Текст книги "Хроники Департамента Икс (СИ)"

Автор книги: Валерий Евтушенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

   -А если нам заманить его в сторону, а потом быстро поспешить к схрону?

   -Нет, это не выход,-покачал головой Рашид,-он может запечатать нас в хронокапсуле навсегда. Для этого ему достаточно подойти к ее входу и обрушиться на него огромной кучей песка, из которого он состоит. Тогда, боюсь, мы из нее не сможем выйти еще очень долго, до тех пор пока не налетит самум и не развеет эту кучу. Но может случиться, что песчаная буря нанесет еще больше песка.

   -И что же, против этого Элементаля не существует никакого оружия?-недоверчиво спросил Конан.

   -Почему же не существует?– пожал плечами Рашид.-Существует, конечно. Например, если выстрелить в него из пушки, он рассыплется. Или шарахнуть по нему резонансной гранатой, да хоть бы и не резонансной...Но где взять пушку или гранату. Вот в чем вопрос.

   -А откуда он взялся и что делает здесь в этих песках ?

   -Трудно сказать, возможно, какой-нибудь сильный маг-элементалист, специалист в стихийной магии, какое-то время назад призвал его, но использовать не успел или не захотел. Вот он и бродит по пустыне. А у нас нет под рукой ничего, чем можно было бы его уничтожить.

   Киммериец в очередной раз мало, что понял из этой беседы., но в это время конь повернул голову к всаднику и Конан теперь уже совершенно отчетливо услышал произнесенное им непонятное слово: « Ультразвук!».

   -А у тебя получится?– с сомнением в голосе спросил Рашид.

   В ответ конь утвердительно кивнул головой.

   -Тогда нам нужно двигаться дальше,-обращаясь к Конану, сказал Рашид,– попробуем использовать еще один способ уничтожить Элементаля, хотя я и не уверен, что из этого выйдет что-то дельное.

   -Что за способ?-поинтересовался киммериец.

   -Это долго объяснять, но если коротко, то свист!

   Конан набычился и в глазах его заблестели недобрые огоньки, киммериец терпеть не мог, когда над ним насмехались. «Свист,– процедил он сквозь зубы,-совсем за дурака меня держишь! Мол, варвар, что с него взять!»

   Но в это время конь перешел на легкую рысь и Конану, чтобы не отставать, пришлось почти бежать за ним.

   Но бежать киммерийцу пришлось не долго, так как, судя по изменению в поведении Элементаля, он их увидел и вместо беспорядочного кружения практически на одном месте, двинулся им навстречу.

   -Ты только постарайся держаться от него подальше,– предупредил Рашид киммерийца, останавливая коня.-все равно твой меч бесполезен против этой глыбы песка, а случись, что он развалится, может похоронить заживо. В нем веса добрых десять тысяч квинталов*.

   Конан молча кивнул. Он и сам понимал, что на них надвигается стихия, точно такая же, как наводнение, степной пожар, самум, с которой бороться мечом невозможно.

   Но варварская натура киммерийца не позволяла стоять, просто сложив руки и безучастно ожидать развития событий, поэтому он обнажил свой меч и, держа его впереди себя обеими руками, принял боевую стойку.

   Конан плохо представлял, что задумал Рашид, ну не будет же он в самом деле свистеть в уши этой огромной куче песка, высотой локтей** тридцать. Тем более, что нет у нее никаких ушей. Поэтому киммериец, держа в поле зрения приближающегося Элементаля, искоса посматривал в сторону Рашида, пытаясь угадать, что он будет делать. Тот, однако, спокойно сидел в седле, сложив руки на груди, и по нему не было заметно, чтобы он намеревался что-либо предпринимать.

   Между тем, песчаное чудище уже приблизилось к ним настолько, что можно было рассмотреть его довольно отчетливо. Формой он действительно напоминал человеческую фигуру с ногами ,руками и туловищем, но с головой без лица. Конан не мог понять, каким образом тот их видит и видит ли вообще, возможно у него есть какой-то другой орган чувств. Чем ближе он приближался тем заметнее было, что монолитная, на первый взгляд, фигура находится в постоянном колебании. «Вот что имел в виду Рашид, говоря, что песчинки, из которых он состоит вращаются с огромной скоростью,– понял Конан,– они не скреплены между собой, а держатся вместе только из-за этой силы вращения».

