Текст книги "Крестная мать"

Автор книги: Валерий Барабашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Игорь внимательно глянул на нее, пожал плечами:

– Вожу одного коммерсанта, крестная. Он платит хорошо, нам с матерью хватает.

Татьяна удовлетворилась ответом, подробности выспрашивать не стала. К тому же, Игорь торопился, сказал, что его ждут, и прибавил шагу.

Сейчас Татьяна пересказала этот разговор мужу. Алексей, занятый машиной и своими мыслями, лишь рассеянно покивал – дескать, понятно, парень зарабатывает себе на хлеб как может, а досужим языкам верить не стоит. От зависти люди что угодно наговорят. И все же Татьяна отнеслась к словам Натальи серьезно – дыма без огня не бывает, что-то тут не так. Надо бы еще поговорить с Игорем. Соблазнов у молодежи много, парень он неопытный, молодой, может вляпаться в какое-нибудь нехорошее дело. Да и с Ольгой надо пообщаться. Она измучена болезнями, заниматься ей с сыном некогда (а с мужем разошлись лет двенадцать назад). Игорь был в общем-то предоставлен сам себе, больше находился у них, у Морозовых, с Ванечкой они росли как братья.

Алексей довез Татьяну до дома. Во двор заезжать она не разрешила – от дороги идти десять шагов, а кружить между домами – только время терять, езжай. Он согласился, помахал рукой и покатил назад, на окружную дорогу, опоясывающую город с северо-запада: так быстрее можно было попасть в гараж, да и машин сейчас на окружной почти нет.

Он ехал не спеша, с ближним светом фар. На душе пасмурно: со смертью Ванечки жизнь их с Татьяной словно остановилась, налетев с разгону на непреодолимую каменную преграду. Несчастье они переживали одинаково тяжело, разве только у Татьяны это проявлялось более эмоционально, в слезах и рыданиях, а он, мужчина, горе носил в себе. Переживал Алексей страшно. Ванечку он очень любил, с малых лет оберегал его от всяких случайностей, все свободное время уделял сыну. Они с ним дружили, хорошо понимали друг друга, доверяли друг другу тайны. «Тайны» эти были, конечно, наивные, детские: то Алексей припрятывал от Татьяны лишнюю десятку, и потом они с Ванечкой покупали на эти деньги мороженое; то Ванечка приносил из школы двойку, и они вместе прятали дневник, не говорили матери.

Взрослея, Ванечка стал понемногу отделяться от отца, секретами теперь делился с Игорем. Но все равно

Алексею доверял многое, и Алексей чувствовал, понимал, что с сыном у него есть настоящий душевный контакт, что по главным вопросам Ванечка все равно придет советоваться к родителям.

Когда пришла пора служить в армии, Ванечка сказал, что хочет быть десантником. Наверное, это случилось под влиянием рассказов самого Алексея: два его армейских года прошли в Тульской воздушно-десантной дивизии. Служить было интересно, не говоря уже о престиже. Народ в десантники подбирался рослый, дисциплинированный, дружный. Может быть, Алексей несколько романтизировал свою службу, но Ванечка воспринял все всерьез; в военкомате, на призывной комиссии, заявил твердо – буду только десантником. И вот нет больше у них с Татьяной сына. А ведь они уже мечтали о хорошей невестке, о внуках, о счастливой старости…

Глубоко задумавшись, Алексей не сразу понял, что произошло. Он отчетливо видел, что дорога впереди пустынна – ни одной машины. Сзади, в зеркале, плыли огни какого-то автомобиля, но они были далеко, и он не придал им особого значения, мозг отметил лишь сам факт: сзади идет машина. Если бы Алексей знал, что его на большой скорости нагонял «мерседес», который покрывал расстояние в считанные секунды, и, если бы он хотя бы разок глянул в зеркало заднего вида, – беды бы не было.

Но Алексей не глянул.

