Текст книги "Раскинулось море широко"

Автор книги: Валерий Белоусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

«Нет»

«Катя, не дурите уже мине голову… що случилось?»

«Мы уйдём, а он?»

«А… так вот воно що… ну, как говаривал мой дядя Моня, усех не переброешь… будет у тибе ещё один попик… или даже и не один! Я тибе это обещаю.»

«Нет.»

«Ой, азохан вей! Евреи, где вы? Придите уже скорее до мЭне, и посмотрите на эту дуру! Она таки серьёзно собралась ехать до самого Сахалина, чтобы катать там тачку… или Вы, Катя, предпочитаете рубить лес? Так я Вам, Катя, скажу, шо лично я тот лес не сажала…

А ну быстро, поднимай свою тощую фегу, майне либер штерне, унд киш ми аллес вельт ин дер тухес… давай, время дорого, я тебя умоляю!»

«Нет».

«Ну почему?!»

«А он?»

«Дура. Он же на Камчатку, а ты на Соколий, он ссыльный, а ты каторжная…»

«Ну, до Владивостока – всё вместе…»

«Ай! Та провались ты, дурища! Та заебись ты раком! Та шоб ты… ладно. Вместях – значит вместях. В конце концов – и на Сокольем как-то люди живут…»

Эх…«На Байкале я была – золото копала, если б не было пизды – с голоду б пропала…»

Садись поближе, дура… писню заспиваемо…

«На Молдаванке музыка играет,

Кругом веселье буйное шумит,

А за столом пенензы пропивает

Пахан Одессы Костя-инвалид.

Сидит пахан в отдельном кабинете,

Марусю поит розовым винцом,

А между прочим держит на примете

Её вполне красивое лицо.

Он говорит, закуску подвигая,

Вином и матом сердце горяча:

– Послушай, Маша, детка дорогая,

Мы пропадём без Кольки-Ширмача.

Торчит Ширмач на Ладожском канале,

Толкает тачку, стукает кайлой,

А фраера вдвойне богаче стали -

Кому их щупать опытной рукой?!

Езжай же, Маша, милая, дотуда,

И обеспечь фартовому побег.

Да торопись, кудрявая, покуда

Не запропал хороший человек!»

… А было – так.

Телеграмма Командира мореходной лодки «Манчжур» – Контр-Адмиралу Витгефт. 27 Января 1904 года?14.

Готов к выходу. Подписал: Кроун.

Телеграмма Наместника Е.И.В. – Командиру мореходной канонерской лодки «Манчжур». 27 Января 1904 года?2064. Война началась. Будьте осторожны. Ожидайте приказания о выходе.

Телеграмма Наместника Е.И.В. – Командиру канонерской лодки «Манчжур».

31 января 1904 года?190. Ввиду невозможности после ухода «Манчжура» соблюсти условия международного права задержать преследование японских судов на 24 часа, разрешаю, как крайняя нужда, «Манчжур» разоружить, обратившись за содействием нашего и других консулов. После разоружения лодки, команду, офицеров перебрать на берег во французский сетльмент. Получении телеграфируйте.

Телеграмма Командира мореходной лодки «Манчжур» – Контр-Адмиралу Витгефту. 31 Января 1904 года?26. Я и офицеры единогласно просим настоятельно о разрешении выйти в море. Разоружиться всегда успею. Подписал: Кроун. Резолюция контр-адмирала Витгефта: «Отвечено не шифрованной телеграммой?193 – нельзя ли уйти в Ханькоу, т.к. Китай объявил торжественный нейтралитет».

Телеграмма Наместника Е.И.В. – Командиру мореходной канонерской лодки «Манчжур». 1 Февраля 1904 года?2082. В доблести, самопожертвовании русских моряков никто никогда не сомневался. Приносить же в жертву команду и корабль, когда от предательского врага ему грозит верная гибель, считаю, что наш долг этого не требует, почему старайтесь остаться в Шанхае или перейти вверх по реке, где вы заявите китайским властям, что лодка имеет повреждение и не примет участия в войне. Если этого не достаточно, то разрешаю разоружить лодку в Шанхае, свезя команду на берег. Телеграфирую посланнику в Пекин поддержать такие требования.

