Текст книги "Гнездо индюка (СИ)"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

– Я намекал, – тихо произнес Джон.

В уголке его глаза висела крупная слеза. Герман отвел взгляд. Он попытался представить себе, осмелился бы он сам, окажись на месте Джона… Ни за что бы не осмелился… А он нашел мужество…

– Последний вопрос, Джон, – сказал Герман. – На этот раз точно самый последний. Зачем ты это делаешь? Ты мог бы скрыться… да хоть в том же Оркланде…

– Я скрывался, – сказал Джон. – Но это не так просто, как кажется. Код молчания причиняет адскую боль, но бывает и другая боль, не телесная, а душевная. Она не очень сильная, ее можно терпеть, но она подтачивает тебя исподволь, и рано или поздно приходит время делать выбор. Либо окончательно стать дрожащей тварью, либо отстаивать свое право бросить вызов… Он замолчал.

– Ты решился… – начал Герман, но Джон внезапно прервал его.

– Не решился я ни на что! – завопил Джон. – К богам взывал по пять раз на дню, совета искал, извелся весь, гадание устроил идиотское… А что потом произошло, ты сам знаешь. До сих пор не могу понять, что это было: то ли дали боги знак, то ли мерещится мне… То ли я вообще с ума сошел… А что, Герман, может, ты моя иллюзия?

– Я не иллюзия, – сказал Герман. – И ты тоже не иллюзия. Делай, что должно, и свершится, что суждено. Ты придумал отличный план, Джон, и я верю, что он сработает. Он не может не сработать, мы не имеем права позволить ему не сработать. Давай, инструктируй рабыню и продавай.

– Надо сначала яды добыть, – заметил Джон.

– Это я возьму на себя, – отмахнулся Герман. – У меня есть агент в «Рэдисоне», через него все передам. Кстати! У нас же встреча назначена! Герман выскочил на крыльцо и закричал:

– Эй, Винни! Гость пришел? Так веди его сюда быстрее! Затем вернулся в комнату и сказал:

– Прямо сейчас и познакомитесь.

Следующие полчаса в домике Винни Соловья не происходило ничего интересного. Шпионы обсудили способы связи, выкурили по косяку, а затем разошлись по своим шпионским делам.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЮДИФЬ ТРЕТЬЕЙ ЭПОХИ

1

Аленький Цветочек сидела у окна и грустила. Джон весь день пропадал по каким-то таинственным делам, о которых он не сказал ей ни слова. Уходя, он запер дверь номера снаружи, замок, конечно, хлипкий, Аленький Цветочек выломала бы защелку без труда, но она боялась рассердить Джона. С тех пор, как они прибыли в Барнард-Сити, ее возлюбленный заметно изменился в худшую сторону. Задумчивый стал, нервный и злой. Курить запретил, грамоте учить отказался, дескать, не до тебя сейчас, даже выходить из номера запретил, дескать, вышла уже однажды. Обидно очень получилось с этим походом на базар, он теперь думает, что она дура, а ей и возразить нечего. Не объяснять же, дескать, я на самом деле умная, так случайно вышло… Не поверит он ей, будь она на его месте – точно не поверила бы. Или все же попробовать объяснить?..

И вот сидит она целый день одна в номере и пухнет со скуки. Делать нечего, поговорить не с кем, Джон даже сексом заниматься отказывается, говорит, что голова другим занята. И как теперь жить с таким самцом, то есть, мужчиной?

А вот и он, легок на помине. Едет по самой середине дороги на своей убогенькой лошадке, такой гордый весь… Спина прямая, взгляд суровый… Люди и орки оборачиваются вслед и смеются, а он ничего не замечает. Клоун он, а не рыцарь! Аленький Цветочек однажды пыталась ему намекнуть, как его поведение выглядит со стороны, а он посмотрел на нее снисходительно, потрепал по голове, как собаку, и сказал:

– Это театр, девочка. Знаешь, что такое театр? Она отрицательно покачала головой, он рассмеялся и сказал:

– Темень ты необразованая. Аленький Цветочек надула губки и сказала:

– Так научи меня грамоте, давно уж прошу.

– Позже, – сказал Джон. – Извини, не до тебя сейчас.

– Тебе всегда не до меня, – пробурчала Аленький Цветочек и отвернулась обиженно.

