Текст книги "За Москвою-рекой"
Автор книги: Варткес Тевекелян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
– Он мне тоже несимпатичен – чванный какой-то. Но вы не находите, что нужно быть снисходительным к людским слабостям?
– В отношении других людей – может быть. Но не Бориса.
У раздевалки стояла огромная очередь, и попасть туда не было никакой возможности. Леонид предложил пройтись по парку, и они пошли по снежным аллеям, между заиндевевшими деревьями...
3
Как-то рано утром, зайдя в котельную, Власов застал там Леонида.
Огромные паровые котлы дышали жаром. Гудели моторы вентиляторов, от дыма и серных испарений слезились глаза. Леонид, казалось, не замечал этого, он весь ушел в работу – что-то зарисовывал в небольшом альбомчике.
– Чем это вы занимаетесь? – поинтересовался Власов;
Леонид встал.
– Да так... работаю над проектом...
– Над проектом? Каким?
– Видите ли, Алексей Федорович, приспособить уже известные варианты механизации котельной к нашим условиям – это означает топтаться на месте.
– Что же вы предлагаете взамен?
– Николай Николаевич выдвигает идею газификации...
– Газификации? Но для этого прежде всего нужно иметь газ, причем в большом количестве! Наша котельная не кухонная плита, где горят четыре рожка. Потом – технические возможности...
– Алексей Федорович, ответьте мне на один вопрос! Что выгоднее для нас: использовать газ на первых порах хотя бы семь месяцев в году или механизировать котельную с затратой сотен тысяч рублей?
– Не понимаю вашего вопроса.
Леонид раскрыл свой альбом.
– По данным Никитина, в летние месяцы газа в Москве расходуется значительно меньше, чем зимой, и, нужно полагать, образуется некоторый излишек. Организациям, ведающим газовым хозяйством, безусловно выгодно отпускать нам его летом. А теперь загляните, пожалуйста, сюда. Газ подается в топки вот через эти трубы с горелками. Прекратили подачу газа – пожалуйста, кочегар сам, без помощи слесаря, закрывает вентиля, развинчивает соединительные муфты, снимает трубы и переходит на уголь. По самым строгим подсчетам, для этого ему потребуется не больше пятнадцати минут!
– Что-то уж очень просто у вас получается!
Власов, хотя и выразил сомнение, был поражен. Все
разумно и логично. Чудесная идея! Лишь бы не было ошибки!
– Можете не сомневаться, все подсчитано: расход газа, диаметры труб, размеры горелок... Если хотите, мы можем предварительно проделать опыт. Газ проведен в лабораторию – соорудим там паровой котел в миниатюре из обыкновенной железной бочки, и вы сможете убедиться в правильности расчетов.
– Согласен!
– Прикажите выделить двух печников, слесаря – и я берусь в течение трех-четырех дней все сделать!
– Хорошо.– Власов вырвал лист из блокнота н тут же написал записку. – Передайте главному механику.
Леонид схватил записку и, даже не поблагодарив, выбежал из котельной...
Работа закипела. Чуть свет он бежал на комбинат, еще до прихода рабочих выписывал материалы, проверял расчеты, гнул трубы и, по совету Никитина, изготовлял горелки новой конструкции.
Сергей из деликатности никаких вопросов не задавал, его дружеский, многозначительный взгляд как бы говорил: «Знаю, брат, что творится у тебя на душе, сам испытал недавно...»
Леонид сдержал Слово – за четыре дня опытный паровой котел был готов. Но когда он смонтировал трубу с горелками и хотел зажечь газ, пожилой печник остановил его:
– Нельзя, пусть высохнет! Иначе глина даст трещину и развалится.
Делать было нечего, скрепя сердце пришлось ждать.
Дни тянулись медленно, а котел не просыхал. Каждый раз при встрече с Леонидом Власов задавал один и гот же вопрос: «Ну как?» Казалось, директор проявлял не меньшее нетерпение, чем он сам.
