Текст книги "Раскинулось море широко"

Автор книги: Валерий Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

В Гнилом углу снаряд пробил, тоже не разорвавшись, дом полковника Жукова, прошел через спальню, разрушил на пути печь и вещи, пробил противоположную стену и разорвался близ денежного ящика. Часовой при ящике, осыпанный землей и снегом, от взрыва не дрогнул, а только крикнул разводящего, чтобы вынести знамя, которое тотчас же вынесла супруга полкового командира вместе с вестовым.

Пожаров нигде не было.

Наконец на дворе казармы Сибирского флотского экипажа разорвался снаряд, ранивший легко пять матросов.

Более ни убитых, ни раненых нет. Убытков также нет.

Причина полного молчания наших батарей, кроме малой вероятности попадания в виду дальности расстояния, еще нежелание преждевременно обнаружить их местоположение.

Подъем духа в городе и среди войск необычайный.»

Напрасно Камимура до боли вжимал в глазницу медь подзорной, английского производства, трубы… Обещанных сигнальных дымов у мест расположения русских батарей не было!

Как не встретилось ни одного разведочного судна, посланного орденом Чёрного Дракона к русским берегам. Море точно вымерло!

Не смея в таких условиях рисковать кораблями, скрепя сердце, Камимура отступил…

… Объявление обер-полицмейстера в газете «Владивостокъ»: «По невозможности загонять и содержать при полицейском управлении бродячих свиней, таковые будут забираться и уничтожаться».

«И-и-и-ии…» – истошный визг изловленной городовым Гуляйбабой хавроньи пресёкся самым жестоким образом.

Как тигр в зверинце (только что не хлеща себя от ярости хвостом по высоким, лаковым сапогам), полицмейстер прошёлся по кабинету из угла в угол…

Шкуркин и Семёнов, вытянувшись во фрунт, ели начальство глазами…

Резко остановившись, полицмейстер потряс перед носом у товарищей смятой бумагой: «Эт-та что такое? В Ваньку Каина поиграть решили?! Видоков развели?!

Как Вы посмели – привлечь к борьбе с японскими пиратами – пиратов китайских?

Устроили погром! Молчать! Я лучше знаю! Теперь весь мир, вся либеральная пресса только и будет говорить о том, что русская полиция покровительствует хунхузам…»

Семёнов поднёс палец к губам: «Ваше Высокоблагородие! Тс-с-с… Тихо!»

Полицмейстер удивлённо прислушался… за окном действительно стояла мёртвая тишина…

«Слышите? А не проведи мы… акцию… то после визита япошек тут стоял бы сплошной бабий вой… потому что японские шпионы устроили бы свою резню… да! Мы прижгли калёным железом! Но мы прижгли калёным железом моровую язву!»

«А Вы вообще помолчите! Моррряк… что Вы понимаете в наших полицейских делах… Господи! Думал, пришлют приличного офицера…»

У Семёнова стали угрожающе раздуваться усы…

«Нет, Вы не подумайте плохого… просто в нашем деле – Вы, извините, не компетентны… а Вас, господин Шкуркин… да я Вас… да Вы мне… молчать, когда с Вами разговаривают!»

Шкуркин совершенно равнодушно:«Извольте… в отставку? Считайте, что моё прошение, Ваше Высокоблагородие, уже у Вас на столе…»

И развернувшись, слепо пошёл к выходу…

… Семёнов догнал его уже во дворе.

«Куда же мы теперь, Павел?»

«А… куда-нибудь… вон, к дядюшке Чжэню в аптеку… кстати, Владимир, у Вас ведь почки больные? Давайте, он Вас заодно подлечит…»

«Вынув больную почку без помощи ланцета, одним напряжением мысли? Спасибо. Потерплю как нибудь. А зачем нам туда надо?»

«Нас хочет видеть мадам Вонг…»

… По -прежнему тихо курились ароматные палочки… Только стекло в разбитой витрине уже заменили.

