Текст книги "Мир Приключений 1955 г. №1"

Автор книги: Валентин Иванов

Соавторы: Георгий Гуревич,Николай Томан,Александр Воинов,Кирилл Андреев,Говард Фаст,Владимир Попов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 59 страниц)

Тогда комендант послал на завод батальон. Неся большие потери, солдаты проскочили мимо заводоуправления и вступили па шоссе, стремясь прорваться к складу боеприпасов, но так и не дошли. В них стреляли со всех сторон, и они, не видя врага, не понимая, откуда стреляют, заметались по шоссе, боясь подойти к зданиям. В конце концов они сгрудились в кучу, образовав прекрасную мишень, и, как стая волков в горящей степи, помчались к выходу из завода, бросая оружие, не обращая внимания на раненых.

После этой неудачной попытки гитлеровцев овладеть складом наступило длительное затишье. Сердюк понял, что гарнизон готовится к серьезному наступлению, и решил принять контрмеры.

По его указанию шоссе от ворот завода и почти до заводоуправления заминировали противотанковыми минами. Их клали наспех, прямо на асфальт, и присыпали землей. Железнодорожный путь у въезда на завод подорвали в нескольких местах и тоже заминировали на тот случай, если танки будут прорываться с этой стороны прямо по рельсам.

Закончив эти приготовления, Сердюк вместе с Сашкой обошел все пункты обороны. Их было очень много. Горожане в основном засели в зданиях, заводчане – в цехах. Сердюк пытался сконцентрировать рабочих в основных цехах, но они всё же разошлись по всему заводу и заняли огневые точки по своей цеховой принадлежности. Даже в огнеупорном цехе он обнаружил рабочих в печи для обжига кирпича.

– Что делаете, товарищи? – обратился к ним Сердюк. – Цех ваш неважнецкий, фашистам не нужен, и его взрывать не будут.

– Так нам нужен, – ответил старый мастер. – А кроме того, товарищ начальник, мы тут тыл прикрываем. Если фрицы со стороны степи пойдут, мы их первыми встретим, а остальные поддержат.

Сердюк не возражал. У него была тысячная армия хорошо вооруженных людей.

Третья атака кончилась почти мгновенно. Со своего наблюдательного пункта – из кабинета директора завода, выходившего окнами на три стороны, – Сердюк увидел несколько танков и автомашин с солдатами, которые на полном ходу мчались к заводу.

– Вот сейчас… – произнес Андрей Васильевич и не успел договорить.

Передний танк влетел в ворота, от взрыва нескольких мин подпрыгнул на месте и остановился как вкопанный. На него налетел с хода второй танк, затем третий. Машины с автоматчиками остановились, тоже наехав одна на другую.

Сердюк припал к ручному пулемету и дал длинную очередь по столпившимся машинам. У другого окна Сашка стрелял из автомата, выпуская обойму за обоймой. В соседних комнатах тоже стрекотали автоматы.

– На сегодня всё, – сказал Сердюк, когда автоматчики, выскочив из машин, разбежались врассыпную по улице. – День прожили. Посмотрим, что будет завтра.

– А ночью? – спросил Сашка, упоенный своим первым боевым крещением.

– Ночью навряд сунутся. Это им не по степи на танках разъезжать – здесь из-за каждого угла смерть.

Стемнело. На заводе всё стихло. Рабочие не ходили по заводу, боясь, что в темноте свои же могли принять их за пробравшихся фашистов и подстрелить. Сердюк, Прасоловы и Сашка разместились на отдых в директорском кабинете.

«Что могут они устроить завтра? – пытался разгадать замыслы противника Сердюк. – Взорвать где-нибудь заводскую стену и ввести танки? Взорвать цехи им всё равно не дадут – народ запасся патронами с избытком. Заводоуправление могут обстрелять из пушек. Ну что ж, продержимся сколько можно, а потом – в цехи». И вдруг стал будить Петра.

Тот вскочил с дивана:

– Что случилось?

– Пока ничего. Как ты думаешь, могут завтра гитлеровцы прорваться на танках в склад?

