Текст книги "Драконье Солнце(СИ)"

Автор книги: Варвара Мадоши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

Эпилог

 
Ах как бы не умереть мне,
А в каждом дне капля смерти,
Но если ты будешь петь мне,
Мне будет легче….
 

Ольга Тишина. «Пой мне»

Записки Астролога

Все-таки потеря крови – штука пренеприятнейшая! Вроде и ничего особенного: всего-то и надо было, что промыть и перевязать рану – а в постель дней на несколько укладывает с гарантией.

Одно меня несколько радовало: когда я очнулся от глубокого, полуобморочного сна, в который провалился, едва только меня совместными усилиями оттащили в особняк Федерико, у кровати моей на низеньком табурете сидела Вия.

По опыту я знал: если кто-то днюет и ночует у постели больного, последний очухивается как раз в тот самый момент, когда добровольный сиделец вот буквально вышел на несколько мгновений по самой неотложной нужде. Поэтому я без труда предположил:

– Ты только что вошла?

Вия кивнула.

– Да. Зашла проверить, дышишь ли.

Голос ее был абсолютно серьезен, даже мрачен, и у меня не возникло сомнений в том, что она сообщила именно то, что намеревалась сказать.

– Рана не настолько серьезная, чтобы я мог умереть, – пожал я плечами. Точнее попытался: это очень трудно сделать, когда лежишь. И больно стало тут же.

– Может быть всякое.

– Скажи уж лучше: ты надеялась, что я умру, и тогда Драконье Солнце материализуется и перейдет к тебе!

Я шутил лишь отчасти.

Солнце грело еще праздничнее, чем вчера, как будто ему было начхать с такой высоты на смерть одного из богов, – и Вия в ярком свете, падающем из окна, казалась удивительной. Просто неземной какой-то. Подумаешь, цвет кожи. Мне хотелось ничего не говорить, не двигаться – не двигаться, возможно, еще и потому, что неосторожные движения вызывали изрядную боль в ране, – а просто смотреть на нее. Каждое ее движение казалось мне исполненным необыкновенного внутреннего смысла, куда более значимого, чем все астрологические трактаты вместе взятые. Умом я понимал всю абсурдность такой постановки проблемы, но то умом.

– Нет, – покачала Вия головой. – Мне не хотелось, чтобы ты умер.

– Спасибо, – сказал я, понимая, что эта фраза, пожалуй, самое близкое к признанию в любви, что я от нее дождусь.

– Не за что, – ответила она.

Потом посмотрела на меня сурово и заметила:

– Знаешь, пожалуй, я должна согласиться на твое предложение.

Подумав немного, она уточнила:

– Руки и сердца.

– Вроде, я ничего больше тебе и не предлагал.

– Все возможно, – она пожала плечами.

Я вздохнул.

– А ты знаешь, что дракон смеялся?

Вия чуть склонила голову на бок, как будто пыталась лучше меня рассмотреть. А я продолжил говорить, лишь отчасти понимая, почему я рассказываю все это именно сейчас:

– Дракон. Который отдал мне Драконье Солнце. Он сперва исполосовал меня когтями – когти были, каждый с мою руку размером. Прямо какая-то Нейтская кружевница, а не дракон, скажу тебе. А потом и спросил: к чему ты пришел сюда, ребенок?… Так и спросил: и к чему, и ребенок… Весь отряд, к которому я примкнул, уже, конечно, был перебит. Один мужик остался… Тадеуш Болтун… он уже потом умер. Ну а я ничего не соображал к тому времени – сама понимаешь. И ответил просто: за Драконьим Солнцем. Хочу мол, время повернуть. Тут-то дракон расхохотался…

Я умолк и уставился в окно. За коном не было ничего примечательного – фронтон соседнего дома с рельефами крылатых богинь – не настоящими. Не то Изида (говорят, у нее был сын сокол), не то вообще что-то выдуманное – никто из богов обычно с крыльями не расхаживает. Во всяком случае, я не слышал.

– И что дракон?