Печально звучала струна эрху, которой вторила не менее печальная струна матоуцинь… обнимая левой рукой деку, обтянутую змеиной кожей, мадам Вонг медленно водила смычком по одной из двух струн, натянутых на длинную бамбуковую шейку инструмента…

Ей вторила похожая на неё как две капли воды девушка (та самая, которая сидела на золотом троне, а потом спасала Рейценштейна), держащая в руках восьмиугольный корпус, увенчанный шейкой с навершием в виде конской головы… её инструмент просто плакал… низкие, пронзительные звуки казалось, доносят до самой глубины души чувства нежности и тоски…

«Здравствуйте, Павел… Вы не сердитесь, что я оторвала Вас от важных дел? Впрочем, говорят, Вы вынужденно решили оставить службу… быть может, это смягчит Вам боль утраты?»

Появившиеся неслышно, как тени – два обнажённых по пояс китайца поставили у ног Шкуркина маленький, но тяжёлый даже с виду сундучок…

«Вот Ваша десятина… можете не проверять…»

Шкуркин внимательно посмотрел в раскосые, чёрные глаза:«Говорят, Вы любите маленьких детей? Передайте это для бездомных сирот…»

Мадам Вонг опустила голову… на её щёки взошел лёгкий румянец…

«Вы знаете, Павел… когда я была совсем юной, мой дядя… в общем, наши лучшие лекари в точном соответствии с Нань Цзин (Примечание автора – Трактат о трудном -). сказали мне, что я уже никогда не смогу иметь детей.

Поэтому я с благодарностью принимаю Ваш щедрый, настолько щедрый, что Вы сами не догадываетесь о размерах своей щедрости – дар… всё будет так, как Вы сказали…»

Хлопок в ладоши, и те же две тени неслышно унесли тяжёлый сундучок за шелковые занавеси…

«Но чем же я могу отблагодарить Вас тогда?»

«Подарите мне мгновение счастья…»

Мадам Вонг ещё сильнее смутилась…

«Стоит ли благосклонность простой деревенской девушки Ваших неоценимых заслуг?»

«Она стоит… Всего золота мира…»

«Хорошо, пусть будет так…» – и королева Водяных Драконов смиренно преклонила голову перед бывшим подпоручиком…

Спустя год ассистент Восточного Института Павел Шкуркин (примечание автора – будущий профессор-синолог, известный своей работой о тайных обществах Востока) получил из далёкого Шанхая письмо… в нём, наклеенный на плотную паспарту, был вложен фотопортрет двух прелестных китайчат, раскосых по-рысьи, и при этом рыжих, с конопушками… лёгким, летящим почерком была сделана на обороте приписка:«Спасибо! Я счастлива. Ты подарил мне целый мир. Если только захочешь… приезжай.»

Вздохнув, Шкуркин убрал фотографию подальше от жены…

… Кстати говоря, дядюшка Чжэн почки Семёнову таки вылечил, всего двумя «золотыми пилюлями»…

…«Да как Вы посмели!!» – Николай Карлович, сорвавши голос, перешёл на хрип…

«Да как Вы посмели… Купить ворованное орудие! Что о нас подумают интеллигентные люди!»

«Извольте немедленно сдать орудие на склад порта – а я отнесусь к английскому консулу – надо же вернуть… позор! Русский офицер, и связался с фармазонами…»

Тундерман Первый, приведший «Херсон» сквозь огонь и льды во Владивосток, медленно бледнел щекой…

«Позвольте мне…»

«Не позволю! Своим поистине пиратским рейдом Вы опозорили Россию! Вы опозорили флот! Молчать! Как Вы посмели… да кто Вы такой? Какой-то „доброволец“… какой Вы капитан второго ранга? Вы простой „купец“! Возомнили себя Дрейком? Я Вас отстраняю… Извольте сдать командование… и немедленно, немедленно!»

Уроженец Ревеля, урождённый чухонец Александр Янович Берлинский, в своей жизни руководствовался мудрыми советами Молчалина: «… собачку дворника, чтоб ласкова была…»

Доживши до тридцати четырёх лет, он был мудро холост… Служба его до сего рокового дня протекала на благословенной Балтике… и была таковой: Адъютант штаба командира Кронштадтского порта (до 24.6.1896). Заведующий гребными судами начальствующих лиц (с 25.6.1896). Заведующий морской телеграфной станцией и её развлечениями, хором портовых музыкантов и устройством лекций для нижних чинов…

На язык просится совершенно чуждое слово, северо-американское «zampolit»…

Однако же, не выходя за пределы Маркизовой лужи, Александр Янович имел Сиамский орден Белого слона 2-го класса (14.7.1897), французский орден Почетного легиона (8.9.1897), прусский орден Короны 3-й степени, в том же году… то есть знал, где лизнуть, где гавкнуть!