И действительно, мысли Власова все время возвращались к газификации котельной. Шутка ли – так просто и, главное, без больших затрат разрешить такую проблему, уменьшить обслуживающий персонал человек на шестьдесят и обеспечить нормальную работу красилки, не говоря уже о дешевизне и чистоте! На одной зарплате можно сэкономить тысяч четыреста в год. В успехе опыта он почти не сомневался. Дадут ли газ – вот в чем загвоздка. «Уважаемый Юлий Борисович, скоро еще один козырь выпадет из ваших рук. Мы <не будем больше коптить московское небо и отравлять жизнь населению в окружности трех километров, как вы изволили выразиться»,– мысленно говорил он Никонову.
Наконец раствор «схватился»– стал твердым, как камень. Печник разрешил начать испытания. Леонид зажег раз, горелки вспыхнули беловатым пламенем, вода в железной бочке быстро закипела и потекла по трубам. Стрелка манометра показывала давление 0,3 атмосферы. Для перехода на обычное топливо потребовалось всего десять минут.
Власов, не откладывая дела в долгий ящик, в тот же день отправился в Мосгаз. Управляющий трестом выслушал странного просителя и покачал головой.
– Нет, мы занимаемся исключительно газификацией квартир и промышленным предприятиям отпускать газ не можем даже в летние месяцы. Вам придется дождаться грозненского газа...
Никакие доводы не помогли, и Власов вышел из Мосгаза огорченным. Рушилась блестящая . перспектива. Но он не привык отступать перед первыми препятствиями.
– Нужно найти выход. Обязательно найти,– бормотал Власов в машине.– В Моссовет! Там непременно найдутся люди, которые поймут и помогут... Поезжайте в Моссовет,– приказал он шоферу.
Узнав, кто из заместителей занимается газовым хозяйством, Власов поднялся на второй этаж.
В приемной пришлось торчать больше часа. Трещали телефоны, секретарша скучным голосом повторяла: «Он сейчас занят, позвоните позже...»
Наконец настала очередь Власова.
В большом кабинете с окнами во двор сидел за столом немолодой человек с бледным, усталым лицом. «Недосыпает, мало бывает на воздухе»,– подумал Власов, садясь в кресло перед столом.
– Так, так, учли, значит, сезонность расхода газа и придумали специальное приспособление для быстрого перехода на обычное топливо... Интересно, очень интересно!– По мере рассказа Власова заместитель председателя все больше проявлял заинтересованность.– Случайно не захватили с собой схему?
– Нет, не догадался, но могу нарисовать! Это очень просто...
– Пожалуйста, покажите!– Он протянул Власову лист бумаги.– Молодцы, хорошо придумали! – сказал он, рассмотрев наспех сделанный набросок. – Говорите, опыты провели?
– Три часа тому назад... Правда, в примитивных условиях, но все же убедились, что дело получится...
– А что, если мы используем ваше предложение для газификации общественных прачечных до поступления грозненского газа? Пусть хоть летом поработают! Сэкономим тысячи тонн угля, освободим сотни вагонов... Идея!
– Конечно, есть смысл!
– Пришлите, пожалуйста, вашего инженера ко
мне.– Заместитель председателя перевернул лист откидного календаря.– Ну, скажем, завтра, в двенадцать.
. – Инженер дал только идею, а опыты проводил другой. Он студент Бауманского института.
– Это все равно. Как его фамилия?
– Косарев. Леонид Косарев.
– Вот черти! Мои работники не догадались войти с таким предложением, а инженер-текстильщик и студент сумели!
– Знаете, почему так получается? Мы часто находимся в плену окружающих нас привычных представлений. Жизнь опережает нас на каждом шагу, не всегда успеваем за нею.
– Не успеваем, ох, как не успеваем!—согласился заместитель.– Итак, договорились: пришлете ко мне вашего студента, а за то, что вы проявили такую инициативу, дадим вам газ. Нужно же иметь в Москве, хоть в порядке опыта, одно предприятие, работающее на газе! Через год-два кончим новый газопровод Грозный – Москва и тогда подумаем, стоит ли вообще завозить уголь!
Власов встал.
– Вы даже не можете себе представить, что сделали для нас!– сказал он.
