Текст книги "Крестная мать"

Автор книги: Валерий Барабашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Через несколько дней, вечером, в сырой промозглой темени, на окраине города, где жил Лукашин и где неподалеку был у него гараж, Дорош подкараулил его. Тот возвращался из гаража навеселе, что-то беззаботно мурлыкал себе под нос и не сразу понял, что именно к нему относится это весьма обещающее по интонации:

– Здорово, Лукашин!

Главный охранник Городецкого оглянулся – кто это тут, в темени, мог быть?

Чуть в стороне от асфальта, в тени строящегося, слабо освещенного сейчас дома, шевельнулась и пошла навстречу коренастая мужская фигура. Мужчина курил, потом, подходя, бросил сигарету, и окурок крохотным светлячком полетел на землю.

– Чего тебе? – грубо и грозно спросил Лукашин, не узнавая еще Дороша, и на всякий случай сунул руку в карман кожаной просторной куртки, где у него лежал пистолет. Но Дорош опередил его – удар пришелся по предплечью, да такой, что заломило кость, а в глазах Лукашина сразу же прояснилось.

Дорош выхватил у него из кармана пистолет, приблизил свирепые глаза к самому лицу охранника.

– Не узнал, что ли?

– Узнал… Дорош, ты случайно не ошибся адресом? – Лукашин беспомощно оглянулся – никого. Темень, ночь, холодный ветер с каплями дождя или мокрого снега, не поймешь. Кричать, звать на помощь бесполезно: до ближайшего дома с яркими вечерними огнями – метров четыреста пятьдесят, а то и больше. Кто услышит? И, главное, кто побежит на выручку? Значит, надо рассчитывать только на себя.

Лукашин шагнул было назад, принял боевую стойку, но и Дорош не дремал, схватил его за ушибленную правую руку, вывернул ее за спину. Бросил с придыханием, зло:

– И я тебя, собака, тогда узнал, когда ты мне ребра с помощниками считал. Мразь!

– Ну это… Дорош. Погоди! Давай потолкуем спокойно.

– А чего толковать?! – И Дорош резким и несильным движением сломал Лукашину два пальца на вывернутой за спину руке.

Лукашин заорал было благим матом, но Дорош ударил его в солнечное сплетение, и тот подавился криком, смолк.

Дорош же вел себя совершенно хладнокровно.

– Слушай сюда, Лукашин. Двоих из вас я теперь знаю, выследил. Кто еще двое? Ну? Кто меня калечил? Говори, гнида! – Он взялся за другую руку Лукашина.

– Ты что, зверь, что ли, Дорош? – взвыл тот, чувствуя, что вот-вот хрустнут и эти пальцы. – Кости у живого человека ломаешь! С-сука!

– Это тебе за «суку»! – Дорош коленом саданул Лукашина в пах. – Говори!

Лукашин не выдержал:

– Борька Пилюгин! A-а… Пусти, Дорош!.. Возле автовокзала Борька живет. В доме, где кафе.

– Знаю. Кто второй?

– Это крутой парень, Дорош. Не трогай его. Он два раза сидел, ему человека убить, что муху прихлопнуть.

– Говори, гад!

– А-а-а… Да Юрик это Лапшин. Он из Борового, из пригорода. На электричке на работу ездит.

– Понял. И этого найду.

– Не ищи никого, Дорош, – хлюпая носом, плача от боли, просил Лукашин. – Убьют тебя. Скажи спасибо, что в тот раз пожалели. Я ведь защитил, парни хотели добить тебя. Ты бы уже трупом был.

– Я и говорю «спасибо»! – Носком кожаного, прочного ботинка с толстой подошвой Дорош резко ударил Лукашина в голень правой ноги. Тот, охнув, заскрипев зубами, повалился на землю, стал кататься в грязи, подтянув ногу к подбородку, матерился. Теперь ни идти, ни делать что-либо изуродованными руками он не мог.

Дорош склонился над ним.

– Слушай сюда, Лукашин. Охотиться за мной не советую. И говорить о нашей встрече кому-нибудь из своих тоже не рекомендую, понял? Прогоришь, пожалеешь. Скажешь шефу, что напали какие-то хулиганы, избили, «Макаров» отняли. Может, из-за оружия и напали, знали, что ты его с собой таскаешь. Полежишь недельки две-три, отдохнешь.

– Ты же поломал меня всего, курва! Какая неделька-другая?!

– Будешь ругаться, совсем доломаю, ни один хирург не соберет, я это умею, меня этому учили.

