Текст книги "Встретимся на Альгамбре (СИ)"

Автор книги: Вад Капустин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Глава 18
Отдать долг

Долг платежом…

Бухгалтерский учет

Из космопорта Хасты Корнилов добрался до интерната на взятом на прокат в частной конторе потрепанном флайере. Прокат обошелся недешево, но Степан не собирался рисковать насвежо отремонтированной Астартой, пытаясь посадить ее в незнакомых горах.

Планета оставалось такой же враждебной и негостеприимной, какой она помнилась Корнилову с детства. Попытки фроггсов колонизировать горный край привели к появлению немногочисленных поселений, которые тихо доживали свой век, постепенно, но неуклонно покидаемые последними жителями. Хаста не оправдывала возлагаемых на нее надежд.

Городок, приютивший ненавистный интернат, выглядел довольно благополучно: небольшие красно-желтые домики, в излюбленной фроггсами цветовой гамме, чистые, идущие под уклон, улочки, довольно удобная посадочная площадка, на которую Степан без проблем посадил флайер – больше никаких летательных аппаратов он в городишке не заметил. Сверху из города уходила в сторону космопорта широкая трасса и несколько извилистых горных дорог, ведущих в удаленные поселки.

В интернате Степана приняла огромная расплывшаяся жаба, назвавшаяся директрисой. Она смотрела на землянина с брезгливостью и плохо скрываемой неприязнью. Чувства были взаимными. Даже привычный ко многому Корнилов с трудом преодолел отвращение.

Он знал, что подобное впечатление самки фроггсов производят на всех, кроме самцов собственной расы, для которых обладают невероятной притягательностью. Именно поэтому на Фрогге «женщин» так редко можно встретить в учреждениях и на общественных постах, а самки, в чьи обязанности входит появление на публике – актрисы, певицы, теледикторши, – так часто становятся причиной громких скандалов.

Появление в интернате директрисы можно было объяснить только одним – вероятно, многодетная богатая дама на старости лет решила заняться благотворительностью и осчастливить несчастных сирот.

– Я воспитанник учителя Ясмаха и хочу принести ему дары, – спокойно ответил Степан на невысказанный вопрос. При этих словах трое находившихся в учительской молодых фроггсов обернулись на землянина с удивлением. Он говорил по-фроггски почти без акцента, лишь изредка заменяя прищелкиваниями непроизносимые для землян звуки, как, впрочем, делали многие здешние поселенцы.

Безупречное владение местным диалектом подействовало и на директрису. Не обнаружив в руках пришельца ничего, кроме легкой спортивной сумки, жаба неохотно заглянула в пластиковую папку и что-то демонстративно отметила.

– Учитель Ясмах давно отошел от дел, – чопорно сказала директриса. – Он покинул наш интернат несколько лет назад и завершает жизненный путь в своем доме далеко в горах. Его мало кто навещает.

Слова жабы прозвучали намеком, но Корнилов не собирался откровенничать.

– Нельзя ли узнать точнее, где именно учитель завершает жизненный путь? – вежливо поинтересовался Степан, которому совсем не понравилось, как прозвучали последние слова. Неужели он опоздал?

Директриса подробно объяснила Степану, как добраться до затерянной деревушки на общественном бусе.

– Бус придет вечером, через пять часов. Путь в горы довольно долгий и не слишком приятный, – злорадно сказала она, оглядывая небогато одетого собеседника: такой вряд ли сможет позволить себе наемный кар. – Иногда он занимает почти два дня. И может оказаться опасным. Горные дороги непредсказуемы. Может быть, лучше оставить эту затею?

– Ничего, – разочаровал ее Корнилов, внимательно выслушав объяснения. – Я доберусь за пятнадцать минут. У меня флайер.

Уходя, он с удовольствием отметил, как скривилась в гримасе ритуальная маска оскорбленной жабы.

Степан оказался слишком самоуверенным. Поиски отняли у него около часа. Нужный домик находился в отдалении от указанной деревушки, и землянину с трудом удалось добиться от местных жителей внятных объяснений, как отыскать «умирающего безумца». Так называли старого учителя встреченные Корниловым редкие поселенцы.

– Что он здесь делает? Как живет? Как тут вообще можно жить? – с содроганием думал Степан, разглядывая убогую лачугу, в которой нашел последний приют учитель Ясмах. Молодые фроггсы, похоже, забыли мудрые указания древних намного быстрее, чем их гуманоидный соученик.