В Мосгазе не успели закончить проект, как на фабрике уже появились рабочие, начали рыть траншеи и прокладывать трубы. Главный механик, Тихон Матвеевич, следил за побелкой и покраской котельной.
– Скоро вы будете работать у меня в белых халатах,– шутя говорил он кочегарам.
В самый разгар работы в котельной поступил первый тревожный сигнал с машиностроительного завода. Ненашев писал:
«Уважаемый товарищ директор, Алексей Федорович! Автоматические станки, изготовленные здешним заводом, никуда не годятся: тяжелые по весу и громоздкие по габаритам, а самое главное – тихоходные. Наши станки-старушки, имеющие возраст не меньше пятидесяти лет от роду, и то делают 146 оборотов в минуту, а новые – только 120. Приборы автомата часто разлаживаются, и уток приходится заправлять вручную. Спрашивается: кому нужны такие станки? Нужно идти вперед, а заводские специалисты тянут мае назад. Пока не поздно, принимайте меры, иначе беды не оберешься.
Уважающий вас Ненашев».
Под письмом была приписка, сделанная рукой Антохина:
«Целиком присоединяюсь к словам товарища Ненашева и от себя добавляю: такие станки брать не надо.
Ткацкий поммастер Н. Антохин».
При иных обстоятельствах Власов, получив такое письмо, наверное, поднял бы тревогу, но сейчас, увлеченный новым делом, он не придал письму того значения, которого оно заслуживало. «Опытные образцы, не успели освоить, наладят»,– подумал он.
Заместитель председателя Моссовета принял Никитина и Леонида в назначенный час и долго беседовал с ними. Молодой студент понравился ему.
– Отпустите вашего помощника к нам,– обратился он к Никитину.– На первых порах он займется газификацией прачечных на летние месяцы, а там видно будет.
– Пусть сам решает,– ответил Николай Николаевич.
Леонид отказался:
– Уходить из комбината не хочу. Это было бы нечестно– комбинат помог мне в трудную минуту жизни! Кроме того, хочу работать в большом коллективе, учиться. Думаю, Николай Николаевич разрешит оставить вам схему, и ваши специалисты без труда сами справятся. Нужна будет моя помощь в монтаже – Пожалуйста, всегда к вашим услугам!– ответил Леонид.
Заместитель председателя встал, подошел к нему и похлопал по плечу.
– Молодец! Уверен, что из вас выйдет настоящий человек и хороший специалист. Желаю успеха!
Они молча спускались по улице Горького к станции метро. Около Центрального телеграфа Никитин остановился.
– Ты правильно сделал, что не поддался соблазну. Я убежден, что не может быть настоящего инженера без большой производственной практики!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
1
Ранней весной Юлий Борисович Никонов познакомился с человеком, которому суждено было сыграть роковую роль в его дальнейшей судьбе.
Толстяков рекомендовал Никонова как специалиста в помощь Статуправлению, подготовлявшему по заданию правительства срочную отчетность по всем отраслям народного хозяйства, в том числе и шерстяной. Работа была платной – Толстякову давно уже хотелось сделать что-нибудь для Никонова, а тут подвернулся как раз подходящий случай.
Из Статуправления позвонили Юлию Борисовичу.
– Очень приятно, что вы уже знаете, о чем идет речь,– сказал незнакомый голос.– Может быть, заглянете к нам? Очень хорошо. Надеюсь, знаете наш адрес? Позвоните из бюро пропусков по внутреннему телефону, я спущусь, и мы предварительно договоримся об условиях. В котором часу?.. Ну, скажем, в четыре!..
Ровно в четыре Юлий Борисович был. на месте. Минут через десять после его звонка в накуренном и довольно неуютном бюро пропусков, похожем на зал ожидания какой-нибудь захолустной станции, появился плотный, приземистый человек.
– Юлий Борисович Никонов из Главшерсти, если не ошибаюсь? Очень приятно! Евгений Романович Батурин,– представился он, протянув руку.– Может быть, пройдемся, поговорим на чистом воздухе? Кстати, я должен пообедать...
Они обогнули площадь Дзержинского и направились вниз по Пушечной.