Телеграмма Начальника Главного Морского Штаба – Командиру мореходной канонерской лодки «Манчжур» 5 Февраля 1904 года?478. Отнюдь не выходить из порта, не получив приказания Наместника. Подписал: Рожественский.

Телеграмма Военного Агента в Китае Генерал-Майора Дессино в Главный Штаб. 8 Февраля 1904 года?117. Одна из главных причин требования выхода лодки «Манчжур» – это не желание Японии караулить Шанхай двумя судами и боязнь, что лодка наша помешает начать коммерческое пароходство.

Письмо Управляющего Морским Министерством Министру Иностранных Дел графу В.Н. Ламздорфу. 9 Февраля 1904 года?541. Милостивый государь, граф Владимир Николаевич. Из сообщенной мне Вашим Сиятнльством секретной телеграммы д.с.с. Лессара из Пекина от 8/21 сего Февраля, явствует, что японцы энергично добиваются возможности уничтожить лодку «Манчжур», остающуюся до сего времени под флагом в Шанхае. Опасаясь вероломных действий японского крейсера, прибывшего, согласно той же телеграммы, из Вузунга в Шанхай, покорно прошу распоряжения Вашего Сиятельства передать телеграммою через консула в Шанхае командиру лодки «Манчжур» приказание – с неослабною бдительностью следить за всеми движениями японского крейсера и иметь всегда наготове средства для заделки подводной пробоины. Примите уверение в моем глубоком уважении и совершенной преданности. Подписал: Авелан.

Телеграмма Командующего Флотом в-адм. Макарова, номер 2063. Действуйте по обстановке, крепко надеюсь на Вас. Желаю удачи.

Что же такое, этот «Маньджур», из-за чего столько шуму?

Ну, земляк вдовствующей Императрицы… тоже из Копенгагена… место рождения – «Бургмейстер ог Вайн», год постройки – 1887… между прочим, систер -шип знаменитого «Корейца»… для тех, кто запамятовал:

Водоизмещение: 1.213 тонны;

Размерения: 66, 6x10, 7x3, 8 метра.

Механизмы: 2 вала, 6 цилиндрических котлов; 1.724 индикаторных сил, 13 уз.

Уголь: 240 т.

Дальность: 2.660 (на 10 узлах) миль.

Бронепалуба: 10 мм.

Вооружение: 2х203/35(105 снарядов), 1х152/35(153 снаряда), 4х107/20(180снарядов), 2х47/43, 4х37/23, 1х63, 5/19, 1 Торпедный Аппарат, 1 запасная торпеда.

Экипаж: 12 офицеров 162 матроса. Мореходная канлодка, первоначально с парусной оснасткой – баркентины. Перед войной рангоут уменьшен.

И так паруса – не обеспечивали хода свыше трёх узлов… а теперь только под парусами «Маньджур» и вовсе ходить уже не мог… мог или не мог, а идти было нужно. Домой.

Всеподданейший доклад 6 Февраля 1904 года.

Собственною ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою начертано: «Что за мудак такое предлОгает? Либо глупость, либо измена. Кроун нужен Макарову в Артуре.» 6 Февраля 1904 года. Подписал: Свиты ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА Контр-Адмирал Рожественский.

Наместник ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА на Дальнем Востоке, телеграммою от 1 Февраля, уведомил Министра Иностранных Дел, что так как внезапное открытие военных действий не позволило лодке «Манчжур» своевременно оставить Шанхай, то он, имея сведения, что под влиянием японского и английского консулов был возбужден вопрос предложить командиру лодки оставить этот порт, тогда как перед входом в него постоянно находятся японские крейсера, признал нужным телеграфировать Посланнику в Пекин, что в силу объявления Китаем строгого нейтралитета, он полагает, что китайские власти могут разрешить «Манчжуру» оставаться в Шанхае или Ханкоу, под условием, что у лодки имеются повреждения и что она не примет участия в войне, при чем команда может быть свезена на берег и помещена на международной концессии.

Посланник в Пекине со своей стороны телеграфировал в тот же день Министру Иностранных Дел, что он, получив телеграмму Наместника ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА с этими указаниями, а также просьбу его задержать разоружение лодки, обратился к китайцам с заявлением, что английскому консулу должно быть запрещено вмешиваться в дела, и что ранее получения от китайского правительства правил об установленном им нейтралитете, не могут быть приняты какие-либо меры относительно лодки «Манчжур», находящейся в Шанхае для надобностей ИМПЕРАТОРСКОГО Генерального Консульства.