– Могут. – Петр стал протирать глаза. – Заложат мину замедленного действия и уедут, а там тонн тридцать тола.

Петр молча надел кепку, взял автомат.

– Ты куда?

– Пойду соберу людей. Вынесем тол со склада – и с откоса его в ставок, в воду.

– Правильно, Петя, действуй. Только иди сторонкой, чтобы свои того…

Сердюку стало тоскливо в кабинете. Он вышел в коридор, поднялся по лестнице на чердак, оттуда на крышу. Здесь сохранилась металлическая вышка для дежурных ПВХО. Он взобрался на вышку и осмотрел горизонт. То здесь, то там вспыхивали зарницы от орудийных выстрелов. Были хорошо слышны звуки канонады. «Эх, если бы послезавтра!.. – подумал он мечтательно. – Сразу всё будет решено».

Долго следил Андрей Васильевич за вспышками и слушал канонаду. Лучше всякой музыки казались ему эти звуки.

* * *

Утро не принесло никаких неожиданностей, и можно было подумать, что гитлеровцы совершенно забыли о заводе.

«Уходят немцы, что ли? Или уже ушли?» – строил догадки Сердюк.

Он поднялся на вышку, но тотчас с крыши трехэтажного здания неподалеку от заводской стены хлестнула пулеметная очередь. Пули со свистом процарапали воздух. Сердюк поспешил вниз.

В середине дня над заводом показался самолет, покружил и сбросил бомбу. Она разорвалась в районе склада. Самолет сделал второй заход и снова сбросил бомбу.

– Килограммов на сто? – спросил Сашка, глядя в окно.

Взрывы следовали один за другим приблизительно в одном и том же месте.

– Ты понял, какой объект бомбят?

– Нет, не понял.

– Склад сортопроката. Пытаются тол взорвать, которого там уже нет.

Сашка восхищенными глазами посмотрел на Сердюка.

Андрей Васильевич обошел комнаты третьего этажа. В одной из них, рассевшись на полу, завтракали рабочие. Среди них был Петр. Самодельная печка из кирпича дымила в углу. По обилию еды было видно, что ребята запаслись продуктами как следует.

Эта живописная группа вооруженных рабочих, выбитые стекла, ручные пулеметы у окон, диски и патроны, разложенные прямо на полу, напомнили Сердюку гражданскую войну.

– Как настроение бойцов? – осведомился он.

– Хорошее, – ответил Завьялов, поднимаясь с пола и дожевывая консервированные сосиски. – К бою готовимся – заправляемся. Давайте-ка и вы с нами!

Сердюк присел на полу. К нему пододвинули белый огнеупорный кирпич, на который, как на тарелку, положили кусок вареной колбасы, тюбик жидкого плавленого сыра, сухари.

– Неплохо живете! – усмехнулся Андрей Васильевич, с аппетитом расправляясь с закуской. – Сейчас пришлю к вам своих штабистов. Подкормите и их.

– Что-то беспокоит меня это затишье, – сказал Завьялов, выдавливая на сухарь сыр. – Какую-то серьезную гадость замышляют.

– Да, хлопцы, надо глядеть в оба.

В это время Сашка, рассмотрев на столе, за которым ещё несколько дней назад восседал владелец завода, бронзовую пепельницу, попробовал поковырять ногтем текстолит, прикрывавший стол, приподнял его и увидел под ним красное сукно. Убрав письменный прибор, пепельницу и текстолит на пол, он достал из кармана перочинный нож, сделанный им самим из пилочки по металлу, и начал осторожно сдирать сукно.

За этим занятием его застал Сердюк:

– Мародерством занимаешься?

Сашка поднял обиженные глаза и тут же сделал ещё один надрез.

– Знамя это, – безапелляционно ответил он. – Без него нельзя. Наш завод – надо, чтобы над ним и наше знамя было.

Через час на громоотводе самой высокой трубы мартеновской печи – третьей комсомольской – трепетало красное полотнище.