Солнце грело уже по-весеннему. На липах вдоль тротуаров раскрылись почки. В центре площади, на огромной клумбе, садовники уже высадили тюльпаны, пестревшие яркими красками. На углу Пушечной черноглазые крикливые цыганки продавали подснежники: «Купите на счастье! Граждане, не скупитесь, купите подснежники! Подарите своим милым!..» Бензиновая гарь от множества автомашин, снующих по широким асфальтированным мостовым, не могла заглушить запаха весны, которым был напоен воздух.
У дверей ЦДРИ Батурин остановился.
– Хотите со мной пообедать? Здесь кормят прилично и недорого. Сами понимаете, нашему брату шататься по ресторанам не с руки...
– С удовольствием!
В ресторане ЦДРИ обедающих было мало. Сели за столик в конце зала, и по тому, как быстро подошла к ним улыбающаяся подавальщица, Юлий Борисович сразу понял, что Батурин здесь свой человек.
– Здравствуйте, Валечка. Чем накормите нас сегодня?– Батурин оживился, потер руки.
– Я возьму рыбную солянку,– сказал Никонов, пробежав глазами меню.– На второе – бифштекс по-гамбургски.
– О... о... Нет, а первое я ничего не закажу, и так уж разнесло. Вот что, Валечка, для начала принесите грамм четыреста водочки. Не возражаете, Юлий Борисович?.. Затем балычка или семги и, если есть, маринованных грибков. На второе мне кореечку, только не жирную, и не забудьте бутылки две боржоми.
– Боржоми нет, только московская.
– Что поделаешь, давайте московскую!
За водкой завязался деловой разговор. Склонившись к собеседнику и дымя папироской, Батурин начал излагать суть дела:
– Честно говоря, работы кот наплакал, обычные статистические данные: количество веретен и станков, прирост продукции по годам, отдельно по суконным и камвольным товарам, ассортимент, производительность, зарплата. Все это отнимет у вас дней пять – семь, не более.– Батурин раскрыл папку, которую принес с собой, взглянул на формы, но почему-то Никонову не показал.– Подумаем, как будет удобнее.—Он налил себе и Никонову водки.– Как ни говорите, водка великая сила, прочищает мозги, избавляет от разных горестных мыслей... При подписании трудового соглашения наметим возможно больший срок: так будет удобнее при определении суммы вознаграждения. Чем больше срок, тем больше оплата... Имейте в виду, что оплата вашей работы всецело зависит от меня!
Понизив голос, Батурин продолжал:
– Семья, знаете, дети... Хоть и взрослые и не живут со мной, а все же приходится помогать. Я, как заведующий отделом, получаю персональный оклад и то еле-еле свожу концы с концами. Волей-неволей приходится подрабатывать на стороне. Хорошо еще, что имею ходовую специальность – я бухгалтер. Во время нэпа работал главбухом в одном акционерном обществе, много получал, хорошо жил. В ту пору специалистов было мало, и их ценили, не то что теперь! Потом перешел в трест и уж оттуда в Статуправление. Чтобы свести концы с концами, беру побочную работу, составляю балансы для разных мелких организаций...
Никонов сразу понял, куда он клонит.
– Можете вполне рассчитывать на мою скромность!– сказал он.
После этой реплики разговор оживился.
– Очень приятно! Давайте говорить начистоту. За всю работу выпишем вам восемь тысяч рублей. Пять – вам, три – мне. Справедливо, как по-вашему?
– А вычеты?– поинтересовался Никонов.
Батурин пристально посмотрел на него.
– Вы мне нравитесь,– произнес он.– Я сам люблю практический подход к делу. Уверен, что мы сработаемся. Вычеты пропорционально от получаемой суммы,– заключил он.
Выпили еще, графин опустел. Когда подавальщица принесла корейку, Батурин посмотрел на часы.
– Повторили бы, да тороплюсь на работу! Сидим там до петухов, а что толку? По ночам, думаете, работаем? Ничего подобного,– есть ли дело, нет ли, все равно сиди и жди, пока начальство уйдет. Уж так заведено! Играем в шахматы, рассказываем анекдоты, следим за огоньком в окнах высокого начальства. Погаснет огонек – и мы сразу все врассыпную по домам...– Батурин вздохнул.– Кстати, где вы живете?
