Текст книги "Крестная мать"

Автор книги: Валерий Барабашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

– Спасибо, Татьяна Николаевна, какой чай! – запротестовал Зайцев. – Мы по делу… Мы… о Марийке хотели поговорить.

– И что же? И поговорим за чашкой чая. Раздевайтесь. Все свои, стесняться особенно некого…

– Чаевничать особенно некогда…

– Ничего-ничего, успеете. В крайнем случае Игорь вас отвезет. Машина под окном. Девушки, вот тапочки, пожалуйста!.. Я вас и по именам, кажется, помню. Яна и Катя?

– У вас отличная память, Татьяна Николаевна! – восхитилась Яна. – Вы же видели нас один раз, на поминках Марийки.

– Видела – один раз, а слышала много. Мне Марийка и рассказывала… Проходите, проходите.

Расположились за столом, который Андрей с Вячеславом Егоровичем раздвинули и выдвинули на середину комнаты.

Разбуженная громкими голосами, проснулась наконец и Изольда, вышла из спальни несколько смущенная, заспанная.

– Ох, сколько гостей! – удивилась она. – Здравствуйте! Прошу меня извинить…

Через несколько минут чай был готов. Стол накрыт, чай разливали в яркие чашки, весело звенели ложечки о блюдца, на широком блюде в центре стола возвышалась горка сухариков и домашнего печенья, которое накануне успела приготовить Изольда.

– Ну вот, все в сборе. Моя новая и большая семья! – шутливо, но с затаенной какой-то мыслью начала Татьяна. – Можно открывать заседание комитета сопротивления. Кто первый?

Шутку восприняли достаточно серьезно. Разговор за столом пошел суровый и прямой. Саня Зайцев сообщил о решении идти в прокуратуру. Катя с Яной молча и одобрительно кивали.

У Татьяны даже слезы на глаза навернулись.

– Спасибо огромное, ребята. Душа Марийки все равно об этом узнает. И похвалит вас, попомните мои слова. Добрые дела добром и оборачиваются. И на сердце у вас будет спокойно. Молодцы! И я с вами пойду, если нужно. Мне Марийка тоже ведь кое-что рассказывала.

– Сначала сами сходим, Татьяна Николаевна. Сами. – Яна сидела напротив Татьяны, смотрела на нее влюбленными глазами. – А потом уже и вы, если будет нужда.

– Как же не будет?! – живо возразила Татьяна. – Городецкий при мне и при Андрюше миллионы свои поганые Марийке привозил. Мы его на главпочтамте ждали. А это ведь кое-что значит для следствия, а, Вячеслав Егорович?

– Еще бы! – отозвался Тягунов.

– Ну вот. А Марийка мне теперь не просто бывшая знакомая, которую я случайно в скверике встретила. Она мне как дочка стала. Смелее, ребята, прошу вас. Не бойтесь. За свои человеческие и гражданские права нужно бороться. Иначе подомнут окончательно, в быдло нас всех превратят. О Марийке нужно всю правду сказать. Чтобы весь город знал.

– Да и мы хотим, чтобы о Марийке хорошо говорили, – сказала Катя. – Она была нашей лучшей актрисой, теперь все это знают. И зрители, и критики, и мы, актеры, поняли, кого потеряли. А Захарьян всем, кто приходит в театр, одно и то же твердит: «С Полозовой произошел несчастный случай…»

– Я сама видела, как она за рубильник взялась, – вступила в разговор и Яна. – Какой там несчастный случай! Она не хотела перед детьми раздеваться, говорила об этом Михаилу Анатольевичу, а я рядом стояла, слышала все.

– А как мне быть, Вячеслав Егорович? – спросил Саня. – Мне перед прокурором района неудобно… Сначала одно говорил, потом отказался от показаний…

– Ничего страшного. Он человек умный, поймет. Скажи, как было. Но… чтобы признаться требуется мужество. – Тягунов смотрел на парня жесткими, немигающими глазами.

– Все сомнения позади, Вячеслав Егорович. Скажу, как было. Не хочу быть, извините за выражение, сволочью перед памятью Марийки. Ее вынудили покончить с собой, подтолкнули к этому шагу Городецкий со своим дружком-миллионером и с нашим главрежем. А я им помогал… Вы когда-нибудь слышали про этих людей, Татьяна Николаевна? Городецкий довольно известный в нашем городе человек. Он и в «Мечте» президент, и критические статейки пописывает.