За неимением двери, Корнилов постучал в грязный камень стены и, не дожидаясь разрешения, вошел. Нищета и заброшенность – эти два слова полностью выражали то, что он увидел внутри. Неглубокий бассейн, непременная принадлежность любого жилища черноголовых, пересох, и уже не оставалось никаких признаков того, что там когда-то плескалась влага. В грязной темной клетушке, неподвижно застыв в жестком каменном полукресле, сидел очень старый фроггс без ритуальной маски. Редкое и неприятное зрелище.

Строя планы мести жестокому учителю, Степан совершенно не думал о том, что с момента их последней встречи прошло почти тридцать лет. А ведь учитель Ясмах и тогда был далеко не молод. И о нем явно никто не заботился.

Сейчас черная головная чешуя от возраста стала бледно-серой, а жабья морда, лишенная повседневного прикрытия, казалась пугающей. Ослабевшие с годами глаза не увидели пришельца. Очевидно, учитель не услышал и стука. Лишь только когда Степан встал прямо перед креслом, заслонив слабый свет, старик ощутил присутствие постороннего.

– Кто здесь? – с трудом шевеля безгубым ртом, прошамкал он.

– Это я, Степан Корнилов, – уже не надеясь, что его вспомнят, объяснил землянин. – Ваш бывший ученик, учитель Ясмах.

Учитель вспомнил. Учителя почему-то надолго сохраняют память об учениках, даже когда забывают все остальное.

– Степан Корнилов, – повторил фроггс своим новым шуршащим голосом. – Голошкурый. Бесполезный маленький гуманоид. Помню. Зачем ты пришел? Хочешь меня убить? Я скажу тебе за это спасибо. Смерть будет для меня освобождением.

– Я ваш воспитанник, учитель Ясмах, – повторил Степан. – Вы учили меня, и я принес вам дары.

Старый фроггс издал слабый клокочущий смешок На большее у него не хватило сил. Без маски он не мог выразить мимикой чувств – горечи и обиды, – но, медленно выдавливая слова, прошуршал:

– Я учил очень многих. Не только глупых мальчишек, но и многих взрослых серьезных людей, но пришел только ты. Наверное, затем, чтобы отомстить. Что за дары ты принес?

– Только этот плод, господин, – Степан протянул старику орас.

– Плод? – в голосе фроггса прозвучала нескрываемая жадность. – Давненько мне не приносили плодов. Пусть даже он ядовит, я приму твой дар.

Степан вложил плод в протянутую лапу, и Ясмах, с трудом поднеся плод ко рту дрожащей от слабости конечностью, откусил кусочек и медленно прожевал сочную мякоть растрескавшимися роговыми пластинами.

– Вкусно, – одобрил он. – Хороший дар. – И старик жадно, не разжевывая, проглотил остаток плода.

Корнилов с нетерпением и беспокойством ждал результата. Вкусно или невкусно, но он пришел сюда, чтобы отдать долг и уйти. Капитан больше не испытывал ненависти к учителю, но ему не за что было любить старика. А ведь никто не знал, как действует орас на фроггсов. Вдруг он и в самом деле принес учителю яд? Впрочем, и в этом случае, Степан не почувствовал бы раскаяния. Как справедливо заметил сам учитель, даже смерть показалась бы избавлением от такой незавидной старости.

Но беспокоился Корнилов напрасно. Плод жизни, гениальное создание сумасбродных альтаирцев, оказал на фроггса обычное воздействие.

Почувствовав прилив сил, старик машинально потянулся к висевшей на стене маске, и, к собственному удивлению, сумел снять ее с крючка и водрузить на лицо.

Лишенные мимических мышц, без масок, этих сложных, напрямую связанных с нервными узлами конструкций, фроггсы чувствуют себя раздетыми и беспомощными. Маски, самые разнообразные, общего пользования и рассчитанные только на одного владельца, ритуальные – по должности и повседневные – домашние, воплощающие черты собственного идеала красоты или внешность других рас и народов, уже много столетий назад стали для фроггсов составной частью сложной культурной жизни. Не только элементом моды, но и повседневной необходимостью, как очки для страдающего дефектами зрения человека. Маска учителя Ясмаха выразила недоумение и надежду.

– Я вижу тебя, маленький землянин. Впрочем, ты достаточно вырос. Что сделал твой плод? Вернул мне зрение? – спросил старый фроггс.

