Текст книги "Крестная мать"

Автор книги: Валерий Барабашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

– Шлюха я распоследняя! Проститутка! Тварь! – кричала Марийка, вышагивая по «келье» из угла в угол. – Девка продажная.

Она начала швырять пачки денег в стену с нарисованным убогим ковром, где были изображены два плавающих в воде лебедя с изогнутыми шеями. И где только бабка взяла этот «шедевр»? Пачки с каким-то деревянным стуком отскакивали от стены, падали на койку, на пол, и Марийка неистово топтала их ногами. На глаза ей попались спички. Она собрала деньги в кучку. Зажгла спичку, поднесла к пачкам – их края затлели, обуглились. Но решимости у нее хватило ненадолго, она поняла, что не сможет сделать этого. А как было бы правильно, по-театральному красиво! Молодая, оскорбленная и униженная женщина, актриса, ставящая превыше всего в жизни свои честь и достоинство, не стала предавать огласке надругательство над собой, но отказалась и от больших денег. Пусть она не сумела постоять за себя, но зато не упала бы в собственных глазах, да и в глазах тех, кто знает теперь ее историю, кто совершенно справедливо (Яна с Катей, да и жаба эта, Анна Никитична) хихикают над ней. Еще бы не хихикать!.. А она нашла, называется, «выход»: пожаловалась первой встречной женщине, призналась, что ее коллективно вые… трахали, распустила слюни, стала звать эту женщину «крестной матерью». Ты только посоветуй, мамочка, как мне быть?

Тьфу! Как дико, пошло она поступила! Ведь это как надо себя не уважать, чтобы брать за насилие над собой деньги, да еще обсуждать это с малознакомой, пусть и доброй женщиной! В кого она, Мария Полозова, превратилась в этой ситуации? В шлюху! В самую заурядную проститутку-шантажистку, которая сыграла на своей девственности. Пила-ела вместе со всеми, упилась так, что не помнит ничего, а потом завопила на весь дом: «Караул! Меня изнасиловали-и!» Тьфу на тебя, Марийка! Ты бы хоть «лимоны» эти паскудные не брала.

Но она же ничего не требовала, ей так подсказали.

А кого это волнует? Деньги ведь ТЫ взяла!

Взяла, да, но видит Бог, ей совсем не хотелось этого делать. Деньги эти принесут ей только несчастья, у нее так неспокойно на душе. Она совсем запуталась.

Какой там запуталась. Продалась!

Но и позора избежала. Кажется. А разве это не важно?

Марийке почудилось, что еще чуть-чуть, и от всех этих мыслей она сойдет с ума. Мысли, противоречивые чувства рвали ее душу. Ей по-прежнему хотелось сгрести эти пачки и бежать назад, к Татьяне Николаевне, а лучше прямо к Городецкому, вернуть деньги… Или поехать прямо в милицию и все честно рассказать?.. Или взять вон ту веревку, на которой бабка Оля сушит какие-то листья, и удавиться? Ведь ее же хотели задушить в доме Анны Никитичны?! Да-да, это выход. Все проблемы будут сразу решены.

И снова она ничего не сделала, а упала лицом на подушку и горько, безутешно разрыдалась. Сил у нее ни на что больше не было.

Марийка проплакала час, а может, и два, а потом незаметно для себя уснула.

Ока не слышала, как в комнату, осторожно скрипнув дверью, вошла хозяйка – баба Оля. Подслеповато пригляделась к спящей своей постоялице, даже тихонько окликнула ее, но Марийка не отозвалась.

Баба Оля разглядела на полу пачки денег, охнула от неожиданности – да тут мильены!! Потом стала трясущимися руками подбирать их с пола, складывать в полу теплого застиранного халата.

– Игде же она их раздобыла? – бормотала себе под нос хозяйка. – Аль ограбила кого? Нет, скорея ночку с богачом провела. Угу. Так оно и есть. Девка молодая, красивая, кто-то не поскупился… Ой-ой! Да тут и правда, мильены! Вишь! А мне за фатеру три месяца уже не платит, все говорит, бабушка, денег нету, подождите. Да тут не то что за постой, тута увесь мой дом можно купить. Возьму-ка я должок.

