Текст книги "За Москвою-рекой"
Автор книги: Варткес Тевекелян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
– От такой гонки ничего путного не жди, опять начнем выпускать одну черноту! – проворчал Степанов.
– Ладно, Осип Ильич, я займусь этим, выясню, почему главный инженер так распорядился. Вы не волнуйтесь, за невыполнение задания голову не снимут!
– Так-то оно так, а все же нехорошо получается!
Старый мастер покачал головой и направился к себе
в красилку, а взбешенный Власов поспешил в диспетчерскую.
Разыскав по телефону Баранова, он потребовал объяснений.
Главный инженер сразу перешел в «вступление, начал кричать, что за производство отвечает он, Баранов, и знает, что делает.
– Технологию нарушать никому не позволено, тем более главному инженеру. Прошу, отмените ваше распоряжение,– предложил Власов, стараясь говорить как можно сдержаннее.
– Я не сделаю этого! – был ответ.
– В таком случае я вынужден сделать это за вас! Гнать брак, а потом весь товар перекрашивать в черный цвет – преступление!.. Имейте в виду: если будете упрямиться, прикажу охране не пускать вас на комбинат! Поняли?
Власов положил трубку на рычаг и вытер вспотевший лоб. «Кажется, перехватил, – подумал он. – Легко сказать: «прикажу не пускать»! Главный инженер назначается министерством, и я им не распоряжаюсь. Получится неслыханный скандал и, конечно, удобный повод для обвинения меня в самоуправстве. Однако потворствовать Баранову я тоже не могу...»
Он поднял трубку, позвал к диспетчерскому аппарату Забродина и отменил распоряжение главного инженера.
Пройдясь по цехам, Власов направился в конструкторское бюро отвести душу. Там работа шла полным ходом. Сергей усердно чертил, а Николай Николаевич, как всегда без пиджака, с закатанными до локтя рукавами рубашки, опершись коленом на стул и тихонько насвистывая, рассматривал какую-то схему.
Услышав шаги, Никитин обернулся.
– Вы очень кстати пришли, Алексей Федорович, – сказал он. – У мальчишки хорошая голова, он прирожденный конструктор!
– О ком вы? – поинтересовался Власов.
– О Леониде Косареве. Надумал парень создать легкую тележку, на резиновом ходу, пригодную для работы в наших новых условиях. И создал! Не поленился, пять вариантов представил – один лучше другого. Посмотрите.
– Какие шины он предлагает – надувные или сплошные?
– Конечно, сплошные! Таким износа не будет, да и возни с ними меньше. Обратите внимание, как удачно подобрал он размеры и скомпоновал откидные стенки. Словом, это то, что нам нужно.
Власов стоя рассматривал схему.
– Мне тоже кажется, что он удачно решил задачу. Пусть представит рабочие чертежи, и мы разместим заказ. Может, изготовить у нас, в механической мастерской?
– Нет, только не у нас! С нашим механиком трудно стало разговаривать. Не пойму – куда девалась его обычная молчаливость? Шумит, ругается...
– Его особенно винить нельзя, мы на него, беднягу, навалили столько работы, что поневоле зашумишь! – Власов положил схему на чертежную доску.
– Алексей Федорович, отдел кадров так и не подобрал нам конструктора. Не приспособить ли нам на эту работу Косарева? Он не текстильщик и, как вы говорили, от печки танцевать не будет. Что у него диплома нет, это не беда! На очереди как раз зал браковки – там нужно проектировать новые перекатки, хорошо продуманную систему транспортировки, люки...
– Справится?
– Парень трудолюбивый, со смекалкой, научится!
– Что ж, я не возражаю. Зачислим его временно исполняющим обязанности конструктора, а там видно будет.
Власов подошел к Сергею и положил ему руку на плечо.
– Как мать? – спросил, он.
– Все еще больна. Врачи никак не могут разобраться, что с ней.
– Передай ей привет. Если что нужно, скажи, не стесняйся. Смотри, Сергей, экзамены не провали!
Сергей развел руками.
