Текст книги "Раскинулось море широко"

Автор книги: Валерий Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

В Морском Корпусе на бронзового Нахимова гардемарины-выпускники, поименованные в мичмана, тоже тельняшку одевали – и кадеты не могли это не знать! И не могли не знать – что ТАМ – тельняшка была новая, чистенькая…

Всё теперь понятно? А Невельскому -то от этого не легче…

А сейчас – посередь зимы – выпуска не предвиделось… а на памятник какой-то супостат опять покусился!

На этот раз – он платочек бабий нацепил… и губы кармином накрасил…

«Вот, извольте… беленький, и даже с вышивкой – бабочка над цветочком…»

«Э-э-э… это нэ платочек.»

«А что тогда?»

«Видите ли, в Японии невесте, кроме длинных золотых шпилек, надевают налобник – цуно-какуси – из белого шелка. По поверью, он должен скрывать „рога ревности“, якобы проростающие у каждой девушки, как только она станет супругой – ну, не тебе, Петя, мне это рассказывать… В смысле, ты же в Восточном Институте учился! Хе-хе. Да, определённо цуно-какуси, смотрите, какой крой интересный… Вот это самое – и повязали…»

«Экое декаденство, Владимир Иванович, Вы не находите? Из пустой забавы такую дорогую вещь выкинуть…»

«Ну, где там наш пациент? Преступим, Петя, к операции? Каков предварЫтельный диагноз, коллЭга?»

«Да что там, Вася – предлагаю начать с массажа почек… Владимир Иванович, посидите покамест в дежурке, „Русский Инвалид“ почитайте… а мы пока инвалидом японским займёмся…»

«А он что – инвалид?»

«Кто, японец? Вот уж не знаю… но ежели будет упираться рогом – определённо им станет…»

… Через час Семёнов, вдруг с ужасом осознавший, что он, перелистывая страницы старейшего военно-исторического журнала, как-то машинально съел все доверенные ему шкуркинские пирожки – всё ещё продолжал прислушиваться к ритмическим, глухим ударам – точно по бетонному полу хлестали скрученной в жгут простынью… причём прачки работали очень добросовестно.

Наконец из коридора вышли Шкуркин и князь Сацибели – усташие, взмокшие от пота…

«Ну что… указанный субъект – обыкновеннейший ронин…»

«Кто-кто?»

«Да… – князь щепочкой начертил на крышке стола что-то вроде, – ро:нин, буквально, „блуждающие волны“, бродячий самурай… бесхозный, в смысле – не имеющий сюзерена… решил было он, будучи без средств к достойному существованию, обратится к дайме Тёсу, но получил отказ. Из-за этого, не желая служить кому-либо другому и оставаться в ненавистном положении ронина, решил убить себя. Пришёл это он на могилу „Сорока семи ронинов“, достал любимую катану, коврик постелил… Да тут обратился к нему некий господин – говорит, раз тебе всё одно помирать – лучше тебе быть благородно убитым во имя Отчизны! Долг – тяжелее горы, смерть легче пуха… и всё такое!

Приехал он во Владик под видом садовника, поселился у Безымянной… а по означенному сигналу вышел в город и стал рубить всех встречных-поперечных… всё.»

«Как всё? А адреса-пароли-явки?»

«Увы. Откусил себе язык, сын Аматерасу…»

«Как это – откусил?»

«Да уж известно как – зубками-с…»

«М-да… тяжёлый народец… какой он сигнал-то получил? И каким образом? Не по радиоэфиру же, ха-ха…»

«Па-а-авел Васильевич, а что Вы про японскую повязку говорили?»

«Это не я, это князь… ах, чёрт меня побери! Ищем рукавицы, а они за поясом! Верно ведь! Ведь никто, кроме истинного японца, ничего бы не понял, не догадался… постой, постой… это что же – вроде сполоха?! И сейчас… начнётся?!»

«Уже началось.»

У самых дверей участка, словно в подтверждении этих слов, раздался истошный бабий визг: «Ой, рятуйтя! Ой, спасите – поможите!Ой, убил-зарезал!!»