Дальнейших сведений о ходе переговоров относительно лодки «Манчжур» не поступало, но 5 сего Февраля получена от контр-адмирала Витгефта, Начальника Временного Морского Штаба Наместника ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА на Дальнем Востоке, телеграмма, содержащая просьбу телеграфировать из Петербурга командиру лодки капитану 2-го ранга Кроуну в Шанхай, какое последовало решение относительно дальнейшей судьбы лодки.

Всеподданейше представляя вышеизложенное на благовозрение ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, долгом поставляю испрашивать Высочайшее соизволение – мореходной канонерской лодке «Манчжур» разоружиться в Шанхае и команде ея, по свозе на берег, не принимать участия в дальнейших военных действиях.

«Высочайше не соизволено». Генерал-Адмирал «АЛЕКСЕЙ».

Николай Иванович Кроун, из финских шведов… был одним из лучших русских офицеров Императорского Флота. Современники уважали его – так же как и Эссена – за отвагу, инициативность, решительность.

Отчего же, спросим мы – не командовал он крейсером? Так ведь старенькая канонерка «Манджур» вовсе не коптила небо на богохранимом Тронгсундском рейде, напротив беленьких гельсингфорских дач… это был стационер! То есть корабль, призванный охранять интересы российские в далёком Шанхае – там, где как раз от командира могла потребоваться и хитрость, и дипломатический такт…

…«Итак, господа, диспозиция следующая…

Мы находимся здесь – выше Шанхая, напротив сеттельмента, квартала иностранных концессий. Вот здесь, ниже по реке, в шанхайском аванпорте Вусунге – находятся блокирующие нас силы противника, под общим командованием Того-младшего, в составе крейсер „Идзуми“ (флагман Того), „Сума“, „Акицусу“.

Крейсерок – ровесник нашему „Маньджуру“, но – две десятидюймовки, шесть шестидюймовок, шесть – прочая мелочёвка, три минных аппарата, семнадцать узлов.

Малый крейсер „Сума“ – поменьше, 2700 тонн, брони нет, две шестидюймовки, шесть 120-мм, два минных аппарата, зато и скорость выше – двадцать узлов.

Третий корабль – однотипен „Суме“…

Пока что ведут себя прилично, но это – пока… учитывая, что мы сковываем всё же достаточно приличные силы неприятеля, не думаю, что японцы не предпримут каких-либо шагов по нашей нейтрализации…

У нас есть следующие варианты действий.

Первый. Разоружаемся, и мирно ожидаем конца этой войны… а что? Оклад жалования сохраняется в двойном размере…

Второй. Разоружаемся, даём честное слово не участвовать в этой войне и уезжаем по домам, сдав лодку на ответственное хранение китайцам… а что? Вот я, например, в Николаевскую академию поступать собирался…

Третий. Разоружаемся, и наплевав на правовые последствия, пробираемся в Артур… а что? Хоть не стыдно будет смотреть в глаза товарищам-офицерам.

И последний… прорываемся.

Вопросы?»

Старший офицер встал, одёрнул китель и, чуть понизив голос, смущённо произнёс:«Николай Иванович, а как мы прорываться-то будем?»

«Вот об этом я и хотел Вас, господа спросить… мичман Зуев?»

Юный Зуев, покраснев, едва не сорвавшись на предательский фальцет, доложил:«Да что там думать… загрузим все наши мины заграждения на баркас, я подойду к япошке борт о борт, матросиков смайнаю – за борт, а сам топором по взрывателю – хрясь!»

«Мысль дельная. Только вот не дадут японцы брандеру подойти к борту… а взрывать далеко от японца – малая вероятность, что будет толк…»

«Ну, это смотря какой брандер снарядить… – старший артиллерист Пантелеймон Михайлович Хрякин осторожно вытер фуляровым платком покрасневшую лысину – Вот, ежели к примеру взять, тысяч на несколько тонн…»

«И где Вы столько взрывчатки возьмёте?»

Хрякин неторопливо и доходчиво объяснил.

«Добро. Отставить, мичман. Кто предложил – тому и выполнять… справитесь, Пантелеймон Михайлович?»

