Текст книги "Мир Приключений 1955 г. №1"

Автор книги: Валентин Иванов

Соавторы: Георгий Гуревич,Николай Томан,Александр Воинов,Кирилл Андреев,Говард Фаст,Владимир Попов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 59 страниц)

Глава третья

Состояние Крайнева ухудшалось с каждым днем. Вокруг раны появились красные пятна, нога распухла, и Сердюк уже не сомневался, что это гангрена.

Услав Теплову и Павла из водосборника к выходу у ставка подышать воздухом, он подсел к Сергею Петровичу:

– Я решил, Сергей, затащить сюда хирурга. Будем говорить, как мужчины: состояние у тебя тяжелое, рецидивирующее. Как бы не пришлось ампутировать ногу…

Крайнев покачал головой:

– На ампутацию по советским законам, кажется, требуется согласие больного. Я согласия не дам.

– А что же делать?

– Странные ты вопросы задаешь, Андрей Васильич! Я цеховик, производственник. Где ты видел начальника цеха на одной ноге?

– Ты инженер, голова в тебе ценна – ишь какую штуку придумал со взрывом гестапо! – сказал Сердюк, сразу смекнув, что Крайнев хитрит: говоря о ненужности своей жизни, он как бы снимает с него, Сердюка, моральную ответственность за себя.

– И подумал ли ты, что сюда нельзя пускать человека, нам недостаточно известного? высказал Сергей Петрович свой основной довод. – Провалимся мы – и сотни людей, которых можно будет тут укрыть, угонят в Германию. И из-за чего? Операция ведь не спасет. Ногу-то по бедро… Тут госпитальный уход нужен. Ты мне лучше достань бумаги поплотнее. У меня есть настоящее изобретение – головка мартеновской печи. Чертежи я отдал Елене Макаровой, но довезли их или нет, не знаю. Сына отдал Макаровой и чертежи. Эскизы хочу сделать, пока жив, описание изобретения составлю. Поверь мне, стоящая мысль. Уцелеешь – передашь нашим, когда вернутся.

– К дьяволу мартеновскую головку – твою голову спасать нужно! – вскипел Сердюк.

– Моя голова не стоит сотен голов, которые ты спасешь в этом подземном хозяйстве. Это наши советские люди, это рабочие, которые будут восстанавливать завод, чугун плавить, сталь варить. А ты можешь из-за меня одного всё провалить. Разве ты прав? Ты ведь посылал Павла Прасолова почти на верную смерть. Для чего? Уничтожить две сотни врагов, спасти жизнь сотням наших людей. А чем я лучше Павла?

– Не могу я жить в этом помещении рядом с тобой и смотреть, как ты…

– А ты поселись в другом и не смотри – вот и всё.

Сердюк спросил:

– А сын? Вадимка?

– Если жив, воспитают его Макаровы, как своего, не хуже, чем я воспитаю. Это хорошая семья, настоящая, не то что была у нас. Ирина моя уехала, говорят, с каким-то фрицем в Германию. Вот как бывает: людей воспитывал, коллективом руководил, а человека под боком, жену, не распознал…

Крайнев задумался. Перед глазами прошли дни, которые так резко изменили его судьбу. Жена отказалась эвакуироваться, сына вывезли на Урал друзья, а он неожиданно для всех и для себя остался в оккупации. Не успел взорвать электростанцию – помешали враги, которых в свое время не смогли распознать, – а взорвать нужно было. Ему удалось перехитрить гитлеровцев, пойти к ним на службу, втереться в доверие и осуществить диверсию. Теперь совесть у него чиста.

– А Валентина? – прервал его мысли Сердюк.

– Зачем буду портить ей жизнь, безногий…

– Чудак! – не выдержал Сердюк. – Она любит так, как… как… надо любить. Мимо такой любви пройти нельзя. Пойми, какая у девушки будет трагедия. Ты для неё совершенство, образец. Ей трудно будет полюбить другого. На что ты её обрекаешь?

