Текст книги "Гнездо индюка (СИ)"
Автор книги: Вадим Проскурин
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
– А так получается… – Рон не сразу смог подобрать слово. – Анархия какая-то получается…
– Никакой анархии, – возразил Зак. – Посмотри вокруг, какая тут анархия? Любой орк в команде отдаст жизнь за меня, потому что знает, что я тоже отдам жизнь за него, если будет нужно. Боевое братство не нуждается в табели чинов.
– Но не все человекообразные входят в боевое братство, – заметил Рон.
– Теперь ты понял, – улыбнулся Зак.
– Не уверен, что я понял, – сказал Рон. – Мне надо обдумать твои слова.
Рон обдумал эти слова. И когда они прибыли в Барнард-Сити и разместились в отеле, и Зак отправил рыцаря Энтони проводить Рона на базар купить наложницу, Рон купил полукровку в мясном ряду.
– Непросто будет ее зарегистрировать, – заметил Тони.
– Попроси Зака, он что-нибудь придумает, – посоветовал ему Рон.
Зак что-то придумал, и на следующий день Рон получил ветпаспорт и свидетельство о регистрации на рабыню Дверь В Полдень, которую Рон переименовал в Дору. Оба документа выглядели подлинными.
Покупая Дору, Рон хотел понять, что чувствует Зак, когда запросто общается с теми, кто ниже его, отказываясь от традиционных правил общественной иерархии. Зак говорил, что ему нет дела до расовой принадлежности других человекообразных, что он оценивает их не по татуировкам, а по характерам, что он достаточно силен и умен, чтобы самому решать, когда подчиняться общепринятым правилам, а когда устанавливать свои. Рон тоже хотел почувствовать себя Заком. Однажды Рон уже нарушил неразумное правило, но только потому что Зак его убедил, а теперь надо нарушить какое-нибудь правило по собственной инициативе. Чтобы доказать самому себе, что он способен делать решительные шаги не только под чужим давлением. Кроме того, интересно посмотреть, насколько реален порядок вещей, когда человекообразных оценивают не по татуировкам, а по внутренней сути. В боевом братстве Зака это работает, но сработает ли оно, скажем, с наложницей?
Эксперимент пошел странно. Дверь В Полдень быстро приучилась отзываться на имя Дора и называть хозяина просто Рон. Но это не отразились на ее поведении, она даже не пыталась пользоваться той небольшой долей свободы, которую Рон предоставил ей. Ей это не нужно. Для нее все высокие устремления Рона – не более чем идиотская блажь хозяина, в целом хорошего, но явно больного на голову. Ей не нужна свобода, даже в виде иллюзии, она умеет быть только рабыней, и рабская жизнь ее вполне устраивает. А Рона устраивает, что ее устраивает рабская жизнь, им вдвоем хорошо, комфортно, но если задуматься, чего Рон хотел, и что получилось, становится немного противно. Но к этому можно притерпеться.
А Алиса совсем другая. У нее есть внутренняя свобода, и ей не мешают орочьи печати на челе и ланитах. Для Доры иллюзия свободы – это слишком много, а для Алисы – слишком мало, ей нужна не иллюзия, а настоящая свобода. Но настоящей свободы ей не видать, она это понимает, и Рон понимает, что она понимает, и это ужасно. А особенно ужасно то, что Рон, кажется, уже влюбился в нее, не как в пригожую орчанку, а как в нормальную человеческую женщину, но между ними не может быть нормальной любви, потому что он человек, а она – орк. Если бы можно было увезти ее куда-нибудь далеко-далеко, где нет никого, кроме них двоих, и не от кого прятать собственное чувство, которое любому нормальному человеку кажется постыдным извращением… Впрочем, разве можно называть таких людей нормальными? Может, нормален как раз Рон, Зак да еще рыцарь Джон Росс, кем бы он ни был под своей солдафонской маской? А Алиса реально любит сэра Джона… А Рон любит Алису, а она его не любит, а неразделенная любовь человека к орчанке – не просто постыдное извращение, а что-то вообще запредельное. Можно сколько угодно убеждать себя, что тебе нет дела до того, что говорят другие люди, но это может стаить правдой только если ты сам станешь таким, как Зак Харрисон или, возможно, Джон Росс, но что делать, если ты понимаешь, что никогда не станешь таким? Покурить, что ли…
7
Когда сэр Джон впервые вошел в свою новую квартиру и обнаружил внутри Длинного Шеста, рыцарь, похоже, ничуть не удивился.