Джон тогда не заметил ее обиды. Снял плащ и сапоги, улегся на кровать и стал медитировать. Все время он либо бродит где-то, либо медитирует, а на нее внимания не обращает. Вот и сейчас придет, завалится на постель одетый и опять будет труп изображать. Она ошиблась, Джон не стал изображать труп.

– Здраствуй, милая! – сказал он. – Как, сильно скучала?

– Очень сильно, – ответила Аленький Цветочек и начала произносить давно заготовленную речь. – Джон, меня так достало твое невнимание! Я понимаю, что подвела тебя, но… Джон остановил ее повелительным жестом.

– Не надо об этом, милая, – сказал он. – У меня к тебе дело появилось. Ты человеком стать еще не передумала? Вот и замечательно. Слушай внимательно и запоминай. Помнишь, мы вчера встретили на улице двух жрецов в балахонах с капюшонами? Одного из них зовут Зак Харрисон, а второй тогда не представился, так и маячил все время в стороне, лицо капюшоном прикрыв. Этого второго зовут Рон Вильямс. Помнишь это имя? Аленький Цветочек покачала головой.

– Плохо, что не помнишь, – сказал Джон. – Я тебе о нем говорил. Ну да ладно. Рон Вильямс на самом деле не жрец, тогда он надел жреческий балахон только для маскировки. Он – очень плохой человек. Если он помрет, Герман будет очень доволен.

– Так ты для этого устроил все это лицедейство? – догадалась Аленький Цветочек. – А я-то думала…

– Ты правильно догадалась, – кивнул Джон. – И вот сегодня лицедейство наконец-то достигло цели.

– Ты его убил? – изумилась Аленький Цветочек.

– Нет, – покачал головой Джон. – Я его не убил, но я уже готов его убить. И я хочу, чтобы ты стала моим оружием.

– Это как? – не поняла Аленький Цветочек.

– Очень просто, – сказал Джон. – Ты понравилась Вильямсу, он хочет тебя купить. А сегодня так вышло, что у меня украли кошель с золотом, срезали на базаре, сволочи…

С этими словами Джон извлек из рукава метательный нож и перерезал ремешки, крепящие кошель к поясу. Открыл волшебный сундучок с артефактами, положил кошель внутрь и закрыл сундучок.

– Такая вот беда, – сказал Джон. – Всю казну уперли, мерзавцы оркоподобные. Я теперь нищий. Срочно нужны деньги. Так что завтра, а может и сегодня, я продам тебя Вильямсу. Если, конечно, ты согласна мне помочь.

– А если я несогласна? – спросила Аленький Цветочек.

– Тогда я попрошу Германа за тобой присмотреть, – сказал Джон. – Всем скажу, что ты убежала, и буду добираться до Вильямса другим способом. Пока не закончится эта операция, поживешь у Германа на конспиративной квартире, потом что-нибудь придумаем. Наверное, я попрошу Германа вывезти тебя куда-нибудь подальше и продать в хорошие руки. Он, конечно, будет на ликвидации настаивать, дескать, знает слишком много, но я на этого не допущу. У меня и так нервы расшатаны, а если еще муки совести добавятся… Но я думаю, ты согласишься. Тогда, в Оркланде, ты на меня смотрела с таким благоговением, типа, аватар, божественность… Думала, легко быть подругой божественного аватара? Нелегко. И то, что я предлагаю, можешь считать первым испытанием. Откажешься – извини, но дальше придется обходится без тебя.

– Я думала, ты меня любишь, – вздохнула Аленький Цветочек.

– Я тебя люблю, – подтвердил Джон. – Но любовь не мешает мне сохранять здравомыслие. Только у сопливых юнцов любовь выносит разум из головы, зрелый муж должен воспринимать свою любовь более-менее объективно. Бывает, конечно, когда бес в ребро ударяет, но у меня до этого не дойдет, я надеюсь. И вообще, даже странно как-то с тобой такие вещи обсуждать. Мне казалось, ты умнее, должна сама все понимать.

– Что понимать? – спросила Аленький Цветочек.

– Что иногда ради великой цели приходится творить зло. Помнится, мы обсуждали, что орочья раса должна перестать быть угнетенной, а человекообразные должны оценивать друг друга не по цвету татуировки, а по личным качествам. Ты хочешь, чтобы стало так? Тогда будь добра потрудиться.

– Что я должна сделать? – спросила Аленький Цветочек.