Бабка, не считая, напихала себе в карманы халата денег и так же тихо, осторожно, вышла – мол, меня и не было здесь…

Глава пятнадцатая

В кабинете розыскников народу нынче поменьше, многие отправились по делам, телефоны звонили реже, и Тягунов мог спокойно поговорить с начальником отделения подполковником милиции Косовым. Собственно, говорил Тягунов, а Умар Асланович слушал, курил, щуря правый глаз, изредка кивал, одобряя ход мысли старшего оперуполномоченного. А ход мысли у Вячеслава Егоровича был такой:

– С Морозовым случилось нечто неожиданное. Убили его или заезжие гастролеры, которым срочно понадобился транспорт, или он случайно налетел на банду.

– Ну, вариантов может быть много, – высказался Косов. – Подвез кого-нибудь, не сошлись в цене, заспорили, поругались. Могло и какое-нибудь «чэпэ» на дороге случиться, Морозов мог на минуту оставить автомобиль без присмотра, этим воспользовались, а тут и он появился. Но скорее всего, мужик соблазнился хорошими деньгами, повез кого-то за город…

– Версия, конечно, жизненная, – согласился Тягу-нов. – По жена категорически утверждает, что не мог он этого сделать. Извозом вообще никогда не занимался, очень редко кого-нибудь подвозил, на деньги не зарился.

– Ну вот взял и подвез в этот раз! – стоял на своем Косов. – И не обязательно двоих-троих. В машину мог и один сесть, а там дело техники: попросил остановиться, еще двое сели. Или брызнул в лицо из газового баллончика, а потом и эти, остальные, подоспели.

– Да, конечно, – спорить Тягунову было тут не с чем.

– Фотографию Морозова отвезли на телевидение?

– Да, и на. телевидение, и в областную газету. Может, кто и откликнется!

Косов замял окурок сигареты, хотел было начать новую, но передумал.

– Так-то оно так, – сказал он. – Но люди часто ненаблюдательны, равнодушны друг к другу. Наверно, кто-то видел, как Морозов посадил пассажиров в машину, но кто теперь об этом вспомнит? Кому надо было запоминать этот факт? С агентурой придется хорошо поработать, Слава, с агентурой. И на авторынке, у автомагазина. Краденое все равно надо сбывать.

– Сайкин уже две недели на обоих авторынках работает, – Тягунов смотрел в окно, на голубя, спланировавшего на карниз откуда-то сверху и с любопытством сейчас заглядывающего в их кабинет. – Машины Морозова на рынке конечно же нет, а запчастей – море. Я и сам три дня назад толкался на рынке, видел. Правда, ничего интересного мне в глаза не бросилось.

– Можно и год толкаться, и два… – Косов ответил по телефону на чей-то ошибочный звонок, с недовольным лицом бросил трубку. – Без помощников мы тут не обойдемся, Слава. Поговори со Звонарем. Пообещай ему денег, я с начальством договорюсь. Он же там промышляет, на Северном?

– Нет, в автомастерскую ушел. Где-то на Транспортной пару боксов открыли, иномарки ремонтируют, там он и пристроился. Костоправ он известный, руки у него золотые.

– Надо тебе туда съездить. Поинтересуйся, кому и какие машины там в последнее время ремонтировали, что случилось? С ГАИ потолкуй. Ну и сам что-нибудь придумай. Скажи, что надо одному приятелю «форд» подремонтировать – багажник помяли, крыло.

– Что-нибудь придумаю, не учи. Время только жаль. Мерзавцы гуляют на свободе.

– Да и я хотел бы побыстрее на эту сволочь посмотреть. – Косов сурово сдвинул густые черные брови. – Голову человеку отрубить!..

Он выругался.

– Да, кстати, Слава, – сказал он после небольшой паузы, во время которой из сейфа, стоящего у него за спиной, что-то вынул. – Почитай-ка свежие ориентировки. Может, что и пригодится. – С этими словами он положил перед Тягуновым пачку телеграмм.

Вячеслав Егорович взялся за привычную работу. Ориентировки приходили в управление во множестве, из разных мест – как о пропавших без вести, так и на лиц, совершивших преступление. Запомнить все, что в них сообщалось, не смог бы никакой, даже самый памятливый оперативник – очень уж много совершалось в России преступлений и данные о них мог держать в памяти только компьютер.

