольма. Ты же знаешь, все девочки любят шоколад. Заранее спасибо.

Целую, твоя дочка леди Адриана Хаминг. “

Люциус побагровел лицом, сжал зубы, скомкал письмо, завопил что есть мочи, схватился за сердце.

– Лекаря! – закричал, перепугавшись не на шутку, Бортис и распахнул двери и окно кабинета.

– Смотри, Адриан, это всё будет твоим, этот дворец, эти люди, этот мир. Это всё твоё! – молодой статный воин с черными усиками тащит по галерее дворца маленького мальчугана лет четырех. Начало лета, жаворонки ещё не закончили петь. На открытых галереях солнечный свет играет бликами на ажурной лепнине. Мальчик с большими серыми глазами не очень радуется прогулке, грустит и смотрит на отца.

– Пап, а мама скоро приедет? – спрашивает он, пересилив себя.

Человек с усами останавливается и грозно смотрит на него.

– Твоя мама больше не вернётся. Она бросила тебя! Ты меня понял, сынок.

Люциус смотрит на этих двоих со стороны и вспоминает, что где-то уже видел эту сцену.

– Нет, врёшь! Я не люблю тебя, папа! – вдруг выкрикивает мальчик и получает от отца звонкую пощечину. – Я не люблю тебя! Не люблю!

Люциус, смотрит на эту сцену со стороны, вздрагивает от звука пощечины.

Мальчик начинает плакать. Усатый молодой воин продолжает заносить руку для удара.

Люциус не выдерживает, вспоминает, бежит к воину с сыном.

– Стой! Стой! – кричит он сам на себя, еще молодого, дурного и пытается остановить, схватить, вырвать защитить малыша Адриана. Но воин его не замечает. И поделать с этим чудовищем берт ничего не может.

– Я твой отец, и ты должен меня любить! – требует призрак из прошлого от его маленького сына. Мальчик замолкает и смотрит упрямо серыми большими глазами на своего мучителя.

Звук пощечины раздаётся снова и снова, и еще раз. И слышать его не выносимо!

– Стой, стой, стой… Адриан, не трогай его! Не бей его! Адриан, сынок…

В глазах у Люциуса стоят слёзы и резко темнеет.

тьмы появился силуэт на фоне приглушенного света свечей. Потом, постепенно тьма отступила, и теперь показалось желтоватое и морщинистое лицо матушки бертрессы Дариты Хаминг. Из полумрака выступили и другие человеческие фигуры. Тут собрались его подданные и родственники. Среди них Люциус сразу узнал Готера. Тот подошел к матери и положил ей руку на плечо, вроде как сочувствуя беде. Стервятник!

Берт-правитель дрогнул и осмотрелся, пытаясь понять где находится. Он лежал в спальне, прикованным к постели внезапной слабостью, в груди жгло огнём от боли. Правая рука онемела. Тяжелая духота. Вонь.

Отовсюду послышался встревоженный шепот.

– Он слаб, сметь чуть не прибрала его…

– Может и приберет.

– Кто теперь станет правителем?

Бертресса-мать держала в руках кружку и, подчерпнув из неё ложкой воду, поднесла к губам старшего сына.

Люциусу всё это очень не нравилось.

– Что случилось? – спросил он, чувствуя свою почти полную беспомощность и отхлебнув с ложечки.

– Удар, – ответила матушка и погладила младшего сына, подошедшего к ней, по запястью.

Готер навис над бертрессой, изображая искреннее сочувствие брату и матушке. Он был моложе Люциуса на пять лет и крайне непохож на него. Какое-то простоватое вытянутое лицо, русые волосы, стриженные под горшок и большие, словно у коня, передние зубы. О, Боги, неужели слух о том, что бертресса прижила его от молоденького конюха – чистая правда?

– Как давно я так лежу?

– Третий день, и всё время зовешь Адриана. Прости, Люциус, я зря обвинила тебя в равнодушии к смерти сына. Ты просто не привык всё выставлять напоказ, – она промокнула глаза кружевным платком.

Снова послышался шепот среди стоявших в тени людей.