   Расстояние между ними тем временем неумолимо сокращалось.Вот осталось сто шагов, пятьдесят, двадцать, наконец, десять. Конан задрал голову вверх , глядя на чудовище снизу вверх и не понимая, почему медлит Рашид. Но в этот момент конь Рашида вдруг вскинул голову и оглушительно заржал. В первые секунды это было обычное конское ржание, но затем оно стало сменяться каким-то высоким пронзительным звуком, от которого волосы на голове киммерийца встали дыбом. Но внезапно остановился и Элементаль, видимо, этот звук ему тоже не понравился. Издаваемый конем свист становился все тоньше и тоньше, Конан ясно видел, как со стоящего перед ним чудовища стали осыпаться песчинки, сначала небольшое количество, но постепенно их количество увеличивалось и увеличивалось. Элементаль с видимым трудом поднял переднюю конечность, намереваясь ударить ею коня, но тут свист стал тоньше комариного писка и песчаное чудовище замерло, так как какие-то связи внутри него все же стали нарушаться. И в этот момент случилось неожиданное и страшное -свист прекратился. Конан с замершим сердцем внезапного видел, как конь виновато опустил голову из-за того, что у него кончился запас воздуха для свиста или что-то там внутри него сломалось, как синие глаза Рашида от ужаса вдруг стали почти бесцветными, как медленно, но уверенно начала разгибаться рука Элементаля, чтобы нанести свой сокрушительный удар, грозивший все им неминуемой гибелью. Ярость отчаяния всколыхнулась в душе киммерийца и с громким ревом: «Кром!!», он, собрав все свои силы, метнул меч острием вперед , целясь в шею чудовища. Позже он готов был поклясться, что в момент, когда меч еще не коснулся Элементаля Земли, в воздухе блеснула сверкающая секира, ударившая монстра прямо в шею. А вслед за ней туда же попал и меч киммерийца. В то же мгновение секира исчезла, песчаный монстр покачнулся и стал осыпаться огромной кучей красной песчаной пыли. К счастью, меч Конана оказался на самом верху этой кучи и киммериец стал карабкаться наверх, чтобы забрать его себе.

   Когда он спустился вниз, конь сделал навстречу ему несколько шагов и благодарно ткнулся мордой в плечо, а спрыгнувший с него Рашид сжал киммерийца в мощных объятиях.

   -Ты сегодня спас всех нас,– с чувством сказал он, -свой долг ты заплатил сполна. Спасибо тебе!

   – Не мне,– отрицательно покачал головой Конан,-сегодня нас всех спас от гибели Кром и его секира!

   Глава пятая.

   В этой мало чем примечательной таверне, ютившейся на окраине Пурушапура было многолюдно. Время приближалось к полуночи и все добропорядочные отцы семейств, заходившие сюда выпить немного араки после целого дня тяжелого труда или насладиться чашечкой ароматного жасминового чхайе * и неторопливой беседой с кем-то из знакомых, давно разошлись по домам и уже мирно посапывали в своих постелях под боком у супруг. Но, как известно, свято место пусто не бывает, а всякому овощу свое время, поэтому ближе к полуночи на смену добропорядочным труженикам дня в таверне стала появляться совсем другая категория людей, относящихся к труженикам ночи, почетное место среди которых занимали шулера. воры, проститутки и подобная им публика. Те, кому сегодня повезло и удалось срезать увесистый кошелек у какого-нибудь зазевавшегося прохожего, щедро угощали знакомых воров дармовой выпивкой и высматривали среди проституток, тех, кто помоложе и симпатичнее. Шлюхи, в свою очередь, прихорашивались и строили им глазки , почти откровенно демонстрируя свои самые интимные прелести, рассчитывая провести ночь с богатым клиентом. Другие, кому в этот вечер не повезло, с завистью поглядывали на своих удачливых приятелей, утешались дармовой выпивкой и поднимали тосты за их здоровье. Из кухни, где готовили хашламу, шашлыки, люля-кебаб, плов и бешбармак, в общий зал доносились соблазнительные ароматы, перед которыми невозможно было устоять. Даже тот, у кого денег было в обрез, ухитрялся наскрести пару-другую медных танков **, чтобы заказать порцию вкуснейшего шашлыка или люля-кебаба.