В следующее мгновение впереди, в свете фар, показалась выбоина внушительных размеров, он вильнул в сторону, влево, и тотчас в левый борт «жигуленка» врезался на сумасшедшей скорости синий «мерседес». По инерции машины пролетели вперед метров тридцать, потом «мерседес» резко затормозил и съехал на обочину. Из него выскочили трое рослых парней, один в дубленке, – с монтировкой в руках. У Алексея дрогнуло сердце: ничего хорошего эта встреча с явно крутыми парнями не обещала – вечер, пустынное шоссе, помятый по его вине бок новенького «мерседеса»… Он инстинктивно втянул голову в плечи, хотел было объехать бежавших к нему парней (уж лучше поговорить с ними потом, в присутствии ГАИ, номер машины ярко освещен, записывай), но они поняли его намерения, загородили дорогу, и Алексею пришлось тормозить. В ту же секунду ветровое стекло его машины треснуло от зверского удара монтировки. Алексея выдернули из машины сильные безжалостные руки, кто-то из парней крикнул: «Еще бежать хотел, собака!», а потом на голову обрушился сильный, железный удар.

– Ну ты, жлоб несчастный! Чего, падла, так ездишь?! – орал парень в дубленке. – Почему не включил поворот?

– Да я… Ребята, я не виноват, яма была впереди, я ничего не успел сделать!.. Я бы подвеску себе разбил! – Алексей держался за голову, пальцы ощутили кровь.

– А! Тебе твою подвеску жалко, а мою машину не жалко! А я ее только купил. С-сука!

Теперь Алексея били все трое – молчком, сосредоточенно, жестоко. Он уворачивался от монтировки в руках разъяренного хозяина «мерседеса» – железякой могли сбить с ног, вообще убить.

– Ребята! Земляки! Да что вы делаете?! – в отчаянии кричал Алексей. – Ну, не виноват я, прямо перед колесами яма оказалась, не видел я… Пощадите, ребята, мы с женой с кладбища ехали, сына только что похоронили, его в Чечне убили!..

– А мы и тебя туда, к сыночку, отправим! – приговаривал высокий парень в распахнутой куртке, бивший Алексея ногами. – Будешь знать, как ездить. Да еще слинять хотел, козел! На, жлобина, получай!.. «Мерс» большие миллионы стоит, человек всю жизнь деньги на него копил!..

Алексей понял, что надо спасаться, что пощады от зверей ждать нечего. Защищая голову руками, по-прежнему уворачиваясь от монтировки, он отступал к багажнику своей машины, рассчитывая, что ему удастся выхватить оттуда лопату (он всегда возил ее с собой) и с ее помощью отбиться от парней. Может быть, лопата в его руках остудила бы головы «земляков», может быть, они стали бы разговаривать. Да, он, Алексей, виноват, он согласен взять на себя расходы по ремонту «мерседеса», что ж теперь делать?!

Под градом ударов ему все же удалось повернуть замок на крышке багажника и выхватить из темного нутра лопату – она лежала сверху, на старой рабочей куртке. Весь в крови, страшный и решительный, Алексей повернулся к нападавшим, замахнулся лопатой. Может, больше для устрашения избивавших его людей, для того, чтобы они и сами остановились, пришли в себя – ведь на дороге все может случиться. Нельзя же так, не по-людски, решать случайный конфликт!

Лопата задела того, в дубленке, по руке. Он взвыл, заматерился, заорал пуще прежнего. Бил теперь Алексея прицельно, с удвоенной силой. Следующий зверский удар пришелся Алексею в висок. Он потерял сознание.

Хозяин «жигуленка» безжизненным кулем рухнул под колеса машины, а Бизон все еще продолжал орудовать монтировкой, да и Серега с Вадиком старались вовсю.

– Козел! Махать задумал! За лопату схватился! Гад!

Мужчина, из разбитой головы которого текла кровь, уже никак не реагировал на удары, и Бизон, тяжело дыша, сплевывая, обронил:

– Хватит. В машину его, в «жигуль». Серега, садись за руль и езжай за мной.

Серега с Вадиком подхватили безжизненно обмякшего Алексея под мышки, заволокли в «Жигули», бросили на заднее сидение. Поскорее захлопнули дверцу – к ним подъехала и остановилась напротив старая, дребезжащая «Волга» двадцать первой модели. Хозяин ее, пожилой, в берете, человек выглянул из приоткрытой дверцы, спросил:

– Чего тут у вас, ребята? Столкнулись, что ли?

