Текст книги "Крестная мать"

Автор книги: Валерий Барабашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Прошло минут десять, Пилюгин с Лапшиным не появлялись, и Лукашин встревожился. Как быть? Самому нос в квартиру совать? Не годится, примут не за того.

Он обежал дом – Васек был на месте.

– Ну, что там, Николай? – хрипло прошептал он, дохнув водочным перегаром.

– А хрен его знает, – с недоумением отвечал тот. – Чай, что ли, они сели пить. Пошли, быстро! Зайдем в квартиру.

Они двинулись неслышными широкими шагами наверх. Лукашин у самой двери велел Ваську войти первым, как бы на разведку. Не иначе, парни, сделав свое дело, устроили в квартире Дороша шмон, набивают карманы какими-нибудь безделушками, не устояли перед соблазном. Вариант «ограбление» предложили Дерикот с Городецким, признаки должны быть, но Пилюгин с Лапшиным, кажется, забыли об установке – грабят всерьез.

Васек проскользнул в приоткрытую дверь (свет в квартире, разумеется, тоже не горел, у Васька был с собою фонарь), а Лукашин «замешкался», споткнулся о свою же собственную ногу, остался на лестничной площадке. В следующее мгновение он услышал, как Васек, охнув от удара, рухнул на пол в прихожей. Потом снова раздались удары, Лукашин не стал испытывать судьбу, бесшумно ступая, сбежал вниз, радуясь, что в этот раз ушел от Дороша целым и невредимым. Но где-то между вторым и первым этажом он натурально оступился, зацепился за чей-то коврик, покатился по лестнице. У него, однако, хватило сил преодолеть боль в ноге (вывихнул, наверное, в лучшем случае, потянул сухожилие), хромая, вышел из подъезда. Вслед за ним скатился сверху охающий и приглушенно матерящийся Васек. Поддерживая друг друга, «коллеги» нисколько теперь не таясь и не оглядываясь, как можно быстрее заковыляли от подъезда – лишь бы убраться побыстрее.

– Гад!.. По ноге!.. Как рельсой саданул! – несколько переигрывая, стонал Лукашин. – А потом в пах, в живот, ногами. Тебя же туда, внутрь, затащили, я видел, а меня прямо возле двери били. Кто-то стоял на площадке между третьим и четвертым этажом, ждал. Наверное, знал, что еще и мы с тобой должны появиться. А ребята… что с ними? Не знаешь?

Васек сплевывал кровь.

– Борьке с Юркой хана, Николай! Трупы! Лежат на кухне, как бревна. Сам видел. Свет с улицы достает. А я только фонарь включил, тень какая-то из комнаты напротив прихожей на меня навалилась, фонарь выбила, в ребра мне чем-то железным… У меня аж в глазах засверкало, даже вырубился на какоё'-то время.

– Вот и меня тоже! – по-прежнему постанывая, хромая больше, чем требовалось, подхватил Лукашин.

– Он там не один, понял?

– Ну, с женой. Так и должно быть.

– Да с какой женой! Мужик еще какой-то, а то и два. Или еще пятеро, кто там в темноте разберет?! Они мне всю руку поломали, гляди! – Васек сунул под нос Лукашину скрюченные пальцы, но тот отмахнулся – не до пальцев сейчас, дело знакомое, поболит и заживет.

Кое-как, со стонами и матом, они добрались до стоящего за девятиэтажкой «форда», ввалились в машину. Мотор охотно взревел, «тачка» рванулась с места, понеслась в ночь – замелькали столбы освещения и дома с черными, спящими окнами.

– Надо в милицию звонить, Николай! – стонал Васек. – Парней выручать кто будет? Может, они еще живы.

– Дурак, какая милиция?! Наоборот, нас с тобой там не было, понял? Спали дома. Так матери и скажи. Скажи спасибо, что живой ноги унес. Пальцы твои гребаные заживут! – орал Лукашин, все прибавляя и прибавляя скорости. – И искать нам Пилюгина с Лапшиным нечего, нельзя. Работа такая. Жил тайно и пропал без вести. Документов у них нет, так что… Пусть теперь у Дороша, и кто там с ним еще, голова болит, что делать с трупами. Ты проси Бога, чтобы Дорош тебя не узнал.

– Не узнает, я же, как и все, в маске был, – уже спокойнее, ровнее отозвался Васек.