Первым из дверей выскочил Семёнов, крепко сжимая в руках схваченный по дороге голик…

«Господи, на что мне веник-то, да ещё обшарпанный!» – пронеслось молнией у него в голове…«Лучше бы я табуретку схватил… впрочем, поздно об этом… да и помогла бы мне та табуретка? Против меча-то! Ну, всё одно – покажем господам полицейским, как умеет умирать офицер Русского Флота!»

Морозцем перехватило дыхание… Семёнов оглянулся… под великолепными небесами, с которых сияли огромные звёзды (ночь считалась лунной – и посему Владивостокская городская земская управа экономила на уличных фонарях)… в их голубоватом свете прямо перед крыльцом заламывая толстые, сдобные руки, причитала дородная баба… перед ней на четвереньках стоял мужичок неопределённого возраста – как видно, потерпевший…

«О-ой, горе -то какое-е-е… где зарплата, аспид? Куда ты её дел? Не может быть, сволочь, что ты ея ВСЮ пропил?»

И дама наградила страдальца изрядным пинком… тот качнулся вперёд, боднул лохматой головой стену участка, так, что отчётливо бумкнуло, и счастливо засмеялся:«Всю! Как есть всю! Ничего тебе, лярва, курва курляндская, не оставил!»

«О-о-о, горе то како-о-ое! Чтоб ты-ы-ыи-и – сы-ы-до-о-ох! Чтоб тебя разорва-а-а-ало…»

Семёнов швырнул в бабу голик, который ещё машинально сжимал в руках, от чего последовал новый взрыв праведного негодования – и примирительное бурчание расточителя семейных ценностей, плюнул в сердцах под ноги и повернулся к двери… на крыльце стоял Шкуркин, с совершенно невинным выражением лица: «Владимир Иванович, Вы другой раз так-то вот не вымахивайтесь… не ровен час, прохватит морозцем, и до ангины не далеко…»

За его спиной тревожно зазвонил телефонный аппарат…«Не верю!» -Воскликнул Взыскательный Читатель… Напрасно! Первый телефон зазвонил на берегах Амурского Лимана в 1884 году! И если тогда телефонная сеть объединяла всего 25 номеров, из них двадцать – принадлежали военному, морскому и железнодорожному ведомству – а остальные абоненты были самые главные городские чиновники… то ко времени нашего рассказа Центральная Станция на улице Светланской, дом 57 обслуживала уже 500 абонентов! Простой обыватель, который по своим достаткам мог купить в «Кунст и Альберте» телефонный аппарат фирмы «Сименс» и был готов вносить вполне приемлемую абонентскую плату – успешно пользовался этим чудом техники… )

«Алё-алё! Кого прислать? Куда прислать? Я вот тебе сейчас наряд пришлю…

Барышня ему титястая, видете ли, в номера „Бристоль“ понадобилась… наглость какая… Дежурный! Гуляйбаба!»

«Я…»

«Это случаем, не ты здесь, милый друг, сутенёрствуешь?»

«Господь с Вами, господин помощник пристава… как Вы и подумать-то только могли о таком!»

При этом глазки Гуляйбабы как-то подозрительно бегали…

«Смотри мне! Узнаю – вылетишь из полиции быстрее визга!»

Телефон вновь пронзительно зазвенел…

Шкуркин, зловеще поглядывая на вмиг покрасневшего, как рак, Гуляйбабу, неторопливо, с садистским выражением лица, снял трубку… и издевательски-ласково произнёс:«Да-а-а? И кого же Вам прислать? Барышню? Мальчика? Собачку?Кого-кого? Наряд полиции? А зачем?»

Построжев лицом, Шкуркин выдохнул:«Ждите, сейчас будем… господа, по коням – у „Золотой Тайги“ – форменная резня!»