– Колесо меняем. Езжай! – огрызнулся Бизон, отворачивая лицо. Отвернулись и Серега с Вадиком.

«Волга», погромыхивая полуоторвавшимся глушителем, покатила дальше, и Серега, упитанный малый, плюнул ей вслед.

– Вечно эти ветераны суют свой нос, куда не следует. Едешь – и езжай. Нет, останавливается, спрашивает…

Он сел за руль «жигуленка». Вадик – рядом с ним, а Бизон пошел к «мерседесу»; еще раз оглядел внушительную вмятину на правом крыле машины.

– Мразь! Козел вонючий! – орал он на всю молчаливую, ночную уже округу. – Я же двигатель еще не обкатал, а ты, жлобина гребаная, изуродовал машину. Да еще бежать, лопатой махать… Ну погоди, сволочь!..

Он уселся в машину, рывком запустил двигатель, и «мерседес», как сумасшедший, развернулся, рванулся вперед, в сторону Задонского шоссе.

– Сейчас мы тебе покажем, как ездить! – в бешенстве продолжал материться Бизон, поглядывая в зеркало – не отстает ли Серега? Но тот ехал исправно, видно, мотор у «Жигулей» был хороший, сильный.

Вечерний город оставался справа; все больше зажигалось на улицах и в домах огней, и никто в нем, конечно, не знал, что всего в полукилометре от окраинных домов мчались две «поцеловавшихся» машины, увозя с собою полуживого человека в ночь, в неизвестность. Бизон хорошо знал эту дорогу, знал, где можно объехать пост ГАИ, с этим никаких проблем не было. Вскоре они снова выехали на асфальт. Теперь впереди расстилалось Задонское шоссе – две прекрасные широченные полосы, уходящие на север, на Москву, по обе стороны дороги стояли могучие вековые дубы.

За поворотом на аэропорт обе машины свернули с шоссе, по грунтовой замерзшей дороге углубились в ночную зимнюю чащу.

На глухой поляне, в которую уперлась дорога, Бизон остановился, вышел из машины.

– Все, хватит! – сказал он, сплевывая. – Тут его кончим.

– Может, бросим да и все? – робко предложил Вадик, шмыгая простуженным носом. Щуплая высокая его фигура как-то враз съежилась, уменьшилась, будто парень стал меньше ростом.

– Ага, бросим. Придурок! – Бизон шумно, с помощью пальцев, высморкался. – Он через полчаса ментам уже будет докладывать… – Вдруг заорал, дико вращая белками глаз: – Тебе тачку мою не жалко, да? Сколько я за нее горбатил, сколько челноков кинул! И срок мне, знаешь, какой могут припаять, старое вспомнят. В гробу я этого жлоба вместе с тобой видел. Замолчать ему навеки нужно. Неси топор! Он у меня в багажнике.

Вадик в страхе попятился, как можно быстрее постарался выполнить команду бугра – принес и подал Бизону топор. Серега тем временем вытаскивал жертву из машины, бросил ее, как мешок, на землю. Бизон вынул из кармана куртки Алексея бумажник, при свете подфарников стал читать водительское удостоверение, потом паспорт. «Морозов Алексей Павлович… проживает…» Нашел и служебное удостоверение, комментировал: «Инженеришка какой-то из «Горэнерго», а гонору как у порядочного. Сволочь! Виноват, да еще за лопату хватается». Он забрал деньги, сунул себе в карман, буркнул: «На ремонт пригодятся. Тут и «лимоном», наверное, не обойдешься».

Бизон сам отрубил еще живому Алексею голову. Хрястнули в ночной лесной тиши шейные позвонки, дернулось в смертном уже протесте большое сильное тело мужчины в расцвете лет. Все было кончено.

– Будешь знать, как ездить, – мрачно сказал Бизон.

Серега и Вадик стояли рядом – обоих трясло. Такого им еще не приходилось видеть. Одно дело набить кому-то физиономию, пригрозить стилетом или «пушкой», с тем, чтобы человек безропотно отдал деньги, но рубить живого…

– Заверните его, и в «жигуль», в багажник! – скомандовал Бизон. – Проедем еще малость. За Марьиным кордоном глубокое болото есть, я знаю, бывал там. Ни одна собака не найдет.