– «Увы, утешится жена…» – попробовал отшутиться Крайнев.

Сердюк обрезал:

– Эгоист ты!

– Я-а? – удивился Крайнев.

– Ты только о себе думаешь: тяжело с одной ногой, а о ней не думаешь… И обо мне не подумал.

– «И друга лучший друг забудет…» Ты-то при чём?

– Полагаешь, я прощу себе когда-нибудь, что мало сделал для твоего спасения?

– А простишь, если завалишь организацию? – выкрикнул Крайнев. – Ор-га-ни-за-цию! Эх, руководитель большевистского подполья! Чорт знает, как плохо подбирают у нас людей на такую работу! Рассуждаешь, как гнилой интеллигент. Квашня!

Вошла Теплова, приложила руку ко лбу Крайнева и отдернула её. Руки у неё были холодные, и голова показалась очень горячей. Прикоснулась ко лбу губами – да, есть жарок, но не такой уж сильный. Поцеловала.

Андрей Васильевич пошел в свой угол. В водосборнике стало тихо. Паровозный фонарь, стоявший на ящике, тускло освещал пространство. Стены помещения и углы тонули во мраке. Особенно темно было за фонарем, там, где находилась лежанка Вали.

Мерно капала вода, просачиваясь сквозь свод тоннеля, уходящего из водосборника. Первое время Сердюк слушал эти звуки настороженно ему казалось, что кто-то тихо ходит на носках по тоннелю. Вот и сейчас ему почудилось, что кто-то идет. Он прислушался. Да, это шаги.

И Теплова услышала их. Вскочила и потушила фонарь. В тишине комнаты щелкнул предохранитель пистолета.

– Зажигайте свет, это я, – сказал, входя, Сашка.

Валя чиркнула спичкой, зажгла фонарь. Крайнев заметил: рука её дрожала.

– Что случилось? спросил Сердюк.

Парнишка приходил обычно ночью, а сегодня ускользнул с работы и пробрался в подземелье прямо с территории завода.

– Радио. И передали, что срочно.

Сердюк распечатал бумагу, прочел и не поверил своим глазам. Это был ответ на его радиограмму, посланную позавчера, где он просил сообщить фамилию хирурга из соседнего района, на которого можно было бы положиться. В ней значилось:

«Молния. По нашим данным заводской аэродром пустует. Проверьте сообщите число час когда забрать больного. Опознавательные знаки три красных огня. Четвертый в направлении посадки. Огни расположить в ямах чтобы видеть их только сверху. Действуйте без промедления вашим описаниям гангрена. Вам вылететь вместе с больным. Повторяю вам вылететь вместе с больным».

Сердюк отдал радиограмму Тепловой. Она вскрикнула от радости, прочитав первые строки, и поникла головой, прочитав остальные.

Сердюк сказал Крайневу:

– Начальник штаба требует, Сергей, чтобы мы с тобой вылетели ночью на самолете. А ты говорил… Эх, ты!..

Лицо Крайнева ожило. Он счастливо улыбнулся и, преодолев боль, приподнялся и сел.

Теплова расцеловала Сашку, Крайнева, бросилась к Сердюку, но остановилась. Он всегда был очень сдержан в проявлении своих чувств, и это невольно удержало её.

– Ну, поцелуйте, снисходительно разрешил Андрей Васильевич и подставил ей небритую, колючую щеку.

– А где же мы достанем красные огни? – забеспокоилась Валя. – Не костры же разводить – это не в лесу.

– Саша достанет, – сказал Крайнев. – У железнодорожников красные фонари всегда есть.

– И правда. В яму коптилку поставить, сверху красным стеклом накрыть…

– Деньги есть? – спросил Сердюка Сашка.

– Есть.

– Завтра на базаре электрические куплю у итальянцев. Они всё продают. Говорят, даже пистолеты купить можно.