Внимание Тягунова привлекла одна из ориентировок:

2 ЯНВАРЯ 1995 ГОДА ИЗ ВОЙСКОВОЙ ЧАСТИ № 98765, КОМАНДИРОВАННОЙ В ГРОЗНЫЙ, ВОЗМОЖНО ДЕЗЕРТИРОВАЛ РЯДОВОЙ ПЕТУШОК АНДРЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ 1974 ГОДА РОЖДЕНИЯ, РУССКИЙ, УРОЖЕНЕЦ ГОРОДА ПЕРМИ. ДО ПРИЗЫВА ПРОЖИВАЛ ПО АДРЕСУ: ГОРОД ПЕРМЬ, УЛИЦА КРУПСКОЙ, ДОМ 55, КВ. 121. ПЕТУШОК ВООРУЖЕН АВТОМАТОМ КАЛАШНИКОВА (АКСУ), ДВА ПОЛНЫХ МАГАЗИНА БОЕПРИПАСОВ. ЕГО ПРИМЕТЫ: РОСТ 187 СМ, ШИРОКОПЛЕЧИЙ, СПОРТИВНОГО ТЕЛОСЛОЖЕНИЯ, КОРОТКО СТРИЖЕН, ЛИЦО УДЛИНЕННОЕ, НОС С ГОРБИНКОЙ, ГЛАЗА СЕРЫЕ. О МЕСТОНАХОЖДЕНИИ ПЕТУШКА ПРОСИМ СООБЩИТЬ: ПЕРМЬ, КОМСОМОЛЬСКАЯ ПЛОЩАДЬ, 1, УВД ИЛИ НЕПОСРЕДСТВЕННО В ЧАСТЬ, ГОРОД ГРОЗНЫЙ, П/Я 1234.

– Ну, в наши-то края зачем этого Петушка занесет? – сам себя спросил Тягунов. – Такие обычно бегут поближе к дому, к мамочке с папочкой. Тем более, написано, что он «возможно дезертировал». Может, он в плену у Дудаева, может, еще где-нибудь в Чечне.

– Отца в ориентировке не указывают, – не поднимая головы, заметил Косов. – Безотцовщина, как пить дать. Мама вырастила одна, это ясно. А занести его сюда, в Придонск, случай какой-нибудь может, почему нет? Мало ли что взбредет в голову этому Петушку-Курочке!

– Да, конечно. – Тягунов листал уже другие бумаги. Ориентировку он положил в память, – жизнь полна неожиданностей, пригодится. Но он был согласен с Косовым: беглецы рано или поздно (и преступники в том числе) появляются все же вблизи родного дома, а от Придонска до Перми тысячи полторы километров. Чего, в самом деле, занесет сюда Петушка? К кому он тут приедет? Автомат, скорее всего, продал, а теперь гуляет где-нибудь на югах, там его надо искать.

Вячеслав Егорович отодвинул телеграммы в сторону, занялся текущими делами; вызвал по телефону Павла Сайкина, попросил его приехать в управление.

– А ты чего мрачный такой, Умар? – спросил он Косова, повнимательнее глянув на своего начальника.

– Отчего веселиться?! – грустно вздохнул тот. – Кровь у меня на родине рекой льется. Ты же читаешь газеты, телевизор смотришь.

– Смотрю. И правильно, думаю, все понимаю. Есть бандиты, а есть порядочные люди, как у всякого народа. И чеченцы не все одинаковы. Тебя, например, мы знаем не первый год. Ты, по-моему, тут, в Придонске, всю жизнь?

– Да, с семьдесят второго года, скоро уже четверть века. На заводе сначала работал, потом по комсомольской путевке в милицию пошел. На русской, на Валентине, женат, двое детей у нас. Ты же знаешь!

– Знаю, да, – подтвердил Тягунов.

– Ну вот, – продолжал Косов. – Жил все эти годы и радовался, что в России, среди братьев. Никогда на себе косых взглядов не замечал. А тут еду на работу, в троллейбусе… – Он поперхнулся в этом месте рассказа, торопливо выпил воды, немного спокойнее продолжил. – Даже смотреть на меня стали по-другому, Слава! Морда, конечно, выдает – человек «кавказской национальности»! Этим все сказано.

– Мерещится тебе все это, Умар. Преувеличиваешь.

– Да какой преувеличиваю! – отмахнулся Косов. – Я же тебе свои подлинные ощущения рассказываю, – переменилось отношение к нам, кавказцам. Вчера, вон, по телевизору в Москве какого-то старика спрашивали – ну, одного из прохожих. Кто, мол, такие, по-вашему, чеченцы? Старик и рубанул, не задумываясь: «Бандиты!» И попробуй его переубедить. Бандиты мы и все тут. На всю страну сказано. Трупы русских ребят там, в Грозном, показывают, изувеченные, в разных позах – кто не содрогнется? Беженцы о себе рассказывают, как над ними дудаевцы еще до войны измывались… Хочешь не хочешь, а вывод сделаешь однозначный: чеченцы – изверги. А мне, чеченцу, каково все это слышать?