– Для подготовки мало времени остается! Хочу просить вас дать мне отпуск за свой счет, дней на десять – двенадцать, не больше.
– Хорошо, напиши заявление, я тебе отпуск разрешу, если, конечно, Николай Николаевич не будет возражать.
– Жаль, но что поделать, экзамены-то ведь сдавать надо! – Никитин улыбнулся. – Когда-то сами сдавали, помним, что это такое.
Власов посмотрел на часы и заторопился – пора обедать.
– Что-то наш директор сегодня невеселый, – сказал Сергей, когда Власов ушел.
– Будешь невеселым, имея дело с таким типом, как Баранов! Власов только что отменил его распоряжение.
– О перевыполнении плана?
– Ну да! Баранову очень хочется услужить начальству. Вот они и не сходятся характерами.
– Я очень рад за Леню. Он теперь воспрянет духом, а то ходил как в воду опущенный... Спасибо вам!
– Погоди очень-то радоваться! Попомни мои слова – Власову еше достанется от Толстякова за твоего дружка, – сказал Никитин.
4
Лежа в постели, Власов читал книгу. Было около двенадцати ночи, когда позвонил телефон. Дежурный по комбинату сообщил, что «согласно полученной телефонограмме директор вызывается к начальнику главка завтра, восемнадцатого декабря, в десять часов утра».
«Похоже, Баранов успел нажаловаться», – мелькнуло в голове. Власов снова лег и, чтобы не думать о завтрашней встрече с Толстяковым, от которой ничего хорошего не ждал, снова принялся за чтение...
В начале первого вернулась с вечерней смены Матрена Дементьевна. Власов поспешно потушил свет и притворился спящим. Ему не хотелось разговаривать с матерью и огорчать ее своими неприятностями. Поужинав на кухне, Матрена Дементьевна на цыпочках прошла к себе и легла. В доме стало тихо.
Власову не спалось, он ворочался с боку на бок.
Матрена Дементьевна прислушалась, потом встала и, надев халат, вошла к сыну.
– Что не спишь-то? Нездоров? – Шершавой ладонью она дотронулась до его лба.
– Да нет, просто не спится! – Он пододвинулся к стене. – Садись.
– Чего же ты все ворочаешься?
– Так, разные неполадки...
– Изводишь ты себя, сынок, вот что я тебе скажу! О себе не думаешь. – Она подобрала под себя ноги, удобно устроилась на его постели, как делала, когда он был маленьким. – Вокруг столько, девушек хороших – неужто никго не нравится?
– Опять сорок пять, за рыбу деньги! Да пойми ты – не до девушек мне сейчас.
– Не говори! Когда человек наладит свою жизнь, у него и работа спорится!
– По-твоему, если я женюсь, то Баранов сразу станет хорошим человеком?
– Не Баранов станет хорошим, а ты к нему по-другому относиться будешь – терпения у тебя прибавится. Нельзя, милый, всех людей делить на хороших да на плохих, как будто люди такими рождаются. Нужно иметь большое сердце и в человеке искать хорошее – глядишь, он и сам переменится к лучшему.
– Эх, мама, ты сама хорошая, вот и не замечаешь, сколько вокруг нас мелких людишек, подленьких душ...
– Почему не замечаю? Не слепая! Есть, конечно, и такие. Что же с ними делать? Изничтожать? Так, по-твоему?
«Действительно, что с такими делать? Снять е работы, выгнать? Этим ведь ничего не добьешься – они будут работать в другом месте», – думал Власов.
– Я этого не говорю,– сказал он.
– Вот видишь, значит, нельзя! Почему же все вы норовите управлять окриком, чуть что – кулаками размахиваете? Нет, сынок, только на окрике далеко ме уедешь!
– Послушать тебя—так нам следует записаться в непротивленцы. Были такие, даже свою философию создали, но путного ничего не добились. Политика непротивления злу как раз на руку Барановым.