…Пилюгин с Лапшиным очнулись часа через два с половиной на незнакомой, заваленной снегом улице – оба связанные, крепко избитые. Кое-как, помогая друг другу зубами, развязали прочные бельевые веревки, прежде всего на ногах, поднялись. Вокруг стояли незнакомые, равнодушные к их боли ночные дома.

– Где мы? – оглядывался Пилюгин – невысокого роста, с узкой, начавшей лысеть головой. Оба были без головных уборов, мерзли.

– Кажись, на левом берегу, возле авиазавода. Вон, переход через железную дорогу, видишь? – Лапшин вертелся из стороны в сторону, коренастая мощная фигура не находила покоя: он как можно быстрее хотел сориентироваться. Вдруг истерично закричал: – Они же нас под поезд тащили, понял? Малость не дотащили, кто-то помешал.

– Вот суки! И как же они нас ломанули, а? Я и не понял ничего. Только вошел – бац! – без памяти… А руки-то, руки!.. О-о-ох! Пальцев не чувствую. Отрубили, что ли, Борис? Глянь!

– Да нет, пальцы на месте. Поломаны только… И мои… Вот сволочь-диверсант, что с людьми сделал!.. Давай, становись на колени, грызи веревку зубами. Не пойдем же мы так! Сейчас легавые еще навалятся, отвечай тогда!

– Скажем, хулиганы напали, повязали, вот, избили…

Изрядно повозившись, боевики все же освободили друг друга от веревки, хромая, двинулись с окраины города, от железной дороги, поближе к магистральной улице – там можно было поймать машину.

– Ждал он нас, не иначе. Ждал! – матерился Лапшин. – Засаду устроил. Корешей позвал. Их там человек десять было, не меньше.

– Он и один десятерых уложит, – возражал Пилюгин. – Да ты не спеши, Борис! Я же еле иду!.. И угробить нас хотели, конечно. Но помешали им, ясно… Что с людьми сделали, а? Ни рук, ни ног не чувствую… Говорил же: давайте пистолеты с глушителями!.. Так нет – удавить! Нас самих и удавили. Изувечили. Месяца на два-три в гипс теперь закуют… А Лукашин где? Васек? Почему их там не оказалось? Сбежали, козлы, не иначе. И вообще… я что-то ничего не понимаю.

– А чего тут понимать? – говорил Лапшин. – За воров нас Дорош принял, за обычных ночных домушников. В милицию не стал обращаться, он и сам милиция, и суд, и прокурор. Непонятно только, как мы с тобой тут, на другом конце города, оказались… А ведь могли бы нас, правда что, и под поезд кинуть. Мы же вырубленные были, делай что хочешь: руки-ноги бы развязали, в рот водки налили, на пазуху еще по бутылке сунули и – на рельсы. Шли, мол, ребята с пьянки, да и попали под колеса… Попробуй докажи, что не так.

– Ну ладно, оклемаемся – все равно замочим этого Дороша! Никуда от нас не денется, – пообещал холодной ночи и первым уличным фонарям, до которых они наконец добрели, Пилюгин и прикрыл изувеченной теперь рукой плешину: почему-то она мерзла сильнее.

Разумеется, Дорош с Бобровым никого из нападавших боевиков не собирались убивать. Оглушив Пилюгина с Лапшиным, поработав над бандитами, они загрузили их в «Жигули» и отвезли на окраину города, оставили у железной дороги, недалеко от пешеходного перехода, в полной уверенности, что через час-полто-ра они будут обнаружены. Явившуюся в квартиру третью личность (Васька) они тоже встретили достойно, но личность, подвывая от боли, ушла все-таки на своих ногах…

Раскручивать дело (ночное нападение на квартиру) Дорош официально не захотел и убедил Боброва в том, что рано или поздно эти боевики окажутся у него в руках – всех он теперь знает прекрасно. Боевики на какое-то время выведены из строя (недели на две-три), и времени вполне хватит, чтобы разобраться с их «крестными отцами». Да, Каменцев, Городецкий и Дерикот очень обеспокоятся результатами неудавшегося покушения на своего врага, но он, Дорош, сделает новый ход конем: объявит соседям, что к нему забрели непрошенные гости, лихие ребята, воры, пришлось их как следует проучить. Помог родственник, приехал погостить…

Бобров согласился с доводами Дороша: боевики, в самом деле, были мелкой сошкой, вряд ли кто-нибудь из них признается в истинных намерениях ночного похода на квартиру Анатолия – скорее всего, изобразят попытку ограбления, кражи.