Бизон отошел в сторону, помочился, оглядел себя: дубленка в пятнах крови, две пуговицы оторвались где-то. Ничего, дубленка почистится, а козел этот пусть теперь живет на небесах. Может, там научится ездить. Испортил праздник! Такую машину, скотина, изуродовал. Майся теперь, ремонтируй. И расходы новые, и вид у машины уже не тот будет.

Пока Бизон заново осматривал свой «мерс», гладил его покалеченное крыло, Серега с Вадиком завернули обезглавленный труп в какое-то тряпье, сунули его снова в «Жигули». В спешке и шоке совсем забыли про голову – она откатилась за куст, растворилась в темноте.

Быстро вернулись на шоссе. Километров через десять Бизон притормозил, сигналя поворотом, велел Сереге съехать на обочину. Спросил, не выходя из «мерседеса», а лишь приоткрыв дверцу:

– А башку взяли?

– Н-нет! – Зубы у Сереги клацали.

Бизон выматерился, хлопнул дверцей, покатил дальше.

За Марьиным кордоном они ехали сначала вдоль железной дороги, потом нырнули под путепровод. Снова пошла лесная малоезженная дорога. Снега здесь, в лесу, было мало, дорога оставалась сухой, пыльной, шуршали под колесами машин сухие листья, мелкие ветки.

Наконец Бизон остановился.

– Приехали, – сказал он, принюхиваясь к стылому морозному воздуху. Постоял, послушал шум голых высоких берез, махнул рукой своим подельникам:

– До болота тут три шага, донесем.

Втроем они подхватили еще мягкий, податливый труп, понесли в чащобу.

Блеснул лед, тусклый лунный свет разлился на гладкой поверхности застывшего болота. Лед под ногами хрустел, был еще ненадежным, слабым. Перебираясь с кочки на кочку, балансируя, троица со своим страшным грузом достигла, наконец, желаемого места – середины обширного ледяного пространства. Наверное, это было старое русло ушедшей вбок реки, замерзшей воды тут вдоволь.

Серега, присев на корточки, рубил полынью, Вадик, выломавший поблизости шест, щупал илистое дно, а Бизон, покуривая, следил за работой.

– Годится, – сказал он, когда почти трехметровый шест целиком ушел в воду. – Тут ему будет хорошо. И мягко, и глубоко.

Труп поначалу никак не хотел тонуть, и они тыкали его шестом, топили ногами. Вода, наконец, расступилась, приняла останки несчастного. Снова стало тихо. Они уже отошли от проруби, когда из глубины болота вырвался, как последний вздох утопленника, воздух. Серега с Вадиком испуганно вздрогнули, а Бизон нервно хохотнул:

– Это водяной его обнял. На пару теперь жить будут.

Мокрые, грязные и молчаливые вернулись к машинам. Чистили одежду и руки снегом, не смотрели друг на друга.

– Ну вот, теперь «жигуленок» ваш, – бодренько эдак проговорил Бизон. – Можете на запчасти его распустить, можете целиком толкнуть. Мне ничего с этой тачки не надо. Садись, поехали.

Серега с Вадиком по-прежнему молчали. Старая легковушка интересовала их сейчас меньше всего. Пережить такое!..

Они выехали на шоссе, снова объехали по хорошей сухой грунтовке пост ГАИ, держа курс на объездную дорогу. Бизон нажал газ, его «мерседес» вскоре оторвался от «Жигулей», пропал в ночи. Серега с Вадиком ехали не спеша. Встречи с милицией можно теперь не бояться – до самого Придонска их теперь никто не остановит, а в городе они поедут боковыми, неприметными улицами. К тому же документы этого Морозова в порядке, Вадик, сидевший сейчас за рулем, внешне немного похож на фотографию, так что – пронесет. А нет – они бросят машину и убегут. «Жигуль» этот счастья им, судя по всему, не принесет.

До дома Сереги они доехали без всяких приключений – милиция не встретилась, никто не остановил. Серега жил с матерью в частном доме,'в глухом переулке у самого водохранилища. Осторожно подъехали к запертым воротам гаража (у Сереги был пока что мотоцикл), загнали без особого шума «Жигули». Всё. Дома. Руки у обоих тряслись. Матери Серега скажет, что машина Вадика, купил по дешевке, а гаража нет. Вот и попросился на квартиру.