– Что ты все тычешь Барановым?– рассердилась
Матрена Дементьевна.– Не о нем речь, я вообще говорю. Получше оглядись по сторонам, тогда поймешь.– Она зевнула.– Поздно уже, а среди ночи разговоры разговаривать не дело. Спи себе спокойно, утро вечера мудренее!– Она поправила подушку, одеяло и вернулась к себе.
И оттого, что она пробыла у него несколько минут, оттого, что он ощутил ее ласку, «на душе у Власова стало спокойнее...
В семь часов он был на ногах. Утренняя гимнастика и прохладный душ успокоили разгулявшиеся -нервы.
Разыгралась метель. Налетали порывы ледяного ветра. Дрожали провода, фонари, раскачиваясь на высоких столбах, рисовали на земле светлые круги. Снежная пыль клубилась вдоль улиц, ослепляя редких прохожих.
«Начнутся заносы, и мы останемся без пряжи и топлива»,– подумал Власор. Он ненадолго забежал на комбинат, просмотрел сводку работы ночных смен, выслушал доклад диспетчера, вызвал к себе снабженцев и начальника транспортного отдела, приказал им связаться по телефону с фабриками и поставщиками, разузнать о состоянии дорог и переключить весь автотранспорт на вывозку топлива и пряжи.
До встречи с начальником главка времени оставалось еще много – час с лишним. Власов решил пройтись пешком и по дороге собраться с мыслями. Он велел шоферу приехать за ним в министерство к одиннадцати часам и вышел на улицу.
Недалеко от трамвайной остановки кто-то окликнул его.
–» А... Анна Дмитриевна! Вы так закутались, что и не узнать!– Власов подошел к Забелиной.
– Нарядилась, как матрешка! Холодно.– Она поежилась.– Почему прошли остановку? Разве вы не на трамвай? Или замечтались?
– Ни то, ни другое,– просто решил пройтись пешком.
– В такую погоду?
– Ничего страшного, я ведь солдат! А вы куда собрались в такую рань?
– В институт. Кстати, Алексей Федорович, я говорила с руководителем сектора автоматизации Надеждиным, свела с ним Николая Николаевича. Надеждин за-
интересовался его терморегулятором, хотел зайти к вам. Нужно написать бумагу, и они включат регулятор в тематический план.
– Большое спасибо, но...
– Но?
– Боюсь, дело затянется. В институтах темы разрабатываются годами.
Скользя по обледенелым рельсам, трамвай прокатил метров на пять дальше остановки. Вагоны были переполнены. Анна Дмитриевна, наблюдая за толкающимися людьми, махнула рукой и повернулась к Власову.
– Все равно не сядешь! Я, пожалуй, пройду с вами через мост, а там поеду на троллейбусе.
На мосту ветер дул сильнее. Щеки Анны Дмитриевны еще больше раскраснелись, пряди золотистых заиндевелых волос падали из-под платка на высокий лоб.
Власов украдкой наблюдал за нею. Ему вдруг захотелось сказать ей, этой почти незнакомой женщине, что-то хорошее, теплое, но он смутился, покраснел и снова заговорил о делах:
– Скажите, Анна Дмитриевна, не найдется ли в вашем институте готовой схемы, пригодной для нашей красилки?
Он отважился взять ее под руку.
– Я интересовалась этим. Есть единственный готовый проект для мыловаренного завода, но вряд ли он подойдет вам.
– Нужно взглянуть, может быть, используем принцип. А как ваша работа?
– Ничего, кажется, все идет нормально. Испытание с антимолевым раствором дало положительные результаты. Наши собираются рекомендовать его промышленности. Что касается остальных моих тем, то над ними еще придется поработать...
– Во всем можете рассчитывать на нашу и, конечно, на мою помощь,– сказал он и снова покраснел.
– Я в этом уверена.– Анна Дмитриевна улыбнулась.– Вы человек смелый и всегда протянете руку помощи другому. Признаться, я немножко завидую вам.
– Нашли кому завидовать!– вырвалось у Власова. «Милая ты моя, если бы ты знала только, как мало поводов, чтобы мне завидовать»,– подумал он.