– А представляешь, дал. Сложно это описать. Понятия не имею, что он со мной проделал. Только я действительно усилием воли изменил время. Чувствовал одновременно и прошлое, и будущее, и… – мне не слишком-то хотелось развивать эту тему, но я все же продолжил. – Я не вслепую действовал, понимаешь… Я уже… когда начал, понял, что мне придется сделать. Я видел… Понимаешь, моих родителей сожгли за колдовство. Сперва отца – как чернокнижника. Потом мать – как ведьму. То, что они на самом деле были чернокнижником и ведьмой, дела не меняет… Я хотел сделать так, чтобы этого никогда не происходило. Ну и сделал. Там все началось из-за чумы сначала… Во всей деревни, в каждой семье кто-нибудь да болел. У нас нет. Тогда горожане сожгли отца, как будто он виноват. Ну а теперь – заболел. Тетка моя, Ванесса. Она нас с Раей воспитывала. Даже еще когда родители были живы, все она…

– Почему ты… – шепнула Вия.

– Мне было двенадцать лет, – я смотрел на Вию, и старался не отводить взгляд. – Мне было двенадцать, и мне было трудно понять, о чем я в тот момент думал. А тетя была очень строгая. Всегда. И еще… мне казалось, что это понарошку. То есть я не верил, когда желал, чтобы время повернулось, что это по-настоящему произойдет. Только… я сам себе не верю теперь, когда это говорю. И сестру я так и не спас. Она в любом случае… превратилась неизвестно во что. У нее сильный дар был. Ну, может быть, она стала бы тоже ведьмой, как мама. Но на нее боги глаз положили. А она оказалась им служить. В одном варианте – потому что из-за богов погибли ее родители. В другом – потому что из-за богов пропал без вести ее любимый старший брат.

– Ты?

– Я. Видишь, я же прошлое изменил. Но получился бы парадокс. То есть если бы родители были бы живы, я бы не поперся к дракону, не стал бы домогаться Солнца… Короче говоря, получилось так, что меня как бы не было с момента изменения. Я просто исчез. И Рая снова сбежала, отправилась на мои поиски. Она мне сама рассказала потом. Потому что теперь-то она видит все на свете.

Вия тихо сказала:

– Райн… я не могу тебе помочь.

– Это я должен тебе помогать, а вовсе не ты мне, – возразил я. – Все хорошо.

Уголки губ Вии вдруг дрогнули. Кажется, это был первый раз, когда я видел, как она пытается улыбнуться. Или все-таки не первый?

– Как мне жить без любви твоей?… – начала она. – Что на родине, что на чужбине я твое повторяю имя, заплутав в лабиринте дней.

– Что?… – мне показалось, что я вижу ее в первый раз. У нее даже лицо стало каким-то другим.

– Как мне жить без любви твоей, если мир вдруг обрушится в пропасть?… Я меняю смелость на робость, ибо горечь мне страха страшней.

«Страшнее страха…» – толкнулось во мне в ответ.

– Что это? – повторил я. Хорошо хоть, не спросил, «это мне?», хотя очень хотелось. Безумная такая надежда.

– Это… менестрель написал, – Вия неожиданно беспомощно улыбнулась, развела руками. – Для меня. Представляешь, он написал это мне. До сих пор я как-то не задумывалась… мне казалось, что те, внутри меня, меня ненавидят. Уж как минимум, терпеть не могут. А оказывается, они меня любят. Сестра так меня любила, что готова была отдать за меня жизнь. Когда она кинулась наперерез… ну, когда ей пощечину залепили… Нет, я же не тебе это рассказывала, а Стару!

– Неважно, – я кивнул. – Продолжай.

– Она думала, что они ее убьют. И была готова. Она не могла не отстоять меня, понимаешь?…

Я даже не знал, что на это ответить.

– Мне все еще трудно найти саму себя, – тихо продолжала Вия. – Может быть, меня все-таки нет. Но мне бы очень не хотелось, чтобы и твоя любовь, и их, пропала бы впустую. Ведь ты меня правда любишь, да?… Иначе не стал бы рассказывать. Ты, по-моему, Стару еще не говорил о чем-то таком.