– Какое несчастье пережить внука и чуть не потерять сына…

– Беды просто преследуют нас!

– Бедная бертресса.

– Брат, мы очень беспокоились за тебя. Не находили себе места. Адриан был мне как сын, – чуть ли не плача пропел Гротер. – Ты всегда можешь на меня положиться, брат!

“Драный лицемер!”

За спиной Гротера стояли трое его сыновей. Самый старший, Догур, двадцати лет от роду. Здоровый широкоплечий детина с простоватым, как у отца, лицом и густыми тёмными усами. И двое младших. Мирл, отрок шестнадцати лет и Берл четырнадцати, тоже курчавые и здоровенные. В матушку, не иначе.

– Поправляйтесь, дядюшка, и не думайте не о чём, мы вас в беде не оставим, – пробасил Догур Хаминг. – Мы не оставим ни вас ни наше государство.

“Только и ждете, когда я сдохну!”

Люциус ощупал своё обросшее щетиной лицо и онемевшую руку. Боль в грудине напомнила о себе, поднять голову с подушки он не смог. Как же всё дурно получается!

– Государство пока не ваше – моё! – прохрипел он. – Да, мама, ты знаешь меня лучше иных. Твой сын решил, что он сильный, но это оказалось не совсем так. Мне приятно, что вы печетесь обо мне, племянники мои, – берт через силу улыбнулся, а потом оскалился от боли. – Что сказал лекарь, матушка? Что он сказал?!

– Это всё от сильного перенапряжения нервов, всё серьёзно, – Дарита подала жест Готеру Хамингу. Её черная шаль вечной вдовы зашелестела.

Тот присел у кровати брата и стал говорить, как можно ласковее и серьёзнее:

– Послушай меня, Люциус, сына ты не вернёшь… – Готер осёкся, посмотрев на бертрессу-вдову, – а враг, как ты любишь говорить, не дремлет. Почуют твою слабость – растащат Сендарин по частям. Позволь мне, быть твоим наместником, только на время…

Берт-правитель, превозмогая боль, приподнялся от таких слов с постели.

– Тише, тише, сынок… – запричитала Дарита и замахала внуков, слуг и вельмож, стоявших у входа в спальню. – Оставьте, оставьте нас…

Все, оглядываясь на гневное лицо правителя, чуть ли не бегом кинулись из его спальни.

– Вы что, хоронить меня собрались! Я ещё жив! Жив! – от нахлынувшей боли, берт опустился обратно на подушки и сжал зубы.

Матушка поправила его подушку.

– Сынок, мы правда переживаем за тебя, и я решила, что пришло время подумать о завещании. Ты умный и понимаешь, что с тобой может случиться что угодно. Мы уже подготовили нужные бумаги, так будет правильно. Подпиши их. Твой брат обо всём позаботится… – лицо матушки покрылось испариной, губы побледнели. Готер готов был целовать умирающего брата в даже в зад, лишь бы тот растрогался и поставил нужную закорючку.

“Демоны, да они действительно меня идиотом считают. Подпишу завещание – подпишу и себе смертный приговор!”

Люциус заворочался в подушках и приказал слабеющим голосом:

– Бортиса ко мне, живо!

Верный слуга и советник явился по первому зову господина. Остальных берт выгнал вон из спальни, рыкнув аки пустынный рысь.

Бортис Мюль уселся на стул, который освободила недавно матушка Люциуса.

– Господин, пока вы были почти при смерти, я бросился в одно из святилищ этих фанатиков, последователей Армата. Помните, вы приказывали разыскать их. Мои люди разыскали один из их храмов. Я поговорил с ними, как вы приказывали, занятная получилась беседа, – советник склонился над Люциусом.

Наверняка у двери еще стояли родственники берта и внимательно подслушивали их.

– Что они сказали? – шепотом спросил Люциус.

***

Серые тучи накрыли небо, по степи пробежал прохладный, пробирающий до костей ветерок, перегоняя сухостой, колыхая жухнущие осенние травы.