– Ну хорошо, а что ты с «китами» будешь делать? – поинтересовался Бобров. Они, не прячась теперь (шел третий час ночи), сидели на кухне, пили кофе, курили.

– Ту идею, о которой мы с тобой говорили, пора раскручивать, – спокойно улыбнулся Дорош. – Помнишь: информацию нужно дать акционерам. Кстати, акции «Мечты» и у моей Людмилы есть. Так что имею полное право спросить у господина Городецкого о деньгах. Давай, Витя, поспим, что ли, а потом я с твоего разрешения схожу в офис «Мечты» и там поработаю.

– Ладно, ты ложись, а я все же домой поеду, – Бобров встал. – Хорошо мы с тобой нынче поразмялись… лихо! – Он потянулся. – Как дела в «Мечте» завершишь – приходи. Не забывай, что ты в «Беркуте» работаешь. И дел у нас – невпроворот.

…Выспавшись, проводив Людмилу на работу (жена приехала в восьмом часу), Дорош отправился к офису «Мечты». На этот раз у подъезда дома машин было поменьше, не мелькали знакомые лица охранников-боевиков (явно приходили в себя), не видно было и Лукашина. Вахтер внизу сказал, что и Городецкий куда-то уехал, предупредил, что до обеда его не будет.

«Ага, засуетились, забегали», – отметил Дорош и почувствовал себя совсем свободно: никто теперь не мешал делать то, ради чего он сюда явился. А явился он сказать, пустить слух о подтвержденных теперь бывшим главбухом акционерного общества намерениях президента – слинять с деньгами акционеров за границу.

Поднявшись на третий этаж офиса, где бурно кипела финансовая жизнь – здесь покупали и продавали акции «Мечты» – Дорош сначала пригляделся к посетителям: в основном собрались пожилые люди. Ясно, что они и составляют большинство акционеров «Мечты», но были и люди среднего возраста, и молодежь.

Дорош стал в очередь к одной из касс.

– Вы знаете, господа, – громко сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. – Советую вам как можно быстрее освободиться от акций «Мечты» – получай назад свои деньги. Я узнал чудовищную новость: почти все наши деньги Городецкий пёревел в иностранный банк, в Германию. И сам вот-вот туда уедет.

Длинные очереди у касс онемели. «Господа» – потертые временем пенсионеры, какие-то хмурые люди мгновенно окружили Дороша. Все некоторое время тревожно, с испуганными лицами смотрели на него. Потом высокий старик в распахнутом заношенном пальто, из-под которого выглядывала целая коллекция орденских планок, судорожно дернув острым кадыком, спросил:

– А… откуда вы это знаете, уважаемый? Может, вы просто провокатор? Документы у вас есть?

– Документы мои такие же, как и у вас, – Дорош показал всем пачечку акций «Мечты» (Людмила в свое время купила десять штук). – А насчет провокации… Спросите, вон, у любой кассирши: за что Городецкий выгнал своего главного бухгалтера, Нину Ивановну?

– А и спросим, – загремел старик с орденскими планками и решительно шагнул к окошку кассы. Спросил строго:

– Скажите, уважаемая: Нина Ивановна, главный бухгалтер, работает?

– Нет. Она уволилась.

– Сама уволилась или ее Городецкий уволил?

Девица в амбразуре кассы помялась.

– Ну… это вы лучше сами спросите у Антона Михайловича. Он после обеда должен приехать.

– А вы что, не знаете?

– Не знаю.

Пока старик препирался с кассиршей, а окружившая толпа акционеров внимательно слушала перепалку, к Дорошу подошла женщина, спросила твердо, глядя ему прямо в глаза:

– Вы… точно все знаете? Я безработная, пришла, вот, получить дивиденды, хотела еще акции купить. А тут вы… простите, не знаю вашего имени-отчества?

– Анатолий Григорьевич. А вас, простите?

– Татьяна Николаевна. Морозова.

– Татьяна Николаевна, я достаточно серьезный человек, чтобы не пускать уток. И к тому же, коллективист. Я мог бы сам потихоньку получить деньги на свои акции и уйти, так?.. Ну вот. А я всю жизнь борюсь с жуликами и старался оберегать от них простых людей. Потому и объявил вам, что знал.

