Текст книги "Раскинулось море широко"

Автор книги: Валерий Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

Полковник Линевич словно помолодел на 20 лет, забыл про свои недуги и явно пренебрегал не только погодой, но даже и фенацетином. Лихо опрокинув стакан «смирновской», он пустился в долгие и малопонятные окружающим воспоминания о штурме Геок-Тепе…

Начальник поезда яростно доказывал всем и каждому (хотя никто с ним не спорил), что никакое начальство не имеет права не пустить его в строй, в одну из батарей отдельного Восточно-Сибирского дивизиона, где он был вольноопределяющимся, что для комендантства над воинскими поездами найдется довольно народу, но он, прапорщик запаса, должен быть на своем месте…

«Наши, наверно, пойдут в первую голову! – восклицал он. – Наши не выдадут!»

И он, видимо, даже жалел присутствующих, незнакомых с его батареей.

«Первый блин комом – велика важность!» – басил рослый путеец. – «Скажем так: нам всыпали! А дальше? Ведь за нами вся Россия!» – и, к общему веселью пародируя манифест Отечественной войны 1812 года, возглашал: «Отступим за Байкал! Оденемся в звериные шкуры! Будем питаться монгольскими лепешками, но не положим оружия, доколе ни одного вооруженного неприятеля не останется не только в пределах нашей территории, но даже и на материке Азии!»

Между тем отправление поезда на Артур снова и снова откладывалось… Полковник Линевич опять разболелся: пил фенацетин, принимал бром и не только бранился, но даже роптал на Провидение…

«Лейтенанта Семёнова! Есть здесь лейтенанта Семёнова?!» – китаец – рассыльный с телеграфа, в синей форменной фуражке на круглой черноволосой голове, держал в руке запечатанный конверт…

Вручив посыльному пятак на чай, Семёнов разорвал облатку и, развернув серый лист, прочитал наклеенные на него узкие строчки телеграфной ленты

«От Начальника Главного Морского Штаба, Свиты Его Величества Контр-Адмирала Рожественского.

Получением сего немедленно убыть Владивосток вступления в должность командира миноносца номер 219… дальше шла какая-то тарабарщина… следующий Херсон»

И причём здесь Херсон? Где Днепро-Бугский лиман и где залив Петра Великого? И как, и главное, зачем – миноносец должен следовать из Владивостока – на Чёрное море? Одно слово – штабные-с…

…«Вода-вода, кругом вода… Оно конечно интересно, но действие-то когда, действие?» – пишет Взыскательный велимудрый читатель…

Вот уж не знаю. Пришлось мне порАтовать (от слова рать) на двух с половинкою войнах… и везде одно и тоже. Сначала – долго сидишь, сидишь… потом очень быстро бежишь-бежишь! И хорошо, если через пару минут уже не лежишь, лежишь… и всё тебе действие…

Я уже, верно, говорил, что на любой войне практически никто не бегает с выпученными, как у кота, срущего в хозяйскую кастрюлю, зенками, на скаку совершая бессмертные подвиги на благо авторов нетленных опупей…

По – моему, подвиг вообще есть печальное последствие чьей-то тупости, лени или подлости… подвигов на войне быть не должно! Подвиг – это когда артиллерия плохо поработала, и пулемёт на минарете ещё живой… вот и приходится его ствол затыкать чуть ли не голым, извините за натурализм, афедроном…

На войне люди, как ни странно, в основном и целом – живут. Пьют, едят, развлекаются… выполняют служебные обязанности, а также воруют (как вспомню украденный у МЕНЯ в 1992 году бинокль – комок в горле, кЮшать не могу! странно, но воспоминания об украденном накануне МНОЮ ящике с гранатами таких печальных чувств не вызывают… наверное, потому что гранаты я украл для общего дела! чтобы сменять их на тушёнку… ), вступают в пререкания со старшими по званию, проматывают вверенное им казённое имущество…

А также перемещаются из одной точки пространства в другую, согласно полученным инструкциям…

Вот и наша красавица, «Херсон» – потихоньку дымя передней трубой, с экономической скоростью девять узлов, которая позволяла ей пройти 5462 мили без единой бункеровки, не торопясь резала своим клиперным штевнем изумрудно-зелёные волны безбрежного Индийского океана…

