Текст книги "Великая отечественная война: Как это было"

Автор книги: В. Семененко

Соавторы: Л. Радченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Истинную цену договору с Германией Кремль знал хорошо. Арестовав в конце 1939 г. главного его организатора – посланника СССР в Берлине Г. А. Астахова (он был казнен 14 февраля 1942), Сталин заранее готовил в его лице «козла отпущения». Как и Гитлер, московский диктатор знал, что последствия политического флирта заранее предсказать невозможно. Заметим, что те германские дипломаты, которые не желали развязывания войны, намеренно приукрашивали в отчетах готовность СССР к отражению врага, а на деле усиливали этим недоверие Гйтлера.

В хитросплетении различных концепций запутаться было легко. Ведь Гитлера уговаривали дружить с Россией, а не воевать, Ф. Гальдер и В. Браухич, а Геринг, не вспоминая о трудностях экономики, развивал идею втяги-77

вания СССР в войну с Британией. Адмирал Э. Редер, генерал Э. Роммель, Б. Муссолини призывали захватить

12-ю дивизиями Суэцкий канал не позднее осени 1941 г. и этим поставить на колени Англию. Посетив 3 декабря 1940 г. в госпитале фельдмаршала Т. фон Бока, Гитлер и от него услышал предупреждение о «факторе 1812 года» – опасности войны с Советским Союзом, не зная точно его потенциала.

В свою очередь, 13 января 1941 г. Сталин в выступлении перед высшим комсоставом обронил такую фразу: если 5000 самолетов нанесут по противнику массированный бомбовый удар, то Красная Армия легко перейдет через Карпаты. Но за два месяца до агрессии на СССР академик Е. Варга убеждал слушателей Военнополитической академии в несколько иной перспективе: как только в результате войны возникнет революционная ситуация, пролетариат Запада поднимется против своей буржуазии, и Красная Армия тогда совершит освободительный поход в Европу.

Предложенный советским генштабом 15 мая 1941 г. план оборонительных военных действий предусматривал выход дивизий Красной Армии на 30-й день к Опо-ле в Силезии и Оломоуцу в Моравии, а на юго-западе – к румынским нефтепромыслам. Вот только в расклад сил вкралась серьезная ошибка: авторам документа ка-»алось, что для этого хватит 152 дивизий, а только за 22 июня – 1 августа 1941 г. в боях участвовали 330 советских соединений, включая 50 танковых дивизий. Но ведь в декабре 1940 г. Сталин и Молотов на полном се-рьезе дебатировали вопрос: куда может отступить Красная Армия – к Смоленску или Москве. В отличие от них, нарком обороны С. Тимошенко еще раз продемонстрировал в этот день поразительную слепоту, заявив: «В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового».

Тревога нарастала: 15—16 мая 1941 г. в Раменске под Москвой состоялись учения по о тражению газовой атаки и организации защиты от артиллерийского огня, в которых участвовало 20 тыс. жителей. В Баку самолеты сбрасывали модели бомб и всю ночь население сидело в убежищах; в Киеве была проведена эвакуация целого района, учение по обезвреживанию парашютистов; в сельской местности выделенные армейские офицеры обучали мужчин методам партизанской борьбы. 18 мая в Москве открылась выставка «Война 1812 года», а 21 мая в «Комсомольской правде» появилась санкционированная сверху резкая антинацистская статья. В эти дни только в столице призывалось в армию по тысяче человек ежесуточно.