Российских наград, впрочем, ни одной не не получил, кроме знака в честь проведения всероссийской переписи населения 1897 года – был в числе счетчиков города Кронштадта… и очень этим отсутствием должного «иконостаса» тяготился, зачем и отправился на «маленькую победоносную войну».

Во время нашего рассказа пребывал Берлинский в высокой должности Помощника командира Владивостокского порта по охране рейда…

Вообще, борьба с пиратами была в его епархии… но Берлинский предпочитал тиранить корейских ловцов трепангов, предписывая им установленную окраску бортов их джонок…

… Рейценштейн задумчиво рассматривал судовую роль «Херсона».

«И что, все офицеры вслед за командиром подали рапОрт о списании? Забавно…

Ну, видно и впрямь – каков поп, таков и приход… Надо назначить туда хорошего „дракона“, чтобы подтянуть экипаж… а вот Семёнов? Чем не старпом?

Ведь вроде на „Боярина“ его старшим сватали? Ага, пускай его помучается…

Да, а с „Херсоном“ надо что-то решать… Номина сунт одиоза! Уже у всех цивилизованных людей на ушах это поганое имя нависло… но как же его назвать…»

Позвякивая ведром, в кабинет, изящно прогнувшись в талии, взошла (вот правильное слово!) уборщица, ссыльно-каторжная Елена Крейсерман…

«Лена… что вы, господа! Это я про крейсер… мы назовём его ЛЕНА!»

Рейценштейн был неисправимым романтиком…

… Создание самостоятельного тактического соединения крейсеров с базированием на Владивосток предусматривалось еще в 1901 году, но состав «Отряда крейсеров эскадры Тихого океана» определился лишь к весне 1903 года.

Его основу должны были составить броненосные крейсера «Россия», «Громобой», «Рюрик», бронепалубный крейсер «Богатырь» и пароходы Добровольного флота «Москва» и «Херсон», которые ещё должны были прибыть во Владивосток.

Кроме этих кораблей Владивосток должен был защищать оборонительный отряд в составе канонерских лодок «Кореец», «Манджур», «Бобр», «Сивуч», минного транспорта «Алеут», военных транспортов «Камчадал» и «Якут», миноносцев? 201, 202, 209 и шести миноносок для охраны рейда и минных заграждений.

По замыслу отряд должен был защищать Владивосток с моря, отвлекать силы японского флота от главной базы флота Тихого океана – Порт-Артура, и использоваться для крейсерских действий на коммуникациях противника.

Официально Владивостокский отряд крейсеров был сформирован 7 июня 1903 года.

После этого во Владивосток прибыли еще семь номерных миноносцев, но канонерские лодки и пароход Доброфлота «Москва», который должен был выполнять при эскадре функции быстроходного вспомогательного крейсера – разведчика, во Владивосток не попали.

Чем конкретно должна была заниматься «Лена», командиром ВОКа определено не было…

Приказ номер один.

Неоднократно замечая, что машинная команда, имеет весьма слабое понятие о строе и той выправке, которую должно иметь всякому матросу, предлагаю Г. Старшему офицеру по соглашении с Старшим Судовым Механиком принять к исполнению: ежедневно обучать по частям машинную команду, не исключая и унтер-офицерского звания не только строю, но и маршировке и приемам с палашами.

Командир Крейсера «Лена» кап. второго ранга Берлинскиий

… Первый выход Владивостокского Отряда Крейсеров уже состоялся!

В ночь на 9 февраля начальник отряда (капитан 1-го ранга Рейценштейн) получил две телеграммы Наместника:

1) «Крейсерам начать военные действия, стараясь нанести возможно чувствительный удар и вред сообщениям Японии с Кореей и торговле, действуя с должной смелостью и осторожностью, оставаясь крейсерстве сообразно обстоятельствам не более 10 дней».