Как бы угадывая его мысли, Забелина сказала:
– Вероятно, вам часто приходится (несладко. В этом нет ничего удивительного, всякие поиски даются нелегко!
– К сожалению, да...
– Вот и мой троллейбус. Всего доброго! – Она крепко, по-мужски, пожала ему руку и вскочила в подошедшую машину.
Власов еще некоторое время постоял у остановки, глядя вслед удаляющемуся голубому троллейбусу.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
1
Домашние неурядицы все больше и больше отравляли жизнь Василию Петровичу.
Жена, и без того капризная, взбалмошная, в последнее время стала просто невыносимой. Причиной тому послужил уход Леонида из дома. В первые несколько дней после его исчезновения Лариса Михайловна притихла и, ссылаясь на мигрень, заперлась у себя, почти не показывалась. Но как только Юлий Борисович Никонов, который по ее просьбе наводил справки, сообщил ей, что Леонид живет у Полетовых и работает чертежником на комбинате, Лариса Михайловна словно преобразилась, пуще прежнего кричала на всех, устраивала истерики и дошла до того, что однажды в присутствии домработницы Любаши обвинила Василия Петровича во всех своих Несчастьях.
– Это ты своими посулами вскружил мне голову и заставил выйти за тебя замуж! – истерически кричала она. – Не будь тебя, я жила бы спокойно с детьми и горя не знала бы!..
Не успел Василий Петрович прийти в себя от всех этих неприятностей, как разразился новый скандал. Милочка почему-то перестала есть дома, отказывалась брать деньги и почти не разговаривала с матерью. И опять истерика, брань, крики, шум...
Василий Петрович избегал бывать дома. Он приезжал поздно ночью, уезжал на работу рано утром, когда все еще спали. Однако избежать очередного столкновения с
женой ему все же не удалось. Она, как нарочно, встала однажды рано и за завтраком напала на мужа.
– Начальником называешься, а какого-то Власова не можешь призвать к порядку,– начала Лариса Михайловна.– Негодяй он, уговорил мальчишку бросить учебу и устроил у себя на работу!
– Зря ты так говоришь... Подумай! Ну какой смысл Власову уговаривать Леонида бросать учебу? – как можно мягче возразил он.
– Чтобы сделать неприятное нам! Подкопаться под тебя, иметь повод посплетничать по твоему адресу... да мало ли зачем... Люди, мол, не знают, какое чудовище Толстяков: с ним даже дети жены не ужились!.. Если ты не тряпка, то обязан призвать к порядку этого Власова.
– Я не раз просил тебя не вмешиваться в мои служебные дела...
Не успел Василий Петрович сказать это, как Лариса Михайловна заплакала.
– Конечно, они тебе не родные... разве ты заступишься за моих детей! – рыдала она.
Василий Петрович не допускал и мысли, что Власов оказал какое бы то ни было влияние на Леонида. По его мнению, директор просто допустил некоторую бестактность. Прежде чем принимать на работу мальчишку, видимо стремящегося к самостоятельности, Власов должен был посоветоваться с ним...
Спору нет, Власов ведет себя безобразно, дошел до такой наглости, что отказался выполнить распоряжение, подписанное им, Василием Петровичем! Он, видите ли, не может оголять переходы, а сорвать выполнение плана главка в целом может. Этакий удельный князь нашелся, грозится не пускать на комбинат главного инженера! Эти художества ему даром не пройдут, но пристегнуть сюда еще историю с мальчишкой было бы глупо. Чтобы призвать Власова к порядку, у него имеются более действенные средства. Вчера, на приеме у заместителя министра Вениамина Александровича, он, кажется, подложил Власову хорошую мину.
Вениамин Александрович поинтересовался ходом выполнения плана. Василий Петрович заверил его, что план будет выполнен, и добавил:
– Хотелось натянуть процентика три перевыполнения...