   Конан в окружении двух местных красоток сидел за небольшим столом для особо почетных гостей в углу общего зала таверны. Ее содержатель толстяк Карим, чем-то смахивающий на Абулетеса, получив полновесный золотой денарий, лично выполнял роль официанта, читая мысли такого дорого клиента в уголках его глаз. Он же с самого начала подсунул киммерийцу двух своих самых смазливых прислужниц, строго наказав им угождать каждому его желанию. Конан, обгладывавший третью за вечер баранью ногу и осушивший два кувшина местного пурушапурского вина, находился в благодушном настроении. «Действительно, тот туранский купец не соврал,– думал он, отхватив крепкими зубами добрый кусок вареного мяса,-баранина здесь не в пример аграпурской, нежная и вкусная». Карим, заметивший, что кувшин киммерийца опустел, молнией метнулся к нему и в тот момент, когда тот протянул руку за вином, вложил кувшин прямо в его ладонь. Одобрительно кивнув, Конан отхлебнул из него сразу половину и откинулся на спинку деревянного кресла, сжав своей широкой ладонью голое бедро одной из своих новоявленных подружек, которая захихикала, но даже и не подумала сбросить его руку.

   Возможно из-за опьянения, а, скорее всего, увлекшись ощупыванием прелестей податливых молоденьких проказниц (все -таки он больше месяца не прикасался к женщине), киммериец не обратил внимания на сидевших за дальним столиков четверых крупного телосложения мужчин, которые уже давно наблюдали за ним, негромко переговариваясь о чем-то между собой. Не заметил он и того, как они подозвали одну из сидевших за соседним столом шлюх и стали ей что-то втолковывать, показывая в его сторону. Женщина, выслушав их, кивнула и через минуту направилась к входной двери. Вслед за ней из таверны вышли и трое мужчин, четвертый, самый крупный их них, продолжал оставаться за столом, наблюдая за киммерийцем.

   Конан всего этого не замечал, так как с увлечением шарил у одной из своих подружек под ее юбкой, едва прикрывавшей соблазнительные бедра, одновременно запустив другую руку в свободный вырез блузки второй подружке. Когда подошедший хозяин таверны поинтересовался не желает ли клиент еще чего, Конан щедрой рукой достал из своего кожаного пояса золотой денарий и, протянув его Кариму, сказал, что клиент желает отправиться с девушками в свою комнату наверху, куда велит подать кувшин вина и фрукты.

   – Господин может отправляться в свою комнату,-поклонился Карим,-девочки сейчас туда все принесут. Я думаю, горячая ванна вам тоже не помешает.

   -А ты правильно соображаешь, дружище,– хлопнул его по плечу довольный Конан,– сейчас поднимусь наверх, только выйду сначала во двор по нужде.

   Карим понимающе кивнул– три выпитых кувшина вина просились наружу.

   Слегка пошатываясь на ходу, киммериец направился к двери. Выйдя за порог, он на несколько секунд остановился, чтобы глаза привыкли к темноте. Взглянув на ночное небо, он, уже в который раз подумал, насколько же оно здесь в предгорьях Химелийских гор, отличается от небосклона Коринфии, Турана, да и даже его родной Киммерии. Черный бархат небесного свода, усыпанный крупными гроздьями созвездий, низко нависал над землей и, казалось стоит подняться на крышу таверны, как можно будет дотянуться до них рукой. Конан в своих путешествиях привык ориентироваться по звездам, но здесь он с трудом узнавал рисунок знакомых созвездий, зато появилось несколько других, прежде ему неизвестных. «А ведь многие из этих звезд-это чужие миры, такие же, как и наша планета, населенные существами не всегда похожими на людей,– вспомнился ему его давний слоноподобный знакомец, попавший в плен к стигийскому колдуну,-а может где-то еще вот такой же Конан стоит сейчас на пороге таверны, намереваясь справить малую нужду».