Небольшой конный отряд из пяти воинов пробирался к святилищу бога Армата. Истинных святилищ осталось мало, теперь их рушили на корню все, кому не лень. Жрецы доживали последние свои деньки в этом мире. Чтобы разыскать нужное, Бортису Мюлю пришлось посылать людей практически во все стороны света. И вот одно из святилищ все же обнаружилось. Бог света Армат, покровитель искусства, предсказателей и магов. Храмы этого божка разбросаны были по всему Тизин – Листбоку. Раньше последователи этого культа имели немалый вес, но потом мест Силы не осталось, а с появлением пушек, мушкетов и пищалей их величие постепенно сошло на нет. Их храмы почти исчезли. Среди этих святош все меньше становилось предсказателей девственников и толковых невинных жриц, обладавших мастерством магии.

Храм Армата представлял из себя конусообразную круглую постройку, вытянутую неимоверно высоко в небо с острой конусообразной крышей. Храм окружала высокая каменная стена, за которой располагался ряд сероватых построек.

Путников уже поджидали у стен святилища. Десяток фигур в темных плащах, с оружием. Был среди них и единственный боевой маг, старичок, державший в руке пылающую не обжигающим зеленоватым пламенем булаву. Таких вот волшебников во всём Тизине-Листбоке осталось от силы несколько человек.

– Вот как принято у вас встречать гостей, – предводитель небольшого отряда снял с головы капюшон, показав лицо, это был советник берта-правителя Люциуса Хаминга, Бортис Мюль. Его личность хорошо знали во многих концах степных просторов. Ещё бы, столько лет бок о бок с самым грозным покорителем земель.

– Мы не звали вас, господа, – достаточно смело и строго ответил ему человек в чёрной робе с длиной седой бородой. Его личность тоже оказалась известной. Перед Бортисом стоял сам глава конфессии светлейший Тобольт Юзе. Надо же какая честь! Похоже храмовники знали о намереньях советника берта-правителя и подготовились к встрече основательно.

– Знаешь ли ты, светлейший, цель моей встречи с тобой? – спросил Бортис. Он всё ещё сидел на коне. Его рука лежала на ложе мушкета.

– Как не знать!

– Я прибыл к вам от имени берта Люциуса поговорить, так сказать, по-хорошему.

– Тогда зачем вам оружие? – святоша указал на мушкет на поясе нежданного гостя.

– Дороги опасны.

– Хорошо, допустим. Оставьте оружие, вашим спутникам и проходите в храм. Входить с оружием в храм запрещено. Поговорим по-хорошему, раз вы так этого желаете.

Бортис отдал шпагу и мушкет одному из своих людей, спешился и неуклюжей походкой направился следом за Юзе за стены святилища. Воины, сопровождающие их, остались на своих местах, несмотря на то, что на землю уже падали первые капли холодного дождя.

Юзе и Бортис прошли в святилище храма: круглое помещение с большой железной чашей в которой пылал неугасимый огонь. Рядом с чашей вышагивала одна из прекрасных жриц в прозрачном платье. Под газовой тонкой тканью угадывались все изгибы её молодого и удивительно гибкого тела. Темные волосы этой неземной красавицы казались необычайно густыми и ухоженными. Девушка словно играла огнём из чаши. Гладила ладонями языки пламени и даже погружала в него своё миловидное лицо.

Когда в святилище вошли Юзе и Бортис Мюль, жрица приостановила свою опасную игру с огнём и глянула на неуклюжего чужака.

– Пришли просить о милости? Милости для вас не будет! – сразу оборвала она, не дожидаясь вопросов Бортиса. – Ваш хозяин покусился на святое, на то, что принадлежало богу и теперь пришло время расплачиваться за всё. Всесильный Армат всегда берёт то, что ему нужно и не любит, когда у него что-либо отбирают.

Советник, глубоко вздохнул и хотел обратиться к Юзе, но тот жестом приостановил его вопрос и обратился к жрице:

– Пресветлая Дана, этот человек пришёл покаяться и попросить. Покаяние – это похвально!

Девушка гневно глянула светло-карими глазами на Боритса.