Дорош повернул голову– приближалась со стороны гаражей какая-то машина с включенными фарами. Стал поднимать Лукашина: – Вставай!.. И ковыляй дальше. Ну!

Лукашин кое-как, с помощью Дороша, поднялся, цеплялся за его руку, всхлипывал. Вид у него был жалкий.

– Не бей больше, Дорош! Больно же! Что ж ты, как этот… сердца у тебя нет. Диверсант, да и только.

– Я и есть диверсант. «Духов» в Афгане только так мотал!

– Я же не «дух»! И Городецкий мне не поверит, что хулиганы на меня напали, что я не смог отбиться. Со мной никогда такого не случалось, он знает.

– Ладно, про хулиганов не поверит, мы сейчас еще что-нибудь придумаем. – Дорош повернулся спиной к фарам машины, загородил и Лукашина. Потом, когда машина проскочила, продолжал: – Рассказывать теперь ты будешь не Городецкому, а мне. Понял?

– Да о чем рассказывать? Я тебе про парней все сказал.

– Всё, что у вас в «Мечте» делается.

– Да чего там интересного? Сидят, звонят, разговаривают, бумаги перекладывают.

Дорош больно, каблуком, наступил на левую, пока что здоровую ногу Лукашина, и тот снова взвыл.

– Ты думаешь, я не знаю, где «БМВ», на котором вы шефа своего возили? И не догадываюсь, почему ты не в милицию пошел, а к частному детективу писульку написал?

Лукашин напрягся всем телом, спросил со страхом в голосе:

– Какой еще «БМВ», Дорош? Откуда ты… взял?

– Да я за тобой, гнида, неделю уже тенью хожу, оба твои гаража знаю. Здесь у тебя «девятка» стоит, а там, на Юго-Западе, в «Вихре» – украденный «БМВ». В четыреста втором гараже. Умыкнул у шефа, у фирмы, в милицию постеснялся обратиться, Городецкому напел, наверно, что лучше в частное сыскное бюро обратиться. А там, у Боброва, теперь я работаю, понял? Тебе надо было по-тихому все обставить, да и шеф твой шума не любит, у самого рыло в пуху… Вляпался ты, Лукашин, в дерьмо по самые уши. И народную «Мечту» на миллионы нагрел, и перед шефом теперь как будешь выглядеть?

Лукашин кулем снова сполз на мокрый и грязный асфальт, стал на колени, протянул к Дорошу руки:

– Толя! Пощади! Любую информацию, все, что тебе нужно, знать будешь. Как только узнаю – и ты в тот же день все будешь знать. Говори, что тебе у нас в фирме интересно, все буду узнавать. И парням нашим ничего про встречу с тобой не скажу, не бойся. Они били, не я! Ты же видел.

– Видел. А ты руководил.

– Ну… прости, Толя! Не сам я, сказали… А Городецкому скажу, мол, шел из гаража, темно, упал в открытый колодец, пьяный был, не заметил…

– Годится. – Дорош помедлил. – Ладно, вставай, нечего ползать. Уважать себя надо… Будешь звонить мне домой, вечерами. Часов в восемь. Называйся… Олегом Петровичем. Жене ничего не передавай, разговаривать только со мной.

– Да понял я все, не маленький. О-ох, господи, что ж ты руку мне поломал, другую вывернул… нога! Ох! Я же не со зла тогда, во дворе у тебя. Приказали тебя побить, ну и… Что же вы в чека не били, что ли?

– В чека может, и били, а при мне, в госбезопасности, – нет. И вообще, не трогай КГБ, это не твоего ума дело.

– Я понимаю, Анатолий… как тебя по батюшке?.. Ну да ладно, не в этом дело. Не сомневайся: верой и правдой буду тебе служить. Я верный, меня бить не надо.

– Нет, побить… это тебе на пользу, – усмехнулся Дорош. – И служить ты мне будешь. Ты у меня теперь на ха-арошем крючке, Лукашин, как сом на блесне. Я и не ожидал, что ты так проколешься с этим «БМВ». Жадность фраера сгубила, забыл? Ну вот что. Сейчас я тебя домой отведу, жене объяснишь: мол, шел, рот разинул, в колодец упал, а этот человек мне помог выбраться.

– Да, да, – тихо и покорно отвечал Лукашин. – Так и скажу, Ольга поверит.

– А чтоб договор у нас прочный был, сейчас же мне и ключи от гаража дашь, который в «Вихре», усёк? Попытаешься машину вызволить, меня обмануть – пиши пропало.