– Живой, – констатировал он.
Его голос прозвучал так, как если бы он произнес что-то вроде «дождя, пожалуй, сегодня не будет» или «что-то у меня нос чешется».
– Живой, – подтвердил Длинный Шест. – Я с Эльм-Стрит вещи привез, часть сюда сложил, и еще часть вот сюда…
– Хорошо, я разберусь, – кивнул сэр Джон. – Если что будет непонятно – спрошу.
Рыцарь прошел в умывальню и стал расставлять на полке зубную пасту, бритвенные принадлежности и все такое прочее. Длинный Шест некоторое время наблюдал за хозяином, затем сказал:
– Сэр Джон, я виноват.
– Угу, – отозвался сэр Джон.
Некоторое время они молчали. Сэр Джон закончил с туалетными принадлежностями и теперь раскладывал по полкам одежного шкафа трусы и носки, а Длинный Шест стоял по стойке смирно и ждал хоть какой-то реакции хозяина на свое возвращение. Наконец, Длинный Шест прервал затянувшееся молчание:
– Сэр Джон, я бы хотел доложить… Ну, насчет того, что произошло, когда я… гм…
– Обкурился как грязная свинья и чуть не попал к палачам по собственной дурости, – подсказал сэр Джон.
– Не чуть не попал, а реально попал, – уточнил Длинный Шест. – Только это был не от районной стражи палач, а другой, он на сэра Германа работает. Я когда с базара выбежал, увидел Звонкого Диска, побежал за ним, он зашел в какой-то переулок, я за ним, тут мне как дали по башке… Сэр Джон, я рассказал сэру Герману все, что знаю о вас. На лице рыцаря впервые отобразилось нечто похожее на удивление.
– Тебя лично Герман допрашивал? – спросил он.
– Да, лично он, – подтвердил Длинный Шест. – Я виноват, сэр Джон. Они меня даже не пытали, а я все рассказал. Я очень виноват. Я даже про вашу божественную сущность рассказал.
– И как, они поверили? – улыбнулся сэр Джон. Длинный Шест тоже улыбнулся, но очень неуверенно.
– Не поверили, – ответил он. – Сэр Герман сказал, что вы циник. Не знаю, что это значит. Так, выходит… сэр Джон, вы заранее знали, что сэр Герман будет меня допрашивать?
– Заранее не знал, – покачал головой сэр Джон. – Допускал такой вариант, но рассчитывал, что тебя завербуют по-хорошему, без шума. Но вышло даже лучше, эффектнее.
Чтобы произнести следующую фразу, Длинному Шесту пришлось долго собираться с духом. Это было не просто, но он справился.
– Сэр Джон, я вас предал, – сказал он. – Я должен понести наказание.
– Должен понести – неси, – безразлично произнес сэр Джон.
– Так вы намекаете… – начал Длинный Шест, но тут рыцарское терпение иссякло.
– Ни на что я не намекаю! – рявкнул сэр Джон. – Достал уже! Ничего ты никому не должен, кроме самого себя. Хочешь виноватиться – виноваться, а меня своими проблемами не доставай.
– Разве это не наши общие проблемы? – удивился Длинный Шест.
– Нет, – отрезал сэр Джон. – Я не настолько еще одурел, чтобы доверять реально важные тайны недостаточно проверенным людям. Твое признание никому не повредило, так что расслабься и не суетись. И не пропадай больше так надолго, ты мне скоро понадобишься.
– Так вы мне по-прежнему доверяете? – спросил Длинный Шест.
– Угу, – ответил сэр Джон.
– И я зря расстраивался? Сэр Джон ехидно улыбнулся и сказал:
– Нет, не зря. Если бы ты меня предал с радостью и энтузиазмом, я бы перестал тебе доверять, а раз виноватишься, значит, все нормально.
– Спасибо, сэр Джон! – сказал Длинный Шест. – У меня будто камень с души свалился. Я думал, в разведке такие вещи не прощают. Сэр Джон рассмеялся и спросил:
– А что, Герман и Звонкий Диск называют себя разведкой?
– Ну да, – подтвердил Длинный Шест. – А что?