К 1 июня 1941 г. у советских границ находилось 129 немецких дивизий, которым противостояли 247 советских. Не нарушая процесса подтягивания все новых соединений к западным границам, Сталин лишь требовал от военачальников по максимуму маскировать его. Одновременно проводился ряд дезориентирующих Германию операций с участием органов НКВД. Одной из них являлось распространение «дезы» о существующих разногласиях в высшем властном эшелоне СССР относительно перспектив советско-германских отношений. Через абверовский разведцентр в Праге в мае – июне 1941 г. Берлин получил ложные сведения о том, что С. Тимошенко, С. Буденный, Н. Кузнецов, ряд низовых парторганизаций не желают делать уступки Германии, в то время как Сталин, боясь поражения в войне, готов отдать Гитлеру даже Украину. Получалось, что Сталин, не имея возможности усмирить военных, с неохотой, но предпринимал оборонные мероприятия, одновременно стараясь не допустить прямого столкновения с рейхом. 26 мая от немецкого посла в Бухаресте в Берлин поступило сообщение, в котором говорилось: «Сталин твердо убежден, что войну можно отодвинуть, но ее нельзя предотвратить... Советскому правительству ясно, что подготовка его армий оставляет желать много лучшего». Именно в силу нежелания начинать военные действия при неподготовленности Красной Армии Сталин и Молотов в ночь на 22 июня 1941 г. направили телефонограмму в Берлин. В ней Кремль выражал готовность «выслушать возможные претензии Германии», провести встречу на высшем уровне.

Уже когда война стала фактом, Сталин приказал пока не нарушать каналов связи с рейхсканцелярией, просил Японию выступить посредником в решении проблем советско-германских отношений. Видимо, он сожалел в этот день, что не осуществилось его страстное желание видеть начало военных действий на Западе в сентябре 1938 года.

Гйтлер же мог торжествовать: ведь в Дубно, Кобрине, Гродно вермахт захватил фонды карт германской территории, а офицеры 24-го танкового корпуса доставили в Берлин советские оперативные документы иод титулом «Захват Восточной Пруссии». Это дало возможность Геббельсу раструбить на весь мир о превентивном начале военных действий против Советского Союза.

Трудно переоценить тот огромный ущерб, который был нанесен шапкозакидательским выступлением Ворошилова 31 августа 1939 г. на сессии Верховного Совета СССР. В нем нарком обороны во всеуслышание заявил: за 8 лет в Красной Армии стало в 43 раза больше танков, в 6.5 раза – самолетов, в 7 раз – артиллерии, в 70 раз – противотанковых пушек, в 5,5 раза – пулеметов. Он ни слова не сказал, что еще 2—3 года назад полным ходом шло конструирование тачанок, для копыт лошадей вместо подков делались резиновые галоши, каски проверялись на прочность ударами клинков, для конницы ковали пики нового типа и т. п. Из-за различных бюрократических проволочек и интриг, особенно со стороны главного конструктора Реактивного института А. Г. Костикова, 2 июля 1941 г. удалось отправить на фронт всего 6 реактивных установок «Катюша», до конца 1939 г. пулеметы ДШК имелись лишь на вооружении частей НКВД. На параде в Бресте в сентябре 1939 г. состояние танков и .личного состава войск Г. Гудериана было таким, словно не они три недели провели в маршах и боях. В отличие от них, танковая часть комбрига С. Кривошеина, не встретив сопротивления, в пути потеряла половину боевых машин из-за технических поломок. По распоряжению начальника Артиллерийского управления Красной Армии Г. Кулика (тоже один из ветеранов 1-й Конной!) для танка КВ-3 было произведено 800 штук 107-миллиметровых орудий. Затем все они пошли в переплавку, потому что танк такой марки остался существовать на бумаге. Еще в 1916 г. Россия купила у американской фирмы Дж. "Голланда 11 подводных лодок, и всю войну 5 из них являлись частью ударных сил советского Черноморского флота, имея в лучшем случае антикварную ценность. О подобных фактах, имя коим – легион, Ворошилов предпочитал не упоминать. Поэтому в массовой психологии доминировали тезисы «о победе малой кровью на чужой территории».

Реальности первого периода войны продемонстрировали иное: немецкие танки выдерживали от 5 до 15 боев, прежде чем уничтожались или выходили из строя, а советские «выходили в тираж» после 1—3 атак – кроме, естественно, КВ.