Вахтенный штурман, лейтенант Владимир Павлович Родзянко, с удовольствием рассматривал в огромный морской бинокль идущий контр-курсом четырёхмачтовый барк… его паруса, кажущиеся под ярчайшим тропическим солнцем белоснежными, демонстрировали преимущества хорошей морской практики… изящно кренясь, англичанин тащил на свою далёкую родину чай, фарфор, шёлк и прочие плоды китайской цивилизации…

Вахтенный опустил бинокль, повисший на узеньком ремешке, и показывая на барк – внушительно произнёс:«Вот, господа… гордый пенитель морей! Фигарит себе из какого-нибудь Ханьджоу в какой-нибудь Бристоль, и в ус не дует! Гордый альбатрос… а кстати, который час? Без пяти минут полдень? Окажем англичанину уважение…»

Ровно в двенадцать часов по Гринвичу из дула маленькой, бронзовой мортирки, стоящей на палубе под мостиком «Херсона», вырвалось тугое белое облачко порохового дыма – и над океанскими волнами пронеслось звонкое:«Бам-м-м!»

Старинный морской обычай – чтобы на встреченном в океане корабле проверили свои часы…

Родзянко отвернулся спиной к барку, ловя край солнца в окуляр секстана… когда рулевой Кривошапко встревоженно доложил:«Ваше Благородие, с айсеем чегой-то не так…»

И правда – было видно, как по мачтам барка рассыпались чёрные мураши вахтенных… реи брасопились, английский корабль ложился в дрейф…

Родзянко, с недоумением:«Что за чёрт? Вроде не тонет и не горит… а флаг приспустил до половины? Имеет сообщение? И шлюпку, вроде, готовит… может, больной на борту? Кривошапко! Самый малый! Так держать! Доктора на шканцы!»

Засвистала дудка боцмана, затопали матросы, спуская трап… потому что шлюпка отвалила от британского парусника, и покачиваясь на океанской зыби – устремилась к «Херсону»…

Любопытным явлением вышел полюбоваться и командир:«Честь имею! Чем обязан визитом?»

«Командир, не стреляйте! Мы мирное, нейтральное судно! На борту у нас нет контрабанды! Вот коносаменты, вот вахтенный журнал!»

«Да мне ничего этого не нужно! Родзянко, ты чего англичан пугаешь?»

«Да что… я ничего…»

«Господин капитан, мы можем продолжать движение?»

«Друг мой, отчего Вы так всполошились? Это ведь был просто сигнал адмиральского часа!»

«Разумеется. Возможно. Однако шутки со вспомогательным крейсером во время войны – это знаете ли, чревато…»

«Во время чего?!»

… Кают-компания – это царство старшего офицера. Командира кают-компания ПРИГЛАШАЕТ… на совместные обеды в табельные дни. А так во главе стола восседает «дракон»… с него же стюард начинает обносить стол кушаниями… так что до мичманского края блюдо обычно доходит, а вот содержимое блюда – когда как…

Но это ничего – в день производства мичманы обычно подносят командиру удивительное блюдо – любовно зажаренную трюмную крысу. Вроде, намекают, что гардемарины ЭТИМ питаются… и НАСТОЯЩИЙ командир не преминет крысу отведать… Ритуал-с. Впрочем, в «низах» новый «дед» при заступлении на первую вахту целует кувалду и выпивает кружку котельной воды… в каждой избушке свои игрушки.

Так что сидеть мичману без бланманже – дело насквозь привычное…

Непривычно – что сегодня на переборке пришпилена карта двух океанов – Индийского и Тихого, тоже рекомого Великим…

И во главе стола – командир.

«Господа, я собрал Вас, чтобы сообщить… тьфу ты, Господи… Короче, война.»

«Ура! – воскликнул мичман Неженцев, румяный словно барышня – А с кем?»

«Отставить „ура“. С Японией…»

«Ну-у-у, этих макак мы быстро шапками закидаем…»

«Мичман, ёб Вашу уважаемую маму, Вы у нас такой дурак по субботам, или как?»