Они сняли с машины номера, тщательно помыли при свете переноски салон и багажник, а потом, распив бутылку водки, отправились спать.

Глава пятая

Президент акционерного общества «Мечта» Антон Михайлович Городецкий, мужчина в расцвете лет, полненький, с широким бабьим задом и высокими залысинами на выпуклом лбу, расхаживая по уютно обставленному кабинету офиса, внимательно слушал одного из своих людей – человека со шрамом на левой щеке. Человек этот был из личной охраны Городецкого, ее шефом, приглядывал за порядком в– офисе и в боксах гаража. В обязанности главного охранника входил также сбор информации о деятельности других фирм и акционерных обществ, направленной против «Мечты». Человек этот, по фамилии Лукашин, был в своем деле большим специалистом: когда-то служил в милиции, на офицерской должности во вневедомственной охране, в городе ориентировался свободно, умел заводить агентов в интересующих его учреждениях, благо, Городецкий денег не жалел. Агенты «Мечты» были практически во всех конкурирующих фирмах и акционерных обществах областного центра, содержание их вполне окупалось, так как шеф всегда и вовремя получал нужную информацию. Свои люди были и в милиции, и даже в госбезопасности, теперь ФСК. Правда, Лукашину удалось из этого ведомства заманить в осведомители пока лишь старшего прапорщика, вахтера здания ФСК. Но для начала и это было неплохо – именно от него Лукашин, а потом и Городецкий, узнали об изгнании ненавистного майора Дороша, который насолил многим приятелям Антона Михайловича.

Не мешкая, Лукашин поднялся на третий этаж, в кабинет Городецкого, доложил ему о звонке из ФСК, не забыл напомнить и о премиальных для прапорщика.

Антон Михайлович сдержанно кивнул, что, тем не менее, означало и одобрение работы самого Лукаши-на, и согласие премировать осведомителя. Этой вести он ждал давно, знал по другим каналам (через Аркадия Каменцева), что именно происходит с Дорошем за вроде бы непроницаемыми стенами управления, и сам в меру своих сил способствовал увольнению строптивого майора. Дорош был опасен для всех, занимающихся серьезным бизнесом, от него надо было избавиться. Рано или поздно, но он проявил бы интерес и к «Мечте». В городе и области это было самое процветающее акционерное общество, акции «Мечты» скупались сотнями, доходы Городецкого и приближенных росли не по дням, а буквально по часам и по очень простой схеме – за счет котировки. «Мечта», как и широко известное АО «МММ», его сестра-двойняшка, не имела ничего, кроме самодельных, размноженных на цветном ксероксе акций, пускала их в продажу во все возрастающем количестве, скрывала доходы от финансистов из областного контрольно-ревизионного управления и налоговой инспекции. Городецкий и его подручные прекрасно понимали что творят, знали, что афера рано или поздно лопнет, деньги из ничего возникать не могут, расплачиваться с акционерами будет нечем. Стоит только кому-нибудь из областного начальства попристальней глянуть в сторону «Мечты», проверить ее финансовые счета-балансы, взаимоотншения с бюджетом и… А подсказать начальству мог именно такой цербер, как Дорош. И все же, Городецкий был азартным игроком, причем высокого класса. Ему нужно был только время, оно даст миллиарды. Можно будет безбедно жить где угодно. Сейчас в России для бизнеса лучшее время. Попустительство властей и растерянность всякого рода финансовых ревизоров, массовая эйфория в желании разбогатеть, ничего не делая. Да, это мечта многих, и он, Городецкий, хорошо на ней и сыграл, вовремя и творчески подхватив идею Сергея Мавроди. Посмеиваясь в душе над доверчивостью и недальновидностью акционеров, Городецкий настойчиво, через местную рекламу, газеты и телевидение, внедрял в сознание горожан и жителей области мысль о необходимости стать членом АО «Мечта». Выгодно, надежно, а главное, просто. Два-три года – и ты миллионер, богач! Независимый, свободный человек. Купил акции – продал, снова купил, снова продал…

Слаб россиянин, доверчив и отчасти ленив. Ему бы проверить, подумать, посчитать – вообще, пошевелить мозгой. Куда там! Надо купить акции, попробовать, а там видно будет.