В конторе мартеновского цеха Артемьев организовал госпиталь. Здесь лежал побледневший от потери крови Николай и ещё двое рабочих – один из отделения Завьялова, другой – раненный при перестрелке у склада. В госпитале был полный порядок. Возле раненых находился врач, обнаруженный среди горожан Артемьевым. Хотя врач был маляриологом, его присутствие успокаивало больных: всё же врач.

Под вечер со стороны аглофабрики донесся взрыв. Полетела в воздух бетонная стена, в образовавшийся проём ворвались три танка и устремились в направлении склада боеприпасов. Рабочие дружно обстреляли танки из автоматов, хотя и понимали, что не повредят их. Проломив ворота, первый танк въехал в полупустое помещение склада.

Группа рабочих, пришедших сюда пополнить запас продуктов и патронов, убежала в противоположную сторону и скрылась, провожаемая пулеметной очередью.

Из танка осторожно, как крысы из норы, вылез экипаж и долго рыскал по складу, тщетно отыскивая ящики с толом.

Автоматная очередь, раздавшаяся из глубины склада, свалила одного фашиста. Остальные полезли в танк, захлопнули крышку и подняли бесполезную стрельбу по штабелям с продуктами.

При их вторичной попытке открыть люк откуда-то сверху раздалось сразу несколько автоматных очередей. Пули хлестали по броне, и гитлеровцы вынуждены были сидеть в танке не высовываясь.

Сквозь щели в башне им даже не было видно, кто и откуда стрелял. Рабочие вели обстрел с подкрановых балок, куда забрались, придя в себя после первого испуга.

Когда Сердюку сообщили о прорвавшихся танках, он послал Завьялова, Петра и Сашку, вымолившего разрешение участвовать в операции, на крышу склада. Обвешанные гранатами, они не спеша, по одной, начали бросать их в низ. Натренированный в уличных боях камнями с мальчишками, Сашка бросал гранаты гораздо удачнее, чем его товарищи. Но танки всё же оставались невредимыми. Тогда Завьялов при помощи своего пояса сделал связку из гранат и, бросив её вниз, перебил одному танку гусеницу. Два других танка обратились в бегство, оставив подбитый на произвол судьбы. Рабочие облили танк бензином и мазутом, и он запылал, как факел.

* * *

Утром к Сердюку привели мальчугана лет десяти, курносого, веснушчатого. Задержали рабочие, когда он на рассвете пробирался на завод. Мальчик держался смело и требовал свидания с Сердюком. Он оказался сыном радиста, принес радиограмму.

В короткой объяснительной записке радист сообщал, что по заданию штаба ему удалось наладить двустороннюю связь с наступающими частями Красной Армии, находящимися ближе других к городу.

– Может быть, послезавтра наших встретим! – восторженно закричал Сашка и на радостях подбросил кепку. – Продержимся, Андрей Васильевич?

– Дольше продержимся, – подбодрил его Сердюк и засмотрелся на мальчугана – до чего похож на отца. И как его было сразу не узнать!

Над заводом послышался прерывистый гул самолета. Сердюк выглянул в окно в тот момент, когда от самолета отделилась маленькая черпая точка и стремительно полетела вниз.

– Ложись! – крикнул он, падая на пол и прикрывая собой мальчика.

В тот же миг здание задрожало. Одна за другой донеслись взрывные волны. Это гитлеровцы методически бомбили завод. Со стен, с потолка сыпалась штукатурка. Долетавшие сюда осколки со свистом впивались в стены.

Сердюк не увел людей в бомбоубежище, решив, что это подготовка к атаке и что враг, воспользовавшись таким удобным моментом, мог проникнуть на территорию завода.

Но гитлеровцы и не думали идти в атаку. Лишившись возможности взорвать завод, они стремились разрушить его цехи, водонапорный бак и плотину с воздуха. В здание заводоуправления не попала ни одна бомба.

С отчаянием думал Андрей Васильевич о людях в газопроводе. Увел ли их Гудович оттуда или не решается оставить свои позиции, боясь прорыва?

Земля стонала от взрывов. На заводе загорелось какое-то здание, потом вспыхнул склад мазута, и черный дым столбом поднялся вверх. Взрывные волны разметали дым в разные стороны. Становилось тяжело дышать.