– Но-но!

– Можно. Гоните только гроши.

Глава четвертая

Переправа Крайнева на аэродром началась в половине двенадцатого ночи. Пронести его на носилках по всему тоннелю не удалось. В нескольких местах, где тоннель делал крутой поворот, больного приходилось снимать с носилок и переносить на руках. Сердюк шел, вобрав голову в плечи – для него тоннель был низким, – и то в нескольких местах задевал головой свод.

Наконец выбрались к ставку, остановились отдышаться. Подошла Теплова – она заранее вышла, чтобы осмотреть дорогу, – и присела у изголовья Крайнева.

Ночь была темная, безлунная. Сердюк с тревогой посмотрел на небо. Прилетит ли самолет? Что делать, если они останутся днем в открытой степи? Куда деваться, где укрыться?

«В землю зароемся», решил он, вспомнив, что на аэродроме есть лопата, которую оставил Петр, заблаговременно выкопавший ямы для огней. Саше повезло: ему удалось купить пять фонарей вместо четырех на случай, если один выйдет из строя.

– Какая свежесть! – вымолвил Сергей Петрович, вдыхая полной грудью воздух.

– Пошли, – скомандовал Сердюк и взялся за носилки.

Сзади носилки несли Теплова и Павел.

У кромки воды земля была влажная, скользкая. Ступали осторожно, боясь поскользнуться.

Крайнев думал, успеют ли донести его во-время. Сейчас двенадцать, самолет должен приземлиться в два. До аэродрома четыре километра. Если будут продвигаться с такой скоростью, то не доберутся и к трем. Сергей Петрович чувствовал, что Валя идет шатаясь. Она обеими руками держала ручку носилок и действительно напрягала все силы, чтобы не выпустить её и не упасть.

– Отдохнем, предложил Сердюк.

Постояли и снова в путь. Обогнули ставок, пошли по степи. Почва стала суше, двигались уже быстрее, но Крайнев этого не ощущал.

– Не дойдем в срок, – со страхом сказал он.

Три дня назад Сергей Петрович был готов к тому, что умрет. Но радиограмма из штаба воскресила в нем жажду жизни. Нога? Бог с ней, с ногой! Лишь бы жить, лишь бы можно было творить. Он целиком посвятит себя изобретательской работе. Вот только очень плохо выглядит Валюша… Дотянет ли она до наших?

У большой каменоломни остановились. Тотчас, словно из-под земли, выросли силуэты двух человек.

Крайнев вздрогнул всем телом.

– Это свои, успокоил его Сердюк.

Подошли Петр и Саша.

Носилки снова поставили на землю. Петр поцеловал брата, которого не видел с тех пор, как тот поселился в подземном хозяйстве, упрекнул:

– Мать по тебе глаза выплакала – не верит, что жив, да и только. Думает – успокаиваю просто. Сейчас же записку напиши!

Павел присел на колено, на другое положил блокнот и принялся писать, не различая в темноте букв.

– Прощайтесь, Валя, – тихо сказал Сердюк и отошел в сторону.

Теплова опустилась на землю, прильнула к груди Крайнева.

– Крепись, Серёженька, любимый, единственный! – прошептала она, целуя его горячие, очень горячие губы.

– Я всё выдержу. Выдержи только ты, женуля. Как жить будем!..

Крайнев почувствовал слезы Вали на своей щеке.

Теперь носилки понесли Петр и Сашка. Сердюк оглянулся. Теплова продолжала сидеть на земле. Он возвратился, поднял её, повернул к заводу:

– Ступайте, не задерживайтесь.

Валя плакала:

– Я в эту могилу не могу одна…

– Саша! – окликнул Сердюк.

– Не надо, не надо, пусть идет с вами, я как-нибудь…

Проводив её взглядом, Андрей Васильевич догнал товарищей и подменил Сашку.