Все учитывал Городецкий, всесторонне изучил и обдумал будущее предприятие, прежде чем пускаться в плавание, почитал прессу и поучился у зарубежных «коллег». Такие аферы на перепродаже акций по все возрастающей котировке уже проворачивались в свое время и в Америке, и в Японии, и в Австралии, а теперь и в родной и близкой Москве. Подошла очередь и Придонска. Теперь он, Антон Городецкий, бывший в недалеком прошлом простым кооператором, сколотившим на перепродаже телевизоров неплохие деньги, взялся за большое дело. А чем он хуже тех же американцев или господина Мавроди? «Мечта» не так уж плохо выглядит на фоне других акционерных обществ и различных фондов. Городецкому удалось создать своему АО недурной имидж, в «Мечту» поверили, славу о ней разнесли все те же газеты и телевидение за приличные рекламные деньги, и народ попер, что называется, со своими кровными. Колесо фортуны завертелось, акции пошли нарасхват. И ничто пока не предвещало не то что беды, а даже тучки на горизонте. В контрольно-ревизионном управлении сидит своя баба, не беспокоит и налоговая инспекция – со всеми ревизорами у Городецкого были отлаженные, надежные контакты. И вот появляется Дорош – этот вездесущий Робин Гуд. До Антона Михайловича через людей Лукашина доходит информация – сыщик из ФСК начинает проявлять интерес к «Мечте». В какой-то его папочке появилась бумажка: «Проверить работу г-на Городецкого…» А тут и Аркадий Каменцев забеспокоился. У того причин для беспокойства побольше. И Феликс Дерикот, их друг-приятель, как-то позвонил: на одного из его людей (речь шла об угнанной и проданной в Закавказье «Волге») вышел некто Дорош, из ФСК. Кто это, мол, такой?

Теперь, наконец, разобрались и уточнили. Дороша в управлении контрразведки больше нет. А за пережитые волнения с Дорошем рассчитались парни Лукашина, то есть, его, Городецкого. Аркадий намекнул. Он, Городецкий, сказал Лукашину. Можно, наверное, обо всем теперь и забыть. Надо полагать, что у бывшего майора-диверсанта хватит все же ума не биться в стену, а жить дальше тихо и незаметно. Плетью обуха не перешибешь, это известно.

– Ну, как себя чувствует наш друг? – спросил Городецкий у Лукашина.

– Мне кажется, шеф, ребята мои неплохо поработали, дурь из головы малость выбили, – осклабился тот.

– Неплохо? – уточнил-повторил Городецкий.

– Ну… вы же сказали, что его нужно просто проучить.

– Я помню, что говорил. Просто думаю, поймет ли?

– Трудно сказать. – Лукашин пожал плечами. – Мне бы лично такого «разговора» надолго хватило, может, навсегда. Надеюсь, и Дорош образумится, поймет, что к чему. Да и что он теперь может? Бывший чекист, без должности… ха-ха-ха… Частное лицо.

– Ладно, посмотрим, – решил Городецкий. – Пусть подумает, работу поищет. В наше время это не так просто. Хотя с его квалификацией… Другое дело – кто ему теперь даст рекомендации! Сторожем куда-нибудь? Классный будет сторож, как думаешь, Лукашин? При других обстоятельствах я бы от бывшего «афганца» не отказался. Да еще с такой подготовкой. Но не понимают же люди, Лукашин, не понимают, что им добра желаешь, хочешь помочь!

Лукашин усмехнулся, розовый шрам на его узком и длинном лице изогнулся, обезобразил рот. Лукашин знал это, старался поменьше улыбаться, и оттого лицо его обычно было суровым, замкнутым. Веяло от главного охранника «Мечты» холодком, особым служебным рвением, официальностью. Подчиненные охранники, они же и телохранители шефа, Лукашина побаивались. Но Городецкому он нравился своей преданностью и прямолинейностью – с такими легче работается, не надо напрягаться, чтобы понять.

Лукашин даже теоретически идею шефа о привлечении Дороша к совместной работе не одобрил.