Все присутствующие, возглавляемые враз повеселевшим Гуляйбабой, кинулись во двор… по дороге они забегали в открытую оружейную комнату, где седой унтер первым делом выдавал им бронежилеты…«Автор окончательно сбрендил!» – подумает Взыскательный Читатель, и будет не прав…

«При частых столкновениях со злоумышленниками, вооруженными усовершенствованным огнестрельным оружием, чинам полиции постоянно приходится рисковать жизнью, – отмечалось в материалах русской полиции. – Поэтому настоятельной необходимостью является защита охранителей и исполнителей закона от действия вражеских пуль». На проведённом Начальником Департамента Полиции открытом конкурсе победил бронежилет, разработанный капитаном полиции А.А. Чемерзиным. Внешне он отвечал всем предварительным требованиям: был легким, гибким, удобным, дешевым. Заключительное слово осталось за испытаниями.

К проверке панцирей подошли с полной серьезностью. Испытания проводились на стрельбище Усть-Ижорского учебного полигона, и в них принимали участие различные виды огнестрельного оружия -от револьвера Кольта до пистолета Браунинга. Такое многообразие не вызывало удивления у участников испытаний: сотрудникам полиции на тысячекилометровых пространствах Российской империи приходилось сталкиваться практически со всеми видами огнестрельного оружия.

Изготовлялся бронежилет из кованой стали, что значительно повышало сопротивляемость огнестрельному оружию. При массе от 16 до 18 фунтов (6, 4 – 7, 2 кг) панцирь надежно держал пули при стрельбе из маузера с любого расстояния. Гибкость панциря достигалась за счет особого способа соединения пластин: в нем можно было сидеть, сгибаться, наклоняться, бегать, совершать различные движения руками. Таким образом, бронежилет не сковывал действий сотрудника полиции при задержании преступника.

Панцирь можно было не снимать в течение нескольких часов, и тело не уставало. Он был подбит плотным слоем ваты, который поддерживался с нижней стороны жестью. Как показали испытания, пуля, даже пробив металлические пластины, застревала в вате. Снаружи панцирь был обшит плотной тканью. Бронежилет стоил баснословно дешево – 15 рублей. Это цена равнялась себестоимости панциря, так как полицейские изобретатели отказались делать деньги на здоровье и жизни своих товарищей. Вот так-то… )

Облачившись в панцири – полицейские получали личное оружие – казачьи винтовки Мосина… наганы и шашки они и так имели при себе…

Вооружился и Семёнов – очень недовольный полученным «обрезом» – что за дело, даже штыка и того нет… впрочем, на безрыбье – по волосам не плачут…

Револьвер-то казённый так и пребывал на дне чемодана, в камере хранения, на вокзале…

Команда «По коням!» – имела смысл буквальный… оседлав полицейскую пролётку, со звонким цоканьем копыт по торцовой мостовой, стражи порядка помчались к злачному месту…

«Красива Амура волна,

И вольностью дышит она.

Знает волна -

Стерегут ее покой.

Спокойны реки берега,

Шумит золотая тайга.

Дышит волна

Ее чудной красотой.»

Да так и было… пока среди золотых стволов величавых кедров не вырос город… а город – увы, не только столица огромного края, не только центр культуры и науки, не только база наших крейсеров – но и место, куда стекались те, кто уж очень свободно трактовал слово «Воля»! Скорее – как «Вседозволенность»… были такие места – куда и полиция-то входила с опаской.

Одним из таких мест была гостиница «Золотая Тайга»… содержалась она купцом третьей гильдии Фунь Суньяном… и была оформлена в художественном стиле Золотой Империи Чжурчженей… что значит душный красный цвет, очень много сусального золота, ковров и занавесей… которые скрывали уж очень многое… тут и опиум покуривали, и дарили минутную радость за скромное денежное вознаграждение, и случалось – некоторые постояльцы заканчивали свой путь в Уссурийском заливе, с камнем на шее… Шкуркин давно на этот притон зуб точил – да всё было как-то заняться недосуг… тем более, что околоточный Гуляйбаба постоянно твердил – «Шо тама усё в полном порядке!», а жалоб никаких ни от кого никогда не поступало… честно говоря, околоточного понять было можно – Гуляйбаба был в «Золотой Тайге» совладельцем… а что Вы удивляетесь – в Новониколаевске сам полицмейстер Виниус владел (через третьих лиц, понятное дело) местным домом терпимости! И вот-там точно уж был порядок…

А в «Золотой тайге»… Вот тебе и порядок – дожили… режут!