– И не только, – ответил Степан, с удовлетворением отмечая, как серая сморщенная кожа на голове собеседника чернеет, чешуя приобретает прежний блеск, движения старика становятся увереннее, голос звучит громче. – Надеюсь, что плод вернул вам здоровье и спас от старческой слабости. Это был мой дар. Я принес вам плод жизни, учитель. А сейчас долг выполнен, и мне пора идти. – И он направился к проему в стене, собираясь уходить.

– Но почему ты это сделал, – сказал ему вслед учитель. – Ведь я никогда не был добр к тебе?

Степан остановился на пороге.

– Вы учили меня. И ваши уроки оказались мне полезны. Вот и все, – Корнилову трудно было объяснить даже себе самому чувство справедливости, правильности, которое возникло от того, что он сегодня сделал.

– Кстати, вы были правы учитель, – не удержался землянин. – Перекусить левую жилу на шее метаморфа очень просто. Только, – он брезгливо поморщился, – кровь ящеров очень горькая.

– Кровь врага всегда сладкая, – учитель Ясмах не нуждался в подтверждении древней мудрости для своих афоризмов. – Хорошо, что ты ее попробовал. Молодец.

Высокая оценка, которой Степан никогда не удостаивался в детстве. И оба собеседника понимали, что сегодняшний поступок ученика не имеет к ней никакого отношения.

– Значит, ты считаешь жестокость оправданной? – продолжал допытываться старик, пытаясь приподняться, чтобы проводить уходящего. Корнилов вновь задумался и честно сказал:

– Я думаю, учитель, что нужно быть добрее. И тогда, может быть, больше людей принесут вам дары, когда вас в следующий раз настигнет старость.

И Степан торопливо пошел к флайеру, надеясь, что навсегда распрощался с прошлым и никогда больше не вспомнит ни с ненавистью, ни с благодарностью о своем фроггском учителе.

– Может быть, – глядя прозревшими глазами вслед уходящему землянину, задумчиво сказал учитель Ясмах. – Может быть.

Покидая Хасту, Корнилов собирался отправиться на Альтаир, но фроггские истребители перехватили Астарту уже на взлете. Очевидно, землянина «пасли» с самого момента появления в зоне фроггского влияния.

Отправляясь на Хасту вернуть долг, Степан совершенно не учел обострения галактической обстановки, вызванного последними событиями, хотя сам был их непосредственным участником и даже виновником.

При появлении перехватчиков, капитан быстро проверил деньги и документы и, без особой надежды, вызвал регуллианский счет. К его удивлению, тот оказался не заблокированным. Невзирая на грабительские проценты, Степан поспешно перевел всю сумму на фроггский банк и, без малейшего сожаления, выбросил в утилизатор регуллианскую золотую карточку.

Астарту конвоировали через ближайший портал на орбиту Фрогги, где в штабе разведуправления встречи с землянином с нетерпением дожидался прим-кард Луттьерхарфс.

– Нормальное соотношение полов на Фрогге всегда было десять к одному. Вернее, к одной. Наши прекрасные дамы всегда успевали сменить за свою недолгую жизнь по несколько мужей, – сказал Луттьерхарфсу Верховный Владыка, и маска его недовольно сморщилась, отражая смену настроения. – Но если так пойдет дальше, боюсь, что нашим женщинам скоро будет трудно найти себе женихов. Сколько кораблей ты просишь? Двести, триста?

Сегодня Седьмой Владыка казался усталым и говорил на удивление прямо без обычных словесных ухищрений. Чувствовалось, что неудачи и потери последних дней сильно подорвали его обычную самоуверенность.

– Говори, не бойся. Я дам столько, сколько ты попросишь. Союзники просили оказать тебе всемерную поддержку. Они очень довольны ходом переговоров. Итак?

– Я прошу всего пять, – кое-что просчитав в уме, ответил прим-кард. – И наберу экипажи из добровольцев. Сам сейчас отправлюсь в Академию, чтобы уговорить выпускников.

– Всего пять кораблей? И экипажи из курсантов-добровольцев? – с сомнением переспросил Верховный. – Боюсь, тебе не удастся найти такое количество дураков. Ты уверен, что одного выступления будет достаточно?

– Вполне, – знаменитый разведчик не сомневался в собственных возможностях.

Речь Луттьерхарфса, произнесенная перед выпускниками в актовом зале Военно-Космической Академии, до сих считается одним из непревзойденных образцов ораторского искусства и цитируется во всех современных учебниках риторики. А изобиловавшие в ней изречения из произведений древних философов и сейчас украшают стены многих залов и аудиторий Академии. Правда, тех, кто попытался бы отыскать эти замечательные слова в указанных произведениях, ожидало бы немалое разочарование – очевидно, при подготовке к выступлению, прим-кард не особенно тщательно отмечал тома и страницы. Впрочем, любителей рыться в древних сочинениях среди военных всегда было немного.