«Дык… дело, оно, конечно, того… шибко интересное… но где наша не пропадала! Давно хотел что-нибудь подобное увидеть…»

«Ещё предложения?»

«Подняться вверх по реке, до рукава Хуанпуцзян, а потом по Хуанпуцзян выйти в море, устья находятся довольно далеко друг от друга. – штурман Халькевич очень любил рассматривать карты – Можно, конечно, ещё дойти до Великого Канала, и по нему уйти хоть куда… да боюсь, что по китайскому каналу мы просто не пройдём-с…»

«А Вы не бойтесь… берите баркас и промерьте-ка глубины, пока Пантелеймон Михайлович свою шутиху будет готовить…»

Хрякин только ухмыльнулся – и в его глазах зажёгся нехороший огонёк старого пиромана…

… Что касается упомянутого Халькевичем водотока в море южнее Шанхая. Это был рукотворный канал: сторонний наблюдатель быстро бы определил, что отсутствуют пойма и террасы, а также иные формы, типичные для долин рек… Канал при этом очень древний. Следы земляных работ отсутствуют, всюду плотная застройка. Возраст его был не менее пары сот лет, а ширина – от 170 до 250 метров в разных частях.

Великая страна Китай – где не только ведут великие стойки – но и плотно забывают об их существовании… но воспользоваться этим каналом «Маньджуру» было не суждено!

… На корме парохода лениво полоскался на ветру трехцветный французский флаг. Название – «Гранкан», порт приписки – Марсель. Из четвертого трюма судна валил густой белый дым.

Шарль де Желлябон, капитан парохода, не отрывая пристального взгляда от открытого люка, нехотя отвечал на вопросы Хрякина:

«Да, уже пятый день под погрузкой. На борту имеем удобрение – чилийскую аммиачную селитру. Чистый, безобидный груз. Всего 2300 тонн. На твиндеках попутный груз – китайские арахисовые орехи, сизаль и фарфор. Должны сняться на Дюнкерк и Бордо, как только закончим погрузку и отремонтируем машину. Думаю, что пожар скоро потушим…»

Ничего больше не добившись у угрюмого французского капитана, Хрякин, сделав на всякий случай запись в блокнот, побежал с верхней палубы к трюму. Здесь, среди матросов, грузчиков и пожарных ему удалось узнать кое-какие подробности.

Грузчики приступили к работе в 8 часов утра. Когда сняли люковые крышки, увидели струю дыма, пробивавшуюся между бортом и штабелем 100-фунтовых мешков с удобрением. Сначала стали лить воду из кружек и ведер. Потом принесли содо -кислотные огнетушители. Но от этого дым повалил еще сильнее. Кто-то догадался раскатать по палубе пожарные шланги, но старший помощник капитана запретил подключить их к судовой пожарной магистрали: «Не смейте этого делать! Вы испортите груз!» Он приказал задраить трюм и пустить в него пар. Это было в 8 часов 20 минут. Через несколько минут люковые крышки были сорваны и из трюма показались зловещие оранжевые языки пламени.

Тогда крышки люка были вновь задраены…

«Надо брать! Такие случаи бывают только раз в жизни!» – от волнения Хрякин перестал потеть…

Кроун с сомнением покачал головой:«А Вы, голубчик, не преувеличиваете? Всё-таки ведь… как-то… непривычно…»

«Да что Вы, Николай Иванович! Да я собственную бабушку в семь лет с помощью тополиного пуха взорвал! Да чем хотите… честью клянусь. Надо брать.»

Французский капитан с удовольствием принял чек Российско-Китайского банка…

… Когда капитан первого ранга Того увидел, что к Вусунгу спускается пароход, от грузовых люков которого валит белый дым, он только пожал плечами… длинноносые варвары, что с них взять… и приготовился с интересом наблюдать, как будет гореть судно, вставшее на якорь за пять кабельтовых от его эскадры… наилучшее для зрелища место, как в партере!

От обречённого парохода меж тем отчалила шлюпка и стремительно понеслась к берегу… Того повернулся к «флажку» и задумчиво сказал:«А что, может, подойти поближе? Брошенный пароход – неплохой приз… прикажите сыграть пожарную тревогу…»

Ровно через 20 минут, когда первые японские шлюпки пришвартовались к борту «Гранкан», в весеннее небо взметнулся гигантский язык оранжево-коричневого пламени.