– Обязательно нужно натянуть! – согласился заместитель министра.– Главхлопром даст от силы сто процентов, шелковики обещают сто два. Если вы дадите сто три, то выйдете на первое место по министерству и вашему главку будет обеспечено переходящее знамя и соответствующие денежные вознаграждения. Советую поднажать!
– Я понимаю, «о не все зависит от меня. Например, директор Московского комбината Власов упирается,– осторожно вставил Василий Петрович.– Не хочет дать сверх месячного плана двести тысяч метров, а возможности у него есть...
– Удивляюсь, товарищ Толстяков: вы же не новичок, неужели не можете справиться с одним директором?– досадливо поморщившись, сказал Вениамин Александрович.
И тут Василий Петрович подложил свою мину.
– Признаться, я устал возиться с ним,– сказал он.– Зная, что его назначили директором вопреки моему мнению, Власов возомнил о себе невесть что, ни с кем не хочет считаться. Он заявил нашему представителю Софронову, что главное управление ему не указ и никто не может заставить его перевыполнить план. А когда главный инженер комбината Александр Васильевич Баранов, опытный работник и весьма уважаемый человек, попытался вразумить его, то Власов пригрозил не пускать Баранова на комбинат!
–Ну, уж это похоже на самоуправство! Если у вас силенки не хватает, придется мне заняться вашим Власовым!
Заручившись таким образом поддержкой Вениамина Александровича и подготовив почву для серьезного разговора с Власовым, Василий Петрович и вызвал его к себе.
Придя на работу, Василий Петрович первым делом потребовал личное дело директора Московского комбината. Ему хотелось своими глазами взглянуть на анкетные данные Власова.
«Год рождения—1915. Месторождения—Москва. Социальное положение—,из рабочих, отец – кочегар, погиб во время первой империалистической войны на фронте. Мать – ткачиха, умерла после родов в том же 1915 году...» Читая ответы Власова, написанные размашистым, волевым почерком, Василий Петрович не без зависти подумал: «Типичный путь многих наших молодых людей. Хорошая биография, ничего не скажешь... «По профессии инженер, ткач, член партии с 1939 года. Окончил ФЗУ, вечернюю школу, вечернее отделение Московского текстильного института. Работал помощником мастера, сменным мастером, начальником цеха, главным инженером и, наконец, назначен директором комбината. С 1941 по 1945 год был на фронте. Майор запаса. Изобретения имеет. Правительственные награды тоже...» Нет, тут ни к чему не подкопаешься!»
2
– Да проснешься ли ты наконец?– Сергею надоело трясти Леонида, и он сдернул с него одеяло.
Тот нехотя поднялся, спустил ноги на пол и, дрожа всем телом, сладко зевнул.
– Ну и холодище!
– Пошевеливайся, поздно уже,– не отставал Сережа.– Условились ведь вчера – в шесть быть на комбинате!
Леонид молча натянул спортивные брюки, снял с гвоздя полотенце и пошел в кухню умываться.
Накануне, поздно вечером, слесари доставили в цех новую барку и при помощи красильщиков установили ее.
Мастер Степанов послал за Сергеем в «чертежную». Тот пулей влетел в красилку и, словно не веря глазам, застыл около барки. Отдышавшись, он открыл рот, хотел что-то сказать, но не нашел слов и только махнул рукой. Он бросился к мастеру и, крепко обняв его, закружился вместе с ним по красилке.
– Перестань, слышишь, Серега, перестань, говорю тебе! – отбивался Степанов. – Вот сумасшедший, не понимает, что мне за пятьдесят перевалило,– сказал он, тяжело дыша, когда Сергей наконец отпустил его.
– Если хорошенько подсчитать, все шестьдесят наберется! – пошутил молодой слесарь, и красильщики расхохотались.
Чтобы поскорее испытать барку, Сергей готов был остаться в цехе хоть на всю ночь. Он стал было натягивать спецодежду, но мастер остановил его.
– Чудак ты, ей-богу! Скажи на милость, что тебе здесь делать на ночь глядя? Разве не видишь, с твоей баркой еще уйма возни? Нужно подвести воду, подключить пар, протянуть провода к мотору. Мало ли еще какие неполадки найдутся... Я попрошу дежурного слесаря и мастера сделать все это и сам послежу, а ты отправляйся-ка домой, хорошенько выспись. Утром придешь пораньше и заправишь...