Парнишка уныло плелся позади, ощупывая свои карманы, по которым были рассованы фонарики. Брать его на эту операцию Сердюк не хотел – на Сашке держалась связь с радистом, со школьниками, но слишком уж горячо просил он, и Андрей Васильевич после долгого размышления решил, что в этом ночном путешествии по степи нет ничего особо опасного.

На аэродром пришли за полчаса до срока. До войны здесь стоял заводской «У-2», служивший для связи с заводами. Гитлеровцы использовали аэродром, когда фронт был близок, а потом оставили его, взорвав небольшой ангар и спалив сторожку. У развалин сторожки поставили носилки.

Петр и Саша отправились к ямам, уложили в них фонарики, зажгли. Огней со стороны видно не было. Только лениво растекался над ямами призрачный красноватый туман.

Стрелки часов уже показывали пятнадцать минут третьего, а самолета не было. В половине третьего Сердюк приказал Прасоловым копать яму на двух человек в стенах сторожки.

– Укроемся там, если не прилетит самолет, а ночью опять ждать будем.

– Я боюсь, что мы гитлеровцев здесь дождемся, – сказал осторожный Петр. – Всё-таки отблеск красного света над ямами есть.

Андрей Васильевич посмотрел по направлению его взгляда:

– Забирай ребят и уходи. Не будем рисковать всеми. Руководство останется на тебе. Командуй от моего имени. Если но вернусь – заменишь полностью. Понял?

– Понял.

– А завтра пусть кто-нибудь наведается. Еды-то не захватили.

Сашка неохотно последовал за братьями. Что он скажет Вале? Конечно, скажет, что улетели.

Сердюк принялся углублять яму. Невольно мелькнула мысль, что он копает могилу.

Работа подвигалась плохо. В земле то и дело попадались камни, крупные и мелкие, лопата быстро затупилась, и Андрей Васильевич боялся, что не успеет выкопать эту проклятую нору до рассвета. Но в четвертом часу утра он услышал слабый гул самолета, летевшего с востока. Гул постепенно усиливался, потом надолго оборвался, и вдруг мотор взревел совсем близко. На фоне неба Сердюк увидел самолет, идущий на посадку. «Планировал без мотора, но не дотянул», – понял он и побежал к концу посадочной площадки.

Самолет приземлился. Летчик, заглушив мотор, нетерпеливо выглянул из кабины.

– Фамилия! – крикнул он, когда Сердюк подбежал совсем близко.

Сердюк назвал себя.

– Давайте больного.

– Вылезай, помоги! Я один.

– Не могу. Из города машины идут.

Андрей Васильевич увидел фары нескольких машин, мчавшихся по степи, и побежал к ангару.

Крайнев лежал недвижимо.

– Сергей! – окликнул его Сердюк.

Ни звука в ответ.

«Умер», – решил Андрей Васильевич, но взвалил Крайнева на спину и, бросив взгляд в сторону мчавшихся по дороге машин, что было силы побежал к самолету.

До него оставалась ещё добрая сотня шагов, как вдруг взревел мотор и следом затрещал пулемет. Летчик выпустил длинную очередь в воздух, чтобы отпугнуть гитлеровцев. Фары мгновенно погасли, и сейчас уже невозможно было понять, идут машины или остановились.

Обессилевший Сердюк с трудом подал Крайнева. Летчик схватил его подмышкя, придержал. Андрей Васильевич вскочил в кабину, перетащил Крайнева через борт и бережно усадил рядом.

Летчик дал газ, самолет покатился по площадке, подпрыгивая на неровностях почвы, с каждой секундой набирая скорость, и вдруг перестал подпрыгивать. Оторвались от земли.

…Сашка незаметно отстал от Прасоловых. «Приказ приказом, но надо же знать, улетели они или нет, – рассуждал он. – Если нет, нужно сообщить радисту; если да, фонарики забрать – не пропадать же им! Пригодятся».