2) «Ввиду изменившихся обстоятельств подтверждаю действовать полной осторожностью, крейсерстве пробыть не более 7 дней, получением сего известия немедленно донесите».

В 9 ч. 30 м. с флагманского крейсера «Россия» был сделан условный сигнал для сбора находившейся на берегу части личного состава. На крейсерах было объявлено о начале военных действий.

К полудню вокруг крейсеров усиленно работали ледоколы, а в 13 ч. 30 м. при помощи ледокола «Надежный», разломавшего лед во входе в бухту Золотой Рог, крейсера «Россия», «Громобой», «Рюрик» и «Богатырь» снялись с якоря и направились через Уссурийский залив в море.

На берегу и ледяном припае сосредоточилось провожавшее население, крепость произвела установленный салют.

Однако, салют был несколько преждевременным… очевидец отмечал:«Чорт знает, что такое. Шли к Корее, а в 6 часов утра, когда мы находились на меридиане Владивостока, вдруг приказано повернуть и итти в свой порт. Это называется, действовать без всякого плана: надоело крейсеровать – пойдем домой!».

Впрочем, безумно отважный Рейценштейн ссылался на объективные трудности! «… Обстоятельства погоды не позволили итти вдоль японского берега, почему взял курс на Шестаков, чтобы выдержать шторм в море и подойти к корейскому берегу. Вследствие бурного состояния моря, мог держаться против зыби только 5-ю узлами, причем сильно заливало, и при 9° мороза крейсеры обмерзли и пушки покрылись слоем льда. Выдержал два жестоких шторма, продолжавшихся 3 суток… Качка, холод, напряженное внимание сильно утомили команды.»

Ограничившись потоплением «Наканоура Мару», с грузом риса, и запугав до икоты уж совсем крохотный каботажник «Зеншо Мару», океанские крейсеры, своё главное качество – возможность долго держаться в море независимо от погоды и необходимости пополнения углем – так и не использовали.

Адмирал Рейценштейн по непонятным причинам сделал вывод о том, что в «зимнее время более 5 дней отряд ходить не должен».

Таким образом, первая операция Владивостокского отряда оказалась практически бесполезной. Она не привела ни в какой мере к изменению в дислокации японских морских сил.

Адмирал Катаока со своим отрядом с 6 февраля базировался и продолжал базироваться на залив Такесики (остров Цусима), обеспечивая предстоящую перевозку в Чемульпо 12-й японской дивизии, посадка которой на транспорты в Сасебо началась 15 февраля.

Требовалась вторая попытка… и срочно.

Глава девятнадцатая. Флибустьерские волны.

«Блу-ааа…»

Услышав так хорошо знакомый ему за последние дни звук, Семёнов, старший офицер крейсера «Лена», аж передёрнулся…

У стены коридора, согнувшись над ведром в три погибели, страдала одетая в мешковатую холстину армяка женщина – не иначе, запойная подзаборная пьянь…

И уже совсем прошёл Семёнов мимо, досадливо подёргивая кончиком уса – как можно себя так ронять! – как вдруг серо-пепельный завиток, выбившийся из-под серого же платка, вдруг резанул по сердцу давно забытой болью…

Да нет, откуда… глупость какая…

Не чуя под собой ног, Семёнов осторожно приблизился к охватившей лагун бичихе, взял её за хрупкое плечо вдруг вспотевшей ладонью предательски задрожавшей руки…

Горло Семёнова внезапно пересохло…

«Катя?! Это… ты?!»

«Нет, это насрали… дай руку, Семёнов, не видишь – блюю…»

Да, это была она – умница, отличница – курсистка, знаток теософии, заядлая курильщица ганджубаса… когда -то его – Катя…

Нет, то что Катя в конце -концов оказалась на каторге – Семёнова как раз не удивило… просто, такое счастливое совпадение – Что она оказалась здесь и сейчас.

Видите ли, с шестидесятых годов какой-то чёрный рок довлел над самой лучшей частью учащейся молодёжи…

Как там у Некрасова?

«Судьба ему готовила

Путь славный!

Имя громкое – Народного Заступника.