   В это время его философские размышления на тему космологии прервал приглушенный женский крик, доносившийся с не освещенной части улицы. Через мгновение крик повторился, но уже громче. Создавалось впечатление, что на женщину кто-то напал и пытается зажать ей рот, а она вырывается и кричит.

   Не раздумывая и забыв даже, что с ним нет оружия, Конан бегом бросился на крик, но едва обогнул угол дома, как дорогу ему преградили три мужские фигуры. Киммериец не успел ничего сказать, как почувствовал удар сзади чем-то тяжелым по голове и упал на землю. Сознание он не потерял, но какое-то время ни руки, ни ноги ему не повиновались. «Засада!»– мелькнула угасающая мысль. Тут же он почувствовал, как ловкие пальцы отстегнули его пояс, в котором хранились все его деньги и услышал чьи-то слова:

   -Сматываемся! На крики этой дуры сюда бегут стражники.

   Через мгновение на улице остался один Конан, который с трудом стал подниматься с земли. Набежавшие в это время стражники приняли его за злоумышленника и навалились на него всей толпой. Разъяренный киммериец, хотя и не был еще в полной силе, разбросал нескольких из них, кому -то поставил синяк под глазом, кого-то двинул кулаком у ухо. Когда же, наконец, он стал объяснять, что на него напали и ограбили ,а значит надо догонять грабителей, а не хватать невинного человека, стражники не стали его слушать и повели за собой в участок, грозя по дороге, что завтра он узнает, как оказывать сопротивление представителям закона. Поиском же грабителей, естественно, никто заниматься не стал.

   Правосудие в Кушанском царстве совершалось быстро. Еще до полудня Конана отвели в суд, где начальник патрульного отряда стражников дал показания о том, как все произошло. Судья, человек лет шестидесяти на вид, с выкрашенной охрой козлиной бородкой, благосклонно кивнул ему и, обратясь к Конану, почти ласково спросил так ли все было на самом деле. Киммериец подтвердил, что он действительно сопротивлялся при задержании, так как пытался объяснить стражникам, что на него напали, ограбили и надо догонять злоумышленников, а не хватать его, но те даже не стали ничего слушать.

   -То, что тебя ограбили суду понятно,– благожелательно кивнул судья,– но мы сейчас разбираем дело не о твоем ограблении, а о том, что ты оказал сопротивление представителям закона. Есть ли у тебя что-либо добавить к своим показаниям?

   -Нет,– пожал плечами Конан,– что тут добавить?

   -Вот и хорошо,– все так же ласково сказал судья,-если тебе добавить нечего, то суд считает твою вину в оказании сопротивления стражам порядка доказанной и приговаривает тебя к шести месяцам заключения в зиндане. Но,– сделал паузу судья,– если ты сам или кто иной внесет в казну города штраф в размере пятидесяти денариев, то ты подлежишь немедленному освобождению. Понятен ли тебе приговор, Конан из Киммерии?

   -Приговор мне понятен, -ответил Конан,– но ты мудрый человек и должен понимать, что разве найдется такой дурак, который заплатит за незнакомого ему человека столь большую сумму– целый ливр* чистого золота.

   -А разве у тебя здесь нет знакомых или друзей?

   -Нет, я здесь никого из местных жителей не знаю. Во всяком случае таких, кто был бы готов внести за мое освобождение такую сумму денег.

   -А что же ты тогда делаешь здесь, если у тебя нет в Пурушапуре ни друзей, ни даже знакомых?

   -Я оказался здесь совершенно случайно, перейдя пустыню, отделяющую Кушанское царство от Турана.

   -Как?– удивился судья-Ты в одиночку пересек эту страшную пустыню, последний караван через которую прошел лет сто назад.