– Мне тоже нужны люди, которых я мог бы любить, – я развел руками, стараясь не морщиться от боли. – Ведь не мог же я остаться со своими родителями. Я… ну, приехал к ним после того, как все это дело поменял. Раи не было, тети Ванессы не было… У родителей было трое других детей. Представляешь?… Отец был мрачным. Я его не помнил таким. Я даже не стал разговаривать с ними… Только издали посмотрел.

Вия вдруг вытянула руку и легонько дотронулась до моего лба кончиками пальцев – скорее, намек на прикосновение. Пальцы у нее были теплые.

Я поднял руку и сжал ее ладонь в своей. Мне не хотелось ее отпускать.

– Скажи… А почему ты называл меня Фьелле? – спросила она спустя какое-то время.

– Фьелле – это название виолы на лагарте, – охотно пояснил я. – Ну еще и женское имя. Похоже на твое, правда?… Только немного длиннее. Ты мне сама виолу напоминаешь. Такой же тихий, необыкновенно красивый звук. А вообще, не знаю. Просто вылетело.

– Называй меня так иногда, – попросила Вия. – Только не слишком часто.

– Как пожелаешь, – кивнул я.

– Что мы будем делать? – спросила она.

– Мы поедем со Старом к его герцогу. Мы будем ему помогать. Собственно говоря, так я и намеревался поступить с самого начала. Больше мне ничего не остается делать. Я знаю, для чего нужно Драконье Солнце.

Вия склонила голову в знак согласия.

– Ты все еще хочешь никогда не рождаться?…

Она не ответила, но улыбнулась. Потом поднялась с табурета и вышла за дверь. Я остался один в этой обширной солнечной комнате в особняке Федерико.

* * *

Федерико и Стар явились навестить больного в моем лице ближе к вечеру. Федерико был пьян в стельку, Стар – слегка нетрезв, но соображал хорошо.

– Привет, о торгующий с богами! Что, доторговался?! – Федерико заорал это мне еще с порога, и Стар ощутимо вздрогнул… пришлось мне успокаивающе махнуть рукой. Нашего гостеприимного художника мы в детали вчерашнего инцидента не посвящали: прозвище «торгующий с богами» появилось давным-давно, когда я при Федерико торговался с храмом Хаурвата за составление мунданного гороскопа.

 
– Так как собственной смерти отсрочить нельзя,
Так как свыше указана смертным стезя,
То как вечные вещи не слепишь из воска,
То и плакать об этом не стоит, друзья!
 

– я махнул рукой.

Федерико расхохотался и бесцеремонно уселся на край кровати – пришлось срочно ноги сдвигать, а то раздавил бы, ей-богу!

– Вот за то я тебя и люблю! У тебя всегда есть что сказать…

«Даже если это не мои слова», – мог бы добавить я, но промолчал.

– Признавайся, почему без оружия вышел? – спросил Федерико. – А если бы твой друг не успел?

– Федерико, дорогой вы мой, выучите же наконец мое имя! – Стар вальяжно развалился на том самом стульчике, который недавно занимала Вия… вальяжно развалиться на стульчике без спинки довольно трудно, но ему удавалось. – Мы с вами третий час за упокой души пьем, а вы все путаетесь. Стар! Стар, один слог! В крайнем случае Астериск.

– Обелиск?… – Федерико наморщил лоб.

– Вот так каждый раз! – Стар махнул рукой. – При чем тут памятники?…

– Постойте, а за чей упокой вы, собственно, пили? – спросил я, ибо возникло у меня некоторое нехорошее подозрение.

– За твой, чей же еще! – произнес Федерико с неестественным весельем. – Хочешь, присоединяйся! – и извлек из-за пазухи плоскую флягу.