– Слышала, как же! – усмехнулась Татьяна, переглянувшись с Тягуновым. – В «Мечте» я акционер, а статейки Городецкого, честно говоря, не читала. Старалась о театре иметь свое мнение. Пусть и не профессиональное. Ходила, вот, к вам в ТЮЗ, с Ванечкой, когда он школьником был. Марийку видели… да-а.

Она вздохнула. И все за столом примолкли. Что готовил им всем завтрашний день?

Никто этого не знал.

Но дружное чаепитие продолжалось…

Глава тридцать седьмая

Паша Сайкин тем временем вел свое расследование. Это было служебным нарушением, но у него созрели убедительные доводы. Во-первых, он нигде официально не заявлял, что будет работать один, без Тягунова. Тягунов дает конкретные задания, и он, Сайкин, их выполняет. Во-вторых, инициатива в сыске всегда приветствовалась. А победителей, как известно, не судят. В-третьих, почему бы ему, Паше, не выдвинуть, собственную версию преступления (убийство Алексея Морозова, а затем и Сергея Бородкина) и не расследовать ее?.. Конечно, он никому и ни при каких обстоятельствах не скажет, что решил проверить старшего по званию, руководителя группы. Но если окажется, что Тягунов работал недобросовестно, а тем более оказался заодно с преступниками…

Уняв приятную дрожь в коленях, Паша снова сел за стол, написал на листке план действий:

1. Побывать в ГАИ.

2. Перепроверить показания матери С. Бородкина и отца В. Башметова.

3. Допросить знакомых Бородкина, его клиентуру, соседей.

4. Произвести обыск в гараже Н. Н. Мыскова (взять ордер).

5. Побывать у Т. Н. Морозовой дома.

Еще Сайкин хотел добавить пункт: «Походить тайно за Тягуновым», но благоразумно решил, что такой пункт в план записывать не стоит, документ, все-таки, а проследить за Вячеславом Егоровичем – необходимо. Нацепить какие-нибудь очки, бородку или усы, выяснить, куда Тягунов ходит, с кем общается.

…В областной автоинспекции нервный, в помятой форме капитан недовольно сказал Сайкину:

– Приходил же ваш Тягунов, рылся тут. Теперь ты явился. Я помню, какая-то машина сгорела в гараже…

– Мы еще раз решили проверить, надо.

– Надо, надо. Всем тут чего-нибудь надо. По десять раз одно и то же ворочать.

Тем не менее капитан достал со стеллажа нужный ящичек, с грохотом кинул его на стол, и Паша сел за работу.

Уже через десять минут он держал в руках учетную карточку, заполненную в свое время Алексеем Морозовым. Номера кузова по техпаспорту и на сгоревшей машине полностью совпадали.

«Странно, почему Тягунов сказал, что машина вообще в ГАИ не значится? – думал Паша. – Не нашел карточку или хотел что-то скрыть от меня?»

Снова знакомое волнение овладело лейтенантом. Он аккуратно все записал, поставил ящичек на место, поблагодарил хмурого капитана.

– Ну, нашел, нет? – не поднимая головы от стола спросил тот.

– Да вроде нашел, спасибо. Еще раз на кузове том посмотрю, две цифры неясные. Там же все сгорело, цифры покорежились.

– Ну-ну. С тебя бутылка.

– Хорошо. В другой раз.

Сайкин вышел на крыльцо двухэтажного длинного здания областной ГАИ, постоял. День был хорош: ярко светило солнце, с крыши капало, пахло близкой весной. Позади еще одна суровая, напряженная во всех смыслах весна…

А, всё это лирика, к черту ее! Тягунов у него теперь на крючке. Нужно действовать, и побыстрее! Нужны новые доказательства вины майора, покрывающего бандитов. С чего бы это? Зачем? Тягунов вообще-то производил на Пашу хорошее впечатление – рассудительный, спокойный, умный. А тут… Впрочем, ясно же – деньги! И, видно, немалые. Сколько уже ментов на них сгорело! Ах, Вячеслав Егорович, Вячеслав Егорович! Кто бы мог подумать?! А как он хорошо прячется, как ловко ведет двойную жизнь! Ведь ни у кого не возникло сомнения в его порядочности и верности милицейскому, служебному долгу, а вот перед ним, Сайкиным, он все же про'кололся. Какая-то мелочь, сомнение и – пожалуйста: скрыл, что номер в ГАИ существует, что сгоревшая машина – Морозова!