– Куда я с такой ногой… рука вон пухнет! – Лукашин, кривясь, баюкал правую руку. – Инвалидом в пять минут стал. Все вы там, в КГБ, такие, я знаю. Вам человека пополам переломить'– раз плюнуть. А меня теперь в гипс закуют, какой из меня работник?

– Ничего, полежишь, отдохнешь, меня будешь вспоминать. Пошли-ка, аника-воин!

Закинув здоровую руку Лукашина себе на плечо, Дорош повел его к дому.

Перед женой Лукашина они разыграли маленький и убедительный спектакль: женщина ахала, хваталась за сердце, чуть не плакала, видя, как ее муж волочит ногу и держит на отлете распухшую правую руку. Лукашин цыкнул на нее, велел принести из серванта ключи от гаража, передал их Дорошу.

– Поправляйся, – искренне пожелал тот, прощаясь. – Под ноги теперь лучше смотри. И не пей.

– Постараюсь. Спасибо, что довел. – Лукашин изо всех сил старался сохранять на лице некое подобие благодарной улыбки, но у него это плохо получалось. Думал про себя: «Погоди, козлятина, поправлюсь вот, мы тебе не только ребра поломаем, а вообще башку скрутим задом наперед… А ключ от гаража поноси, поноси – «БМВ целей будет».

Глава двадцатая

Интуиция не обманула Тягунова – они с Пашей Сайкиным действительно опаздывали. Дальнейшие События приняли неожиданный и стремительный оборот.

…Ничего не подозревающий Вадим Башметов спокойно сел в хорошо известный ему длинный «кадиллак» шефа. Правда, его несколько озадачил тот факт, что за ним прислали персональный транспорт, но Игорь сказал, мол, все уже собрались на небольшое совещание, а его, Вадима, нигде не могли найти. Башметов не стал задавать вопросов – приказ есть приказ, с дисциплиной в фирме шефа строго. Сказано – значит, надо садиться и ехать.

Они быстро катили по Московскому проспекту. Шел легонький снег, смеркалось. Игорь коротко объяснил Вадику, что им велено ехать к гаражам, что за Северным авторынком. Гаражи эти Башметов знал, там у Бизона были куплены пара боксов, куда они при случае прятали машины. Прятали «тачки» и в других местах, у того же Сереги Бородкина дома или на ночку-другую у старика – дяди Вадика, Мыскова, хотя тот ни о чем не догадывался.

– А что это шеф вдруг сбор объявил? – поинтересовался Вадик, вальяжно развалившись на заднем сидении «кадиллака».

– Не знаю. Может, срочное какое дело. Но все наши уже там – Феликс, Бизон, Серега… – уклончиво отвечал Игорь. – Скорее всего, какую-нибудь новую «тачку» надо посмотреть. А мое дело телячье, сказали, чтобы тебя привез, вот и везу.

У памятника Славы Игорь неожиданно притормозил. В машину, рядом с Башметовым, сел рослый широкоплечий парень. Он ни слова не сказал Игорю, на него, Вадика, глянул лишь мельком, бросил: «Привет!» и потом сидел, не проронив больше ни слова. Вадик слегка забеспокоился – парня этого он видел впервые, кулаки его, лежавшие на коленях, внушали инстинктивный страх: щуплый Вадик вообще побаивался рослых и сильных людей. На всякий случай он отодвинулся от парня подальше в угол, вжался в мягкое и чертовски удобное сидение. Парень никак не прореагировал, не повернул даже головы, рассеянно смотрел в окно, на быстро мелькавший городской пейзаж. Вадик предположил, что это, возможно, кто-нибудь из покупателей или знакомых шефа, по всему видно, что человек крутой, лишних слов не любит и держит себя независимо. Хотя возраст у всех примерно одинаковый.

Странное дело, Игорь не повернул от памятника влево, как надо бы ехать к гаражам, а продолжал рулить прямо, держа курс на Задонское шоссе.

– Ты чего это, Игорек? – спросил Башметов. – Нам же налево.

– Сейчас еще двоих посадим, – ответил тот, позевывая и не оборачиваясь. – Феликс велел.

«Покупатели. Конечно», – успокаивался Вадик.

Через несколько минут, за которые «кадиллак» пробежал еще кусок гладкого, чистого от снега и льда шоссе, в машину сели две молчаливые женщины, тоже ничего не сказавшие Игорю, и он ничего не спрашивал. Одну Вадик, кажется, видел в фирме, в магазине, но мог и ошибиться – с памятью на лица у него было не ахти.

– Шеф велел завезти женщин, а тогда уже и в гаражи поедем, – сообщил Игорь, конкретно ни к кому не обращаясь, но Башметов понял, что информация предназначена прежде всего ему, и спросил с некоторым беспокойством:

– Куда это?