– Убить Рона Вильямса, – ответил Джон. – Когда я продам тебя Вильямсу, ты будешь как бы расстроена и забудешь взять с собой личные вещи. Потом я их как бы найду и через кого-нибудь тебе передам. Там будет отравленная смазка для секса и противоядие к ней, я пока не знаю, в каком оно виде будет: таблетки, микстура, порошок… Может, леденцы какие-нибудь… Съедаешь противоядие, намазываешься смазкой и соблазняешь Вильямса. Он вначале опьянеет, потом умрет от сердечного приступа. Ты тоже опьянеешь, но от сердечного приступа не умрешь – противоядие не даст. Когда Вильямс умрет, начнется большая суета, на тебя никто не будет обращать внимания, и ты сбежишь. Например, через подземный ход, он почти наверняка не охраняется. Ход предположительно начинается от каморки в цокольном этаже, то ли там уборщица швабры хранит, то ли что-то еще в том же роде. На улицу выйдешь у той инсулы, где мы Зака с Роном встретили. Пройдешь два квартала на запад, там будет оптовый склад металлоизделий. Охраннику скажешь на ушко имя Германа Пайка, он проведет тебя внутрь. Дальше либо я сам тебя заберу, либо пришлю кого-нибудь. Вопросы? Аленький Цветочек растерянно помотала головой.

– Это так неожиданно, – прошептала она.

– Привыкай, – усмехнулся Джон. – В жизни почти все неожиданно. Не хочу тебя торопить, но к завтрашнему утру ты должна принять решение. Думай, а я пока помедитирую, надо просмотреть кое-что на спутн… помедитирую, короче.

– Подожди, – попросила Аленький Цветочек. – А ты действительно меня любишь? Ты же меня не для того соблазнил, чтобы я для тебя… Джон рассмеялся.

– Нет, милая, не для того, – сказал он. – Если бы только для того… Думаешь, трудно подобрать подходящую наложницу?

– Тогда может, ты подберешь какую-нибудь другую наложницу? – предположила Аленький Цветочек. Джон нахмурился и покачал головой.

– Если ты откажешься наотрез, я так и сделаю, если успею, – сказал он. – Но это будет плохо. Потому что если мне придется так поступить, окажется, что ты для меня не боевая подруга, а всего лишь наложница, не пригодная ни к чему, кроме постели. А зачем мне такая подруга? И зачем мне делать человеком ту, в душе которой нет ничего человеческого? Да, я понимаю, тупой скотинкой быть проще, ответственности никакой, только знай, ноги раздвигай. Но тупую скотинку уважать не за что. И я очень сомневаюсь, что смогу любить девушку, которую не уважаю.

– Ты меня вынуждаешь, – вздохнула Аленький Цветочек. Джон пожал плечами и сказал:

– Ты можешь отказаться.

– Но ты хоть любишь меня? – спросила Аленький Цветочек.

– Люблю, – ответил Джон. Вдруг лукаво улыбнулся и спросил: – Доказать?

– Докажи, – потребовала Аленький Цветочек. – Я по тебе так соскучилась…

Они занимались любовью долго и исступленно. И когда Аленький Цветочек окончательно обессилела, она сказала:

– Я люблю тебя, Джон. Ради тебя я сделаю все, что угодно!

– Ловлю на слове, – пробормотал Джон. Нежно поцеловал девушку и сказал:

– Я тоже люблю тебя.

А потом Джон лег на кровать, закрыл глаза и стал медитировать. Аленький Цветочек печально смотрела на него и думала: «А все-таки я дура».

2

На следующее утро Джон спустился в холл отеля и подошел к регистрационной стойке. Рядом со стойкой сидел Том Блаунт, он чего-то ждал и скучал.

– Доброе утро, сэр Томас! – поприветствовал его Джон. – Как хорошо, что мы здесь встретились! Я хочу обратиться к вам как рыцарь к рыцарю, с просьбой.

Сохранить невозмутимое выражение лица было непросто, но Том справился – ни глаза не закатил, ни неподобающего вздоха не издал. Лишь вежливо улыбнулся и сказал:

– Всегда рад помочь вам, сэр Джон.