Мать Сергея Бородкина и в этот раз ничего путного не сказала, выставила Пашу за дверь. Будь на его месте кто-то постарше, тот же Тягунов или следователь прокуратуры Максимов, она бы, конечно, себя так с орган а м и не вела, а тут, в ее понимании, явился пацан, что-то выспрашивает, делает строгий вид, щеки надувает, даже голос повысил!

А вот отец Башметова, потрясенный смертью сына, разговорился, сказал, что за Вадиком приезжал некий Игорь, на иностранной машине – длинная такая, черная, как катафалк… Марка? Да черт их разберет, эти марки! Вадик как-то говорил… то ли «крайслер», то ли «кидилак»…

– «Кадиллак», – поправил Паша.

– Во-во, «кадиллак»! Игорь этот работает в какой-то фирме, возит шефа, а зовут его… дай Бог памяти, Феликса Дерикота.

– Вы фамилию правильно называете? – уточнил Сайкин.

– Ну, как-то так. Вадик смеялся еще. Но с котом точно эта фамилия связана. Дерикота или просто Дерикот.

В расследовании дела появилась крепкая основа.

Кое-что новенькое выяснилось и при посещении дома стариков Мысковых. Николай Николаевич, удрученный известием о смерти племянника, признался:

– Я тебе, мил человек, в тот раз не все показал. Вадька-то с дружками понатаскали в гараж черт знает чего и откуда. Иди-ка, глянь. Может, пригодится?

В гараже, где одиноко дремал знакомый красный «Москвич», в дальнем углу громоздилась теперь целая куча автомобильных запчастей. Чего тут только не было!

Паша наугад взял автоаптечку (она первая попалась под руку), открыл пластмассовую черную коробку с ярким красным крестом на крышке. В коробке, кроме лекарств, резинового медицинского жгута, мелких автомобильных безделушек (ниппели, предохранители, колпачки от шин), оказалась еще сложенная вдвое бумажка в масляных пятнах. Ее-то лейтенант и раскрыл, прочитал:

«Справка

Дана Морозову А. П.

Марка автомобиля ВАЗ 21011 гос. № 28–01 ПЖВ в том, что он действительно прошел проверку на С0 ₂

Автомобиль годен к эксплуатации.

Мастер_

(закорючка)

01.04.1994 г.»

– Это откуда, Николай Николаевич? – спросил Паша, показывая старику аптечку и справку, а сердце у него готово было от радости выпрыгнуть из грудной клетки.

– Ты бы спросил меня чего полегше, – ответствовал старик. – Вадька, поди, приташшил откуда-то, или ево дружки. Сам черт тут не разберется с этими железяками, а ты про какую-то бумажку спрашиваешь!

– Ну, мы-то разберемся, – солидно заявил Паша и объявил старику: – Коробку с медикаментами я пока забираю.

– Забирай, – махнул рукой старик. – Все бы отсель забрали, проходу не стало. И зачем мне этот хлам?

– Вы пока ничего не трогайте! – предупредил Паша. – Это вещдоки!

– Чево? – навострил уши старик.

– Вещественные доказательства преступления. А может, и не одного. В общем, так, Николай Николаевич. Гараж ваш я опечатываю, ходить сюда пока нельзя, понятно?

– Да чего тут не понять?!

– Племянник ваш, судя по всему, был нечист на руку.

– Раз утопили, значит, нашли, за что, – закивал горестно старик. – Дыма без огня не бывает. Охо-хо-о… Мало все ему, щенку, было. Только из гнезда вылетят – все ему подавай: машину, деньги, девок… А ему бы все наше-то с бабкой отошло, слышь, мил человек! У нас же, кроме племяша, никого и не было.

Сайкин посочувствовал старику, закрыл гараж на замок, опечатал, ключ забрал себе. Предупредил Мыс-кова об ответственности за «своевольное вскрытие опечатанного помещения», вышел на улицу.

На Спортивной сумерки уже властвовали вовсю, и скользко было по-прежнему. К остановке трамвая Паша двинулся другой дорогой, поверху – не хотелось скакать по шатким, полусгнившим ступеням: поломаешь ноги, чего доброго. Вышагивая по вечерней улице, подумал о еде: за весь день съел на ходу два пирожка с повидлом, да выпил еще в каком-то ларьке стаканчик сока. Вот и вся пища, побегай тут по преступным «хазам», поищи улики. Надо, наверное, домой двигать, хватит на сегодня.