– В «Ямщик». Помнишь? Там ждут.

– Ого! – запротестовал Башметов. – Я думал, сразу в гаражи поедем. Можно было и потом за мной заскочить.

Кафе «Ямщик» было черт знает где, километрах в двадцати от города. Однажды Вадик с Бизоном и Серегой в прошлом году передали там чеченцам из Грозного белую новенькую «Волгу», угнанную в Москве от «Новогиреево». Место у кафе пустынное, хотя рядом, на горе, – небольшое село и домик дорожной службы. В «Ямщике» подкреплялись шофера-дальнобойщики, водители рефрижераторов и громоздких автотягачей с железными ящиками контейнеров, ну и остальные автолюбители.

Тогда, с полгода назад… нет, кажется, шел уже июнь, чеченцы (за старшего у них был небритый, малоразговорчивый Рустам, а двое других, Аслан и Саламбек, наоборот, тараторили, но, правда, по пустякам)… Так вот, чеченцы внимательно и радостно осмотрели «Волгу», попинали тугие колеса, послушали мотор, заглянули в салон и багажник.

– Птица! – восхищенно сказал Саламбек. – Я смотрел, как ты ехал, Жорик! Пулей летит!

– Как раз для вас, горных орлов! – поддакнул Бизон. – Какую заказывали, такую и подобрали. Не попадитесь только гаишникам. И вообще – мы друг друга не знаем.

– О чем говоришь! – с хмурым лицом глянул на него Рустам. – Не первый раз, зачем предупреждать?!

– Ибрагим рад будет. – Аслан, маленький, вертлявый, ходил вокруг «Волги», гладил капот, стекла. По всему видно было, что он и сам бы не прочь заиметь такую, но, может, не время еще, может, денег не хватает. – Ибрагим такую хотел, белую. Как невеста.

– Ну вот, пусть катается твой Ибрагим. – Бизон поглядывал на часы. Рустам понял его взгляд, позвал в салон машины, начал из кожаной сумки перекладывать в сумку Бизона пачки денег. Считали оба, в голос. Всё сходилось.

Потом пожимали друг другу руки, довольные сделкой. Бизон спросил на прощание:

– Чем вы там в Грозном занимаетесь? Пишут всякое…

– Мы мирные жители, – за всех троих мрачно отвечал Рустам и угольно-черные его глаза вдруг по-разбойничьи весело вспыхнули. – Машины, вот, ваши мирно перегоняем, поезда из России мирно грабим.

Аслан с Асламбеком дружно захохотали, засмеялись и Бизон с Серегой – юмор братьев-чеченцев понравился. У Рустама распахнулась короткая, красиво выделанная дубленка, высунулась из-под полы рыжая рукоять «Макарова». Воинственного вида чеченец перехватил взгляд Бизона, ухмыльнулся совсем по-дружески, доверительно.

– Шайтан-трубу можешь достать, Георгий? В вашем городе делают, мы знаем. Мы хорошо заплатим, скажи своим людям.

– Что за «шайтан-труба»?

– Гранатомет.

Теперь пришла очередь смеяться русским.

Бизон пожевал мясистыми губами, поразмыслил.

– Это надо с шефом говорить, с Феликсом. Тебе сколько надо – один, два?

– Что ты! Один-два! Хоть машину загрузим! Деньги есть.

– А зачем так много? Воевать, что ли, собрались?

– Ну… Ты не спрашивай. Шайтан-труба нам очень нужна. Хорошее оружие! Говори с Феликсом.

– Ладно, помозгуем. Я скажу. А ты позвони ему через… ну, может, через месячишко, может, пораньше. Спешить в таком деле, сам знаешь…

– Позвоню. Буду говорить о простых трубах, понял?

– Чего тут не понять?! Счастливого пути!

Чеченцы сели в новенькую белую «Волгу» и отбыли в южном направлении, на Ростовскую трассу. А Бизон с Серегой и Вадиком покатили на потрепанном «Москвиче» домой.

«…И эти тоже покупатели, по всему видно, – снова подумал Вадик, бросив взгляд на сидевшую на переднем сидении моложавую, рано поседевшую женщину – по виду ей было лет сорок, может, чуть больше. – Такие обычно при деньгах. Сыну «тачку» покупает или какому-нибудь племяннику…»

Проехали мимо поста ГАИ. Два милицейских сержанта проверяли документы у какого-то дальнобойщика. На «кадиллак» глянули мельком, но глянули.