Потом всё стихло. Оглушенные взрывами, люди не слышали пулеметной стрельбы, из-за пелены дыма не видели в небе наших истребителей, обрушившихся на воздушных стервятников и отогнавших их.

Мазут продолжал гореть, и теперь его дым почему-то стлался по земле. На заводе потемнело, как ночью. Дым щекотал ноздри, слезились глаза.

Сашка не отходил ни на шаг от Сердюка, боясь потеряться в этой кромешной тьме. Он беспрерывно чихал и яростно ругал проклятый мазут, который никак не догорал. Когда Сашка приближался вплотную к Сердюку, тот видел черное, как у трубочиста, лицо и не мог удержаться от смеха, хотя понимал, что и сам выглядел не лучше.

В одной из комнат от взрыва что-то обрушилось. В кабинете директора посыпалась с потолка штукатурка, поднялась едкая известковая пыль. Сашка из черного стал белым и теперь походил на мукомола.

Сердюк выбежал из кабинета, ощупью прошел по коридору. Он был оглушен, но всё же слышал стоны, доносившиеся из бывшей чертёжки. В стене чертежной зияло отверстие. «Из пушек бьют». В углу комнаты он наткнулся на чье-то тело, наклонился над ним. Человек бился в предсмертных судорогах.

* * *

Тяжелее других пришлось рабочим, которые засели в газопроводе. Железный кожух его, выкрашенный в черный цвет, днем, под лучами солнца, накалялся так сильно, что невозможно было прикоснуться. Люди раздевались почти догола, но и это не спасало: в легкие вместо воздуха вливалась какая-то обжигающая струя. Облегчение наступало только ночью, когда кожух остывал. На другой день Гудович догадался проделать сверху в кожухе два больших отверстия – появился спасительный сквозняк.

Осколки бомб продырявили газопровод в нескольких местах. Троих ранило. Валя металась от одного раненого к другому, делала перевязки. Раненые беспрерывно просили пить – теплая вода не утоляла жажду. Возле раненого с пробитым горлом, захлебывавшегося кровью, сидели его товарищи с виноватым видом людей, которые ничем не могут помочь. Вскоре он умер, и его отнесли в дальний конец газопровода.

Глава девятая

Конструкторы особой сталеплавильной секции проектного отделения, которым руководил Крайнев, работали с утра до ночи. Им предстояло закончить проект восстановления мартеновского цеха. Задание было очень сложным: в габариты старых печей нужно было вписать печи новейшей конструкции, удвоенной, по сравнению со старыми, производительности.

После длительного затишья на фронте, наступившего в марте в результате контрнаступления немцев в районе Донбасс – Харьков, завязались бои южнее Изюма и югозападнее Ворошиловграда. 20 июля наши войска форсировали реки Северный Донец и Миус. С этого дня конструкторы стали работать и ночами, и Крайнев выходил с завода только на несколько часов.

Вадимка теперь почти не видел отца.

– Пусть понемногу отвыкает, – сказал как-то Елене Сергей Петрович. – Я поеду пока один, его заберу позже, когда наладится жизнь.

– Старый уговор в силе, – предупредила его Елена. – Заберете только тогда, когда у нас появится свой.

По сводкам трудно было судить о точном местонахождении наших войск в Донбассе, но в газетных статьях проскальзывали иногда названия освобожденных шахтерских городов Красный Луч, Чистяково, Снежное.

24 августа, услышав по радио, что наши войска заняли станцию Донецко-Амвросиевку, Крайнев послал телеграмму наркому, на другой день – вторую, а вечером – третью. Быстрого ответа он на них не ждал – телеграммы могли застрять в аппарате.

На третий день его вызвал к себе директор завода Ротов.

– Как с проектом восстановления вашего цеха? – сухо спросил он.

Сухость была деланой. Ротов знал историю этого обыкновенного человека, поставленного войной в необычайные обстоятельства, и давно проникся к нему уважением.

– В основном проект закончен. Остается его утвердить.

Ротов протянул телеграмму наркома.