– На улице Качалова, недалеко от Никитских ворот.
– Скажите пожалуйста! Соседи с вами. От вас до моего дома рукой подать – Скарятинский переулок знаете? Я там обитаю. Вы совсем одинокий?
– Нет. Мать на моем иждивении, живет в Воронеже.
– Отец давно умер?
Никонов, изобразив на лице страдальческую гримасу, вздохнул.
– В самом начале революции скончался. Я его и не помню.
– Видимо, в переделку попал?
– Он был городским головой. По слухам, человек либеральных взглядов. В горячке не разобрались и расстреляли. Только не думайте, я не скрываю,– спохватился Никонов.– Во всех анкетах и автобиографиях так и пишу: «Расстрелян во время революции по недоразумению».
– Зачем скрывать? Такое все понимают, что в те годы бывали такие недоразумения.
– Правда, в детстве, а особенно в студенческие годы, я хлебнул горюшка, но потом все наладилось. Если на плечах у тебя голова, а не котел, то ничего не страшно – ни то, что ты не пролетарского происхождения, ни то, что твоего отца расстреляли.
– О чем разговор! Рад, очень рад, что познакомился с вами.– Батурин подозвал подавальщицу.– Ну, Валечка, сколько с нас?
– Ровно восемьдесят семь рублей...
Никонов полез было в карман, но Батурин остановил его:
– Я вас пригласил, я и плачу. Таков закон гостеприимства! Вот, Валечка, сто рублей. Сдачу оставьте себе. Итак, Юлий Борисович, я запишу ваш домашний телефон и дня через два-три позвоню. Как только трудовое соглашение будет готово, зайдете к нам и подпишете. Не забудьте принести паспорт.
Батурин был совершенно трезв, шагал твердо, даже лицо не покраснело. «Крепкий мужик, умеет пить»,– подумал Никонов.
На улице они расстались. Батурин пошел по направлению к площади Дзержинского, а Никонов сел в троллейбус и поехал домой. У него чуточку шумело в голове.
2
Реальных причин для тревоги у Никонова не было, а между тем он ходил словно потерянный, что случалось с ним редко; вот и в этот вечер почему-то мысли его вновь и вновь возвращались к встрече с Батуриным, и он не испытывал привычного чувства покоя, которое охватывало его дома, в уютной комнате.
«Обыкновенный делец, комбинатор – и все,– говорил себе Никонов.– Таких сейчас множество. Это и понятно. Противно ведь жить на считанные, разложенные по полочкам гроши, зная, что ничего лишнего не можешь себе позволить. Вот люди и изворачиваются! Предложение Батурина на первый взгляд кажется делом безопасным – выполнил человек определенную работу, получил за нее деньги. Докажи, что получил лишнее или с кем-го поделился. Не сам брал – дали...»
Конечно, Юлий Борисович не собирался записываться в святые,– почему и не подработать, если подвернулся подходящий случай! Но на явную уголовщину он никогда не пойдет! Умный человек отличается от дурака тем, что умеет всякое сомнительное дело так обставить, что комар носа не подточит! Взять хотя бы историю с мебелью. Ювелирная работа! В данном случае ничего этого нет,– грубый обман, вроде тех, к которым нередко прибегают иные мастера и прорабы, проставляя в наряде несуществующую работу или же завышая расценки, а потом делясь с рабочими. Жаль, что всегда нужны деньги, а то разве стал бы он связываться с Батуриным!.. Глубоко ошибаются те, которые думают, что холостяк тратит меньше, чем семейный! Не понимают люди самых элементарных вещей: если пригласишь к себе знакомую, то каждый раз покупай хорошее вино, конфеты, закуски, а иной раз и в театр приходится приглашать, а то и в ресторан... Самому тоже надо прилично одеться. На все нужны деньги! На две тысячи восемьсот рублей зарплаты далеко не уедешь. Правда, бывают премиальные. Нужно отдать должное Василию Петровичу – он никогда не забывает заслуг Юлия Борисовича. Но это все мелочи, от силы два оклада в год да бесплатная путевка в Сочи или Кисловодск – вот и все!..