Я прикрыл глаза и откинулся на подушку. Смеяться сил уже не было, а очень хотелось. Только, боюсь, смех бы вышел несколько саркастический. Так что я просто произнес, мельков подумав, что почему-то от усталости я всегда начинаю читать стихи, и надо с этим как-то бороться:

 
– Отчего всемогущий творец наших тел
Даровать нам бессмертие не захотел?
Если мы совершенны, зачем умираем?
Если не совершенны, то кто бракодел?
 

От этих слов даже Федерико, кажется, слегка протрезвел.

– Ты о ком это? – спросил он с некоторым подозрением. – Надеюсь… об этом… Ахура-Мазде, да?…

– О нем, о нем, – произнес Стар с нехорошей улыбочкой. – Чтоб ему икнулось.

Федерико ощутимо побледнел.

– Так вы что же это… – он сглотнул. – Ладно, господа, если что, я…

– Ничего… – сказал я. – На самом деле ничего. Федерико, друг мой… может ли быть, что ты слишком устал?… Переволновался и перебрал… Я и мои друзья доставили тебе столько неудобств… Может быть, ты хочешь пойти и прилечь?…

– Да, пожалуй… – Федерико поднялся. – Да…

Он медленно пошел к двери. Выходя из нее, он только беспомощно произнес.

– Надеюсь, это был действительно Ахура-Мазда.

Страх Федерико мне было отлично понятен. Говорить о сотворении и творце – запреты страшнейшие. Еще пару-тройку веков назад за само упоминание могли испепелить. Вот просто так прямо взять, громом среди ясного неба, и… нет, сейчас уже другое. Боги слишком заняты борьбой с наводнением, чтобы слышать нас.

Когда Федерико вышел, мы со Старом некоторое время просто в упор смотрели друг на друга.

Потом он спросил:

– Что ты собираешься делать теперь?

– А Вия тебе не сказала? – я снова попытался пожать плечами, и снова горько раскаялся в своей попытке. – Мы едем с тобой к Хендриксону.

– Вы? – он приподнял бровь.

– А, так она совсем с тобой не говорила… Мы женимся.

– О! – Стар выглядел просто-таки пораженным. – А… с чего вдруг?!

– Так сложилось. Можешь считать, судьба.

– Чем я убедил тебя? – спросил он. – Ты сказал, что ждешь какого-то убеждения. Мы за этим в Медину и пришли… Но я ведь ничего не сделал!

– Это смотря с чьей точки зрения, – фыркнул я. – И вообще, с чего ты решил, что я с самого начала не намеревался помочь тебе?…

– То есть как это с самого начала?! А все эти разговоры про убийство…

Я помахал левой рукой, давая понять, что это был блеф и вообще не стоит принимать всерьез.

– Мы с тобой так и не договорили, – сказал я. – Про планы Хендриксона. Ну вот… и еще нам надо кое о чем поговорить. Например, что такое бог. И как ты убил бога этой ночью.

Стар вздрогнул.

– Так я все-таки его убил?… Я ничего…

– Убил, – кивнул я. – Я все видел. Он растаял в воздухе. Боги просто так в воздухе не тают. Если бы он не умер, а ушел, он бы точно нас обоих разнес. И еще полгорода вдобавок, случись вдруг в плохом настроении. Воху-Ману уничтожили. И там, наверху, не знаю, кто и почему. Думают, что я, наверное… если они знали про заказ Воху-Маны. Про тебя они вообще ни сном ни духом.

– Но как я его?! – взвыл Стар. – Я бы еще понял, если бы я своего бога выпустил! Так не выпускал! Я его удержал, представляешь?

– Представляю, – кивнул я.

– Так ты поэтому идешь со мной?… Потому что я смог одолеть бога?… Ты считаешь, что теперь мы с Хендриксоном справимся с богами?