– Ну, ты же не с дудаевцами, с нами, – мягко возразил Тягунов. – По эту сторону.

– По эту, да.

Косов снова повернулся к сейфу, вытащил из него смятый небольшой листок бумаги, подал Вячеславу Егоровичу. На нем твердой рукой, большими печатными буквами было написано:

КОСОВ!

ЕСЛИ ТЫ НАСТОЯЩИЙ ЧЕЧЕНЕЦ, НЕ ПРЕДАТЕЛЬ СВОЕЙ РОДИНЫ, БРОСАЙ ВСЕ И СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ В ГРОЗНЫЙ. ДЖОХАР ЗОВЕТ ТЕБЯ И ЖДЕТ. НЕ ПРИЕДЕШЬ – ПЕНЯЙ НА СЕБЯ. НЕ ЗАБЫВАЙ, ЧТО У ТЕБЯ РОДСТВЕННИКИ В АССИНОВСКОЙ. РОССИЯ БУДЕТ КУПАТЬСЯ В КРОВИ, ТАК СКАЗАЛ ДЖОХАР. ПОМНИ ЭТО! ПРИЕЗЖАЙ!

Твои земляки.

– Да, крепко написано! – Тягунов крутнул головой. – А кто же это такие, знаешь?

– Да знаю, – без особого желания отвечал Косов. – Из станицы Ассиновской это ребята – Рустам, Аслан, Саламбек. Они бывали здесь, в Придонске, знают, где я работаю. А люди это Лабазанова, если прямо сказать. Знаешь, кто такой Руслан Лабазанов?

– Еще бы! Начальник охраны у Дудаева. Или был. Я что-то читал потом, забыл уже – они вроде рассорились.

– Да, так, – кивнул Косов. – Когда в Грозном все это началось – мне домой звонили. Ну, смысл тот же, что и в записке: бросай все и приезжай. Спасать Родину. И табельное оружие прихвати, пригодится. Я им сказал: с Дудаевым и Лабазниковым мне не по пути. Это преступники. А я с ними двадцать с лишним лет уже воюю. Тогда они пригрозили мне, писульку эту в почтовый ящик подбросили.

– Когда это было?

– Ну… пятнадцатого или шестнадцатого декабря, в прошлом месяце, сразу после того, как боевые действия в Грозном начались.

– Начальству говорил?

– Нет, что ты! Зачем?! Меня это лично касается. Тебе одному говорю, Слава. А ты, пожалуйста… Ну, сам понимаешь. Я не из трусливых, но и лишних разговоров не хочу. И с дудаевцами у меня ничего общего, кроме, разумеется, Чечни. Но я же милиционер, Слава, до мозга костей милиционер! Как я могу быть с ними? Я их всю жизнь ловил и в тюрьмы сажал. А теперь что – в обнимку с бандитами, против России, против тебя? Русских мальчишек убивать?! А мои дети кто – русские? Чеченцы?

– Успокойся, Умар. Я никому не скажу. Это действительно твое личное дело. И спасибо тебе за доверие. Но если нужна будет какая помощь – скажи. Давай Валю твою с детьми отправим пока на время, а? Пусть у моей родни побудут, в Калаче. Да, кстати, а как с твоими родственниками? Они-то на чьей там стороне?

– На стороне Дудаева никого нет, Слава. Все в горы ушли, к старикам. Два племянника в российской армии служат, может, и воюют в Грозном, я не знаю. А дети, женщины, старики – в горах.

– Ну вот, и слава Богу. А точнее, вашему Аллаху!

– Спасибо тебе, Славик! – У Косова дрогнул голос. – Я всегда понимал, что тебе можно довериться. Fla душе легче стало. Спасибо!

– Да ладно, ладно, чего тут слюни разводить, – улыбнулся Тягунов. – Свои люди, сочтемся, я тебя не первый год знаю. А Россия наша все правильно рассудит, всех на места свои расставит. По заслугам, конечно. В том числе и нас с тобой… Давай делами заниматься, хватит политикой заниматься. Мы, милиция, вне политики, не так ли?

Они глянули друг на друга, рассмеялись. Правда, у обоих стало как-то легче на сердце.

Тягунов спросил минут через пять:

– А земляки твои не беспокоили больше?

– Пока нет.

– Ну и хорошо. Может, их и в живых уже нет?

– Все может быть.