– Но… ведь это очень серьезно, то, что вы сказали!

– Я за свои слова отвечаю. И честно вас всех предупредил. Проверить мои слова очень просто: нужно создать финансовую комиссию из людей, которые разбираются в финансах, и потребовать от Городецкого отчета.

– Нужно срочно провести собрание акционеров! – подхватила другая женщина, которая внимательно слушала разговор.

– Годовое отчетное собрание в мае, вот тогда и поговорите! – крикнула из своего окошка кассирша, чем только подлила масла в огонь. – А сейчас не шумите, дайте работать!

– А ты не умничай! – сейчас же реагировали «господа». – Давай, плати дивиденды!

– Деньги наши, когда захотим, тогда и заставим отчитываться!

– Товарищи, да это же… нас ведь действительно могут обмануть! – гремел старик с орденскими планками. – Из города уже исчез «Вернисаж» с деньгами вкладчиков, не закончилась темная история с «МММ», говорят, что сбежал Горяйнов…

– Это… который «ЭКСТУ» возглавлял?!

– А то кто же!

– А чем Городецкий лучше?.. Да и дыма без огня не бывает. Раз товарищ говорит, значит, знает.

– Так что вы предлагаете? – Все смотрели теперь на Дороша, а спрашивал все тот же старикан-фронтовик.

– Для начала получить деньги, хотя бы вернуть свои, по акциям, – ответил Дорош. – А потом потребовать от Городецкого срочно провести собрание, отчитаться. Нужно создать комитет.

Но, кажется, последних слов уже не слышали. «Господа», отталкивая друг друга, кинулись к окошкам касс.

– Верните деньги!

– Ничего я покупать не буду. Люди вон что говорят.

– Дыма без огня не бывает, правда что. Один сбежал, другой… А я вам последние отдала! – зазвенели, занервничали, забурлили мужские и женские голоса. А кассы – все три – вдруг закрылись. И «господа»-ак-ционеры, видя такое, совсем вышли из берегов. Что тут, у касс, началось!..

Но разумные люди быстренько все же сколачивали комитет. Вошли в него Плесняев, бывший фронтовик (председатель), Морозова, безработная, Людмила Дорош, врач (акции были на ее имя), некая Рыбченко-ва, домашняя хозяйка, Юра Баранов, студент университета.

Комитет объявил: будем сегодня же добиваться встречи с Городецким! Хоть до ночи будем ждать.

Но Городецкий в офис не явился. Позвонил секретарше, и та коротко, встревоженным голосом, рассказала, что произошло у касс.

– Мне кажется, Антон Михайлович, вам лучше сегодня не приезжать, – посоветовала она.

– Да, наверное. Тем более, мне нужно к зубному… мост что-то качается, – мямлил в телефонную трубку Городецкий.

Звонил он из дома. «Мы погибли, Оксана!» – трагически прохрипел Антон Михайлович, хватаясь за голову.

Жена выслушала его с бесстрастным, слегка лишь побледневшим лицом. Посоветовала:

– В общем так, Антон. Не паникуй. Пока что ничего страшного не случилось. Веди себя спокойно, достоинства не теряй. Это кто-то из твоих недругов – из наших недругов, – поправилась она, – пустил слух. Самая настоящая словесная диверсия. Ничего. Нужно брать пример с Мавроди. Он не дрогнул, люди в него верят. И ты веди себя соответственно.

– Да что ты говоришь, Оксана?! Что ты говоришь?! – Городецкий, тряся пухлым животом, метался по квартире. – Это же конец! Это… тюрьма! Они всё найдут, они всё раскрутят! Ты же слышала, уже создан какой-то комитет по проверке…

– Дурак! Помолчи! Баба! – заорала Оксана Борисовна. – Тебе говорят: возьми себя в руки, веди дело так, будто ничего и не случилось. И в самом деле, не случилось. Мы здесь. Не в Германии!

– Но деньги-то… деньги – там!

– Ну и что? Что с того? – выразительные карие глаза Оксаны Борисовны метали молнии. – Ты перечислил их по делу. Ты договорился о покупке линии для пивзавода, ты даешь им под хороший процент деньги! Ты – бизнесмен, руководитель, ты имеешь право!