– Ну вот, теперь можно и поговорить, – странно как-то сказал парень, сидевший рядом с Вадиком. – Теперь, ублюдок, рассказывай! – И вдруг саданул Башметова локтем в бок.

Вадик охнул от неожиданности и боли, согнулся. Удар был сильным, на мгновение у него перехватило дыхание. Он сразу понял, что его заманили в ловушку, что Игорь с этим парнем и женщинами заодно, что это хозяева какой-нибудь угнанной машины, и его, Башметова, везут на расправу. Вадик на какое-то время потерял дар речи, и парень снова двинул его локтем.

– Рассказывай, тебе говорят! – приказал он.

– Что… что рассказывать? – У Башметова щелкали зубы.

– Где били хозяина зеленого «жигуленка», где его труп? Ну!

«Кадиллак» шел небыстро, его обгоняли редкие сейчас машины; смеркалось по-зимнему быстро, встречные грузовики катили уже с зажженными фарами.

«Выскочить бы, закричать!» – в отчаянии думал Вадик, но парень предусмотрительно держал ручку дверцы, следил за каждым движением.

– Где человека убивали? Где его труп? Говори, мразь! – Парень замахнулся, на этот раз кулаком, но не ударил: видел, что Башметов почти сломлен, вот-вот заговорит.

– Скажу… Здесь, недалеко… Игорек, повернешь направо вон за тем знаком… – заикаясь произнес Башметов. – Там поляна в лесу… Проехать можно, мы проезжали…

Лесная снежная дорога повела их в глубь дубовой рощи. Дубы черными безмолвными шеренгами стояли вдоль просеки. Игорь включил фары. В лесу было гораздо темнее, чем на шоссе. В «кадиллаке» по-прежнему молчали, лишь слышалось тяжелое, испуганное дыхание Башметова.

– Я не убивал, Игорек! Ты же знаешь! Мы тебе рассказывали! – Вадик хватал Игоря за плечи. – Зачем вы меня сюда привезли?..

– Вот этой женщине рассказывай, – Игорь мрачным, ничего хорошего не сулящим Вадику взглядом показал на Татьяну, сидевшую на переднем сидении. – Это его жена, а моя крестная. Понял, кого вы убили… И еще «жигуль» заставляли меня разбирать…

С минуту Башметов лихорадочно, насмерть перепугавшись, раздумывал. Нужно было найти какой-то выход. И он ринулся в атаку.

– Значит, против своих пошел, Игорек? На Бизона и Серегу руку поднял? Ты же знаешь, чем это для тебя кончится. Ты что, шефа нашего не знаешь?

Игорь молчал, вел «кадиллак» ровно, стараясь не зацепиться за кусты. Башметов наседал:

– Они же пришьют тебя, Игорек. А живой останешься, хипиш поднимешь, и мы на суде и в легавке молчать не будем. Ты две машины перегонял, забыл? Разбирал с нами «Москвич» синий… «Волгу»… Ты думаешь, тебе простят?

– Не простят. Но я руку ни на кого не поднимал, а вы… подонки! Дядю Лешу убили! Мы в одном доме жили, с его сыном, Ваней, в этой машине пацанами катались. Я никого не убивал, не пугай, а за машины…

– И я не убивал! Не убивал! – заверещал Вадик. – Это все Жорка, Бизон! Ты же его знаешь, бешеного! Можно было тому мужику морду начистить и отпустить, никуда бы он не делся, за ремонт «мерседеса» заплатил бы. А он… Чего ты меня сюда везешь?

– Не ори, оглушил, – прервал Петушок. – Место покажешь. Где человека убивали, где труп бросили.

– Труп в болоте, не здесь… Там даже не болото, а озерцо такое, глубокое…

– А сюда зачем сказал повернуть?

– Ну… здесь Жорка рубил его. Голову здесь потеряли. Забыли.

Женщины враз вскрикнули – так просто, обыденно рассказывал об ужасном злодеянии интеллигентный с виду парень. Изольда закрыла лицо руками, а Татьяна сидела прямо, сжав зубы, только тихонько, по-звериному, подвывала.

– Сволочи! За что Алексея убили? Что он вам сделал? – наконец спросила она.

– Он машину Жорке помял, мы с ним кататься ездили… А потом с лопатой на нас кинулся…

– Машину помял!.. Сволочи! Справились трое с одним! – Петушок еле сдерживал себя.

Скоро приехали на поляну, и Игорь заглушил мотор. Фары «кадиллака» заливали ярким светом снег; голые дубы, как немые стражи, окружили поляну со всех сторон, вершины их печально покачивались, глухо, настороженно перешептывались.