Чахотку и Сибирь.»(с)

Поэтому через полчаса, в дешёвой забегаловке (пока дамы располагались за столиком, Семёнов подозвал лао Хвана, и тот за четыре минуты реализовал семёновский брегет – за четверть цены… ох, недаром корейцев называли жидами Дальнего Востока-оборотистый торговый народ! а огородники какие!… но всё равно, ведь денежки следовало немедленно добыть, с учётом новых обстоятельств), косясь на конвойного солдата, который наливался горячим чаем за соседним столиком, он заговорщицки шептал:«Эх, Катя Катя… говорил же я тебе, не водись ты с этими… Фотиевой да Крупской!»

Семёнов вовсе, как всякий образованный человек, не испытывал ненависти к врагу… полагая Катю политическим преступником, он отдавал себе отчёт в том, что она, наверное, уж сделала что-то ужасное, но…«Значит, по другому она поступить не могла!»(с)

Сразу вспоминается университетский профессор, заявивший талантливому студенту Саше Ульянову:«Коллега, но можно ли так увлекаться изучением кольчатых червей, когда народ страдает…»

Умненькая Кэт старалась семёновские заблуждения не рассеивать…

От того на вопрос:«А твоя подруга… она тоже из эсдеков?» – почти честно отвечала:«Нет, Лена у нас скорее из анархо-синдикалистов!»

Лена, по своему обыкновению, косясь на Семёнова своим бесстыже-невинным взором, даже подумала: «Во как! Надо запомнить… меня ещё никто так не срамил.»

«А почему ты… уехала? Я ведь тебя искал…»

Катя задумалась… Причиной спешного отъезда на историческую родину, в Малороссию, было некоторое недоразумеие с коллегой Наденькой Крупской.

После очередного посещения гомеопатической аптеки, содержавшейся уроженцем Амстердама, Катю здорово «пробило на ха-ха…» и она всего-то назвала Наденьку толстожопой миногой. Думала, ей будет тоже смешно…

Страдающая Базедовой болезнью, от чего у неё постоянно были выпучены глаза, Крупская больше, однако, обиделась на эпитет «толстожопая». Ну, был у человека такой пунктик – страстно хотелось влезть в прошлогоднюю юбку…

И, мучаемая фрустрационными переживаниями, Наденька, как интеллигентная барышня, залепила Кате смачную оплеуху – за что была тут же крепко Катей побита.

Ну, это пол-беды… поцапались курсистки малёк, с кем не бывает… вот только не надо было втыкать ручку со стальным пёрышком номер восемьдесят четыре в глазик товарищу Мартову (он же Цедербаум), политическому организатору учащейся молодёжи, который влез их разнимать.

«Две собаки дерутся – третья не мешай!»

«Ну, видишь ли, Семёнов… есть вещи, о которых я не могу сейчас говорить, ты же понимаешь…»(товарищ Мартов после этого случая широко стал известен в узких кругах по своей новой партийной кличке «Кривой»)

Семёнов конспиралогически закивал…

Малость заскучавшая Лена, почувствовавшая затруднение подруги, мигом сменила тему разговора:«А скажит-и-и-ите, мужчина… это у Вас в кармане револьвер, или Вы к нам так хорошо относитесь?»

Семёнов густо покраснел… побочным эффектом от лечения почек (кстати говоря, впервые за последний год почка не ныла – и мочился Семёнов вполне свободно, без боли и и уж совсем без признаков крови в моче) стала постоянная, чисто подростковая эрекция… и, как сказал бы доктор Фрейд, подростковая же гиперсексуальность… Семёнову теперь очень хотелось, причём хотелось абсолютно всех и постоянно…

«А! Катя, у тебя что, проблемы с желудком? Так давай я тебя сведу к замечательному лекарю…»

Через полчаса старый, очень старый даос долго-долго щупал Катин пульс… при этом Катя, раздувая ноздри как призовая лошадь, всё принюхивалась к хорошо ей знакомому травяному аромату…

Против ожидания, золотых пилюль лекарь Кате не назначил – ограничившись иглоукалыванием, и советом получше питаться, чаще есть фруктов, побольше гулять на свежем воздухе и почаще смотреть на красивые вещи, без желания ими обладать…

Увидев, как Семёнов без трепета отсыпает лекарю серебрянные таэли, Лена провела розовым кошачьим язычком по своим капризно надутым губкам:«Катя, шоб мне ежика родить! Но этого лоха мы с тобою выдоим досуха!»