Она была написана в категорической форме:

«Приказываю немедленно откомандировать инженера Крайнева Сергея Петровича в Москву в распоряжение наркомата».

Когда Крайнев взял эту телеграмму с резолюцией о немедленном расчете и взглянул на Ротова, он увидел добрые, теплые глаза.

– Желаю вам всяческих успехов, Сергей Петрович, – сказал Ротов. – Молодец вы большой. Не хочется с вами расставаться, право, хотя по-дружески мы так ни разу и не поговорили.

Крайнев вышел из кабинета и позвонил во второй мартеновский цех. Узнав, что сталевар Шатилов работает ночью, отправился к нему в общежитие. Разговор был очень короткий. Сергей Петрович попросил дать ему на время автомат – подарок подшефных товарищей. Шатилов не отказал.

* * *

Полковник воинской части, в которую был откомандирован Крайнев, не знал, что делать с человеком в штатской одежде, с автоматом, с партизанской медалью и боевым орденом на груди. Хотя документ, выданный Крайневу, требовал от воинских частей оказания всемерной помощи и всяческого содействия, полковник всё же не решался выполнить просьбу этого уполномоченного Наркомата металлургической промышленности разрешить ему пойти в бой за город рядовым.

– А если убьют, кто за вас отвечать будет? Я? Не хочу. У меня своих забот вот сколько, – он провел ладонью по горлу. Но помрачневшее лицо Крайнева неожиданно расположило полковника: – Ладно, шут с вами. Охота вам лезть в пекло – лезьте. Только от меня ни шагу.

Сергей Петрович вышел из КП, взобрался на пригорок и огляделся. Перед ним расстилалась выгоревшая на солнце, побуревшая Донецкая степь, изрытая окопами. Вдали, на горизонте, маячили трубы родного завода, высились терриконы. А поблизости буйно росли высокие, тонкие подсолнухи. Их шапки неуклюже наклонились, как от непосильного груза. Ничего не привлекло бы посторонний глаз в этой скучной, однообразной картине, но Крайневу было радостно. Вот он снова в родном крае, может быть сегодня уже войдет в родной город. Он мысленно прикинул расстояние до заводских труб – да, возможно, сегодня. Вечером он уже увидит Валю или узнает… Нет, увидит, увидит!

Кто-то положил массивную руку на его плечо. Крайнев обернулся и увидел бывшего парторга своего цеха Матвиенко.

– Бывают же встречи! В книге прочтешь – не поверишь. – Матвиенко обнял Крайнева, больно прижав к его ребрам автомат. – Увидел тебя из блиндажа, думаю: что за чудо?

Сергей Петрович бегло рассказал обо всем.

Взгляд Матвиенко остановился на алюминиевой дощечке на автомате.

– Наш, гвардейский? У кого забрал? – И догадался: А, у Шатилова. Пустой? Патронов у полковника не просил?

– Куда там до патронов! Еле разрешил остаться.

Матвиенко исчез и вернулся с двумя дисками. Один, в чехле, вручил Крайневу, другой присоединил к его автомату и покровительственно сказал:

– Ну, повоюй за свой город. Хлебни нашей солдатской каши, это не вредно.

* * *

Солнце медленно спускалось к горизонту. От подсолнухов ложились длинные, как от тополей, тени. В траве дружно стрекотали кузнечики, поодаль неумолчно кричали расплодившиеся за эти годы перепела. На проводах вдоль железнодорожной колеи частыми узелками сидели ласточки, отдыхали.

Было так тихо в этот предвечерний час, что Крайневу порой казалось, что уже нет войны и они с Матвиенко находятся не на переднем крае, а что они, как в мирное время, после рабочего дня вышли подышать ароматным до одури степным воздухом, потолковать на приволье о том о сём.

Под прямыми лучами солнца все казалось удивительно отчетливым, рельефным и мирным. Только сожженная будка путевого обходчика напоминала закопченными, продырявленными стенами о том, что здесь прошла война, да легкий ветерок доносил порой глухие отзвуки канонады.