Резали уже довольно долго, упорно и ответственно, прямо говоря – на совесть…

Трое азиатов в кимоно незамысловатого цвета роиро (то есть просто чёрный, в унисон которому были ножны их мечей), но зато с замысловатыми эмблемами в пяти местах – на спине между плечами, на груди (справа и слева), и на обоих рукавах, вошли через парадный вход, украшенный извивающимися драконами – тоже, понятно, вульгарно-золотыми, с красными пастями… Не мудрено, что их никто не остановил на входе – потому что здоровенный вышибала уже хрипел под крыльцом, тщетно зажимая обеими руками разрубленное горло…

Стильные хакама незнакомцев были по-походному заправлены и в наголенники. На их кимоно и хакама сверху были надеты хаори тёмного цвета. Несходящиеся полы хаори у каждого скреплялись спереди белым бантом, который изящно гармонировал с белыми фамильными гербами. Простота и функциональность.

За широкие пояса незваных гостей – лезвием ВВЕРХ – были заткнуты изящные катаны и их младшие братья – вакизаси…

Именно изящные… в отличие от варварского великолепия китайских мечей их стиль можно было описать буквально четырьмя словами – ваби, саби, сибуй и югэн…

Для тех, кто не силён в «нихон-то», поясняю охотно…

«Ваби» – это отсутствие чего-либо нарочитого, вычурного, броского, то есть вульгарного. Это мудрая сдержанность, красота самой простоты.

«Саби» – дословно «ржавчина». Этим понятием передается прелесть некоторой потертости, особого налета времени, патины, следов прикосновения многих рук. Считается, что время способствует выявлению самой сути вещей…

Сибуй – то, что человек с хорошим вкусом называет красивым. Сибуй – это окончательный приговор в оценке предмета. На протяжении столетий у жителей Островов Восходящего Солнца развилась почти мистическая, интуитивная способность распознавать качества, определяемые категорией «сибуй». Это красота естественности плюс красота простоты. Перевести это практически невозможно – как невозможно научить гайджина понимать, что же это такое, сибуй!

«Югэн» – ещё более загадочное и трудноуловимое понятие. Постичь его – значит постичь самое сердце страны Ниххон… Тайна состоит в том, чтобы вслушиваться в несказанное и любоваться невидимым. Это мастерство намека, прелесть недоговоренности. У живописцев, чуть касающихся лёгким пёрышком с акварельной полутенью листа матово-жемчужной бумаги, есть крылатая фраза: «Пустые места на свитке исполнены большего смысла, нежели то, что начертала на нем кисть». Югэн – это та красота, которая лежит в глубине вещей, не стремясь на поверхность.

И вот три изысканных эстета вступили в чудовищно вульгарное золотое преддверие «Золотой Тайги»…

К сожалению, первым – кого они встретили – оказался сам старый и мудрый Фунь Суньян… увидев вооружённых незнакомцев, он глубоко вздохнул, печально потупил глаза и тихим голосом спросил:«Не собираются ли преждерождённые обнажить мечи в его доме?»

Ответом было: «Да, я сейчас сделаю тебе сечение от плеча вниз.»

Фунь поднял глаза и дерзко посмотрел врагу в лицо: «Жаль, что меня не предупредили. Я бы наглотался камней и испортил твой меч!»

Первая кровь брызнула на тяжёлый красный ковёр…

«Однажды к Ягю Мунэнори, которым созданы знаменитая по сей день школа Синкагэ-рю и не менее знаменитый трактат „Хэйхо кадэн сё“ пришел один из помощников сегуна и попросил разрешения обучаться искусству фехтования. Взглянув на него, Мунэнори сказал: „Господин, о чем вы говорите? Я вижу, что вы уже владеете искусством фехтования. Я принимаю вас таким, какой вы есть. Вы можете считать себя моим учеником, не учась у меня“.