(Примечание автора. Вообще слово «лох» преступный мир заимствовал в XIX веке из тайного языка бродячих торговцев вразнос – коробейников, или офеней. На офеньском языке (фене) «лохом» называли сохатого (от сохи) мужика: «Лохи биряли клыги и гомза» («Мужики угощали брагою и вином»).

Уже тогда у слова был оттенок несколько пренебрежительный, о чём свидетельствует форма женского рода «лоха» (или «солоха, лохушка») – дура, нерасторопная, глупая баба. Оно и понятно: бродячие торговцы вечно надували простодушных селян.

Но и мошенники-офени тоже не изобрели «лоха», а заимствовали его у жителей русского Севера.

Так в Архангельской губернии и в других местах издавна называли сёмгу – рыбу семейства лососевых. Беломорские лохи – рыба глуповатая и медлительная, а потому чрезвычайно удобная для ловли.

О чём свидетельствуют, например, поэтические строки Фёдора Глинки, писавшего в стихотворении «Дева карельских лесов» (1828):

«То сын Карелы молчаливый

Беспечных лохов сонный рой

Тревожит меткой острогой.»

Сейчас на Белом море, «лохом» называют «горбыля лошалого». То есть горбушу после нереста. Горбыль после нереста «лошает», заживо гниет перед тем как сдохнуть. Пройдохи собирают руками эту полудохлую рыбу и умудряются продать приезжим лохам.)

(Интерлюдия.

«Вероятно читателей ожидает неспешное перечитывание „Работ Исторической комиссии по описанию действий флота“ с форума „Мейдзи“ в разбавлении ряда мемуаров с некоторым количеством исторических, и не очень, анекдотов для „живости повествования“. – пишет мне Взыскательный Читатель…

Да! Очень хотелось бы почаще цитировать это весьма интересное и очень познавательное исследование… но, помилуй Бог! Семнадцать ведь томов… многовато будет!

Впрочем, не думаю, что милые барышни, для кого я пишу сей бульварный рОман, читывали хоть бы Егорычева (честно говоря, изрядно незаслуженно подзабытого)… а ведь я практически ничего не выдумываю!

Многие авторы, пишущие в ставшем вдруг популярным жанре альтернативной истории, отчего-то совсем не задумываются, что исторический процесс обладает колоссальной инерцией, поэтому не то что лёгкий толчок – а и поистине титанические усилия скорее всего не повернут ход Истории с магистрального пути.

События – да! вильнут немного в сторону, и всё возвратиться на круги своя…

Ну, (любимая, обсасываемая альтернативщиками косточка) потопят японцы при Цусиме три повреждённых русских броненосца, это каким-либо способом, что – повлияет на ИСХОД Великой войны?

Ни в коей мере.

Япония была обречена на поражение с самого начала!

Любителям подобных „альтернатив“ я рекомендую посмотреть не список кораблей, которые были построены во время войны в Германии по русским заказам, а список заказов АННУЛИРОВАННЫХ, за ненадобностью… так что максимум, что добьются япошки, это выигрыш нескольких месяцев – лишнего года они протянуть никак не могли…

А что я, как автор – слишком много уделяю внимание мемуарам, излишне перегружаю текст описаниями…

Ну… читатель должен же понять! Почему, например, тот же Рейценштейн поступил так, а не иначе… и почему пришлось заменить его… иначе на ум приходит только попадание в его, Рейценштейна, тело души известного von Echenbach -а, того самого капитана первого ранга, командира транспортного отряда Аральской Военной Флотилии, который на пиру у Эмира Бухарского на спор съел целый тюбик японской горчицы васаби… язву желудка себе он заработал, но чести Флота Российского не уронил! (Впрочем, автор взял, да и нехотя оскорбил отважного русского капитана… Дело было на самом деле так – спорящие должны были съесть по три порции васаби… фон Эшенбах употребил их умно – под водочку, а второй спорщик, Алмаз Справедливости, Его Величество Эмир Бухарский – пытался съесть так, с азиатским фатализмом – иншалла! В результате Российский Флот пополнился двумя минными крейсерами – соответственно „Эмиром Бухарским“ и „Капитаном Хамовым“… впрочем, Эмир от сего дара в Лигу содействия армии и флота не обеднел. Но язву потом в Мариенбаде таки лечил – к великой радости почитай-что всех немецких балерин… )

„А Двойников?“ – воскликните Вы, справедливо указывая на великолепную в своей увлекательной неправдоподобности книгу „Генеральная репетиция, или Микаса-Победитель“.