Борис – скотина, ведет себя весьма нахально. Мало того, что не вернул долга, еще повадился приходить в гости со своими дружками. Пьют, как сапожники, водки на них не напасешься!..
Конечно, можно продать пару отрезов, и деньги будут. К счастью, отрезов накопилось порядочно, один лучше другого. Товар шикарный, из рук вырвут. Но жить за счет запасов—не выход из положения. Мало ли что в жизни может случиться! Еще философы говорили: «Под луной (ничто не вечно...» Никогда нельзя знать, что тебя ожидает. Вот секретарь партбюро, Григорьева, давно зубы точит на него. Недавно на собрании сотрудников зло прошлась по его адресу – заклеймила подхалимом, приспособленцем. Чего только не предпринимал Толстяков, чтобы избавиться от нее! И на большую работу выдвигал, и на учебу в академию хотел отправить, даже заграничную командировку предлагал – не вышло! Не дали убрать Григорьеву. Слетит Толстяков, тогда слетит и он, поддержки ждать не у кого. Сблизиться с Вениамином Александровичем так и не удалось. Разве сынок поможет... Слететь Василию Петровичу очень легко: еще всем памятно дело с назначением Власова директором, затем недавняя история с заниженным планом. Министр – на что уж выдержанный, спокойный человек, так и тот вышел из себя и на заседании коллегии крикнул Толстякову: «Выдохлись, спокойной жизни ищете!» Не заступись тогда за него Вениамин Александрович, дело могло бы кончиться плохо. Но ведь есть в министерстве и другие, понимающие люди – те доберутся когда-нибудь до истины, и Власов будет на коне. Он еще покажет себя. По совести говоря, молодец! Напористый, как бык, и бесстрашный. Гнет свою линию и никого не боится. В красилке новую технологию внедряет – залюбуешься; газ в котельную провели. Крупнейшие заводы не могут этого добиться, а он сумел. Сейчас у него во дворе чистота, порядок. А дома! Говорят, через месяц бараки сносить будут. Когда подводили итоги соревнования за первый квартал, то Василий Петрович из кожи вон лез, чтобы отвести комбинат. Не сумел – уж очень хороши были показатели. Комбинату присудили третье место и семьдесят пять тысяч рублей на премии. Для начала неплохо, если учесть, что за последние четыре года это впервые. Баранов ходит хмурый, злой, хоть и делает вид, будто ничего особенного не случилось. Как бы не так! Еще немного – и Власова всем в пример будут ставить, а Баранова могут и убрать. Глупый он человек, закоренелый консерватор, в обстановке не разбирается, живет прошлым и приспосабливаться совсем не умеет...
Единственное, на чем Власов может сломать зубы,– это новые автоматы. Их конструировали до войны, а теперь собираются выпускать серийно, хотя морально они давно устарели. На таких станках, хоть они и называются автоматами, много ткани не выработать. Отказаться от них тоже не просто: «новая техника». Власова обвинят в консерватизме, в косности. Пока разберутся, что к чему, много воды утечет. Василий Петрович тоже руку приложит. Он хорошо понимает, что успех Власова равносилен его краху, и всячески будет раздувать любой промах нового директора. При таких обстоятельствах ему, Юлию Борисовичу, остается одно – лавировать и, пока выяснится окончательное соотношение сил, ориентироваться на Василия Петровича: авось и на этот раз вывезет. Зря, конечно, он так холодно обошелся с Ларисой. По существу, она полезная женщина: при ее помощи можно быть в курсе всех событий и действовать наверняка, иногда повлиять на шефа – ведь бывали такие случаи в прошлом...
Вот выдержка у женщины! Настоящая актриса, ничем себя не выдаст. При посторонних по-прежнему приветлива, любезна, словно ничего не произошло, а у самой, наверное, на сердце кошки скребут. В глазах нет-нет да и вспыхивают злые огоньки и тут же гаснут. Ничего не поделаешь, оскорбленное самолюбие. Недаром на Востоке покинутую женщину сравнивают с пантерой. Попался ей в лапы – пощады не жди.