– Видите ли, сэр Томас, – начал Джон. – Вчера со мной приключилась крайне неприятная история. Даже не знаю, как это произошло. Когда я выходил из отеля по делам, я решил не оставлять в номере кошель со сбережениями, я подвесил его к поясу, и когда я выходил с базара, я обнаружил, что его кто-то срезал. Не представляю, как я мог не заметить этого, кошель был такой тяжелый…

– Искренне сочувствую вам, сэр Джон, – сказал Том. – В столице столько ворья развелось… Боюсь, ваши сбережения потеряны безвозвратно. Я бы с радостью ссудил вам…

– Нет-нет, об этом не может быть и речи! – возмутился Джон. – Я еще не настолько обнищал, чтобы просить милостыню! Я хотел попросить вас о другом. Я собираюсь продать рабыню, и, помнится, почтенный Рональд Вильямс упоминал однажды, что хотел ее купить за шестьсот долларов. Том непроизвольно присвистнул. Ну и запросы у этого деревенщины!

– Что-что? – переспросил Джон.

– Нет, ничего, извините, – сказал Том. – А, я понял! Вы хотите, чтобы я передал ему ваше предложение?

– Конечно, нет! – заявил Джон. – Рыцарю недопустимо быть на побегушках. Я хотел попросить вас отправить в тот флигель какого-нибудь орка с посланием.

– Да я сам схожу, – сказал Том. – Не вижу ничего унизительного в том, чтобы выполнить просьбу такого достойного рыцаря, как вы, сэр Джон. Прямо сейчас и схожу.

– Ну, мне прямо как-то неловко, – смущенно пробормотал Джон.

Том изумился – сэр Джон, оказывается, умеет смущаться! Но вслух ничего не сказал.

Через полчаса почтенный господин Рональд Вильямс постучался в дверь номера, который занимал рыцарь Джон Росс.

– Здравствуйте, уважаемый сэр, – почтительно произнес Рональд. – Мне передали, что вы продаете рабыню…

– Да-да! – воскликнул Джон. – Очень рад видеть вас, Рональд! Глядите, какая прекрасная наложница! От сердца отрываю. Аленький Цветочек, обнажись, покажи доброму господину свои достоинства. И не будь такой мрачной, улыбнись, моя радость. Вот так, молодец. Посмотрите, Рональд, какая грудь, какие бедра! Какие черты лица! Клянусь Афродитой, ее умения ничуть не уступают ее красоте! Всего шестьсот долларов. Рональд поперхнулся.

– Гм, – сказал он. – Ни в коей мере не пытаюсь оспорить вашу цену, сэр, но… А танцевать она умеет?

– Не знаю, – растерялся Джон. – Честно говоря, даже не пробовал, как-то в голову не приходило. Аленький Цветочек, ты танцевать умеешь?

– Только рок-н-ролл, – ответила Аленький Цветочек. Рональд хихикнул.

– Но вы же ее не для танцев покупаете! – сказал Джон. – Она же не танцовщица, а наложница. Прекрасная наложница, Афродитой клянусь! Само совершенство!

– А ветосмотр у нее есть? – спросил Рональд.

– Чего? – не понял Джон.

– Ветеринарный осмотр, – объяснил Рональд. – Бумажка такая цветная, в этом году голубого цвета должна быть. Ежегодно выдается уполномоченным ветеринаром, подтверждает, что наложница не страдает хроническими болезнями. Туберкулез, сифилис…

– Да ты что! – воскликнул Джон. – Какой туберкулез, какой сифилис? Посмотри на нее получше! Само совершенство, клянусь! Здоровье идеальное! Она же не в городе выросла, а в чистом воздухе, на экологически чистых продуктах! С плохим здоровьем в таких условиях не выживают. Какой еще туберкулез может быть, что-то я не понимаю.

– Стало быть, ветосмотра нет, – констатировал Рональд. – А ветпаспорт у нее есть? Она, вообще, зарегистрирована? Джон нахмурился.

– А лицензия рабовладельца у вас есть? – спросил Рональд. – Или вы владеете ей незаконно? Джон нахмурился еще сильнее.

– Странные вещи ты говоришь, Рональд, – сказал он. – Намеки делаешь нехорошие… Уж не оскорбить ли ты меня собираешься?

– Нет-нет, ни в коем разе, – поспешно произнес Рональд, покосившись на рыцарский меч, висящий на специальном крючке в прихожей. – Просто если у вас на нее никаких документов нет, она должна дешевле стоить. Ее же регистрировать надо, взятки платить…

– Твои предложения? – спросил Джон.

– Триста долларов, – ответил Рональд. Джон отрицательно покачал головой и сказал:

– Не пойдет. Такую рабыню за такие деньги продавать – себя не уважать.