– Лохи они подзаборные, а не разведка, – сказал сэр Джон. – Разведка – это я, а они лохи подзаборные.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЭКЗАМЕН ДЛЯ АССАСИНА
1
– Вот ведь бред! – воскликнула Алиса и отложила букварь.
Текст, который она читала последние полчаса, оказался не просто безумным, а прямо-таки упоротым. Во-первых, животные разговаривают как люди. Но это еще терпимо, в сказках они тоже разгноваривают как люди. Но все остальное… Волк, согласно этому букварю, животное глупое, а лисица – умное и хитрое, но каждый знает, что на самом деле все наоборот. На картинках, иллюстрирующих сказку, все звери ходят на задних лапах и одеты в карикатурные человеческие одежды, а у зайца на морде изображены три орочьи печати. Надо же было до такого додуматься – заяц-орк! Они бы еще беложопого эльфа-пеликана в сказку вставили. А окончательно добило Алису то, что ежик, согласно сказке, питается не червяками, личинками и дохлыми мышами, а грибами и упавшими яблоками. Ну, грибом закусить ежик еще может, если проголодается, но яблоками… Откуда в лесу возьмутся яблоки? И даже если возьмутся, не станет еж есть яблоко, он же хищник! Может, это упоротый еж? И все остальные звери тоже упоротые. Кстати… Рон свою траву наверняка в кабинете хранит…
Алиса помотала головой, отгоняя несвоевременную мысль. Очень хочется обкуриться и забыться, но это желание надо подавить. Потому что когда ты принимаешь самое важное решение во всей своей жизни, голова должна быть ясной и холодной, как говорит Джон. Он еще говорил, что руки должны быть чистыми, а сердце – горячим. Тоже бред…
Как же тяжело быть свободной! Правильно Джон говорил: «Свобода – не только воля, но и ответственность». Когда за тебя решают другие, это напрягает только по незнанию, а на самом деле так жить легко и приятно. А когда ты понимаешь, что должна самостоятельно определить, в каком направлении пойдет твоя дальнейшая жизнь, и никакой добрый господин ничем тебе не поможет, как же это тяжело…
Одно понятно – обратно в рабство ее не тянет. Что будет дальше, непонятно, но ясно одно – орчанки по имени Аленькй Цветочек больше нет, а есть человечиха Алиса. И неважно, что ее морда украшена орочьими жабами, душа у Алисы человечья, а кто считает иначе – пусть пьет яду. Кстати о яде…
Убить или не убить – вот в чем вопрос. Проще, конечно, убить. Нажраться конфеток… сколько их, кстати, съесть надо, чтобы яд нейтрализовался? Джон ничего конкретного не сказал. Видимо, лучше побольше съесть, чтобы наверняка подействовало. Так вот, нажраться конфеток, намазаться смазкой, да и соблазнить Рона Вильямса. Проблем это не составит, Рон на Алису с самого начала облизывается, но насиловать не хочет, хочет, чтобы по-человечески. Поманить его пальцем – сразу в постель запрыгнет. Потом сыграть испуганную дурочку… это тоже несложно. По сравнению с тем, что она уже сыграла – вообще ерунда.
А она хорошая лицемерка, есть у нее такой талант. Расскажи ей кто сто дней назад, как ловко она этого парня вокруг пальца обведет, какой богатый внутренний мир ему изобразит – ни в жизнь не поверила бы. То, что она умная, она всегда знала, но что до такой степени… И как только Джон сумел разглядеть в ней такой талант… И та глупая история на базаре его не смутила, он сразу понял, что это была нелепая случайность. Не побоялся доверить оплошавшей телке сложное задание, не прислушался к Герману, когда тот предлагал ее на мясо сдать. Ругался, конечно, ну а кто бы не ругался на его месте? Но чувствам не поддался, рассудил здраво и решил дать девушке еще один шанс. Но оправдает ли она доверие? То, что она может его оправдать – это понятно, но хочет ли она его оправдать?
Будь Алиса по-прежнему той наивной дурочкой, которая вечность назад чуть не оторвала яйца сэру Джеральду, она бы не сомневалась. Но теперь сомневается. Она стала совсем другая, она теперь как бабочка, вылупившаяся из куколки, или как личинка, вылупившаяся из яйца. Да, второе вернее, вряд ли последнее озарение станет в ее жизни реально последним. Джон указал ей путь к саморазвитию, и она знает, что способна на много большее, чем полагала раньше.