Но, оказавшись в салоне сначала трамвая, а потом теплого троллейбуса, Паша забыл о еде: день оказался поистине удачным. Надо, пожалуй, побывать еще и у Морозовой, спросить о машине, которая сгорела в гараже Бородкина, об этой справочке на СОг, то есть, на выхлопные газы «Жигулей». И вообще, поговорить. Он, Сайкин, имеет на это полное право. Морозова поначалу пришла к нему в райотдел, он, пусть и на пару теперь с Тягуновым, ведет это дело, и должен ее кое о чем спросить.

У дома Татьяны Паша остановился, осмотрелся. Кажется, он зашел не с той стороны, подъезды здесь не просматривались. Что ж, не беда, сейчас он обойдет дом и…

Взгляд его случайно упал на хорошо освещенное окно второго этажа. Сайкин даже вздрогнул от неожиданности: на фоне четкого светлого прямоугольника он вдруг увидел Тягунова, который… обнимал гражданку Морозову!!!

Вот это было зрелище!

Паша даже раскрыл от изумления рот, да так и стоял, пока гражданка Морозова не задернула штору.

«Теперь понятно! – осенило лейтенанта. – Они любовники! Вместе убили мужа Морозовой, утопили его в болоте… Помогали им, судя по всему, Бородкин с Башметовым, которым они – Тягунов и Морозова – подарили за «работу» «Жигули», а потом убрали как ненужных и опасных свидетелей…»

Вот это открытие! Вот это поворот в расследовании дела об исчезнувшем инженере Морозове!

Сайкин бросился прочь от дома. Через несколько минут он оказался на троллейбусной остановке, торопился в управление милиции.

«Только бы полковник Кравчун оказался на месте! – еле сдерживая нетерпеливую дрожь во всем теле, думал Раша. – Я немедленно доложу ему обо всем. Тягунова и эту «пострадавшую» Морозову нужно сейчас же, немедленно арестовать! Взять их тепленьких, с постели. Это бандиты. И Тягунов – главарь!»

Внутренний телефон Кравчуна не отвечал, и Паша набрал номер Косова. Умар Асланович был на месте.

– Это Сайкин, товарищ подполковник, здравия желаю. Добрый вечер. Я бы просил… нам нужно срочно увидеться. Срочно! Безотлагательное дело! – Паша очень волновался.

– Ну, заходи. Ты где? – спокойно разрешил начальник Тягунова, а Паша, уже повесив трубку, засомневался: «Может, я зря торопился? Они с Тягуновым в дружеских отношениях… К тому же Косов – чеченец, что у него в черной голове, один Аллах знает. А, может, и он не в курсе».

Но дело было сделано, звонок у Косова раздался, надо идти.

Показав удостоверение дежурному сержанту, Сайкин не стал дожидаться лифта, побежал наверх по широкой лестнице.

В поздний час Косов сидел в кабинете один. Выслушав сбивчивый доклад лейтенанта, Умар Асланович изменился в лице. Велел глухим голосом:

– Пиши рапорт на имя начальника управления.

– Тягунова и Морозову нужно немедленно арестовать, Умар Асланович! – горячился Паша. – Они могут куда-нибудь сбежать… И вообще…

– Да ну, куда они сбегут, что ты! – резонно отвечал Косов. – Они же не видели, что ты там под окна-ми у них… – Косову очень хотелось сказать «шпионил», но он сдержался, выбрал слово помягче – «оказался». – Ничего не произойдет до завтра, не переживай. Явится он на работу, мы его тут допросим и… арестуем, если все, что ты нашел, подтвердится.

– Подтвердится! Конечно! Я же все видел своими глазами! – доказывал Паша. – И машину Морозовых он от меня скрыл, сказал, что нет ее на учете в ГАИ, и мужа этой женщины они вместе убили.

– Ты пиши, пиши, – вздохнул Косов. – И ие делай поспешных выводов. Разбираться надо. Хотя странные ты, конечно, вещи мне доложил, очень странные.

«Зря я к нему пришел, зря, – хмурился Паша, берясь за ручку и бумагу. – Надо было дождаться утра, попроситься на прием к зам. начальника управления, завертелась бы машина. А, может, и дежурному по управлению доложить: так, мол, и так… От Тягунова, этого двуликого Януса, только пух полетел бы! Я, понимаешь, бегаю, высунув язык, по городу, голодный целый день, а мой командир – в это время тискает «потерпевшую»!.. А чечен этот, тоже, чего доброго, спрячет рапорт под сукно, да и все. Ну, пусть только попробует! Сидеть ему тогда вместе с Тягуновым».