– Зато все расходы по оформлению мои, – сказал Рональд. – С вас только генеральная доверенность. По генеральной доверенности рабыню без документов за три сотни вы ни в жизнь не продадите! Джон задумался. Через минуту он сказал:

– Ладно, боги с тобой. Четыреста.

Рональд хотел было возмутиться, но в этот момент Аленький Цветочек так на него посмотрела, что ему показалось…

– А она не полукровка ли часом? – спросил Рональд. Аленький Цветочек так вздрогнула, что стало очевидно, что он угадал.

– Да ты одурел! – рявкнул Джон. – Соображай что говоришь! Намекаешь, я орчанку от полукровки не отличу? Да я тебе за такие слова сейчас морду начищу… Я сам лично четырем десяткам полукровок кишки выпустил…

Когда Джон стал произносить последнюю фразу, прелестное личико рабыни исказилось в гримасе неподдельного отчаяния. И Рональд услышал, как его собственный голос прерывает жуткую тираду неотесанного рыцаря:

– Согласен на четыреста. Джон мгновенно успокоился и протянул руку, Рональд машинально пожал ее.

– Вот и договорились, – сказал Джон. – Деньги у тебя с собой?

– Ну, надо же документы оформить, – пробормотал Рональд.

– Надо – оформляй, – сказал Джон. – Деньги давай, рабыню забирай и делай что хочешь, хоть с ней, хоть с документами.

– Там вам тоже надо будет расписаться…

– Надо будет – распишусь, – заявил Джон. – Клянусь Тором, Тиной Минервой и честью рыцаря, что распишусь везде, где надо, по первому твоему требованию и без проволочек. А если нарушу эту клятву, пусть падет на меня презрение товарищей и… Как там дальше говорится?

– Не знаю, – пожал плечами Рональд. – Я же не рыцарь.

– Да, действительно, – сказал Джон. – Как деньги принесешь – забирай. А я пока позабавлюсь в последний раз. Вот что, жаба, принеси-ка мне наручники и большую плетку.

– Не смейте портить мою рабыню! – возмутился Рональд. – И вообще, вы не говорили, что занимаетесь с ней садизмом!

– Это не твоя рабыня, – заявил Джон. – Заплатишь четыреста долларов – будет твоя, а пока не твоя. А насчет садизма ты не спрашивал. Да и вообще, разве ж это садизм? Баловство одно, а не садизм. Хочешь, расскажу, как настоящий садизм делается? Вбиваешь в землю кол потолще, рядом разводишь костер…

– Не хочу ничего слышать! – воскликнул Рональд. – Через четверть часа я принесу деньги, и если на ней будет хоть одна царапина, сделка не состоится! Я не собираюсь покупать за такие деньги телку без документов, да еще порченую!

– Хорошо, жду четверть часа, – спокойно сказал Джон. Рональд вышел.

Некоторое время хозяин и рабыня сидели и молчали, не глядя друг на друга. Затем Джон сказал:

– А из меня хороший актер получился бы.

– Иногда мне кажется, что ты такой на самом деле, – тихо произнесла Аленький Цветочек в ответ.

– Это высшая похвала актерскому мастерству, – сказал Джон и невесело улыбнулся. – Прости меня, милая. Но это было реально необходимо. Если ты не справишься… нет, так нельзя говорить! Когда ты справишься! Ты должна справиться, что бы ни случилось.

– Скажи, что любишь меня, – попросила Аленький Цветочек.

– Я люблю тебя, – сказал Джон. – Одевайся. Хотя нет, не одевайся. Забейся в какой-нибудь уголок, вон в тот, например, и пугайся. Когда Рональд поближе подойдет, я снова стану жуткие вещи говорить, ты их всерьез не воспринимай, это только чтобы из коридора слышно было. Я так считаю, раз уж начал представление, надо до конца доводить. Не дай боги, заподозрят неладное…

Джон внезапно встал на колени перед обнаженной рабыней, прижался щекой к ее бедру и проникновенно произнес:

– Не подведи меня, милая, умоляю, не подведи.

– Не подведу, – тихо отзвалась Аленький Цветочек.

3

– Дора! – позвал Рон. – Иди сюда, посмотри, кого я привел!

Из спальни вышла обнаженная блондинка лет двадцати пяти, невысокая, спортивного телосложения, с небольшой грудью.