Нельзя сказать, что оборонной индустрии не уделялось внимания – скорее наоборот. Если в 1937 г. на нужды армии шло 20 % производства металлообработки СССР, то в 1939-м – 41,5%. В 1941 г. по стоимости выпуск военной продукции в 6 раз превысил уровень 1937 г. Но это было количество...

С качеством же положение обстояло неважно. После боев с японскими войсками у озера Хасан, стоивших

Красной Армии неоправданных потерь, Главный военный совет СССР 4 сентября 1938 г. сделал невеселый вывод: «...боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава фронта оказалась на недопустимо низком уровне».

В ходе занятия с 28 июня 1940 г. Красной Армией территории Северной Буковины и Бессарабии выявились серьезнейшие недостатки в управлении, системе снабжения войск. Видимо, уроки войны с Финляндией большинством командного состава так и не были учтены. Штабы неудовлетворительно справлялись с предоставлением донесений и сводок, и без того неполных: постоянные перебои наблюдались в работе связи. В частности, из-за наплыва большого количества шифротелеграмм (по 262 в сутки) 8-й отдел штаба Киевского особого Военного округа, даже увеличенный по личному составу вчетверо, обрабатывал каждую из них по 4—5 часов, а в реальной боевой ситуации подобное недопустимо. Штабные работники не умели зачастую использовать таблицы радиосигналов, переговорные схемы, кодированные карты и позывные.

Большой некомплект наблюдался в войсках по автотранспорту, тракторам, подводному кабелю, стройматериалам, зенитным орудиям калибра 37 мм, снайперским винтовкам, 120-миллиметровым минометам. Для вывоза раненых было сформировано всего две авто-санроты. и только поспешное отступление румынской армии, многие части которой просто разбежались, предотвратило массовую гибель раненых на поле боя. Великая Отечественная такой возможности, как известно, не предоставила.

Во всех советских соединениях, особенно в 9-й армии, выявилась крайне слабая подготовка личного состава, а понтонные батальоны вообще оказались новичками в форсировании водных преград. Проведенные десантные операции осуществлялись устарелыми самолетами, без участия истребителей и бомбардировщиков, в тепличных условиях. В случае сопротивления парашютные подразделения понесли бы огромные потери.

Профессор Академии Генштаба В. Мельников 18 июня докладывал: в Бессарабии наблюдалось бестолковое высиживание, потрясающая неорганизованность, исключительная слабость штабов дивизий и корпусов, не лучше обстояло дело в ротах и батальонах.

К началу войны с Германией 70 % командиров Красной Армии имели опыт военной работы от одного месяца до шести; половина комбатов. 68 % командиров рот и взводов закончили лишь 6-месячные курсы. Только 7,1 % комсостава имели высшее военное или специальное образование. Вместо большего внимания к выучке личного состава с 12 октября 1940 г. введены новые драконовские правила: за самовольную отлучку свыше 2 часов полагалась отправка в дисбат, а более суток – тюремное заключение от 5 до 10 лет.

Неудивительно, что при проверке уровня огневой подготовки осенью 1940 г. в Западном особом военном округе положительные оценки получили лишь 3 воинские части из 54, в Ленинградском – 5 из 30, Приволжском – 6 из 150, Уральском – 3 из 18. Несколько лучше были подготовлены соединения Московского и Дальневосточного округов.

Никому не пришло в голову подбирать будущий офицерский корпус на научной основе, как это делалось, например, в Англии. Там специальные комиссии учитывали ин теллигентность кандидата в офицеры, ровность тона в беседе, способность к лидерству, компанейству и т. д.

Из 5,5 млн англичан, призывавшихся в армию и флот за годы Второй мировой войны, не прошли медицинскую комиссию 660 тыс., причем большая их часть – вовсе не по причине физических недостатков. В США количество отвергнутых после психологических тестов оказалось еще больше – свыше 2 млн человек.