Косов вздохнул освобождение, легко, кинул обратно в сейф послание земляков, закурил. Лицо его постепенно розовело, успокаивалось, принимало свой обычный будничный вид делового человека, который только что отказался от мыслей, отвлекающих от главного. Его черные ухоженные усы, и те как-то приободрились, веселее стали топорщиться, что ли…

…Северный авторынок в городе – обширная, наспех оборудованная территория бывшего пустыря, огороженная хлипким проволочным заборчиком. Стада разномастных машин облепили эту площадь. Еще больше автомобилей за самим заборчиком, и перед каждой, на земле, лежат запасные части: колеса, крылья, стекла, радиоприемники, шатуны и поршни, тормозные колодки и шланги, подшипники, вкладыши, рулевые тяги, антенны и лампочки – словом, тысячи и тысячи деталей, из которых и состоит современный автомобиль. Здесь же торговцы пивом и горячими чебуреками, киоски с батареями бутылок и видеокассетами, порножурналами и жвачками. Товару – на любой вкус!

Оперуполномоченный Сайкин третий час бродил по авторынку, приглядывался к запчастям и их продавцам, спрашивал при этом вполне конкретную вещь, – блок цилиндров для «Жигулей» одиннадцатой модели. Блоков было в продаже несколько, два новых и четыре бывших в употреблении – к ним-то Паша больше всего и приглядывался. Торговался он со знанием дела, щупал гладкую поверхность цилиндров, уточнял у продавцов, сколько блок отработал, был ли в расточке, а сам внимательно разглядывал номера, выбитые на плоской фрезерованной бобышке-прилизе. Один блок его насторожил: цифры были явно перебиты, причем, наспех, небрежно, а поверхность бобышки обрабатывалась при этом скорее всего напильником – сдирали старые номера.

Сайкин повертел блок так и сяк, стал задавать вопросы двум парням, продававшим этот блок, спросил о номерах.

– Номера заводские, чего ты?! – насторожился один из парней. – Как на ВАЗе сделали, так и есть. Просто кузов у меня сгнил, движок на запчасти продаю. У меня новый есть.

– Тебе блок нужен или чего? – напустился на Сайкина второй парень, угрожающе как-то держа руку в кармане кожаной меховой куртки.

– А как я буду движок регистрировать, если цифры на блоке перебиты? – намеренно-запальчиво спрашивал Сайкин.

– А с чего ты взял, что они перебиты?

– Не слепой, вижу.

– Это не твоя забота. Съездим в комиссионку, в ГАИ, сделаем все как надо. Не переживай. У тебя что с блоком-то? Зачем покупаешь?

– Шатун оборвался, стенку пробил.

– А… Это, конечно, хана, выбрасывать. На нашем ты сто лет будешь ездить. Блок, глянь – ни царапинки на цилиндрах, ни зазубринки – зеркало!

– Да я вижу, блок хороший. Хотя и прошел он, судя по всему, прилично. Его все равно скоро растачивать и гильзовать. А вы чего движок не в сборе продаете? Я, может, взял бы.

– Ну, головка самим нужна, да и коленвал уже толкнули.

– Понятно. Ладно, ребята, я похожу еще, посмотрю. Может, потом у вас возьму.

– Хозяин – барин.

Паша отошел, спрятался за киоск, стал наблюдать за парнями. Они о чем-то переговорили, потом быстренько сунули блок в багажник потрепанного, видавшего виды «Москвича», захлопнули крышку. Спустя четверть часа Сайкин снова подошел к ним.

– А где же блок?

– Продали уже, земеля, – лениво отвечал тот, в кожаной куртке. – Говорили тебе – бери. А ты ковыряться стал. Налетел тут один, взял не глядя.

– Жаль. Цена у вас была сносная.

Паша повнимательней посмотрел на парней, глянул и на номер «Москвича», дважды повторил его про себя. А минуту спустя, за киоском с видеокассетами, записал его себе в книжечку.

– Что-то тут не так, – рассуждал он сам с собой. – Блок спрятали, наврали… Проверим.

Серега с Вадиком заподозрили неладное. Конечно, любой покупатель вправе спросить о цифрах на блоке, но парень этот, похоже, совал нос куда ему не следует совать, а это уже плохо – подозрительно.

– Легавый? Как думаешь, Вадь? – спросил Серега, сплевывая надоевшую ему жвачку.

Вадик оглянулся.

– Хрен его знает. Мандат свой не предъявлял. Но что-то вынюхивал, и мне так показалось. Мужики, вон, прежде всего в цилиндры нос суют, щупают, а этот сразу: почему номера перебиты?