– Ух ты, какая красивая! – восхитилась блондинка. – Как ее зовут?

– Аленький Цветочек, – представилась самка. Рон недовольно поморщился.

– Ненавижу ваши отвратительные орочьи клички, – сказал он. – Выбери себе нормальное имя, человеческое.

– А ты уверен, что она из наших? – спросила Дора.

– Абсолютно, – кивнул Рон. – Ты бы видела, как она затряслась, когда я ее проверил! Точно полукровка.

– Давай, она будет Алиса, – предложила Дора. – Имя красивое и старому созвучно, путаться не будет.

– Хорошо, – согласился Рон. – Дора, займись подругой, разъясни ей, что к чему, а я вас покину, у меня интервью с «Крыльями Гермеса».

– Пойдем, спальню покажу, – сказала Дора. – А где твои вещи? Аленький Цветочек она же Алиса растерянно пожала плечами.

– Вот скупердяй! – воскликнула Дора. – Ладно, Алиса, не переживай, барахлом обзавестись успеешь. Рон – хозяин хороший, годный. Значит, так. Здесь спальня. Спать будем на этой постели, все вместе, втроем. Эта тумбочка моя, эта твоя. Пока можешь моим барахлом пользоваться. Салфетки, носовые платки, тампоны, полотенце вот это возьми и вот это еще. Что еще… Трусы тебе не понадобятся…

– А если придется в город выйти? – удивилась Алиса.

– Не придется, – покачала головой Дора. – Зак не позволяет. Вдруг тебя завербует кто-нибудь?

– Чего сделает? – не поняла Алиса.

– А, не бери в голову, – отмахнулась Дора. – Зак немного головой тронулся, ему всюду ассасины мерещатся.

– Кто мерещится? – спросила Алиса.

Дора посмотрела на нее с брезгливым сочувствием, покровительственно потрепала по щеке и сказала:

– Дура ты деревенская. Только не обижайся и не расстраивайся, это дело житейское, я тоже такая же была поначалу. А потом втянулась. Короче, так. Наш хозяин Рон – правозащитник. Знаешь, что это такое? Алиса отрицательно помотала головой.

– Правозащитник – это тот, кто пресекает беззакония властей, – объяснила Дора. – Допустим, какой-нибудь чиновник что-то украл или кого-то обидел или, скажем, кого-то изнасиловал незаконно. А какой-то другой человек об этом узнал и рассказал журналистам. В газетах написали про беззаконие, чиновник опозорен, справедливость торж… восторж… короче, все стало хорошо. А тот человек, который сделал, чтобы стало хорошо – это и есть правозашитник. Поняла?

– Не совсем, – ответила Алиса. – Что такое справедливость?

– Гм, – сказала Дора. – Ну, это когда все по справедливости. Ну, не воруют, не обижают без нужды, когда все поровну… Ну, что-то типа того. Короче, справедливость – это хорошо.

– Ага, поняла, – сказала Алиса. – Стало быть, добрый господин Рональд Вильямс…

– Не смей так его называть! – перебила ее Дора. – Злится жутко! Называй его просто Рон, он так любит. Я долго привыкнуть не могла, он сначала просто обижался, а потом лупить начал. Три дня с красной попой ходила, пока не приучилась именовать господина как положено. Он так звереет, когда его добрым господином называешь… так орет… Я тебя отучу пресмыкаться, жаба бестолковая! Я в тебе воспитаю чувство собственного достоинства! Алиса рассмеялась.

– Что, так прямо и говорит? – спросила она. – Чувство собственного достоинства? У рабыни?

– Да, так и говорит, – подтвердила Дора. – Не смешно на самом деле. Это только вначале кажется забавным – откликаться на человеческое имя, обращаться к хозяину без чинов… Даже чувство достоинства какое-то начинает просыпаться… А потом понимаешь, что это просто игра. Очень злая игра на самом деле.

– Представляю… – пробормотала Алиса.

– Ничего ты не представляешь! – заявила Дора. – Зак про твоего хозяина много рассказывал, он у тебя, конечно, отмороженный на всю голову, но с таким жить даже проще. Знаешь свое место, что можно, что нельзя… А с этим… Когда рабыня подчиняется хозяину – это нормально, а когда надо изображать свободную человечиху, которая все равно подчиняется – это извращение какое-то. Очень тяжело.

– Понятно, – сказала Алиса. – А у этого Рона, вообще, с головой все в порядке?