Удачный дипломатический опыт не прошел для прим-карда бесследно. Его яркое выступление оказалось не только эффектным, но и необыкновенно эффективным. Число добровольцев намного превысило необходимое, и прим-кард получил возможность выбрать наиболее подходящих. Припомнив рассуждения Владыки, Луттьерхарфс тщательно отобрал среди курсантов тех, у кого не было никаких шансов понравиться привередливым красавицам. На его кораблях собралась на редкость безобразная команда.

– В случае поражения, не так жаль, – цинично объяснил прим-кард своему доверенному лицу. – А в случае успеха у ребят появится хоть какая-то надежда. Но вообще, нам сейчас очень не помешали бы хоть один опытный адмирал и пара хороших агентов на Альфе Центавра, на Земле или хотя бы на Альтаире.

– Кажется, судьба очень быстро откликнулась на одну вашу просьбу, господин, – растерянно сказал Ифтырах, глядя на экран, куда уже несколько минут поступала информация о странных перемещениях земного торгового корабля в отдаленном секторе Фрогги. – Посмотрите на этот корабль. Если я не ошибаюсь, он принадлежит нашему лучшему земному агенту. Тому самому.

– Ты уверен, что это и есть твой земной агент? – спросил пораженный совпадением прим-кард, когда на экране появилось изображение пилота.

– Разумеется. Я узнал и его и корабль. Это Степан Корнилов. Именно он доставил мне запись, с которой я обратился к вам, господин, – без малейших сомнений ответил бывший поэт. В отличие от многих соплеменников, за годы службы в солнечной системе тритт-кард научился прекрасно различать гуманоидов по внешности, и уж конечно ни с кем не перепутал бы своего единственного земного агента, к которому до сих пор испытывал нечто вроде благодарности.

– Тогда скажи, что ему понадобилось на пустынной Хасте, расположенной в такой дали от галактического Центра и вообще от всех мест, которые могут заинтересовать шпиона?

– На этот вопрос я затрудняюсь ответить, – маска тритт-карда выразила вежливое недоумение.

– Что ж, скоро ты сможешь задать его своему агенту, – согласился Луттерхарфс.

Степана Корнилова ожидал приятный сюрприз. Встреча со старым знакомым.

– Надеюсь, ты не забыл о нашем приятном и плодотворном сотрудничестве? – спросил на космолингве фроггский офицер, который, судя по знакам отличия, быстро пошел на повышение. «Добрый знак», – Степан отметил синий плащ и яркую жемчужную булавку. – «И, кажется, не шутит, говорит вполне серьезно».

.-Конечно, не забыл, господин, – с радостью ответил Ифтыраху ожидавший избиения и пыток Корнилов. – Ты еще говорил, что Фрогга отблагодарит меня за службу.

Не было сомнений в том, что внезапным возвышением не слишком щедрый фроггский наниматель обязан сведениям, полученным от земного соглядатая. Гораздо больше беспокоил пленника стоявший рядом с Ифтырахом у экрана старший офицер. Прим-кард.

– Без всякого сомнения, Фрогга воздаст каждому по заслугам, – двусмысленно подтвердил он, возрождая в душе Корнилова прежние страхи. Степан почувствовал пробежавший по хребту холодок. Впрочем, последовавшие за этим слова успокоили тройного шпиона и вернули ему прежнюю уверенность.

– Ответь мне на простой вопрос, – поинтересовался прим-кард. – Что тебе понадобилось на Хасте настолько важное, что заставило пойти на непомерный риск? Если бы твой корабль не опознал тритт-кард, его вполне могли бы сбить на орбите, не разбираясь.

Разумеется, офицер немного преувеличивал – никто не стал бы уничтожать возможного шпиона, предварительно не допросив его, однако, в целом, слова разведчика были очень близки к истине. Корнилов мысленно согласился и покаялся, отметив, что после регуллианских пыток, полусмерти и воскрешения совершенно утратил былую бдительность. Возможность подобного развития событий даже не пришла ему в голову.

После секундного колебания Степан выложил чистую правду, не видя в ней никакого вреда для себя.

– Если учитель учил тебя хоть один день и чему-то научил, значит, он уже сделал для тебя больше, чем родители, давшие только жизнь, и ты должен принести ему дары, – процитировал он по-фроггски.