«Не понял, господин капитан…»

«А что тут понимать? Мы в Океане, вдали от своих берегов. И чуть было не вляпались – ведь встреть нас первым любое жалкое японское авизо – мы бы послушно остановились… Чёрт, чёрт, чёрт, ведь поднимись они на борт, мы ведь даже затопиться толком бы не успели… ладно.

Итак, господа, в связи с нападением япошек на Эскадру Тихого океана у нас есть три пути.

Первый. Вернуться в любой русский порт. Однако – у нас на борту важнейший военный груз, который не зря же был направлен на Восток? И эти корабли сейчас как никогда важны – для нас во Владивостоке ценен каждый вымпел…

Второй. Зайти в любой нейтральный порт и ждать указания от начальства. Однако – любой нейтральный порт – в реальной досягаемости, английский. К сожалению, есть такая паршивая штучка как телеграф, поэтому, мне кажется – следует тут же ожидать прихода японского крейсера. И гораздо ранее, чем наши умники из – под „шпица“ почешутся…

Третий. Прорываться во Владивосток согласно полученному ранее приказу.

Господа. Мы здесь подумали. И я РЕШИЛ.

Идём во Владивосток.»

Механик:«А уголь?»

Тундерман Первый:«Не станет угля – пойдём под парусами. Военный совет закончен, господа…»

Мичман Неженцев, в немалом удивлении:«А это что, был военный совет?!»

Ну, наконец-то! – воскликнул Взыскательный Читатель, сейчас «Херсон» достанет из угольных ям штатное вооружение (6х120 мм, 6х75 мм, по чести, слабенькое для такого водоизмещения, не меньшего, чем у незабвенного «Рюрика„… однако же на сём броненосном крейсере обретается гораздо более могущественный калибр – не только шесть обуховских дюймов, но и целых восемь… )… да, достанет, установит на устроенные ещё при постройке станки (а как Вы думаете – отчего англичане „Херсон“ опознали как вспомогательный крейсер? Потому что ежегодник „Джейн“ на сон грядущий читывали, а как же… ), да и поднимет наша красавица красный корсарский флаг…

Ну, положим, красный флаг на „Херсоне“ таки точно был, ага… „Гружу боеприпасы“, а как же… Международный сигнальный свод, да…

Но вот орудия… когда Его Величество Тундерман Первый, властью, дарованной ему Богом и Министерством Финансов, самовольно свой КОРАБЛЬ военизировал (мобилизовав вольнонаёмный экипаж, чем вызвал яростное брожение в низах – до сю пору они получали жалование, а теперь будут выполнять ту же самую работу, но – бесплатно) – то штатное вооружение „Херсона“ оставалось там, где ему и полагается… а именно, в Николаеве.

А Вы как думали? Социализм – это учёт и контроль… извините, глазок – смотрок… кашу маслом не испортишь… опять не то? Ну, в общем и целом, в России оружие подданным, конечно, доверяли… правда, не всем и не всегда… Хотя и гораздо либеральнее в проклятой тюрьме народов подходили к этому вопросу, чем в дэмократической россиянии… Оружие в Империи Российской мог купить всякий подданный – кто был готов заплатить от 25 рублей за тульский револьвер „Наганъ“ до 300 рублей за „унiкальный подарокъ господамъ турiстамъ и путешественiкамъ – автоматiческий карабiнъ Маузеръ, с деревянной прiкладъ-кобурой, и сотня патроновъ даромъ!“ („Триста! Это не серьёзно!“ – восклицает Взыскательный читатель, сообщая, что отпускная цена пистолета системы и работы Германскаго Оружейнаго завода Маузера съ прикладомъ и приборомъ для прочистки – 48 рублей… ну ещё кабуръ на пистолетъ – 3 рубля… негодяи! восклицаю я – рыбинские купцы! Из каталога которых за 1903 год я и взял цитированное объявление… так цену безбожно задирать!… мало их экспроприировали, кровососов! мало!)

Но ведь не пушки же…

Так что из угольных ям „Херсона“ ничего более опасного, чем тропическая змеюка Megalaima flavifrons, она же „барбет“ – (между прочим, цейлонский эндемик – исчезающий вид) видимо, попавшая туда во время бункеровки в Коломбо – извлечено, к сожалению, не было… да и ту гадину Валера Петровский мигом пришиб большой совковой лопатой… “Гринписа» на него не было!