– Здесь, – хрипло говорил Башметов (Петушок крепко держал его за полу куртки). – Вон, у того куста. Бизон сам рубил… топором.

– А ты что делал, ублюдок? – Петушок дернул его за рукав.

– Мы с Серегой… погрузили потом тело в «жигуль». В болото повезли. Бизон так сказал.

– Сволочи-и-и! Нелюди! Твари-и! – закричала Татьяна, бросилась на Башметова, царапала ему лицо, била наотмашь, неумело, по-бабьи. Потом отступила, упала на грудь Изольды, выла и рыдала на весь лес. Потворила: «Леша-а… Лешенька-а…»

– Где это болото? Как туда проехать? – спрашивал Петушок, заталкивая Башметова в «кадиллак», ни на секунду не спуская с него глаз.

– Километров пять отсюда, по шоссе. Потом опять направо, я покажу, где, – Вадик вытирал с поцарапанного лица кровь. – Проехать можно, снегу мало… Я помню это место хорошо.

– Поехали!

По-прежнему всхлипывающую Татьяну усадила Изольда, захлопнула за ней дверцу. Татьяна вытирала слезы, говорила:

– Ну, мерзавцы, погодите! Это вам так не пройдет. И Бизона этого, и Серегу, и шефа вашего – всех найдем! За все вы передо мной ответите!

«Кадиллак» снова выполз на шоссе, помчался вперед, рассекая густые фиолетовые сумерки сильным, резким светом. Башметов сидел теперь между Петушком и Изольдой, время от времени говорил Игорю:

– Сбавь газ, скоро поворот. Направо. У той раз вилки – налево, видишь, у березы?.. Стой. Дальше пешком. Мы его тут… несли.

Все вышли из машины. Хрустел под ногами снег, точнее, ледяная легкая корочка на его поверхности – вчера было теплее, подтаяло в лесу, подмокло, а нынче, вон, опять морозец – хруст, сухой морозный воздух, прекрасная слышимость.

– Куда идти? – спрашивал Петушок, по-прежнему держа Башметова за полу куртки.

Вадик показал направление. Игорь развернул «кадиллак» таким образом, чтобы фары освещали дорогу к болоту, лес. Так, гурьбой, они и пошли. Метров через пятьдесят под ногами оказался лед, открылась белая стылая плешина среди кустарников и низкорослой, по-зимнему сонной ольхи.

– Где-то здесь… Да, здесь. – Башметов вздрагивающей рукой показывал место, топтался на нем. – Вот кочка, где я стоял, вон там Серега шестом дно пробовал. Потом мы лед рубили…

– Покажи точно, – велел Петушок. Он отпустил Вадика.

Тот вышел вперед, прикинул расстояние, замер на месте.

– Вот. Здесь. Прямо подо мной. Здесь он лежит.

– Лешенька! Родной! – снова заплакала Татьяна, упала на колени, гладила голой рукою лед. Петушок снял теплую зимнюю кепку, которую носил не так давно Ваня, его однополчанин, за ним стянул легкую вязаную шапочку и Игорь. Изольда стояла рядом с Татьяной. Потом оглянулась, выломала ветки у ближней ольхи, выложила на льду крест.

– Что же вы, гады, наделали? – зло, с ненавистью, говорил Петушок трясущемуся от страха Вадику. – За что человека угробили? Да вас расстрелять мало!..

– Я… Я только нес его… Это все он, Бизон! С него спрашивайте! Я говорил, что не надо этого делать, что… А он совсем озверел, «мерс» жалко было, только что купил…

Татьяне стало совсем плохо, она ничком упала на лед, стонала.

– Андрей! Игорь! – позвала наклонившаяся над ней Изольда. – Помогите мне! Надо ее в машину отнести. Или, Игорь, сходи, у меня в сумке есть… пузырек, ты увидишь.

Петушок с Игорем, в свою очередь, склонились над Татьяной, стали ее поднимать, и Башметов тут же воспользовался моментом – рванулся вбок, в темень, напролом через кусты и тонкие стволы ольхи и березок. Затрещали под его ногами сухие ветви, испуганным эхом отозвалась потревоженная тишина, зачастили по снегу быстрые, резвые шаги.

– Стой, мерзавец! Стой! – закричал Петушок, бросаясь следом.

Ринулся за ним и Игорь. Темную фигуру Башметова было еще видно, она мелькала между деревьями, то пропадала, то снова появлялась, но удалялась довольно быстро. По-прежнему трещали ломающиеся ветви, гремел от отчаянного, напористого бега трех молодых парней хрупкий наст, ночной уже лес наполнился возбужденными, матерящимися голосами, разухабистой руганью.