В километре от аэродрома залег в бурьян, стал терпеливо ждать. Он слышал, как приземлился самолет, видел, как шесть автомашин с гитлеровцами промчались невдалеке. Пулеметная очередь и беспорядочный треск автоматов испугали его. Сердце перестало замирать, только когда до его ушей донесся гул удалявшегося самолета.

Одна машина с потушенными фарами вернулась в город. Сашка понял: гитлеровцы поехали за подкреплением и будут рыскать по степи в надежде найти высадившегося из самолета человека.

Спотыкаясь и падая, он побежал назад, ускользая от облавы, и радовался мысли, что сообщит Вале: улетели.

Глава пятая

В представлении Сердюка штаб партизанского движения должен был помещаться в небольшом домике где-то на окраинной улице Москвы, но его привезли к большому трехэтажному зданию. Проходя по коридорам, Андрей Васильевич читал названия отделов. Одна надпись на двери – «Технический отдел» его особенно удивила. «Словно на заводе или в главке», – подумал он.

В большой приемной, кроме дежурного, сидел человек с черной веерообразной бородой. Лицо его показалось Сердюку знакомым. Не Амелин ли? Приятель молодых лет, уехавший на сталинградский завод «Красный Октябрь».

Бородач подсел к Сердюку:

– Что, Андрюша, не узнаешь?

– Амелин! Он и есть! Ну, тебя, брат, узнать трудно. Где такую бороду достал?

– В Брянских лесах… Борода, знаешь, как на свежем воздухе растет!.. Удержу нет.

– До чего же она тебя изуродовала! – усмехнулся Сердюк. Вроде как тог купец стал, что у нас на поселке лавочку имел. Помнишь?

– Ну, это ты неправ. Борода – вроде как справка о стаже: чем длиннее, тем стаж больше.

– Борода не велика честь, борода и у козла есть, – пошутил Сердюк. – Так в Брянских, говоришь, воюешь?

– Воевал. А теперь под Сталинградом… – Амелин покосился в сторону дежурного и вполголоса добавил: – секретарь ЦК партии Украины с собой на самолете привез.

– Зачем? – удивился Сердюк.

– Хочет штабистам живого партизана показать, – увильнул от прямого ответа Амелин.

– Как там в Сталинграде?

– Ох, Андрюша, пекло! Всё горит… Город горит, степь горит, Волга горит… Разбомбят нефтеналивную – и загорелась вода. Такой жар стоит, что волосы тлеют. Но держатся наши насмерть. Огнеупорные. У них и лозунг такой: «За Волгой для нас земли нет». Каждый камень отстаивают. В городе порой не поймешь, где наши, где фашисты. В подвале они – в доме наши, на чердаке тоже они. Всё перемешалось. Воевать тесно. На «Красном Октябре» полмесяца бой за одну мартеновскую печь шел.

– Как же там партизанить? Места голые.

– Мало того, что голые. Фрицев – как саранчи. Шаг шагнешь – и на фрица напорешься. Работаем больше по разведке да по диверсиям.

– Население вывезли?

– Кто нужен, остался. Тракторный разбит, а четыре главных цеха работают, выпускают танки. Закончат работяги танк – сами в него садятся и дуют прямо на позиции. Об Ольге Ковалевой слышал? Первая женщина у нас была сталевар. С винтовкой в руках погибла… А ты где?

– Я?.. – Сердюк замешкался. – Да не так далеко и не так близко.

– Не доверяешь? – обиделся Амелин.

– Привычка такая, брат. В подполье я. Сам понимаешь…

Дежурный поднял телефонную трубку и сразу же обратился к Сердюку:

– Товарищ Андрей, вас просят.

Сердюка принял один из руководителей партизанского движения. До войны Сердюк не раз видел его в Донбассе, но разговаривать с ним не приходилось.