– Посылает вместо себя слуг и думает, что бог простит его сразу, стоит только попросить!

Жрица медленно приближалась к советнику берта, подкрадывалась к нему, её прозрачное одеяние шелестело. От её кожи повеяло запахом благовоний. Бортис вжал голову в плечи.

– Пресветлая Дана, мой хозяин сейчас не в лучшем состоянии и положении, чтобы прибыть к вам лично, вы, полагаю, и сами это знаете, ведь ваши предсказатели следят за всем, что происходит вокруг.

Бортис чувствовал себя неуютно в компании этих странных людей. Он неуклюже переминался с ноги на ногу. Что только не сделаешь, ради благополучия берта. Он служил Люциусу много лет в подряд, терпел от него унижения, но и получал немалые блага, а главное заслужил искреннее доверие своего господина.

– Его сын, не пропал, как говорят? – спросила жрица и её голос смягчился. – Увы, но мы теперь не всесильны как раньше и не всё видим.

– Сын моего господина, стал девицей, как только ему исполнилось семнадцать.

Жрица и светлейший Юзе переглянулись. Кажется, они сами удивились такой новости.

– Светлейший Юзе, это удивительно, но это сложнейшее заклятье на крови. Не каждая жрица или волшебник способны на такое, – удивилась девица. Огонь в чаше полыхнул и затрещал. И девица, и бородатый предводитель конфессии сразу обратили на это внимание.

– Берт-правитель Люциус Хаминг готов выполнить любые ваши условия, если вы вернёте Адриана в нормальное состояние. Мы не станем больше трогать ваших святилищ и особенно дев. Мы будем вашими покровителями и не позволим разорять храмы вашего бога.

Жрица недобро усмехнулась, подскочила к чаше с огнём и опустила туда своё прекрасное лицо.

– Олиара, так звали жрицу, которую вы, господа насиловали и уродовали много часов подряд. Ей только-только исполнилось семнадцать, как и вашему Адриану теперь, и она стала жрицей. Кто вернёт ей отобранную жизнь и честь.

Лицо Юза потемнело, гладкая лысина блестела в свете огня чаши. Жрица погружала лицо в огонь всё больше и больше.

Бортис попятился к выходу.

– Вам, господин Мюль, когда-нибудь прижигали язык калёным железом? Какую боль испытала она тогда! Вы сами насиловали её не единожды! – Юзе приблизился к Мюлю незаметно и сжал его плечо.

Бортис повалился на пол святилища, ощутил адскую боль и истошно завопил и забился в конвульсиях.

– Почувствуйте её боль, господин Мюль, и подумайте над тем, что мы запросим взамен за её смерть, – фигура Юзе теперь находилась в каком-то желтой ареоле.

Данаида вытащила лицо из огня и громко высказала просьбу божества.

– Наш бог, Всесильный Армат, очень милосерден к вам, и он даст вам ещё один шанс – вы вернёте Адриана, но заплатите за кровь Олиары, кровью!..

***

– Они хотят крови… – слуга склонился к уху берта Люциуса и прошептал ответ Даны ему на ухо. Уж слишком эта просьбы была противоречива.

Берт побледнел, услышав её, тяжело опустился на подушки и уставился в потолок.

– Чтобы вернуть Адриана, я готов на всё!

Глава 7. Оскар

Я вышивал ящерку бисером на кошеле. Такую же желтую и симпатичную, как мой ящер Задира. Вот уже появились на черной бархатной материи желтые лапки, хвост, белое пузико. Осталось вышить голову и подарок для папочки готов. Моё солнышко Бетти сидела рядом, склонившись и положив голову мне на плечо, дремала. Я не удержался, и несколько раз незаметно прикоснулся губами к её чепцу.

Утро выдалось на редкость прекрасным. Даже не смотря на то, что снова на завтрак давали пудинг, и я несколько раз ругнулся в храме во время утренней молитвы, получил выговор настоятельницы Миранды и наказание в виде дежурства. Подумаешь, споткнулся на каблуках! Не могу привыкнуть к этим дамским костылям.