По совету членов своего «мозгового треста», составленного из выпускников университетов Восточного побережья США (Гарвардский, Колумбийский. Чикагский, Вашингтонский и другие), Рузвельт во многом модифицировал систему массового комплектования армии. Миллионы призывников в общежитиях колледжей, а не в армейских бараках, изучали метеорологию, иностранные языки, методы разведки и контрразведки, баллистику, естественные, гуманитарные и социальные науки. Для обучения военнослужащих армии и флота университетские специалисты разработали две интеллектуальные программы, учитывающие психологию и стиль деятельности различных родов войск.

Советские медики во многом интуитивно регистрировали отрица тельные симптомы, появлявшиеся у участников длительных военных действий. Но в реальной жизни воинов в Красной Армии к ним почти не готовили, а их последствия для организма, особенно психики, не изучались. Между тем у военнослужащих всех армий наблюдалось не менее 19 синдромов, связанных с чувством усталости после напряжения боев: раздражительность, агрессивность, апатия, бессонница, тревога, депрессия, рвота и расстройство желудка, кошмары, психосоматические симптомы – невроз страха и т. д.

К сожалению, в советских войсках практически так и не пересмотрели бытовавший с августа 1922 г. нелепый девиз: «Раньше коммунист, а потом командир». Не подтвердился в боевой практике и другой лозунг: «Красив в строю – силен в бою». А ведь ими руководствовались и те призванные из запаса краскомы, которые в течение июля—декабря 1941 г. заполнили вакансии во вновь сформированных 286 дивизиях, 250 лыжных батальонах и других частях.

Более близкие к реальности боевые уставы пехоты (I и II часть) появились уже в ходе войны, а до этого действовали документы периода гражданской войны. Только в силу действия нелепой инструкции командир обязан находиться впереди атакующей цепи – Красная Армия за первые 12 месяцев войны потеряла огромное количество офицеров.

Директивы Генштаба мая—июня 1941 г. настойчиво учили: «Против Германии нужно применить ту же наступательную стратегию, подкрепленную мощной техникой». Но ведь у пулемета системы «Максим» оставалось водяное охлаждение – трагедия для бойцов в оборонительном бою или зимой, текстильная лента; ручной пулемет системы Дегтярева уступал по скорострельности немецкому МГ-42, дававшему 1 тыс. выстрелов в минуту, к тому же оказался неимоверно тяжелым; броневая защита Т-34 не отвечала условиям военных действий, а 76-мм пушка была просто скверной. Далеко не все решалось успешно в авиастроении, иначе с мая до октября 1940 г. 3500 советских инженеров, техников с 24 заводов и бюро не изучали бы технологию германского авиастроения. Разработанные при этом инструкции (к сожалению, немцы скрыли свой лучший самолет – ФВ-190) действовали вплоть до первой половины 1942 года.

Крайне слабой была система ПВО, остро недоставало зенитной артиллерии, летчики почти не летали ночью и в плохую погоду. Боясь разносов и понижений в должности за аварии, в авиачастях до февраля 1941 г. всячески избегали сложных полетов, не разрешали выполнять фигуры высшего пилотажа. Овладеть же досконально летным мастерством при той непродуманной системе обучения, которая существовала в советских ВВС, было попросту невозможно. Ведь в летных школах пилотов в мирное время обучали полгода, в войну – 3 месяца, в училищах – 9 и 6 месяцев, в учебных заведениях высшего типа – 2 года и 12 месяцев соответственно.

Неудивительно, что результат учебной тревоги, объявленной летом 1940 г. инспектором Главного управления ВВС по дальнебомбардировочной авиации в дислоцированной под Запорожьем авиабригаде, оказался плачевным. Из вылетевших в Ростовском направлении 10 лучших экипажей не вернулисьтри – над Донбассом врезались в терриконы.

Между тем в апреле 1941 г. 11 авиационных специалистов Германии во главе с инженер-полковником Д. Швейке, осмотрев 4 авиа– и 3 моторостроительных завода СССР, были поражены высоким уровнем производства. На обеде в их честь А. И. Микоян со значением сказал: «Теперь вы знаете нашу мощь!» Правда, вместо сдерживающего эффекта отчет руководителя этой поездки в очередной раз подтолкнул Гитлера к агрессии.