За завтраком, видя, что Леонид без всякого аппетита ест холодную картошку, Сергей сказал:
– Не горюй, Леня, первого большая получка, матери тоже заплатят по бюллетеню. Может, еще прогрессивка будет. Разбогатеем – закатим пир на весь мир!
– Я тоже получу зарплату,– сказал Леонид. Его все время мучило, что он живет на иждивении друга.
– Конечно, получишь! Ты, брат, скоро меня обгонишь. Шутка ли – исполняющий обязанности конструктора на таком комбинате! Николай Николаевич утверждает, что со временем ты станешь выдающимся конструктором. А пока, в ожидании лучших дней, ешь картошку и запивай чаем.
Непредвиденные расходы, связанные с болезнью Аграфены Ивановны, сильно расшатали и без того скромный бюджет Полетовых. Сергею приходилось экономить во всем, чтобы обеспечить мать всем необходимым. Они с Леонидом долгое время питались картошкой и квашеной капустой, изредка покупали селедку, даже в столовую ходить перестали, завтрак брали с собой из дому. Хорошо, что осенью мать купила три мешка картошки, насолила огурцов и наквасила целую кадку капусты,– иначе пришлось бы вовсе туго...
Перед уходом из дому Сергей отнес матери завтрак– два яйца всмятку, кусочек сливочного масла, сладкий чай и несколько ломтиков белого хлеба.
– Покушай, мама. В обед придет тетя Зина и согреет тебе бульон. Смотри, сама не вставай.
– Хорошо, милый, не встану.– Осунувшееся, побледневшее лицо Аграфены Ивановны озарилось доброй, ласковой улыбкой.– Почему сегодня так рано собрались?
– Новую барку будем испытывать... Ну, мама, прощай, мы пошли!
Заснеженные улицы Сокольников в этот ранний час были совсем пустынны, редко-редко попадались одиночные пешеходы, направлявшиеся к станции метро, к первому поезду.
– Градусов двадцать, не меньше!—Леонид ловко прокатился по ледяной дорожке.– Давно не был на катке. Пойдем вечером?
– Дай сперва закончить испытание. Как думаешь, барка хорошо будет работать?
– Почему бы нет? Ты ведь в своих расчетах не сомневаешься?
– Расчеты вроде правильные... А там черт его знает, бывает, даже большие специалисты ошибаются... Не думай, я меньше всего волнуюсь за себя. Слов нет, ужасно хочется, чтобы барка пошла. Хуже всего, если подведу Николая Николаевича и Власова. Представляешь, как будет злорадствовать Баранов? Да и от ребят проходу не будет, на смех поднимут...
– Понимаю: изобретатель отличался необыкновенной скромностью и великодушием!
– Брось, Леня, не до шуток!
– А если говорить всерьез, то вчера в цехе я видел, как ты не волнуешься. Пять раз в лице менялся, То побелеешь, как полотно, то покраснеешь, как рак, даже губы дрожали. Изобретатель – этим все сказано! Раньше я знал о них только по книгам, читал о творческих муках и прочем, но что это такое, ясно не представлял себе. А теперь – не успел начертить на бумаге схему обыкновенной четырехколесной тележки, как покой потерял, все думал: примут или нет?.. А ты говоришь: «Меньше всего волнуюсь за себя».
По дороге они пытались говорить о посторонних вещах, но незаметно для себя опять и опять возвращались к барке. Сергей подсчитывал вслух, какова будет экономия, на сколько поднимется производительность. Леонид брался составить точный план испытаний по этапам.
К их великому удивлению, в красилке они застали мастера-Степанова. Старик, засучив рукава, колдовал около барки.
– Здравствуйте, орлята!– приветливо встретил друзей Осип Ильич.– Так и знал, что не проспите. Ну, Серега, готовь магарыч, твоя барка закипает на двадцать минут раньше!