„Но… господин, – ответил тот, – я вообще не обучался искусству фехтования!“

Тогда Мунэнори спросил: „Если так, должно быть, какое-то прозрение сделало вас таким?“

„Господин, – сказал ученик – однажды, когда я был еще ребенком, мне довелось услышать, что всё, что необходимо самураю – это презреть собственную жизнь. Я задумался над этим, и через несколько лет мне стало ясно, в чем смысл. С тех пор я не думаю о смерти. Больше у меня не было никакого прозрения“.

Мунэнори был очень растроган. „Теперь я понимаю, в чем дело. Только в этом одном и заключается высшее мастерство фехтования. У меня были сотни учеников, но ни в одном из них я не видел этого высшего начала. Вам нет нужды брать в руки меч. Вы достигли совершенства самостоятельно!“

И Мунэнори тут же вручил ему документ, подтверждающий мастерство».

Три самурая в «Золоте Тайги» – вполне могли бы тоже претендовать на такую бумагу!

Имея из защиты – только ткань на плечах и мужество в сердцах – они прошлись через выскочивших из сеней (тоже, разумеется, красного цвета) Красного терема цзаофаней – как новоизобретённая конная сенокосилка фирмы МакКормик, выпускаемая в подмосковном посёлке Люберцы…

Тут блистали и татэ-гири, когда меч движется вертикально, и совершенно непривычные европейцу агэ гияку касэ-гири, когда после вычерченной в воздухе «восьмёрки» клинок резал, уходя назад – от пояса вверх до шеи… и цуки – не такие зрелищные – как отрубленная голова или напрочь разваленная грудная клетка – но такие же смертоносные уколы…

Это действо напоминало бы балет… если бы огромный красный ковёр под ногами не хлюпал бы уже – точно моховое болото…

«А кто были эти воинствующие эстеты? И почему они пришли именно в это попсовое заведение? И кто тогда телефонировал в полицию? А пожар будет? Хотелось бы ещё и пожара…» – с очаровательной непосредственностью спрашивает Взыскательный Читатель…

Нет бы просто расположиться поудобнее в мягком кресле, с коробкой попкорна в натруженных руках – и предаться созерцанию прекрасного… всё-то надо знать!

(Ретроспекция.

В уже далёком 1868 году в Японии произошла «революция Мейдзи»… ну произошла и произошла! Молодые реформаторы провозгласили восстановление власти Императора и приступили к созданию современного государства, та хай им грэць!

Только вот не прошло и месяца после революции, как главный министр Сандзе Санатоми сформулировал основной постулат внешней политики новой Японии: «Мы должны помнить, что ВСЕ зарубежные страны являются нашими национальными врагами. Кто наш ГЛАВНЫЙ национальный враг? То государство, которое борется за богатство посредством постоянного развития своего мастерства и техники, кто стремиться превзойти остальных! И то европейское государство – которое ближе всех!»

Разумеется, из всех европейских государств – ближе всех была ничем не угрожавшая Японии Российская Империя…

В 1881 году в Стране Восходящего Солнца была образована Кэмпэнтай – национальная тайная полиция, которая находилась в подчинении военного ведомства… Кэмпентай производила аресты и имела полномочия на вынесение приговоров без суда и следствия, при этом её власть распространялась как на японцев, так и на иностранцев… тут в виду имеются люди! Китайцев и корейцев они – за людей просто не считали…

Однако всему есть предел… и вот для того, чтобы действовать вообще без всяких пределов – Кэмпентай в 1882 году приняло участие в учреждении общественной организации – «Геньеса»…«Чёрный океан»…

«Чёрный Океан» возник как тайное политическое и религиозно-философское -куда уж без того – общество, главной задачей которого было «поместить под единый покров святую особу Императора и все народы Азии». Не более и не менее – «четыре угла света под одной крышей». Крышевать белый свет решили они сами.