Надо рассудить здраво. Допустим, она выполнит задание. Рон умрет, она отыграет свою роль до конца и вернется к Джону. Джон будет доволен, доложит Герману, что задание выполнено, Герман тоже будет доволен. А что дальше? Джон будет делать свои таинственные дела, обращаться к богам, медитировать, а она по-прежнему будет при нем на побегушках. Будет выполнять несложные, но очень грязные задания, кого-нибудь еще отравит, потом еще кого-нибудь… А дальше что?
Джон говорил, что превратит ее в человечиху, но можно ли ему доверять? Он ведь по-настоящему великий лицемер, Алисе до него далеко. Как он ловко отыграл бестолкового рыцаря, не знай Алиса заранее, что он другой – ни на секунду не усомнилась бы. На что Герман умный мужчина, и тот поверил. А когда Джон решил, что образ пора менять – выдал Герману новую порцию лжи, и тот снова поверил. Джон – великий мастер лжи, чтобы его подловить, надо быть… даже непонятно кем… богом, наверное.
Нет, нельзя ему верить! Любому известно, что жабья метка вечна, ничем ее не свести, так специально задумано. Можно допустить, что Джону ведом тайный способ убрать эту метку, но точно так же можно допустить, что он обманывает Алису, чтобы она шла за ним, как осел идет за морковкой, подвешенной перед ослиной мордой. А перед ее мордой он другую морковку подвесил – слушайся меня, любимая, и станешь человеком. Но не сразу, а когда-нибудь потом, когда случай подходящий представится.
На самом деле не одну морковку он подвесил, а две. Вторая морковка – любовь так называемая. Но с этим все понятно, он ясно сказал: «Любовь не мешает мне сохранять здравомыслие». Но если то же самое выразить другими словами, получится: «Буду делать, что считаю нужным, а на любовь мне плевать». А нужна ли ей такая любовь?
В целом Джон сделал ей много хорошего. От смерти спас, потом еще раз спас, потом в третий раз спас, хотя перед этим сам же подставил. Сам подставил, сам спас – герой, мать его! А она как игрушка в его руках, вертит, как хочет, и болтает про любовь всякие глупости, чтобы не слишком задумывалась о своей судьбе. Хотя любовник он замечательный, этого у него не отнимешь.
Ладно, хватит о Джоне. Рон. Парень добрый, милый, и влюбился в нее по-настоящему. Глуповат, но это впечатление может быть ошибочным, Джон тоже любит дурачка изображать. Но непохоже, что Рон притворяется. Хотя кто его знает? Надо с ним поговорить при случае, порасспрашивать о планах на будущее. Вот подведет он Смита под виселицу, что он дальше делать собирается? Он об этом вообще задумывается?
В принципе, понятно, что с ним дальше будет. Зак его использует до конца и выбросит, как жвачку пережеванную. Денег даст, сколько не жалко, чтобы не расстраивался… А сколько, кстати? Тоже надо выяснить. Значит, даст ему Зак денег, купит Рон квартиру или домик небольшой, будет жить-поживать, устроится работать менеджером в какую-нибудь контору, будет у него две рабыни-наложницы… А две ли? Может, Дору лучше выжить? Это тоже надо обдумать.
Итак, пути два. Джон или Рон. Джон сильный, умный, за ним себя чувствуешь как за каменной стеной, но только до тех пор, пока ему в голову не взбредет что-нибудь эдакое и он скажет что-то типа: «Милая, мне нужна помощь. Сходи в кустики, как увидишь неожиданное – две минуты терпи, а потом кричи». А если бы эти орки ей сначала голову разбили, и только потом приставать начали? Огорчился бы, а потом забыл бы о ней начисто, потому что любовь любовью, а здравомыслие здравомыслием. Вот сволочь!
В гостиной послышался шум – Рон вернулся. Интересно, куда он в этот раз ходил, к следователю или к журналистам очередным? Да какая разница…
Рон вошел в кабинет, ласково улыбнулся, и сердце Алисы екнуло. Что бы она о нем ни думала, но любит он ее по-настоящему, для него она не игрушка, как для Джона. У Рона, правда, мозгов не хватит, чтобы вертеть ей, как игрушкой, но это даже хорошо. Когда ты не кукла, а кукловод, это приятнее. Хотя ответственности намного больше. Ну, ей-то по-любому придется привыкать, она уже не яйцо, она вылупилась.