«Пощады не жди...»– повторил про себя Юлий Борисович и задумался. В его положении иметь лишнего врага неразумно. Не лучше ли помириться с Ларисой? Сейчас это будет кстати. У женщины большое горе – сын ушел из дому,– и то мнимое благополучие, которое она с такими стараниями создавала, рушится. Нужно отдать ей справедливость, Лариса по-своему любит своих детей и ради них готова на все... В конце концов что он теряет в. случае примирения? Изредка придется встречаться с ней. Ведь порой интересно перелистать прочитанную книгу...
3
В этот вечер мысли Юлия Борисовича непрестанно возвращались к предстоящему разговору с Ларисой. Как она отнесется к его звонку? Он посмотрел на часы. Восемь– самое подходящее время позвонить. Василий Петрович на работе, Милочка ушла в институт, и, по всей вероятности, Лариса в доме одна. При воспоминании о Милочке Юлий Борисович немного оживился: «Миленькая девчонка! Интересно, кому она достанется – тому лохматому красильщику или сопляку Борису?» Он вздохнул и, для храбрости выпив портвейна, взял телефонную трубку.
– Лариса Михайловна! – начал он официально.– Не узнали?.. Странно, – это я, Юлий Борисович... Почему не ждали? Давно собирался позвонить, только искал подходящего предлога... Признаю себя полностью виновным и прошу снисхождения... Ларочка,– уловив мягкие нотки в ее голосе, Юлий Борисович перешел «а «ты»,– не казни, довольно и того, что я сам себя казню... Согласен, тема действительно не для телефонного разговора. Может быть, заглянешь ко мне?.. Зачем откладывать, приезжай в субботу. Буду ждать... Я тебе очень-очень признателен!
На этот раз встреча была обставлена по всем правилам. Юлий Борисович купил ее любимое вино – цимлянское, миндальные пирожные, фрукты. Посреди стола поставил вазу с фиалками.
Лариса Михайловна пришла ровно в семь и наполнила комнату ароматом духов. За окном догорал весенний вечер, на улице зажглись фонари.
– Я пришла поговорить, это необходимо,– сказала она, снимая шляпку перед зеркалом.
Никонов обнял ее, попытался поцеловать.
– Подожди! Прежде всего мне необходимо кое-что выяснить...
– Если бы только знала, как я тосковал!
– После всего, что было, я не верю ни одному твоему слову.
– Зачем так говорить? Ты знаешь, что ни одна женщина не влекла меня так, как ты! Размолвки случаются между всеми, даже между мужем и женой. И я понял, что не могу без тебя...
Она молчала, и было непонятно, слушает его или нет. Словно отгоняя какие-то тягостные мысли, она тряхнула головой.
– Не будем больше говорить об этом!– Лариса Михайловна взглянула ему прямо в глаза.– И за что я только люблю тебя?– прошептала она.
Раздался телефонный звонок. Юлий Борисович вздрогнул и торопливо подошел к письменному столу. Батурин просил разрешения «забежать на минуту».
– Я сейчас занят,– ответил Никонов не очень любезно.
– Понимаю, дело холостяцкое! – захихикал Батурин в трубку и обещал позвонить позже.
Оглянувшись, Юлий Борисович увидел, что Ларисы нет. Она ушла. Удивленный, раздосадованный, он целую минуту стоял неподвижно, стараясь понять, что произошло. Очередной каприз? Разрыв?.. Ну и женщина!..
Неожиданно в одиннадцать часов раздался звонок. Пришел Батурин.
– О... о, оказывается, вы хорошо устроились, уютно,– сказал он, входя в комнату в пальто и бесцеремонно разглядывая обстановку.– Вышел немного погулять, воздухом подышать. Вспомнил, что вы рядом живете,– решил заглянуть. На улице благодать, тепло, как летом!
– Раздевайтесь,– предложил Юлий Борисович.