Он сделал несколько шагов навстречу Сердюку, подал свою небольшую руку, потом обнял его, расцеловал и сказал:

– Большое спасибо вам, Андрей Васильевич, за всё: за электростанцию, за нефтехранилище, за гестапо, за огромную работу среди населения и за бдительность.

– Спасибо и вам за помощь. Когда связная пришла, мы все по-иному себя почувствовали: знают, значит, о нас, помнят, наставляют, заботятся. Без этого очень тяжело. А радиосвязь нас совсем окрылила.

– Как же иначе? Иначе и быть не могло. Ну, давайте все до порядку.

Сердюк невольно вспомнил вопросы, которые задавала ему связная, и начал рассказывать, не упуская ни одной детали. Порой он с тревогой смотрел в глаза своему собеседнику – не слишком ли подробно докладывает, но видел в них огромное внимание и огромную заинтересованность.

Несколько раз Андрей Васильевич взглядывал на часы, чувствуя, что беседа затянулась. Доложив, что Крайнева отправили с аэродрома в партизанский госпиталь, Сердюк замолк. Некоторое время молчали оба. Андрей Васильевич осмотрелся. Карты, задернутые шторами, живо напомнили ему помещение заставы.

– Юлию Тихоновну жаль очень, – скорбно произнес руководитель партизанского движения, нарушив молчание. – Не забудьте заполнить наградные листы на отличившихся товарищей. Пырина наградим посмертно.

Сердюк считал, что группа очень мало сделала. Сознание этого всегда угнетало его, и вдруг ему говорят о награждении!

– Будьте особенно бдительными сейчас, – услышал Сердюк предупреждение. – Гитлеровцы пускаются на всевозможные провокации. В партизанские отряды забрасывают листовки, якобы от имени командующего армией прорыва, в которых призывают партизан не заниматься мелкими операциями, а накапливать силы, объединяться в крупные отряды и ждать сигнала для единовременного выступления. Смотрите в оба. Проверяйте людей в группе, воспитывайте в них чувство бдительности. Какие склады расположены на территории завода?

– Боеприпасы и продовольствие.

– Оружие есть?

– Есть, но какое, нами еще не установлено.

– Зря. Нужно установить.

«Для чего это нужно?» – подумал Сердюк, но ничего не спросил.

Руководитель партизанского движения поднялся из-за стола, подошел к окну и долго смотрел на улицу. Потом сел в кресло против Сердюка.

– Даю вам ответственнейшее задание, – сказал он. Необходимо спасти завод от уничтожения гитлеровцами при отступлении.

– Как же сделать это? – невольно вырвалось у Сердюка.

– Это должны были бы подсказать мне вы. Вам на месте виднее.

По выражению лица подпольщика было ясно, что он озадачен.

– К моменту подхода наших войск, по вашему плану, в подземном хозяйстве будут прятаться от угона в Германию сотни рабочих, то-есть они будут находиться на территории завода. Оружие находится тоже на заводской территории…

Сердюк с досадой хлопнул себя по лбу:

– Понял, понял! Больше не говорите ни слова. Всё ясно. Как я сам… – Краска смущения залила его лицо.

– Пока будете заполнять наградные листы, – сказал руководитель партизанского движения, – я приму нескольких товарищей, а потом мы с вами поедем ко мне обедать. У меня сегодня вареники со сметаной, а в вашем хозяйстве их наверняка не бывает. Да и в ресторане не подадут.

Глава шестая

В 1936 году Сердюк с группой рабочих Донбасса летел в Москву на совещание стахановцев. Это был первый полет в его жизни. Люди долго собирались в обкоме партии – запаздывали мариупольцы – и вылетели только ночью. Сердюк, не отрываясь, смотрел в окно. Под ним медленно плыла Донецкая степь, залитая огнями городов, заводов, шахтных поселков, и с высоты казалось, что в этой степи нет незаселенных мест.