– Боги рано или поздно падут, – я снова попытался пожать плечами, и на сей раз попытка оказалась не такой болезненной, как с утра. – Кто такой бог?… Это управитель энергетических процессов. Они изгнали тех, кто был здесь раньше, завладели потоками… а потоки их не слушаются. Рано или поздно они исчезнут сами. Они ведь уже не те, что раньше. Когда-то, говорят, Зевс и Воху-Мана и впрямь были мудрыми, а Кшатра-Варья и Ра – справедливыми. Прошли те времена. Они и миром не управляют. Справиться не могут. Попытались сначала – не вышло. Теперь запрещают только. Даже собственные страны формировать под себя не выходит. Нет, их победить не так сложно. Вопрос в другом…

Я устало потер лоб, поглядел на Стара, ждущего продолжения моей путаной речи с терпеливым выражением лица, и добавил:

– Проблема в людях. Ты вот богам мстишь. А чего хочет Хендриксон?

Стар ответил сразу и прямо, отлично поняв вопрос.

– Он тоже мстит. Во-первых, мой отец был его лучшим другом. Во-вторых, на всей его семье лежит проклятье. Несколько поколений назад их прокляла Спента-Армаити. В их роду дети обязательно ненавидят родителей и наоборот. Хендриксон всю молодость враждовал со своим отцом, чего не смог этого простить богам. Теперь у него дочь… Пока она еще совсем маленькая, и никакой ненависти к нему не испытывает, равно как и наоборот. Но тут как говорится… все впереди, – Стар хмыкнул. – Когда Хендриксон повстречал миледи Аннабель, и она рассказала ему о Настоящем Боге, он решил, что хватит терпеть.

– Потрясающе… – я вздохнул. – Нет бы смириться и потерпеть немного… В конце концов, жизнь довольно быстро кончается.

– Да ты оптимист, – хмыкнул Стар.

– Я реалист, – отрезал я. И посмотрел на него с иронией. – Давай сюда карту. Обсудим, чего он хочет. Я правильно понял: создать империю, свободную от божественного влияния?… И в основе – землю Княжеств?… Тогда кой хрен начал с Адвента?… А не с Нейта, скажем?… И как он собирается справляться с Отвоеванным Королевством, если оно вмешается – а оно непременно вмешается?… И вообще, сколько у него сил, черт возьми?… На какие резервы он рассчитывает?… И сколько сил потратить? Неужели он думает, что такое дело возможно осуществить при жизни одного поколения?

Стар буквально просиял.

– О! – сказал он. – Погоди чуток! Сейчас карту принесу! – и сорвался с места, как ужаленный.

Я удовлетворенно прикрыл глаза. Вот так и начинается самое интересное.

Разговор за шахматной доской

3026 год новой эры

Континент Коронованный Бык велик и необозрим. Он плывет в бурном синем океане, и населяют его люди с обычаями сколь удивительными, столь и неописуемыми. Достаточно сказать, что народы, разделенные Великим Ритом, порою не то что не понимают языка друг друга, а попросту считают своих соседей отвратительными, настолько разнятся их внешность и характер.

Далеко-далеко на Востоке едят собак. На крайнем западе немыслимо решить все вопросы, не сев предварительно в круг да и не побив камнями о другие камни – ради достижения внутреннего согласия путем малозаметного устранения несогласных (что довольно просто сделать, когда у каждого в руках по увесистому камню). Нечего и думать о том, чтобы собрать эти области под одной рукой. Во всяком случае, человека, который решился бы на подобное дело, стоило с полным правом назвать безумцем.

Сьен Хендриксон натворил в жизни множество дел, за которые его мало кто похвалил бы, но безумцем он не был ни в коем случае. Он никогда не ставил себе целью завоевать весь Континент или даже весь Закат. Закатные Острова – и то было слишком много для него.

Нет. Хендриксон хотел не власти силы. Он хотел власти идеи.

К чему владеть континентом, если ты контролируешь основные точки?… Горные перевалы, торговые пути, важнейшие участки побережья… К чему контролировать Континент, когда достаточно власти лишь над самой развитой в торговом отношении частью?…

И тут немаловажно напомнить, что там, где золото звенит громче железа, почтение к сверхъестественным силам отчего-то наименее сильно. И там же сильнее всего страсть к идеям. Идеи как раз тот товар, который боги при всем своем всемогуществе бессильны предоставить.