Ранняя осень. На улице всё ещё тепло и ласковое солнце радовало каждое утро. Иногда из степей, шелестя травами и желтеющими листочками яблонь на Новом дворе, набегал прохладный ветерок, приносивший хмурые дождливые тучи. Скоро зима и пробраться к монастырю от ближайшего города Мастока станет совсем невозможно. Тогда некоторые учителя и служители окончательно переберутся жить в сыроватые монастырские кельи.

Мы с Бетти сидели на задней парте. Уроки математики почему-то всегда ставили первыми. Бет не выспалась и дремала на ходу. Я учился вышивать по её настоянию, чего только не сделаешь для своего милого сокровища Лизабет. Задняя парта – прекрасное место, чтобы мечтать и заниматься всякой ерундой за спинами остальных девушек. Художница Флоя заняла стол у окна, и мы поддержали её выбор. Так ей удобно писать пейзажи карандашом даже во время скучнейших уроков математики. Мы с Бетти выбрали стол чуть в стороне и не ошиблись. Усмотреть за нами учителю тут было сложнее.

Остальные девочки писали, послушно склонив головы над листами бумаги и скрипя перьями.

– Вы что, спите? – нарушил нашу идиллию голос молодого учителя математики. А для чего же ещё нужны последние парты?

Бетти вздрогнула, растерянно захлопала ресницами. Молодой учитель Оскар Бох сердился, вернее, притворялся сердитым. Все девочки пансиона считали его красавцем. Ну на безрыбье и рак… Хотя… хотя было в нем что-то притягивающее. Среднего роста, осанистый брюнет с серьезным взглядом голубых глаз из-под густых бровей. Пожалуй, учился владеть шпагой, значит из какой-то обедневшей знатной семьи. И куда смотрела настоятельница Миранда, когда брала этого математика на службу? Может на его великолепную фигуру и сильные мускулистые руки, или заслушалась его довольно приятным басовитым голосом. Как мог такой брутальный экземпляр мужского пола попасть в девичий цветник? В таких руках нужно непременно держать не мел или указку, а, как минимум, шпагу или мушкет. И любовниц у этого самца точно не мало!

Господин Оскар подошел к нашей парте и смотрел на Бет в упор, сдвинув тёмные брови. Моё солнышко покраснела от стыда и опустила взгляд. Я виновато улыбнулся и спрятал своё рукоделие в парту. Теперь его взгляд остановился на мне. Чего так пялиться? На мне что, узоры!

Зрачки учителя расширились.

– Простите, леди, э-э-э как вас зовут? – спросил он, всматриваясь в моё лицо и теребя ровный подбородок с черной щетиной.

Кому-то лень бриться по утрам!

Девушки на соседних партах пялились на нас во все глаза.

– Леди Адриана Хаминг! – напомнил я и зевнула. – Простите, мне не нравится математика. Я знаю все, что мы здесь проходим. Скучно на ваших уроках.

Раздался хохот.

Выражение лица молодого мужчины изменилось, он гневно осмотрел меня с ног до головы и отошёл подальше. Наверное, испугался, что я его покусаю.

– Вот как?! И кто вас учил?

– Папа нанимал лучших учителей, в том числе и математики.

– Тогда может решите парочку примеров, а?

Думал я испугаюсь! А фиг тебе!

– Давайте ваши примеры. Только если я решу их, извольте оставить меня в покое. Мне ящерку дошить надо! – заявил я нагло.

Пусть не думает, что перед ним трус!

Бетти дернула меня за подол и прошептала:

– Господин Бох тебя за такое на горох в угол поставит!

“Еще посмотрим, кто кого и в какую позу поставит!”

– Вы что торгуетесь, леди Адриана?! – зарычал учитель приятным, но сердитым баском.

Я нагло улыбнулся.

Другие ученицы затихли.

Мы молча оценили друг друга. Среди всех учителей пансиона господин Бох не только самый молодой, но и самый строгий. Я догадался, что в нем сейчас взыграло самолюбие и азарт. Какая-то настырная пигалица бросает ему вызов. Можно сказать покушается на его учительский авторитет. Я, в бытность мою мальчишкой, такого бы точно не простил. Ну, только если миленькой девушке.