– Но совет директоров может…

– Да, может, – она мгновенно уловила его мысль. – Пусть сделают тебе замечания, с чем-то не согласятся. Пусть! Это все естественно, понятно. Даже пусть что-то и отменят. Но не соглашайся сейчас на собрание, ни в коем случае! Пусть акционеры подождут, их надо убедить. Успокоить. Заверить. Как это делают другие. Не один ты попадаешь в сложную ситуацию. Вот и веди себя по-мужски.

Городецкий, с которого сразу же свалился тяжелый груз, несколько ожил, даже щеки у него заметно порозовели; плюхнулся на диван рядом с женой, обнял, притянул к себе.

– Оксанка, что бы я делал без тебя?

– Без меня ты бы давно уже сидел, Антоша. Это как пить дать. – Она уверенно протянула ему рюмку с коньяком. – На-ка, дурачок, выпей. Да полежи, поспи. А я кое с кем проконсультируюсь по поводу нынешнего инцидента…

Вернувшись домой, Татьяна все в подробностях рассказала Изольде. Слушал ее взволнованный рассказ и Петушок.

– Так что, тебе, выходит, не дали денег? – спросила Изольда.

– Конечно, нет. Никому не дали. Кассы сразу же позакрывали, кассирши исчезли. Денег вдруг не стало.

– Ну, жулики! Что делают, а! – возмущалась Изольда. – И ведь все одни и те же. Городецкий, Дерикот, мой шеф… Сколько можно терпеть?!

– И я тоже об этом думаю, Лиза. Жалеть их нечего. Тем более, прощать. Действовать надо. И если ты, и ты, Андрюша, не передумали…

– Конечно, не передумала!

– О чем вы говорите, Татьяна Николаевна!

– …Тогда не будем откладывать намеченное в долгий ящик. Сейчас я к Игорю схожу, и, если он сможет взять машину, сегодня же нанесем визит нашему знакомцу, Бизону. А потом и Городецким займемся. Я там, в офисе «Мечты», с одним человеком познакомилась. С Анатолием Григорьевичем. Он частный детектив. Пригляжусь. Если честный человек, можно и к нему за помощью обратиться… Ладно, пошла я к Игорю.

Глава двадцать девятая

Бизон еще не спал, но дверь открыл не сразу – может быть, одевался, а может, рассматривал Изольду в маленький дверной глазок. Свет на лестничной площадке горел, и Изольда стала так, чтобы ее было лучше видно.

Наконец Жорка открыл дверь. Стоял на пороге з ярком адидасовском спортивном костюме, удивленный визитом, но и обрадованный.

– Кого я вижу-у! Лиза-а-а! – пропел он и отступил в глубь прихожей. – Такие люди! И без охраны! Заходи, не бойся.

Изольда невольно засмеялась.

– А чего же мне бояться? Пришла в гости к хорошему человеку. Ты извини, Георгий, что так поздно и без предупреждения. Но ты же приглашал!

– Какие могут быть разговоры, Изольда Михайловна?! Такая женщина – всегда желанна! – бодро отвечал Бизон. Он был слегка навеселе, как всегда развязен. Но глаза его оставались настороженными – что это, в самом деле, бабенка надумала явиться на ночь глядя? Да, он ее приглашал, и все же…

– Ты же звал меня! – повторила она, капризно надув губы и словно прочитав его вопросы. – Вот я и пришла.

– И правильно сделала.

Он помог ей снять шубку. В машине Изольда переоделась, порезанное пальто надела Татьяна, а она облачилась в ее шубку. Бизон видел ее в магазине Феликса именно в этой шубке, пусть Изольда появится в привычной для Бизона одежде, – так посоветовала Татьяна, и все согласились. Для храбрости Изольда хлебнула'коньяку (у Игоря была припрятана в «кадиллаке» плоская, но вместительная бутылка), чувствовала себя довольно спокойно и уверенно. Хотя какая-то жилка внутри не переставала дрожать, мешала. Изольда старалась вести себя естественно, говорила, что у ее квартирной хозяйки сегодня день рождения, к ней пришел мужчина, они посидели все вместе, выпили, но третий все же лишний, Жора должен понимать, как бы оправдывалась она.

– Ты правильно поступила, что пришла! Молодец! – Бизон ощупывал Изольду откровенно похотливым взглядом.

– Один раз живем, – подыгрывала она, но из лап его все же высвободилась – не с места же в карьер.