Однако, если штатного вооружения на «Херсоне» не наблюдалось – не считать же за оружие сигнальную мортирку, десяток винтовок у конвойной команды и пяток браунингов у господ офицеров? – то может, следует проявить матросскую смекалку?

Про ГРУЗ-то и забыли, а?

Миноносцы типа «Циклон» были заказаны Невскому судостроительному и механическому заводу в рамках судостроительной программы 1882-1902 года. Постройка частично финансировалась на кредиты судостроительной программы 1898 года «для нужд Дальнего Востока». Особенностью кораблей было то, что их специально строили с возможностью операционного манёвра между театрами военных действий… разумеется, никому в голову не могло придти, что маленькие -152, 4 тонны кораблики, длиной 45 метров и шириной всего 4 метра 91 см, могут самостоятельно дойти хотя бы до Либавы (у них радиус действия был всего-то 300 миль – причём из атаки они должны были возвращаться – под парусами!)… по сути, это были хрупкие корпуса, в своей скорлупе содержащие 2 вертикальных машины тройного расширения мощностью 3700 лошадиных сил каждая и 2 котла Нормана паровозного типа – позволявшие развивать 27 заказанных Адмиралтейством узлов…

Зато они помимо, относительно немецкого прототипа, имели ряд улучшений – например, отдельную каюту командира, раздельный кубрик для кондукторов и матросов… а главное, они были сконструированы по модульному принципу, что позволяло их разбирать и транспортировать хоть по железной дороге, хоть в трюме парохода… правда, прототип, постройки фирмы «Шихау», имел скорость чуть-чуть повыше… 37 узлов! но это ведь ерунда, правда? Ну что из того, что китайский «Хай Лунь», захваченный в Таку и названный «Лейтенант Бураков», был самым быстроходным миноносцем Эскадры? Зато у него были гранаты не той конструкции, то есть торпедные аппараты не того калибра…

Ну-с, из артиллерийского вооружения на миноносцах было по две 47-мм пушки Гочкисса и по одной пятиствольной картечнице Норденфельда… кстати, последнее не означает монструозной конструкции типа средневекового «органа» – когда пять стволов лежат в рядок на одном лафете…

Нет, это были револьверные пушки – причём если в револьвере ствол, как правило, один, и вращается барабан, то в этой пушке магазин был один, неподвижный -а вращались пять стволов… причём вращал их стреляющий, специальной ручкой – такая интересная автоматика на ручном приводе… («Норденфельдов револьверных небыло.» – пишет Взыскательный читатель… Воспоминание современника: «… на исходе неравного боя миноносца „Страшный“ 31 марта 1904 года заменивший командира лейтенант Е.А. Малеев отстреливался от окруживших корабль японских эсминцев из последнего исправного орудия – пятиствольной картечницы Норденфельда»…

Цитата: «Пятиствольная картечница Норденфельда в настоящем её виде вполне удовлетворяет требованиям прочности и простоты механизма, а также безастановочности и безотказности стрельбы. Обращение с орудием вполне удобно и не требует особо подготовленных людей» Из отчёта Арткомитета о испытаниях аж от 1886 года. Стояла на вооружение до 1907 года, а в отдалённых частях Империи, например, на Памире – и позднее… )

И вот в эту минуту боцман ломает ящики – извлекая из недр трюма комплектующие груза… боцману эта затея очень не нравиться… как не нравиться и старшему офицеру, который является суперкарго… за каждое место груза он несёт материальную ответственность!

Но, видит Бог, даже для миноносца такое вооружение как-то… м-да… и поэтому плотники «Херсона» усиленно пилят, строгают и сколачивают… Вы уже догадались?

Правильно. Пушки! С виду – ну совсем как настоящие!