– Мотаем! – принял решение Серега. – От греха подальше. Блок пусть полежит, вполне возможно, что легавые уже что-то пронюхали. Завтра на Дмитровский рынок маханем. А блок потом, я с ребятами из комиссионки поговорю.

Приятели потоптались еще некоторое время у разложенных своих деталей, потом побросали железяки в багажник и, как им показалось, незаметно, уехали с рынка.

Но Сайкин не спускал с них глаз.

Час спустя он звонил Тягунову:

– Вячеслав Егорович, на Северном рынке два подозрительных парня были. Продавали блок цилиндров с одиннадцатой модели. Номера на блоке перебиты, причем, недавно. Вели себя нервозно. На вопросы толком не отвечали. Потом блок спрятали, мне сказали, что продали. И тут же смотались.

– На чем они были?

– Красный «Москвич» четыреста двенадцатой модели, номер я записал.

– Ну-ка, продиктуй!

Глава шестнадцатая

Изольду наряжали всем домом. Татьяна достала из шкафа лучшее, что у нее было – платья, кофту, сапоги, украшения. Разложила на диване свои пожитки и Изольда. А Петушок предложил японские наручные часы со светящимся циферблатом и музыкальным сигналом. Изольда примерила их, повертела кистью руки так и сяк – часы смотрелись на ней неплохо, хотя и были несколько великоваты.

Потом женщины выпроводили Андрея на кухню – Изольда стала одеваться. И через полчаса стояла посреди комнаты моложавая стройная женщина: блестящие кожаные сапожки плотно обтягивали ее длинные и красивые ноги, круглые коленки, торчащие из-под короткой юбки, притягивали взгляд (как и высоко поднятая тесноватым лифчиком грудь). На шее у Изольды висели две золотые цепочки, в ушах – те самые крупные цыганские серьги, которые так понравились Татьяне. Особое внимание женщины уделили косметике и, надо сказать, превзошли самих себя – лицо Изольды преобразилось. Тени и длинные ресницы придали ее глазам необыкновенную глубину и выразительность, румяна и пудра – искусный и привлекательный оттенок коже, а губы вспыхнули ярким розовым бутончиком. Нечто оригинальное соорудили они и из черных мягких волос Изольды. Ее прическа вполне могла конкурировать с выставочной, сделанной профессиональным парикмахером.

Татьяна отошла от Изольды, критически оглядела ее с головы до ног.

– Ну, Лиза, ни один мужик перед тобою не устоит. Кармен, да и только. Юбку тебе длинную, цыганскую, да кастаньеты – и на сцену! Так, ладно. Шубку мою, короткую, наденешь. Садись перед Феликсом так, чтобы он видел ноги, поняла? И вообще, – Татьяна глянула на нее многозначительно. – Не забывай, что ты женщина. И женщина красивая.

– Я его обаянием возьму, утоплю в неге взглядов, а сердце расплавлю намеками! – рассмеялась Изольда.

Улыбнулась и Татьяна.

– Не переборщи только, не переиграй. Ты придешь всего-навсего наниматься на работу, по объявлению. Отсюда и поведение. Ты – безработная, он – наниматель, хозяин.

– Понятно, понятно! – бодро отвечала Изольда. – Давай сюда мужчину, пусть оценит мой внешний вид.

Татьяна позвала Андрея. Тот ошарашенно уставился на Изольду.

– Тетя-а Лиза-а… Это вы-ы? Вот это да!

И обошел раза два вокруг Изольды, несмело повернул ее туда-сюда, причмокнул языком.

– Что могут женщины, а! Их несравненные руки!

– Они еще узнают, что могут наши руки! – мрачно заметила Татьяна, и приподнято-игривое настроение всех троих улетучилось, каждый вдруг вспомнил, зачем Изольда так нарядилась и куда она сейчас пойдет.

Расселись кто где: Петушок у стола, а Изольда с Татьяной – на диване.

– Может, проще где-нибудь подкараулить этих негодяев да и… – сказала Изольда неуверенно. – А, Тань?

Татьяна строго посмотрела на нее.

– Боишься – не ходи. Я что-нибудь еще придумаю. Хотя от тебя требуется только устроиться на фирму Феликса и кое-что узнать. Остальное я сама сделаю.

– Ничего я не боюсь, – Изольда даже обиделась. – Предложила, вот и все. Мне кажется, так было бы проще.

– Наоборот. Ты не забывай, что это организованная банда, мы со стороны, наскоком, ничего не сумеем сделать. Значит, надо проникнуть к ним, войти в доверие, разузнать что нужно. А потом видно будет. – Татьяна не стала раскрывать весь свой план.