«Чёрным Океаном» были созданы школы в Хоккайдо, центр подготовки в Ханькоу и школа по обучению философии цзен во Владивостоке…

Вот, например, как изучали цзен на улице Шкотовская, дом 47…

Срок обучения составлял два года. Курсанты изучали русский и китайский языки, жиу-житцу, искусство гримирования, умение отвечать на допросах, ведение слежки и массу иных философских дисциплин… например, как нравится женщинам и сохранять их привязанность…

Возглавлял философов Котаро Хираока… Вместе с опоясанным двумя мечами высшим авторитетом ронинов Митсуру Тояма он снабжал информацией японскую армию и флот! Тысячи их агентов наводнили Дальний Восток…

Действуя под видом маленьких людей – мелких торговцев, парикмахеров, прачек, домашней прислуги – через резидентуры в Инкоу и Цжиньджоу, они осели в Порт-Артуре, Владивостоке, Николаевске… да практически во всех городах и даже селениях, где были расквартированы русские войска или части Заамурской пограничной стражи… где строились фортификационные сооружения, мосты или тоннели…

Кураторами содержателей опиекурилен, фотографов, лавочников, приказчиков, поваров, официантов, проводников в пассажирских поездах, боев в гостиницах – были как правило, кадровые офицеры Генерального Японского штаба, который был создан в 1878 году… резиденты обычно руководили небольшими шпионскими группами, и через связников (которые перемещались по стране под видом бродячих розничных торговцев или носильщиков – кули, погонщиков скота или просто нищих) регулярно передавали донесения, наколотые острейшей иголкой на прозрачной полосочке рисовой бумаги…

Донесения помещались в полые подошвы обуви, вплетались в манджурские косички, вставлялись в полые коронки зубов… иногда курьеры проглатывали контейнер с донесением… Обучая агентов, Хираока во время лекции на их глазах глотал виноградину… а в конце лекции – выплёвывал изо рта совершенно невредимой!

Присяга «Черному океану» звучала так: «Клянусь выполнять любые приказы моих начальников, и если понадобиться, я скорее убью себя, чем выдам их секреты. Если же я предам Императора, то пусть будут прокляты и умрут страшной смертью все мои близкие, а меня ждёт ад ещё на земле!»

Подготовку к войне с Россией «Чёрный океан» начал в 1892 году. получив от правительства Японии чудовищную по тем временам сумму в 12 миллионов золотых рублей… Кроме того, все японцы, проживавшие в Сибири, освобождались от воинской повинности – при условии, если они просто предъявляли своему консулу удостоверение о месте своего проживания…«Чёрный океан» всеми силами способствовал переходу своих членов в российское подданство – особенно поощрялось крещение по православному обряду…

Автор преувеличивает? В январе 1904 года начальник Амурского ГЖУ полковник Глоба обратился к Директору Департамента Полиции Лопухину за указанием о привлечении к уголовной ответственности русского подданного Акима… ну Аким и Аким… урождённый Хагино Кадама, в крещении Иоаким, владелец прачечной… на вывеске «Аким Зайцев»…«постоянно посещал Владивостокский вокзал, во время прибытия воинских поездов подходил к продовольственному пункту, получает много писем из Харбина и Мукдена, после прочтения кои сжигает…» А может, он нежно любил паровозы? И ещё был немножечко пироманом… Да и где Владивосток, а где Питер… долго почта казённая ходит!

Так что, когда пришли было за Акимом бравые жандармы – полковник разведывательного отдела Первой Императорской армии Хагино уже отбыл в Токио… Потом дослужился до прозвища генерала-топора… за высказывание, что в политике острый топор лучше тупого кинжала…

Да, мы ведь хотели узнать, откуда во Владивостоке взялись бравые меченосцы?

А это ещё один член «Чёрного Океана» Фуццо Хаттори организовал в 1898 году школу Кен-дзюцу… путь воспитания человеческого характера посредством применения принципов Меча. Школу охотно посещали господа русские офицеры – при этом Хаттори так сильно их уважал, что не только проводил с ними бесплатные занятия… но и устраивал для них интимный отдых со специально выписанными с Хоккайдо юдзё… как, говорите? Гейши-с? Так на что нам накрашенные, как фарфоровые куклы, играющие на сямисене и изящно наливающие зелёный чай дамы в высоких причёсках и драгоценных кимоно… Нам бы что попроще… с которыми можно поговорить за жизнь, пожаловаться на тупое начальство и злую жену… а она, милочка, будет сострадательно качать головушкой, не забывая подливать тебе в фарфоровую чашечку сливовое винцо…

Выбор девушки оформлялся полуофициальным договором, и чтобы со временем сменить юдзё на ее коллегу, требовалось получить согласие обоих. Юдзё становилась как бы второй или «временной» женой клиента. Клиенты довольно часто влюблялись в юдзё, и те иногда отвечали клиентам взаимностью. Богатый клиент, например вдовец, имел право выкупить юдзё и даже жениться на ней, но это было очень дорого и потому очень редко!