…Часа через полтора, когда Сайкин наконец ушел, а Косов трижды перечитал написанное, позвонил вдруг Тягунов.

– Привет! – бодро сказал он. – Ты чего так поздно? Я просто так позвонил, на всякий случай! Стою, вот, троллейбус жду.

– Да я тут бумаги кое-какие разгребаю… – Умар Асланович замолчал, думал, как ему поступить? Не дать ход служебной бумаге он не мог, не имел права. Должностное преступление. Но и Сайкину не верил. С чего, вдруг тот «покатил бочку» на старшего группы, зрелого и уважаемого сыщика? Сделать то, что Сайкин написал в рапорте, Вячеслав Егорович не мог. Но, с другой стороны, с чего бы это, в самом деле, розыскнику, занимающемуся делом Морозова, обнимать его жену? Или Сайкину привиделось все?

– Слушай, Славик, – сказал Косов. – Давай я к тебе сейчас приеду, а? Посидим, чайку попьем, потолкуем.

– Давай! – искренне обрадовался Тягунов. – У меня и кроме чая кое-что найдется.

– Не обязательно… Ну, как хочешь. Еду!

– Что-то случилось, Умар? – спросил вдруг Тягунов, и Косов уловил в его голосе тревогу. – Земляки снова?..

– Да нет, это тебя касается. Сайкин у меня только что был, гвоздь мне забил по самую шляпку.

– Гм… – Тягунов помедлил. – Удивил ты меня. Через мою голову, ничего не сказал…

– Я и сам удивился, Слава. Ладно, не телефонный разговор. До встречи!

…Скоро Косов знал практически все. И решительно занял сторону Тягунова.

– Но что же мне делать с заявлением Сайкина, Славик? Если он начал вонять, то может и не остановиться. Попрет, чего доброго, напрямую к начальству, а?

– Сучонок! – в сердцах выругался Тягунов/– Гаденыш! Ходит, подглядывает… У меня и в мыслях не было, чтобы он… Вежливый, исполнительный. «Я понял, Вячеслав Егорович, я все сделаю, как вы сказали, Вячеслав Егорович…» А в мыслях вон что! Проверять за мной пошел… М-да, молодежь!

Косов расстроенно и сочувственно смотрел на Тягу-нова. Они сидели на кухне, за бутылкой красного вина, курили.

– Маху ты дал, Славик, – Косов щелкал барахлившей зажигалкой. – Сказал бы мне, посоветовались. С заявлением, конечно, я потяну. Вызовем завтра Сайкина, поговорим по-мужски. Кое в чем тебе придется лейтенанту признаться. Но, собственно, фактов у него против тебя пока что два: ты не сказал, что нашел машину в ГАИ, и женщину, Морозову, в окне обнимал. Гм.

– Я полюбил эту женщину, Умар! Полюбил и все тут! Как только она вошла к нам тогда, в первый раз, глянул на нее – все. Моя! И все! И жалко мне ее стало, и разума она меня, считай, лишила. Старый уже, виски поседели, а голову потерял.

– Да, это уж точно. Анонимку ты подкинул?

– Я. Мы с ней ездили на болото, она мне показала место, где муж ее… ну, труп лежит, где парень этот утонул. С нами еще один парень был. Ну вот. Я все записал, зарисовал, замерил. Дождался снега, чтобы следы там наши получше замело, а потом и послал…

– Да, Славик, задал ты задачку.

– Не лезь в это дело, Умар. Я завтра сам пойду к Кравчуну, доложу обо всем.

– Не спеши, сначала с Сайкиным решим. Нагородил он там, в своем рапорте, черт знает чего. Фантазия у него, я тебе скажу, работает за двоих. В любом случае нужно с ним поговорить, объяснить кое-что. Может, он и заберет свой рапорт, может, перепишет… И как это он тебя в окне увидел?

– Да бывает вот! – невесело хохотнул Тягунов. – На минутку зашел. Она в расстроенных чувствах, конечно, я ее успокаивать начал…

– Ладно, давай до завтра, Славик, – Косов положил ладонь на скрещенные на коленях руки Тягунова. – Подумаем. Утро вечера, говорят и в Чечне, мудренее.