– Скажете тоже, Антон Михайлович! – фыркнул он с немалым и тревожным удивлением. – Козла в огород пускать. Какой из Дороша охранник? Через месяц все за решеткой окажемся.

– Ты плохо знаешь человеческую психологию, Лукашин. – Городецкий вернулся за стол, сел в высокое кожаное кресло, поворачивался в нем туда-сюда. – Из таких, как Дорош, как раз и получаются преданнейшие охранники и телохранители. Надо только помучить его, заставить отказаться от глупых убеждений. Идейная жизнь – для дураков, согласен? А кто живет попроще, приземленнее, те и счастливы. Вот ты счастлив, Лукашин?

– Конечно, Антон Михайлович! Все у меня есть. Благодаря вам. Разве бы только машину еще разок сменить.

– Ну вот. А представь: ты бы затеял со мной какую-нибудь борьбу, или, вообще, стал бы биться за дурацкую идею всеобщего социального равенства и справедливости? С красным флагом стал бы на митинги ходить, портрет вождя мирового пролетариата таскать.

– Ха-ха-ха! – забулькал каким-то неестественным смехом Лукашин, и шрам у его рта изргнулся розовым червем. – А я, между прочим, и таскал в свое время, Антон Михайлович, на демонстрации. И Ленина, и Леньку Брежнева… «Ура» кричал на площади перед обкомом.

– Приятные воспоминания, нечего сказать, – поморщился Городецкий, берясь за телефон. – Ладно, Лукашин, иди. Парням своим скажи, чтобы поосторожней были, побдительней. От Дороша всего можно ожидать. Диверсант, как-никак.

– Я думаю, это лишнее, Антон Михайлович, – возразил Лукашин. – Чего зря людей нервировать? Да и майор долго теперь будет в себя приходить. Мы хорошо поработали.

– От чекиста всего можно ожидать, – еще раз, твердо, повторил Городецкий. – Это идейный враг, понимаешь? Идейный!

Лукашин спорить больше не стал, принял послушную стойку, согласно кивнул, сытое его брюшко вяло колыхнулось. Городецкий скользнул по короткой фигуре начальника охраны довольным взглядом, барственно махнул рукой – иди, мол, свободен. И Лукашин, пятясь, вышел из кабинета.

Антон Михайлович набрал номер, сказал бодро:

– Феликс?.. Привет. Как поживаешь?.. Выходит хорошо, а заходит плохо?.. Ха-ха-ха. Знакомая вещь. На мясо больше налегай, помогает. Слушай, одна идея есть: если Дороша этого приручить со временем, а? Хороший бы цербер из него получился.

– Брось эту идею, Антон. Волка такого сколько ни корми, он все равно в лес будет смотреть. Я лично предпочитаю ягоды с другого поля. Знаешь хоть, за что спросить. А у этого в башке марксизм-ленинизм и светлая дорога в будущее для всего человечества. Ты его не перевоспитаешь, не надейся.

– Может, ты и прав, – не стал настаивать Городецкий. – Ладно, вопрос закрыт. Когда встретимся? Надо бы поразвлечься, что-то мы с тобой запустили культурные мероприятия.

– Я готов! – тут же отозвался Феликс. – Какие будут предложения?

– Тёлки на примете хорошие есть. Из актерок. Ты ведь знаешь, я в театре юного зрителя вроде как спонсор. Помогаю малость культуре. И тебя приглашаю. Пару-тройку «лимонов» отстегнешь, а потом как сыр в масле катайся. Любую бери, на выбор.

– Заманчиво. Актерок еще не трахал.

– Ну вот, готовься. Побереги себя… ха-ха-ха. Я скоро позвоню.

– Аркадия будем приглашать?

– Позвоню и ему.

Друзья обменялись еще двумя-тремя малозначащими фразами и распрощались.

«Хотел тебя пристроить, майор», – думал Городецкий о Дороше, придвигаясь вместе с креслом поближе к столу. Отчего-то эта мысль не давала ему покоя. В самом деле, как было бы приятно посадить на цепь, словно простую дворнягу, породистого и вышколенного охотничьего пса!

Глава шестая

Татьяна забеспокоилась после десяти вечера. К этому времени Алексей должен был вернуться – на дорогу до гаража и обратно на городском транспорте уходило часа полтора. Правда, она не глянула на часы, когда он поехал, но все равно прошло уже достаточно много времени. Пора бы Алексею вернуться.