Оглушительный, неслыханный доселе в этих краях грохот эхом пронесся над застывшими водами реки.

«Гранкан», как исполинская граната разорвался на мелкие куски, наполнив воздух гудением и визгом. Конечно, слова «мелкие куски» следует понимать учитывая величину парохода. Многие части корабля весом в тонну позже была найдены от места взрыва в радиусе 2 миль… Двухтонный кусок паровой машины, пролетев одну милю по воздуху, упал на проезжавший по центральной площади Вусунга свадебный кортеж. Вода залива, где только что еще стоял пароход, как будто испарилась, обнажив каменистое дно. Через несколько секунд высокая волна хлынула на берега бухты. Раскаленные металлические куски парохода, части его паровой машины и котлов, его груз – сотни пылающих кип сезаля – все это взлетело в воздух и опустилось на город и залив. Тысячи мертвых чаек камнем упали на землю. Над руинами Вусунга повис гигантский черный гриб.

Большой японский крейсер был просто выброшен на берег, ещё одному крейсеру разворотило по всей длине борт и «с корнем» снесло все рубки, мачты и трубы.

Счастливее всех оказался «Акицусу» – он находился в полутора милях от места катастрофы – и поэтому только полутонный кусок якоря просто врезался ему в мостик, убив всех японских офицеров, там находившихся… включая командира…

Так что когда до Шанхая донёсся тяжкий, громовой удар – Кроун только перекрестился, сняв фуражку:«Управил Господь! Все наверх! По местам стоять, с якоря сниматься!»

… Из статьи «Шанхайский Кракатау», газета Daily Telegraph

Назначенной страховой компанией Ллойда комиссии все же удалось установить следующее.

1. Чилийские фабриканты, выпускавшие удобрение в стофунтовых бумажных мешках, нарушили элементарные нормы противопожарной безопасности. Тара для этого вещества должна быть только металлической.

2. Портовые власти Шанхая разрешали грузчикам-кули во время работ в трюмах пароходов курить. Они курили и во время погрузки в трюме «Гранкана».

3. Ни капитан парохода «Гранкан», ни администрация порта не знали, каким колоссальным взрывным потенциалом обладает нитрат аммония (аммиачная селитра).

4. Ни руководивший тушением пожара в трюме «Гранкана» старший помощник капитана, ни руководство пожарной охраны Шанхая не знали, что тушить аммиачную селитру следовало только водой, и причем очень большим объемом воды.

5. Причиной пожара на «Гранкане», вероятнее всего, следует считать брошенный китайскими грузчиками в трюме окурок, а причиной взрыва – преступное действие безграмотного в этом деле старшего помощника капитана – применение паротушения.

Если бы не энергичные действия кризисного управляющего – русского купца Huyakin, который отвёл приобретённый им с целью перепродажи в порядке диспаша аварийный пароход подальше от доков, то человеческих жертв избежать бы, конечно, не удалось.

К счастью, всё ограничилось потерей всего лишь нескольких сотен китайцев. Кроме того, определённые потери, число которых по известным причинам не оглашается, понёс Императорский Флот Японии…

Как заявил представитель Ллойда, страховая выплата будет произведена, когда в Лондонский офис обратится новый владелец парохода, либо его наследники – потому как отчаянно смелый диспашер, видимо, стал жертвой своей предприимчивости…

…«Это подло! Это подло, то, что Вы задумали…» – курсистка Лидочка отвернулась к стенке, на которой висел коврик с трогательными кошечками и отчаянно зарыдала, мелко содрогаясь всем своим белым телом…

Студент Иванопуло тяжко вздохнул, и робко спросил:«Лидочка, я пошёл?»

– «Уходите, мерзавец, грязный подлец! И никогда больше не появляйтесь, видеть Вас не могу!»

Иванопуло ещё раз тяжело вздохнул, потоптался в дверях и вышел на улицу… радостное, совсем весеннее солнышко, такое редкое в Петербурге, его совсем не веселило…

Потому что впереди было самое тяжёлое – посещение alma mater…

… Во дворе Политехнического Института толпились стайки молодёжи… кто курил, кто рассказывал что-то занятное… но при виде Иванопуло все враждебно замолкали… Машинально Иванопуло поздоровался со своими сокурсниками, но ответом ему было только брезгливо-презрительное молчание.