Комбриг С. Демичев в течение двух лет ожидал ответа на докладную с анализом вопиющих недостатков при обучении курсантов, когда им давали лишь азы пилотажной и тактической подготовки. Только после приема его в 1940 г. Сталиным удалось несколько сдвинуть дело с мертвой точки, однако ставку в боях командование ВВС по-прежнему делало не на мастерство, а на массовость и количество боевых самолетов. Не был проанализирован и использован опыт воздушных сражений в мае – сентябре 1939 г. на Халхин-Голе, особенно экипажей группы Я. В. Смушкевича, летавших и в небе Испании, пилотов группы А. Рытова в Китае (из-за секретности).

Можно понять и командиров, панически опасавшихся полетов в неблагоприятных метеорологических условиях. Ведь их буквально парализовал строго секретный приказ Наркомата обороны № 070 «О мерах по предотвращению аварийности в частях ВВС» от 4 июня 1939 г. В нем шла речь и о причинах гибели комбрига

В. П. Чкалова – хотя и дважды судимого военным трибуналом, но высококлассного пилота. В роковой день его подвела техника: истребитель « И-180» имел за 3 дня до полета на нем Чкалова 48 производственных дефектов. Ничего странного, что авиация всего Ленинградского военного округа за 1940 г. налетала в ночных условиях только 141 час – годовая норма для трех летчиков. В итоге большинство пилотов могли вести несложные учебные бои в условиях хорошей видимости. Для сравнения: подполковник ВВС Германии Г. Лент за 250 ночных вылетов сбил к октябрю 1944 г. 102 вражеских самолета, а в дневных боях – всего 8. 30-летний генерал-ас

А. Галланд командир эскадрильи реактивных «Мессер-262», в последние месяцы войны из 104 сбитых самолетов значительную часть также уничтожил в ночных условиях. Ведь программа обучения пилотов в Германии предусматривала обязательный налет часов в ночных и неблагоприятных метеоусловиях.

Впрочем, отмеченные недостатки не помешали советской авиации к осени 1941 г. так потрепать части Геринга, что из-за больших потерь техники и личного состава 17 ноября застрелился генерал-полковник Э. Удет, отвечающий за материальное снабжение. Затем, но уже по причине потери контроля над ситуацией после массированного применения ВВС союзниками СССР, 19 августа 1943 г. покончил с собой начальник штаба люфтваффе генерал Г. Ешоннек.

«Извлекая» уроки из событий в Европе, командующий авиации Прибалтийского военного округа Г. П. Кравченко близоруко твердил: не может быть, чтобы вермахт уничтожил много самолетов на земле, ведь главное – воздушный бой. Его поддержал командующий ВВС на Дальнем Востоке Г. М. Штерн, вернувшийся из Испании, командующий Военно-Воздушными силами Забайкальского округа Г. Ф. Кузнецов, командующий Северо-Кавказским военным округом Ф. И. Кузнецов, а также другие представители высшего комсостава. Многие из них дружно критиковали книгу военного теоретика Г. С. Ис-серсона «Новые формы борьбы», в которой проводилась мысль о неожиданном начале большой войны.

Узости мышления советского генералитета способствовал и крайне низкий уровень общего образования. Ведь из 42 генералов и маршалов, занимавших в годы войны должности командующих фронтами, лишь Ф. И. Толбухин, М. А. Пуркаев и Р. Я. Малиновский посредственно владели двумя иностранными языками, восемь – обладали знанием одного языка, 9 – читали со словарем. Значит, для 23 из них эволюция зарубежной военной мысли оставалась во многом неизвестной, исключая чтение немногочисленных переводов трудов западных теоретиков милитаризма.