Но утро разрушило все их планы и намерения – оба оказались далеко от своих кабинетов.

Телефонный звонок частного детектива Виктора Боброва многое изменил не только в их судьбе…

Глава тридцать восьмая

Повестку прокуратуры вынула из почтового ящика жена Городецкого, Оксана Борисовна. Женщина с недоумением повертела в руках серый казенный конверт, надорвала его, прочитала бумажку тут же, на лестничной площадке. Взволнованная, быстро поднялась в квартиру и с порога спросила мужа:

– Антон! Что это значит? Зачем тебя вызывают в прокуратуру?

Городецкий, в пижаме и шлепанцах, вышел в переднюю, взял из рук жены повестку. В ней значилось:

«Гр-н ГОРОДЕЦКИЙ А. М.

Вы приглашаетесь в прокуратуру Юго-Западного р-на г. Придонска 03.03.95 г. к 10–00 по адресу: ул. Моравская, 56 к следователю Недолужко по делу Полозовой М. И.

Явка строго обязательна».

Внизу стояла заковыристая и причудливо-длинная подпись.

Некоторое время Городецкий молчал, а Оксана Борисовна, тоже молча, смотрела на него, ждала ответа. Потом он, переведя дух, заявил:

– Кажется, это звонок, Оксана. Нам пора сматываться. И чем быстрее, тем лучше. Боливар не выдержит двоих… так кажется у О’Геири? Расследование прокуратуры по делу этой шлюшонки и общественное расследование бюджета «Мечты»… Акционеров кто-то заводит, день-деньской толкутся теперь у офиса, митингуют, требуют досрочного проведения отчетного собрания…

– Кто такая Полозова М. И.? – Оксана Борисовна взяла из рук мужа повестку.

Городецкий отвернулся.

– Ну… это одна из моих бывших сотрудниц. Я ее уволил вместе с главным бухгалтером, Ниной Ивановной, помнишь? Вот теперь эти дамы…

– А почему ты раньше ничего не говорил об этой Полозовой?.. И вообще, что-то фамилия знакомая… где-то я ее встречала. – Голос Оксаны Борисовны, женщины властной, с твердым характером зазвенел.

– Она… как тебе объяснить… Это была одна из моих надежных сотрудниц, я же тебе говорю…

– Ты хочешь сказать, одна из твоих любовниц? Не та ли, с которой ты проваландался однажды всю ночь? В конце декабря.

– Оксана, дорогая моя, любовницы в прокуратуры не обращаются. Прокурорам нет дел до любовных похождений. У них дела посерьезнее.

– Если она бывшая сотрудница, и в курсе твоих… наших финансовых дел, то почему бы ей, как брошенной, не сделать любимому пакость? Памятный подарочек, так сказать! Чтобы дольше не забывал. А, может, и вернулся.

– Оксана, не фантазируй. Я тебе еще раз говорю: эта женщина знает многое о «Мечте». Она имела отношение к сбору налички, все деньги практически шли через ее руки. Я как-то взял десять «лимонов» без оформления документа, ну, надо было срочно, Феликс попросил… Ну вот. Потом мы с ней поссорились, она неправильно себя повела, я ее уволил. Видимо, теперь они, обиженные, повстречались – я имею в виду и главбуха, – договорились и поперли на меня. А тут еще я Лукашина подозреваю, если честно сказать. Тоже, свинья, пришел в одной старой милицейской робе, а теперь нос воротит, «БМВ» у нас украл… Вполне возможно, что он этих женщин и подзавел. Мог и еще кое-кому информацию дать. Разговоры всякие дошли до акционеров, те заволновались… вон, можешь поехать, глянуть в понедельник, что возле нашего офиса творится!

Оксана Борисовна в глубокой растерянности стояла посреди комнаты. Слова мужа были похожи на правду. Лукашина она знала, он никогда не внушал симпатии и доверия. Да и баба эта, главбух, тоже могла напакостить, хотя такой прыти от нее трудно было ждать – забитая, робкая. Вот неизвестная Полозова… Хм. Кто такая? Надо бы, конечно, разобраться, поехать в офис, потолковать там кое с кем из доверенных. Но если дело обстоит так, как говорит Антон, то ехать и разбираться некогда и незачем. Дорог каждый час. Как говаривал вождь мирового пролетариата, завтра будет поздно…

Но как, все-таки, быть? Ведь они планировали отъезд на лето. Тихо-мирно, получив вызов из Германии, купят путевки на какой-нибудь европейский курорт, поедут в «отпуск», а потом окажутся «невозвращенцами»…

– Ты бы позвонил в прокуратуру, Антон, – Оксана Борисовна, хоть и сильно волновалась, присутствия духа не потеряла, мыслила конкретно, по-деловому. В любом случае, думала она, пребывать в неведении относительно вызова в прокуратуру нельзя, надо быть готовым к любому разговору, попытаться узнать, зачем муж понадобился следователю Недолужко, не плыть по воле волн – пассивные в жизни, как правило, проигрывают.