В одиннадцать она не находила себе места. Стала размышлять, сидя на кухне, – что могло случиться? Допустим, спустило колесо, заглох двигатель, и муж возится с машиной на дороге. Или не открывается гаражный замок (Алексей жаловался как-то, что в мороз он плохо открывается), может быть, остановила гос-автоинспекция, сбил человека…

Почему-то последнее предположение больше всего стегануло по нервам. Татьяна живо представила себе какого-то пожилого человека, обязательно пьяного, потерявшего контроль и потому оказавшегося под колесами их «жигуленка», возмущенную толпу зевак, собравшуюся вокруг, бесстрастных и привыкших ко всему инспекторов ГАИ, Алексея – испуганно-растерянного, что-то безуспешно пытающегося объяснить этим инспекторам. Конечно, скорее всего, Алексей наехал на кого-нибудь, потому и задержался. Он ведь нынче, так же как и она, Татьяна, был не в себе, едва не столкнулся с той «Волгой», когда они выезжали с кладбища. Это она виновата, Татьяна: надо было поторопиться, уехать с кладбища засветло, пораньше. Но как уедешь, если нет сил оторваться от родного теперь холмика земли, от фотографии сына на могиле. Сама бы легла вместо него, только бы он жил, ее кровинуш-ка, ее ненаглядный, ее единственный!

В полночь Татьяна не выдержала, позвонила в милицию, в ГАИ. Дежурный на другом конце провода казенным голосом ответил:

– Никаких сведений о дорожных происшествиях за последние четыре часа не поступало. Да что вы так переживаете, гражданка? Найдется ваш муж, никуда не денется. Не иначе, в гараже сидит, водку пьет с соседями. Приедет, не волнуйтесь.

– Да он не пьет у меня, тем более по ночам в гараже, – слабо возражала Татьяна, но дежурный не стал ее больше слушать, положил трубку.

Еще через час она позвонила в «скорую», потом в морг. Алексея нигде не было.

В пять утра Татьяна стала собираться в гараж. Оделась потеплее (утро поднималось холодное, ветреное), нашла в столе Алексея запасные ключи, на всякий случай оставила на кухне, на холодильнике, записку:

«Леша! Я схожу с ума. Где ты есть?

Поехала в гараж.

Татьяна».

Ей повезло с такси – взяла машину почти возле дома. Сказала позевывающему шоферу, куда ехать, и он помчал ее по пустынным, непривычно безлюдным улицам. Она давно, с молодых лет, не видела утреннего, спящего города, и это безлюдье как-то нехорошо подействовало на нее – предчувствие беды сжало сердце.

– Куда так рано? – вежливо поинтересовался водитель, внимательно поглядывающий на встревоженное и бледное лицо пассажирки. – Случилось что?

– Случилось.

Она коротко рассказала о своем несчастье.

Таксист притормозил.

– Ты знаешь, в наше время все может быть, – сказал он серьезно. – Поехал в гараж и до сих пор нету… М-да. А какой он дорогой поехал, знаешь? Как он ездит?

– Обычно по окружной, через Юго-Запад. Так ближе. И гараж у нас в том районе, где памятник танкистам, знаете?

Шофер по годам был старше Татьяны, и она не решилась называть его на «ты».

– Как не знать! – Он спросил прямо: – Денег не жалко?

– О чем вы спрашиваете?! Месяца еще не прошло, как сына похоронили, десять дней сегодня, теперь вот с мужем что-то случилось. Я поняла, езжайте по окружной дороге, посмотрим.

Они вернулись почти из центра города на окружную дорогу, поехали не спеша, вглядываясь в грязные сосенки по обеим сторонам – не стоит ли зеленый «жигуленок» где-нибудь? Колесо отвалилось, или там, рулевая тяга, мотор заглох. Мало ли!

Кюветов вдоль шоссе не было, опрокинуться некуда, обочины сухие – что может случиться? В такую рань машин было мало, прогудел лишь встречный грузовик с высоким, трепыхающимся на ветру тентом и зажженными, видно, с ночи, фарами, да замызганная «Таврия» с курскими номерами, и все.