– Правда?
– Раз я говорю, значит, правда! Дважды проверял по секундомеру. Течи тоже нет. Механики на совесть сварили швы.
– Осип Ильич, а краска хорошо смывается, не пачкает?
– Про это не скажу. Сам проверь – заправь десять кусков сорок восьмого артикула и покрась в синий цвет, потом переходи на светло-серый.
Сергей испугался: шутка ли – загубить десять кусков дорогого бостона!
– А вдруг запачкает, получится брак!
– Ничего, в новом деле без риска не обойдешься! – Мастер похлопал его по спине.– Режим сократи на двадцать минут – не бойся. Когда будешь выбирать товар, позовешь.
Барка заправлена. Мотор пущен. Длинные куски бостона, метров по тридцать шесть каждый, медленно вращаются вокруг ребристого барабана в нейтральной среде. Когда температура воды поднимется до семидесяти градусов, можно открыть вентиль, и краситель потечет в барку через трубку со специальным фильтром– тоже изобретение Сергея. Такой способ подачи красителя, вместо ручного, обеспечивает его равномерное растворение, благодаря чему все куски будут иметь одинаковые оттенки. Однако это пока теоретическое предположение. Что покажет практика, будет известно после сушки материи...
Сергей, весь мокрый, взъерошенный, крепко сжав губы, следит за баркой, трогает руками стенки, хотя термометры точно показывают температуру. До боли в глазах, до головокружения смотрит он сквозь небьющееся стекло на вращающиеся куски и записывает в тетрадь наблюдения, как посоветовал Николай Николаевич.
Ночная смена давно окончила работу, пришла утренняя. Сергей не замечает этого – он поглощен своим делом. Время от времени подбегают к нему рабочие, у всех один и тот же вопрос:
– Ну как?
– Пока все в порядке!– Сергей старается казаться спокойным, но выдает голос – он звучит хрипло.
Казалось, больше всех волновался красильщик Нуралиев. Каждые полчаса он подбегал к Сергею, клал большую руку на его плечо и говорил:
– Шибко мучиться не -надо, бригадир, все хорошо будет. Помогать нужно – кричи!
Осип Ильич оказался прав: барка «дошла», как принято говорить у красильщиков, на двадцать минут раньше положенного срока. Соседи с готовностью помогают выбирать товар – один подкатывает тележку, другой бережно вынимает куски и аккуратно складывает их, третий делает на каждом куске особую пометку. Нагруженную тележку увозят к центрифугам. Сергей слышит через тонкую перегородку, как красильщики переговариваются с отжимщиками:
– Смотрите, ребята, будьте повнимательнее – куски из полетовской барки, только что выбрали!
– Нечего учить, не глупые, сами понимаем, что к чему,– отвечает отжимщик.
Сергей улыбается, ему приятна забота товарищей. Приятно и то, что барку называют «полетовская»...
Начинается самое страшное – переход на светло-серый цвет после пачкающего синего.
Струя воды быстро смывает с гладкой поверхности нержавеющей стали оставшиеся капельки краски, внутренность барки кажется совершенно чистой, и все же Сергей колеблется, медлит.
– Да ты не раздумывай, заправляй!– сердится Степанов. Старик и сам волнуется...
То и дело забегает в красилку Леонид. Он ни о чем не спрашивает. Постоит немного около барки и уйдет...
Хорошо иметь искреннего друга!
3
Секретарша доложила о приходе Власова. Василий Петрович, вопреки своим правилам, немедленно принял его.
– Так что ж, будем мы с вами делом заниматься или конфликтовать?– сухо сказал он вместо приветствия.
Власов чуть приметно пожал плечами.
– Не совсем понимаю: о чем вы?
– Как вам хорошо известно, в нашем государстве управление промышленностью централизовано. Отсюда вытекает необходимость строгой дисциплины. Когда кто-нибудь пытается нарушать дисциплину, в особенности если это делается -в завуалированной форме, возникает конфликт, как, например, у «ас с вами...