Башметов бежал почти вслепую, не разбирая и не выбирая дороги, да и какая тут, в чаще, могла быть дорога?! Сердце его бешено колотилось, страх заливал все его существо, давал неземные, утроенные силы, острыми, колкими молоточками бил в самые виски: «Убьют! Убьют! Убьют!» Деревья и кустарники мешали, он выбирал полянки и просветы между деревьями, петлял, как заяц, обостренным сейчас слухом понимая, что оторвался, что, кажется, есть возможность уйти от преследователей.

Он и в самом деле довольно прилично оторвался от бежавшего за ним Петушка и заметно приотставшего Игоря. Петушок стал уже терять Башметова из виду, когда впереди раздался вдруг резкий треск ломающегося льда, всплеск воды и душераздирающий, тут же захлебнувшийся крик.

– Ключи! Здесь вода! Осторожно, Игорек! – закричал Андрей, оборачиваясь на ходу, но сам не сбавил скорости, лишь удвоил внимание, держался ближе к кустарнику.

А Башметов отчаянно барахтался в черной ледяной яме, и холодная тухлая вода заполняла легкие через широко распахнутый в ужасе рот. Ногами он уже достал вязкое илистое дно, попытался оттолкнуться, в надежде, что выплывет, спасется, что помогут (должны помочь!), но нужного толчка не получилось – он, наоборот, погрузился в ил еще больше. Башметов понимал, что здесь не так уж и глубоко, яма оказалась чуть больше его роста, что нужно вынырнуть, продержаться на поверхности, где есть спасительный воздух – сама жизнь! – какие-то две-три минуты, за ним же гонятся Игорь и этот рослый, сильный парень…

Бешено работая руками и ногами, Башметов пытался вырваться из вязкого, засасывающего ила, но ничего не получалось. Ледяная вода парализовала движения, сознание меркло, силы окончательно таяли.

– Помогите-е-е-е… – жила еще мысль, а вместе с нею и надежда. Он даже слышал голоса, треск дерева – ему, конечно же, хотели помочь.

Из легких вырвался последний воздух, и лопнул там, наверху, на глазах у Игоря и Петушка, небольшой, вырвавшийся из черной болотной глубины пузырь…

Примерно через час «кадиллак» бесшумно подъехал к дому Сергея Бородкина. Игорь и Петушок вышли, осмотрелись. Вечерняя улица была пустынна. Светились окна домов, где-то поблизости нервно тявкала собачонка, из раскрытой форточки дома напротив неслась громкая музыка. Частный сектор жил своей обособленной, почти деревенской жизнью. Сюда не доносился шум магистральной улицы, здесь не грохотали трамваи и не ревели моторы машин. Тихо тут было и по-своему хорошо.

Из гаража пробивался свет.

– Он здесь, – сказал Игорь, а Петушок молча кивнул, оглянулся – нет, никого не было поблизости.

Игорь постучал. За крашеными массивными дверями гаража завозились, упала какая-то железяка. Потом голос Сергея спросил недовольно:

– Кто там?

– Это я, Сергей! – ровно отвечал Игорь. – Открой, дело есть.

– А, Игорек… Погоди, я в яме, вылезу.

Обитая войлоком дверь вскоре открылась, на Игоря и Петушка дохнуло теплом – в гараже, у верстака, краснел раскаленной спиралью мощный электрический «козел».

– Чего это ты на ночь глядя? – удивленно спрашивал Бородкин, пропуская Игоря, а вместе с ним и Петушка, в гараж. Я уже спать идти собрался. Матушка приходила, хватит, говорит, возиться, иди ужинать.

– Покупателей привез, – Игорь кивнул на молчаливо стоящего рядом Андрея.

Серега глянул вскользь, без особого интереса, закурил, пачкая сигарету масляными, грязными пальцами. Спросил нейтрально:

– Кузов, что ли, нужен?

– Ну да, – кивнул Петушок, оглядывая придвинутый к стене остов зеленого «жигуленка». – Меня помяли здорово, костоправы и слушать не хотят, чтобы восстанавливать. Стойки повело, крыша – в гармошку. Сам еле жив остался.

– Конечно, чего там восстанавливать, – согласился Серега. – Лучше другой купить, с тем все равно намаешься – то двери не закрываются, то еще чего. А я свою тачку на запчасти разобрал, – прибавил он, небрежно кивая на кузов. – Купил в прошлом году по дешевке, поездил, движок снял…

– А целиком почему не продаешь?