Командующий 6-й армией И. Н. Музыченко с полным основанием видел среди большинства комбатов «малограмотного... порой и неграмотного командира». Аналогичную оценку среднему начальствующему составу (14 % командиров полков имели высшее образование) давал генерал-лейтенант М. М. Попов. Будущий маршал К. А. Мерецков сожалел, что новый Дисциплинарный устав командиры понимали по-своему: «бить красноармейца чем попало».

Только к июню 1941 г. планировалось добиться слаженности в полках, дивизиях и корпусах, а до этого – лишь на уровне рот и батальонов. Из-за хронического запаздывания с реализацией намеченного в большинстве соединений эта задача так и не была реализована к началу войны.

До конца июня 1941 г. в Наркомате обороны не успели рассмотреть и утвердить планы прикрытия государственной границы по военным округам. Явное пренебрежение наблюдалось в накоплении для армии про до-вольственных запасов, тем более что в декабре 1940 г. сам Сталин с ухмылкой заявил генералам: «Чаек с сухарями – это уже и пища». Остро недоставало походных кухонь (в 27-й армии Северо-Западного фронта их оказалось всего по 5—6 на дивизию), а потеря в первые дни войны большинства складов НЗ сделала катастрофическим даже положение с походными котелками: в 8-й армии к концу июля 1941 г. на 20—30 солдат приходился один котелок.

Крайне недостаточны оказались мобилизационные запасы в Киевском особом военном округе, особенно по боеприпасам: к 1 мая 1941 г. на 76-мм пушки имелось по 6 бронебойных снарядов, в укрепрайонах – по 12; на пушки танков типа КБ – по 25 выстрелов, для Т-34 – по 13 снарядов. Многие части вообще не имели неприкосновенных запасов; в мотодивизиях полевые кухни имели почему-то лишь конную тягу; запас горюче-смазочных материалов на складах Наркомата обороны составлял 20,9 % от нормы; потрясающе высоким был дефицит автотранспорта и водителей. Из-за организационных неурядиц в зоне Белорусского особого военного округа с конца июня 1941 г. не приступили к работе 60 госпиталей. десятки эвакопунктов и эвакогоспиталей на 17 тысяч коек, и т. п.

Зато осенью 1939 г. Сталин под натиском флотских верхов приказал: собирать копейки, но сгроить линкоры типа «Советский Союз» водоизмещениехМ 59 150 т и «Кронштадт» – по 35 240 т, два авианосца. Как обычно, план был провален, но до 22 июня 1941 г. успели ввести в строй 480 новых кораблей, в том числе 4 крейсера, 54 подводные лодки, 30 эсминцев. Война показала, что средства ушли если не на ветер, то без большой пользы, ибо флоты во многом лишились боеспособносги, отослав на сухопутный фронт едва ли не полмиллиона моряков. А вот многострадальная винтовка Мосина образца 1891/1930 гг. только в 1944 г. была заменена более современным карабином Семина.

Непродуманной оказалась даже система выхода железных дорог и узлов с северного на южное направление. Это выявилось в период боев на Оршанском, Курском и других направлениях. К примеру, Оршанский узел был разбросан на 216 км с огромным количеством подъездных путей, поэтому поезда из Витебска на Жлобин петляли по нему 18 км.

В результате уже к началу июля 1941 г. перевозка войск, вооружения, боеприпасов и иных воинских грузов систематически срывалась, а при господстве в воздухе германской авиации становилась и просто невозможной. Управление военных сообщений не могло даже установить местонахождение многих эшелонов. Сосредоточение вторых эшелонов Красной Армии запаздывало не на двое суток, как докладывал летом 1941 г. Генштаб, а значительно больше. После ареста начальника службы военных сообщений генерала Н. И. Трубецкого положение практически не изменилось.

В недееспособности железнодорожного хозяйства сыграли роль многие факторы, в том числе безалаберность, бюрократизм, некомпетентность, травля старых специалистов. Парадоксально, но факт: выступая 28 февраля 1937 г. на пленуме железнодорожников Донецкой дороги, нарком транспорта Л. М. Каганович долго клеймил раскрытую здесь органами НКВД «тайную организацию немецких фашистов», члены которой наловчились так забивать костыли, что паровозы на них наскакивали и переворачивались.