… А в далёкой северной Маньджурии ускоренный пассажирский поезд номер три шёл на Восток… Конечно, это не был тот роскошный экспресс, который по понедельникам, средам, четвергам и субботам отправлялся из Первопрестольной до Дальнего (через Читу и Харбин)… однако, были в ЭТОМ поезде и те некоторые исключительные удобства – которых не было в оббитых плюшем синих «спальных» вагонах пульмановского типа… например, вагоны ЭТОГО поезда были бронированы! То есть в буквальном смысле – ниже окон были приклёпаны броневые листы, и в случае (весьма вероятного) нападения хунхузов пассажирам рекомендовалось ложиться на пол…

А потом, дорога за Харбином была уж очень колоритна! Один Хинганский хребет чего стоил…

При подготовке к строительству для сокращения длины будущего тоннеля под хребтом инженер Бочаров заложил подход по крутому восточному склону в виде полной петли радиусом 320 метров, причём нижний путь проходил в каменной трубе под верхним… не успокоившись подобным авангардизмом, инженер построил на восточном склоне – сразу за станцией с любопытным названием Петля – систему «бочаровских» тупиков… отрезков пути в полкилометра каждый, расположенных в три яруса один под другим в виде зигзага…

С визгом тормозов, со снопом искр, летящих из-под колёс, под которые непрерывно сыпался песок, состав продвигался вниз – и тормозил… а потом снова начинал двигаться вниз, но уже назад – в следующий тупик… а потом снова вперёд… и снова назад…

Семёнов, хоть и был морским человеком – а и его укачало… что же говорить о прочей сухопутной публике? Да, езда по КВЖД была экстремальным развлечением… это ещё пассажиры не догадывались, что дорога условно сдана – с недоделками аж на 57 миллионов золотых рублей…

Проехав станцию Пограничная, Семёнов спокойно вздохнул… скоро Владивосток, Отряд Крейсеров, свой корабль… расслабился он рано…

Глава восьмая. Пираты Хайшеньвая (.).

«Только не держите корабли в наших морях! Где они, как рыбы, вытащенные на берег… Не ограничивайте их поприще дорогою к Амуру и обратно, держите их в Океане, в Китайских и Индийских водах, естественном поприще их подвигов во время войны… У Вас образуются со временем настоящие капитаны, которые будут бояться – только единого, не послужить должным образом Отечеству, и которых не будет вгонять в идиотизм страх начальства!»

Так писал лихой контр-адмирал (в 35 лет!) И.Ф. Лихачёв, который вслед Невельскому присоединял к России её естественные пределы – по побережью Тихого Океана – и который было занял один бесхозный остров… а именно, ЦУСИМУ!

И были, были такие инициативные капитаны – как командир транспорта «Маньджур» Алексей Карлович Шефнер (что бы мы без остзейского немца делали)… который агрессивно занял некий наскоро исследованный иноземными китобоями Port May. И нарёк ему имя ВЛАДИВОСТОК…

К моменту нашей печальной повести ПОРТО-ФРАНКО (о котором так мечтали «пикейные жилеты» славного черноморского города) расцветал на всех своих семи – даже не холмах, а окрестных сопках… и имел в гербе изображение уссурийского тигра (по преданию, того самого, что сожрал первого ханьца, имевшего неосторожность первым поселиться в «Гавани трепангов», именуемой длинноносыми варварами Заливом Золотой Рог… )

Выпуская клубы белого, как вата, пара – паровоз скрипнул тормозами и замер у дебаркадера владивостокского вокзала… точной копии того византийского терема, с высокой крышей, башенками, мозаикой по фасаду – что стоит на Каланчёвской площади в далёкой Москве… насупротив азиатской, с казанским золотым петушком на шпиле, башенки вокзала Рязанского, и обочь строгой казённой классики вокзала Николаевского… По легенде, закладной камень в его основание должен был быть заложен цесаревичем Николаем Александровичем, по возвращении последнего из путешествия в Японию… и чёрт ли понёс обычно «тёплого» и ко всему равнодушного Никки в тот синтоисткий храм? Да ещё приспичило ему, всего-то, «по-маленькому„… ведь, согласитесь, не наложил же он дымящуюся кучу прямо на их священном алтаре? Ну, помочился на стену, с кем не бывает, дело житейское… а они – давай катаной сразу махать… а ещё буддисты!