В кабинете декана его встретил профессор Чистоплюев…

«А… вот и Вы… Скажите, молодой человек, Вы не передумали? Ведь ещё не поздно…»

В голове у Иванопуло пронеслось видение – вот он забирает и рвёт на мелкие клочки своё прошение, вот на крыльце его радостно встречают коллеги -студенты, поднимают на плечи, с пением Гуадеамуса несут в пивную… вот вечером ему на шею бросается счастливая Лидочка…

– «Нет, господин профессор. Не передумал»

Чистоплюев протянул Иванопуло его матрикул и как бы случайно уронил на пол:«Ах, извините… бывший коллега… уж не поленитесь сами поднять! Вам, будущему лакею царизма, надо привыкать к услужению… стыжусь, что когда-то безуспешно пытался учить такого мизерабля!»

Когда Иванопуло выходил из институтского двора, в спину ему больно ударил брошенный вслед камень…

…«Ну-с, господин Иванопуло… и что же, у Вас так-таки не нашлось в роду ни малейшего дворянчика, хоть захудалого? Для Морского корпуса, а? Н-да… куда мы идём… куда катится флот… набираем каких-то выблядков… ладно. Вы -грамотный? Заполняйте бланк.

Ого, да Вы, гляжу по документам, отличник? Слушайте, бросьте Вы эти глупости! Да на что Вам эти курсы судовых механиков? Ведь Вас же на ВОЙНУ отправят? Что?! САМИ ЖЕЛАЕТЕ? Зачем?

Вы – патриот? Нет, батенька, вы просто дурак!!»

…«Нет, брудер, это ты просто дурак! Как можно сейчас, в этот тревожный час, когда над нашим дорогим Фатерляндом сгущаются чёрные тучи военной тревоги, оставаться на студенческой скамье? Нет, нет и нет!» – студент Айвенопулос гордо тряхнул гривой роскошных волос…

Друзья звонко топали подковками своих высоких ботинок по старинной алтстадтской мостовой Хайдельберга…

Несколько минут тому назад они покинули прославленную в веках Philosophenweg, где под знаменитым оливковым деревом (единственным на всю Оденвальде) обменялись романтической клятвой в вечной дружбе…

«Но… друг мой, ведь нам придётся отправиться на войну? Сможем ли мы? Не опозорим ли себя – не трусостью, о нет! Но неумением, неуклюжестью, нерасторопностью… я ведь поэт, а не солдат…»

«Не волнуйся, брудер! А прусский фельдфебель с его тростью – на что? И не таких болванов, как мы, образовывали!»

Во дворе Fachhochschule Ruprecht-Karls-Universitдt Heidelberg друзей встретили громкие крики «Хох»!

Сокурсники подбегали к ним, обнимали, жали руки… старый профессор Reinzuspucken со слезами на глазах вынес к ним их студенческие матрикулы…

– «Эх, господа, господа… мне бы Ваши годы! Ничто бы меня не удержало на кафедре! Горжусь, что некогда был Вашим учителем! В добрый путь, господа!»

С торжествующими криками друзей подняли на плечи и доставили в ближайший винный погребок, где кабатчик, узнав о причине попойки, категорически отказался брать с буршей деньги…

А у дверей кабачка Айвенопулоса ждала заплаканная Лидхен, которая обещала его верно и преданно ждать хоть всю оставшуюся жизнь!

…«Ну что, майне херен? Добро пожаловать на флот? Дас ист фантастиш! Нам очень нужны образованные молодые люди… да ещё и патриоты! Не волнуйтесь, ваши родные ещё будут вами гордиться!»

…«Die stinkenden Bцcke! Они что, нас НАСТОЛЬКО не уважают?» – капитан второго ранга Мюкке опустил двенадцатикратный цейссовский бинокль… даже без великолепной, «просветлённой» оптики ему был прекрасно виден двухмачтовый, однотрубный корабль довольно-таки архаичной корабельной архитектуры…

«Прислали против нас какое-то старьё… даже обидно!»

На горе Ильтис гулял свежий, морской ветер… он шелестел прошлогодней травой, вздымал крохотные песчаные смерчики на бетонном массиве, возле могучих орудийных башен батареи «Бисмарк».