Вы знаете, коллеги, я прочёл эту довольно объёмистую книгу на одном дыхании, с перерывом на сон, еду и посещение ретирады… и могу воскликнуть вслед за Вами – „Манифик! Не верю!“

Коллега Глеб делает в своём труде ряд совершенно уникальных допущений… Ну, скажите, почему был должен подорваться „Петропавловск“?Ой, виноват, вначале Двойников угробил на одном минном заграждении у Талиенвана „Енисей“ и „Боярин“, причём утопил неповинного Степанова… Ой ли? Да „Боярин“ в реальной истории почто сутки продержался на воде, прежде чем его отбуксировали в Дальний (или как теперь, по политкорректному, Далянь… тьфу, гадость какая! Да пусть лучще желтороссы русский язык усердней учат, Вы не находите?)

Ну хорошо – а почему гений минной войны Макаров не дал команду протралить прежде Артурский рейд? Забыл? А начальник штаба – Молас? Тоже забыл? А Командир ОВР Лещинский? Раз забыл, два забыл – на третий раз, помилуй Бог! и честь надо знать?

Ну согласен, утопил Двойников Макарова – и осталась Россия без Великого Северного Морского Пути в 1937 году… ладно.

А что – других адмиралов в Артуре больше не было? Вот, порекомендую хотя бы мемуары Витгефта:„Упущенные победы“ (М, изд. Сытина, 1947) – чем не альтернатива? „Флиит -ин-биинг“, сам по себе остановит Японию, без всяких Эллиотов и Ютландов…

А чем Двойникову не угодил милейший и интеллигентнейший Николай Александрович? Отказывая русским адмиралам в логике на уровне второго класса классической гимназии, Глеб лепит из этого не случившегося Государя какого-то поистине дебила – который де смог устроить революцию буквально на пустом месте… Обыгрывая Кровавое Воскресенье, Двойников полагает, что Русский Царь побоится выйти к своему народу… А? Каково?

Притягивая Историю буквально за уши к единственному результату, победе Японии – Двойников пишет уже совершенно неправдоподобные вещи – например, про то, как снаряд, пробивший броню башни „Фудзи“ и воспламенивший боекомплект – одновременно привёл в действие систему пожаротушения… вот нарочно апроксимируйте площадь пожарной трубы на площадь подбойной вертикальной башенной брони – и посчитайте вероятность такого попадания… а? Не выходит каменный цветок? А вот у меня получилось 0.16%… наверное, у Двойникова вычислитель не той конструкции.

Нет, написать „Микасу-Победителя“ мог только очень талантливый человек… но Гофман с Шарлем Перро нервно курят в сторонке…»)

…«Катя, а сейчас вас куда… ах да… в тюрьму…» – Семёнов потемнел лицом…

Кстати сказать, тюрьма, располагавшаяся на – само собой, улице Тюремной – была одним из самых первых каменных зданий Владивостока… и была построена в далёком уже 1879 году, когда численность города не превышала 10 тысяч человек. Так что тогда каждый двадцать шестой владивостокский житель – сидел! Причем даже тогда, когда он ходил…

В самом начале 1904 года Владивостокскую тюрьму посетила комиссия Главного Тюремного Управления Министерства Юстиции России… и вот что она обнаружила:

«При официальной вместимости 1570 человек (из расчета 4 кв. аршина жизненного пространства на заключенного) в первый день посещения в учреждении содержались 2715 заключенных, в том числе 123 женщины, 136 несовершеннолетних и 24 иностранца. Половина заключенных находилась под следствием или ожидала вызова в суд первой инстанции. Еще 30% подали апелляцию или ожидали окончательного вступления в силу своих приговоров. В число остальных входили осужденные, занятые на ремонтных работах (148 человек), осужденные, ожидающие перевода в каторгу (147 человек) и транзитные заключенные.