Тот, кто контролирует торговые пути, скоро будет контролировать ход мысли.

…Несмотря на холод, окна второго этажа Восходной Башни в Чертовой Крепости были распахнуты настежь – очень уж много народу там скопилось. Ночью выпал снег, и довольно много снега, что стало особенно очевидно, когда утром он начал таять. В результате обычную пристройку, где проходили занятия в устроенной герцогом школе для мальчиков, затопило, и занятия были перенесены в башню – а отнюдь не отменены, как на то надеялись ученики.

Теперь из открытых окон во всю силу молодых глоток неслось:

– Небо с землей разделили предвечные боги, мудрость их в этом понять нам порой не под силу. Мы лишь красою любуемся их несказанных деяний, помня, что Сущий изрек перед мира началом: вечность тогда хороша лишь, когда ее отварный мир оживляет…

– О боже настоящий, и это на одном дыхании… – улыбнулась миледи Аннабель, изящным движением переставляя пешку. – Не слишком ли наставники жестоки к детям?… Кстати, мне не нравится сочетание слогов в последней строчке.

Чета Хендриксона находилась на третьем этаже Восходной башни, в комнате герцогини. Вышивальщицы были отпущены, и супруги наслаждались обществом друг друга.

– Вспомните, что мы разучивали в их возрасте, – не согласился милорд герцог. – Одни имена чего стоят. Тут, по крайней мере, не упоминается имен. Что же насчет сочетания слогов, то за это отвечает Лорк. Я в слабо разбираюсь в стихосложении.

– Если позволено будет заметить, милорд, – нахмурила миледи светлые брови, – я все же считаю, что это было слишком рискованно. Кто-нибудь может и заметить. Достаточно того, о чем они поют. Ни крови, ни насилия, ни неприглядных деяний… одно это уже может заставить людей задуматься. Имена можно было бы убрать как-нибудь потом, когда гимны устоятся…

– Аннабель, дорогая моя, я склоняюсь пред вашей мудростью, – задумчиво произнес герцог, как будто он думал совсем о другом. – Но все же позвольте заметить, что из песни слова не выкинешь. Что запоминается однажды в каком-то виде, уже достаточно трудно заставить выучить в каком-либо ином виде. Проще убить, а это, согласитесь, несколько расточительно.

– Вам виднее, милорд, – герцогиня склонила голову, показывая, что по этому поводу она больше спорить не собирается… – Однако… Знаете ли, я часто думаю о нашем образе действий в целом… Правильный ли мы выбрали путь? Пророчества – пророчествами, но я ясно чувствую изначальную правильность, честность, если хотите, заложенную в богах. Да, они чужие. Да, они неприглядны. Но они олицетворяют существующие явления. Боги пришли из других миров, однако все же они не лучше нас самих. Настоящий же бог… тот, кто действительно выше и лучше нас… да, в него можно верить, потому что мы не знаем, есть ли он на самом деле. Но правильно ли заменять то, что есть, тем идеалом, до которого непонятно, как и тянутся?

Ее рука замерла над доской, взгляд на секунду отвлекся – изящный шахматный столик с единственной ногой в виде львиной лапы стоял у самого окна. Герцогиня кинула взгляд во двор по ту сторону забранного мелким узорным переплетом оконного проема, потом вновь посмотрела на мужа и спросила:

– Понимаете ли вы, что я хочу сказать, милорд?

Жизненный опыт научил ее, что люди редко слышат в словах других людей именно тот смысл, который вкладывает говорящий. С писаным текстом, кстати, выходит ничуть не лучше, даже хуже, ибо простор для толкований и домыслов куда больше.

Сьен чуть склонил голову. Вопрос этот за годы совместной жизни начал служить для них своеобразным паролем:

– В какой-то мере, сударыня. Вы знаете, что это меня тоже беспокоит. И все-таки я считал, что вам легче: пророчества дают вам некую гарантию.

– О, нисколько, – она вновь отвлеклась и посмотрела в окно.