– Привет, милая! – сказал Рон. – Я по тебе скучал.
– Привет, – отозвалась Алиса. Улыбка сползла с лица Рона.
– Что-то случилось? – спросил он. Алиса пожала плечами.
– Ничего особенного, – сказала она. – Но нам надо серьезно поговорить. Рон уселся в кресло для посетителей, улыбнулся и сказал:
– Давай, поговорим.
– Как ты видишь наше будущее? – спросила Алиса. – Сейчас все понятно, ты помогаешь Тринити свергнуть Смита, восстановить справедливость, выгнать Адамса из дистрикта Иден, все такое… А что потом? Ты по этому поводу с Заком говорил? Он обещал тебе что-нибудь конкретное?
– Ну, ты даешь! – изумился Рон. – А ты точно полукровка, ты этих жаб не в шутку нарисовала? Так, как ты, не каждый человек рассуждать сможет.
– Я серьезно спрашиваю, – сказала Алиса.
Рон встал, обошел стол, выдвинул ящик и извлек оттуда курительные принадлежности. Сел обратно в кресло, стал набивать косяк.
– Слишком серьезно ты спрашиваешь, – сказал он после паузы. – Я так далеко не загадываю. Я же не ради личных выгод это дело затеял. Справедливость, права… Ты лучше с Заком поговори, он эти вещи лучше объясняет.
– Все понятно, – вздохнула Алиса. – Я этого боялась. Ты даже не знаешь, зачем это дело затеял. Зак тебе мозги запудрил правами и свободами, а ты и рад стараться. Не боишься, что Зак тебя использует до конца и выбросит? Например, отдаст на растерзание бойцам Адамса. Ты-то ему уже не нужен будешь.
– Типун тебе на язык! – воскликнул Рон. – Зак никогда так не поступит! Ты его не знаешь, а я знаю, он не такой человек.
– Как знаешь, – пожала плечами Алиса. – Тебе виднее.
Вот, кажется, и сформировалось решение. Рон даже глупее, чем она думала, нет у него будущего, незачем связывать с ним свою судьбу. Теперь надо вежливо извиниться, перевести разговор на другую тему, а потом как бы невзначай затащить в постель и сделать свое преступное дело.
Внезапно Алиса поняла, почему так долго оттягивала решение. Она боится, просто боится. Противоядие может не подействовать. Зак может раскусить ее черный замысел, может не получиться сбежать из отеля, пока люди Тринити станут суетиться вокруг трупа Рона. Джону легко говорить «начнется суета, ты легко сбежишь», а вдруг не получится сбужать? Страшно.
Нет, на самом деле страшно не это. Страшно отнимать жизнь у ни в чем не повинного существа, не сделавшего ей ничего плохого. Как потом жить с таким грузом на душе? Что она скажет Никс, когда придет время переселиться в края удачной охоты? В принципе, можно сходить в храм Кали, передать свою душу богине смерти и мщения… А если Рон повадится во сне являться? Надо потом Джона расспросить, как он этой опасности противодействует.
Тем временем Рон раскурил косяк, пыхнул и перевел взгляд с косяка на Алису. Взгляд Рона заметно подобрел.
– Чего задумалась? – спросил Рон. Алиса вздрогнула.
– Так, ничего, – сказала она. – О своем.
– Врешь, – сказал Рон. – Ты думаешь, что когда дело закончится, Зак меня выбросит на улицу… – Рон внезапно рассмеялся. – А тебе-то чего бояться? Если такое вдруг случится, я тебя сразу продам, да хотя бы обратно Джону Россу, за те же четыреста долларов. Но такого не случится, Зак мне тремя богами поклялся.
Алиса еще раз вздрогнула. Хорошо, что она не начала претворять в жизнь только что принятое решение. Она-то думала, что Рон – дурачок, а он вовсе даже не дурачок, он меры предосторожности принял. А тогда…
– Вы с ним детали обсуждали? – спросила Алиса. – Ну, размер вознаграждения, систему защиты…
– Какой защиты? – не понял Рон.