– Тогда идите к доске!

Прозвучало это таким тоном, словно он вызвал соперника на поединок к барьеру. Только вместо мушкетов у нас был мел.

Оскар призадумался и потом начертал несколько достаточно мудрённых примеров.

– Прошу, – пригласил он.

Я снова язвительно улыбнулся, взял мел и стала живо чертить цифры. Подумать учитель меня, конечно, заставил, но я справился со всеми задачами. Он смотрел внимательно на каждое моё движение, все теребил свой небритый подбородок, стоя у меня за спиной. Спорим, он рассматривал мою…э-э-э спину.

– Пожалуйста, – развернулся я к нему лицом и поджал губки.

Оскар подошел ближе к доске, оценил работу.

– Угу, вот здесь ошибка!

Я всмотрелся в цифры, ещё раз пересчитал в уме.

– Нет же, всё правильно!

– Нет, – уперся он. – Нужно было сначала поделить, а потом умножить. В наказание останешься после уроков на дополнительные занятия.

Кто-то то тут в узурпаторы заделался!

От возмущения мел выпал у меня из пальцев и я бросился его поднимать. Оскар тоже. И тут мы столкнулись лбами, я по привычке выругался. Учитель вытаращил на меня глаза. Девочки, наблюдая за этим безобразием, захихикали. Бет снова покраснела. Да, переживает за меня бедняжка.

Мой “узурпатор” потер лоб и на удивление сдержанно сказал:

– Леди Адриана, я повторять не стану. Вы остаётесь в наказание после уроков!

Сказано это было таким тоном, что я догадался – учитель хотел, чтобы я остался и всё тут! Любой каприз, за ваши нервы.

– Ну и ладно, – не стал больше спорить. – Надо, так надо. – Под пристальным вниманием девочек, вернулся на своё место.

Бетти принялась меня шепотом пилить:

– Эндрю, ты с ума сошла, что ты вытворяешь?

– Ничего, – надулася я, – Я всё правильно решила. Чего ему надо?!

– Учителю виднее!

– Ага, чего-то мне этот учитель уже не нравится! Ну совсем не нравится!

– Тс-с-с.

После этого разговора мы замолчали и погрузились в мысли. Каждый в свои. Я обдумывал, странное поведение Оскара. Ведь он специально ко мне прицепился и я, странное дело, поддался на его провокации. Интересно, чем это всё мне обернётся?

После математики, прошло еще четыре урока. На пении, стоя во втором ряду, я красиво открывал рот и никому не мешал. Почти не мешал. Учитель пения, мадам Жюлаз, заметила это и всё же заставила меня спеть, притом соло. Зря она это сделала. Спеть-то я спел, но слуха у меня не оказалось совершенно. Получились своеобразные звуки, чем-то напоминающие крики котов на крышах в разгар загула. Мадам Жулаз решила, что мне лучше слушать, но не как не петь. И я слушал, сидя в сторонке на стуле. Обидно. Зато Бетти, пела очень хорошо и всё время улыбалась мне. Так я просидел два урока на стульчике.

Потом учили грамоту. Зачем мне это? Грамоту я знал хорошо. Меня с раннего детства готовили в правители Сендарина. С четырех лет воспитывали лучшие умы государства. Философы, математики, историки, стратеги. Грамоте, например, меня учил знаменитый писатель Элит Дрозд.

После последнего занятия девушки весело помчались к выходу из корпуса. Мне хотелось присоединиться к ним. Но моё солнышко Бет остановила меня. И почему она такая правильная?

– Не забудь, тебе ещё с господином Бохом заниматься, – напомнила подруга.

– Да – да. Я с ним быстро управлюсь, не переживай, – мне очень не хотелось возвращаться в класс математики и слушать наставления этого типа.

– Вот это и настораживает! Адриана, не сходи снова с ума, веди себя как нормальная девушка, пожалуйста!

– Я нормальная, нормальная, нормальная…и девушка, девушка…

– Ну да… – Бетти скрестила руки на груди.