– Ну, показывай, как живешь. – Она с преувеличенным вниманием оглядывала жилище.

– Живу как все, – Бизон раскинул руки. – Скромно и просто.

Он, конечно, лукавил. В прошлый раз Изольда не смогла рассмотреть все, не до того было. А сейчас… Квартира была обставлена со вкусом, дорогой модной мебелью. Сверкала полировкой импортная «стенка», на полках разместилась японская аппаратура, и телевизор стоял необычный, Изольда даже не видела таких. Один ковер лежал на полу, другой – броский, в замысловатых каких-то цветах, висел на стене, над тахтой. И посуда в шкафах «стенки» была на зависть любой женщине – хрусталь да мельхиор, дорогие красивые сервизы.

«Скольких же ты людей ограбил?» – машинально подумала Изольда, но на лице внутреннее ее состояние никак не отразилось. Она по-прежнему улыбалась, вела себя скромно, изображая все же несколько смущенную поздним и дерзким визитом гостью. Села на тахту, тряхнула волосами.

– Хорошо живешь, Георгий, – похвалила она. – Молодец. Мужчина, все у тебя, как у хорошей хозяйки. И богато в доме, и чисто. А я вот все потеряла… Да-а, мне теперь мое только во сне видится. Мужа бы богатого найти, что ли? Как из нищеты теперь подняться? Кому я нужна?

Бизон хлопотал на кухне, готовил ужин.

– Дело поправимое, Лиза, – откликнулся он, выглядывая в кухонную дверь. – Поработаешь с нами, присмотришься. Мы к тебе приглядимся. Феликс – мужик что надо, с ним дела можно иметь. И сам зарабатывает, и нас не обижает. Я ведь у него тоже недавно, двух лет не прошло… А ты ведешь себя правильно, целку не строишь.

– Жора-а… – Она укоризненно покачала головой.

– А чего? Мы люди взрослые. Ты была замужем, я от девиц никогда не отказывался, да и в юности тоже был женат. А теперь…

– А что это у тебя тут за гарем? – Она прыснула, только сейчас заметив в приоткрытую дверь кладовки резиновых кукол.

– Да так, – Бизон выскочил из кухни, закрыл дверь. – Прислуга.

Изольда засмеялась, хотела было получше рассмотреть «прислугу» (никогда же раньше не видела), но Жорка не пустил ее в кладовку.

– Да брось ты, – сказал он. – Там у меня не прибрано.

Ужин был готов. Бизон выставил хорошую закуску, шампанское и коньяк, пепси, кока-колу, конфеты, фрукты. У Изольды даже глаза разбежались – такое изобилие она видела, пожалуй, по телевизору – показывали какой-то банкет или презентацию нового фонда. Сама она ту же красную икру не пробовала, кажется, со студенческих лет, когда на какой-то вечеринке всем гостям досталось по бутерброду…

Она с удовольствием ела, отвечала на малозначащие вопросы Бизона, улыбалась, а думала о другом. «Получилось бы, как задумали, – и нервная жилка снова дала о себе знать: задергалось веко. – Татьяна и ребята ждут, а конца гулянки не видно. Он всю ночь, наверное, может просидеть и не одну бутылку выпить. Бог ты мой! – Да Бизон сейчас изнасилует меня на этой вот тахте, и я ничего не смогу с ним сделать. Сама пришла…»

Но она старалась заглушить в себе эти мысли.

– Редко, но хочется напиться, – призналась она, напуская на лицо тоску.

– Да ладно тебе, – Бизон был настроен благодушно, не спешил, не торопил гостью. Завтра ему никуда не нужно было идти, он радовался, что Изольда пришла, что, конечно же, останется на ночь, что выбрала как мужчину его, а не Феликса. Да он и сам не прочь… Значит, есть в нем, в Жорке, что-то привлекательное для женщин, хотя красавцем его не назовешь. Увы, он и сам это прекрасно понимает. Да и Изольда в его вкусе – в меру пухленькая, в то же время, изящная, с красивыми чувственными губами и волнующим смехом низкого грудного голоса. Такие женщины, если их как следует разжечь, вытворяют в постели бог знает что!

– Вся жизнь под откос пошла, Жора, – ныла Изольда, добавив в голосе печали. – Ни семьи, ни жилья, ни денег.

– Я же тебе сказал: погоди, поработай. Присмотримся к тебе.

– Чего ко мне присматриваться? Я вся на виду. Прятать нечего.