   -Не совсем в одиночку,– Конан не видел смысла скрывать правду.-Со мной был еще один человек, но по прибытию в Пурушапур мы расстались и ,боюсь, его уже здесь нет. Он искал караван, с которым намерен был отправиться в Вендию.

   -Это печально,– сочувственно сказал судья, – но все же назови его имя, вдруг он еще здесь.

   -Я знаю его, как Рашида ибн Касира, но не уверен, что это его настоящее имя.

   Судья внимательно посмотрел в лицо Конана и после непродолжительного молчания сказал, обратясь к писцу:

   -Внеси изменение в приговор. Мол, учитывая чистосердечное раскаяние подсудимого, суд приговаривает его к трем месяцам зиндана. Но, что касается суммы выкупа, то она остается прежней.

   Зиндан. Это слово только звучит красиво– зинн-данн, так же, как зазвучит китайская чашка, если по ней постучать ногтем. На самом же деле зиндан– это глубокий, в три человеческих роста каменный колодец, стены которого гладко оштукатурены. В него на веревке спускают осужденного, после чего забывают о нем, если не считать того, что раз в два или три дня стражник бросит туда кусок хлеба, или справит в колодец малую нужду, чтобы не оставлять свой пост. На второй день пребывания в зиндане Конан понял, что отбыть здесь весь трехмесячный срок ему вряд ли удастся, с гораздо большей вероятностью он умрет раньше от голода. Правда, вечером к отверстию колодца подошел стражник, бросивший вниз пакет, в котором была пара лепешек и несколько маленьких кусочком мяса.

   -Это тебе передача от Карима,– весело крикнул стражник,– сам понимаешь, он передал гораздо больше, но ведь и твои охранники, то есть мы, тоже голодны и не откажемся от доброго куска жареного мяса, так что считай, что мы его передачу разделили по -братски.

   -Лучше бы вы ее разделили по справедливости,– проворчал Конан, жуя мясо с лепешкой, но вслух свое недовольство высказать не решился, памятуя о том, что суд в Пурушапуре правый и скорый.

   Все же ему удалось на время заглушить чувство голода и, свернувшись на дне колодца калачиком он погрузился в воспоминания о том, как расстался с Рашидом.

   Последнюю треть пути они прошли без приключений, если не считать того, что недалеко от последней хронокапсулы, обнаружили остатки занесенного песком купеческого каравана. Похоже, что караван следовал из Турана в Пурушапур, но в этом месте на него налетел самум, похоронивший под слоем песка и людей, и верблюдов, и лошадей. Судя по остаткам костей, все это произошло много десятилетий тому назад и от каравана ничего ценного не осталось. Но совершенно случайно среди сгнивших тюков они обнаружили металлический ящик. Замки его проржавели и Конан легко вскрыл его своим мечом. Находка оказалась поистине замечательной, так как в ящике находилось двести полновесных золотых денариев. Это была настоящая награда за все пережитое ими в ходе путешествия через пустыню, поэтому они с чистой совестью разделили деньги поровну, тем более, что по прошествии стольких лет, где искать наследников владельца монет или хотя бы узнать, кто он. Да и кто бы стал этим заниматься? Во всяком случае, не Конан.

   Выйдя из пустыни, они сразу же отправились в Пурушапур, где в первой попавшейся таверне ( а это казалась таверна Карима) заказали себе поистине королевский обед. Утолив первый голод, они перешли к дегустации местных вин, кстати не хуже аргосского, и Рашид начал разговор, которого оба они до этого времени избегали.

   -Что же ты решил, Конан из Киммерии, по поводу моего предложения продолжить совместный путь?

   Вместо ответа киммериец молча расстегнул свой кожаный пояс, достал из потайного кармана предмет, который Рашид называл фатха и протянул ему.

   -Жаль,– искренне произнес тот, принимая фатху,-я думал, что мы стали друзьями.

   -Между друзьями не может быть тайн,-резко возразил киммериец,-ты же не тот, за кого себя выдаешь, а значит, ты со мной не искренен. Какие же мы друзья?