– Бе-т-ти, а может ну его, Оскара этого! Пошли лучше яблоки поищем, – протянул я и жалостно посмотрел на неё. – Чего-то он на меня странно пялится и заставляет примеры неправильно решать. Может он ку-ку…

– Нельзя же быть такой легкомысленной, Эндрю. Яблоки подождут! К тому же он такой милашка. – прошептала она и оглянулась на проходивших мимо девушек.

– Ладно, раз он "милашка"… пойду! – я опустил плечи и пошел к классу математики.

В классе никого не оказалось, и окна открыты были настежь. Ветер путался в занавесках “Что же, подожду! Не расстраивать же милашку-Оскара”

Я снял до ужаса надоевший мне чепец, высвободив две косички. Бетти помогла заплести мне их сегодня утром. Мои волосы не такие длинные, как у других девчонок, но ходить без какой-либо прически считалось дурным тоном. Я подошел к окну и жадно вдохнул свежий воздух.

День разгулялся, облака крались тихонечко по голубой выси, запахло приближающимся дождём. Со второго этажа учебного корпуса открывался вид на ещё один декоративный садик. Там за садиком, за глухой стеной свобода!

Я забрался на подоконник и стоял на нём в полный рост, держась за раму. Отрастить бы крылья и улететь прочь из этого дрянного мира и этого скучного места. Как тяжело мне здесь, сколько душевной боли приходится терпеть. Даже детство моё не было беззаботным, как у других детей.

Кто-то обхватил меня за талию и стянул с подоконника. Я упал назад и оказалась в объятьях Оскара Боха.

– Адриана, что вы делали на подоконнике?! – рассердился он.

– Ничего, мне просто стало душно! Чего, и подышать нельзя? – я посмотрел на него невинным взглядом. Он не выпускал меня из крепких объятий, а я не сопротивлялся. Да если бы я был на самом деле девчонкой, влюбился бы в этого зазнайку. Он крепко держал меня, и через одежду я успела почувствовать, что у него крепкое и мускулистое тело.

– Ты могла сорваться!

И в самом деле, мог сорваться. А может хотел?!

– Нет, вы просто не знаете меня, – я дернулся. Оскар все еще держал меня. Он не злился, скорее, сочувствовал, и я понял это по его покровительственному тону.

– Отпустите, господин Бох, – настаивал я. – Мне помощь не нужна. Поверьте, я сильнее чем кажусь.

– Думаю, как раз нужна!

– За мной и так внимательно следят. В монастыре я не по своему желанию. Скоро нагрянет матушка Люцила, проведать, не сбежала ли я куда? Правда, бежать некуда, и не к кому.

В его сильных объятиях я чувствовал себя настоящей хрупкой девушкой, которой сейчас нужна защита. Что это? Какое-то волшебство?

– Все потому, что ты дочь берта? Почему он прячет тебя здесь?

– Я не просто дочь берта-правителя. Я сумасшедшая дочь берта, которая считает себя его сыном! Моё достоинство в том, что отцу на меня теперь плевать! Здесь я нужна только Элизабет. Думаете, я бы прыгнула и расстроила её? Нет конечно.

Оскар слушал мой рассказ и молчал. Наверное зря я так с ним разоткровенничался.

– Садитесь, берите чернила и перо. Будем заниматься, – пояснил он строгим тоном.

Я все сделал так как он сказал. Достал из парты письменные принадлежности: чернильницу, перо, бумагу. Потом мы некоторое время сидели молча. Оскар о чем-то думал, теребил свой заросший темной щетиной подбородок. Я уткнулся в пустой лист бумаги.

– Тогда вы объясните мне, где в примере я допустила ошибку. По правилам, нужно сперва умножать, а потом уже делить? – мне очень хотелось получить логичный ответ.

– Ты все верно решила, – заявил Бох и направился к окнам и начал закрывать их. Первые капли дождя со звоном ударились о стекла. Прохладный ветер ворвался в помещение через те окна, которые Оскар еще не успел прикрыть. Занавески и темные волосы учителя заколыхались от порыва ветра.