– «Еще один любитель древней словесности», – раздраженно подумал Луттьерхарфс, забыв, что ему не принадлежит монополия на мудрость веков. – «И почему болван Ифтырах ни словом не обмолвился о том, что парень отлично говорит на горном диалекте?»

– Итак, твой учитель, что он делал на Хасте? – видя, что землянин не собирается продолжать, уточнил старший офицер, также переходя на горский.

– Учитель Ясмах, господин, живет там постоянно. Я учился у него в интернате, когда мои родители погибли на Хасте. Почти тридцать лет назад, – объяснил Корнилов.

– Учитель Ясмах? – с непонятным землянину радостным удивлением переспросил фроггс и непроизвольно, чисто земным жестом, протянул Степану для пожатия лапу. – Так ты тоже учился у старого вояки? Я был одним из его первых учеников.

Корнилов без лишний раздумий пожал протянутую конечность. Он отлично понимал такого рода солидарность. Но слова офицера вызывали слишком много вопросов.

– Первых учеников? – Степан припомнил светло-серого от старости фроггса. – Господин офицер не выглядит настолько старым. И, прошу прощения, неужели господин прим-кард тоже воспитанник интерната на Хасте?

– Ерунда. Я учился на Фрогге в столице, в элитной школе для детей высших офицеров. Чуть больше семидесяти циклов назад, – ответил Луттьерхарфс. – Именно туда отправили старика после опалы, а потом выгнали за жестокость, когда он чуть не убил ученика за непочтительное обращение. Этим учеником был я, – с забавной мальчишеской гордостью добавил знаменитый разведчик.

– Но учителю Ясмаху исполнилось, по меньшей мере, триста, – осторожно заметил Корнилов, прекрасно знавший, что фроггсы, живущие намного дольше землян, взрослеют также намного позже и начинают работать лишь годам к сорока-пятидесяти. – И значит, его учительский путь намного больше, чем предполагает господин офицер.

– Ты что же не знаешь, что Ясмах не всегда учил сопляков? Он же, – Луттьерхарфс запнулся, поняв, что чуть не сболтнул лишнее, и резко перешел к делу. – Что нового тебе удалось узнать для Фрогги за это время?

Выслушав сбивчивый рассказ Корнилова о последних событиях, нападении регуллиан на Одинцова и жестоких пытках – конечно, без объяснения причин, – прим – кард принял решение:

– Тебя мы, разумеется, вознаградим и отпустим. И, кроме того, дадим новое задание. Куда ты собирался после Хасты?

– На Альтаир, – Степан по-прежнему не видел смысла юлить. – Приглядеть за Одинцовым.

– Разумное решение, – одобрил фроггс. – Пожалуй, именно в альтаирском секторе ты будешь нам больше всего полезен. Я даже оставляю способ слежки на твое усмотрение. О любых подозрительных переменах сообщай немедленно лично мне. Нашей благодарности не будет пределов.

Прим-кард не сомневался, что альтаирцы не оставят бесконтрольной ни одну попытку захватить оружие Предтеч. Он, не колеблясь, протянул Корнилову карточку с секретным кодом. Старший офицер, обычно презиравший инопланетных агентов, чувствовал к продажному землянину странное расположение. Очевидно потому, что считал его наполовину фроггсом и почти что соучеником.

– Кстати, а какой дар ты принес учителю Ясмаху? – неожиданно вспомнил он, поворачиваясь к экрану и нажимая кнопку обратного просмотра. Визор продемонстрировал более чем красноречивую запись.

Кадры, показывающие беспомощного старого фроггса, сменились новыми изображениями: неузнаваемо помолодевший и окрепший учитель Ясмах выходит из полуразрушенной хижины и застывает у края пропасти, как будто завороженный ее смертельной притягательностью. Потом, очевидно, приняв более разумное решение, возвращается в жалкую лачугу, складывает немногочисленные пожитки в старую потертую сумку и отправляется вниз по ведущей к городу тропинке.

– Я принес ему плод орас с планеты Джунглей, – вынужденно признался Корнилов. Он чувствовал себя пойманным в ловушку. Кажется, его ожидал очередной тур допросов, и он предупредил первый вопрос. – Мне продал его Александр Матвеев.

Однако его слова не слишком заинтересовали поглощенного созерцанием экрана фроггского офицера, у которого вид спускающегося по тропинке Ясмаха вызвал поток неожиданных идей.