– Нет, конечно! – воскликнула Дора. – Но он неопасный, тихий такой безобидный дурачок. Если его задвиги духовные всерьез не воспринимать, жить с ним даже приятно. В постели не жестокий, временами ласковый. Потенция у него слабая, домогается не каждый день, где-то каждый четвертый день, а то и реже. Ну, теперь-то у него всплеск будет, потому что ты появилась. Слушай, Алиса, а как у тебя с лесбисом? Он ведь потребует наверняка…

– Ненавижу, – поморщилась Алиса. Дора нахмурилась.

– Плохо, – сказала она. – Надо себя заставить. Может, потренируемся, пока его нет? Это на самом деле даже приятно, когда привыкнешь.

– Да иди ты! – воскликнула Алиса. – Не хочу и не буду! Один козел меня уже пытался на это совратить, так я ему чуть яйца не оторвала. Джеральд Смит его звали, урод был редкий.

– Джеральд Смит?! – изумилась Дора. – Вот это да, мир тесен! Это же тот самый чиновник-казнокрад, которого Рон разоблачил!

– Так он еще и казнокрад! – сказала Алиса. – То-то он мне сразу не понравился.

Произнеся эти слова, Алиса кое-что поняла. Джон много раз говорил странные вещи с точно такой же интонацией, с какой она произнесла последнюю фразу, и потом улыбался такой же кривоватой нервной улыбкой. Это такой особый замаскированный сарказм, непонятный никому, кроме того, кто его высказывает. А ведь Джон очень часто говорит с такой интонацией… Как будто исподтишка глумится над всем миром сразу… Впрочем, почему «как будто?»

– Чего задумалась? – спросила Дора. Алиса пожала плечами и ничего не ответила. В гостиной послышался шум.

– Рон идет, – прокомментировала Дора. – Быстро он сегодня интервью провел.

– А интервью – это что такое? – спросила Алиса.

– Слово такое древнее, – ответила Дора. – Это когда что-то кому-то рассказываешь, а потом… Не знаю, если честно.

– Плохо, что не знаешь, – заявил Рон, входя в комнату. – Интервью – это когда что-то рассказываешь не кому попало, а журналистам, одному или нескольким. А потом твой рассказ печатается в газете. Поняла?

– Угу, – сказала Дора и кивнула.

– То-то же, – сказал Рон. – Это… как там тебя…

– Алиса ее теперь зовут, – подсказала Дора.

– Да, точно, Алиса! – вспомнил Рон. – Алиса, а почему ты одетая? Раздевайся, дай я тебя рассмотрю как следует. Алиса сняла рубаху, затем штаны и трусы.

– Фу… – прокомментировала Дора. – Тебя что, правильно раздеваться не учили? Ты сейчас двигаешься, как мифическая кукла-автомат. Ты же самка! Наложница! Не какая-нибудь доярка огородная…

– Огородных доярок не бывает, – перебил ее Рон. – Доярки работают на фермах, а в огородах работают… как они называются-то… Не скотницы, как-то иначе…

Внезапно Алиса ощутила новое, совершенно незнакомое чувство. Она вдруг поняла, как должна себя вести и что делать, чтобы произвести на нового хозяина должное впечатление. Правильно говорила старая Солнце Вниз, в незнакомом обществе как себя поставишь, так тебя и примет. Причем это относится, похоже, не только к обществу орков.

Алиса села на кровать, тяжело вздохнула и сгорбилась. Она смотрела прямо перед собой неподвижным взглядом, не выражающим ничего, кроме усталости и еще какого-то чувства, которое она не могла описать словами. Да и не нужно было его описывать.

Дора неодобрительно хмыкнула. Рон озадаченно потоптался на месте (Алиса не смотрела на него, но отслеживала перемещения хозяина боковым зрением) и вдруг сел рядом с ней и положил руку на ее обнаженное плечо. Она вздрогнула.

– Что с тобой, милая? – спросил ее Рон.

– Ничего, – ответила Алиса безжизненным тоном.

Рон взял ее голову за подбородок и повернул к себе. Алиса подчинилась его жесту, посмотрела в глаза хозяина и тут же опустила взгляд.

– Что с тобой, Алиса? – повторил Рон. – Что тебя огорчило?

– Извини, Рон, – сказала Алиса. – Я не хочу об этом говорить. Дора сдавленно охнула.