С умилением думаешь, какая прекрасная жизнь могла бы быть у России! Безвременно ушедший от нас Николай, который стал бы Николаем Вторым – по воспоминаниям современников, мечтал провести своё царствование стойно тишайшему Алексею Михайловичу… эх, какое замечательное было бы время! Никаких тебе войн, никаких потрясений… мирное, неторопливое, степенное житие… к сожалению, История не знает сослагательного наклонения…

Ступившего на перрон Семёнова тут же атаковали с одной стороны, бородатые вокзальные носильщики, в белых фартуках с огромными медными номерными бляхами, а с другой стороны – полдюжины вёртких китайчат в картузах с разноцветными околышами – наперебой предлагая ему „лусые номела, гаспадина капитана, лусые сены, лусые чифань, ваньфань и ханьфань!!!“

А с со всех остальных сторон – потянулись доброжелатели, предлагающие выгодно купить: порошок из костей тигра и тигровый ус, настойку генсенга и сам генсенг – коричневый корешок в виде бегущего человечка, золотые пилюли бессмертия даосов (по десять рублей) и золотые карманные часы (видимо, из американского золота… нет? тогда, тут же на перроне, минуту назад и украденные!) за один только рубль, фарфор из Запретного Города, опий, „самый лусий опий“, и просто погадать… “Пазалати ручку, сахарный! Усю правду расскажу! На войну идёшь, вижу, вижу… всё, что было, есть и будет, всё узнаешь… дай пятачок!»

Чтобы отвязаться, Семёнов сунул пятак, приготовленный для носильщика, куда-то в ворох пёстрых юбок…

Цыганка проворно спрятала пятак… куда, право, и не скажу! Мысли по этому поводу у автора просто невероятные… потом таки добросовестно схватила Семёнова за руку, бегло взглянула на ладонь, замолкла на миг, медленно и печально сказала:«Э-э-э, баро… нА свой пятак назад. Плохо тебе будет, баро… ой как плохо! Берегись красной головы и красной бороды! Иди, баро, иди своей дорогой…» Выроненный пятак зазвенел на асфальте… а старая цыганка сложила левой ладонью «рожки» – древний, отвращающий зло знак…

Пройдя через зал прибытия – Семёнов поднялся вверх по широкой внутренней лестнице – и вышел на первый этаж вокзала… странно, да? А просто вокзал стоит на склоне сопки, и пути проходят ниже, чем расположена Алеутская улица… вдоль которой свежий ветер доносил дыхание океана… вот же она, набережная – десять минут пешком… портальные краны видно прямо с вокзальных ступенек!

Самый центр города – всё здесь, рядышком… Универмаг Кунст и Альберт, крупнейший в Азии, в его строгой немецкой нео-готике… резиденция Губернатора, центральный телеграф, пристань РОПиТ, штаб Сибирской Флотилии…

Значит, надо туда… в гостиницу? Потом, потом…

… Эвальд Антонович Штакельберг, маститый, пятидесятисемилетний старец, покашливая, с сомнением покачал седой головой:«Вот уж не знаю… и зачем Вас Зиновий Павлович к нам загнал? Вакансий у нас в Отряде Крейсеров пока нет… а хотите на „Якут“, а? Нет, право, чудесный транспорт… а может, Вас к пограничникам сосватать, на „Лейтенанта Деденёва“? А? Хотите? Ведь это ТОЖЕ – крейсер… правда – таможенный…» -и честный лифляндец густо покраснел…

«Да мне на миноносец – вот, срочная телеграмма!»

…«Какой ещё миноносец? А-а-а… теперь понимаю! Да, он следовал к нам, один из двух „циклонов“… на „Херсоне“. И где теперь тот „Херсон“? Говорил же, что лучше по железной дороге было бы отправлять… эх, начальство…»

Ах, Рожественский, Рожественский – подложил-таки Семёнову свинью! Ну уж нет! Возвращаться, как обосранный – Семёнов не будет!

«Буду ждать свой корабль, господин контр-адмирал!»

«Ну, воля Ваша… только жалование у Вас будет идти как за штатом… Да, кстати… чтобы Вам по-напрасну во время войны при штабе не мотыляться – вот Вам, голубчик, поручение… поступаете в распоряжение коменданту Владивостокской крепости генералу Г. Н. Казбеку… он у меня давно знающего моряка просит!»