– Благодарю!– Батурин заколебался.– Работа у меня срочная – к понедельнику необходимо закончить баланс одной артели... Разве на полчасика...– Он снял в передней пальто и, приглаживая поседевшие волосы, вернулся обратно.– По субботам и воскресеньям сам бог велел отдыхать, а я все работаю. Вот так и помрешь, не увидев света белого...
– Да, жизнь нелегкая, согласен. Суетишься, нервы треплешь, и все равно никто не оценит! Не хотите ли выпить?
Никонов подошел к буфету, но Батурин остановил его.
– Благодарствую. В другой раз. Затуманишь голову и все цифры перепутаешь. Баланс составлять – дело не шуточное. Не сойдется копеечка в копеечку—начинай все сначала... Кстати, чтобы не утруждать вас лишний раз, я принес с собой трудовое соглашение.– Батурин вытащил из бокового кармана аккуратно сложенные бумаги.– Подпишите, а во вторник можете зайти за авансом и возьмете формы. Срок сдачи пришлось не сколько сократить – установили полтора месяца, чтобы иметь возможность дать вам новую работу.
Юлий Борисович быстро пробежал бумагу глазами и подписал соглашение.
– Один экземпляр оставьте себе. Если вам нетрудно, возьмите у себя в главке бумажку, что выделены к нам для помощи. Это легко сделать – Толстяков сам назвал вашу фамилию. Бумажка никогда не помешает, как говорится, береженого бог бережет!
– Хорошо, возьму...
Наступило неловкое молчание. Батурин курил, медлил с уходом, и Юлий Борисович не знал, о чем с ним говорить.
– У меня к вам есть один деликатный вопрос,– наконец начал гость, смяв в пепельнице недокуренную папиросу.– Скажите, начальник отдела сбыта вашего главка приличный человек?
–По-моему, да,– ответил Никонов, выжидательно взглянув на собеседника.– Почему это вас интересует?
– Как бы вам объяснить... Дело в том, что артель, для которой я составляю квартальные балансы, вырабатывает полушерстяные одеяла и платки наподобие оренбургских. Сами понимаете, снабжение у них паршивое, вернее – никакого, а люди там работают деловые. Если бы можно было устроить им наряд на шерстяные отходы, ну, скажем, на путанку, концы и спущенные початки, то...
– Не знаю, я от этого дела, далеко стою,– поспешно сказал Никонов.
– А вы подумайте. Риска никакого. Горпромотход при Моссовете даст соответствующую бумажку. Само собой разумеется, что вы непосредственного участия в деле принимать не будете, только сведете руководителей артели с начальником сбыта, но, конечно, предварительно подготовив его. За каждую тонну отходов можно получить двадцать тысяч. Десять – вам, десять – ему. Пять тонн отходов – пятьдесят тысяч. Кругленькая сумма, не правда ли? Имея такие деньги, можно жить спокойно!
– Попробую поговорить, но за успех не ручаюсь...
– Ведь я вас за горло не беру, выйдет – хорошо, не выйдет—ну что делать! На рожон не полезем, а попытаться стоит... Чтобы пятьдесят тысяч заработать, нужно два года спину гнуть, а тут – одним махом!
Батурин попрощался и ушел. И тягостное чувство беспокойства с новой силой охватило Юлия Борисовича. Но – пятьдесят тысяч!.. Пятьдесят тысяч! Слава бо-
261
ту, хлопотливый день кончен! Можно взять книгу, лечь в постель, благо завтра воскресенье и можно подольше поспать.
Слипались глаза, буквы на страницах книги прыгали. Пора спать. Юлий Борисович положил книгу на тумбочку, потушил свет, повернулся на бок и натянул на себя одеяло. Засыпая, он опять вспомнил о предложении Батурина. Почему не попытаться? В конце концов отделы капитального строительства и сбыта ни в какое соприкосновение друг с другом не входят. В случае осложнения нетрудно отойти в сторону. Начальник сбыта Голубков человек широких взглядов, он пойдет на это... «Нехорошо получилось с Ларисой,– подумал он, засыпая,– не натворила бы она глупостей».