Хитрила здесь природа, спрятав под скучным, однообразным покровом величайшие богатства, но человек разгадал тайну земли, стал извлекать из её недр и каменный уголь и самый необычайный металл, верткий, как живое существо: ртуть.

Сердюк любовался световыми оазисами городов и шахт и восторгался трудолюбием человека.

А теперь, когда Андрей Васильевич, возвращаясь из Москвы, летел с партизанского аэродрома и пилот прокричал, что под ними Донбасс, он глянул вниз и не узнал своего края. Ни зарева городов, ни отблеска пламени заводов всё черно, как в глубокой яме.

– Готовьтесь! – крикнул пилот, и Сердюк вылез на крыло, крепко держась за борт самолета, чтобы не сдула воздушная струя.

Странная робость овладела им. Он многое испытал в жизни: сидел в засаде на границе, хватал голыми руками вооруженного до зубов врага, стремясь живьем доставить его на заставу, вступал в неравный бой с нарушителями границы, а вот прыгать с самолета приходилось в первый раз.

По команде летчика Сердюк упал в пустоту и, отсчитав семь, рванул кольцо. Он ощутил толчок, закачался на стропах парашюта и сразу поджал ноги, готовясь к приземлению. Но оно наступило много позже и совсем не в тот момент, когда ожидал. Земля толкнула его, словно сама летела навстречу, и он упал на бок, больно ударив руку.

Андрей Васильевич не сориентировался, где он находился, даже когда рассвело. Одно было ясно: он на донецкой земле.

Кругом, куда ни глянь, маячили черные остроконечные терриконы, в мглистой дымке утра тонули шахтные поселки.

Только на вторые сутки добрался Сердюк до своего города, переночевал в заброшенной штольне и уже глубокой ночью нырнул, как в нору, в сводчатое отверстие канала.

В водосборнике его встретили темнота и молчание. Стало жутко. Что с Валентиной и Павлом? Не могли же они уйти на поверхность! А может быть, их уже схватили и его здесь ожидает засада?

Сердюк спустил предохранитель пистолета и тотчас услышал, как в темноте что-то щелкнуло – не то взведенный курок, не то спущенный предохранитель. Он попятился к выходу.

В тот же миг яркий свет электрического фонарика ударил в лицо, и Андрей Васильевич услышал радостный возглас Вали. Она бросилась к нему, повисла на шее:

– Что с Сережей?

– Жив Сергей. Гангрены не обнаружено. Осто… Остеомиэлит. Ну, в общем, воспаление. Отправили его в Свердловск, в госпиталь.

– Ой, Андрей Васильевич! – только и вымолвила Теплова и заплакала от радости.

Сердюк успокаивал:

– Ну, поплачьте, поплачьте, Валя. Это счастье, что всё так обернулось. В партизанском госпитале – лучшие врачи.

Он взял фонарик и стал рассматривать лицо Вали. Желтое, как воск, у губ собрались морщинки, но глаза сияли.

– А где Павел? – спросил Сердюк.

– Пошел мать проведать. До того извелась женщина… Записке не поверила. Павел писал ночью, и она не узнала его почерка. Пришлось нарушить ваш запрет. – Валя задумалась. – Скоро год, как моя мама умерла, с тоской сказала она. – С тех пор как я сюда забралась, и на могилке не была. Дождемся наших сразу побегу. Хочется мне там сирень посадить. Любила её мама больше всех цветов… И попросила: – Ну, рассказывайте, Андрей Васильевич, всё по порядку.

Чтобы не расходовать батарейку, зажгли керосиновый фонарь, и Сердюк после странствий по степи почувствовал, что он наконец дома. Усевшись на скамью, он рассказал о штабе партизанского движения.

Валя призналась, что они здесь совсем потеряли голову. В Сталинграде уличные бои – стоит ли распространять такие сводки?

– Стоит, категорически заявил Сердюк. – Если мы только хорошие вести будем сообщать, кто нам станет верить? И не бойтесь, Валя. Пусть хоть горькая, но правда. А то вот гитлеровцы уже несколько раз сообщали, что Сталинград взяли.