– Опять этот Александр, – с досадой пробормотал Луттьерхарфс, продолжая следить за перемещениями учителя, – Но в этот раз он, кажется, не угадал.

Затем, словно неожиданно что-то вспомнив, старший офицер распрощался с новым агентом.

– Ну что же! Ты получил задание, и Фрогга ждет от тебя результатов. Счастливого пути! – сказал он на космолингве.

А затем уже не чаявшего выбраться Корнилова выпроводили с планеты с такой поспешностью, как будто он кому-то очень сильно мешал. И только на подлете к Альтаиру Степан сообразил, что так и не получил обещанного вознаграждения.

– Опять провели, проклятые жабы, – подосадовал капитан без особой злости. В том, что с ним произошло, похоже, не было злого умысла. В отличие от его бывшего фроггского покровителя, прим-кард Луттьерхарфс не выглядел существом, склонным не возвращать долги.

– Отдать долг. Принести дары, – повторил прим-кард, когда агент ушел. Офицер не сводил взгляд с изображения на экране, не обращая внимания на удивленного поведением начальника Ифтыраха, – принести дары. А ведь меня старик тоже многому научил. Знаешь, кого ты сейчас видишь перед собой? – спросил он тритт-карда, показывая идущего по тропинке немолодого фроггса.

– Учителя Ясмаха, – ответил внимательно слушавший предыдущий разговор тритт-кард. История встречи землянина и старого фроггского учителя показалась ему достойным сюжетом для будущей великой поэмы, и он уже подбирал рифмы, пытаясь соединить приходящие в голову строки.

Увы! То, что сообщил Ифтыраху прим-кард, сделало бы поэму намного интереснее, но совершенно лишило ее возможности когда-либо увидеть свет.

– Учителя? – прервал Луттьерхарфс, и его маска выразила пренебрежение. – Мальчишка! Чему тебя учили в Академии? Да это же знаменитый адмирал Ясмах, глава нашего космического флота времен первой альтаирской войны. Больше семидесяти циклов назад, после позорного поражения, старика лишили всех чинов и званий и выгнали со службы, запретив занимать военные должности. А ведь в том, что произошло, не было его вины – тогда никто не знал истинных возможностей альтаирцев. Больше того, адмиралу удалось спасти большую часть экипажей, чего нельзя сказать о его бездарных последователях – во время хорошо тебе известной второй альтаирской бойни. Старика просто сделали подпоркой для ламбука (козлом отпущения)!

В знак протеста адмирал пошел работать в высшую военную школу, куда его приняли за былые заслуги. Хотя учитель из него вышел никуда не годный. Если уж он докатился до интерната на Хасте.

Ифтырах зачарованно слушал, с трудом веря и, главное, не понимая внезапного порыва откровенности начальника.

– Не понимаешь, зачем я все это рассказал? Видишь ли, я решил, что для меня тоже пришло время приносить дары, – маска прим-карда весело усмехнулась, и он объяснил недоумевающему подчиненному:

– Ты заметил, что судьба очень быстро отозвалась на мою первую просьбу? Так вот, она также охотно отозвалась и на вторую. Если ты помнишь, я недавно говорил, что нам очень не помешал бы опытный адмирал.

И Луттьерхарфс срочно вызвал транспортный отдел, требуя, чтобы его немедленно доставили на Хасту, где никогда не было никаких порталов.

Добиться у Верховного нового назначения не составило особого труда.

– В случае чего, немногое теряем, – прямо сказал Верховный Владыка, следуя той же извращенной логике, что и его подчиненный. – Под твою ответственность. Прежде всего, безопасность Родины. Можешь положить там хоть их всех во главе с адмиралом, но помни – оружие Предтеч не должно попасть к врагам Фрогги.

Луттьерхарфс без возражений согласился. Формулировка ему понравилась. Оружие не должно попасть к врагам Фрогги. Ее враги – это, надо понимать, альтаирцы и земляне. А вот как определить, кто ее друзья? Хотя… в таких делах друзей не бывает.

– Не понимаю, где ты нашел столько бестолковых уродов? – сердито спросил адмирал Ясмах, знакомясь с набранными Луттьерхарфсом экипажами.

Кое-кто из курсантов опознал знаменитого адмирала, и, не скрываясь, выражал бурную радость.

– Экипажи полностью набраны из будущих офицеров. Добровольцев. В вашем распоряжении лучшие выпускники Военной Академии, учитель, – совсем немного слукавив, ответил его первый ученик.