«Нет, тратить драгоценные 28-см снаряды на эту рухлядь – совершенно не по -хозяйски, Вы не находите? Был бы здесь англичанин…»

Его русский собеседник пожал плечами: «Пока что японец не проявляет никаких враждебных намерений…»

«Что значит – не проявляет? Появился тут, негодяй, без спроса, чего-то вынюхивает… а что, если завтра придёт вооружаться „Кронпринц Вильгельм“? Или ваш „Leutnant Burakow“ из Порт-Артура нам депешу доставит? Нет, этот плавучий кусок азиатского дурака мне здесь вовсе не нужен.»

«И что же, Вы вежливо попросите его удалиться?»

«Wer tдnzelt beim Feuer – kann verbrennen!»

… Вода с шумом вытесняла воздух из понтонов, и плавучий док медленно, мало-помалу оседал… вот серые волны заплескали у киль-блоков, нежно приподнимая узкий корпус миноносца «S-90»… детище славной верфи «Шихау», что раскинула свои по-старомодному добротные красно-кирпичные корпуса цехов на далёкой Балтике, возвращалось в родную стихию.

Над узкими трубами уже прозрачно дрожал воздух… Валера Петровский указал механику на это поучительное зрелище:«Смотри, Петрович! Ходит, небось – как акула… а дым-то где?»

«Дык что… одно слово – немец…»

…«Ну что же, герр лейтенант… задание у Вас не из простых! С наступлением темноты попытайтесь, выйдя из гавани, найти неприятельский корабль и атакуйте его! Не удалось – не паникуйте и не расстраивайтесь. Вам главное – спугнуть этого мерзавца… и возвращайтесь в гавань. Если вернуться не удастся – уходите в Жёлтое море, в один из нейтральных портов… да хоть бы и в Шанхай. Примите там топливо – и на обратной дороге вновь попытайте счастья… ну, желаю удачи!»

Лейтенант Бруннер чётко отдал честь своему командиру, и строевым шагом вышел из кабинета… со ступенек крыльца он радостно сбежал почти вприпрыжку! Что может быть лучше для недавнего выпускника Мюрвика – чем приказ «Найти и уничтожить врага!»

Да знаете ли Вы, что такое – Мюрвик? Это величественное, с огромными окнами здание над тихими водами канала… попасть туда очень легко! Достаточно придти и написать прошение… всё равно, чей ты сын – вюртенбергского генерала, мюнхенского пивовара или саксонского пастора… достаточно лишь окончить гимназию!

И Вы тут же попадаете в нежные, ласковые руки прусского фельдфебеля, который воспитан на правиле – «Десять забей – а одного представь!»

И гоняют, и шкурят… а домой отправиться хотите? Да ради Бога, только скажите! Прямо сейчас… но те, кто остался – УМЕЮТ стоять в строю…«Жалко только, что дышат!»(с) как сказал Фридрих Дер Гроссе…

А потом – наконец в Мюрвик… учат всяким морским премудростям… узлы вязать, плавать, лазать по мачтам (во дворе стоит учебная, со всем оснащением)… готовят МАТРОСОВ.

И после первого года обучения – в плавание, да не в Маркизову лужу – в океан к мысу Горн… там и определится, кто дальше будет учиться, а кто так матросом и останется…«Позвольте Вам сказать, сказать, позвольте рассказать – как в бурю паруса вязать, да – паруса вязать! Позвольте Вас на салинг взять – да, Вас на салинг взять! И в руки – мокрый шкот Вам дать – да, мокрый шкот Вам дать!»

Говорят, однажды целый курс Мюрвика бесследно исчез – в «ревущих сороковых» широтах… предполагали, что их черырёхмачтовый барк столкнулся в темноте антарктической полярной ночи с айсбергом и все мгновенно погибли… через полвека всё выяснилось! Не все и далеко не сразу… на безлюдном Берегу Скелетов, на краю омываемой ледяным морем пустыни – нашли шлюпку, в которой строго по ранжиру лежали скелеты в лохмотьях формы мюрвикских кадетов… по пуговицам опознали! Даже умирали они – в полном порядке и согласно строгой дисциплине…

А на втором курсе – учат на старшин… принцип понятен? После второго учебного плавания – опять селекция… кто-то так и останется старшиной…«Кто не умеет подчиняться – тот не сможет и командовать!»