– Твоей, – объяснила Алиса. – За тобой же весь дом Адамса охотится станет. Рон торжествующе улыбнулся и сказал:
– Не станет. Зак говорил, если меня за семь дней не убьют, дома Адамса больше не станет. Кстати, уже не за семь дней, а… сколько осталось-то… то ли два, то ли три… Да неважно! По-любому скоро все закончится. А сейчас меня так охраняют, как самого Мориса Трисама не охраняют. Ни один ассасин не проберется! Герман Пайк, наверное, все локти себе искусал. Алисе показалось, что она ослышалась.
– Кто? – переспросила она.
– Герман Пайк, – повторил Рон. – Он у Адамса безопасностью заведует, как Зак у Тринити. Страшный человек, говорят. А кстати, ты его видела наверняка! Зак говорил, он недавно Иден посещал, уже после того, как мы с ним в столицу приехали. Под эльфийское нашествие угодил, жалко, что беложопые его не взорвали своими гранатами богомерзкими. Не бойся, он со ничего не сделает, никак до меня не доберется! Этот отель – он только кажется обычным, на самом деле это крепость настоящая. Зак мне схему обороны показывал… Думаешь, помойка во внутреннем дворе просто так устроена, от разгильдяйста? Ничего подобного! Это чтобы по двору нельзя было ночью пройти, там и днем-то трудно пройти, не поскользнувшись. А какие под отелем катакомбы! Видела дверь на первом этаже, где уборщица тряпки держит? Там каморка такая маленькая, а в задней стене у нее дыра, оттуда подземный ход идет через весь квартал… Да ты же знаешь, где второй выход! Мы с Заком вас с Джоном в первый раз как раз около него встретили. Я тогда в жреческом балахоне был, я его всегда надеваю, когда в город выхожу, чтобы ассасины не опознали.
– А зачем им тебя опознавать? – спросила Алиса. – Подкараулить у входа в подземный ход, и дело с концом.
– Про подземный ход только в доме Тринити знают, – покачал головой Рон. – И не все, а только самые избранные люди, человек десять всего. Так что не бойся, ничего плохого с нами не случится.
– Да, наверное, – пробормотала Алиса. – А все-таки, что тебе Зак обещал, когда дома Адамса не станет? Единовременное вознаграждение, пожизненную пенсию, что-то еще? Рон растерялся.
– Ну… мы об этом не говорили… Придумает что-нибудь… Но я не из личной выгоды Смита предал, ради правого дела, а значит, не предал, а справедливость восстанавливаю… Да ты сама-то понимаешь, что говоришь?! Если бы я начал за вознаграждение торговаться, кто я был бы после этого? Я не Джудас, чтобы предавать господина за тридцать долларов!
– Понятно, – сказала Алиса. – Ты не Джудас, ты восстанавливаешь справедливость бесплатно. Горе ты мое! Давай, докуривай, в спальню пойдем.
– Зачем? – насторожился Рон. Алиса рассмеялась.
– Ну, должен же ты меня опробовать наконец-то, – сказала она. – А то убьют тебя, а я так и не узнаю, какой ты в постели. Рон нахмурился.
– Ты меня не трави, – произнес он, безуспешно стараясь придать голосу грозную интонацию. – Я уже начинаю думать, что слишком много тебе позволяю. Ведешь себя как…
– Сука? – подсказала Алиса.
Ее подхватила и понесла та же неведомая сила, которая руководила ее словами и жестами, когда она в первый раз встретилась с Роном. То же самое лицедейское вдохновение. Тогда она тоже не понимала, зачем говорит какие-то определенные слова, тогда ее тоже пугало свое собственное поведение. Но в тот раз все закончилось благополучно, значит, и в этот раз пронесет. Может, боги именно так и помогают людям? Не устраивают чудеса, а просто подсказывают, что делать?
Рон некоторое время разглядывал Алису с таким выражением лица, с каким обычно разглядывают дерьмо, в которое только что вляпался.