Матвиенко достал бинокль, долго смотрел на город, потом передал бинокль Крайневу, и тот не мог оторвать глаз от знакомых ему труб.

– Полковник тебе не сказал, что завод захватили рабочие? – сказал Матвиенко.

– Рабочие? – У Крайнева забилось сердце. «Значит, живут подпольщики. Вот будет встреча! Не надивятся. Вступили части в город, и откуда ни возьмись – я».

– Нам приказали прийти им на помощь. Наши части пошли в обход, чтобы перерезать немцам дорогу, но замешкались. Ждем от них сигнала. Сильного сопротивления не будет. Когда фрицев окружают, они предпочитают тикать, а не обороняться.

Высоко в небе, насыщая воздух грозным гулом, прошли с востока бомбардировщики, эскортируемые истребителями.

– Боюсь за завод, – тихо сказал Крайнев.

– Завода не тронут. Наши действия координированы с подпольщиками. Налажена двусторонняя связь. – Матвиенко проследил за тающим в небе пунктиром и взглянул на Крайнева. – Не та сейчас война. Первое время мы пальцы кусали от злости. Ползут их танки, летят самолеты, а мы? Встречаем только артиллерией. Противотанковой да противовоздушной. Теперь превосходство у нас и в воздухе и на земле. Танки наши… Идем, покажу.

Прошли по заросшему неприхотливой лебедой железнодорожному полотну. Местами деревянные шпалы были заменены немецкими, из рифленого железа. Рельсы покрылись тонким налетом ржавчины и в лучах солнца отливали медью.

Вдали показался дымок, похожий на паровозный.

– Бронепоезд не запустят? – спросил Крайнев.

– Ну и что ж! Только не запустят. Подпольщики взорвали мост у города, и ветка эта потеряла всякое значение. Хорошо работают твои друзья!

Железнодорожное полотно, прямое, как это бывает только в степных местностях, походило на аллею. По обеим сторонам его, сколько хватал глаз, тянулись заградительные полосы из многолетних деревьев. В их гуще Крайнев увидел тщательно замаскированные танки. Танкисты расположились тут же на траве: скоро бой, и надо было отдохнуть.

Перепрыгнув через кювет, подошли к одному из танков. Сергей Петрович залюбовался строгими линиями огромной машины. Ствол пушки длинно тянулся и придавал танку динамический, устремленный вперед вид. Корпус танка был тщательно выдраен, словно экипаж его готовился не к бою, а к параду, и машина выглядела бы совсем новой, если бы не отшлифованные землей до зеркального блеска гусеницы да редкие вмятины на броне. В застоявшемся воздухе пахло машинным маслом, бензином и махоркой, которую дружно курили наслаждавшиеся непредвиденным отдыхом пехотинцы

– Вашего завода сталь. – Матвиенко любовно похлопал лобовую броню танка. Так похлопал бы кавалерист любимого коня. – Крепчайшая! А пушки!.. Смерть «тиграм». Раз влепит – и задымится. Поработали наши братцы металлурги!

– Отгарцевались фрицы на своих «тиграх», – вмешался в разговор заинтересовавшийся человекам в штатском молодой парень – командир танка. Высокие брови его по-восточному подтягивали собой узкие агатовые глаза. Черты были мягкими, обычными. («И речь чистая. Смешанных кровей», – заключил Крайнев.) – Говорили у нас тогда, что сильнее «тигра» зверя нет. Бронебойщики приуныли. Отскакивают от брони снаряды – и только. Да с таким визгом, что душу выворачивало. – Он хмыкнул, мотнул головой. – А теперь дуэли один на один не принимает. Стрельнет два раза для видимости, а потом повернемся – и задним ходом… – Пытливо посмотрев на Крайнева, дескать: «Можно ли при нем?», он обратился к Матвиенко: – Скоро в бой, товарищ замполит?

– Не все такие горячие. Пехоте отдохнуть не вредно, – остудил его пыл Матвиенко и, помолчав, добавил: – С минуты на минуту.