   -Погоди,-мягко сказал Рашид,– разве я тебя в чем-то обманул?

   -Не принимай меня за слабоумного. То, что твой конь совсем не конь, а какой-то хитрый механизм, я понял давно, говорящих лошадей не бывает. Твои пистолеты, винтовки, твоя речь -все это явное свидетельство, что ты не из нашего мира, может быть пришелец с какой-то звезды, я не знаю. Но, если ты скрываешь от меня, кто ты есть на самом деле,– с горечью закончил Конан,– то о какой дружбе между нами может идти речь?

   -Ну, насчет Баярда ты ошибаешься,-дружелюбно заметил Рашид,– он, хотя и анлроид, но в нем все же больше от коня. чем от железного истукана. Правда, обычная пища ему не нужна, питание осуществляется от атомной батареи. Да еще ему в голову вмонтирован электронный мозг, преобразователь, в частности, и речи. Но все остальное у него от настоящего коня. А о том, кто я и откуда...

   Он отхлебнул из чаши сладковатого пурушапурского вина, оторвал от грозди крупного винограда одну ягоду, прожевал ее, затем продолжил:

   -Понимаешь, я могу открыть тебе эту тайну лишь при условии, что дальше мы будем действовать вместе, то есть продолжать поиски второй половины фатхи.

   -Я не привык принимать решения под условиями,– все так же резко ответил Конан.-Ищи свою фатху сам. Я же завтра отправляюсь на базарную площадь, нахожу караван, уходящий в Туран или Гирканию и отправляюсь вместе с ним домой.

   -Что ж, – с явным сожалением сказал Рашид, поднимаясь из-за стола, -я тоже пойду на рыночную площадь, но уже сегодня. Попытаюсь узнать о судьбе фатхи, которая была у тех караванщиков, которые ее купили у грабителей. Впрочем, тебе ведь об этом ничего еще не известно... Ладно, прощай, Конан из Киммерии, возможно, судьба еще сведет нас! Гора с горой не сходится, а человек с человеком...

   Расставаясь они не обнялись на прощанье, не пожали друг другу руки, даже не улыбнулись. Вспоминая об этом сейчас, киммериец ругал себя на чем свет стоит, проклиная свое упрямство, которое в значительной мере явилось причиной того, что он сейчас оказался в этом каменном мешке. «Возможно, я не слабоумный, но настоящий упрямый осел!– укорял он себя.-Ведь мы с Рашидом столько пережили вместе, он столько раз спасал меня от верной смерти! Видимо, Кром наказал меня за мою глупость и недостойную гордыню, поместив в этот колодец, куда стражники справляют свою нужду. Видишь ли, он не привык, чтобы ему ставили условия! Привыкай теперь к тому, что тебе на голову справляют малую нужду эти недостойные дети греха и благодари Крома, что пока еще только малую!»

   Ночью стало прохладнее, Конан, которого поместили в зиндан в одной рубахе , ощутимо замерз на дне своего каменного мешка. Чтобы хоть как-то согреться, он даже долго прыгал на дне колодца и уснул тяжелым, тревожным сном только под утро. Когда же солнце– благословенный глаз вседержителя Митры стало подниматься к зениту, на дно колодца упала веревка и послышался грубый голос стражника:

   -Вылезай!

   Подобно кошке, едва держась за веревку, киммериец одним движением вскарабкался вверх и, поднявшись на ноги возле отверстия зиндана, увидел стоявшего в нескольких шагах от него, улыбающегося Рашида.

   Глава шестая.

   Спустя полчаса они были в таверне Карима, где для Конана уже была приготовлена большая дубовая бочка с горячей водой. Об этом позаботился Рашид, прежде чем идти к судье платить штраф за свободу киммерийца. Искупавшись и переодевшись в чистую одежду, которая нашлась у Карима, киммериец спустился в общий зал, где уже был накрыт роскошный стол, за которым сидели Рашид и сам радушный хозяин, закрывший, ради такого случая свое заведение для других посетителей.