… Как Одессе шумной, рядышком с вокзалом неумолчно бурлил Привоз – так во Владивостоке, совсем рядом с центром города – шипел, скрежетал, звенел на разные гортанные голоса загадочный квартал…

Миллионка – место сосредоточения проживавших во Владивостоке китайцев на берегу Золотого Рога, рядом с центральным пляжем и базаром. Здесь селился китайский люд, прибывающий на постоянное и временное жительство. Возле Миллионки размещался один из самых известных городских базаров – Семеновский, своеобразный Хитров рынок Дальнего Востока. На нем шла торговля с рук всевозможными вещами, в том числе и краденными, и контрабандными товарами. Там же торговали разнообразной свежей рыбой и морепродуктами, доставляемых сюда со стоящих тут же в Семеновском ковше лодок и шаланд.

По официальным данным, в 1903 году в городе Владивостоке, например, проживало 88576 человек. Значительную часть из них – 28474 человека составляли китайцы. Основная масса – около 20 тысяч – проживала в китайских кварталах Миллионки. Это, не считая временных и сезонных китайских рабочих, вместе с которыми общее число китайцев достигало периодами 100 и более тысяч человек.

В лабиринтах дворов и проходов Миллионки находились опиумокурильни, банковки, дома терпимости, фабрики фальшивых денег, пункты скупки краденного.

Чего только стоили названия улиц квартала: «Двор, где на кривизне верхней части дерева повесился хозяин Ван»; «Двор к северу от Двора, где на кривизне верхней части дерева повесился хозяин Ван;» «Двор к югу от двора…», «Двор к востоку…» Романтика-с!

Дома Миллионки служили укрытием для воров, контрабандистов, фальшивомонетчиков и другого уголовного элемента.

Существует легенда, что до сих пор сохранился подземный ход, по которому опиум с причаливающих ночью к берегу шаланд незаметно переправлялся прямо в сердце квартала. В этом «городке в табакерке» находили себе пристанище и банды хунхузов, оперировавших в Приморье.

В первом десятилетии этого века в одном из домов Миллионки неоднократно скрывался главарь одной из банд хунхузов, терроризировавших местное население, Чжан Цзолинь.

Там же, длительное время была база признанного авторитета преступного мира города – Чжан Цзунчана, который, убив хозяина часового магазина в Харбине, бежал в Россию и хунхузничал в районе Владивостока, где контролировал китайские публичные дома, игорные притоны и опиумокурильни.

«Что такое хунхузы?» – спрашивает Взыскательный Читатель… и язвительно добавляет, что он не обязан понимать туземные наречия… абсолютно верно… про мафию все слыхали? Так вот, любой «Каппо ди тутти Каппи» по сравнению с незабвенным Чжан Цзолинем всё равно, что мелкий фраер из Жмеринки насупротив одесского цадика…

Так вот, дорогие мои – хунхузами (от китайского «хун» – красный, «хуцзы» – борода) называли бандформирования, состоявшие из беглых китайских уголовников, люмпенов и просто искателей легкой наживы и вольной жизни. Они промышляли в основном на северо-востоке Китая и совершали постоянные рейды – налеты на близлежащие сопредельные территории, – в том числе и на территорию России.

В современном понимании это были банды занимавшиеся рэкетом.

Полярный исследователь Нансен, посетивший Харбин, так писал о хунхузах в 1903 году: «Насколько чувствительны их налоги, видно из того, что фирма Скидельского во Владивостоке, занимающаяся экспортом кедрового леса, и владеющая здесь в Харбине восемью паровыми лесопильнями, должна в будущем году уплатить хунхузам целых 20000 рублей. Если же не заплатит, ее надсмотрщикам перережут глотки, как уже случилось однажды, когда дань не была уплачена вовремя»… короче, «Если, мосье Апфельбаум, Ви не положите 20 000 рублей под камень на углу Маразлиевской и Мясоедовской, то с Вами может приключиться такое, що вся Одесса за Вас тильки и будет говорить!»