Маневрировать между машинами и людьми, густо заполнившими лесок, было неудобно. Снова вышли на полотно и вскоре вступили в расположение артиллерийского подразделения. Орудия самых разных калибров и систем стояли без чехлов, с грозно приподнятыми стволами.

– Цели уже засечены, – пояснил Матвиенко. – Радист передал из города, что левее завода, на пригорке между домами, батареи. Сообщил и о расположении передней линии обороны и даже минного поля. Всё разведали. Ну, дальше не пойдем. Видишь, сороки? А где сороки – там людей нету. Птица осторожная. Недаром говорят, что убитая сорока ружье красит. Пошли назад. «Катюши» покажу. Последние, дальнобойные.

Но гвардейских минометов Крайневу увидеть не удалось. Едва они оставили позади зону, занимаемую артиллерией, как за их спинами грянул залп. Земля дрогнула.

– Рот открой! – крикнул Крайневу Матвиенко и побежал вдоль полотна.

Сергей Петрович устремился за ним.

Орудийные выстрелы слились в сплошной гул. Впереди через железнодорожное полотно и лесок неслись цилиндры реактивных снарядов, исчерчивая воздух огненными дугами.

Приказав Крайневу поспешить на наблюдательный пункт, где теперь должен был находиться полковник, Матвиенко помчался к танкистам.

Страшный грохот вызвал у Крайнева боль в ушах, воздух, ставший вдруг упругим, сдавил голову и, казалось, обжигал, как пламя.

Сквозь густые заросли подсолнечника Сергей Петрович добрался до наблюдательного пункта. Полковник, ссутулившись, подавшись грудью вперед, следил за разрывами.

Густая зловещая пелена дыма прикрыла город. Пробиваясь сквозь неё, беспрерывно вздымались к небу кудрявые тучи разрывов снарядов. Казалось, это мгновенно вырастали исполинские деревья и нехотя обрушивались от собственной тяжести.

Но вот на земле скользнули тени самолетов, и орудия смолкли. На бреющем полете прошло несколько эскадрилий черных тупорылых штурмовиков.

Полковник опустил бинокль и повернулся к Крайневу, словно был уверен, что тот стоит за его спиной:

– «Летающие танки» пошли. Гитлеровцы их «черной смертью» прозвали. Всё доколотят, до чего артиллерия не добралась. – И, позвав связиста, залихватски скомандовал: – Запускай танкистов!

Через минуту в леске взревели моторы. В поле двинулась лавина танков, густо облепленных пехотой, оставляя за собой хвосты медленно оседавшей пыли.

– Ужинать будем в городе! – весело блестя глазами, сказал полковник. – За-а мной!

* * *

Сердюк ещё раз вылез на крышу здания заводоуправления и посмотрел в степь. В немецкий цейссовский бинокль, который притащил ему Петр со склада, он увидел советские танки и пехоту: они поднялись на пригорок и вскоре скрылись в лощине. А на городской площади в панике метались окруженные с трех сторон гитлеровцы. Их танки сначала промчались в одну сторону, потом в другую и снова вернулись на площадь. Здесь их накрыли бомбардировщики с красными звездочками на крыльях, и уцелевшие танки стали беспорядочно расползаться по улицам.

К Сердюку поднялись Сашка и Павел, обежавшие уже весь завод, и сообщили о положении дел: есть раненые и убитые, одна домна от взрыва бомб покосилась набок, другая упала; в мартене рухнуло несколько колонн; один разливочный кран, искорёженный, лежит внизу, другой чудом повис в воздухе; здание газоочистки от прямого попадания бомбы совершенно разрушено; газопровод доменного цеха, где находилась бригада Гудовича, валяется на шоссе; людей Гудовича нет ни живых, ни мертвых; склад в сортопрокатном сгорел дотла; конторы доменного и огнеупорного цехов тоже сожжены; люди на своих местах, а вот Валю найти не могут.

Последнее сообщение больно ударило Сердюка по сердцу. Он, как к дочери, привязался к этой мужественной и милой девушке и всеми силами стремился сохранить её жизнь. Так почему же он послал её на самый опасный участок – к газопроводу? А кто бы делал перевязки раненым? Чувство вины перед ней, перед Крайневым тяжело легло на душу.