   Часа через два, когда уже и Рашид и Конан основательно захмелели, киммериец спросил у Карима, знает ли он, кто его ограбил в ту злополучную ночь.

   -Знать, не знаю,– честно признался тот,– но догадываюсь, что это дело рук Ацака и его дружков. Они в тот вечер сидели вон за тем столом и, как я заметил, часто посматривали в твою сторону. Похоже, дела у них шли неважно, так как они заказали всего кувшин третьесортного вина. Перед тем, как ты направился к выходу из таверны, трое из них куда-то пропали, их уже за столом не было, а сам Ацак вышел почти следом за тобой.

   -Ацак и его дружки говоришь. Похоже на то. Скорее всего он и ударил меня сзади по голове... И женщину, что кричала на улице подговорили тоже они... А кто эти люди? Чем занимаются?

   -Бандиты, головорезы, – пожал плечами Карим,-промышляют в основном разбоем. Не брезгуют и обыкновенной кражей, конечно, если подвернется удобный случай срезать у кого-то кошелек с пояса. Но предпочитают все же действовать прямолинейно с помощью грубой физической силы. Здоровые мордовороты, одного их вида можно испугаться. Так вот я не договорил. На следующий день, когда тебя бросили в зиндан, то есть вчера, они все четверо появились вечером у меня в таверне, много ели и пили, угощали своих приятелей и местных шлюх, а расплатились знаешь чем?

   Он открыл кожаный кошелек, висевшей у него на поясе и достал оттуда золотую монету, которую протянул Конану:

   -Узнаешь?

   -Еще бы! Других таких монет, кроме как у нас с Рашидом, вряд ли отыщешь во всем Пурушапуре.

   Он повертел золотой денарий в пальцах и возвратил его хозяину таверны.

   -Скажи, Карим,– спросил он немного погодя, когда был опорожнен очередной кувшин с лучшим кушанским вином,-ты случайно не знаешь, где можно найти этого Ацака?

   -А чего его искать? Раз деньги у них есть, то сегодня вечером жди его здесь. У них привычка такая, пока есть деньги-пьют и угощают всех знакомых карманников и грабителей. Деньги заканчиваются– те угощают их. Так и живут...

   -Рашид,-спросил вдруг о чем -то напряженно размышлявший Конан,– тебя же здесь в таверне, вроде никто не видел?

   -Вроде бы нет,– ответил тот. – Я пришел сюда утром, рассчитывая поговорить с тобой еще раз .Карим сообщил о том, что ты сидишь в зиндане. Ну я и отправился к судье, кстати сказать, милейший человек, этот судья,уплатил твой штраф и он отдал распоряжение немедленно освободить тебя.

   -Очень хорошо, а о том, что я выпущен из зиндана тоже никто еще не знает,– размышлял вслух киммериец,– как и о том, что мы с тобой приятели...

   Он понизил голос и сказал, обращаясь к обоим:

   -Кажется у меня созрел план...

   Еще задолго до полуночи таверна Карима стала наполняться народом. Все, кто был здесь накануне вечером, знали, что шайка Ацака провернула какое-то крупное дело и теперь они сорят деньгами направо и налево. Да не просто деньгами, а полновесными золотыми денариями. Слух об этом быстро распространился в преступной и полупреступной среде, поэтому к полуночи, в таверне не где было и яблоку упасть. Рассчитывая на дармовую выпивку, сюда явились все карманники, кто, хотя бы шапочно был знаком с Ацаком и его дружками, а также слетелись «ночные бабочки», чуть ли не со всего Пурушапура, привлеченные запахом золота.