– Ну, Лиза… Любого человека в деле нужно проверить, а в нашем – тем более. С деньгами большими дело имеем, с покупателями. Ты, вообще-то, мне бы могла помогать.

– А в чем именно? Машины я не умею ремонтировать. Разве только мыть.

– Ну… не спеши. Давай еще выпьем. Ты же сама говоришь: иногда хочется хорошо выпить. Вот и пей. Смотри, сколько всего я для тебя припас! Я ведь ждал тебя, Изольда Михайловна. Думал, неужели Феликс дорожку мне перейдет?.. А ты бы все равно моей была. У него и жена есть, и… впрочем, неважно. Давай пить, Лиза! Потом и говорить легче, и вообще… – Жорка ахнул стакан водки, закусывать не стал, не успел проголодаться. Сунул в зубы сигарету, рассуждал: – Женщина ведь иногда может сделать гораздо больше, чем мужчина.

– Ты о чем? Не понимаю.

– Сразу и не поймешь, правильно. А когда жизнь прижмет, как тебя, покрутит, поломает, вот тогда и начинаешь думать, как бы все же выбраться из дерьма? Что, рук-ног нет? Или голова хуже, чем у других? Или, извините, мордой не вышел?.. А ты-то… красавица!

– Ну, в общем все правильно говоришь, Жора. Многие сейчас так думают, жизнь заставила. При социализме мы все иждивенцами были, пропасть нам просто не давали. А теперь… Я, вон, тоже не думала, и в страшном сне не могло присниться, что я сбегу из Грозного лишь с парой сумок барахла и буду счастлива, что не убили, жива!..

– Правильно. Молодец, Лизуха! Мыслишь верно. И теперь куда надо поворачивать?.. Не угадала. На фи-ло-со-фию! Сечешь? Живем один раз? Один! Человеку положено хорошо жить? Положено. Он того заслуживает. И должен хорошей жизни добиваться. Но тут уж кто как сумеет. Вот ты, я понял, институт закончила?

– Да, экономический факультет университета. Я же говорила, когда на работу устраивалась у Феликса. И ты там сидел.

– Я больше смотрел на тебя, чем слушал, – хмыкнул Бизон. – Ну ладно, мы отвлеклись. А я вот бросил, учился в медицинском… Да, да, не улыбайся, целый год на лекции ходил! Это когда с зоны пришел, решил за ум взяться, человеком стать… Задолбили мне голову. Работал в морге, санитаром, при медицине был, ну и пошел… А потом подумал: а на хрена мне дипломы и образование? У меня и так все есть. И в квартире, и на столе, и «мерседес» в гараже, и в банке. Феликс дело знает, ты его слушайся!.. Да, о чем я говорил?.. Ты правильно заметила: при социализме ты бы не пропала. Да. А теперь что делать?.. Деньги тебе нужны, хорошая моя, деньги! Они правят.

Изольда вздохнула.

– Все это так. Но где мне их взять на шикарную жизнь? Феликс Иванович платит зарплату, и то хорошо, не безработная. Ведь несколько месяцев, можно сказать, бомжихой была. Не пойду же я на большую дорогу, или в публичный дом – стара.

Бизон откинулся к спинке тахты, улыбался довольный: ему откровенность гостьи нравилась.

– Для публичного дома ты, может, и в самом деле уже не годишься… хотя, как сказать… а вот для наших дел… Неужели ты, наивная женщина, думаешь, что все живут честно, по правилам и законам?

Она повела плечами.

– Да нет, я не ребенок, читаю кое-чего, телевизор смотрю. Поняла одно: чем больше начальник, тем у него больше возможностей украсть. Конечно, он с фомкой по складам не шарит, замки не срывает. У него – ручечка в руках, паркеровская, ему нужно только подмахнуть кое-какие бумаги или глаза закрыть на безобразия. И – порядок: ба-альшие деньги в кармане. Мне такие и не снились.

– Завидуешь, что ли?

– Ну, завидую, не завидую – не об этом речь. О возможностях. Мы же с тобой о чем говорим? Честно не проживешь, да и стоит ли отказываться, если есть возможность утянуть, пожить за счет другого. Так? И почему бы не рискнуть?