В разных концах города горели дома, пылали четырехэтажное здание школы, Дворец металлургов, театр, поликлиника.

Совсем неожиданно Андрей Васильевич увидел на улице бойцов в защитной форме. Выбивая из домов засевшего противника, они продвигались к заводу.

Сердюк ринулся вниз по лестнице, выбежал на площадь перед заводоуправлением. По ней навстречу бойцам уже бежали рабочие.

У сорванных танками ворот обе волны встретились. Рабочие радостно кричали, обнимали бойцов, целовали их и с наслаждением закуривали солдатскую махорку. Бойцы были в погонах, и это с непривычки странно резало глаз. И вдруг Андрей Васильевич заметил бойца в кепке и без погон, жадно искавшего кого-то в толпе рабочих, и узнал и нём Крайнева. Сердюк рванулся к нему, стиснул в объятиях.

– Валюша?.. – дрогнувшим голосом спросил Сергей Петрович.

Сердюк виновато потупился.

– Пока найти не можем, – глухо ответил он и, мельком взглянув на Крайнева, увидел, как у того потускнели глаза, а руки, державшие автомат, безвольно опустились.

– Не уберег! – крикнул на него Сергей Петрович.

– Не знаю ещё… – пробормотал Сердюк.

Они вышли на площадь перед зданием заводоуправления. Крайнев заметил вымазанного в саже и известке Сашку, который робко топтался в сторонке, не решаясь приблизиться. Сергей Петрович сам подошел к Сашке, поцеловал его и сказал коротко:

– Пойдем искать Валю. Где она была?

Сашка молча показал рукой на обрушенный газопровод, лежавший поперек шоссе.

Сергей Петрович подошел к газопроводу. Густо изрешеченный осколками, он при падении смялся, по краям сплющился.

– Была здесь… – запинаясь, вымолвил Сашка.

На окраинных улицах ещё кипел бой. Пули вспарывали воздух, захлебывались пулеметы, громыхали орудия. Почти над головами Крайнева и Сашки пронесся снаряд и разорвался, угодив в кожух домны. О камни мостовой звякнули осколки.

Крайнев ощутил, как сквозь поры стали пробиваться и покрывать лоб холодные капли пота. Он оперся о плечо Сашки, чтобы не упасть. Всё померкло в его душе: и счастье победы, и радость возвращения в родной город, и встреча с дорогими друзьями. И впервые он понял, что среди людей тоже можно быть одиноким.

Сашка увидел, как побледнели плотно сжатые губы Крайнева, как бледность поползла по складкам лица, залегла под глазами, и, почему-то почувствовав себя виноватым, всхлипнул.

С трудом овладев собой, Сергей Петрович стиснул Сашку, словно желая отдать ему часть своей боли, потом оттолкнул его и торопливо пошел к площади.

Здесь росла толпа. Не помня себя, потеряв всякий страх перед опасностью быть убитыми шальной пулей, к заводу бежали горожане. Появились женщины, дети – отыскивали среди рабочих-ополченцев своих близких, смеялись и плакали счастливыми слезами. И вдруг суматошный говор толпы перекрыл женский голос, высокий, сильный и неистовый, какой неизвестно откуда берегся в минуту смертельного отчаяния или беспредельной радости:

– Сережа! Сережа-а!

Не веря себе, Крайнев обернулся, как от толчка, и, расталкивая людей, бросился на звук голоса.

– Сережа! Сере-о-жа!

У заводских ворот, где толпа была всего гуще, Крайнев столкнулся с Валей, приник к ней и замер.

– Вот и началась наша новая жизнь, – тихо, как бы одной себе, сказала Валя.

Сергей Петрович снял кепку, вытер ею измазанное, мокрое от слез лицо Вали и осыпал поцелуями её губы, глаза, лоб.

– Товарищи! Черные дни оккупации для вас кончились!

Подняв глаза, Крайнев увидел на пьедестале разрушенного гитлеровцами монумента Матвиенко и Сердюка. Они открыли в освобожденном городе первый митинг.