   Действительно, веселье в таверне шло полным ходом. Помощницы Карима, в юбочках, едва прикрывающих их обнаженные бёдра, носились по залу с подносами, уставленными всяческими яствами и напитками, в изобилии заказанными посетителями, так как прошел слух, что сегодня Ацак платит за всех. Сам виновник торжества. и трое его приятелей сидели на своих обычных местах за столом, уставленным горой закусок и кувшинами с вином, которым щедро угощали всех, кто к ним подходил с приветственными словами. Но внимательный наблюдатель заметил бы, что сами они пьют мало, лишь слегка изредка пригубливая свои чаши с вином, а все их внимание приковано к столу для особо важных персон, в противоположном углу зала, за которым в одиночестве сидел человек в белом бурнусе и таком же тюрбане. По виду это был какой-то богатый купец, судя по его внешности и синему взгляду глаз, из далеких краев, лежащих к западу от моря Вилайет. Хозяин таверны Карим носился вокруг него, лично обслуживая дорогого гостя и кланяясь ему столько, сколько он не кланялся за всю свою жизнь. И как тут не будешь кланяться, когда уже изрядно выпивший богатый клиент, на глазах у всех расстегнул свой пояс и, достав оттуда горсть золотых монет, передал их Кариму, указав рукой на самую молоденькую и смазливую из проституток, находившихся в зале. Карим, едва ли не вприпрыжку подбежал к ней и спустя минуту, она, гордая и даже несколько смущенная оказанной ей честью, переместилась за стол к купцу.

   Наблюдая за кутилой-купцом, Ацак и его дружки все чаще обменивались между собой короткими репликами, лишь изредка пригубливая свои чаши с вином. Купец же, опрокидывал одну чашу с рубиновой жидкостью за другой, попутно не пренебрегая и ощупыванием прелестей своей подружки, короткая юбка которой задралась чуть ли не до пояса. «Ночная бабочка» громко хихикала, словно от щекотки и как бы невзначай раздвигала пошире ноги, чтобы купцу было удобнее ласкать ее ляжки и бедра.

   Наконец, он, уже достаточно пьяный и возбужденный, подозвал к себе Карима и громко сказал, что желает подняться в свою комнату, куда следует подать кувшин вина, фрукты и закуски.

   Услышав эти слова, Ацак что-то коротко шепнул своим приятелям и те с интервалом в несколько минут, чтобы не привлекать к себе внимания, стали выходить из таверны. Сам главарь шайки оставался за столом, продолжая наблюдать за купцом.

   Но вот купец, негромко сказав что-то своей одноразовой подружке, поднялся из-за стола и нетвердой , пошатывающейся походкой направился к входной двери. Едва только он переступил порог, выходя в тамбур, как Ацак тоже поднялся из-за стола и направился вслед за ним. Открыв дверь на улицу, он не успел даже оглядеться по сторонам, как получил могучим кулаком такой сокрушительный удар в челюсть, что не устоял на ногах, упал и грохнулся головой о землю, потеряв на некоторое время сознание. Когда же он очнулся, то увидел, что лежит позади таверны рядом со своими дружками, связанными, как и он сам, кожаными ремнями и с кляпами во рту.

   -Ну, что, мразь, очухался?– раздался грубый мужской голос и над ним склонилась какая-то гигантская фигура, в которой он не без удивления признал человека, на чьи деньги они с приятелями пировали уже второй день

   -Говори быстро, где мой пояс с деньгами, а не то, клянусь Кромом, я не стану с тобой церемониться!

   Ацак промычал что-то нечленораздельное.

   -Только не вздумай кричать, -сказал Конан, освобождая его от кляпа,-иначе я вобью твои зубы тебе в глотку.

   -Хорошо, хорошо,– пробормотал Ацак, – я все верну, только там уже немного и осталось.

   -Знать ничего не знаю и знать не хочу,– в твердом голосе киммерийца прозвучала угроза. – Вернешь все до последнего денария, что было в поясе.

   -Плюс компенсацию за моральный вред,– послышался голос кутилы-купца, который, как оказалось, был совершенно трезв и стоял рядом с киммерийцем.

   -Хорошо,-ответил Ацак, не особенно понявший насчет компенсации морального вреда, но догадавшийся по смыслу, что это означает расстаться со всеми деньгами, которые у него есть,– развяжите Азама, Азиза или Юлдуза, кого не важно, он сбегает и принесет пояс и деньги.

   -Не принимай нас за слабоумных! Пойдешь с нами и лично все отдашь,-непререкаемым тоном произнес киммериец.