Близоруко-преступное отношение было характерно в решении проблем военной медицины. Только 26 июля 1940 г. Наркомат обороны догадался создать учебный совет при начальнике военно-санитарного управления РККА. До этого никто практически не занимался разработкой планов медицинского обслуживания в условиях широких военных действий. Руководствуясь политическими доктринами, высшее военное руководство все попытки медиков увеличить сеть эвакогоспиталей безжалостно пресекало. Именно поэтому поступление огромного количества раненых в годы войны вынудило почти целиком разрушить систему гражданского здравоохранения. Поражает факт: один санинструктор (чаще всего девушка) приходился на стрелковую роту. Поэтому своевременная эвакуация раненых с поля боя осуществляться не могла, многие бойцы просто умирали от потери крови, не дождавшись своей очереди. Выносить же раненых их сослуживцы права не имели, потому что такая помощь рассматривалась как уклонение от боя. Во многом реальное положение со спасением раненых зависело от характера конкретного командира, самоотверженности личного состава.

Как считают украинские историки Д. Веденеев и С. Шевченко, враг не удерживал бы 40 месяцев территорию УССР, не стоял у стен Москвы и Сталинграда, если бы в предвоенные годы сталинское руководство не ликвидировало разветвленную систему подготовки кадров партизан и диверсантов. Опыт подобного рода накапливался еще в 1921 —1925 гг., когда на принадлежавших Польше западных землях Белоруссии и Украины действовали многие тысячи партизан, переброшенных в основном из СССР. В Восточной Галиции и Волыни благодаря опеке Разведуправления Красной армии их накопилось столько, что пришлось делить их на шесть «военных округов» и 19 районов.

Только в Украине до 1934 г. в специальных школах, готовивших радистов, подрывников, командиров партизанских отрядов и подполья (они работали в Харькове, Купянске, Одессе, Киеве), прошли подготовку свыше 3 тысяч командиров и специалистов. В Белоруссии сформировали шесть отрядов профессиональных партизан по 300—500 бойцов в каждом. На базах в лесах здесь заложили 150 пулеметов, 50 тыс. винтовок, минно-взрывные средства. В свою очередь, в Украинском военном округе под руководством начальника разведки П. Баара прошли соответствующую подготовку в спецшколах диверсантов-партизан в Харькове, Купянске, на спецкурсах в Одессе, учебных пунктах Киева свыше 3000 командиров и специалистов. Готовили также одиночек, накапливали учебные материалы, курсанты осваивали и гражданские профессии прикрытия, часть из них поселялась в приграничной полосе.

Однако с 1934 г. «благодаря» теории «молниеносной войны малой кровью на чужой территории», исповедуемой советским руководством, кадры партизан казались излишними, а репрессии унесли жизни тысяч подготовленных спецов «малой войны».

Спохватились только летом 1941 г., когда в страшной спешке «подготовили» к партизанской борьбе около 100 тысяч человек – в 4700 отрядах, в основном коммунистов и комсомольцев. Подавляющее большинство этих отрядов и групп, даже не приступив к борьбе, к началу 1942 г. были разгромлены противником или попросту самоликвидировались.

С созданием 18 января 1942 г. 4-го Управления НКВД подготовка и обучение партизан и диверсантов получили новый, более профессиональный импульс, ибо принципы партийной практики организации вооруженной борьбы, использование примитивных инструкций 1918—1919 годов оказались для партизан и подпольщиков в основном гибельными. К декабрю 1942 г. в школах Центрального и республиканских партизанских штабов насчитывалось 1472 преподавателя и около 13 тысяч курсантов. К этому времени в Украине, например, действовало 74 отряда (более 12 600 бойцов) при 50-тысячном невооруженном резерве. На оккупированной врагом территории Белоруссии органы НКВД создали 73 диверсионных резидентуры и даже школу по подготовке кадров диверсантов.