В общих помещениях площадью 20 кв. аршин содержались, как правило, от 17 до 18 заключенных, в общих камерах площадью 33 кв. аршин – до 27 заключенных. Во многих камерах собственную постель имеет не каждый заключенный (наиболее вопиющим случаем, с которым встретилась комиссия, была камера площадью 20 кв. аршин с восемью койками, в которой содержались 25 человек), и заключенные по очереди спят на имеющихся койках и на полу, а остальные стоя ждут своей очереди.

Отрицательные последствия переполненности усугубляются тем, что окна камер (в том числе камер в отделении, где содержатся больные чахоткой) закрыты сплошными металлическими ставнями – „кормушками“, которые серьезно ограничивают поступление естественного освещения и свежего воздуха. И к лучшему – добавим мы, потому что в окнах многих камер отсутствовали стекла, в результате чего температура в помещении была весьма низкой. Что касается искусственного освещения, которое используется круглые сутки, в виде сальных свечей, то во многих камерах оно было явно недостаточным. Уровень гигиены также вызывал сомнение: в некоторых камерах члены комиссии видели тараканов, а заключенные рассказывали также о наличии мышей и крыс.

Оборудование камер состояло из двухъярусных нар с матрасами, набитыми свежей соломой, выносной параши на уровне пола, иногда с загораживающей занавеской, и умывальника с холодной водой. Санитарное оборудование, как правило, находилось в плачевном состоянии, у многих параш отсутствовали крышки, у ряда умывальников отломаны соски.

Во время посещения в одной из камер площадью 12 квадратных аршин без нар содержались 18 несовершеннолетних женщин, ожидающих перевода; в камере было настолько холодно, что они стояли, тесно прижавшись друг к другу, чтобы сохранить тепло. Кроме того, хотя дело шло к вечеру, а несовершеннолетние женщины находились в камере с раннего утра, им не было предложено никакой пищи.»

Ну, это понятно… война! Готовилась партия «невест» на Сахалин, да и застряла, до особого распоряжения… кормить же их никто не подряжался.

Что такое «сахалинская невеста»? А это, после отбытия срока каторги арестант получал звание ссыльного поселенца, ему выдавали из казны топор, лопату, мотыгу, 2 фунта веревок и на 1 месяц провизии – 30 фунтов рыбы, 15 фунтов солонины и 1, 5 фунта хлеба. С этими запасами на собственной спине поселенец отправлялся в глухую тайгу верст за 20, а то и за 50, где должен был построить дом и разработать участок земли.

Если же поселенцу удавалось построить дом, то он получал в виде ссуды корову и лошадь, а если поселенец был не семейным, начальство выдавало ему в сожительницы одну из прибывших на каторжные работы женщин. Женщины стали ссылаться на Сахалин с 1884 года и находились в тюрьме только пока длилось следствие, а затем отбывали особую, сексуальную, каторгу. При этом администрация не предоставляла женщинам права выбора себе сожителя, а распределяла их по своему усмотрению.

Так что перспективы у Кати и Лены были весьма радужные – например, стать рабынями такого уникума, как известный душитель Комлев, убивший 13 человек и осужденный на 55 лет каторги… выполнявший роль палача в Воеводской тюрьме, он жил расконвоированным вольняшкой, в своём дому, кум королю – вот только сожительницы у него мёрли, как мухи…

…«Ой, да Господь с Вами!» – начальник Владивостокской тюрьмы полковник Орясьев замахал на Семёнова руками…

«Какие сложности, что Вы! Вот у нас давеча надзиратель Оболмасов шесть ссыльно-каторжных на улицу погулять выпустил, а они, ракальи, вместо того, чтобы в Народный дом имени Пушкина на лекСию сходить, взяли, и купца Пронькина на тысячу сто пять рублей облегчили – вот, это была сложность…

Только вот я не понимаю – отчего Вы прямо в Каторжную слободку не отправились? Не слыхали? Да у нас она просто Каторжанкой именуется, и располагается всего в двух верстах от центра города в долине Первой Речки. Там, да – ещё в 73 году там были поселены первые 30 семейств каторжан, которые по нарядам полиции выполняют различные тяжелые и грязные работы по благоустройству города.