С третьего этажа башни хорошо были видны шестеро юношей, которые, разбившись на пары, отрабатывали во дворе фехтовальные приемы. Все это были юные оруженосцы рыцарей Хендриксона, их дети или просто мальчишки, которые оказались в крепости случайно. Хендриксон знал каждого в лицо, а многих и по имени, и мог бы припомнить, пожалуй, как кто из них здесь появился. Его жена отлично знала, кто чем болел последний год.

Вниманием герцогини, впрочем, завладела одна пара, которая занималась в самом углу двора – чтобы прочим не мешать. Остальные ребята приходились друг-другу ровесниками, и им едва ли насчитывало по тринадцать лет (в случае одной из пар – даже вскладчину). Двое, интересующие августейшую чету, были несколько старше. Кроме того, если в остальных парах сражались примерно равно, здесь один явно был учеником, другой – учителем. Причем излишне темпераментным учителем: и герцог, и герцогиня ясно видели, до чего он злится и выходит из себя, пытаясь выучить своего более медлительного и менее понятливого в этой области друга хоть чему-то.

– Мальчишество, – герцог чуть поморщился. – Ерундой занимаются.

– Они же мальчишки, разумеется, иногда они могут вести себя по-детски, – улыбнулась герцогиня. – И потом, я бы не сказала, что тренировки Гаева так уж безнадежны. Для книжника он владеет мечом просто превосходно.

– Ну, нам-то он нужен именно в качестве книжника. Рыцарей у нас хватает, – герцог потер переносицу большим и указательным пальцами.

– Вас что-то беспокоит на его счет, милорд? – осторожно спросила герцогиня.

– Что-то вроде того.

– Может быть, вы мне скажете?…

Сьен Хендриксон прямо посмотрел на жену. Потом улыбнулся.

– Да нет, ерунда. Едва ли я могу выразить свои опасения связными словами.

– Позвольте мне?… – Аннабель вопросительно приподняла брови и, дождавшись кивка мужа, продолжила, – Все дело в его поведении. Стар, например, ведет себя куда нормальнее меня, с моими видениями. Заметили?… Не знаю уж, Драконье Солнце тому причиной, или что иное, но бог теперь прорывается наружу, только если мальчик ранен. И никак иначе.

– Заметил, – кивнул герцог.

– Ну а астролог… он настолько фаталист, настолько верит в судьбу, что эта уверенность попросту пугает меня. И это при том, что внешне он делает все, лишь бы помешать осуществлению рока.

– Я бы сказал, что Стар верит в судьбу больше, – герцог позволил прорваться в голосе некоторому удивлению. – По крайней мере, он не раз ставил меня в тупик несколько обескураживающими в устах столь молодого человека заявлениями.

– Ах, ну вы же понимаете, о чем я говорю! – герцогиня взглянула на мужа очень ласково. – Он много и красочно любит про это говорить… про то, что мы все не знаем, где будем завтра. А действует зрабро, будто крошечный щенок, который лает на лошадь, не видя толком ничего, выше ее колен. Что касается Гаева… Хорошо ли вы помните рассказ нашего… Стара, когда он описывал их преследования астролога в Радужных Княжествах?… Как он срезал через лес?

– Разумеется.

– Вас ничего не насторожило в этом рассказе?

– Предположим. Продолжайте.

– Вы считаете себя храбрым человеком?…

– Я понял вас, – ответил герцог после некоторого молчания, пробарабанив кончиками пальцев по краю доски. – Да. Безусловно. Я бы не стал без крайней необходимости заходить в лес, кишащий чудовищами, даже если бы был уверен, что они меня не тронут. Только если бы не знал реальной опасности, либо если бы мой ум помутился, но ни то, ни другое, похоже, не относится к этому молодому человеку.

– Человеку?…

– Сударыня?… Не хотите ли вы сказать, что Гаев в некоторой степени приближается к богу?… Или дракону?… Скажем так, к надчеловеческой сущности.