Сердюк сбросил стеганку, собираясь укладываться спать. Из одного кармана достал пистолет, положил на нары у изголовья, из другого – флакон духов.

– Подарок вам, Валя, из столицы. «Красная Москва».

Валя бережно открыла флакон, и в затхлом, промозглом помещении разлился тонкий аромат.

* * *

Потянулись томительные дни, ничем не отличавшиеся один от другого. Валя стучала на машинке, печатала сообщения о боях в Сталинграде. Сердюк в дневное время спал, а ночью выбирался из подземелья и бродил по цехам. Возвращался он в пыли, почти всегда с новой рваниной на одежде, и Вале уже надоело зашивать и ставить латки. Порой он подсаживался к фонарю, раскладывал на досках чертежи подземного хозяйства, составленные Крайневым, отмечал на них что-то и неуклюже чертил эскизы, нарушая все правила технического черчения.

Два раза сюда пробирался Петр, приносил номера «Правды», несказанно радуя всех. Газеты проходили через многие руки, были измяты, потерты на многочисленных сгибах, но их прочитывали от призыва над заголовком до адреса издательства.

Сашка приходил последнее время скучный. К листовкам он потерял всякий интерес, хотя и добросовестно выполнял свои обязанности. Даже походка изменилась у него. Он вяло плелся по тоннелю, и уже трудно было отличить шум его шагов от шума падающих со свода капель воды.

Сердюк подбадривал парнишку, но видел, что настроение у него не улучшается.

– Как тебе не стыдно! – пожурил его однажды Андрей Васильевич. – Ты всё же на свежем воздухе. Валя света не видит и не хнычет! Что, если тебя посадить сюда надолго?

– Сбегу! – отрезал Сашка. И вообще я не в ту группу попал… Вон в городе то и дело слышишь: то гитлеровца убьют, то полицая повесят, то что-нибудь взорвут, а мы бабахнем раз – и притихли. Канцелярию развели… Одна входящая, сто исходящих…

– Не сбежишь, Сашко, – спокойно сказала Валя. – Совесть комсомольская не позволит. Сам Пашу корил, что, ослушавшись Андрея Васильевича, отлучился мать проведать. Ведь ты от дурного лихачества вылечился. Язык хлесткий остался, правда…

Парнишка стушевался. Привычка считаться с Валей как с секретарем комсомольской организации действовала всегда безотказно.

Немало докучал Сердюку и Павел. Успех операции в гестапо его окрылил, и он настаивал на боевом задании.

– Вот организуется новое гестапо – займемся им, – успокаивал его Андрей Васильевич. – Но, как видишь, гитлеровцы не спешат. Вся власть в руках военного коменданта.

И Павел на несколько дней утихал.

Однажды подпольщики услышали топот ног по тоннелю. Они схватились за оружие, полагая, что сюда бежит несколько человек, но это оказался Сашка – подземное эхо гулко разносило стук подбитых подковками ботинок

– Победа! – закричал он, влетая в водосборник. – Да ещё какая! Вот тряхнули! Вот всыпали!

– Где? Говори толком! – поторопил Сердюк.

– Под Сталинградом. Читайте! Читайте, Андрей Васильевич, вслух. Каждое слово как музыка!

Сердюк взял сводку и торжественным голосом, словно присягу перед строем, прочитал сообщение Информбюро о начавшемся наступлении наших войск под Сталинградом.

– Ура! вполголоса выкрикнула Валя.

Все тихо повторили этот прославленный боевой клич трижды, и он прозвучал как клятва.

– Началось. Дождались-таки! – Сердюк просиял. – Теперь и у нас развернется работа. Завтра, Саша, приходи сюда вместе с Петром. Сообщу вам явки, будете налаживать связь со всеми подпольными группами города.