– Василий Петрович, не лучше ли оставить в стороне теоретические рассуждения и перейти к нашим практическим делам? И вы увидите, что я «е так уж неправ...
– Хорошо, перейдем к практическим делам! Прежде всего, прошу доложить: на каком основании и по какому праву вы решили «е допускать на комбинат главного инженера?
– Я хотел только предупредить...
– Все равно! Кто вы, по-вашему, удельный князь или директор советского предприятия?
Власов еще по дороге в министерство дал себе слово быть спокойным, не говорить Толстякову резкостей. Но как удержишься, когда человек, пользуясь своей властью, издевается над тобой? И все-таки Власов сдержанно ответил:
– Баранов отдал незаконное распоряжение, грубо нарушающее технологию, и не захотел отменить его. Признаюсь, я немного погорячился...
– Следуя вашей логике, и я должен отстранить вас от работы, если вы не отмените свое распоряжение?
– Какое?
– Задержать товар в переходах и обеспечить себе легкую жизнь на будущий год! Понимаю: для ваших сомнительных экспериментов нужны резервы. Но имейте в виду – сорвать выполнение плана главка мы вам не позволим.
– Наши остатки в переходах соответствуют утвержденным вами же нормативам. Это легко проверить.
– Нормативы нормативами, план планом. В живом деле ничего нельзя фетишизировать. Ведь найдется у вас двести тысяч метров суровья, не так ли?
– Найдется.
– Вот и выпустите их!
– Выкачать все до последнего метра и обречь комбинат на простой я не могу.
– Так-таки и не можете?– криво усмехаясь, переспросил Толстяков.
– Нет!
– В таком случае я, в свою очередь, не могу работать с таким недисциплинированным директором, как вы. Сегодня же доложу обо всем заместителю министра. Сообщу о вашем поведении партийной организации комбината и секретарю райкома. Пусть они знают, какого самонадеянного и «независимого» работника мы заполучили!
– Дело вовсе не в моей самонадеянности. Мы с вами расходимся по весьма принципиальному вопросу – о методах руководства промышленностью. Нельзя же, в самом деле, руководить только приказами – нажимать, давить, выкачивать! Сейчас требуется совсем иное: высокая техническая культура, совершенная технология в организации производства на новых научных началах. Иначе мы будем топтаться на месте...
– Итак, борьба между новатором и консерватором? Старо!.. На таком коне далеко не ускачешь. Вы бы, товарищ Власов, придумали что-нибудь более оригинальное. Об этом уж и в романах перестали писать!
– На особую оригинальность не претендую, говорю то, что думаю.– Власов старался не смотреть на начальника, внутри у него все кипело.
– Ну что ж, на этом нашу беседу закончим!—Толстяков поднялся.
– Разрешите идти?
– Еще одно замечание. Ваше поведение по отношению к моему пасынку считаю более чем нетактичным. Вместо того чтобы отговорить юношу, удержать его от необдуманных поступков, вы помогли ему. Недостойно, знаете, прибегать к таким методам, чтобы сделать мне неприятность!
– А вот в этом я не собираюсь отчитываться перед вами! Было бы гораздо лучше, если бы вы поинтересовались, какие причины побудили его покинуть ваш дом, чем делать мне такого рода замечания!
Взбешенный Власов поклонился и вышел.
4
Сергей совсем утратил чувство времени. Одну за другой заправлял он все новые и новые партии. Переходил от одного цвета к другому – от синего к светло-серому, коричневому, терракотовому и опять к синему. Увеличивал количество кусков – двенадцать, четырнадцать и, наконец, все шестнадцать. Барка работала бесперебойно, если не считать -небольшого перегрева мотора, о чем он сделал соответствующую запись в тетрадке.
Первую партию светло-серого цвета успели высушить, на кусках – никаких пятен. Основная задача разрешена: нержавеющая сталь легко промывается, и в барках такого типа можно красить товар в любой цвет. Сергей облегченно вздохнул и, вытерев пот с лица, впервые за целый день присел.