А уж на третьем курсе – учат высшей математике, языкам и хорошим манерам… и снова сито отбора… так что офицером флота – становится только… лучший? Не только… но и самый агрессивный (дуэли строго запрещены – и поэтому отказавшийся от дуэли немедленно отчисляется! Как и попавшийся с поличным!), самый решительный (не сходивший ни разу в самоволку – отчисляется, как и попавшийся патрулю), самый самостоятельно мыслящий (кражи строжайше запрещены – ну, вы уже всё поняли… Спарта, одним словом!)… и пусть его отец – был пивоваром, как у нашего лейтенанта Бруннера – в Мюрвике из него воспитают настоящего Meerwolfen… и этому волчонку уже не терпелось опробовать свои клыки…

… Капитан первого ранга Ичибеи Мори, в шёлковом юката, сидя на чистейшей белой татами, с удовольствием откинулся на твёрдую подушку… эта война, благодаря покровительству всесильных ками, началась для его крейсера вполне благополучно! Сначала – истребление русских «Варяга» и «Корейца», потом – немецкой канонерки… очень не плохо для старого крейсера с изношенными машинами… а теперь вот и самостоятельное задание – блокирование немецкого порта, который не сегодня-завтра займут доблестные японские войска! Надо только проследить, чтобы ни один пароход не сбежал раньше времени! Пускай война с Германией ещё не объявлена – так что же!

«Варяга» тоже атаковали до объявления войны…

Нет, длинноносые черви не уйдут от его пристального орлиного взора… он их обязательно найдёт!

… Из вахтенного журнала «S-90»:

«В 19 час., с наступлением темноты вышел из гавани в условиях свежей погоды пять баллов, ветер S-O.

… Через четверть часа после прохода линии, соединяющей о. Дагундао и о. Ланьдао, когда уже повернул на S, справа по носу были замечены три силуэта, двигающиеся на О, на пересечку моего курса. Благодаря принятым мерам скрытности, среднему ходу и отвороту восемь румбов вправо, который сделал, заметив силуэты, удалось пройти незамеченным под кормой неприятельской колонны.

Вероятно, это были японские эсминцы, первая блокадная линия.

В 21 ч. 50 м. повернул на О и шел средним ходом, в расчете встретить большие блокадные корабли.

В 23 ч. 30 м. повернул корабль на обратный курс, с тем чтобы к 4 час. утра успеть вернуться в гавань, идя под берегом, со стороны полуострова Хайси, если не будет благоприятной встречи с противником.

В 0 ч. 15 м. при дальности и плохой видимости в 20 каб. был замечен большой силуэт, идущий контркурсом.

Повернув на параллельный курс, оценил ход цели в 8-10 узлов, курс О и по двум мачтам и одной трубе решил, что имеем дело с одним из броненосцев береговой обороны.

Иду на перехват цели. Принял решение атаковать.»

… На дистанции в 900 метров вражеский корабль уже хорошо различался на фоне чуть светлеющего неба… Лейтенант Бруннер не зря заходил с юга – там было темнее всего…

– «О-о-о, колоссаль! Дас ист фантастиш! Ребята, мы берём его! Торпедная атака, полный вперёд!»

Под носом у миноносца поднялся белый бурун пены… видимо, на вражеском корабле его заметили – потому что над чёрными волнами разнёсся тревожный звук горна…

Но было поздно – с дистанции 300 метров взблеснули красные отблески трёх-торпедного залпа… последовательно, с интервалами в 10 секунд между выстрелами.

Мучительно долгие минуты ожидания… ледяная рука ужаса – неужели промах? И наконец!

Огненный столб взрыва, поднявшийся почти на сто метров…

Сильнейший взрыв буквально разорвал атакованный корабль на две части. Осколки летели на такое расстояние, что после падения их на палубу и на прожектор S-90 команда последнего бросилась под укрытия.

«Хох! Зиг хайль!» – и миноносец, рассекая окрашенные кровавыми бликами огня белопенные волны, рванулся к Циндао…

Этот огненный обелиск для 23 японских офицеров, в том числе и командира, 5 кондукторов и 243 человек команды, наблюдали одновременно с палубы «Херсона», уходящего из Циндао – и с мостика «Ангары», в Циндао направлявшейся…