Поэтому практиковались различные виды любовных клятв, знаков и договоров – татуировки, вышивки на одежде и даже взаимное отрубание мизинцев. А иной раз происходили двойные самоубийства (синдзю) – считалось, что люди, соединившиеся в смерти, соединятся и в следующем перерождении.

Кстати говоря, офицерские жёны в свою очередь, предпочитали, чтобы мужья заводили официальных любовниц-юдзё, а не шлялись по соседкам. Замполитов на них не было!

Разумеется, информация секретного характера утекала полноводной рекой… так, японскому Генеральному штабу были известны такие сведения, как, например, сколько солдат и продовольствия может дать губерния в случае войны, пропускная способность КВЖД, размещение орудий на батареях Владивостока, сектора обстрелов и дальность стрельбы… автор не представляет, что нужно сделать с русским артиллеристом, чтобы он обсуждал со своею барышней подобные вещи, находясь в интимной близости… извращение какое-то…

Но не только сбором информации занимался Хаттори… его задачей было проведение диверсий и организация террора! Сломить врага духовно еще до начала боя – вот что требовали от него его наставники из «Черного Океана»… и когда на памятнике русскому адмиралу появились знаки, показывающие, что японский самурай использует его как женщину – он отдал приказ начать уничтожение своих клиентов, любивших предаваться – что там говорить – блуду – в «Золотой Тайге»…

И не пришло в голову Хаттори – что этот сигнал должен был появиться только лишь тогда – когда японская эскадра подойдёт к Владивостоку, и что кто-то таинственный – его преждевременное, а потому совершенно напрасное выступление, искусно спровоцировал… не рассуждающее подчинение имеет свои уязвимые места!)

… С трудом оторвав тяжёлую голову от обтянутого скользким золотистым шёлком подголовного валика («Ох уж эти азиаты – и подушек завести не умеют!») поручик Ржевский откинул в сторону сиреневые, тоже шелковые простыни и во всём своём великолепии даже не встал, а именно воздвигся на широкой четырёхспальной кровати, под тяжёлым красным парчовым балдахином над витыми золочёными колоннами…

Матрас, набитый морскими водорослями, очень полезными для мужского здоровья, негодующе заскрипел…

Поручик, почесав, основательно поскребя пятернёй – вовсе не то, что Вы подумали, а просто дремуче-мохнатые шерстяные заросли на своей могучей, богатырской груди – спрыгнул на пол, покрытый золочёными циновками… Пол гулко отозвался на приземление шести пудов – сплошных мышц, и никакого жира…

После чего снова с удовольствием почесал – но уже именно то самое…«У меня мурашки от моей Наташки…»(с)

С покинутого королевского ложа донёсся нежный, тонкий голосок:«Ванья… а ты митися не пробовар?»

«Пробовал, Мияко… каждый год – обязательно хожу в баню, почему-то не помогает!»

«Ти куда, мой рюбимый?»

«Пойду разберусь, кто это там визжит в сенях… и что происходит, чёрт его побери? И по ночам уже покоя нет! Мне завтра караул заступать, мне выспаться нужно… а они визжат, как будто их хватают за обгорелые места…»

«Ванья, не ходи! Горос кричар мужской!»

«Вот и я говорю, что мужской! Содомиты проклятущие, нигде от них житья не стало… в бане мыло опасаешься поднять!»

«Ванья, харат хотя бы накинь…»

«Ой, не видали они меня здесь… без халата! Ну уж ладно, так и быть…»

Накинув на плечи расписанный драконами гостиничный халат – но не посчитав нужным не то что завязать, а попросту его запахнуть – Ржевский вышел в коридор, балконом на уровне второго этажа опоясавший прихожую…

В свете горящих под потолком семилинейных ламп картина внизу открывалась вполне роскошная… Очень похоже на верещагинский натюрморт:«Поручик Ржевский при штурме Пекина».