«…У него и газовый, и боевой пистолет есть, имейте это в виду, Изольда Михайловна, – вспомнила она наставления Игоря. – И вообще, если он что заподозрит… сила у него бычья, а злости еще больше. Правда, бизон. Разозлится – ничем не остановишь. Его даже Феликс Иванович побаивается…»

– Да, но если бы риск хоть какую-то надежду давал, – взялась и она философствовать. – А так, сдуру…

– Сдуру и не надо, – согласился Бизон. – А если все сделать по-умному, продумать…

«Ты, если сможешь, дело до крайности не доводи, – всплыл голос Татьяны в ушах. – Я тебя совсем не об этом прошу. Нам лишь бы в квартиру этого ублюдка без шума попасть…»

– Ты что-то конкретное имеешь в виду, Георгий? – уточнила Изольда, стараясь демонстрировать внимание и заинтересованность в разговоре.

– Конечно! – Он даже обиделся.

Налил себе снова целый стакан, изрядно плеснул и Изольде, приподнял водку над столом – поехали!

– За красивую нормальную жизнь! – Она пригубила, а Бизон выпил до дна. Придвинулся к ней, обнял за плечи.

– Понимаешь, Лиза… у Феликса ты, конечно, на хлеб себе заработаешь, концы с концами сведешь. Но если хочешь вот так жить, – он раскинул руки, – рискни. Могу предложить тебе непыльную работенку. Будешь нам помогать и…

– Кому это вам? И в чем помогать?

Бизон икнул, нахмурился.

– Ты вопросы какие-то задаешь, Изольда Михайловна. Прямо как следователь. Пока больше слушай… помогать очень просто. Поможешь разок – считай, новая шуба у тебя на плечах. Или вот такая «стенка».

– Интересно!

– А работать еще интересней. Творчество, а не работа! Полет мысли и духа. Сплошное изобретательство. И для тебя, женщины, – совершенно безопасно. Ты вроде и была, а потом пропала.

– Гм. Была, пропала… Как это понимать? А что для вас, мужчин, это… опасно?

– А как ты думала? Такие деньги легко не даются. Все время по тонкому льду ходим, как разведчики. Я, например, как Штирлиц живу. А что? Не веришь?.. А для женщины ее роль в нашем деле – ерунда. Вышла на дорогу, руку подняла, мило улыбнулась водителю «тачки» – подвезите, мол, любезный? Сил нет, замерзла, опаздываю. Деньги – сколько скажете. Могу и «зелеными»… Ну, села, тары-бары с ним, держишь себя раскованно, как сейчас, коленку заголила, вроде бы невзначай, шубка сама раскрылась, закурить попросила. В общем, завела разговор на вольную тему. Намекнула, что свободна, одинока, что в принципе можно и встретиться, пообщаться… Потом вежливо так говоришь: остановите, пожалуйста, что-то чулок спустился. Или, там, в кустики надо сбегать.

– Что же это я незнакомому мужчине про кустики буду говорить? – фыркнула Изольда, вся превратившаяся в слух. – Скажешь тоже, Георгий!

– А чего? Живой человек!.. Ну ладно, не хочешь про кустики, про что-нибудь другое говори. Называешь, к примеру, конкретный адрес, человек тебя везет, ты ему подсказываешь: сюда поверните, теперь сюда… вот здесь и остановите. Отдаешь ему деньги, выходишь, а тут я с парнями… Нанимаем эту же «тачку», твоя работа закончена. Ты больше ничего не видела, ничего не помнишь. А бабки получаешь очень хорошие. Спустя время, конечно. Вот, собственно, и вся работа. Главное, язык за зубами держать. А иначе… Вон, парень мой один в гараже сгорел…

– Как это? Кто? – машинально спросила Изольда.

– Да Серега, ты его, думаю, видела в фирме.

– К… как сгорел? Почему?

– Ну… темное дело. Перепил, видно, заснул в гараже, «козел» его и спалил. Ладно, царство ему небесное! Давай помянем его. Мы его хорошо похоронили. И Вадька куда-то пропал…

Они выпили за Серегу Бородкина. Бизон сидел сумрачный, мотал головой, а Изольда едва не выронила фужер с пепси – руки так и прыгали. «Значит, он… когда упал… а мы уехали… Жуть!»

Она все еще не могла привыкнуть к роли, за какую взялась.

– Так значит, уточка вам нужна подсадная, наживка? – Изольда вымученно улыбнулась. О Сереге она решила не думать – Бог всем судья!