– Давайте я пойду, Татьяна Николаевна? – с готовностью предложил Петушок. – Меня в вашем городе никто не знает. Попрошусь к Феликсу грузчиком, думаю, возьмет, если место есть.

– У тебя – ни паспорта, ни прописки, – возразила Татьяна. – И ты слишком заметный, большой. Глаза у тебя умные, выдадут, Феликс тебя сразу заподозрит. – Она улыбнулась. – А Изольда – женщина, с нее и спрос другой. Ей требования другие предъявят. Ей нужно сегодня лишь одно – понравиться. И не струсить. В логово идет.

– Не струшу, Тань, не переживай. Расскажу, как есть: беженка из Грозного, приехала сюда к тетке, паспорт и другие документы в порядке, ищу работу. Все естественно. Главное – устроиться. Ты права, чтобы наказать врагов, нужно сначала стать их другом. Вот и подружимся, если повезет. А потом накажем этих сволочей.

Все встали.

– Ну что же, иди. – Татьяна обняла Изольду, а Петушок подал руку и пошел открывать дверь.

Изольда шла по тесному и плохо освещенному коридору магазина, и сердце ее подкатывало к самому горлу. Как бы ни хорохорилась она перед Татьяной, а отлично понимала, чем все это может кончиться. Но желание помочь Татьяне, отблагодарить ее, было столь велико, что она как-то позабыла об опасности. Изольде предстоящее дело виделось просто. Она устраивается на работу к этому Феликсу-мафиози, старается быть поближе к нему, изучает его окружение, связи, выясняет все, что касается Бизона и его помощников, а потом рассказывает Татьяне. А дальше…

В этот момент, когда до двери директорского кабинета остались считанные шаги, она вдруг отчетливо представила себе, что это «дальше» может иметь для всех троих самые непредсказуемые и даже печальные последствия. Во-первых, то, что они задумали, называется самосудом, противозаконным действием. За это их по голове не погладят. Во-вторых, еще неизвестно, что получится из их намерений. Они имеют дело не с пацанами-дилетантами, а с опытными и безжалостными преступниками. В-третьих, их всего две женщины да парень, сбежавший из армии, пусть и десантник, которого учили и себя защищать, и за других постоять. Не лучше ли, все-таки, обратиться в милицию, пока не случилось новой беды?

Холодок пробежал по спине Изольды, она замедлила шаги, остановилась у ящиков с какими-то бутылками, сказала вполголоса, но вполне отчетливо: «В пекло ведь лезешь, глупая!» В самом деле, проще и логичнее обратиться в милицию, тем более, что теперь известны имена убийц, Игорь знает, где находится угнанная машина. Чего же еще надо? Вернуться сейчас же, пока не поздно! Может быть, в милицию, к этому… как его?.. Тягунову, да! Пойти ей, Изольде, сказать, что квартирная ее хозяйка, то есть, Татьяна Морозова, с горя потеряла голову, решила сама отомстить убийцам мужа. Она, правда, говорила, что обращалась в органы, но дело поручили неопытному пареньку-лейтенанту, да и Тягунову она не верит. А вот втянула в рискованное предприятие нас с Андреем Петушком, сослуживцем сына…

Подумав так, Изольда в следующую секунду назвала себя тварью и решительно двинулась дальше. Какими глазами смотрела бы она потом на Татьяну? Да и на Андрея тоже. Одного тут же арестуют за дезертирство, а Татьяну… Нет-нет, честнее уж было отказаться (да и сейчас еще не поздно), сказать Татьяне, что струсила, что это очень опасно…

Она взялась за дверную ручку, рывком распахнула дверь и вошла в кабинет Дерикота.

Феликс говорил по телефону. В углу кабинета, развалясь в мягком и глубоком кресле, сидел Бизон. Если Феликс, занятый разговором, глянул на вошедшую вскользь, жестом предложив ей сесть и подождать, то Бизон вскинулся, как боевой конь вздернув голову, с любопытством и заинтересованностью оглядывал Изольду. Она же не подала вида, что заметила интерес к себе, села в кресло у стола, закинув ногу на ногу, напустила на лицо беззаботно-вежливую улыбку ожидания, с какой обычно приходят к начальникам уважающие себя люди.

– Слушаю вас, – сказал Дерикот, хмуро кладя трубку и все еще находясь под впечатлением телефонного разговора. – С какими проблемами пришла к нам такая красивая женщина?