– Выгодней так, – Бородкин сдернул с кузова полиэтиленовую пленку, махнул тряпкой по лобовому стеклу – мол, смотри, товар лицом. Левое переднее крыло было малость помято, сейчас это почти незаметно. Продолжал откровенничать. – Так в сборе, за эту тачку пару «лимонов» дадут, не больше. А по деталям оно лучше получается, проверено. Но с кузовом, земляк, надо будет еще немного повозиться – подварить кое-где. Хочешь, я и сделаю.

– Сколько ты просишь? – стал торговаться Петушок, обходя кузов со всех сторон, хлопая дверцами. Кузов стоял на подставках из кирпичей, без колес и заднего моста, да и двигателя уже не было.

Бородкин назвал цену.

– Надо с матерью и теткой посоветоваться. Они тут.

Петушок приоткрыл дверь гаража, помахал рукой, подзывая Татьяну с Изольдой, сидевших в «кадиллаке». Выглянул и Серега.

– О, ты на машине шефа раскатываешь! – с некоторым удивлением сказал он Игорю.

– Я предупредил, что к тебе заедем, шеф не возражал, – Игорь уводил взгляд в сторону. – Да и самого час назад домой отвез.

– Понятно.

Татьяна с Изольдой вошли в гараж, поздоровались.

– Вот она! – выразительно сказал Игорь и похлопал ладонью по кузову.

Татьяна подошла к останкам своей машины, погладила капот.

– Вот ты где, голубушка, – сказала дрогнувшим голосом. – А я тебя так долго искала… Ну, здравствуй!

Подняла на ошарашенно слушающего эти слова Бородкина горящие ненавистью глаза:

– А чехлы куда девались?

– Какие чехлы? – Серега занервничал, отступил на шаг к верстаку, начиная что-то понимать. Глаза его бегали по лицам незваных гостей, засуетились и руки, сами собой потянулись к инструменту, лежавшему на верстаке. Но Петушок был начеку – оттер Серегу в сторону, сам взял увесистый, на длинной ручке молоток.

– С сидений чехлы, чего тут непонятного? – Татьяна держала себя в руках, говорила почти спокойно, так это внешне казалось. – Куда ты их дел?

– Ничего не знаю… Никаких у меня чехлов отродясь не было, я их не люблю, пыль только собирают, – мямлил Серега, окончательно поняв, зачем Игорь привез к нему этих «покупателей».

– Посмотрите в багажнике, – посоветовал Петушок, не спуская с Сереги глаз, и женщины одновременно шагнули к задку машин, приподняли крышку. Скомканные грязные чехлы лежали на месте запасного колеса, в углублении крыла.

– Они, крестная? – спросил Игорь.

– Они, наши. – Татьяна развернула простенькие полосатые чехлы, подошла ближе к лампочке, горевшей у верстака. – Конечно, это наши. Вот, я еще штопала. Алексей курил, прожег дырочку, а я зашивала, ругала его. Видишь, Лиза?

Изольда тоже внимательно осмотрела чехол, подтвердила, что здесь была штопка и шила женщина, мужчина так не зашьет.

Бородкин затравленно смотрел на них.

– Вы… вы что-то путаете, уважаемая! Чехлы стандартные, я покупал их в магазине на Минской… Я…

– Это мы с Алексеем, мужем, которого вы убили, покупали эти чехлы на Минской! Сволоь! – еле сдерживалась Татьяна. – Под цвет машины подбирали. Я бы их узнала из тысяч. Документы от машины где? Где вообще документы, которые были у Алексея?

– Ну! Ты слышишь, что у тебя спрашивают? – Петушок угрожающе навис над Бородкиным.

– Они… Я не знаю. Может быть, у Жорки… – Серега отступал, оглядывался, с надеждой и отчаянием смотрел на Игоря, еще на что-то надеясь. Может, Игорек сам ошибся, привез, не зная, что эти люди его обманули, хитростью вызнали Серегин адрес, тайными какими-то путями выведав о кузове… Но с каждой секундой надежда в глазах Бородкина таяла, он понял, что Игорь привел «покупателей» не случайно, что он – с ними. Тварь продажная. Неужели он не понимает, что ввязался в смертельное дело, что ему Феликс с Бизоном не простят! Ах, сучонок!.. Ну, погоди. Только бы вырваться из гаража, только бы обхитрить решительно настроенных женщин и верзилу с молотком в руках. Они убьют его! Машина, да, этой бабы, которая нашла чехлы и опознала их, а за машину и мужа… всего можно ожидать! Раз они без милиции, значит, решили сами во всем разобраться, сами могут и отомстить. Но как же так?! Убивал Бизон, а они с Вадиком…