… Не стоило, конечно, Семёнову заходить в эту харчевню… ну уж больно вкусно оттуда пахло! А ел он в последний раз – на Пограничной, какие-то подозрительные «пиросики» – не с котятами ли? Так что, когда юркий бачонок, ухватив его за рукав шинели, стал настойчиво приглашать «гаспадина капитана, ходи-ходи, обеда дёшево, и осенно вкусенно, как сися у лодной мамы!», он не устоял… потому как денег, и вправду… а цены здесь, в европейских ресторанах, как он успел заметить… о-ля-ля! Консоме с пирожками – восемь рублей…

Важный и толстый китаец, щуря от почтения свои глазки так, что они вообще превратились в щёлочки, поминутно кланяясь – подвёл Семёнова к столику, за шёлковой занавесочкой с драконами, и тут же, не спросясь, налил пол-чашки ароматного чая из медного чайника с длинным носиком… и продолжал подливать, пока Семёнов, отхлебнув немного сначала из уважения, а потом с удовольствием делая крохотные глотки удивительно вкусной жидкости с привкусом цветущего жасмина… пытался разобраться в поднесённом ему меню… ну, что это такое «Мраморные яйца»? – «Не-ет, капитана, Ваша кушать не будет…», или «Битва тигра с драконом?» – «Не-е-ет, капитана, Ваша это тоже кушать не будет…» а что такое, извините за выражение, «Манду?» – «Это цзяо-цзы…»

«А что такое цзяо-цзы?» – «Эта, капитана, совсем не вонтон, совсем-совсем!»

«А что такое вонтон?» – «Пельменя, капитана…»

«Вот, неси пельмени!» – «Сколько, капитана будет кушать?»

«Штук… двадцать?» – «Много будет…»

«Ну, штук… десять?» – «Много будет…»

«Да ты что, издеваешься? Я дома по тридцать штук пельменей съедал… неси на пробу десять, потом ещё закажу!» – «Не скушаете… узе несу, узе несу, гаспадина капитана…»

Дорогой читатель, видел ли ты лапоть? Только изящно свернутый в виде головки чеснока… и таких лаптей – на огромном блюде – принесли целый дымящийся паром десяток…

А раскусив первый – истекающий ароматным бульоном – Семёнов чуть не завопил… ну, то есть вкусно было необычайно! Но специй, специй! Да с соевым соусом, да с зелёной ядрёной горчицей! Семёнова не то, что пот пробил – а прямо заполыхала вся утроба, до слёз из глаз…

Насилу справившись с одним пельмешкой, он подумал – что, действительно, погорячился… Насчёт десятка!

Но – воленс ноленс! Русский офицер дал слово чести – и не может отступать… и гордо съел бы он всё заказанное, и испортил бы себе Семёнов весь ЖКТ, заработав как минимум гастрит, ежели бы…

Занавесочка слетела с петель – и из общего «зала», бывшего величиной с ретирадное место в пульмановском вагоне, спиной вперёд вылетел молодой мужчина в чиновничьей форме… сшибая столик с проклятыми пельменями, он грянулся об противоположную стену – заставив фанзу задрожать до основания – и тихо сполз на чистенький, сияющий желтизной, выскобленный пол… перед Семёновым возник здоровенный китаец, в разодранном до пояса халате – из под которого на шею китайца выползал искусно вытатуированный, в цвете – дракон…

Китаец зарычал, перепрыгнул остатки столика, и ухватив волосатыми ручищами чиновника за шею – начал, с усилием, сопя – откручивать тому голову…

Разумеется. Семёнов был далёк от бессмысленного альтруизма… и если бы ему поведали, что указанный чиновник, например, нехорошо обошёлся с родной сестрой китайца – что же, Семёнов предоставил бы негодяя его судьбе… но вообще, нехорошо – когда инородец отрывает голову государственому служащему… плохой пример, знаете ли!

Поэтому Владимир выхватил из рук у окаменевшего трактирщика чайник – и с размаху врезал оным по бритому, с косою – черепу китайца…

Чайник от удара смялся, на голову, плечи и шею головолома полился как бы не кипяток… китаец недоуменно потряс головой, мол, какая муха меня укусила? потом, однако, бросил, видимо, потерявщего сознание чиновника и протянул свои горильи лапы к горлу Семёнова…