– Спасибо за комплимент, – лицо Изольды озарила вполне счастливая улыбка. Она вдруг успокоилась, забыла о своих треволнениях и мыслях, почувствовала себя совсем просто в знакомой обстановке директора магазина. Она села посвободнее, шубку даже расстегнула. – Як вам по поводу работы, Феликс Иванович. Мне посоветовала обратиться к вам одна знакомая.

– Это кто же? – строго спросил Дерикот.

– Соседка по дому. Она когда-то у вас работала, в киоске. – Изольда назвала первое пришедшее ей на ум имя.

Феликс наморщил лоб.

– Что-то не помню такую… Может, и работала. Впрочем, это неважно. Вы кто по специальности?

– Товаровед. Я в Грозном в большом универмаге работала, который недалеко от Олимпийской улицы. Вы не бывали в Грозном, Феликс Иванович?

– Боже упаси! – усмехнулся тот. – Вы-то как оттуда выбрались? Давно? С семьей приехали сюда или как? – забросал он ее вопросами.

– Или как, – повторила Изольда с тяжким вздохом. – Муж меня бросил, чеченцы издевались, гнали из квартиры, а потом война началась, дом российский самолет разбомбил. Прямо точно в крышу попал, хорошо, что я с соседями в подвале сидела. Сейчас бы о работе вас не просила. Хорошо еще сумки с вещами взяла, догадалась.

– Да, не позавидуешь, – сочувственно сказал Дерикот. – Ну ладно. Документы какие-нибудь есть?.. А, правильно, вы разумная женщина. У других и справки никакой на руках… Так, а живете где?

– У тетки пока, – Изольда назвала адрес. – Но искать что-то надо, она сама там на птичьих правах.

– Ну, судя по записям в трудовой книжке, – Дерикот вертел ее в руках, читал записи, – в торговле вы человек не случайный и опытный. И хорошо, что приезжая, беженка… Как считаешь, Жора?

Бизон осклабился.

– А чего? Мне Изольда Михайловна нравится. Ничего против не имею. Вы давно у нас в городе?

– В конце декабря приехала. Как наши дома стали бомбить, бросила все и уехала. Две сумки с барахлом только и успела взять.

– Нравится Придонск?

– Особенно люди. – Изольда с подкупающей улыбкой смотрела на Дерикота. – Я надеюсь, что состоятельные и крепко стоящие на ногах мужчины не откажут в просьбе одинокой женщины?

– Красивой женщине почти невозможно отказать, – в тон ей ответил Феликс, принимая игру, чувствуя при этом, что невольно поддается очарованию этой привлекательной и располагающей к себе просительницы.

«Трахнуть бы ее сегодня вечером», – подумал он между прочим и поймал взгляд Бизона – у того тоже, наверно, были такие же мысли. Бизон пялился на Изольду во все глаза, даже рот у него приоткрылся. Но Феликс был умным и осторожным человеком, очертя голову в омут теперь не бросался. Машинально записав адрес местожительства Изольды, он подал бумажку Бизону, черкнув внизу: «Проверь». Тот кивнул, сунул бумажку в карман дубленки.

– Вы не могли бы прийти завтра вечером, Изольда Михайловна? – вежливо спросил Дерикот. – Я посоветуюсь с нашим кадровиком. Мне кажется, работа для вас найдется. Товаровед, да еще опытный, нам нужен. По комиссионному отделу.

– Конечно, зайду. А во сколько?

– Часиков в шесть, в половине седьмого.

– Хорошо. – Изольда поднялась.

Они оба проводили ее масляными взглядами.

– Ну что, запылал? – Феликс потянулся к пачке с сигаретами, все еще смотрел на дверь, закрывшуюся за посетительницей.

Бизон блудливо ухмыльнулся.

– Никогда у меня бабы из Грозного не было, Феликс Иванович. Отдай, а? Я вижу, ты и сам на нее глаз положил?

– Ну, положил, не положил… – ответил тот уклончиво. – Проверить еще надо, что за штучка. Поезжай сейчас по адресу, который она дала, расспроси соседей. «Мерс» оставь на улице, к дому не подъезжай, понял? И спрашивай осторожно, не как легавый. Я тоже кое-кому позвоню, наведу справки, надо ее по милицейской картотеке проверить. Скорее всего, чистая баба, раз недавно в городе, да еще беженка, безработная. Эта от благодарности шелковая будет. Я ее возьму. В приемной пока посажу. Товар – лицом. Что ноги, что грудь. Ты думаешь, она шубу просто так расстегнула? Ей себя надо было показать, баба тертая. Подходит.