– Это глупость, Оксана, звонить следователю, – стал отбиваться Городецкий, подняв на жену испуганные глаза. – Он сделает неправильные выводы. Мы покажем ему свое беспокойство, и мало ли как он это беспокойство расценит и что еще предпримет. Скажет вдруг, зайдите завтра, дорогой т о в а р и щ. А? Товарищ!.. А у нас, если не соваться в прокуратуру до назначенного срока, неделя времени. Неделя! – Он поднял'палец. – Да за это время мы горы своротим. Другое дело, окольными путями что-нибудь выведать. Да и то, стоит ли волну поднимать, привлекать внимание?

– Я все-таки позвонила бы Абрамову. Он как-никак доктор юридических наук, посоветовал бы что-нибудь.

– Да что я, пусть и доктору, скажу? – взвился Городецкий. – Что меня вызывают в прокуратуру, по делу… гм… Полозовой? Он начнет расспрашивать, наводить справки. На хрена попу гармонь?! Я тебе сказал, пора сматываться. Поживем пока в Германии без вызова. При нас Исмаил быстрее его оформит.

– Что-то ты темнишь, друг мой! – разозлилась Оксана Борисовна.

Супруги, недовольные друг другом, разошлись по разным комнатам. Оксана Борисовна закурила в спальне, чего раньше никогда не делала, а Антон Михайлович пошел на кухню, заварил крепчайшего чаю, чтобы взбодриться.

Понятно, что «дело М. И. Полозовой» не с неба свалилось. Кто-то все же написал заявление в прокуратуру. Нашлись ходатаи, которые решили-таки вступиться за эту дурочку-суицидку. Может, это все тот же актериш-ка… как его… Зайцев, да. Но ввязываться в разбирательство, давать какие-то показания ему, Городецкому, ни в коем случае нельзя. Об инциденте могут узнать и акционеры «Мечты». Это подольет масла в огонь, представит его, президента акционерного общества, с очень и очень невыгодной стороны. Налетит пресса, особенно из прокоммунистической областной газеты, раскрутят дело в два-три дня, раззвонят во все колокола. В Придонске в прошлом девяносто четвертом году уже исчезли три фирмы, собравшие у населения миллиарды рублей. Достаточно спички, чтобы вспыхнул порох недовольства и вокруг «Мечты». Репутация руководства компании уже подмочена, слух пошел, митинги разрастаются. И если дойдет до проверки документации, если акционеры потребуют вызова бывшего главбуха, Нины Ивановны, а она с перепугу начнет давать показания общественности, а потом и органам…

Побегав по квартире, Городецкий взялся за телефон. В любом случае Оксана права. Ждать у моря погоды нельзя. Нужно действовать!

Трубку домашнего телефона Аркадия Каменцева взяла его жена Наталья.

– Это Антон, Наташа, здравствуй, – бодро представился Городецкий. – Наш высокочтимый предводитель дома?

– Предводитель в сауну поехал, – так же бодро и весело отвечала Наталья. – Что передать?

– Ну… скажи, что я звонил, хотел пообщаться. Какие у вас новости? Как живете-можете?

Городецкий с нетерпением, затаив дыхание, ждал ответа. Он знал, что жена Аркадия – женщина словоохотливая, не раз она выбалтывала какие-нибудь семейные или деловые тайны, каждый раз беря при этом с Городецкого слово ее не выдавать. Он не подводил ее, она это знала и ценила. И, естественно, доверяла. Вообще они дружили семьями, приглашали не раз и чету Дерикотов – вместе бывали в ресторанах, выезжали за город, на лыжную базу…

Наталья Каменцева ничего интересного не сказала.