– Не думаю, – со вздохом ответила герцогиня. – Не приближается к чему-то, а удаляется от человека. Впрочем, общение со Старом, кажется, идет ему на пользу.

– Да?… А я как раз хотел сказать, что при всех моих подспудных тревогах, астролог уже отлично повлиял на Стара: теперь мальчик чаще задумывается перед тем, как лезть на рожон.

Внизу, во дворе, юноши, которых они обсуждали, завершили поединок – не по своей воле, просто пара самых юных участников вдруг прекратила сражаться на легких тренировочных саблях и, отбросив холодное оружие, перешла к более привычному для них способу выяснения отношений. Мальчишки без затей схватили друг друга за грудки и повалились в снова выпавший после обеда снег. Астролог, хуже различимый сверху на фоне снега из-за светлой шевелюры, кинулся разнимать драчунов. С некоторым запозданием Стар поддержал это благое начинание, и упорядоченная тренировка каким-то не совсем понятным образом вдруг переросла во всеобщий и беспорядочный обстрел снежками.

– Девочка просто молодец, – сказала герцогиня, казалось бы, без всякой связи. – Она очень старается. Малыш не зря их обоих сюда привел.

– Ой ли?… – герцог приподнял бровь. – Кто еще кого привел. Что до девочки… она мне кажется слишком мрачной. Впрочем, я не так часто ее вижу.

– Она уже пытается улыбаться мне, – успокаивюще сказала герцогиня. – Малыш в утверждает, что ему она улыбается даже очень часто и заявляет, что наедине с Гаевым она даже смеется. Он, мол, сам слышал.

– Странный брак, – сказал герцог. – Если бы эта девочка была моим вассалом и я подбирал бы ей мужа, я бы выбрал кого-то иного.

– Совершенно с вами согласна.

– Кстати, раз уж зашел разговор… Агни не успокоилась?

– Да нет, все еще капризничает, – пожала плечами герцогиня. – Как всегда. Ни с кем, кроме меня, Стара, Вии и немного Гаева общаться не желает. Не замечает не только слуг – даже моих фрейлин. И постоянно ноет, как она хотела бы сменить это тело. Слишком старое, – герцогиня поморщилась.

– Стар ей, безусловно, не позволит.

– Разумеется. Однако вам стоит учитывать, что он ее не бросит. Поэтому если вы держите в уме некий династический брак, вам следует поразмыслить над другими возможностями.

Герцог перевел взгляд в окно.

– Вам не кажется, что тогда тоже шел снег?

– Когда? – спросила герцогиня Аннабель.

– Когда мы с вами познакомились.

– Нет, милорд. Было очень холодно, но снега не было. Он пошел на следующий день… когда вы едва не рассорились с моим отцом.

Герцог молчал.

– Я иногда думаю… – сказала герцогиня. – Повернись все немного по-другому… пророчицей могла оказаться сестра, а не я. И тогда…

– В таком случае мне пришлось бы обойтись без помощи пророчицы, – пожал плечами герцог. – Или же я уговорил бы Малькольма жениться на леди Виктории. Кстати, тогда у вашего отца и вовсе не было бы повода для ссоры: обе дочери оказались бы пристроены.

– Бедный Малькольм, – улыбнулась Аннабель.

Она не строила иллюзий относительно своей сестры.

Герцог улыбнулся тоже. Посмотрел на руку герцогини, как раз коснувшуюся ладьи, чтобы сделать последний ход, и подумал, что у нее невозможно красивые руки – особенно для женщины, которая столько упражняется с мечом и луком.

Герцогиня посмотрела на доску. Безнадежная ситуация, право слово… Миледи временами была отчаянно счастлива с мужем, но тщательно взлелеянная и оберегаемая от него мечта у нее осталась.

Вот если бы Хендриксон, этот блестящий стратег и тактик, научился как следует играть в шахматы, ее брак приносил бы ей полную духовную и интеллектуальную гармонию.

Конец первой книги

© Copyright Мадоши Варвара, январь 2005 – май 2007, Омск – Томск – С.-Петербург – Омск – Барнаул – Омск