Однако в целом действия партизан за 1941 —1942 гг. не представляли серьезной опасности для вермахта, существенно не повлияли на ход военных действий, продвижение немецких войск в глубь советской территории. Они оказывали только некоторое деморализующее воздействие на противника, а также стимулировали карательные акции против мирного населения. Разрекламированные советскими историками массовые операции «Концерт» или «Рельсовая война» на поверку оказались едва ли не пустышкой. Ведь, к примеру, за август—сентябрь 1943 г. партизаны в ходе акции «Концерт» подорвали 215 тыс. рельсов. Но противник очень быстро восстанавливал железнодорожное полотно, поэтому в разгар боев на Восточном фронте вермахт получил более 22 тыс. эшелонов с боеприпасами и техникой. Видимо, из-за подрыва мостов Сарнеиского, Здолбуновскою, Шепе-товского и Ковельского железнодорожных узлов в период Курской битвы немцы недосчитались 129 эшелонов.

Только в 1943 г. в партизанской борьбе окончательно победил профессионализм, а все боевые действия партизан подчинили интересам армейских частей. В октябре 1943 г. Украинский штаб партизанского движения имел связь с 27 партизанскими соединениями и 44 отрядами общей численностью 36 579 бойцов, а в январе 1944 г. количество партизан выросло до 47 769 человек. Такая же картина наблюдалась в Белоруссии: к началу 1944 г. здесь числилось 121 903 партизана. Выходил парадокс: оккупированная врагом территория значительно сократилась, а количество партизан увеличивалось. А ведь нужда в их действиях была наибольшей именно в 1941—1942 гг., но в этот период даже гитлеровцы не поджигали лесов, считая наносимый партизанами урон незначительным.

Почти безнаказанно курсировали по территории СССР немецкие воинские эшелоны, причем в персонале железных дорог советские граждане составляли около 83 %.

Невозможно подсчитать, какое количество солдат и офицеров противника, полицейских уничтожили партизанские отряды. Ведь официальные цифры, направляемые в штабы, почти все брались «с потолка». В условиях быстрых налетов и стремительного отступления подсчитать урон сил врага было даже теоретически невозможно. Прав полковник В. И. Боярский: эти цифры скорее всего брались но принципу А. В. Суворова: «Пиши турок убитыми поболее, чего их, супостатов, жалеть».

...Ситуация в партизанском движении могла бы сложиться намного трагичнее, если бы оказался реализованным фантастический проект Главного управления формирований Наркомата обороны СССР от 7 декабря 1941 г. В нем предусматривалось создание на Дону, Кубани и Тереке 1 -й конной армии народных мстителей численностью 33 006 человек, а также 1 -й стрелковой партизанской армии в 26 481 боец на базе добровольцев Урала, Сибири, Поволжья, ополчения областей Московского военного округа.

С весны 1944 г. более 10 тысяч украинских партизан, включая дивизию П. Вершигоры, воевали с отрядами УПАв Ровенской, Житомирской. Каменец-Подольской, Тернопольской областях.

...11 октября 1940 г. С. К. Тимошенко одобрил план оперативной игры «наступательная операция фронта с прорывом укрепленного района». Она была проведена в январе 1941 г. на условном фронте между Балтийским и Черным морями. При этом особенно внимательно изучались возможности борьбы на плацдармах Восточной Пруссии и Прибалтики, роль воздушных десантов. По условиям игры, 150 дивизий «западных» ударили 15 июля но фронту «восточных», а с 5– 10 августа началось контрнаступление «восточных» (Северо-Западным направлением командовал генерал армии Д. Г. Павлов, а Северо-Восточным – генерал армии Г. К. Жуков). В итоге «войска» Г. Жукова не только не разбили «вторгнувшегося противника», но сами оказались иод угрозой разгрома, за что организаторов игры 13 января резко отчитал Сталин.