– Да, пожалуй, ты права, – сказал Рон. – Я только сейчас понял одну свою ошибку. Когда мы с Заком ехали из Идена в Барнард-Сити, меня очень удивило, какие отношения установились между Заком и его орками. Он относится к ним почти как к равным, они называют его просто по имени, шутят над ним, иногда зло шутят… Я спросил его: «Почему ты им позволяешь это?», а он ответил: «У нас боевое братство. Мы столько раз спасали жизнь друг другу, что не придаем значения условностям». И тогда я подумал, что по-настоящему сильный человек тем и отличается, что может не придавать значения условностям. Я решил попробовать быть сильным. Я купил Дору, она оказалась дурой. Я купил тебя, ты оказалась сукой. И теперь я понял, в чем ошибся. У нас с вами не боевое братство, и не будет его никогда, потому что Дора – дура, а ты – сука. Нельзя относиться к суке, как к брату по крови, сука не понимает, что такое братство, доверие, права, свободы, справедливость, наконец… К суке можно относиться только как к суке. Вот что я сегодня понял.
– Молодец, – сказала Алиса. – Трахаться пойдем?
Она поняла, что сейчас произойдет. Он уже разозлен, а теперь разозлится еще сильнее. Набросится на нее, изнасилует жестоко, с садизмом, но это можно потерпеть. А когда он натешится, она съест конфету с противоядием, а ему не даст. И когда он помрет и поднимется суета, она спустится на первый этаж, войдет в каморку, в которой уборщица хранит тряпки, и выйдет из отеля через подземный ход, и пусть потом Зак кусает себе локти. Зак, а не Герман.
Она ошиблась. Рон покраснел, напыжился и… ну, не то чтобы затрясся, но что-то вроде того. А потом Алисе показалось, что он сейчас заплачет.
– Дора тебе уже рассказала? – печально спросил Рон. – По глазам вижу, рассказала. Какая же ты тварь…
– Чего рассказала? – не поняла Алиса.
– Ничего, – резко сказал Рон.
Встал и вышел, оставив окурок косяка в пепельнице. Алиса докурила его в две затяжки, но в голове не прояснилось. Она понимала, что в чем-то ошиблась, но в чем именно – не понимала.
Когда Рон вошел в гостиную, Дора сидела на полу и строила очередной карточный домик. Рон злобно пнул его, карты рассыпались.
– Ой! – сказала Дора и вздрогнула. Подняла взгляд и вздрогнула еще раз.
– Что случилось? – спросила она. – Что Алиса с тобой сделала?
– Ничего! – рявкнул Рон и вышел вон.
Дора поднялась с пола и осторожно заглянула в открытую дверь кабинета. Алиса сидела в любимом кресле Рона и гасила окурок в пепельнице. Дора хотела было возмутиться, что гасить такой большой окурок – преступление, его еще курить и курить, за такое в приличном обществе сразу канделябром бьют…
– Что ты ему сказала? – спросила Дора.
– Ничего, – ответила Алиса, пожав плечами. – Мы слегка поругались, потом я ему предложила потрахаться, а он почему-то обиделся.
– Ну ты и сука, – сказала Дора. Алиса удивилась, кажется, искренне.
– Почему это? – спросила она. – Он то же самое сказал.
– Потому что ты дура бестолковая, – объяснила Дора. – Я же тебе говорила, у него потенция плохая, только с подсоса заводится. А ты сначала обругала его, а потом говоришь, типа, на, пользуйся! Он решил, ты глумишься.
– Ой, – сказала Алиса. – Плохо-то как… Я не хотела, честное слово… Что же теперь делать-то?
– С голой жопой бегать, – посоветовала Дора. – Спрячься куда-нибудь и не высовывайся, попробую его успокоить.
– Ой, спасибо тебе огромное! – обрадовалась Алиса. – Ты, это… можешь моей смазкой воспользоваться.
– Ой, спасибо! – передразнила ее Дора. – Да уж воспользуюсь обязательно, моя-то закончивается, на один раз осталось.
– Конфетки поешь, – предложила Алиса. – Они вкусные. Дора удивленно посмотрела на нее и сказала:
– Не понимаю я тебя. Вроде, соображаешь по жизни, а иногда как ляпнешь… Сама-то пробовала эту кислятину?
– Если честно, то нет, – смутилась Алиса. – Джон их как раз в тот день купил… Я думала, они вкусные…
– Надо не думать, а соображать, – заявила Дора. – Короче, сиди тихо и думай над своим поведением. И не выходи, пока я не позову, что бы ни случилось. Поняла?
– Поняла, – кивнула Алиса. – И, это… спасибо тебе.