Почему натюрморт? Так на картине взвод китайцев изрублен поручиком в капусту, а сам поручик, его кобыла и обе его дамы – мертвецки пьяные…

Мгновенно оценив ситуацию и от этого моментально протрезвев, Ржевский бросил через плечо:«Дверь запереть! Никого не впускать! Громко кричать – „Горим, Пожар!“»… после чего вцепился обеими руками в перила… напрягся, так, что покраснела жилистая шея – и с громовым треском оторвал узорчатую дубовую, прихотливо изогнутую деревяшку… перехватил поудобнее, притопнул босой ногой сорок шестого размера и шагнул к лестнице, по которой уже поднимался самурай, изящным движением отряхивающий клинок от крови… и иных биологических жидкостей…

Катана стремительна, как молния! Но самурай чуть замешкался с ударом – усмотрев меж распахнутых пол халата русского удивительнейшее чудо природы… вроде бы, ничего особенного… но! «Размер – имеет значение…» (с) А ведь это ещё и в нерабочем состоянии…

И этого чуть хватило – чтобы Ржевский взмахнул своим оружием!

Дорогой Взыскательный Читатель! Слыхали ли Вы, как гудит над таёжными просторами зимний ураган, с корнем вырывающий из земли вековые кедры? Такой же гул пронёсся над лестницей, прежде чем, крутанувшись в воздухе, русско-китайская дубина, именуемая по научному ослоп, с сырым хлюпающим звуком, как от забиваемой в сырую землю сваи, обрушилась на бритую с висков японскую голову…

Голова выдержала – но ушла в плечи по самые уши… впрочем тот факт, что крови не наблюдалось, ни о чём не говорил… потому что на аристократическом удлинённом черепе самурая тут же нарисовалась длинная продолговатая вмятина, а из ушей полезло что-то серо-белое… без единой жалобы на злую судьбу японец обрушился спиной на красно-лаковые ступеньки, и постукивая по ним затылком, сполз вниз…

«Цветущей сакуры ветки

Не долго радуют взгляд.

Пришёл к котёнку хищный полярный зверёк!»

Второй самурай, скользя деревянными подошвами сандалий-гэта по кровавым лужам, промчался – точно перелетел – через весь зал и единым духом взмыл в воздух – в прыжке вздымая смертоносную катану – но был остановлен пинком босой богатырской ступни – с чёрной пяткой и кривыми, жёлтыми, загнутыми коготками… по субъективным ощущениям самурая, его лягнула лошадь…

И лучше бы его лягнула лошадь! Потому что у лошади, кроме копыт – ничего нет, а у Ржевского была ещё и дубина… которой он тут же и воспользовался! Пригвоздив мощным ударом к полу рухнувшего вниз, сбитого в полёте японца…

Третий самурай хладнокровно засунул меч за кушак, и в его руках что-то блеснуло…

Секунду спустя Ржевский с интересом рассматривал вонзившуюся ему в грудь металлическую звёздочку сюрикена…

А в воздухе – уже пел смертельную песню второй сюрикен…

Поручик взревел раненым сибирским медведем, и волоча за собой дубину, пошёл на японца… а тот, стоя на одном месте – все метал и метал свои сюрикены… и скоро грудь, живот, лицо русского – были уже залиты потоками алой крови… Спотыкаясь, скользя, русский витязь приблизился к японцу – который снова выхватил катану, готовясь его рубить… и вдруг рухнул на колени… схватил обеими руками набухший кровью ковёр и дёрнул на себя…

Японец рухнул на спину… а поручик Ржевский огромным львиным прыжком, прямо с колен – обрушился на него сверху…

Схватив своими скользкими от крови руками японца за голову, он рванул её на себя… послышался хруст кости и шелест рвущейся плоти…

Голова японца с испуганно вытаращенными глазами уже недоумевающе хлопала ресницами в руках Ржевского… а обезглавленное тело всё ещё скребло руками, пытаясь вытащить короткий вакидзаси…