– Новостей никаких, Антон. Скука-а… По телевизору нечего смотреть, я уже все пересмотрела, читать не хочется. Пока Арнольдика из школы не привезут – просто маюсь от безделья. Прислуга все сделает, меня и близко к кухне не подпускают. Только на дегустацию зовут. Аха-ха-а… – Она протяжно зевнула. – Вы-то как там? Оксана чего делает?

– Колготки штопает, – сострил Городецкий, и они долго смеялись. Шутка обоим понравилась.

Городецкий тут же набрал номер Феликса. Тот сидел, видно, у телефона, сейчас же отозвался встревоженно:

– А я собрался тебе звонить.

– Ну? Какие новости? – с места в карьер взял Городецкий. – Ты от господина Недолужко, случаем, ничего не получал?

– Как же! Потому и хотел звонить. – Феликс не называл имен, видно, жена сидела рядом. – Я понял, что и ты такую же бумаженцию имеешь?

– Осчастливили.

– Женщина эта, из театра, помнишь? – с издевкой уже говорил Дерикот. – Весьма гостеприимная особа?.. Ну вот. Она мне тоже позвонила. И откуда только номер узнала?! Ты не давал?.. Ну ладно, я думаю, не это важно. Она нервничает, тебя искала, но не нашла. Сказала, что по просьбе Захарьяна звонит, нас с тобой разыскивает.

– Так и он, что ли, повестку получил?

– Надо думать. Чего бы эта… мадам засуетилась? Вот, Антон, видишь, как спонсорство боком выходит. Помог театру по твоей просьбе, а теперь ходи по прокурорам, оправдывайся.

– Супруга не слышит, что ли?

– Вышла как раз.

– Понятно. Короче, покатили на нас с новой силой бочку, так я понял? И покатили из театра?

– Откуда же! Те самые актерки, каких ты на мою голову… Гм… Ну ладно, Антон Михайлович, супруга ужинать зовет, давай встретимся, завтра, что ли, поговорить надо. Сходим к Михаилу Анатольевичу, посоветуемся, чем еще можно ТЮЗу помочь. Я всегда готов, как пионер.

– Хорошо, я позвоню. Конечно, нужно собраться. Время, кажется, есть.

«Времени нет. Ни часу! – сам себе возражал Городецкий, опуская трубку. – Разбирайтесь без меня. Мало ли как повернет следователь прокуратуры, что будет говорить эта старая сводница Анна Никитична и что станут чирикать актерки, Яна и Катя, да и этот Саня-Митя! Возможно, они уже все в одной упряжке, сговорились, дадут одинаковые показания, и следователь Недолужко очень быстро разберется, кто инициатор сцены в шалаше, кто инвестор (ха-ха!) и кто исполнитель… Бежать надо. И – немедленно».

– С кем это ты так любезно разговаривал? – спросила Оксана Борисовна. Она вышла из спальни спокойнее, чем была полчаса назад, собранная.

– С Феликсом.

– Я поняла, он тоже повестку получил?

– Нехорошо подслушивать, дорогая моя.

– Я не подслушивала, а просто слышала… Ну ладно, если я правильно поняла, нам некогда тратить время на всякие мелочи? Есть более серьезные задачи?

Городецкий подошел к жене, обнял и поцеловал.

– Умница. Тебе бы в разведку, в Моссад, что ли. Цены бы тебе там не было. Выдержка и хладнокровие – первые заповеди шпионов.

– Мы с тобой не шпионы, – Оксана Борисовна рассмеялась, сверкая золотым сиянием. – Мы обыкновенные жулики, каких на Руси сейчас много. Нью рашенз, новые русские. Итак, задача на этот момент?

– Собирай самое необходимое. И сумок не должно быть больше трех-четырех. По одной на руку. Дай мне сосредоточиться сейчас, не спрашивай ни о чем. Отложим пока разговоры о нравственности, хотя я понимаю, что тебе хочется поговорить именно об этом. Вину свою искуплю там, «за бугром».

– Понятно. Бабы вас прищучили. И тебя, и Феликса, и Захарьяна. Доигрался в спонсорство, довозился с девками. Родила, что ли, какая?

Городецкий выдержал гневный взгляд супруги.

– Завтра же уезжаем в Москву, Оксана. У тебя и у меня – один день. Один! Я поручу секретарше взять билеты на самолет до Сочи, скажу, что мы недельку поедем подлечиться. Допустим, у тебя обострился гастрит… Несколько дней нас никто искать не будет. А этих дней нам вполне хватит, чтобы укрыться в Мюнхене. Будем, во всяком случае, надеяться.