– Это только мои проблемы, – добавила Алиса. – Никому нет до них дела, и кто я, вообще, такая, чтобы тебя озадачивать своими переживаниями? Я просто рабыня. Приказывай, Рон. Рон нахмурился.

– Ты не просто рабыня, – сказал он. – Дора, ты разве ей не рассказала?

– Я только начала, – сказала Дора. – Ты так быстро вернулся…

Алиса подняла глаза, и посмотрела на хозяина в упор. Рон с удивлением обнаружил, что взгляд рабыни перестал быть вялым и безразличным. Теперь в нем читался… гнев?

– Она рассказала мне достаточно, – заявила Алиса. – Я все поняла, Рон, ты любишь воображать, что твои рабыни – человеческие женщины. Заставляешь нас отзываться на человеческие имена, называть тебя просто «Рон», ты делаешь вид, что любишь нас, заботишься о нас… А на самом деле ты через нас свои мечты воплощаешь, чтобы смазливой человечихе приказать и она по твоему приказу в стойку встала! Мы с Дорой для тебя такие же вещи, как любая телка! Знаешь, как это больно? Впрочем, что я говорю, откуда тебе знать… Я когда узнала, что ты к орчанкам относишься по-человечески, начала думать невесть что, сэра Джона уговорила продать меня тебе… Думаешь, легко было солдафона деревянного уговорить, да чтобы он не догадался, что эту мысль я ему подбросила? Я думала, ты по-настоящему добрый! Да, я знаю, я дура, не бывает добрых людей! Но я поверила, понимаешь?! Поверила!! Боги, какая я дура!

Она попыталась всхлипнуть, но не было ни слез, ни соплей, она была абсолютно спокойна и. Она управляла собственным лицом и телом, как кукловод управляет марионеткой, это было так просто и естественно… Наверное, это и есть актерское вдохновение, о котором рассказывал… кто же рассказывал-то… Впрочем, неважно.

– Вот, даже заплакать не получается, – продолжала Алиса. – Потому что дура. Зря ты меня купил, Рон. Я плохая наложница, злая и непослушная. Джеральд Смит меня к смерти приговорил, а Джон Росс от смерти спас. А я его предала. Потому что думала, что ты добрый. Я дура.

В воздухе повеяло ароматом конопли. В поле зрения Алисы появился большой косяк, уже раскуренный.

– На, покури, – сказал Рон.

Она протянула руку, взяла косяк, затянулась, закашлялась, выронила косяк, он упал прямо на ковер…

– Ты что творишь, деревня?! – возмутилась Дора и мгновенно цапнула косяк, пока он не прожег дырку в ковре.

– Не приучена, – констатировал Рон. – Дора, докури. А ты, Алиса, послушай меня. Ты не дура, ты все правильно поняла. Но не до конца. Ты зря говоришь, что я не понимаю твои чувства. Очень хорошо я их понимаю. Да и ты должна понимать, что я понимаю, ты же жила в Идене… слушай! Так ты та самая Аленький Цветочек?!

Алиса мрачно посмотрела на Рона и кивнула. Протянула руку к Доре и сказала:

– Дай, попробую еще раз затянуться. Затянулась. Подумала, не стоит ли закашляться, и решила, что не стоит.

– Ну это вообще! – воскликнул Рон. – Как мир тесен! А это правда, что ты пыталась сэру Джеральду яйца откусить?

– Неправда, – покачала головой Алиса. – Пыталась бы откусить – откусила бы. А я, дура, оторвать пыталась. Рон рассмеялся.

– А за что? – спросил он.

– К лесбису принуждал, – ответила Алиса. – А я это дело с детства ненавижу. Я и обычный-то секс не очень люблю.

– Как это? – удивился Рон. – Ты же наложница профессиональная!

– Ну да, наложница, – подтвердила Алиса. – Ненавижу эту работу. Конечно, кувыркаться в постели куда легче, чем полы драить или батат окучивать, но все равно противно. Потому что я дура. Мне все время чувства какого-то хочется, чтобы не только оргазм, но и… ну, не любовь, конечно, но какое-то чувство… Ну, не знаю, накуриться вместе, чтобы радостно было… нет, не то… Вот у Джона было ко мне чувство, но не такое, он говорил, что я ему как бы пантера, которую он приручил. И он действительно меня приручил, я сначала давала ему из благодарности, что от смерти спас, а потом…